«Увы, бедный Мейлинг»

Бедный безобидный, начисто лишенный честолюбия Мейлинг! Я не хочу, чтобы вы смеялись над Мейлингом и его кишечником, как смеялись врачи, выслушивая жалобы бедолаги, смеялись даже после печального происшествия, имевшего место 3 сентября 1940 года, когда из-за этого самого кишечника на целые сутки задержалось слияние «Симкокс принт» и «Хит ньюспринт компани». Для Мейлинга интересы «Симкокса» всегда были превыше всего: трудолюбивый, ответственный, он буквально горел на работе, вполне довольный должностью секретаря, но упомянутые сутки, в виду особенностей британского налогового законодательства, на которых лучше не останавливаться, стали для компании роковыми. После того дня Мейлинг исчез, как я предполагаю, он с разбитым сердцем отправился в какую-нибудь провинциальную типографию, чтобы там умереть. Увы, бедный Мейлинг!

Об особенностях своего кишечника он впервые услышал от врачей. То, на что он жаловался, в народе обычно называют «урчанием в животе». Как я понимаю, это совершенно безвредный для здоровья вид несварения, но у Мейлинга оно приняло довольно-таки странную форму. Его живот, жаловался Мейлинг, печально моргая за полукруглыми линзами очков, обладал «слухом». Он запоминал мелодии, а после еды воспроизводил их. Мне никогда не забыть приема, устроенного в честь печатников из провинции в отеле «Пиккадилли». Случилось это за год до войны. Накануне Мейлинг побывал на симфоническом концерте (больше он на них не ходил). Оркестр играл «Прогулку Ламбета» (как же все устали в 1938 году от этой мелодии!). Внезапно наступила тишина, музыканты решили передохнуть, гости вернулись к столам, и тут зазвучали вступительные аккорды концерта Брамса. Печатник из Шотландии, видимо, обладатель тонкого слуха и любитель хорошей музыки, с облегчением воскликнул: «Господи, а ведь умеют же играть!» Но тут симфоническая музыка смолкла, так же неожиданно, как и началась, и что-то заставило меня взглянуть на Мейлинга. Он сидел красный как рак. Но никто ничего не заметил, потому что вновь зазвучала танцевальная мелодия, а шотландец поморщился. Думаю, только я тогда расслышал негромкие звуки «Прогулки Ламбета», доносящиеся из-под стола, за которым по-прежнему сидел Мейлинг.

Уже в одиннадцатом часу, когда печатники загружались в такси, чтобы ехать на вокзал, Мейлинг рассказал мне о своем животе.