«Портал»

Ноябрь — время депрессняка. И обычно начинается с серых, пыльных декораций. Низкие тучи угрюмо и раздражённо висят над городом, примолкшим в ожидании настоящей зимы. А ветер временами хлёстко бьёт по лицам старой снежной крошкой, поднятой с дорог, такой же серой, как всё вокруг, но уже от грязи, которая высушена за долгие дни и ночи без снега. Потом подступает туман, похожий на зябкий, мелко моросящий дождь.

Город ёжится от промозглого холода, пробирающего до костей. Прохожим не хочется смотреть друг на друга в эти дни и быстро подступающие вечера. Подняв плечи, они бегут по своим делам, не обращая внимания на себе подобных. И мимо их внимания проходит многое. Ведь скучно, глупо, например, наблюдать, как слабо упирается старик в мятой длинной куртке, которого решительно уводит в глухой переулок сутулый человек в чёрном пальто, в шляпе, с замотанным вокруг шеи шарфом — замотанным так, чтобы не было видно лица. И уж, конечно же, никто не свяжет с этим сутулым человеком двух парней, следующих за ним на довольно большом расстоянии, уткнувшись носами в поднятые меховые воротники кожаных курток и в те же шарфы.

А там, в глухом и безлюдном дворе высотного дома, на крошечной детской площадке, под уставшими от долгой осени деревьями, старика усаживают на обшарпанную скамью. Он слаб, но ещё может сердиться. Он объясняет этим странным людям, что всего лишь вышел за хлебом и крупой, что он не бездомный, не бомж и даже может показать им пенсионное удостоверение… И бормочет что-то ещё и даже пытается прикрикнуть на тех, чьих лиц не видит. И не удивляется, когда тот сутулый, севший рядом, затыкает ему рот своей ладонью, а лишь мычит, мотая головой. Но через секунды с изумлением, переходящим в ужас, распахивает глаза, высоко поднимая морщинистые веки, и пытается вырваться из захвата. Его усилия запаздывают: второй приседает у его ног и крепко держит их, а третий садится с другой стороны…

Будто на скамье устроилась тесная компания старых друзей, которые давно не виделись… Только друзья у старика странные. Они всё ближе приникают к обмякшему телу, словно ловя остатки тепла. Один всё ещё держит ладонь на его лице. Двое других берутся за кисти старика — стискивая их там, где всё слабей бьётся пульс.