«Ола и морской волк»

Англичане, путешествовавшие по Европе в восемнадцатом столетии, подвергали большому риску не только свои кошельки, но и жизни. В девятнадцатом веке положение дел почти нисколько не улучшилось.

Уильяма Бекфорда, отправлявшегося в Венецию, предупреждали: «Вы выбрали чрезвычайно опасный путь… там скрываются самые свирепые в Европе разбойники».

Извилистая прибрежная дорога в Италию, проходящая у подножия Лигурийских Альп, осаждалась, по словам путешествующих, разбойниками; были крайне опасны и сельские дороги в Германии.

Путешествия в Испанию и Грецию были еще более рискованными. В девятнадцатом столетии на тех дорогах господствовали «паликары» — легендарные наемники с Албанских гор. Это были красивые и отчаянные сорвиголовы, и придворные дамы Турецкой империи находили их очень романтичными. Путники же отзывались о них по-иному, если, конечно, оставались живы!

1831 год

В закусочной гостиницы «Трех склянок», расположенной возле гавани Дувра, царила непривычная тишина.

Обычно она была заполнена моряками и теми, кто занимался починкой судов и пополнением их запасов провианта.

Густой туман, накрывший всю гавань, проникал, казалось, даже сюда, в закусочную под низкими массивными балками потолочного перекрытия, и лишь потрескивание дров в открытом камине будто пыталось разогнать подступающее уныние.

Хозяин «Трех склянок» с надеждой поглядывал на входную дверь в ожидании посетителей. По временам он переводил глаза на своего единственного клиента, который сидел перед очагом, вытянув вперед свои длинные ноги.

Он долго сидел неподвижно, затем потянулся за бутылкой, стоявшей возле него, чтобы налить себе еще стакан.

Хозяин забеспокоился, но он опасался не возможной несдержанности джентльмена, а того, что тот подливал себе из единственной в гостинице бутылки с лучшим французским коньяком.

Хозяин купил бутылку у моряка, перевезшего ее через пролив, за низкую цену, если учитывать высокие качества такого коньяка, который редко заказывали посетители «Трех склянок».

Он поглядывал на джентльмена, гадая, кем он мог быть.

Не было сомнения в том, что господин принадлежал скорее всего к знати общества, о чем говорил его внушительный вид и властные манеры, заставившие хозяина с подобострастием принять гостя у себя.