««Я вернусь, мама!..»»

Этот июньский день был удивительно теплым.

В доме кузнеца Будника завтракали в воскресенье поздно: когда старший сын Костя пригонял корову с пастбища. А пригонял он ее, когда высоко поднималось солнце и кусачие слепни не давали Красуле пастись.

В этот час за столом собиралась вся семья Николая Романовича. Сам кузнец уже сидел у окна, заняли свои места старшая дочь Мария с маленькой дочуркой Линочкой, самый младший — Толик, дочери Валя и Лена. Лена только что окончила педучилище в Слуцке, сдала последний экзамен и приехала домой перед назначением на работу. В семье с гордостью говорили о «своей учительке». Не хватало только Кости, но по времени он должен был вот-вот появиться.

Хозяйка, Алена Максимовна, поставила на середину большого, чисто выскобленного стола горку пышных блинов, сковородку с яичницей, крынку топленого молока. Девятилетняя Валя, взглянув на блины, потянула носом и даже прижмурилась от удовольствия: скорей бы!

— Проголодалась? — улыбнулся отец и ласково погладил дочь по голове. — Сейчас, Костика дождемся. А вот и он!

В хату вошел подросток лет тринадцати, высокий не по годам, худой, светлые волосы были коротко подстрижены. Мальчик снял и повесил на гвоздь выгоревшую кепку, скинул с ног старые отцовские сапоги, начал расстегивать ремень, которым была подпоясана его серенькая свитка. Лицо его было непривычно хмурым.

— Ты что, Костик, такой невеселый? — спросил кузнец. — Или стряслось чего?

— Какие-то самолеты разлетались над лесом непонятные, — сказал мальчик. — Гудят не по-нашему: подвывают… Папа! А вдруг это враги?

— Да ты что, сынок! — всплеснула руками Алена Максимовна. — Откуда им взяться, врагам? С Германией мы мир подписали.

— Мир-то подписали, — вздохнул Николай Романович. — Только с таким волком, как Гитлер, самый лучший мир, когда его шкура на доске сушится. Ладно, давайте завтракать.

Упрашивать никого не пришлось. В этой семье, не бедной, но и не имевшей лишнего достатка, был единственный кормилец — отец, а едоков много, и дети уже сызмальства знали цену хлебу.

Алена Максимовна разволновалась — ее встревожили слова сына о неизвестных самолетах.