«Пурпур и яд»

Обитые гвоздями калиги мерно колотили по мозаичному полу. Они развязно шлепали по спинам нереид, пятнали воздушные хитоны амазонок.

Римлянин вышагивал так, словно находился у себя дома, на Марсовом поле. Гремели фалеры на выпяченной груди. Светлые, навыкате глаза устремлены в пространство. Что ему дворец Синопы? Что для него эти изнеженные, пахнущие благовониями азиаты? За ним на всем необозримом пространстве от Испании до Фракии стоят еще никем не побежденные легионы.

В двух шагах от трона посол остановился и резко запрокинул голову. В этой позе сквозило оскорбительное равнодушие, с каким владыки мира обращались со своими коронованными союзниками.

— Сенат и римский народ, — отчеканил посол, — желают здравствовать сиятельной Лаодике, а также сыну ее Митридату Евпатору! Да хранят к вам боги свое благоволение на вечные времена!

Он сделал паузу, чтобы перейти от приветствия, обычного в дипломатическом этикете, к сути дела.

— Нам поручено передать, что в твоих владениях скрывается опасный преступник по имени Моаферн. Вот его приметы. — Римлянин неторопливо развернул свиток и поднял его к лицу. — Роста выше среднего. Волосы с проседью. Брови сросшиеся. Нос прямой. Глаза синие…

Царица уронила голову на резную спинку трона. Смертельная бледность разлилась по ее лицу. В зале засуетились царские друзья и слуги. Над головой Лаодики затрепетали, как пестрые птицы, опахала.

Римлянин читал, закрытый свитком, как щитом. Слова его падали с размеренностью капель в водяных часах.

— Скрывшись из тюрьмы Эфеса, он прибыл в Гераклею. Оттуда рыбаки переправили его в Синопу. Преступник подлежит выдаче согласно нашему договору о вечном союзе и дружбе.

Закончив чтение, римлянин свернул свиток и на негнущихся ногах важно зашагал к выходу.

Едва стих стук его калиг, как из-за ближайшей колонны к трону скользнула фигура в длинном жреческом одеянии. В движениях человека было что-то от летучей мыши.

— Ариарат! Ариарат! — можно было уловить в испуганном шепоте.

Слуги и придворные торопливо покидали зал. Жрец поправил запрокинутую голову Лаодики и дотронулся до ее руки. При этом вся его фигура изогнулась и застыла в неестественно напряженной позе.