«Стихи»

Павел Антокольский СТИХИ ПЕСНЯ ДОЖДЯ Вы спите? Вы кончили? Я начинаю.Тяжелая наша работа ночная.Гранильщик асфальтов, и стекол, и крыш —Я тоже несчастен. Я тоже Париж.Под музыку желоба вой мой затянут.В осколках бутылок, в обрезках жестянок,Дыханием мусорных свалок дыша,Он тоже столетний. Он тоже душа.Бульвары бензином и розами пахнут.Мокра моя шляпа. И ворот распахнут.Размотанный шарф романтичен и рыж.Он тоже загадка. Он тоже Париж.Усните. Вам снятся осады БастилийИ стены гостиниц, где вы не гостили,И сильные чувства, каких и следаНет ни у меня, ни у вас, господа.

Русская Советская Поэзия. Москва, «Художественная Литература», 1990.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ… Я люблю тебя в дальнем вагоне,В желтом комнатном нимбе огня.Словно танец и словно погоня,Ты летишь по ночам сквозь меня.Я люблю тебя — черной от света,Прямо бьющего в скулы и в лоб.Не в Москве — так когда-то и где-тоВсе равно это сбыться могло б.Я люблю тебя в жаркой постели,В тот преданьем захватанный миг,Когда руки сплелись и истлелиВ обожанье объятий немых.Я тебя не забуду за то, чтоЕсть на свете театры, дожди,Память, музыка, дальняя почта…И за все. Что еще. Впереди.

Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, «Художественная литература», 1988.

САНКЮЛОТ Мать моя — колдунья или шлюха,А отец — какой-то старый граф.До его сиятельного слухаНе дошло, как, юбку разодравНа пеленки, две осенних ночиВыла мать, родив меня во рву.Даже дождь был мало озабоченИ плевал на то, что я живу.Мать мою плетьми полосовали.Рвал ей ногти бешеный монах.Судьи в красных мантиях зевали,Колокол звонил, чадили свечи.И застыл в душе моей овечьейСон о тех далеких временах.И пришел я в городок торговый.И сломал мне кости акробат.Стал я зол и с двух сторон горбат.Тут начало действия другого.Жизнь ли это или детский сон,Как несло меня пять лет и гнуло,Как мне холодом ломило скулы,Как ходил я в цирках колесом,А потом одной хрычовке старойВ табакерки рассыпал табак,Пел фальцетом хриплым под гитару,Продавал афиши темным ложамИ колбасникам багроворожимПоставлял удавленных собак.Был в Париже голод. По-над глубьюУзких улиц мчался перекатЯрости. Гремела канонада.Стекла били. Жуть была — что надо!О свободе в Якобинском клубеРаспинался бледный адвокат.Я пришел к нему, сказал: «Довольно,Сударь! Равенство полно красы,Только по какой линейке школьнойНам равнять горбы или носы?Так пускай торчат хоть в беспорядкеГоловы на пиках!А еще —Не читайте, сударь, по тетрадке,