«Пути, которые мы избираем»

…Нам не нужно… ни отказываться от претензий проникнуть глубже, чем поверхность природы, ни претендовать на то, что мы уже сорвали все покровы тайны с окружающего нас мира.

Теплый июльский вечер 1890 года. На обширном озере в Чухломе, далеком от железной дороги и губернского города Костромы, сидят в лодке два друга: сын зажиточного огородника Костя, или Константин Михайлович, как его начинают теперь называть, рослый загорелый парень с мягким взглядом больших светлых глаз, и друг его — уволенный по болезни солдат Михаил, бледный, худой, в изношенной военной гимнастерке и сильно потрепанных штанах. Весла сложены на дне лодки. Друзья удобно разместились. Михаил полулежит, подперев голову рукой, а друг его перегнулся к нему и горячо рассказывает:

— Четыре пятых атмосферных воздуха составляет азот. Соединения его находят в нефти, в дождевой и речной воде, в тканях животных, в мускулах, в крови, в лимфе, молоке…

— Готово, перескочил, — с досадой останавливает его бывший солдат, — не стерпел… С чего начал и куда заехал…

Несносный человек, он ищет химию не в колбе, не в кипящих растворах, а в живом организме, где ничего не увидишь и не поймешь.

Уходящее солнце бросает на друзей багряный отсвет. Михаил отмахивается от непрошеной ласки и поворачивается к солнцу спиной.

Рассказчик поднимает глаза к закату и, точно вдохновленный его пламенем, продолжает:

— По важности для жизни азот стоит на втором месте после воды. Без него животные организмы…

Снова друг спешит его остановить:

— Ближе к делу. Об этом в другой раз.

— Как можно иначе? — сердится Костя. — Организм — лаборатория, где вся химия заключена в одну оболочку. Нельзя так, Мишуха. Тебе знай только опыты делай, а человека по шапке!.. Молчи, не перебивай!

Михаил, насупившись, молчит. Взор его скользит по озеру, руки нетерпеливо вздрагивают. Низко над водой пролетает стая уток, слышны хлопанье крыльев и приглушенный крик вспугнутых птиц. Он смотрит с сожалением на уходящую дичь и вздыхает. Темнеет. Вдали загораются бледные огни монастыря и тает во мгле шпиль колокольни.

Константин умолк. Он опустил руку за борт лодки, и поверхность воды зашевелилась, окрашиваясь синевой. Михаил приподнимается и сурово сдвигает брови.

— Все? — спрашивает он.

— Как будто.