Только через три дня, на кладбище, я понял по-настоящему, что произошло на Шутиловском пустыре. Об этом говорили тогда много и долго — на заводе, в райкоме, женщины в булочной. Но я понял на кладбище, когда шел дождь и у всех мужчин были подняты воротники плащей, а тетю Веру, твою мать, держали под руки и она смотрела черными ямами глаз куда-то в ноги Петровскому, секретарю райкома.
— Александр Латышев был...
Был?
Лучше меня никто не знал тебя, Санька. Был. Это первое страшное, с чем я столкнулся в жизни. Страшное слово. И оно звучит так же, как то, которое произносит моя мать, расставляя перед гостями большие красивые чашки с необычным узором:
— У нас был такой же чайник. Я его разбила нечаянно.
Был такой же чайник. Разбился — купили другой.
Был Санька. Саньки нет. Другого не купишь. И мне без тебя трудно. Иногда кажется, что с того вечера я и не жил вовсе, ничего не видел, не слышал, не двигался. Смотрел на твое лицо и ждал, когда ты заговоришь. Молчишь, Санька?
Скоро придут с работы наши. Я никого не хочу видеть. Сейчас встану и пойду на улицу. Поеду на пустырь. Говорят, туда теперь ходит автобус.
Выхожу из подъезда, и холодный ветер отгоняет от глаз Санькино лицо. Я вижу мокрый асфальт. Тополя, как большие взъерошенные птицы, роняют перья. В сквере напротив уже сложили в одну кучу скамейки, и перепутанные чугунные ножки похожи на оленьи рога. В сером доме на углу огромные цельные стекла четко отражают машины и прохожих, а в центральной витрине хорошенькая девушка, нарисованная на ткани, поднимает руки к буквам рекламы «Молодежное кафе «Мечта». Кафе открыли два месяце назад, а раньше тут была «Сосисочная», грязноватое, дымное заведение, где в углах посетители распивали водку, воровато вытаскивая из карманов бутылки, а официантки ходили в фартуках с жирными пятнами.
Санька ненавидел эту «Сосисочную» и всегда ругался, проходя мимо:
— Тоже мне, «торговая точка»! Ух, будь у меня право!..
— Да что б ты сделал? — скептически заметил я как-то.
— Колоссальную штуку! — отозвался Санька. — Выбросил бы к черту все, что там есть, потом — полный ремонт, современную обстановку, сцену для оркестра, и будь здоров — молодежное кафе. Разве плохо?
— Неплохо, — согласился я. — Ты, Санька, великий утопист. Есть вещи более важные, чем твое кафе.
Комментарии к книге «Суббота, 17-е», Оделия Дмитриева
Всего 0 комментариев