«Эпилог. «Восточный экспресс» в вечность для Р.Б., Г.К.Ч. и Дж.Б.Ш.»

Эпилог. «Восточный экспресс» в вечность для Р.Б., Г.К.Ч. и Дж.Б.Ш. (fb2) - Эпилог. «Восточный экспресс» в вечность для Р.Б., Г.К.Ч. и Дж.Б.Ш. (пер. Ольга Александровна Акимова) (Брэдбери, Рэй. Сборники рассказов: 19. Кошкина пижама - 22) 16K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рэй Брэдбери Когда умру, умчит ли в смертный сон Меня, Шоу, Честертона сей вагон? Всевышний, сделай так, чтоб мы могли Сквозь Вечность плыть все дальше от земли И бесконечный разговор вести, Глаз не сомкнув, на долгом том пути: «Ночной тур Честертона», «Шоу-Экспресс» - Английский завтрак для умов и для сердец, И мчимся мы сквозь паровозный дым, Моим внимая снам полночным и дневным. Вот Шоу с печеньем в банке жестяной: «Бери, дитя, — кричит. — За мной, за мной!» Он, словно Божий Глас, с небес возник. За ним вошли Г. К. и проводник. Марк Твен и Диккенс по путям бегут: «Постойте! Дерните стоп-кран!», — орут. «И так стоим! — Шоу хмыкнул. — По местам!» Вслед Заповеди Божьей, данной нам, Помериться умами мы спешим, Лишь Шоу сидит меж нами, недвижим, Чуть слышно он начать Игру велит - Один лишь чих его нас всех расшевелит. В меха одет, явился Эдгар По, Холодный вихрь кружит вокруг него. Его чело — как бледная луна, Что гаснет ночью, днем встает со сна. Сражен Чарльз Диккенс, Твен: «О боже мой!» Г. К. и Шоу? Как смертною тоской Ослеплены. Лишь я один средь них Напев Эдгара слышу, прост и тих. Влетает Уайльд: багряный барабан Его таит коварство и обман. Вот входит Мелвилл, Редьярд Киплинг с ним. Тот белый, словно Кит, другой, как. Ким, В индиго. Вот Лорд Рассел, хитрый гном - Его цилиндр величиною с дом Бросает вызов Шоу и Честертону, А По сердито в глубине вагона Умы и шляпы на свой лад кроит, А Киплинг Уэллса за «Страну слепых» честит. Но, чу! Здесь что ни слово, то алмаз! Занудство? Нет! От этого Бог спас! Их Музы точат слог об острый ум, Пусть Шоу кричит, а гордый Лорд угрюм, И я, как мышь, в углу сижу молчком Весь путь, держа язык свой под замком, Я счастлив затеряться средь богов, Что ночь пропоют силою умов. Летят светила — мысли поезда, Тот — «нова», этот — старая звезда Галлея, что проносит свет идей Сквозь тьму и мрак, пред взорами людей. Я крохи мудрости ловлю и ем их сам. Икота Шоу? — для меня бальзам! Чем тише голос По, тем громче — их, Бледно его чело и нем язык, Но я смеюсь: пока они шумят, Ловлю я Эдгара шутливый взгляд, В нем — Черный Кот под трещиной стекла, Душа — Колодец, Маятник — глава. Пока все пьют, в его немых глазах Ужасных Ашеров я прозреваю крах. Пусть Шоу и Честертон пикируются зло. «Амонтильядо? — предлагает По. - Напялим Бочку на голову, и глухой Безумцев окружим мы каменной стеной»... А я смотрю из своего угла, Как расправляют ангелы крыла, Заоблачных вершин взметая пар, Как горные козлы, и сладких чар Что за музыка! Вслушайтесь в их спор! Под стук колес гремит их разговор. От самого вокзала слышен звон Шестерки славной. Вдаль бежит вагон... И я купаюсь в струях их бесед, Вдруг Шоу отрежет: Истины здесь нет! А Честертон горланит: я да я. За чаем с пирогом не смолкнет болтовня. Молчит лишь Эдгар, мнится ли ему, Что будет мертвым найден он в снегу? Уайльд на чужбине, беден и проклят, Умрет, а Мелвилл — дома... критики ж всё спят. Проклятье на их души! Отчего? Ужели мудрецы не ведали того, Что знаем мы? Кит — какова его длина? По знаменит, но какова ему цена? Глумишься ты, а Уайльд смеется над тобой... Что ж критики? — вздыхаю я порой. Они читают, только мыслят ли? Я пью вино, иное пьют они Из одного со мной истока. Что ж, друзья, Каким секретом мудрости владею я? От книг, что я читаю, им — тоска: Зевнут и похоронят на века. Но что зовет друзей из их гробов? Ночь, голос, одинокий дом, любовь, Дом, полный шороха страниц, где я Выхватываю книги из огня? Эдгар, живи; и Уайльд, и Дориан, От сна очнись, чтоб этот мальчуган Восторг и трепет снова ощутил. Останься, Герман, Кит, не уходи! Тебя не стану я ни презирать, ни гнать, Кита сомнением циничным убивать. В багаж сдан холст, и призрак Дориан спит, Уайльд молча пьет свой чай, а Шоу кричит. Вдруг Уайльд бросает меткое словцо - Гром смеха, у Оскара светится лицо. Писатели галдят, на лицах пот, Их словеса — как пиво, Уайльд же льет Вино. Прокашлявшись, Эдгар заговорил, То голос Ашера звучит среди могил, Стук сердца — как колес тревожный перебор, Как ворон, дым несется: Nevermore. Что ж Мелвилл? Где же Кит его? Постой... «Не Кит — простая килька! Паруса долой!» - То критиков слова. А Мелвилл, что же он? В морском прибое слышит похоронный звон. Полночный поезд изогнулся впереди, Как белый призрак, паровоз летит: То флаг надежды на земле и на воде, То Моби Дик зовет меня к себе. Мы знаем это, но толпимся у окон: Где Белый Кит, куда влечет нас он? Огни Святого Эльма пляшут там, вдали. Как Бог, бушует море — мы, как корабли, В нем тонем, в ночь несясь, и старый Моби Нас тащит за собой, как поезд скорби. «Все вздор, — отрезал Шоу и сел, всех отрезвив, - То Бунт Машин!» — сказал, глядя на рельс извив. Что ж, хорошо — не Зверь! Садимся все за чай, К столу — печенье, сдоба, сладкий каравай. За чаем Киплинг вспоминает, как крепка Была когда-то хватка царственного Каа, Как мальчик Ким в разведку послан был, Как грозно Маугли по-волчьи выл. Поют сердца, летит наш поезд скорый: Да! Киплинг, он — наш Человек, Который Хотел Стать Королем! Но, чу! Заря. Уж некогда заснуть, зеваем зря. Конец пути! Уж видим мы вокзал, Тот, где находится всех книг финал. Писатели встают, и каждый в путь готов, Шуршат шаги прославленных богов. От их сияния болят глаза, Теснится грудь и катится слеза. Сердечный стук колес все тише, мы пришли: Вокзал «Когда-то Где-то На Краю Земли». Как тихо. Раньше жизнь вдыхали в нас слова - Здесь птичьим гомоном наполнена трава. Шоу спрыгнул на перрон, и Честертон внизу, И Киплинг смахивает с моих глаз слезу. Вот шагом скорбным выступает По, С ним Мелвилл в белом, и его лицо бело. Без слов «Прощай» иль «Nevermore» он в ночь, Пожав мне руку, ускользает прочь. Лишь Оскар Уайльд еще сидит со мной И мудрости багаж перебирает свой. «Это особый миг, — он говорит, — давай И впрямь простим друг друга. Ну, прощай!» А Твен меня, как теплый ветерок, За щеку треплет: «Бог храни тебя, сынок!» Они уходят по перрону в этот мир, И Мелвилл ковыляет, одинок и сир. Но что это? У моря книжный магазин? Огромный! Я так рад, я не один! Они не умерли, не потерялись, нет! Другой мальчишка купит им билет Однажды, может завтра, на экспресс ночной, Что увлечет других писателей с собой, Которым ведома вся радость бытия. Откуда мне известно? Просто знаю я! Мои друзья ушли, а я смотрю им вслед, Гляжу, как тает на морском песке их след, Вхожу в вагон, меня гнетет тоска: Подобных им уже не будет никогда! Но шум прибоя повторяет мне: Отступит смерть, слова оставив на песке. И я, отправившись в путь одинокий свой, Их книги распахну, и вот они со мной! Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg