«Со дна коробки»

Осип Мандельштам в статье «О природе слова» заметил, что в литературе приобретения связаны с утратами, автор «Бориса Годунова» уже не мог бы повторить своих лицейских стихов, а «психологическая мощь» «Анны Карениной» пришла на смену «звериному чутью» и «физиологической интуиции» «Войны и мира». Вот и Набоков в послесловии к русскому переводу «Лолиты» (1965) сетовал: «Увы, тот „дивный русский язык“, который, сдавалось мне, все ждет меня где-то, цветет, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадежной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку».

В эту книгу вошли все рассказы, написанные Набоковым по-английски, если не считать тех двух, что были им переделаны и растворены в преображенном виде в тексте «Других берегов». Все они написаны с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру он не возвращался. Известно, как нелегко было ему перейти с русской прозы на английскую. «Долголетняя привычка выражаться по-своему не позволяла довольствоваться на новоизбранном языке трафаретами, — и чудовищные трудности предстоявшего перевоплощения, и ужас расставанья с живым, ручным существом ввергли меня сначала в состояние, о котором нет надобности распространяться», — признался Набоков в предисловии к «Другим берегам», а в письме к Эдмунду Уилсону он жаловался: «…потребность писать чудовищна, но поскольку я не могу писать по-русски, не пишу вовсе». Да и само врастание в американскую жизнь далось ему с большим трудом. Пришлось менять колледжи, переезжать из штата в штат, а устроиться, например, на кафедру славистики в Гарварде он так и не смог. Воспротивился Роман Якобсон и другие филологи, полагавшие, что они лучше, чем он, разбираются в литературе. «Забавно — знать русский как ни одна живая душа, по крайней мере в Америке, и английский лучше любого русского в Америке, — и столкнуться с такими трудностями при поисках университетской работы».