Лям доел лепешку, и ему стало весело. Он пригнулся к дедушке Бенце и, как это делают старшие мальчики, закричал ему в ухо:
— Дедушка Бенця, сколько вам лет?
Вдруг подле дома Ляма поднялся шум, кто-то застонал. Выносили Шейну. Мама хрипло голосила и била себя кулаками по голове. Лям хотел было побежать к бабушке, но Саля вцепилась в него:
— Я тоже пойду.
Люди у крыльца возились возле черных носилок, что-то выкрикивали. Женщины с заплаканными лицами ломали руки и вопили, только бабушка в заплатанной шали молча стояла у стены. Лицо ее пылало, точно ей было стыдно, что вот она, бабушка, жива, а ее внучка, девушка, невеста, скончалась.
Лям и Саля, взявшись за руки, забрались в самую гущу.
Какая-то женщина сказала:
— Еще вчера проходила мимо — она песни пела…
— Такая славная, такая хорошая, чистое золото! — сказала другая. — Целый город болеет — и ничего. А погибает бедняк. Вчера была жива-здорова, а сегодня — на тебе…
— О чем говорить? Чахотка — известное дело.
— А какая искусница! Скатерть, которую она вышивала, еще на пяльцах. Обвенчалась с ангелом смерти.
— Ее будут венчать под черным балдахином.
— А жених, говорят, уже знает…
В сенях толпились могильщики. В середине стоял их староста Абрам Отрыжка, и шкалик водки уже пошел по кругу.
Лям и Саля поспевали всюду. Держась за руки, они с любопытством ко всему приглядывались.
Вдруг все женщины заголосили навзрыд. Мать Ляма точно вышла из оцепенения — принялась стенать, рвать на себе волосы, колотить себя в грудь. Лям выдернул руку и, нырнув в толпу, улизнул от Сали; разыскав бабушку, он ухватился за подол и, припав к ней, хотел было поплакать вместе со всеми, но ему помешали. К этому времени все уже спустились с носилками к синагоге. Внезапно люди обернулись к мосту и застыли. По толпе пробежал шепот:
— Жених едет.
Могильщики с телом приостановились, но затем кто-то закричал:
— Пошли! Пошли!
Носилки стали спускаться с горки.
Но народ не шелохнулся.
Когда жених сошел с повозки, мать Ляма кинулась к нему и, протянув навстречу руки, простонала:
— Ой, горе нам, сыночек мой! Вот оно, твое счастье!
Тем временем могильщики поставили над носилками черный балдахин. И лишь когда жених, пригнувшись, стал рядом с мертвым телом, весь народ колыхнулся и тронулся с места.
Комментарии к книге «Лям и Петрик», Лев Моисеевич Квитко
Всего 0 комментариев