«Фасад Страстей»

Ирина Лазарева Фасад страстей

Глава 1

Федотовы приехали в Шереметьево за два часа до вылета: Николай не дал бы никому житья, попробуй они задержаться с выходом из дома хоть на пять минут. Заняли очередь на регистрацию, оглядывая зал в поисках своих спутников. Их пока не было видно в здании аэровокзала.

— Пусть не надеются, что мы станем дожидаться, — разворчался Николай. Он достал носовой платок и отер пот с круглого лица. — Терпеть не могу разгильдяйства. Договорились на определенное время, так извольте выполнять…

— Федотов, ты опять? — поморщилась Диана. Она всегда обращалась к мужу по фамилии, когда сердилась. — Какой ты педант, ей-богу! Придут сейчас, никуда не денутся. Надоело твое вечное кудахтанье!

— Молчу, золотко, молчу, — с готовностью откликнулся супруг. С лица его разом исчезло недовольное выражение: он спохватился, что любимая женушка находится рядом. — Ты же знаешь, я всегда нервничаю перед вылетом.

— У меня тоже душа не на месте, пока не сяду в самолет, — поддержала брата Эльвира.

— Вижу наших! — вскрикнула Диана. — Ого! У Влады уже обрисовался животик. Хотя несведущий человек не поймет, что она беременна…Ну и дура! Только навредит ребенку. Зачем ей в таком состоянии ехать на море?

— Как же! Она дрожит над своим красавчиком. Антон рано или поздно все равно рванул бы в Испанию: будущий архитектор мечтает увидеть творения Гауди, поэтому Владе совместная поездка даже выгодна. Одного она его не отпустит — боится, что уведут.

— Да брось! Парень совсем отключенный, — вмешался Николай. — Влада его просто вовремя окрутила, он же сущий телок, на любую бы повелся. Теперь она надеется его ребенком привязать. Мне кажется, что он и Владу в упор не видит. А что дура, это точно! Сколько я пытался положить конец этой связи. Еще и ребенка рожать собралась. Какой из него отец? Это просто смешно! Был бы жив папа, ни за что бы не позволил.

— Ох, сказал же ты, Коленька, — возразила Эльвира. — Владка всегда самовольничала, а уж теперь, будучи взрослой и самостоятельной дамой, вовсе никого не слушает.

Младшая сестра шла к ним через зал аэропорта в сопровождении красивого молодого человека, который катил за собой два увесистых чемодана, плечи его с двух сторон оттягивали тяжелые рюкзаки.

— Привет, Коля, здравствуй Дианочка, — расцеловалась с родственниками Влада. Несмотря на беременность, она казалась легкой, даже воздушной, благодаря изящной конституции, светлым, развивающимся волосам и тонким чертам лица. — У нас много вещей набралось. Пришлось запихнуть мольберт, карандаши, краски, рисовальную папку — без этого Антону не обойтись.

Эльвира с неодобрением оглядывала длинные, отливающие красным каштаном волосы, круглые плечи Антона и всю его стройную фигуру, как будто молодость и красота были самыми возмутительными недостатками, какими мог обладать мужчина.

И то сказать, парню всего двадцать два года, а Владе уже тридцать семь. Немудрено влюбиться в свежего, пылкого, сияющего здоровьем юношу. Посмотрим, каков он станет через двадцать лет. Отрастит, как Николай, брюшко, облысеет, заплывет жирком и сам начнет поглядывать на двадцатилетних девиц. Все это предсказуемо и скучно до черной тоски. Круговорот страстей в природе. Коля недаром помешался на Диане — пробка пробкой, зато молоденькая, он еще с ней хлебнет лиха, ума у девки ни на грош, зато глазками так и стреляет по сторонам. Смешно, когда мужики начинают рассуждать о возвышенном, о том, как дорого они ценят в женщине интеллект, доброту и хозяйственность, брехня это все, фальш и лицемерие, на самом деле влечения их банально плотские, и никто в этом Эльвиру не переубедит.

Регистрацию и паспортный контроль прошли быстро, побродили по бутикам дьюти фри с дорогой косметикой, сувенирами и винными бутылками. Влада купила себе крем от Диора, в то время как Николай только отдувался и морщился: ему хотелось поскорее пройти в зал ожидания и удобно расположиться в кресле.

— Ты бывал в Испании? — обратилась к Антону Диана.

— Нет, первый раз лечу.

— А я была два года назад. Ничего особенного. Зимой мы отдыхали в Иордании на Мертвом море, там намного лучше: жили в офигительном отеле, обслуживание — блеск, отличная еда, живая музыка и сплошной релакс. Лучше всего грязевые ванны, объелозишься с головы до ног и балдеешь, а потом будто заново родилась.

— А Петра? — мечтательно произнес Антон.

— Ой, не напоминай! Наглоталась пыли, это ж надо — ехали в повозке, запряженной лошадьми, а Коля взгромоздился на верблюда, хорошо не сковырнулся, и все для того, чтобы посмотреть на изъеденные временем стены и беспорядочное нагромождение глыб какой-то красной породы. Нет, все это не для меня. Мне больше в кайф на песочке поваляться…А ты откуда знаешь о Петре?

— Петра — столица древнего Набатейского царства, затерянная в веках и вновь открытая в 1812 году — шедевр архитектуры и инженерных сооружений…

— Ну, для тебя — шедевр, а на меня не произвела ровным счетом никакого впечатления. Что за страсть у людей вместо отдыха таскаться по окрестностям, высунув язык. Чтобы потом показать знакомым, какой ты крутой, фотками похвастаться: я на фоне Петры, я на фоне Эйфелевой башни, ах-ах! А вот я верхом на лошади Генриха Четвертого в обнимку с памятником монарху, тьфу, маразм!

Антон посмотрел на нее и улыбнулся:

— А ты забавная. По крайней мере, не кривишь душой. Хуже, когда шедеврами восторгаются неискренне, для галочки …

— Антон! — раздраженно позвала Влада. — Пора на посадку.

Она метнула в Диану злой взгляд. Та картинно заложила в рот жвачку, изобразив на лице полное пренебрежение.

В самолете все расселись в одном ряду, Влада и Антон заняли места через проход от Николая, соседом Антона оказался мужчина, что вполне устроило Владу.

— Во жизнь у бабы, — презрительно скривилась Диана, — ни секунды покоя, извелась на страже молодого любовника, смотреть противно.

— Диночка, золотце, зачем ты ее дразнишь? — просительно зашептал супруг. — Влада беременна, поимей жалость, мне тоже претит ее увлечение, но что поделаешь…

— Молчи уж! — зашипела Диана. — Набрал родственников. На кой ляд они сдались мне в отпуске! Мало я их терпела на семейных торжествах!

— Диночка, я же тебе объяснял: Велехов пригласил нас всех вместе, он мой старый друг, знает нас много лет, и решил, что сделает доброе дело, соединив всю семью под одной крышей. Человек оказал нам любезность, предложил погостить на своей вилле. Подумай, сколько мы сэкономим на гостинице, отдыхая на лучшем курорте Испании в гостях.

— Тебе лишь бы сэкономить. Четыре тыщи евро! Ты заработаешь их за меньший срок. Как мне все это обрыдло! Нельзя ли не говорить о деньгах хотя бы сейчас?!

— Хорошо, не буду, козленок, не сердись, — беспокойно заворочался в кресле Николай, пытаясь поцеловать супругу в плечико.

Диана закатила глаза с видом мученицы и отвернулась. Зато успела украдкой улыбнуться Антону и получить в ответ не менее доброжелательную улыбку.

Глава 2

В Барселоне их дожидался миниавтобус, присланный Велеховым. Его вилла находилась в городке Льорет-де-Мар, в часе езды от Барселоны. Антон приготовил фотоаппарат, чтобы по дороге делать снимки.

Скоро с правой стороны открылся огромный порт Барселоны с подъемными кранами и бетонными причалами, у которых виднелся лес оголенных мачт теснящихся у пирсов парусных яхт. У главного пирса высилась белая громада многопалубного круизного лайнера.

Ландшафт побережья был необычайно живописен: гладкая как черный бархат автострада, казалось, сама несла автомобиль вдоль бесчисленных холмов, застроенных от подножий до вершин хорошенькими виллами — другого слова не подберешь, настолько приятное впечатление они оставляли своей аккуратной схожестью, рациональностью расположения, продуманным порядком по отношению к склону холма. Домики все светлые — белые или кремовые с терракотовыми, бордовыми, коричневыми крышами, что в целом составляло единую цветовую гамму.

Справа тянулся нескончаемый белый пляж, усеянный пестрыми фигурками отдыхающих, в синеве моря точками чернели головы многочисленных пловцов.

Вскоре автобус въехал в Льорет-де-Мар и закружил по узким оживленным улочкам; здесь была масса гуляющей публики, много велосипедистов, мотоциклистов. Видимо, такой сверхлегкий транспорт каталонцы предпочитали всему остальному.

Вилла Велехова находилась на северной окраине города, в пяти минутах ходьбы от пляжа. Это было искусное строение, настоящий дворец, исполненный в мавританском стиле с характерной орнаментальной кирпичной кладкой, подковообразными арками, сводчатыми перекрытиями, украшенное цветными изразцами и резьбой по камню.

С террасы открывался прекрасный вид на море. Дом был окружен обширным садом, где росли цветущие кусты гортензии, иберийские сосны и пихты. Сад выглядел как картинка, благодаря свежей хвойной зелени и огромным шарообразным соцветиям на кустах — розовым, синим, фиолетовым. Буйство красок дополняли вьющееся по стенам дома незнакомые растения с гроздьями ярко-малиновых и сиреневых цветов.

Хозяин встречал гостей у гостеприимно распахнутых ворот с железными коваными решетками. Это был мужчина лет сорока, крепко сбитый, немного выше среднего роста, одетый по-курортному — в свободную футболку навыпуск, длинные шорты и сланцы. Он оставлял впечатление очень здорового человека, чему в немалой степени способствовал свежий ровный загар. Быстрые глаза и жесты сообщали живость всему его облику.

Мужчины обменялись с Велеховым рукопожатием.

— Ай, Слава, молодца! — Николай окинул дом одобрительным взглядом. — Знатную казу себе отхватил. Или сам строил?

— Казу купил готовую, польстился на произведение архитектуры, но кое-что переделал и добавил по своему вкусу.

Здравствуйте, Эльвира Георгиевна! Как доехали?.. Влада! Давненько не встречались! А ты, однако, все хорошеешь… Диночка, позвольте ручку…Счастлив видеть вас всех у себя. Проходите, пожалуйста, располагайтесь. Спальни для всех приготовлены. Позвольте чемоданчик…

Велехов подхватил один из чемоданов и пошел впереди гостей, указывая дорогу.

Антон задержался у ворот, с профессиональным интересом разглядывая витую решетку на воротах. Кованые прутья сплетались в абстрактный узор, некоторые изгибы и пересечения напоминали стилизованные латинские буквы.

Влада вернулась, взяла его под руку и повела в дом по мощенной красной брусчаткой дорожке.

— Что за лицо у тебя? — заметил Антон. Лоб Влады пересекла глубокая морщина, губы плотно сжались, глаза тревожно бегали, как у человека, попавшего в западню. — Плохо себя чувствуешь?

— А?.. Да…Неважно… Устала очень. Надо прилечь.

— Это от резкой смены климата. Погодка какая здесь — благодать. А море!.. Мне не терпится искупаться.

— Прямо сейчас? Надо поесть, отдохнуть с дороги. Да вот бассейн, купайся на здоровье.

— А ты, Славка, буржуй, — пыхтел Николай, поднимаясь по каменным ступеням на широкую террасу с балюстрадой, — моря тебе мало, еще и бассейн отгрохал, пальмы, цветочки, средиземноморский приватный рай.

— Тебе-то кто мешает? Дом и ты можешь здесь купить, если поднатужишься.

— Ага, за полмиллиона евро самое меньшее, — захохотал Николай, — а про твой замок так вообще молчу.

— Но ведь покупают люди, — холодно заметила Диана, и супругу стало не до веселья. — У тебя, Федотов, характер несчастный, ты сначала пугаешься, а уж потом начинаешь соображать.

Николай с виноватым видом умолк и предпочел в дальнейшем обходиться без восторженных восклицаний.

Все четыре спальни в особняке находились на втором этаже, двери их выходили с двух сторон в длинный коридор, пол которого был отделан гранитными плитами, на стенах висели картины, под ними стояли дубовые комоды с большими цветочными вазами. Было заметно, что хозяин увлекается искусством: об этом свидетельствовали живописные полотна, развешенные по всему дому, мраморные и бронзовые скульптуры.

— К сожалению, только две спальни выходят окнами на море, — предупредил Велехов. — Одну, с противоположной стороны, я оставил за собой, так что решайте, кто из вас согласится жить со мной по соседству.

Комнаты были превосходны — просторные, не слишком заставленные, но в них было все необходимое: двуспальные кровати с массивными резными спинками, комоды темно-красного дерева, встроенные платяные шкафы, низкие столики с креслами; в каждой имелся выход в отдельную ванную, искусно облицованную мозаикой. Воздушные занавески колыхались у открытых балконных дверей, за которыми призывно искрилась солнечными бликами морская гладь.

— Боже, какая красота! — восторженно воскликнула Диана. — Я хочу жить в этой комнате с видом на море! Утром буду пить кофе на балконе и слушать крики чаек!

Эльвира вздохнула:

— Чувствую, что именно мне придется отказаться от морского пейзажа. Я остаюсь в меньшинстве.

— Ничего, Элечка, — подмигнул ей Велехов. — Нам, курильщикам, лучше пить утренний кофе с другой стороны.

Раздался стук каблуков по гранитному полу, и перед собравшимися предстала высокая девушка, на вид ровесница Антона, яркая блондинка с длинными волосами, голубыми глазами, полными губами и устоявшимся загаром. Девушка обладала, несомненно, заметной внешностью, но было в ней нечто стандартное — эталонный образ, сошедший с рекламных страниц. Впечатление подкреплялось тем обстоятельством, что туфли на высоком каблуке будто нарочно были надеты для демонстрации весьма откровенного купальника; символически наброшенный поверх прозрачный платок-парео позволял видеть пышные формы и длинные ноги.

— А вот и наша нимфа! — оживился Велехов. — Позвольте представить: великолепная, неподражаемая, загадочная Кристина! — Увидев, как Николай поднял брови, добавил с особенной интонацией: — Мой близкий друг.

— О-о… — вырвалось у Эльвиры.

— А-а, — смешался Николай, — ну да…конечно… очень, очень рад!

Любезностью Кристина, по-видимому, не блистала, да и хорошими манерами себя не обременяла. Оглядев каждого из гостей нескромно-оценивающим взглядом, она, очевидно, не обнаружила ничего заслуживающего внимания, равнодушно отвернулась как человек, удовлетворивший свое любопытство, и лениво прошествовала в обратном направлении, ритмично двигая круглыми ягодицами. Ее уход сопровождался сосредоточенным молчанием, после чего Велехов встрепенулся и продолжил показ спален.

Итак, Диана с мужем расположились в комнате с видом на море; в соседнем помещении — Влада с Антоном. Обе спальни выходили на общий, увитый ползучими растениями балкон, поделенный низкой каменной перегородкой. Ажурные железные перила балконов были захвачены цветами ползучих растений; аромат их витал в воздухе и проникал в дом.

Эльвира поселилась в комнате напротив Влады и Антона; рядом, как следовало догадаться, обитал сам хозяин со своей знойной пассией. С этой стороны дома отсутствие морского пейзажа компенсировали высокие сосны и пихты, усеянные блестящими шишками, поодаль в саду росли несколько вязов и громадная пальма с мохнатым стволом и раскидистыми лапами.

Эльвира сразу же расположилась в плетеном кресле на балконе и с наслаждением закурила. Испания… Могла ли она мечтать о такой поездке. Сама Эльвира зарабатывала не так много, чтобы путешествовать по Европе. Хорошо, Коля расщедрился, оплатил ей дорогу и визу, вспомнил наконец, что у него есть сестра. Влада, например, может позволить себе отдохнуть в любом месте земного шара, но никогда не приглашала в попутчицы Эльвиру.

Владе, как и Эльвире, не везло с мужчинами, хотя она была самой привлекательной, живой и талантливой из всех детей в семье Федотовых. Два раза она выходила замуж за богатых энергичных мужчин, но оба брака обернулись несчастьями.

Первый муж погиб в смутные девяностые в связи со своей предпринимательской деятельностью, хотя поговаривали, что он был связан с криминальными структурами. Влада, разумеется, материально осталась обеспеченной, даже нашла в себе силы взять дело почившего супруга в собственные руки, поразив своими деловыми способностями родных и знакомых. Однако в жестких условиях конкуренции бизнес ее через год пошатнулся, поэтому, слегка поколебавшись, она приняла предложение знакомого, тоже весьма состоятельного мужчины, приобретя таким образом надежного партнера не только в постели, но и в работе.

Новый брак сулил перерасти в устоявшуюся семейную жизнь, супруги подумывали о том, чтобы завести ребенка, как вдруг муж Влады обанкротился, да так скоропостижно, что не успел ничего предпринять для спасения своего дела и капитала. Бедняга совершенно потерялся и запил по-черному. Влада, оставшаяся при своих деньгах и фирме, себя душеспасительными мерами обременять не стала и скоренько с ним развелась, так как прониклась глубоким презрением к мужу-неудачнику, которого и раньше-то не любила.

Теперь бизнесвумен крепко влюбилась, только с Антоном ей еще больше не повезло, в этом Эльвира была абсолютно убеждена. Как бы Владка не крутилась, а парня надолго не удержит, хотя бы учитывая его возраст, кроме того мальчишка действительно красив как античный герой, девицы к нему будут клеиться в любой ситуации, мужика ведь за пояс не заткнешь и к подолу не пришпилишь.

Недаром Влада нервничает, кусает губы. Еще бы! Пусть полюбуется на Кристину, да мало ли таких Кристин. Как теперь отдыхать бедняжке, когда можно потерять покой и сон?

Взгляд Эльвиры остановился на балконной решетке. Железные прутья как бы сгущались к середине, сплетались и образовывали четкое изображение поющего петуха, на что указывал его раскрытый клюв. Эльвира вспомнила, что видела точно такого же в виде каменного барельефа в неглубокой нише у парадной лестницы.

В дверь постучали. Вошел Велехов.

— Ну как, устроились? А-а, понимаю, сам первым делом хватаюсь за сигарету. Пытался бросить, да так скучно стало, будто лишился любимого занятия. Вы позволите с вами за компанию?

Он уселся в другое кресло и закурил.

— У вас красивый дом, — сказала Эльвира. — Вы здесь постоянно живете?

Он пристально посмотрел на нее непонятным взглядом.

— Что вы, я живу в Санкт-Петербурге. Сюда, конечно, часто наведываюсь. Коста Брава для меня вроде отдушины. Судите сами, как здесь хорошо. Сочетание дикой природы и комфорта, неприступные утесы и скалы, поросшие сосновым бором, бухты с пляжами белого песка. Я часто брожу вечерами по берегу, когда пляж пустеет, дышу морским ветром, слушаю шум прибоя… — Он вздохнул. — Для мятежной души время от времени требуется успокоение, иначе — край, в городе иногда кажется, что сердце вырвется из груди, запрыгает по гранитным ступеням — и прямиком в Неву. — Велехов вдруг скрипнул зубами. Его светлые глаза стянулись в щелочки и призрачно блеснули, хотя, возможно, он просто щурился от сигаретного дыма.

Эльвира разглядывала его с долей удивления. На первый взгляд он был некрасив: лицо твердое, нос раздавлен как у боксера, упрямый подбородок, широкие скулы, и сам он был весь ширококостный, налитый сорокалетней зрелой силой. Однако следовало признать, что жесткие неправильные черты его лица и особенности телосложения все вместе складывались в образ убедительно мужественный и безусловно привлекательный. Тому в немалой степени способствовали светлые выразительные глаза под темными бровями и коротко стриженые волосы орехового цвета.

— Как странно слышать подобные речи от преуспевающего человека вроде вас, — завершила свои наблюдения Эльвира.

— Эх, Элечка, — улыбнулся Велехов, — у каждого в голове свои тараканы. Мы ведь с вами не дети и отлично понимаем, что жизнь — это подлая тетка, которая любит позабавиться с людьми, она может дать нам многое, но при этом постоянно держит кукиш в кармане.

Эльвира не нашлась, что ответить, так как в данный момент отнюдь не была настроена на философский лад, да и Велехова она знала плохо, встречалась с ним мельком несколько раз, благодаря брату. Кроме того, у нее было смутное ощущение, что она встречалась с ним намного раньше, когда-то очень, очень давно. Порой мучительная потребность вспомнить человека овладевает нами, кажется, что догадка вертится в мозгу, вот-вот наступит озарение…но, нет, не вспомнить сейчас…Впрочем, зачем ломать себе голову, подумала Эльвира, ведь это совершенно не важно.

Ужинали на террасе первого этажа. Отсюда видна была только синеющая даль моря с белыми парусниками и катерами на горизонте, ближний обзор заслоняла ограда. В небе барражировал легкий самолетик, волоча за собой по небу развернутый щит с рекламой какого-то ресторана.

— Интересно, как он взлетает и садится с таким змеем на хвосте? — заметил Антон. — Кажется, «сессна». Не пыльную работенку нашел себе пилот.

— Да, «сессна», отличная машина, — согласился Велехов, — появится время на учебу, и я стану пилотом, куплю себе такую птичку и нырну в облака. Пока что у меня в наличии только моторная спортивная яхта, так что желающие могут бороздить со мной морские просторы… Что-то Влада ничего не ест. Антон, поухаживай за женой. Вот отличный окунь.

— Она не любит рыбу.

— Ты не любишь рыбу? А креветок?

— Терпеть не могу. — Влада со злобой посмотрела на хозяина.

— Влада, за столом не морщатся, ты отобьешь другим аппетит, — сделала замечание Эльвира.

— Кто вам готовит? Неужели Кристина? Все так вкусно, — сказала Диана.

— Готовит одна приходящая сеньора, — пояснил Велехов. — Зовут ее Тереза. Завтра на обед будет паэлья, национальное испанское блюдо. Но раз Владочка не любит с креветками, закажем с курицей.

— Ах, стоит ли так из-за меня беспокоиться?

— Влада, что за язвительный тон? Веди себя прилично, — шепнула сестре на ухо Эльвира.

Она обвела взглядом присутствующих. У Влады был напряженный вид, словно она приготовилась к обороне. На губах у Велехова блуждала снисходительная улыбка. Он вел себя в высшей степени предупредительно, ухаживал за гостями, подливал вина и подкладывал еды в тарелки. Николай пока молчал, с сопением налегая на еду — эта процедура обычно поглощала его полностью, поэтому в собеседники он до поры не годился. Диана казалась чем-то недовольной; ее хорошенькое личико было надменным и замкнутым. Антон с простодушием молодости откровенно наслаждался едой, вином и окружающей природой.

Эльвира перехватила взгляд Кристины на Антона и внутренне содрогнулась. Только этого им здесь не хватало! Вот откуда раздражение Влады. Такой взгляд Эльвира охарактеризовала бы не иначе, как «развратный», столько в нем было агрессивной чувственности, призыва и обещания. Да-а, штучка еще та! Странно, Велехов на лоха не похож, но девица явно разнузданная, достаточно взглянуть, как она ходит, разговаривает, смотрит на мужчин. А ведь именно такие мужикам и нравятся — задастые, грудастые, длинноволосые, раскованные и многообещающие.

Кристина перевела распутные глаза на Эльвиру и нахально улыбнулась.

Глава 3

На следующий день Эльвира проснулась, как ей показалось, поздно, но обнаружила, что еще восемь часов утра. Как все курильщики она первым делом вышла на балкон с зажженной сигаретой в руке. Рядом, через перегородку, уже дымил Велехов. Он был в банном халате, вероятно, только вышел из душа, о чем свидетельствовали его мокрые волосы и капли влаги на шее.

Велехов стоял у железных перил и смотрел вдаль, задумавшись о чем-то настолько глубоко, что не заметил появления соседки. Эльвира уже хотела его окликнуть, но тут в дверь ее комнаты осторожно постучали.

Вошел Николай, тоже облаченный в халат, взъерошенный и озабоченный.

— Прости, Эля, за раннее вторжение, надо поговорить.

— Секунду, закрою балконную дверь. Здесь Велехов рядом стоит…Так что стряслось?

— Да черт его знает! Сам не пойму. Влада с утра накинулась на меня с криком: заявила, что ни минуты не останется в этом доме.

— Догадываюсь, — усмехнулась Эльвира. — Она, естественно, вне себя. Красотка Велехова настоящая акула. Вчера за ужином недвусмысленно разглядывала Антона.

— Причем здесь красотка?!.. Хотя…гм… действительно хороша! «Мой близкий друг»… Хех! Так Фантомас представлял своих любовниц, помнишь? Правда, тогда были другие времена, да и французы!.. Куртуазия! Замок к тому, видать, располагает…Кристину я раньше не видел. У него в Питере другой «близкий друг», и в Москве парочка… Слушай, кончай курить, я сейчас задохнусь!.. Так о чем это я?..

— О Владе, Велехове и его красотке, которая чудо как хороша.

— Не иронизируй. В тебе говорит женская ревность. Все вы стервы, красивую девушку затравите, а дай вам волю, и убили бы. Не бабы, а петлюры какие-то.

— Так, ты зачем пришел, а? — возвысила голос Эльвира.

Николай мгновенно съежился и забормотал скороговоркой:

— Вот-вот, лишь бы покрикивать, сестрицы — что одна, что другая, и Владка кричит: почему, мол, не предупредил, кто такой Велехов.

— Что значит — кто такой? О чем ты? Не понимаю…

— А я понимаю? Ну да, когда-то, очень давно, они встречались — любовь у них вроде была. Мы ведь со Славкой в одном классе учились и были закадычными друзьями. Неужели не помнишь? Тогда все называли его Стас, а фамилия его была Черепков. Да как не помнишь? Хотя… он с тех пор сильно изменился.

— Стас Черепков? Как это?.. Подожди… Да нет, ты шутишь! — Эльвира взволновалась. — Ерунда какая-то. Тот был худощавым, миловидным юношей…Господи, Стас!.. Ну конечно… Как я сразу его не узнала?!.. Встречался с Владой?.. Стас?!.. Когда? Почему я ничего не знала?

— Здрасте вам! С чего она стала бы тебе рассказывать? Мы со Стасом уже в институте учились, а Владке только исполнилось восемнадцать, когда они начали серьезно встречаться. Естественно, мы держали рот на замке, чтобы ни ты, ни родители ничего не узнали. Стас и Влада воображали, что у них любовь, а по мне — просто юношеская влюбленность. Так продолжалось два года, потом у них что-то разладилось, одновременно у нас со Стасом вышла размолвка; с Владой он расстался и от меня отдалился. После окончания института мы с ним долгое время не виделись.

— Постой, почему не виделись? Вы же действительно крепко дружили, неразлейвода.

— Эля! Ты рассуждаешь как ребенок. Мало ли с кем дружишь в детстве. Вот у тебя остались школьные подруги?

Эльвира задумчиво покачала головой. Нет, ни подруг, ни друзей она не захватила с собой из детства. Эльвира и Николай были близнецами, но учились в разных школах. Эля с малых лет увлеклась плаванием, затем ее взяли в секцию по синхронному плаванию, со временем она стала выступать за юношескую сборную, поэтому перевелась в спортивную школу. После того, как со спортом было покончено, все ее связи с подругами-спортсменками прекратились. Кое с кем общалась теперь на «Одноклассниках», но дружбой виртуальное общение не назовешь.

— Вот видишь, — продолжал Николай, — а теперь слушай дальше.

Объявился Станислав год назад, мы с ним случайно встретились в фирме, он пришел ко мне как клиент. Фамилию он сменил: взял материнскую — отцовская его всегда раздражала, к тому же отца он ненавидел — тот бросил мать с двумя маленькими детьми. Поэтому я сперва его даже не узнал: другая фамилия, другая внешность. Он попросил не называть его больше Стасом; полагаю, ему не нравилось все, что напоминало о школьных и студенческих годах. Стали мы общаться по старой памяти, сотрудничать, у него строительная компания в Питере, да и здесь он имеет крупные заказы, парень хватким оказался, видишь, как развернулся, мне за ним пока не угнаться.

Вот скажи на милость, чего Владка взъелась? Он о ней давно забыл, не вспоминает никогда, раз только вскользь из вежливости поинтересовался. Объясни ей, что она ведет себя как безмозглая истеричка. Это глупо и неприлично, в конце концов! Я, по правде сказать, просто не сообразил ее предупредить, что пригласивший нас Велехов — ее давний знакомый Стас Черепков. Для меня их роман давно канул в прошлое.

— Хорошо, я сейчас поговорю с ней. Что на нее нашло? Беременность, наверное, сказывается, надо все-таки считаться.

— Вот-вот, поговори, вы, женщины, быстрее найдете общий язык. И еще прошу, постарайся сблизиться с Дианой, ну что тебе стоит? Я не имею на нее никакого влияния. Конечно, она своевольная и капризная, но в душе добрая девочка. — Эля скептически сморщилась при последних словах. — Нет, нет, уверяю тебя, я знаю ее лучше. Это все наносное, чисто визуальное. Необходимо, чтобы кто-то деликатно, ненавязчиво ее направлял, подавал хороший пример. Кто как не ты может сделать это лучше?

— Хорошо, попробую, — сказала Эля, лишь бы от него отделаться.

Она не собиралась возиться с Дианой, одна мысль об этом ей претила: невестку она не любила, считала недалекой, эгоистичной, меркантильной. Вышла она за Николая, вне всякого сомнения, по расчету. Коля — тюфяк, купился на молодое тело, льстивые речи, фальшивые заверения в любви. Теперь, когда она хапнула, чего хотела, муженька особо не жалует, пинает как футбольный мяч при каждом удобном случае, а этот простофиля сопит, пускает пузыри и канючит у нее же прощения.

Николай поднялся с кресла и скользнул взглядом по комнате.

— Что за странная фантазия разукрасить стены узлами? Такой же узел есть в гостиной. Но в целом оригинальная деталь и работа тонкая. Мастера над домом изрядно потрудились — орнаменты, барельефы, настоящий музей…Все, я пошел, так не забудь, о чем я тебя просил.

Он вышел, а Эльвира машинально продолжала разглядывать рельефное изображение на стене, оно было на редкость искусно выполнено — узел, связанный из толстой грубой веревки, местами стертой, как будто веревка была старая, казался удивительно натуральным.

За завтраком хозяин на сей раз не присутствовал, зато нарисовался невероятно элегантный мужчина средних лет, каталонец, звали его Альфредо; он был смотрителем дома в зимние месяцы и все остальные, когда Велехов отсутствовал. Одновременно исполнял обязанности мажордома, распорядителя, водителя — в данный момент он с важным видом сервировал стол для завтрака.

— Buenos dias, senora, — приветствовал он Эльвиру и отодвинул стул, приглашая ее сесть.

— О!.. Доброе утро, вuenos dias… Какая прелесть! Сеньора! Сразу чувствуешь себя на десять голов выше!

— Конечно! Потрясающе красивый язык! — воскликнул Антон. Он был необычайно оживлен, торопился, ему не терпелось попасть на пляж. — Надо выучить как можно больше испанских слов. Я уже начал. Вот послушайте. — Он обратился к Владе, которая угрюмо ковырялась вилкой в тарелке: — Como se llama Usted? Ну же, Влада, что надо ответить?

— Сеньорито Антонио, отстаньте, сделайте милость, — попросила та, сверкнув глазами на Николая как на виновника ее дурного настроения.

— Я всего лишь спросил, как тебя зовут, — не унимался молодой человек. — Влад, ты сегодня в какой-то отключке. Встряхнись, не время киснуть.

Подошла Кристина, с грохотом отодвинула стул и уселась как раз напротив Антона, посмотрела ему в глаза и плотоядно улыбнулась краешком красных губ. Молодой человек на секунду опешил, потом вернул девушке улыбку.

— Хватит рассиживаться! — раздраженно высказалась Диана и встала. — Я пошла на пляж. Кто со мной? Надо ловить утреннее солнце. Коля, допивай кофе и догоняй.

Антон вскочил, подхватил сумку с купальными принадлежностями и последовал за Дианой. Николай виновато закашлялся, осторожно поставил чашку на блюдце, кряхтя выбрался из-за стола и засеменил за женой.

Влада проводила их унылым взглядом.

— Хочешь, научу, как надо отвечать на его вопросы? — доверительно подалась к ней Кристина. — Пошли его куда подальше! — Она откинулась на спинку стула и захохотала, демонстрируя два ряда превосходных белых зубов. — Будешь с ним шибко цацкаться, так он тебя раньше пошлет.

— Ты и Велехова туда посылаешь? — язвительно поинтересовалась Влада.

— Ха!..Славка — другое дело. С ним шутки плохи. И вам не советую. Всегда надо помнить, кто в доме хозяин и чьи ботинки стоят на рояле… Слышь, тетя, — обратилась она к Эльвире, — одолжи папироску, Славка, вражина, все сигареты упер.

— Вот, берите, пожалуйста, — пробормотала ошарашенная Эльвира.

— Тьфу! Что за дрянь ты куришь, форменная отрава! Придется сгонять в магазин…Ладно, не чалься, так и быть, тебе тоже куплю.

Кристина глубоко затянулась и пустила собеседницам дым в лицо, глядя насмешливо на шокированных женщин.

— А брательник ваш не хилых габаритов, — развязно продолжала она, — но труслив, заметно сразу, хотя бы по тому, как перед женой лебезит. И зря! Трусость мужчину не украшает, и телки таких не любят, только пользуются.

— Вот как? — пустила шпильку Эльвира. — Есть телки, которые любят всяких, лишь бы деньги водились.

— Намек твой понятен, подруга, — ничуть не смутилась Кристина. — Но в данном конкретном случае ты сильно ошибаешься. Скоро сама убедишься, а посему не стану бить себя пяткой в грудь… Эх, заболталась с вами. — Она встала и сладко потянулась. — Надо сходить за куревом, да и не худо на солнышке поваляться.

Она повернулась и пошла к воротам развинченной походкой, напевая при этом:

— Мне не забыть, как страстно вы стонали…

Сестры молча смотрели ей в спину.

— Да-а, колоритная особа, — выдавила Влада. — Тебе не кажется, что нам, выражаясь ее языком, надо рвать отсюда когти?

— Брось, из-за нее что ли? — Эльвира презрительно поморщилась. — Расскажи лучше, чем тебя не устраивает общество Велехова? Коля мне с утра пораньше на тебя нажаловался.

Влада бросила на сестру тревожный уклончивый взгляд. Лицо ее омрачилось еще больше.

— Он тебе сказал, что у нас с Велеховым был роман?

— И что с того? Станислава, насколько я могу судить, это мало занимает.

— Да…как будто… — неуверенно проговорила Влада. — Наверное, ты права, мне постоянно что-то мерещится. Я, должно быть, придаю слишком много значения той давней истории, а Стас ее, скорее всего, начисто забыл.

— Еще бы! Если сосчитать, то прошло примерно семнадцать лет. Тебе тридцать семь, ему сорок. Да и мне столько же. Боже мой! Если так будет продолжаться — жизнь промчится мимо, не успеешь оглянуться! Давай сегодня жить медленно, а, Влад? Пойдем к морю и будем смаковать каждую минуту на этом дивном побережье. Ты чувствуешь, как пахнет жасминный куст? Хорошо-то как! Мне давно не было так хорошо!

Эльвира выбежала на середину сада, закружилась, раскинув руки и глядя в безоблачное небо. От столь интенсивного движения ее повело набок, она потеряла равновесие и, возможно, упала бы, не подхвати ее хозяин дома, который как раз шел по брусчатой дорожке к террасе. Он был строго одет, по-деловому, в блестящих туфлях, наглаженных брюках и светлой рубашке с галстуком. В руках держал кейс, который выронил, когда ему пришлось ловить разгулявшуюся гостью; кейс от падения раскрылся, и из него вывалились документы.

— Ой, извините… — Эльвира пришла в сильное замешательство и неловко бросилась собирать листы. — Кажется, ничего не помялось… мне так неудобно… это из-за меня…

— Не стоит беспокоиться, — весело отвечал тот. — Я соберу, прошу вас… Как я рад, что вам здесь нравится. Мне так хотелось сделать приятное своему лучшему другу и его родным. Вы ведь знаете, мы дружим с Колей с детства. У меня никогда не было более верного и надежного друга, чем он. Владочка может подтвердить. У вас исключительные брат и сестра, Эльвира.

Влада от его слов сжалась и смотрела на него почти с ужасом.

— Вы уже завтракали? — продолжал Велехов. — А мне пришлось съездить по делам. Но теперь я совершенно свободен и весь к вашим услугам. Сейчас только переоденусь и провожу вас на пляж.

— Я слышала, у вас есть моторная яхта? — кокетливо спросила Эльвира, подстегнутая располагающим тоном собеседника.

— Конечно! Она уже в бухте, в полной готовности. Можем отправиться в морское путешествие. Побережье заслуживает того, чтобы осмотреть его со стороны моря. Вы увидите живописные скалы, старинные замки, средневековые крепости и сторожевые башни.

— Вот это уже без меня, — резко отозвалась Влада. — Терпеть не могу качки, тем более сейчас. Пошли, Эля, на пляж. Думаю, мы обойдемся без провожатых.

Велехов никак не отреагировал на ее выпад, постоял, глядя, как сестры выходят на гладкую улочку, ведущую к морю вдоль заросших буйной зеленью каменных оград, скрывающих прибрежные виллы, потом повернулся и пошел в дом.

Путь до пляжа не занял и пяти минут. Влада за всю дорогу не проронила ни слова, губы ее были плотно сжаты, лицо словно окаменело.

Эльвира, однако, ничего не замечала, ей было не до сестры. Почему-то мимолетное мужское объятие ее изрядно взволновало, должно быть от того, что она уже забыла, когда в последний раз ее обнимал мужчина. У нее было не много романов, а если точнее, то всего два. Первые, юношеские, в счет не шли: отношения были платоническими, если не считать нескольких неумелых поцелуев. Все они, впрочем, как и последующие — взрослые, были неудачными; нет, никогда Эльвире не везло с мужчинами, даже в юности парни быстро переключали свое внимание на других девушек.

Эля каждый раз жестоко переживала: наверное, она жалкая, некрасивая, просто неинтересная как личность, раз мальчики так быстро к ней остывают.

Вот, вспомнила! Она сидела дома, в своей комнате взаперти, страдала в одиночестве и с горьким наслаждением растравляла свои раны, слезы ручьями текли по ее щекам, когда пришел Коля и начал беспардонно барабанить в дверь.

— Элька, открой, — бубнил он. — Чего заперлась? Мои кроссовки у тебя под кроватью, отдай.

— Нечего было валяться на моей постели, козел! — запальчиво выкрикнула она. — Ходи теперь без кроссовок!

— Эй, полегче, я не один. Со мной Стас, так что прикуси язык. Гони кроссовки, мы торопимся!

Эля наскоро вытерла глаза, щеки, и повернула замок в двери.

— Здравствуй, — с ходу без тени стеснения заговорил с ней Стас. — У-у! А что это мы такие зареванные? — Он смотрел на Элю, прищурившись, с веселыми искорками в глазах. — Хорошенькой девушке не годится сидеть одной в темной комнате.

Тогда Станислав смотрелся отлично: яркие голубые глаза освещали подвижное лицо, резкие черты еще смягчали природные краски и нежная округлость молодости, он был пропорционально сложен, худощав, но по-спортивному развит не в пример Николаю — тот с детства был неповоротливым увальнем, любившим поесть.

Стас был классным парнем. Он был живым, заводным, отзывчивым — Эля ощутила это на себе: он тогда не остался равнодушным к страдающей девушке, заставил ее пойти с ними на рок-концерт… да-да, она как сейчас помнит — концерт группы «Кино».

Как же она так напрочь все забыла? Ведь именно тогда, в свете юпитеров, под грохот музыки, под завораживающий голос Виктора Цоя, между ними пробежал связующий ток взаимной симпатии. Или это волшебник Цой наполнил их души одинаковым восторгом? Сердца вдохновенно рвались куда-то, неслись ввысь и падали, опаленные звездой по имени Солнце.

В конце восьмидесятых в Раменках Москвы, где жили Федотовы, было опасно ходить по вечерам: в каждом районе были свои братки, группировки и просто банды, поэтому Стас вызвался провожать Элю, когда возникала необходимость.

Воспоминания с логической последовательностью высвечивались в мозгу, словно из одного уголка памяти в другой услужливо открывались двери …

— Где же Антон? — спросила Влада.

Сестры скинули сланцы и пошли босиком по золотистому песку. Скорее это был не песок, а мелкий ракушечник; кожа на ступнях саднила с непривычки.

Влада, приставив руку козырьком ко лбу, озирала пляж. Берег лежал подковой, справа и слева возвышались заросшие сосновым бором утесы, образующие залив.

— Куда он подевался, негодник? Так и знала, что Диана будет с ним заигрывать. Ну почему Колька таким рохлей уродился? Не может даже жену приструнить. Придется звонить Антону на мобильный.

На пляже было много народу, в основном, испанцы, но часто слышалась французская, русская и немецкая речь.

Сестры взяли платные лежаки и зонтик, стали устраиваться, одновременно названивая потерявшимся спутникам.

— Наверное, купаются, — заключила Влада. — Ладно, подождем, никуда не денутся. Мне придется лежать в тени, жалко, конечно, так хотелось как следует позагорать.

Она скинула короткий халатик и вытянулась на лежаке, прикрыв лицо соломенной шляпой.

Эльвира присела рядом:

— Влад, хочу тебя спросить кое о чем.

— Спрашивай. С чего так торжественно? — отозвалась та из-под шляпы.

— Ты помнишь, как я начала встречаться со Стасом? У нас только складывались отношения, я нравилась ему. Ты ведь знаешь, девушка всегда это чувствует.

— Может, и нравилась, только я здесь при чем?

— Мне он тоже нравился, очень, я уже была в него влюблена, мы даже целовались несколько раз. Потом он необъяснимо исчез, перестал приходить за мной после тренировок, начисто пропал, испарился. А Колька так красноречиво отмалчивался, когда я спрашивала о Стасе, что любой бы догадался — появилась другая. Правда, мне было не привыкать, какой-то злой рок всегда уводил у меня мужчин.

— Как трогательно! Хочешь вышибить из меня слезу?

— Нет, хочу разобраться. Я тогда с тобой поделилась, сообщила, что наконец-то нашла своего парня.

— По-твоему, я в состоянии помнить эпизоды чуть ли не двадцатилетней давности?

— А ты постарайся вспомнить! — Эльвира вдруг рассердилась. — Мне Коля сегодня сказал, что у тебя со Стасом был бурный долговременный роман. Так вот, по моим подсчетам начало ваших отношений совпало с концом моего романа с тем же Стасом. Правда, это и романом-то не назовешь.

— Глупости! Мы стали встречаться гораздо позже.

Эльвире на колени упал большой разноцветный мяч. Подскочил парень, загоревший до черноты:

— Perdona, senora… gracias…

— Какие испанцы приятные, — отвлеклась Влада. — Быстрые, легкие, подтянутые. Я не заметила ни одного толстяка. Мужчины постарше с бородками-эспаньолками похожи на грандов со старинных картин. Кстати, где-то здесь неподалеку представляют рыцарские турниры. Надо обязательно съездить. Поедем втроем — я, ты и Антон. А Коля пусть сам развлекает свою вертихвостку.

— Боишься, Диана отобьет паренька? Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить… Ты ведь нарочно отбила у меня Стаса, я сейчас поняла.

Эльвира словно наяву увидела себя и Стаса на дворовой скамейке. Они всегда сидели на этой скамейке, прежде чем расстаться до следующего дня. Скамейка стояла в глубине двора, почти скрытая свисающими ветвями деревьев. По вечерам, когда тускло светился одинокий фонарь на столбе у теннисной площадки, в укромном местечке сгущались фиолетовые тени, и можно было без помех обжиматься и целоваться допоздна в пестром сумраке московского двора. Эльвира явственно ощутила вкус тех сладостных поцелуев, горячие губы Стаса на своих губах, их молодую полноту и упругость, его яблочное дыхание…Летние вечера казались колдовскими, двор мерцал серебряным пятном, деревья черными гигантами тянулись в звездное небо…

Однажды Влада заприметила по пути домой знакомую парочку на скамейке, подошла и села рядом. Завертелся какой-то пустячный непринужденный разговор. Влада удивительно легко нашла общий язык со Стасом, они весело болтали как старые друзья.

Эля с Владой были совершенно непохожи внешне, будто родились в разных семьях. Влада была хрупкая, точеная, ее отличала редкая изысканность форм и манер. Ей была присуща какая-то чудная невесомость; впечатление усиливали летучие пряди светлых волос и чистые голубые глаза, она вся словно светилась изнутри, казалась невинной и уязвимой. У многих мужчин при первом знакомстве с ней возникало настойчивое желание ее защитить.

Эльвира, напротив, была поджарой, мускулистой, с излишне развитыми плечами, какие бывают у пловчих, волосы у нее были мелко вьющиеся, цвета желудя, ржавые от постоянного пребывания в хлористой воде бассейна. Лицо ее могло бы показаться заурядным, если бы не синие лучистые глаза, выигрышно оттененные черными ресницами и бровями. Она, несомненно, обладала определенным шармом для ценителей характерных лиц, но не могла сразу привлечь к себе заинтересованного мужского взгляда, что без труда удавалось ее сестре.

— Ладно, дело прошлое, — сказала Эля. — Я не сильно-то и переживала. Сейчас вот вспомнила в связи с Велеховым. Как причудливо порой оборачиваются события. А говорят, что случайностей не бывает …

— Считаешь, что мы напоролись на него случайно? — задумчиво проговорила Влада. — Знаешь, если проанализировать собственные мотивы, то, возможно, ты права. Не скажу, что я нарочно отбила у тебя Стаса, но подсознательно меня нервировала ваша идиллия. Давай взглянем на вещи трезво, за давностью лет не стоит кривить душой: любая девушка не прочь отбить парня у другой. Это какой-то азарт с налетом зависти: почему он любит ее, а не меня, разве не так? Он, к твоему сведению, сразу повелся на мое кокетничанье с ним, так что мне сам бог велел прибрать его к рукам.

— А как же порядочность, честность, родственная любовь, наконец! Ты меня ни капельки не жалела?

— Ох, Эля, как ты все усложняешь! Подумаешь — сокровище. Да таких было пруд пруди! Вспомни, кем он был тогда. Салага, нищий, пара для тебя совершенно неподходящая.

— Да тебе-то зачем он понадобился?

— А я просто развлекалась. Сама не понимаю, почему развлечение затянулось на два года. Потом, естественно, я его бросила. И правильно сделала! — с негодованием повысила голос Влада, словно доказывала кому-то свою правоту. — На черта он мне сдался?! Нищий студент! На что он рассчитывал?! — Она перевела дух и продолжала спокойнее: — Появился Альберт — сопливым пацанам не чета, — сделал мне предложение… дальнейшая моя биография тебе известна.

Эльвира молчала, пересыпая золотые струйки песка из одной ладони в другую. Влада приподнялась на локте:

— Эля, я тебе поражаюсь, ты дожила до сорока лет и ничему не научилась. Мужчин нельзя принимать всерьез — состаришься раньше времени. Всю жизнь мужики тебя обставляли, неужели ты воображаешь, что хотя бы один из них мучился угрызениями совести?

На берегу чайки подняли гвалт, сбившись в пеструю стаю над каким-то предметом. Солнце добралось до колен Влады, она встала, чтобы передвинуть лежак в тень.

— А как же Антон? — возразила Эльвира. — Я не верю, что ты относишься к нему легко.

На лице Влады появилось упрямое выражение:

— Антон у меня вот где! — Она подняла вверх крепко сжатый кулачок. — В конце концов, я собственным горбом заслужила право иметь молодого красивого мужа.

— То есть альфонса, ты хочешь сказать, — не удержалась от колкости Эльвира.

— Вздор! Я просто оказываю ему поддержку, пока он учится, потом сам начнет зарабатывать. Да, я старше его, зато мудрее и могу управлять им, как мне вздумается. Конечно, приходится применять дипломатию, но только затем, чтобы не дать мальчику наделать глупостей. Он мне еще потом спасибо скажет.

— Возможно… — с сомнением отозвалась Эля, — вполне возможно, что тебе удастся управлять юношей, но сможешь ли ты сладить с взрослым мужчиной?

Влада посмотрела на нее с подозрением:

— Велехова имеешь в виду? Знаешь, что я думаю, если он затаил злобу за прошлое и намерен хоть как-то это обнаружить, значит, он просто псих, и нам не следует оставаться в его доме! Что я и сказала Коле! Позарился на дармовщинку!

Эля расхохоталась:

— Ой, мы с тобой навертели страшилок. Никакой он не псих, нормальный парень, мы с ним очень мило вчера побеседовали. Ерунда все это. Для него наверняка все быльем поросло, лично мне он не сделал ни единого намека. К тому же женским вниманием не обделен: Коля сказал, что у него кроме Кристины есть как минимум еще три любовницы.

— Надо же как развернулся, — покачала головой Влада. — Раньше он не был таким любвеобильным…совсем наоборот. — Она задумалась, но скоро заметила Антона. — Э-эй! Мы здесь! — помахала она рукой.

Антон шел по пляжу вместе с Дианой, она была высокая, статная, сияющая гладкой кожей, упругой белизной успевшего слегка порозоветь тела; на ней был купальник из двух едва заметных полосок ткани, зато все остальное можно было разглядеть без труда. У Антона было не менее великолепное тело, дышащее здоровьем и силой. Вместе они смотрелись как киногерои блокбастера.

— Вот дрянь, — процедила Влада, — выставила все напоказ. Ничего, я ее живо приструню, сама напросилась.

Антон увидел сестер, улыбнулся и помахал в ответ.

Глава 4

Обедали, по настоянию Влады, в городском ресторане. Он находился всего в пяти минутах ходьбы от пляжа. Семейство заняло большой стол на открытой террасе под тентом.

— Так, что будем брать? — Николай взял меню и углубился в изучение перечня блюд. — Прежде всего аперитив — конечно, сангрию, если мы хотим проникнуться духом Испании. Надо попробовать хамон, каталонцы его готовят бесподобно. Можно назвать его окороком, но это слишком простое определение для гордости национальной кухни. Сейчас сами попробуете. Вот только какой взять? Здесь разные сорта: иберико, он же — пата негра, «черная нога», приготовлен из мяса черных свиней иберийской породы…есть еще серрано, делантеро, альпухара…мать честная! Придется все читать, чтобы разобраться…

Эльвира увидела Велехова, успевшего сменить официальный наряд на полотняные бриджи, тенниску и кроссовки; он шел к ним через улицу, оглядываясь на проходящие машины.

— Чувствую, этот тип будет преследовать нас повсюду, — сквозь зубы процедила Влада.

— Чем он тебя не устраивает? — весело осведомился Антон. — По-моему, отличный мужик. свойский, компанейский, мне он нравится.

— Импозантный мужчина, — поддержала Диана. — И такой богатый!.. Есть в нем нечто внушительное, надежное. Уважаю таких сильных людей.

— Вот как? — натянуто хмыкнул Николай. — Чем же твой муж хуже, крошка?

— Сравнил! Тебе до него расти и расти. Он, небось, не мелочится, и копейки как ты не считает, — отрезала крошка.

Велехов взбежал по ступенькам террасы:

— Вот вы где! Расцениваю ваше бегство как неуважение к моей персоне. — Он с улыбкой оглядел собравшихся. — Сеньора Тереза расстаралась, приготовила паэлью — я опробовал сей шедевр кулинарного искусства, просто блеск! — а вы бессовестно сбежали на общепитовские харчи.

— Паэлья от нас не уйдет. Слав, ты меня недооцениваешь. Садись с нами, пообедаем. Плачу за всех! — расщедрился Николай. Лицо его супруги не утратило, однако, презрительного выражения. — А вечером разделаемся с твоей паэльей. Заодно подскажи, что выбрать из меню, а то у нас глаза разбегаются.

Велехов не заставил себя упрашивать и охотно подсел к столу.

— Да будет вам известно, — с шутливой выспренностью начал он, — что испанская кухня считается одной из самых здоровых, сбалансированных и легких, благодаря широкому потреблению рыбы и морепродуктов.

— Это мы уже поняли, — враждебно высказалась Влада, — нельзя ли обойтись без рыбы?

— Что ты, Владочка, в твоем положении она просто необходима, — любезно заверил Велехов. — Лично тебе я настоятельно советую попробовать суп-крем с морскими моллюсками и вот еще…салат из макрели с анчоусами и сыром…

— Ты отлично знаешь, что я терпеть не могу рыбы! — вдруг закричала Влада с ненавистью, поразившей всех сидящих за столом.

Наступила неловкая пауза. Антон отставил бокал с водой и с недоумением воззрился на свою подругу.

— Бог ты мой, Владочка! — добродушно воскликнул Велехов. — Откуда мне помнить? Ну, прости, если я тебя рассердил. Забыл, совершенно забыл! Что делать — время неумолимо. Клянусь, больше не заикнусь об этом мерзком продукте.

Влада продолжала смотреть на него, тяжело дыша, игнорируя шокированных родственников — видимо, гнев вырвал ее из действительности: она вздрогнула, когда сестра положила ей руку на плечо.

— Влада, да что с тобой, успокойся, — тихо сказала Эля.

— Что ж, тогда тем, кто любит мясо, — как ни в чем не бывало продолжал Велехов, — подойдет олья подрига…салат рекомендую «Арагонский», впрочем, ингредиенты каждого блюда перечислены, а здесь все вкусно, поверьте на слово.

Вечером Велехов предложил гостям пройтись пешком до набережной в Феналсе — южном районе города, чтобы посмотреть старинный замок Х века Сант-Жоан.

На узких улочках Льорет-де-Мара было тесно от народа. В вечернем городе царила приподнятая атмосфера. Огромное количество праздно шатающихся или сидящих в открытых кафе туристов создавало ощущение вневременности и беззаботности. Рестораны, бары, дискотеки, ряды магазинов и открытых лавочек были ярко освещены, отовсюду неслась музыка. Люди, одетые стильно, со вкусом, фланировали парами или группами, расточая запах дорогой парфюмерии, смеялись, громко разговаривали, особенно испанцы со своим твердым раскатистым «р», но все было благопристойно, чинно, как в хорошем обществе, заполонившем вдруг целый городок.

Эльвира была очарована. Она испытывала праздничное чувство, восхитительную легкость, когда отдыхаешь и радуешься без оглядки.

— Э-эх! Не оторваться ли нам по полной? — разошелся Николай. — Пошли в бар, мужики, накатим по стопарю. Ну и дамам соответственно подберем.

— Не хватало нам отсиживаться в барах! — сморщила носик Диана. — Я на дискотеку хочу. Антон, пошли потанцуем, а они пусть в баре сидят.

— Дело говорит, — неожиданно вмешалась Кристина. Она очутилась между молодыми людьми и обхватила обоих за талию. — Пошли разомнемся, птенчики. Слышь, амиго, — обратилась она к Антону, прижавшись к нему обольстительным бюстом и с обещанием глядя в упор, — составишь девушкам компанию?

— С удовольствием… — с ласковым поощрением отвечал тот, в свою очередь завороженно уставившись на ее полные губы.

Влада в панике оглянулась на Велехова. Тот стоял с видом постороннего человека и безучастно наблюдал происходящее.

— Постой!.. — рванулся к жене Николай. — Диночка, я никуда тебя не пущу. Что за нелепая выдумка?

— Не мельтеши, папаша, — отстранила его рукой Кристина. — С вами, чего доброго, в анабиоз впадешь. Каждому по потребности: вам — водку пьянствовать, а нам тормоза спускать. Не дави малютке на неокрепшую психику, шлепай в свой бар.

Она солидарно подмигнула Диане, которая мгновенно утратила свою неприязнь к девушке и смотрела на нее с радостью сообщницы. Троица развернулась и неторопливо проследовала в сторону сверкающего разноцветными огнями заведения с надписью «Hollywood».

— Антон… — в растерянности пролепетала Влада, затем догнала и схватила парня за руку.

Тот высвободился нетерпеливым движением, бросив на ходу:

— Влад, отвянь, а? Надоело! — и снова повернулся к своим спутницам.

Влада словно вросла в землю, пока молодежь не скрылась в недрах вестибюля, потом с яростью накинулась на Велехова:

— Слушай, если ты не приструнишь свою шалаву, я это сделаю за тебя!

— Действительно, Слав, не хочется никого обижать, но Кристина ведет себя совершенно отвязно, — несмело поддержал сестру Николай.

Велехов достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и с видимым удовольствием затянулся.

— Не разделяю вашего беспокойства, — произнес он. — Пусть ребятки оттянутся в дискотеке. Им двигаться надо, дело-то молодое. Вы их с собой не ровняйте. Вспомните себя в двадцать лет. Нас тогда в кабак не тянуло. А, Владочка? Помнишь, как мы с тобой вдвоем отплясывали?

Холодно щурясь, он смотрел на нее сквозь сигаретный дым.

— Ты!.. Ты!.. — попыталась высказаться Влада, но какое-то сильное чувство душило ее, лицо пылало, грудь бурно вздымалась.

Эльвира приготовилась к тому, что гнев сестры выльется в какую-нибудь дикую выходку. Влада с детства была своевольным и необузданным созданием, но в семье ее баловали, как младшего ребенка.

На протяжении стольких лет привлекательная и успешная Влада привыкла, что все с ней носились, ею восхищались, мужчины ее обожали, она постоянно была в центре внимания, и вдруг какой-то мальчишка, Антон, грубо отбросил ее руку, преспокойно ушел и начисто забыл о ее существовании! Он наверняка сейчас веселится, неистово скачет под грохот динамиков и видит перед собой тугие тела девушек своего поколения — раскованных, дерзких, им чужды комплексы и сомнения, они злы, напористы и умеют взять свое, теперь их время, а бывшие девушки под сорок для них не более чем досадный артефакт.

Влада прикипела горящими глазами к Велехову, но взрыва не последовало, в лице ее стало проступать что-то жалкое, на ресницах бисеринками сверкнули слезы, она судорожно, со свистом вдохнула, съежилась и быстро пошла прочь.

— Станислав, догоните ее и успокойте, — робко предложила Эльвира.

— С какой стати? — возразил тот. — Разве я виноват, что парню вздумалось повеселиться с девочками? К тому же она все усложняет. Давайте-ка в самом деле пропустим по стаканчику. — Он сделал приглашающий жест в сторону столиков под парусиновым тентом.

— Закажите мне шотландский виски со льдом, а я попробую вернуть Владу, — решила Эля.

Из лабиринта тесных улочек она вышла на набережную, где росли огромные раскидистые пальмы, за каменным парапетом песок на опустевшем пляже в поздних сумерках казался лиловым, по нему расхаживали самодовольные чайки. Среди них было много пестрых с серо-голубым опереньем в черную крапинку; Эля таких никогда не видела и невольно замедлила шаг. Она шла вдоль парапета; из пропадающей в сумерках морской дали с рокотом приходили темные волны, накатывали на песок пузырящейся пеной и уносили с собой отсветы городских огней. На оконечности бухты лесистые скалы острым мысом вдавались в море, старинный замок с зубчатой дозорной башней и крепостной стеной вырисовывался на утесе четким силуэтом.

Влада сидела на полпути к замку на пляже прямо на песке, рядом лежали туфли и сумка. Ветер с моря трепал ее светлые волосы, она трудно дышала, прижав руку к груди, лицо ее было страдальчески перекошено, взгляд неподвижен.

Эльвира села рядом и обняла сестру за плечи:

— Влад, ну перестань, не создавай трагедии из ерунды. Что случилось ужасного, не пойму? Парень ушел потанцевать, это так естественно в его возрасте…

Влада повернула голову и посмотрела на Элю отстраненным взглядом, как будто не воспринимала смысла ее слов:

— Знаешь, Эль, так странно получилось у меня со Стасом, — медленно проговорила она. — Я ведь никогда тебе не рассказывала. Я решила отбить его у тебя из озорства, но желание позабавиться, потешить свое самолюбие нежданно-негаданно обернулось страстной любовью…О, что это была за любовь! У меня никогда больше не было такой любви. И никто больше не любил меня так, как Стас.

Эльвире стало зябко на ветру, она подумала, что зря не захватила с собой жакета.

— Альберт был совсем другим, — продолжала Влада. — Он был старше, опытнее и любил меня не так безоглядно, без той щедрости чувств, на какую способен был Стас. Для Альберта я была престижем, дорогостоящей собственностью; он ценил во мне внешний лоск, а сам в каких-то вопросах отличался непробиваемой косностью, претендовал на мужской диктат, все это выводило меня из себя, иногда я выносила его с большим трудом. Наверное, мне не надо было выходить за него замуж.

И все же мужчины любили меня, каждый по-своему, я вертела ими, как хотела…а сегодня…сегодня… до чего я докатилась?! — В ее голосе зазвучало отчаяние. — Я вдруг увидела, кем я стала. Содержу молодого любовника, бегаю за ним как собачонка, мучаюсь от ревности и унижения…Боже мой!.. — она сморщилась словно от боли и разрыдалась безудержно, надрывно, как не плакала уже давно.

— Влад, успокойся, тебе нельзя так нервничать! — пыталась утешить ее Эля. — Антон тебя тоже любит, ты себя накручиваешь.

— Нет, — затрясла та головой, — я знаю, как любят в его возрасте, я помню, как любил меня Стас…

— Стас… — задумчиво повторила Эля. — Странно вдвойне, что я жила с тобой рядом и ни о чем не догадывалась.

— Не удивительно, — всхлипнула Влада. Она достала платок и вытерла слезы. — Ты была в постоянных разъездах: спортивные базы, соревнования; папа тогда тяжело заболел, поэтому мама обращала на меня мало внимания. Коля был единственным посвященным в наши отношения. — Она постепенно успокаивалась, всецело захваченная картинами далекой юности. — Ты помнишь, как мы жили в конце восьмидесятых? Наверное, это то, что называется «на грани нищеты». Папу уволили, потом у него случился инсульт, мамин проектный институт тоже прикрыли; она пыталась зарабатывать, вертелась, как могла. Нам вечно не хватало денег, и тогда мы со Стасом придумали устроиться уборщиками в ресторан. Работали по вечерам, мыли посуду, драили веревочными швабрами полы. Нам было хорошо вместе; когда ресторан пустел, мы прятались в подвале среди картонных ящиков с продуктами и занимались любовью. Мы везде занимались любовью, где только удавалось — в лесопарке, на набережной, много раз у него дома, когда мать отсутствовала. Позже Коля устраивал нам свидания в нашей квартире, когда папа был уже в больнице. Стыдно признаться, но болезнь папы была для меня второстепенна, на первом месте был Стас. Мы оба ходили как помешанные и думали только о том, как бы остаться наедине…

Влада надолго умолкла; видимо, так глубоко погрузилась в прошлое, что Эле пришлось тронуть ее за руку:

— А что потом? Что было дальше? Почему вы расстались?

Сестра снова обратила на нее глаза, подернутые дымкой воспоминаний. Смысл вопроса доходил до нее медленно, однако полное осмысление вновь разбудило притихший гнев.

— Какое это имеет значение?! — вдруг с криком надвинулась она на Элю. — Ты понимаешь, что прошло много лет?! Какая к черту разница, отчего мы расстались?! Все кончено! Давным-давно! И если бы он не напомнил мне сегодня о танцульках, я бы вообще ничего не вспомнила! Я не хочу это вспоминать! — Она вскочила, подхватила туфли, сумку и побежала с пляжа, зарываясь босыми ногами в песок. — И не ходи за мной! Я прекрасно сама найду дорогу к его гребаной казе.

Глава 5

Утром Эльвира решила поговорить с Антоном. Она слышала, как среди ночи молодые люди вернулись с дискотеки, хохотали и громко разговаривали на веранде; без сомнения, разбудили весь дом, но никто не выглянул, даже Николай решил продемонстрировать терпимость.

Наконец полуночники разошлись и легли спать. Все стало темно и тихо, ни одного огня; из черноты сада несло прохладным ветром в балконную дверь. В соседней комнате тоже не слышно было движения или голосов, видимо, Велехова не волновало позднее возвращение своевольной подружки.

С утра потянуло сладким запахом выпечки и кушаний из кухни. Дом стал оживать, захлопали двери, в коридоре раздались звуки шагов, с балкона змейкой вполз душистый дымок велеховской сигареты.

Эльвира, торопливо завершив утренний туалет, сбежала в сад, где просторно росли старые сосны, между ними на зеленой лужайке стояли плетеные кресла. Антон сидел в одном из них, лениво развалясь, положив гладкую литую ляжку на подлокотник, с чашкой кофе в руке.

Эля села напротив и воззрилась на него с видом прокурора.

Он в ответ усмехнулся:

— Для начала было бы неплохо поздороваться. Догадываюсь по твоему взгляду, что впал в немилость.

— Удивительная проницательность! Иногда я думаю, что совесть — понятие растяжимое и сжимаемое. Особенно у таких как ты. Влада беременна — между прочим, твоим ребенком, мог бы относиться к ней с большей бережностью.

Антон хмыкнул:

— Надо же! Заранее знал слово в слово, что ты мне скажешь. Женщины поразительно предсказуемы. Женщина — генерал в юбке, признает только два мнения — «мое и неправильное». Вот объясни мне, почему я должен выносить ее диктат. Вы, кажется, сговорились шантажировать меня ребенком. А ведь я этого ребенка у нее не просил. — Он язвительно расхохотался. — Она даже не поинтересовалась, готов ли я стать папашей. Просто поставила меня перед фактом. А как же, я для нее сопляк, желторотый юнец, я даже не имею права иметь собственное мнение. И теперь я, как человек чести, естественно, обязан на ней жениться! — Он быстро, как упругая пружина распрямился в кресле и недобро сверкнул глазами. — Почему вы все решаете за меня, а? Может, она уже считает меня своей собственностью? — Эля видела, что парень все больше накаляется. — Сегодня обошлось без скандала, ну спасибо! Позвольте поклониться в ножки! Мадам меня всего лишь игнорирует. Да плевать я хотел! Мне одинаково осточертели и ее молчание, и ее претензии! Оставьте лучше меня в покое! — Он вскочил и в сильнейшем раздражении удалился.

Эльвира поднялась на веранду. Все обитатели дома уже приступили к завтраку. Большой круглый стол был заставлен белыми кофейниками, молочниками, тарелками с румяными булочками и круассанами, вазочками с маслом и джемом. Антон сидел рядом с Владой отчужденный, с неприступным видом. Диана тоже надула губы и не смотрела в сторону мужа, зато исподтишка благосклонно переглядывалась с Велеховым. Николай был мрачен и рассеян; он ел по своему обыкновению мясо — кровавый ростбиф и спаржу, не поднимая головы от тарелки, отчего видна была его лысеющая макушка в обрамлении рыжеватых волос, и двигались по бокам толстые щеки.

Кристина явилась в белых парусиновых шортах и облегающей майке, надетой на голое тело — тонкую ткань тяжело оттягивали полные груди с большими твердыми сосками. Она и хозяин были единственной парой среди присутствующих, которая чувствовала себя вольготно. Надо отдать должное Велехову: он делал все, чтобы разрядить обстановку.

— Предлагаю ближе к вечеру махнуть в Тосса-де-Мар. Антону будет особенно полезно. Там можно побродить по средневековому городу, полюбоваться крепостью, сходить в музей, где есть полотна Шагала. Поплывем вдоль берега на яхте. Что скажете?

— Ой, как здорово! — зааплодировала Диана, даже запрыгала на стуле. — Едем обязательно, давно мечтаю выйти в море на яхте!

Антон оживился: долго сердиться он не мог, жизнерадостность била в нем ключом, к тому же он был непоседлив и любознателен. Он принялся теребить Владу:

— Соглашайся, хватит кукситься, мы ведь не за тем приехали, чтобы целыми днями валяться на пляже. Я должен осмотреть все побережье и несколько дней потратить на Барселону.

— Езжай без меня, — ледяным тоном ответила она. — Я не могу плыть на яхте, неужели не понятно?

У Антона на лице отразилась борьба противоречивых чувств. Ему не хотелось обострять начавшийся конфликт с Владой, с другой стороны его злило, что она опять пытается навязать ему свою схему поведения. Ему надлежало проявить внимание, сделать вид, что он озабочен ее здоровьем, прикинуться заботливым папочкой и отказаться от поездки, либо изобрести другой способ, который бы устроил эту упрямую женщину. Она постоянно требовала от него доказательств любви, не считаясь с ситуацией, уместностью, его настроением, наконец! Сбеситься можно! Эти бабы буквально помешаны на слащавом сюсюканье: «мой котик», «мой козлик», «зайчонок», «малыш», «скажи, что ты меня любишь», «а теперь покажи, как ты меня любишь», «я тебя обожаю, а ты меня?»

Хорошо, хоть сейчас молчит, а то убил бы!

Антон скрипнул зубами, его бархатные брови сошлись на переносице.

— Договорились, — бросил он со злостью. — Тебе действительно лучше остаться дома.

— Отличный выход, Владочка, — встрепенулся Велехов так, как будто сильно обрадовался. — Можешь почитать в саду или посмотреть телевизор, при необходимости обращайся к Альфредо.

— Послушайте, что за проблема? Разве нельзя ехать в машине? — взволновалась Эля. — Нет, нет, я не оставлю Владу одну. Коля, что же ты молчишь? Да прекрати жевать хоть на секунду!

— Не надо, Эля, — сурово осадила сестру Влада. Глаза ее потемнели и казались чересчур большими на бледном лице. — Я хочу остаться одна. Уезжайте все, мне так будет лучше.

— Э-э… — промычал тем временем Николай. — Можно и в машине… — Он поднял голову от тарелки, встретил повелительный взгляд Дианы и продолжал бойко, с адресованным жене подобострастием: — И правда, Эль, зачем ей в машине трястись? Ей лучше всего вообще никуда не ездить. Верно, Динуля?

— Ох, идио-от… — выдохнула сквозь зубы Диана. Услышала ее только Кристина, сидевшая рядом.

— Слуш, чего он у тебя столько трескает? — тем же манером поинтересовалась она. — Глянь — рожа красная, шары мутные, этак раньше времени копыта откинет. Хорошо бы и его здесь кинуть к чертям собачьим. На хрена он нам сдался? Мурзилка, блин!.. Ладно, замри пока, до вечера что-нибудь придумаю.

— Спасибо, все было очень вкусно, — сказал Антон, вставая. — Встретимся на пляже. — Не взглянув больше на Владу, он твердой поступью проследовал к калитке.

За день больше ничего не случилось, если не считать того, что Влада по-прежнему не разговаривала с Антоном, вернее она ни с кем не разговаривала, пролежала долгое время на пляже под тентом, несколько раз заходила в воду, обедать отказалась. Эльвира жалела сестру, но предаваться унынию не считала нужным. Она поддалась очарованию пляжной атмосферы: здесь не было угрюмых, озабоченных лиц, чуть поодаль на песке играли в волейбол испанцы, или, может быть, каталонцы — загорелые, красивые, быстрые. Женщины напоминали Эльвире жительниц горных сел — сухие, смуглые от природы, с густыми черными волосами и газельими глазами.

Откуда ни возьмись, подскочил Велехов. Он был в просторных, чуть ли не до колен плавках, как и большинство мужчин на пляже, в синей кепке с козырьком; ровный загар покрывал его натренированный торс с выгоревшими волосами на груди, крепкие руки, и мускулистые икры.

— Девчата, я за вами, — сообщил он, переводя живые глаза с одной женщины на другую. — Мы взяли водный велосипед с горкой. Ребятки побултыхаются, да и нам не помешает.

— Где Антон? — сухо осведомилась Влада, оставаясь неподвижной на своем лежаке.

— Антон? Да вон он. — Велехов указал пальцем вверх.

В лазурной вышине парил сине-красный купол парашюта, привязанного тросом к катеру.

— Он там не один, — пригляделась Влада.

— Ага, с Кристиной. Я тоже с Дианой прокатился. А Коля не захотел, сдрейфил. Эль, хочешь полетать на парашюте? Если страшно, могу составить компанию.

— Что вы, я умру от страха, даже с вами! — воскликнула Эльвира.

— Элечка, ради бога, давай на «ты», мы ведь давнишние знакомые. — Велехов придвинулся к Эльвире и фамильярно обнял ее за талию. — Терпеть не могу, когда хорошенькая женщина обращается ко мне на «вы», — добавил он тоном заядлого ловеласа.

Влада наконец пошевелилась — сняла темные очки и повернула насмешливое лицо к Велехову:

— А ты за эти годы изрядно опошлился. Ведешь себя как прожженный бабник. Дешевые комплименты, затертые фразы…Любовниц нахватал по разным городам. В твоем возрасте уже не солидно. Какие-то проблемы? Может, тебе сходить к психологу?

Он присел рядом с ней на корточки, весело скалясь крупными зубами.

— Не-а, никаких проблем. Нормальный образ жизни богатого мужчины. А ты ведешь жизнь богатой женщины. Наряды, курорты, мальчики…Разве я хоть на миг усомнился в твоем психическом здоровье? Тем более что ты всегда стремилась именно к такой жизни. — Она не отвечала и пристально смотрела на него снизу сквозь ресницы, щурясь от яркого солнца. Он неожиданно потянул руку и медленно провел ладонью по ее округлившемуся животу. — Никогда не мог представить тебя беременной, — добавил уже без улыбки.

Влада не шелохнулась; оба молчали и смотрели друг на друга.

Эльвира вдруг почувствовала себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.

— Пойду окунусь, перегрелась, — сказала она и направилась по горячему песку к воде.

К ее удивлению, Велехов побежал за ней и с разбега кинулся в море, яростно заработал сильными руками, отплыл на некоторое расстояние, потом обернулся и помахал Эльвире:

— Эля, плыви ко мне! Давай наперегонки. Плывем к катамарану. Нас Коля и Дианой ждут.

Николай и Диана лениво крутили педали водного велосипеда. Промчавшийся мимо катер оставил за собой ряды крутых волн, отчего велосипед-катамаран сильно раскачало под смачное чавканье воды о днище.

— Диночка, прошу тебя, не заигрывай с Велеховым, — увещевал жену Николай. — Я понимаю, что это невинное кокетство, но пойми — ты ставишь меня в глупое положение. Ты не знаешь мужской психологии: Слава может понять тебя неправильно. Он воспитанный человек, виду не покажет, но будет втайне тебя презирать, а заодно и меня, как мужчину, неспособного контролировать свою жену.

— Кто заигрывает? Я заигрываю с Велеховым?! Ну ты, Федотов, даешь! Разуй глаза, Отелло. Любишь ты не по делу выступать. Пусть он лучше за своей Кристиной следит, а после чужих жен воспитывает. Она откровенно клеится к Антону, а тот уже и губы раскатал. Наставит вашей сестрице рога. И что вы, мужики, все пыжитесь — сами такие непогрешимые, справедливые, добродетель так и прет. — Диана едко расхохоталась. — Банальное проявление мужского эгоизма: женщине ничего нельзя, а мужику все можно. Тьфу, мать вашу!

— Бог ты мой, Диночка, как ты разговариваешь?! Что за выражения? Когда ты успела нахвататься вульгарщины? Это все Кристина, ее влияние…

— А что Кристина? Классная чувиха. Правильная. Много ты понимаешь, колобок!

Николая будто хлестнули по лицу, он багрово покраснел, дернулся, дико оскалился и схватил Диану за горло:

— Никогда не называй меня так, слышишь? Никогда! Даже в мыслях не держи!

Диана задохлась и обомлела, тупо уставившись мужу в глаза — они опасно посветлели и стали совершенно безумными. Такой вспышки Диане наблюдать не приходилось. Она захрипела, ощутив железные пальцы безумца на своей шее, и не на шутку струхнула, рванулась, впилась ногтями ему в плечи.

Боль вернула ему рассудок, он выпустил Диану и с минуту растерянно смотрел, как жена кашляет и растирает шею.

— Дианочка, прости, — пролепетал Николай и принялся ее целовать. — Не знаю, что на меня нашло. Господи, что я наделал! Прости, котик, я болван, кретин. Хочешь, ударь меня! Все, прошло? Скажи, что ты в порядке, не пугай меня…

Она не могла говорить, только косилась на мужа, наливаясь злостью и отвращением к нему. А Николай продолжал ее неприятно удивлять: чудовищный проступок, который, по мнению Дианы, он обязан был отмаливать любыми средствами, вдруг совершенно перестал его занимать; он отвернулся и как будто забыл о Диане.

С Антоном и Кристиной вся компания встретилась на берегу.

— Антон, сходи к Владе. Некрасиво, мы все ее бросили, — попросила Эля: ей хотелось сгладить нарастающий конфликт.

— Хорошо, схожу, — буркнул Антон. — Только за успех не ручаюсь. А валяться у нее в ногах и клянчить прощения не собираюсь.

— Еще бы, кому приятно, когда тебя возят мордой по батарее, — промурлыкала Кристина. — Эй, брателло, постой. — Она удержала парня за руку. — На фиг тебе унижаться? Нагреешься вздорную бабу обхаживать. Не бери в голову, сама приползет. Лучше пошли до кафешки прошвырнемся. Чего-нибудь выпить охота.

Антон будто того и ждал, чтобы его уговорили. Не оставалось сомнений в том, что девушка ему нравилась: у него мгновенно смягчалось лицо, когда она к нему обращалась, теплые огоньки загорались в глазах. Он даже не дал себе труда скрыть свою симпатию при Велехове — обнял Кристину за плечи, что-то горячо и весело зашептал ей в волосы, в щеку, почти в самые губы. Она засмеялась и шутливо уперлась ему рукой в грудь, после чего молодые люди не спеша удалились, являя собой пример интимной обособленности от всего мира.

И вновь со стороны Велехова не последовало никакой реакции. Эля обернулась к нему с намерением высказать свое возмущение, но он уже шагал по берегу у самой воды, оставляя следы на мокром песке, которые сразу же слизывали волны. Она скоро вычислила цель его движения: в северной части бухты невдалеке от нагромождения скалистой породы, торчащей заостренной глыбой прямо из воды, белела на синей глади залива моторная яхта.

— Станислав, подожди, — позвала Эля и припустила за ним.

Он замедлил шаг, точно раздумывая, стоит ли останавливаться, затем все-таки обернулся.

— Постой, хочу тебя спросить… — подбежала Эля, слегка запыхавшись.

— Пойдем, я покажу тебе свою яхту, — сказал он.

Она пошла с ним бок о бок по мокрому песку, стараясь приноровиться к его размашистой поступи, касаясь временами его нагретого плеча: он слегка раскачивался на ходу. Эля заглянула Велехову в лицо — оно было замкнутым, с налетом тяжелой думы. Она решила, что поведение Кристины все-таки его задело, но он по каким-то причинам не обнаружил явно своего отношения к проделкам молодой любовницы.

— Станислав, надо положить этому конец пока не поздно, — твердо сказала Эльвира в уверенности, что он сразу ухватит суть разговора.

— Не понял. Чему мы должны положить конец? — не оправдал он ожиданий.

— Как — чему? Не притворяйся, сделай милость.

— Ни капельки не притворяюсь. Хоть убей, не понимаю, о чем ты. Элечка, кончай говорить загадками.

— Хочешь прикинуться слепым и глухим? — начала раздражаться она. — Может, тебе так удобно?! Только для Влады это опасно, неужели трудно сообразить?

— Прости, соображалку заклинило. К дождю, должно быть.

— Значит, ты не замечаешь, как твоя Кристина в наглую заигрывает с Антоном и порочит не только тебя, но и Владу?! — закричала, потеряв терпение, Эльвира.

— Тихо-тихо, у-у…как ты себя накрутила. — Он остановился и крепко взял ее за плечи, внимательно вглядываясь ей в лицо. — Какие вы, Федотовы, все нервные. Не забивай себе голову чепухой, русалка, тебя это никоим образом не касается. А Кристина…я ей не указ. Если угодно, можешь считать меня полным идиотом…впрочем, таковым я был всегда, с того дня, когда сидел с тобой в последний раз на нашей скамейке…

Неподдельная грусть прозвучала в его голосе, а Эля замерла: так значит, он ничего не забыл. Он сказал «на нашей скамейке», тем самым признался, что в прошлом их что-то связывало.

Велехов впервые с момента приезда гостей вел себя искренне — не ерничал, не изображал радушного хозяина, не представлялся дамским угодником или благодушным весельчаком, а был наконец самим собой.

И тогда она узнала в нем Стаса; сквозь наслоения многих лет проглянули в этом изменившемся, зрелом мужском лице те милые желанные черты, прекрасные, нежные, давно позабытые, но не стершиеся из памяти, запечатленные навсегда в потайном уголке души, как вечное, пронзительное свидетельство юности и несбывшейся мечты. Лицо это всплыло из запаха сирени, кудрявой заверти темной листвы, тишины летних вечеров…

Эля отшатнулась от него, как будто увидела призрак. Не сказав больше не слова, она, не оглядываясь, пошла прочь.

Глава 6

К вечеру сестры остались вдвоем в особняке, если не считать Альфредо, который старался галантно развлечь двух скучающих дам.

От нечего делать, сестры бродили по обширному особняку, рассматривали картины и скульптуры в настенных нишах, элементы декоративной отделки, лепные украшения.

Альфредо, заложив руки за спину, ходил за ними как птица-секретарь, важно вышагивая длинными худыми ногами. Выяснилось, что сей образчик управленческого искусства неплохо говорит по-русски — разумеется, коверкая слова и без согласования окончаний, но обе женщины пришли от его способностей в настоящий восторг.

Велехов успел сообщить, что блистательный Альфредо женат, отец троих детей, является образцовым семьянином и рьяным патриотом своей страны. Предупреждение было сделано для того, чтобы в присутствии управляющего гости поостереглись высказывать какие-либо критические замечания в адрес Каталонии или ее граждан, дабы не оскорбить чувств Альфредо. Не рекомендовано было также чрезмерно расхваливать испанский язык, поскольку существовал исконный — каталанский, почитаемый местными жителями превыше других.

— Я вижу, сеньор Станислав большой поклонник изобразительного искусства, — заметила Эльвира, останавливаясь напротив очередного полотна, написанного маслом.

— Да, он следит за выставками и покупает картины современных испанских художников. Есть и французские. Вот за этой, например, сеньор ездил в Париж.

— Опять каменный узел на стене — что это? Такой же у меня в спальне. А вот ящерица…

— Хамелеон, взгляните — здесь еще один, — успевал комментировать Альфредо.

— Ползут по стене вниз как живые. Колонны стоят на черепахах. Красиво, но необычно для жилого дома.

— А у меня в комнате скульптурное изображение собаки на невысоком постаменте, — добавила Влада.

— О, все это копии с деталей храма Саграда Фамилиа в Барселоне, вы еще не видели? Сеньор Станислав большой поклонник нашего великого архитектора Антонио Гауди. Ему мало частых посещений храма. Он разместил напоминания о нем по всему дому.

— Храм Святого Семейства? Как же, наслышаны, — усмехнулась Влада. — Антон мне все уши прожужжал.

Влада как будто похудела за день, веки у нее были припухшие, похоже, что она тайком плакала.

Эльвира выискала книгу о Гауди на книжной полке в библиотеке и расположилась в шезлонге у бассейна со всеми удобствами — с бокалом сангрии, чашкой двойного эспрессо и сигаретами. Солнце вывалилось из красных облаков и блестело густым светом, еще грело косыми лучами, прежде чем затонуть в морских глубинах, на крыше соседнего дома скандальными голосами пикировались чайки. Определенно, чайки на испанском побережье нестандартные, какой-то особой породы — пестрые, сидящие по крышам, как вороны, болтливые как сороки. Кажется, все самобытно в этой части Пиренейского полуострова — что птицы, что люди, что архитекторы — достаточно взглянуть на Саграда Фамилиа или знаменитый Каза Мила, кто же не знает, что Гауди называют неземным гением, а может быть, все дело в том, что он родился на залитых солнцем равнинах Камп де Таррагона.

— Решила просветиться? — Влада опустилась в соседний шезлонг. — Успеешь — наш мачо затаскает всю семью по памятникам архитектуры, будь здоров!.. Вот ведь мерзавец, за весь день ни разу не подошел и на яхте укатил, не попрощавшись. Марку держит. Ничего, я ему устрою веселую жизнь. Я ему покажу Барселону! Завтра же заставлю Колю поменять нам билеты. Мне такого отдыха не надо — сыта по горло.

— И чего ты этим добьешься? Я бы на твоем месте сделала вид, что ничего не происходит. Пойми, запретный плод сладок — избитая истина. Он из одного упрямства будет делать наперекор. Доведешь до крупной ссоры, да так, что отрежешь все пути к примирению.

— Предлагаешь спокойно наблюдать, как эта стерва его охмуряет? Занять позицию Стаса: надеть шоры, благодушествовать, на худой конец самой улечься к нему в постель. Может, он того и добивается?.. Тьфу! Дыми в другую сторону! — раздражилась она. — Давно пора бросить. Все уважающие себя люди бросили. Курят сейчас только бедняки или неудачники с проблемами, ты в курсе?

— Полная чушь! Здесь полно богатеев, и многие курят. И Станислав курит. Он еще студентом курил, конечно, гораздо меньше, чем сейчас. Мне кажется, раньше он это делал исключительно для форсу… Влад, помнишь, каким красивым он был? Невероятно! Кстати, Антон напоминает мне чем-то двадцатилетнего Стаса, ты не находишь?

— Проснулась! Я всегда это знала, — машинально ответила Влада…и спохватилась, прикусила губу, бросив косой взгляд на сестру.

— Точно! Сейчас дошло, — воодушевленно продолжала Эля, — у Стаса нос был прямой, совсем не такой, как сейчас. Это одна из причин, по которым я его не узнала.

— Да, нос у него сломан. Однажды его сильно избили бандиты, чуть не убили, он долго потом в больнице лежал…

Эля повернулась всем телом к сестре:

— Избили? За что? Вы тогда еще встречались?

— Нет, это было позже, — уклончиво ответила Влада. — Как это с ним случилось — не знаю, слышала случайно, что Стас пострадал в какой-то разборке.

— Стас связался с бандитами? Никогда не поверю! Хотя…кто знает, мир так изменился; каких-нибудь десять-пятнадцать лет — и все встало с ног на голову. Бедный Стас, должно быть ему пришлось несладко. С мужчинами жизнь не церемонится, мы часто представления не имеем, каким жестоким бывает их существование.

Где-то в первом часу ночи на притихшей улочке за оградой велеховского сада раздались голоса, шум, звуки шаркающих шагов, как будто кто-то волочил ноги по асфальту. Эля и Влада уже разошлись по своим комнатам и легли в постель, но обе не могли заснуть. В тишине ночи хорошо был слышен высокий голос Дианы с возмущенными интонациями, какое-то бормотание, кто-то хрипло захохотал, потом Велехов что-то негромко сказал. Эля вскочила с постели, пробежала через комнату Влады на балкон. Влада уже стояла там, перегнувшись через перила, и смотрела вниз. Велехов и Диана вели, вернее, волокли под руки Николая — на ногах тот не стоял, и поскольку был он грузный и тяжелый, вся троица выписывала кренделя на мостовой.

— Что это с ним? Напился что ли? — предположила Влада. — Не может быть! Когда это Коля так пил?

Эля рванулась к двери:

— А вдруг ему плохо! Влада, мне страшно, ой, мамочка, Коленька наш…

Николай действительно оказался мертвецки пьян, таким его сестры видели впервые. Голова его свесилась на грудь, он смотрел в землю стеклянными глазами и монотонно нес какую-то бессвязную чушь, время от времени разражаясь пьяным смехом.

— Диана, что ж это такое? — суетилась вокруг брата Эльвира. — Куда ты смотрела? Ведите его сюда…Сажайте, сажайте…Ужас какой!.. Станислав, как ты допустил?.. А если это алкогольное отравление?!

— Брось, Элечка, братан слегка перебрал. С каждым может случиться. Отоспится, и все будет в ажуре. У нас другая проблема; как его наверх втащить. Пожалуй, уложим его в гостиной на диване, мороки будет меньше.

— Что вы пили? — сурово спросила Влада.

— Что может пить русский мужик? Нашу родимую. Я, честно говоря, не понял, с чего его так развезло. Водовка высшего качества, чистейшая как слеза…

— Да-а, занятная история, — с сарказмом протянула Влада. — По тебе не скажешь, что вы пили вместе. — Она подошла к нему совсем близко. — Послушай, гостеприимный хозяин, не задави нас слишком многими милостями. Все, что происходит с твоим участием, идет наперекосяк. Где Антон и Кристина?

— А разве они не пришли? — преувеличенно удивился Велехов. — Они сошли с яхты и отправились вперед, пока мы возились с Коляном.

— Вот как, а может, это вы сошли с яхты и ушли вперед? Диана, хоть ты скажи правду.

— Слава уже все сказал, — сладким голоском отозвалась Диана. — Предлагаю всем отправиться спать, — добавила она, подарив Велехова взглядом роковой женщины. — Коля утром проснется и будет как огурчик, оставьте его в покое. Всем спокойной ночи.

Она пошла вверх по лестнице, картинно изгибая стан на каждой ступеньке, и еще раз улыбнулась Станиславу на повороте.

В то время как Николай в гостиной оглашал молчаливый дом клокочущим храпом, Эля вертелась в постели, не в состоянии уснуть. Она напряженно прислушивалась к звукам на улице в надежде, что Антон вернется, и курортная жизнь мирно потечет своим чередом без потрясений и скандалов.

Вместо этого ухо ее засекло скрип дверных петель в коридоре. Эля на цыпочках подошла к своей двери и приоткрыла маленькую щелку. Успела заметить, как женская фигура в чем-то белом проскользнула в комнату Велехова. Мучаясь недобрым предчувствием, Эля рискнула заглянуть в спальню Дианы. Даже в кромешной тьме было очевидно, что постель пуста.

Эльвира ринулась в комнату Влады. Сестра, измучившись за день всевозможными переживаниями, крепко спала. Эля включила светильник у ее кровати.

— Влада, проснись, — громко зашептала она, — да проснись же, не время спать. Тут такое творится!.. Эта негодяйка Диана прошмыгнула в спальню к Станиславу. Я своими глазами видела. Они, видно, за сегодняшний день снюхались, недаром друг другу глазки строили.

Влада несколько минут моргала, бессмысленно таращась на Элю.

— Элька, очумела, что ли? Ты знаешь, который час? В этом доме наступит когда-нибудь покой?.. Постой…Что ты сказала?.. Диана?.. К Стасу?!.. Вот дрянь! Ну подожди, тварюга! Я вам устрою безопасный секс! Нет, ты посмотри, до чего он оскотинился!.. Где мои тапочки?..Сейчас вы у меня покувыркаетесь!..

Разъяренной львицей она понеслась к спальне Велехова и исступленно стала дергать ручку двери, но безрезультатно. Тогда Влада принялась неистово колотить кулаками в дверь.

— А ну открой, мерзавец, тварь! Я знаю, с кем ты трахаешься! Скоты! Брата споили, чтобы спокойно поразвлечься?! Грязная свинья ты, сеньор Станислав, так и знай! Открой сейчас же, подонок!

Через минуту дверь отворилась, и на пороге появился Велехов, завязывающий пояс наспех наброшенного халата. Он вышел в коридор, плотно затворил за собою дверь, и встал, прислонившись к ней спиной.

— Ай-я-яй, — покачал он головой. — Такая воспитанная леди, и столько нехороших слов. Подняла шум на всю округу. Все-таки ночь на дворе.

— Не кривляйся, фигляр, — прошипела Влада. — Пусть она выйдет из твоей спальни. Я не позволю тебе гадить всей нашей семье.

— Не улавливаю суть претензии, — спокойно возразил Велехов. Он полез в объемистый карман халата и извлек оттуда свои неизменные сигареты. — В чем ты меня обвиняешь? Это я должен требовать объяснений: Антон в открытую, без всякого стеснения увел у меня женщину. Где твой любовничек шляется по ночам? Я-то считал, что пригласил к себе порядочных людей.

Не отрицаю, что Диана сейчас лежит в моей постели. Ты, между прочим, прервала нас на самом интересном месте.

— Что ты болтаешь, негодяй?! — задохнулась Влада: негодование перехватило ей горло. Она с ужасом смотрела на Велехова широко открытыми глазами.

— Видишь ли, — продолжал тот, невозмутимо попыхивая сигаретой. — Я провел чудный день в обществе очаровательной девушки и, естественно, настроился на романтический лад. Сегодня спать одному мне просто невмоготу. А поскольку Кристина бросила меня ради молодого красавчика, я решил воспользоваться благосклонностью Дианы.

Хотя…я могу пойти на уступку, чтобы не вносить разлад в вашу семью. Если ты согласишься сейчас занять место Дианы, я не стану возражать.

Влада размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу.

Он не шелохнулся, лишь слегка отвернул голову от удара, и продолжал дымить, насмешливо глядя Владе в глаза.

— Чего ты добиваешься, Стас? — спросила она. — Теперь я совершенно уверена, что ты затеял какую-то грязную игру. Что ты пытаешься доказать? Кому? И главное — зачем?

Велехов бросил горящую сигарету на сияющий гранитный пол и тщательно растер окурок подошвой.

— Представляю, что творится сейчас в твоей головке, — ласково произнес он. — Именно то, что может накрутить себе женщина, начитавшись сентиментальных романов. Не делай из меня героя-мстителя, Владочка. Все гораздо грубее и прозаичнее, — он склонился к лицу женщины и сказал в ее распахнутые глаза, — я просто развлекаюсь. Ничего личного. Ложитесь-ка обе спать. Спокойной ночи.

С этими словами он вошел в свою комнату. Сестры услышали, как щелкнул замок в двери.

Влада постояла в трансе перед захлопнувшейся дверью, потом плечи ее поникли, и она потащилась на нетвердых ногах к себе в спальню.

— В голове не укладывается, — бормотала она, бессильно опускаясь на постель, — не могу поверить, что он мог превратиться в бездушное чудовище. Ни стыда, ни чести! Стас, лучезарный Стас — рыцарь без страха и упрека, воплощение всего лучшего, что могло быть в молодом человеке. Нет, не верю, не верю, понимаешь?! Он не мог так страшно, так непоправимо измениться.

— Отчего же не мог? — не согласилась Эля. — Не таким уж и рыцарем он был. Рыцарь не бросил бы девушку, не попрощавшись.

— Ах, опять ты о своем. Да пойми, то была юношеская беспечность, ведь надо учитывать, что в тот момент он был увлечен и характером обладал необузданным…Да, ушел с грубостью молодости, они порой такие бесчувственные, неделикатные, чересчур прямолинейные… Боже мой! Антон! Я должна найти его. Клянусь, я не скажу ему ни слова упрека. Даже не намекну. Пусть только вернется…только вернется…Эля! За что мне такая мука?!.. — Она рухнула Эле на грудь и впервые за много лет разрыдалась в объятиях сестры.

Глава 7

Влада спала всего несколько часов. Антон вернулся под утро, ни слова не говоря разделся, нырнул в постель и закрылся с головой одеялом. Буквально через две минуты Влада услышала ровное дыхание спящего человека.

С тяжелым вздохом она поплелась в ванную. Душ ее немного освежил; она оделась и вышла в коридор. Утро разгоралось. В доме стояла тишина, все двери были плотно закрыты, но в коридоре уже было солнечно, стены и деревянные комоды нагреты веселыми лучами из бокового окна, за стеклом алел цветущий кустарник, и покачивала зелеными веерами пальма.

Влада спустилась в просторную гостиную, всю в пятнах теплого света, играющего на полированных поверхностях и застекленных дверцах массивных шкафов.

Николай спал на диване, размеренно посапывая, одна рука лежала на полу, другой он скомкал одеяло на пухлой груди, отчего из-под нижнего края торчали его толстые икры и босые ступни.

За балюстрадой веранды, видное между соснами и низкими черепичными крышами ровно лежало море, насыщенно-синее, неподвижное. Влада смотрела вдаль, наслаждаясь утренним спокойствием, тихим мерцанием морской лазури и думала, что порой общение с природой требует полного одиночества.

Однако уединение ее было прервано сильным всплеском со стороны бассейна — похоже, кто-то бросился в воду. Влада обогнула фасад здания и увидела Велехова. Он преодолевал голубую поверхность бассейна мерными гребками, у бортика кувыркался, отталкивался и плыл обратно. На нем были плавательные очки, головой он зарывался в воду, методично поворачиваясь для вздоха. Смотрелся он в воде неплохо, почти профессионально: сильная спина и литые плечи, подтянутый пресс, развитые мышцы рук и ног придавали ему достаточно спортивный вид.

Влада встала на краю бассейна и наблюдала за пловцом. Непонятно, видел он ее или нет, но темпа своего не сбавил.

Она вспомнила, как они вместе купались в Москве-реке в Серебряном Бору, потом лежали на песке, на вытертом стареньком покрывале, тесно прижавшись друг к другу, грудь с грудью и беспрестанно целовались. Кто-то сделал им замечание — хватит, мол, лизаться в общественном месте, какой-то старикан, забывший давным-давно, что есть непреодолимое притяжение, блаженное и томительное, сумасшедший восторг единения, доверие и нежность к существу другого пола.

Злобный брюзга спугнул влюбленных, они пошли по тропинке вдоль реки, петляющей между деревьями и кустами, продолжая на ходу целоваться, и по незнанию вышли на нудистский пляж. Влада страшно перепугалась, увидев абсолютно голого мужчину, стоящего у них на пути. Стас растерянно попятился, обхватив Владу и озираясь. Кругом лежали, сидели и стояли голые люди. Сообразив наконец в чем дело, оба прыснули и бросились бежать назад. Влада так расхохоталась, что ослабела от смеха.

Именно в тот день они встретили Альберта…

Велехов продолжал отмахивать метры, не обращая на зрительницу никакого внимания. Влада увидела Диану — та направлялась прямо к ней. У нее был вид счастливой женщины, глаза возбуждено блестели, она не выказала и тени смущения при виде Влады.

«Наглая рожа, — подумала Влада, — другая хотя бы постеснялась. Бедный Коля, что-то теперь будет?»

— Привет, — безразличным тоном бросила Диана и встала рядом с золовкой, наблюдая пловца.

Влада окинула ее уничижительным взглядом и ничего не ответила.

— Раз уж ты здесь, давай поговорим, — высокомерно произнесла Диана. — Хочу сразу внести ясность в ситуацию. Слава сделал мне предложение, еще вчера днем, когда мы возвращались домой на яхте.

Влада потеряла дар речи от такого заявления, настолько оно показалось ей нелепым.

— Да-да, можешь не кривиться. Он любит меня. Тебе кажется это невероятным? — Диана опустилась в стоящий рядом шезлонг и продолжала выдавать новости с видом вновь испеченной королевы. — Он все для меня сделает. Мне не нравится жить в Питере, поэтому мы купим дом в Москве. Лучше всего на Рублевке. Надоело прозябать в многоэтажке. Я решила, что мы поедем в свадебное путешествие в Париж, потом в Ниццу. Надо только побыстрее развестись…

— Дина, ты законченная пробка, или только прикидываешься? — спросила оторопевшая Влада. — Ты соображаешь, что несешь?

— Спроси у него. Сла-авик, доброе утро! — помахала она рукой Велехову.

Тот сделал очередной кувырок в воде и устремился к противоположному бортику.

— Да он наплетет что угодно лишь бы оправдать свою низость по отношению к Коле. У тебя мозги есть? Мало ли что мужик обещает в постели…

— Ты мыслишь примитивно, как все Федотовы. Постель…козел-мужик… Хватит! Где вам понять, что существуют высокие чувства, любовь с первого взгляда?.. Вчера на яхте он сказал мне: «Ты для меня — неожиданный подарок судьбы. Я не хочу тебя терять!» — Диана торжествующе посмотрела на Владу.

— Да-а, круто! — согласилась та. — Надо же, наш утонченный эстет, ценитель искусства, и такая пошлятина. Он даже не потрудился придумать для тебя что-нибудь свеженькое. А знаешь, я не буду вас отговаривать, пусть Коля с тобой разведется. Может, поумнеет и найдет себе любящую женщину.

— Да ради бога! Забирайте свое добро. Лучше, если вы с Элей сами все ему скажете. Головной боли меньше. Он в последнее время какой-то полоумный стал. Приглядитесь к братцу, настоятельно советую. Мне самый резон от него избавиться. А то присосался, как клещ, не оттащишь.

— Оттащим, не сомневайся, — заверила Влада и покинула счастливую невесту.

Пока Диана грезила в шезлонге о будущих дворцах, автомобилях и поездках, Влада проведала брата, убедилась, что обманутый бедолага еще крепко спит, и поднялась в комнату сестры.

Комната Эли была пуста, но из ванной доносился шум льющейся воды. Влада в ожидании сестры вышла на балкон и села в кресло.

Соседняя балконная дверь открылась, из нее вышла Кристина в ночной сорочке на тонких бретельках — коротенькой, только что трусики не видны. Она с кошачьей грацией потянулась, гибко прогнувшись и открыв в зевке красный рот.

— У вас что там, артель? — поинтересовалась Влада. — Еще от Динки постель не остыла, и ты туда же. Красиво живете, с размахом…

— Ой, это ты? А я сквозь кемарь слышу, кто-то по балкону ходит. Насилу глаза продрала. Говоришь, Диана здесь была? Иди ты! Славка охмурил-таки дивчину. Это он умеет. Проказник, хочется ему порой какого-нибудь забалуйства. А братец-то ваш — лох чилийский! Сопли распустил, нажрался водки до звериного состояния. Это они за дружбу пили, прикинь? — Кристина разразилась звонким смехом. — Остолоп ваш лобызаться полез от полноты чувств, Славку всего слюнями извозил. Редкостный болван! Славка ловкач — включил полного дурака, знай подливает да поддакивает.

— До чего вы все омерзительны, — брезгливо сказала Влада. — Не дом, а клоака какая-то. Сегодня же переберемся в гостиницу. А вы варитесь в своих нечистотах!

— Скажите пожалуйста, — презрительно фыркнула Кристина. — Ишь столбовая дворянка! Ты передо мной-то хоть не ломайся. Я отлично знаю всю вашу историю. Скажи спасибо, что он Кольку не утопил как щенка. Сковырнул бы за борт, как будто пьяный сам упал — и с концами, комар бы носу не подточил. Будь я мужчиной, я бы слизняка этого на куски порвала.

— Ах вот оно что! Я так и знала, что он разыгрывает здесь мелодраматический фарс! А еще отпирался! Дешевка! Жалкий актеришка! Так ему и передай.

Кристина воззрилась на нее с открытым ртом:

— Какой фарс?.. Мелодрама?! То, что вы сотворили, мелодрамой называется? Ты что мне втираешь, курва проклятая? Ну, знаешь ли! Я всякое повидала, но такую гниду как ты еще поискать. Я за один стол не хотела садиться с тобой и твоим братцем — Слава настоял… Тьфу!.. Чем скорее отсюда свинтишь, тем лучше — воздух чище станет, только мальчонку своего не получишь, так и знай! Он мне по сердцу пришелся. Да если бы и не по нраву был, все равно бы не отдала, просто из вредности. Так что можешь купить себе новую игрушку, хабалка бесстыжая!

Кристина так распалилась, что чуть не задохнулась от возмущения, бросилась в спальню и хлопнула дверью так, что зазвенели стекла.

— Что там такое? — обеспокоенно спросила Эля из комнаты. В руках у нее было полотенце, она отжимала свои кудрявые волосы. — Я слышала конец разговора. В чем она тебя обвиняет? И в чем провинился Коля? Ничего не понимаю.

Влада сосредоточенно размышляла: неистовый натиск Кристины привел ее в замешательство, более того — в недоумение. Он показался ей чрезмерно бурным, преувеличенным, неоправданным давними обстоятельствами. Здесь крылась какая-то загадка, что-то тайное, живущее в настоящем столь же ярко, как и в прошлом. Эта мысль настолько завладела Владой, что намерение немедленно покинуть опасный дом отошло на второй план.

— Во всем поведении этой парочки сквозит что-то странное, — решила она поделиться с Элей. — Я имею в виду Стаса и Кристину. Что за отношения их связывают? «Близкий друг»! Он с легкостью уступил ее Антону, в то время как доверил ей подробности своего прошлого, которое — это уже очевидно — мучает его до сих пор. Вряд ли он стал бы откровенничать с молоденькой любовницей, каких у него несколько в каждом городе. Причем, мне показалось, что Кристина знает больше, чем я сама. Я было решила, что Стас отыгрывается на Коле из желания досадить мне, но ты слышала: она обвинила меня и Колю в каких-то страшных грехах, о которых я понятия не имею. Ты не находишь, что все чересчур запутанно и туманно. — Она замолчала, с угрюмой тревогой обдумывая что-то. — Был неприятный эпизод: Коля однажды струсил, но не такой это весомый проступок, чтобы разрушать его семью, да еще вынашивать мысли об убийстве, как Кристина сейчас сказала.

Давай я расскажу тебе все по порядку, может быть, вместе разберемся.

Воспоминания с готовностью явились перед ней, отталкивая и заслоняя друг друга.

Да, это было именно в тот день, когда они по ошибке забрели на нудистский пляж, бросились прочь, беспечные в неудержимом юношеском веселье, и Влада споткнулась о вытянутую ногу сидящего на песке мужчины. Она видела, как в замедленной съемке, себя падающую, тоненькую, в коричневом купальнике, со вскинутыми руками, с упавшими золотым водопадом на лицо волосами, и того мужчину, успевшего ее подхватить — слишком крепко, слишком прочно и непоправимо; такими, должно быть, бывают объятия судьбы.

Подбежал Стас, выхватил ее из рук незнакомца, извинился, словно споткнулся сам, и почти понес девушку к тому месту, где остались их вещи. Они снова растянулись на своем покрывальце под ровным июльским солнцем. От нагретой кожи Стаса исходил волнующий едва уловимый запах, обожаемый Владой; его невозможно было описать или с чем-то сравнить, так как он принадлежал только Стасу — нечто упоительно юношеское и одновременно возбуждающее как изысканный эликсир любви. В свою очередь, Стас уверял, что кожа Влады источает пьянящий аромат, подкрепляя свои слова действиями: он зарывался горячим лицом между ее грудями, и тогда отвлечь его от этого занятия было крайне сложно.

Кто-то присел рядом:

— Девушка, ты ничего не потеряла?

Парень, на которого она так неосмотрительно налетела, протягивал ей сережку.

Она непроизвольно схватилась за обе мочки…и рассмеялась:

— Ой, что это я? У меня таких нет, это не моя.

— Странно, — сказал тот, поворачивая в пальцах сережку. — Я нашел ее на том месте, куда ты чуть было не приземлилась. — Уверена, что не твоя?

— Да вот же они, обе здесь. — Она отвела волосы с розовых ушей. — Мне чужого не надо.

Парень чрезвычайно внимательно осмотрел ее ушки с обеих сторон, затем без всякого перехода представился:

— Альберт, — и протянул руку Стасу.

Через минуту они уже оживленно болтали, новый знакомый оказался шумлив и раскован. У него была короткая стрижка почти под ноль, губы толстые, нос размытых очертаний, в зеленоватых глазах устойчивая смешинка. В целом здоровый рослый детина с наружностью бывшего спецназовца.

Настало время отправляться домой.

— Вы где живете? — спросил Альберт. — Я на колесах, могу подвезти.

— Да, собственно…мы лучше на транспорте… — замялся Стас.

— Чего? Какой транспорт! Не дури. Завезем сначала девочку, потом подвалим к твоему дому. Давайте, собирайте манатки. Я мигом.

По дороге к автомобильной стоянке к Альберту присоединилось двое парней. Шли они позади и в разговор не вступали. Влада оглянулась раз — спутники равнодушно скользнули по ней взглядом случайного прохожего. Оба были качками, с бритыми затылками, в начищенных до блеска туфлях, в обтягивающих фирменных джинсах с блестящими заклепками.

Альберт подошел к большой импортной машине — в иномарках ни Стас, ни Влада в то время не разбирались — открыл заднюю дверцу, пригласил гостей занять места в салоне. Сам тоже сел на заднее сиденье в тесном соседстве с Владой. Один из сопровождающих уселся за руль, другой рядом.

— Так это не твоя машина? — оробела Влада в роскошном салоне автомобиля. — Неудобно беспокоить твоего друга.

— Машина моя, только мне сейчас в лом рулить, пусть катает, — сказал Альберт.

Он закинул руку на спинку сиденья позади девушки и всю дорогу к ее дому сидел вполоборота, довольно бесцеремонно изучая влюбленных. Стас хмурился, но стоило ему взглянуть на Альберта, тот в ответ мгновенно расплывался в обезоруживающей улыбке.

Приключение окончилось в тот день безобидно: молодых людей высадили у дома, где жила Влада.

— Чем-то не нравится мне этот тип, — заключил Стас, когда машина выехала со двора. — Зря мы с ним связались. Надеюсь, он больше не попадется нам на глаза.

Однако на следующий день Влада, выйдя из подъезда, сразу увидела черный джип, стоящий чуть в отдалении. Альберт выскочил из машины и пошел навстречу девушке.

— Ну вот, теперь, когда твоего ромео нет поблизости, можно спокойно пообщаться, — сказал он так, будто о встрече было договорено заранее.

Влада всегда была бойкой девушкой, склонной к эксцентричным поступкам, возрастными комплексами не страдала, напротив, была уверенной и самостоятельной особой.

— А чем тебе мешает Стас? — парировала она, придав своему милому личику черствое выражение.

— Ого, киска сразу коготки выпустила, — засмеялся Альберт. — Хочу за тобой поухаживать. Имею право? Ты ведь девушка свободная, незамужняя, значит, у меня есть шанс тебе понравиться.

— Нет у тебя такого шанса! — заносчиво отрезала Влада и застучала каблучками в подворотню, оттуда — по тротуару узкой улочки к станции метро.

Алберт, однако, не отставал — шел рядом, выдавая какой-то веселый треп.

Черная машина медленно ехала следом.

— Ты куда? Давай подвезу, — предложил Альберт.

— Ага, держи карман! Потом от тебя вовсе не отвяжешься.

— Поедем вместе — пообедаем в хорошем ресторане. Поговорим, ты меня узнаешь поближе. Клянусь, приставать не буду. Я страшно воспитанный, сама убедишься. Испугалась что ли?

— Ага, до посинения!.. Но в машину все равно не сяду. Завезешь еще…Может, ты маньяк…или бандит. Я тебя знать не знаю. Чего привязался?

— Как чего? Я разве не сказал? Ты мне сразу понравилась. Мне всегда такие лапушечки нравились.

— Вот к ним и отправляйся. Думаешь, очередную безмозглую пташку закадрил? Машину демонстрируешь, на шее цепь с палец, прям весь крутизной изошел.

— А что, бедняком прикинуться? Честным гегемоном с кувалдой в руках?.. Твой Стас на кого учится?

— Они с Колей в инженерно-строительном. Коля — мой брат.

— А-а, МИСИ, значит. Подумать только! Будущие инженеры! Уважаю, честно…Так идем в ресторан? Да не бойся ты меня, Владочка, я смирный как ягненок, вежливый до отвращения. А с девушками особо ласковый…

Влада проявила твердость характера и на уговоры не поддалась. Однако история повторилась на второй и на третий день. Что-то удержало Владу от того, чтобы рассказать о происшествии Стасу. Она сама не могла объяснить, отчего скрыла факт настойчивого ухаживания за ней Альберта. Возможно, она опасалась, что Стас вспылит и полезет на Альберта с кулаками: Стас был неисправимый забияка, часто ходил в синяках и ссадинах, всю жизнь заступался за Колю, еще со школы, где его друга-недотепу задевали по любому поводу.

Несмотря ни на что, новый поклонник забавлял Владу, ее женскому самолюбию льстило, что богатый и взрослый мужчина — ему явно было под тридцать — добивается ее внимания…

— Можешь дальше не рассказывать, — прервала сестру Эльвира. — Все понятно и так, ты в конце концов бросила Стаса и вышла замуж за Альберта.

— Не все так просто, не я бросила Стаса, а он меня. Я ему изменила, а он узнал. Альберт был страшно назойлив и настойчив, если во что вцеплялся, то из рук не выпускал. Я, будучи его женой, в полной мере имела возможность в этом убедиться.

— Почему вы со Стасом не поженились до того как появился Альберт, ведь уже два года встречались?

— Нам жить было негде. У Стаса двушка в хрущевке — там мать и сестра, а у нас…сама знаешь, какие невзгоды обрушились на нашу семью: папа с инсультом, издерганная мама, я даже заикнуться не смела о том, что хочу выйти замуж.

А тут Альберт со своими деньгами, подарками, ресторанами и многими соблазнами. Я поневоле стала сравнивать, и вот уже первый упрек сорвался с моего языка. Когда это случилось в первый раз, Стас даже не принял всерьез, просто посмеялся, но во второй раз задумался. Какой-то червь стал точить меня изнутри, заставлял без конца возвращаться к неприятной для него теме. Я видела — как только разговор заходил о материальном, он начинал нервничать, страдать, мучительно терялся и не находил доводов убеждения. Какой злой демон подстрекал меня, подсказывал безжалостные слова?

Дошло до того, что между нами произошла ужасная ссора. Мы были у него дома, лежали на его кровати, налюбившись до изнеможения. С чего начался разговор, сейчас не припомню, с каких-то ленивых, редких фраз вперемешку с кратковременными провалами в сон, но спать было нельзя, надо было сматываться до прихода его сестры. Он отправил девчушку в кино с подругой и наказал погулять подольше.

Малышке было тогда пятнадцать, славная девочка, все понимала с полуслова и с братом была заодно. Меня всегда умиляли их отношения: бывают сестры-вредины, но только не Яна, она никогда брата не подводила. Отец их бросил рано, как раз, когда Яна родилась, может быть, поэтому у Стаса к сестре было особое отношение.

Короче, начали мы с ним потихоньку пререкаться и слово за слово серьезно поссорились.

— А вдруг я забеременею, — кричала я, — где ребенка растить, ты знаешь?! Все успокаиваешь, даешь обещания на пустом месте. Посмотри на себя — даже новые джинсы купить не можешь. А эта убогая комнатушка мне уже снится в кошмарных снах!

— Влад, что ты говоришь? — ужаснулся он. Глаза у него сделались глубокие и несчастные. — Значит, и меня ты видишь в кошмарных снах? Я считал, что в этой комнатушке мы пережили лучшие мгновения нашей жизни.

— Может быть, но теперь мне все это приелось, хочется чего-то нового, сколько можно таращиться в один и тот же обшарпанный потолок?! Рано или поздно начинаешь замечать, что это вовсе не звездное небо!

— Владочка, ты только не нервничай, — он целовал мне руки, как потерянный. — Осталось подождать совсем немного, я начну работать, наша жизнь наладится, все молодые пары так начинают…

В тот роковой день все складывалось одно к одному — неожиданно явилась его мать, которая должна была в тот час находиться на работе. Женщина она была грубая, неотесанная, озлобленная нуждой и безмужней жизнью; едва войдя, начала кричать прямо с порога:

— Так и знала, что ты водишь сюда шлюх в мое отсутствие! Превратил квартиру в бардак. Я вкалываю день и ночь, чтобы ты учился, теперь вижу, какое тут образование…Вы где живете, девушка? У вас родители есть?.. Яну куда сплавил, охломон?! Сестру на улицу выставил ради какой-то потаскухи! А ну марш отсюда, бесстыжая, и чтоб духу твоего здесь больше не было! Ишь повадилась, соседи меня давно предупреждали. В следующий раз сразу милицию вызову.

Я вынеслась на лестницу с пылающими щеками, не слушая оправданий Стаса. Такого позора мне не приходилось переживать. Мать его орала мне в спину на весь подъезд. Несколько дверей открылось, пока я бежала вниз по ступенькам на трясущихся ногах, и во дворе мне казалось, что во всем здании распахнулись окна, а в них одинаково тупые ухмыляющиеся рожи. У меня было ощущение, будто с меня содрали одежду и выставили на посмешище. Я стремглав юркнула в арку, там уже нагнал меня Стас. Он что-то говорил, пытался выгородить мать, просил, чтобы я была к ней снисходительна: у нее трудная жизнь, она устает, раздражительна и несдержанна, но я не хотела его слушать.

— Уйди! — отбивалась я. — Видеть тебя больше не хочу! Ты мне противен, и вся твоя нищая быдловская семейка отвратительна! Черепковы! Ха-ха! Оно и видно! Плебей! Надо было раньше посмотреть на твою мамашу. Не смей больше ко мне приближаться, никогда!

Я, видно, сильно его обидела. Он повернулся и пошел обратно в подъезд.

— Вот и катись, — приговаривала я, удаляясь от его дома. — Что, правда глаза колет? Мерзость какая! — я содрогалась при воспоминании о тех словах, которые его мать выплевывала мне вслед.

Эта сцена долго мучила меня, всплывала поминутно, меня бросало в жар, и было нестерпимо противно. Еще меня страшно бесило, что он пытался оправдать мать, что не воспринял ее бредни как чудовищное оскорбление. Стало быть, я для них недостаточно хороша. Как она там говорила? «Шлюха, потаскуха, бесстыдница». А он все это проглотил. Ничтожество!

Мне действительно не хотелось видеть Стаса, поэтому, когда снова возник Альберт, я воспользовалась возможностью отвлечься, кроме того какой-то бес противоречия толкал меня в его объятия.

Он повез меня к себе домой. Что тут объяснять — цветы, шампанское, ужин при свечах, музыка, шикарная обстановка, танец вдвоем с прочувственными взглядами и избитыми обещаниями — все банально до коликов, причем я, несмотря на отсутствие опыта, отлично понимала развитие ситуации. Мужчины ловят девиц на одни и те же приманки, мне уже пришлось выслушать с десяток подобных историй от своих подруг. Да, я все сознавала, но мысль об измене Стасу доставляла мне мстительное удовольствие.

Кончился вечер так, как и должен был кончиться — постелью, и наши отношения с Альбертом тогда же должны были завершиться по всем канонам быстротечных мужских развлечений. Но все пошло по-другому…

Влада увидела словно наяву: Альберт на сбитом постельном белье, глаза закрыты, похоже, что спит. Она откидывает одеяло, некоторое время с недоумением смотрит на спящего без малейшего воспоминания о недавней близости, на незнакомую обнаженность мужского тела, ощущает чуждый запах, передергивается от желания немедленно уйти. Она начинает торопливо одеваться, ей неуютно, на душе гадко, хочется бежать из роскошного дома как можно скорее…

Альберт открыл глаза и схватил ее за руку:

— Куда собралась? А ну стой! — он вскочил и повалил девушку на кровать. — Ночь ведь, ты в своем уме? Хочешь, чтобы тебя поймали и изнасиловали?

— Пусти, — прошептала Влада.

Он поразился, с какой ненавистью она на него смотрела.

— Да что с тобой? Надо домой, так и скажи. Я тебя отвезу. Что стряслось-то? Вроде все было отлично. С чего ты меня опять невзлюбила?

— Слушай, ты получил свое — ну и отвали, понял? — последовал враждебный ответ.

Он выпустил ее, сел на край кровати и начал одеваться:

— Хорошо, сейчас поедем. Глупенькая, бежать вздумала. Разве я тебя к чему-то принуждаю? Постой, на улице прохладно — на вот надень. — Альберт бросил ей на руки женский жакет.

— Чей это? — Влада разглядывала элегантный жемчужно-серый шерстяной жакет с золотой брошью на воротнике в виде двух изогнутых листочков с бриллиантовыми росинками.

— Твой, забыл отдать дурья башка. Это тебе подарок.

— Что, трахнул и заплатил? — ядовито поинтересовалась Влада. — Забирай свое барахло, мужлан! — она с бешенством швырнула в него жакетом. Мягкая ткань накрыла его с головой. — Не лезь ко мне со своими примитивными понятиями и подарками. Меня от тебя тошнит! Развлеклись на пару — и все, гуляй, ты мне больше не нужен, и не показывайся мне снова на глаза! А сейчас вези меня домой!

Альберт встал перед ней — уже полностью одетый, даже кожаную куртку застегнул, — и минуты две вдумчиво изучал Владу.

— Ты из-за своего пацана переживаешь? — спросил он.

— Все, сейчас взорвусь! — выкрикнула она и ринулась к двери. — Не хватало еще душещипательных разговоров, исповедник чертов! Ты вообще кто? Натуральный бандюга! Да-да, я все знаю! Нашлись добрые люди, просветили, видели тебя и твоих братков у моего института. Ты у нас, оказывается, знаменитость, «тот самый Альберт» — имя произнесли шепотом. Мне что, полагается броситься тебе в ножки и молить о пощаде?

— Зачем же ты с бандитом связалась? — спокойно спросил он, открывая перед ней дверцу автомобиля.

Она истерически расхохоталась:

— Соблазнял, вот и связалась, как обычная пустоголовая телка! А что тебе не нравится? За что боролся, то и получил.

— На пустоголовую телку ты не похожа. Успокойся, детка, ты разнервничалась, выспишься, отдохнешь, завтра поговорим…

— Не будет никакого завтра, — упрямо огрызнулась Влада. — Не доходит до тебя? Больше ни на что не рассчитывай.

Черроки тронулся и покатился, как черный дух ночи, а сзади неслышно прилепилась свита из двух вишневых девяток, они тоже казались черными с кровавыми проблесками под светом уличных фонарей.

Влада посмотрела на часы. Было больше двенадцати.

Джип с эскортом зарулил во двор дома и остановился у подъезда. Со скамейки у входа поднялись две фигуры, освещенные светом фар. Влада вскрикнула: одним из полуночников был Николай, другим Стас.

Глава 8

Солнечный луч перебрался с уголка подушки Николаю прямо на левый глаз. Он задергал короткими ресницами, сморщился и перевернулся на правый бок. Разлепил веки, бездумно уставился на гнутую ножку стола и фрагмент коврового орнамента под ней.

В желудке у него было муторно, голова болела. Он сел на диване, с удивлением оглядывая гостиную.

— Что за бред? — пробормотал он и с кряхтением потянулся за одеждой.

Брюки-капри и рубашка висели рядом на стуле. Николай натянул их на себя кое-как, всунул ноги в кроссовки, согнув задники, и пошлепал на второй этаж. По пути никого не встретил. Дианы в спальне тоже не было.

Николай побрился, принял душ, причесался, освежил лицо и шею парфюмом, отобрал из шкафа самую легкую футболку и шорты, затем вышел в коридор, остановился, прислушался. Влада и Эля разговаривали за дверью.

— Девчата, что происходит? — спросил он, входя к сестрам. — Как я оказался внизу на диване? С бодуна память начисто отшибло. Мы вчера со Славкой здорово перебрали. Как он сам, кстати?

Сестры переглянулись.

— Не волнуйся, Славка в порядке, — заверила Влада. — Это ты перебрал, а у него ни в одном глазу.

— А Дина где? — Николай простодушно переводил глаза с одной сестры на другую, являя собой типичный образец глупого обманутого мужа.

— Коля, ты нас спрашиваешь? — рассердилась Влада. — Ты уехал с Дианой на прогулку, надрался до безобразия, бросил ее на произвол судьбы, а теперь вспомнил, что вчера у тебя была жена.

— Почему на произвол? Я ее на Славу бросил, на Кристину и Антона. Мы же не вдвоем были.

— Ах на Славу! Вот у него и спрашивай. Иди, забери жену обратно, если сможешь.

— То есть как это — если смогу? — Николай принужденно засмеялся, в то время как сестры сохраняли зловещую серьезность. — Девочки, вы меня разыгрываете?.. Да что случилось, черт возьми?!

— Случилось то, что твой любимый Слава увел у тебя жену. Понял? Пока ты спал! Диана тоже дрянь, так и знай, они нарочно тебя споили.

Николай на глазах покрылся красными пятнами.

— Что ты…Кто споил? Я сам напился! Зачем им было… — Он задохнулся.

— У них все серьезно — пожениться собираются, — не без ехидства информировала Эля.

— Замолчите! — Николай затопал ногами как обиженный ребенок. — Если это шутка, то она зашла слишком далеко. Хватит, говорю я вам! Славка увел Диану…Что за вздор? Влада, зачем ты так, прекрати…

Влада подошла к нему вплотную. Лицо брата было растерянное, беспомощное, сплошь в мелких капельках пота. Она жалела его, но считала, что с Дианой надо покончить разом, в данной ситуации сострадание неуместно, просто вредно, надо изгнать гадину из семьи, избавить Колю от этой низкой женщины.

— Коля, все правда, Диана тебе изменила с Велеховым сегодня ночью. Он сам нам подтвердил.

— Ложь! Не верю! Слава не мог так со мной поступить.

— Коля, опомнись, — произнесла Влада тихо, но с нажимом, — раскрой глаза, наконец. Это не Слава, это — Стас.

Николай смотрел на нее, и краски постепенно исчезали с его лица, глаза округлялись, в них нарастал ужас, нижняя губа отвисла. Он попятился от Влады, пока не уперся спиной в стену, поднял руку, словно заслоняясь от удара.

— Зачем ты мне это говоришь?…Нет!.. Ты ничего не знаешь… Это неправда!.. — Он отвернулся к стене и скорчился, закрыв лицо руками. — Он не мог… неправда, неправда, — затряс он головой. — Пойду и спрошу у него…прямо сейчас…хватит лжи…Диана, Диана! — закричал он и неуклюже выбежал из комнаты.

— Бедный, — удрученно вздохнула Эля. — Какой удар для него. Он искренне надеялся, что негодяйка его любит. Мужчины всегда видят только то, что хотят видеть. Истинная любовь их совершенно не трогает.

— Тебе только и осталось, что вздыхать, — неодобрительно заметила Влада. — О какой истинной любви ты сокрушаешься? Два раза была беременной, почему не родила? Сейчас твоему ребенку было бы пятнадцать.

— А кто бы его содержал? Тебе легко говорить. У меня никогда не было твоих доходов, и законных мужей тоже не было.

— Тем не менее, ты жила недурно, не прибедняйся сейчас. Родила бы ребенка, от тебя и мужики бы не уходили.

— Да? Как твой Антон? — взвилась Эля. — Думаешь, ему нужен ребенок? Размечталась! Да он слышать о нем не хочет. Вчера мне так и сказал! Воображаешь, что родишь и в награду обзаведешься мужем? Как бы не так, приготовься заранее и планов на слащавое семейное счастье не строй. Радуйся, если вообще сможешь уехать отсюда с ним вдвоем.

— Это мы еще посмотрим, — нахмурилась Влада. — А ребенок мне нужен в любом случае, с Антоном или без него…Пойду посмотрю, не проснулся ли, а то опять к этой лахудре сбежит.

Николай, обливаясь потом, рыскал по всему дому и саду, но Велехова и Дианы не нашел. Большой стол на веранде еще хранил остатки недавнего завтрака. Альфредо, не изменяя своей безупречной осанке, приводил стол в порядок для запоздавших едоков.

— Альфредо, где Слава? — спросил Николай.

— Сеньор Станислав ушел с сеньоритами на пляж.

Николай схватил со стола чей-то недопитый бокал с водой, осушил его залпом и бросился через сад к калитке.

Кристина издали заметила спешащего к ним Николая.

— Вон, боров твой трусит, — сказала она Диане. — На роже лица нет, с клыков пена капает, — видать, мадамы успели братишку накрутить. Ты с ним в разборки не вступай, а будет претензии гнать, Славка его быстро прищучит. Славка такой — в расстройстве зашибить может, он только с виду спокойный, но если разозлить — совсем психованный, уж я-то знаю. Жизнь его сильно покорежила, прямо как меня, оттого мы хорошо друг друга понимаем.

— Девочки, шли бы искупались, — лениво посоветовал подошедший Велехов.

Он лег мокрой спиной на горячий песок и надвинул на глаза кепку.

— Пошли, не будем встревать. Дело мужицкое, пускай сами разбираются, — поддержала Кристина.

Девушки встали, стряхнули желтые песчинки с гладких бедер и ягодиц и неторопливо прошествовали к морю, провожаемые одобрительными взглядами мужчин.

Тяжелая поступь Николая затихла у головы Станислава.

— Садись, — предложил тот из-под козырька. — Если жарко, можешь открыть зонтик, сегодня с утра палево, я уже два раза в воду заходил.

Николай последовал приглашению и опустился на стоящий рядом лежак.

— Слава, — неуверенно начал он, — надо поговорить. — То, что Николай не видел выражения глаз собеседника, лишало его всякой решимости, он начинал опасаться, что сестры наговорили со зла небылиц, и теперь он может поставить себя в неловкое положение.

— Я слушаю, говори, — отозвался тот ровным голосом.

— Да дело-то пустячное, — сбиваясь и путаясь, промямлил Николай. — Сеструхи сейчас наболтали бог знает что…Хе-хе…Бабы, что с них возьмешь?.. Говорят, ты за Дианой решил приударить… Да нет, ты не думай, я не верю этим балаболкам. Им лишь бы посудачить. Я тебя попросить хотел: ты с Дианой будь построже, ладно? Сам понимаешь — молодая еще, глупая, пококетничать охота. Я уж ей сколько раз объяснял, что окружающие могут понять ее превратно…

— Правду твои сестры сказали, Коля, — грубо рубанул Велехов. — Диана тебя бросила. Я ей больше нравлюсь. Разве ты не знал? Ничто так не заводит женщину, как банковский счет мужчины. А ты мне в этом плане явно проигрываешь.

Он быстрым движением поднялся с земли и сел на лежак напротив Николая. Теперь тот мог смотреть в глаза Станиславу, ставшими внезапно такими знакомыми и потому ошеломляюще пугающими.

Несмотря на яркое солнце, окрашивающее все вокруг в веселые тона, Николай побледнел настолько заметно, что почти сравнялся лицом со своей светлой футболкой. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь слабый звук.

— Зачем?… — удалось просипеть ему наконец.

Кривая усмешка исказила лицо Велехова. В руках у него оказался бумажник, он вынул из кармашка старый пожелтевший клочок бумаги, сложенный вчетверо, уже порванный на сгибах, и потянул Николаю. Тот развернул, прочел полустершиеся строчки, написанные шариковой ручкой. Пальцы его задрожали вместе с листком.

— Так значит…ты все знал?.. — потрясенно выдавил Николай.

Станислав забрал у него листок, аккуратно сложил, поместил в бумажник и снова растянулся во весь рост на лежаке, заложив руки за голову.

— Иди, Колян, не докучай мне, по прошествии стольких лет любое наше объяснение прозвучит фальшиво. Ты ведь жил все эти годы спокойно — самодостаточно, э-эх, удачное словцо!

Помнишь, как я пришел к тебе в офис год назад? Я видел, что ты до смерти перепугался, еле с собой совладал. Осторожничал сначала, пытался понять, знаю я или нет. Потом уверовал, что не знаю. О, как ты воспрянул, как обрадовался! Ты даже решил, что можно возродить старую дружбу. Ведь так, Коль?

Николай сморщился, из глаз его потекли слезы, он торопливо размазывал их ладонями, но они продолжали течь, капали на футболку и собирались в уголках рта.

— Да и не делал я ничего нарочно, чтоб ты знал, пустил все на самотек, — продолжал Станислав. — То, что собрал я нас всех в одном месте намеренно, — это правда, давно мне хотелось поглядеть, что из всего этого выйдет. Согласись, любопытная сложилась ситуация, совершенно бесконтрольная, я был в ней всего лишь действующим лицом, как и все остальные. Жене твоей я говорил только то, что она хотела слышать, и поступал соответственно ее желаниям…

Я давно наблюдатель, а не судья. С годами человека все больше тянет на созерцание. Жизнь продолжает меня занимать, несмотря ни на что, и люди мне интересны, все хочется разобраться, до какой степени глупости и мерзости способен дойти человек, а то вдруг сверкнет что-то настоящее, ценное и повергнет в радостное изумление. Вот ведь какая заковыка: в дурное почему-то верится легче, чем в хорошее. Должно быть оттого, что я и сам подлец.

Задумался я как-то, что любим мы себя крепко и ищем оправданий любому своему проступку, даже самому последнему паскудству, любой низости, вплоть до каждого из смертных грехов. А потом удивляемся, почему откровенно дрянные людишки так самоуверенны, отчего преступники не раскаиваются.

Вот ты мне сейчас искренне начнешь доказывать, что не мог поступить иначе, приведешь с десяток оправдательных доводов, может, я даже слезу пущу от жалости к бывшему другу. Наверняка и тебе все это далось нелегко, а, Коль? — Он посмотрел на застывшего в позе отчаяния Николая и снова усмехнулся: — Что это тебя так скособочило? Покуда ты считал, что подлянка твоя мне неизвестна, жил себе припеваючи, в ладу с собственной совестью. Ты не греха своего страшился, а только наказания. Ты и теперь страдаешь лишь оттого, что Диану утратил, вдобавок страх тебя гложет, что потеря жены только начало возмездия. Скажи, что я неправ.

— Стас, ты же знаешь, я не хотел… они меня заставили, — всхлипнул Николай.

— Вот-вот, начинается… Уйди, а? Богом тебя прошу. Не нужен мне твой скулеж, жену забирай, если хочешь, не пойму только, зачем тебе такое сокровище. Скажи ей, что я пошутил, я записной холостяк, жениться не собираюсь, это ее охладит. Любовника она с легкостью себе найдет, так что смотри в оба, преданный супруг. Иди, иди уже, — устало махнул он рукой, — кончен разговор.

Николай ушел не сразу, потоптался с минуту на месте; он выглядел больным — потемнел, потускнел лицом, словно разом погас изнутри. Хотел что-то добавить, но не решился, горбясь пошел к воде. Велехов наблюдал издали, как Николай говорил что-то Диане, но вскоре перевернулся на живот, положил голову нагретой щекой на руки и закрыл глаза.

Антон, разбуженный Владой, соизволил спуститься к завтраку. Вид у него был заспанный, недружелюбный. При попытке Влады приветствовать его ритуальным утренним поцелуем, он обнаружил крайнее недовольство, резко отстранился:

— Нельзя ли без телячьих нежностей. — Он сел за стол и потянулся за сыром. — На редкость вкусный сыр. Это тот, что называется «Пьяная коза»? Да, Альфредо?

— No, no, manchego, por favor…

— Манчего, точно, овечий сыр из Ла Манчи, где жил Дон Кихот, — молодой человек начал потихоньку оживать. — Кажется, Кастилия, верно, Альфредо?

— Кастилия, — кивнул головой мажордом.

— Красота! Как звучит! Кастилия! — разболтался Антон, не забывая уплетать паштет из утиной печени. — Я читал, что названия «Кастилия» и «Каталония» происходят от одного слова «castell», что означает «замок».

Лицо Альфредо, и без того суровое, приняло прямо-таки монументальное выражение, тонкая фигура еще более распрямилась, он вознес подбородок на величественную высоту и произнес с чувством оскорбленной национальной гордости:

— Каталония не имеет с Кастилией ничего общего. Кастилия — это Испания, а мы не испанцы, мы — каталонцы!

Напряженную ситуацию разрядило появление Кристины:

— О чем спич? А-а, ну ясен пень, патриотизм опять взыграл. Альфредо, кончай задаваться, вот уж действительно красная тряпка для быка. Парень сказал по незнанию, от балды…Верно, Антош? А я за тобой утром заходила. Здоров же ты спать, гренадер!

— Почему не разбудила? Мы ведь договорились, — просиял при виде нее Антон.

— Зашла, не обнаружила признаков разумной жизни и отчалила. Не мое дело тебя будить.

Она непринужденно расположилась за столом, налила себе кофе и зажгла сигарету.

— Хочешь затянуться? С чашкой кофе — сплошной балдежь.

— Он не курит, — ледяным тоном осадила ее Влада

— А ты не встревай, мамуля. Он большой мальчик, сам решит, что ему делать, без твоей указки.

— Шла бы ты к своему Славе, дочура, — парировала Влада, мгновенно побледнев от

злости. — А то чувствуешь себя, как в борделе, то к одному мужику липнешь, то к другому. Только у этого ни гроша за душой, на нем не разживешься.

— Надо же! Совсем без бабла? Он что, с тобой бесплатно спит? — удивилась Кристина. — Силен ты, парень, квелую тетку задарма охаживать.

Антон сидел между двумя женщинами с пунцовыми щеками и не знал, куда девать глаза.

— А у Славки теперь новая зазноба, — вызывающе продолжала Кристина. — Ваш брат прибежал, трясется весь, со страху чуть в обморок не наложил, объясняется сейчас с Дианой, чем кончится — не знаю, скорее всего, она его пошлет. И правильно, куда ему против Славки?

— Какая же ты мразь, — окончательно потеряла самообладание Влада, — сама пошла отсюда! Босячка! Хамка! Не сомневаюсь, что он нанял тебя в каком-нибудь притоне!

Оскорбления не задели молодую соперницу, она, видимо, задалась целью добить женщину окончательно:

— А и вправду пойду, скучно с вами. Какие-то вы нервные, кричите, ручонками машете, чашку кофе толком не дали выпить. Боюсь, не сдержусь и сильно огорчусь. Но ежели кто со мной хочет идти, возражать не стану. — Она вышла из-за стола и в своей расслабленной манере продефилировала к калитке.

Антон схватил салфетку, торопливо утерся и рванулся за ней. Влада успела встать у него на пути. Вспыхнула быстрая, яростная перепалка:

— Ты никуда не пойдешь, я не позволю!

— Оставь меня, я делаю, что хочу…

— Зачем ты бегаешь за ней, она испорченная, вульгарная девка, разве ты не видишь?

— Представь, не заметил, ты ведешь себя не лучше…Дай пройти!

— Останься, я должна объяснить тебе кое-что. Пойми, ты всего лишь игрушка в чужих руках.

— Вздор, чепуха! Уйди с дороги, говорю! Не заставляй меня применять силу.

— Антон, если ты сейчас уйдешь, между нами все будет кончено! Вспомни о нашей любви!

— Пафосно, но не сработало, отойди, мне все равно, нашей любви слишком много, я устал, понимаешь?!

Влада дрогнула, как от толчка, медленно отступила, Антон сбежал со ступенек и пропал из глаз.

— И ты советуешь не обращать внимания? — с надрывом проговорила Влада. — Развратная соплячка полностью задурила ему голову. Ох, с каким удовольствием я прибила бы эту тварь! Эля, ну что он в ней нашел? Будущий архитектор, начитанный, образованный — и вдруг тяга к пошлости, к этим телесам, здесь нет и проблеска духовного, только грубые животные инстинкты! Что делать, Эля?

— Отпусти его.

— Как это — отпусти? Что ты говоришь?! Нет-нет, я даже подумать об этом не могу. Я люблю его, и это не пустые слова.

— Кого — его?

Влада порывисто втянула воздух, собираясь пламенно отстаивать свою любовь к Антону, и…замолчала. Пальцы ее нервозно двигались, раздирая на мелкие клочки салфетку.

— Ты сама отдаешь себе отчет, кого из них двоих ты любишь? — повторила Эля. — Влада, послушай меня, — продолжала она, не дождавшись ответа, — эти двое мужчин из прошлого растерзают тебе сердце и убьют твоего ребенка. Забудь Стаса, отпусти с миром Антона, отпусти свое прошлое и подумай о настоящем. Подумай о своем ребенке. Он уже живой, этот маленький человечек, он хочет жить, радоваться, и имеет на это право. Он с нами, уже сейчас, подумай, какое чудо ты подвергаешь опасности — целый мир надежд, чувств, радостных событий. Есть разные виды эгоизма — мужчинам оставим мужской, а тебе — материнский, самый правильный и рациональный…

Пока сестра говорила, Влада непроизвольно приложила руку к животу. Там, в самой глубине, кто-то мягко стукнул два раза, как будто напоминал о себе.

— Он стучится, представляешь? — слабо улыбнулась Влада. — Бедный комочек, у него гадкая, безответственная мать. Ты сто раз права, пусть они все живут как хотят, меня больше их дела не касаются. Ты поможешь мне растить его?

— Спрашиваешь! У меня наконец появится смысл жизни! Владка, ты не представляешь, как я рада нашему малышу!

Одно меня тревожит: что происходит с Колей? Надо разобраться. Расскажи дальше, что произошло, когда Альберт привез тебя домой?

Глава 9

Джип с эскортом зарулил во двор дома и остановился у подъезда. Со скамейки у входа поднялись две фигуры, освещенные светом фар. Влада вскрикнула: одним из полуночников был Николай, другим Стас.

Влада схватила Альберта за рукав куртки:

— Умоляю, помоги мне, он не должен знать…Придумай что-нибудь. Скажи, что мы были…где же мы были? О, черт! Ну зачем, зачем я с тобой связалась?! Придумай же что-нибудь! — закричала она, дергая Альберта за куртку изо всех сил.

Машина стояла с включенными фарами и закрытыми стеклами; Стас, заслоняясь от света рукой, стал подходить к джипу. Влада обомлела, престала шевелиться, смотрела, как он приближается, с чувством человека с петлей на шее, стоящего на шаткой табуретке.

Альберт, безропотно претерпевший основательную встряску, самостоятельно не сделал ни единого движения. Руки его сжимали баранку руля, он не отвечал Владе и пристально следил за перемещениями Стаса.

— Иди-ка домой, — наконец деловито произнес он. — Я сам поговорю с ним и все улажу. Не беспокойся.

Он открыл дверцу, вышел из машины и очутился лицом к лицу со Стасом. Тот без околичностей с ходу вцепился в воротник его многострадальной куртки:

— Убью тебя, гад! Урою, сучье отродье! Получай, скотина!

Он ударил Альберта в лицо кулаком, у того сразу потекла кровь из разбитой губы. Вторая атака оказалась безуспешной: пострадавший признал необходимость защищаться и нанес противнику ряд ответных ударов. Стычка уже грозила перерасти в беспощадную схватку, если бы не братва, очнувшаяся от дремоты в своих девятках. Накинувшись с четырех сторон, подельники Альберта с трудом могли совладать с вертким как ртуть, сильным молодым человеком, к тому же последний находился в состоянии неистовства, дрался как одержимый. Прежде чем его скрутили, он успел навесить фингалов нескольким парням, и сам уже был изрядно бит. Альберт удерживал сообщников от излишнего рукоприкладства, так как Влада стояла чуть поодаль, онемевшая, несчастная от сознания собственной вины.

Николай сунулся было в свалку на выручку другу, впрочем, не слишком решительно, но Альберт оттащил его в сторону, жестко приложил о капот джипа.

— Cлушай сюда, топтыгин, берешь сестру и сваливаешь, понял? Отведи ее домой. И чтобы ни гу-гу, рыла не высовывай. Не то худо будет. Усек, сметливый? — Он грубо тряхнул Николая. — Отвечай на вопрос, олух! Язык отсох?!

— У-у-усек, — еле выговорил тот.

— Что?! Громче, не слышу четкого ответа!

— Отвести сестру домой…больше не высовываться…

— Умница, — Альберт развязно потрепал его по щеке, — будешь со мной дружить, не пожалеешь.

В этот миг Влада с визгом вклинилась в клубок тел, вцепилась кому-то в волосы. Альберт метнулся к девушке, сгреб ее в объятия, потащил в подъезд.

— Тихо-тихо, успокойся, ничего твоему парню не сделают. — Влада билась и царапалась, как кошка. — Ты меня слышишь или нет?.. Колян, подгребай сюда!..Детка, успокойся, говорю. — Он поставил девушку перед собой. — Сейчас мы его утихомирим и отвезем домой. По дороге я с ним поговорю, как ты просила. Видишь, крошка, все устроилось. Завтра созвонишься с ним и проверишь. Положись на меня, а то все испортишь…Давай, Колян, быстренько домой. Все, ребятки, пока, до завтра.

Влада еще успела увидеть, как Стаса втащили в джип, участники потасовки резво запрыгнули в машины, дверцы захлопнулись, моторы зарычали, и все три автомобиля, взвизгнув на повороте, вывернулись со двора на улицу.

Влада всю ночь вертелась в постели, проклиная себя последними словами. Она не могла представить себя без Стаса, жизнь сразу меркла перед ней, из глубины души накатывала мертвящая тоска, как грозный вестник тяжелой болезни; она не смогла утром поесть, подходила несколько раз к телефону, но боялась позвонить. Потом все-таки решилась, дрожащей рукой набрала номер. Было воскресенье, она знала наверняка, что Стас дома. Но трубку взяла его мать. У нее был резкий скандальный голос, даже когда она просто говорила «алло». Услышав ненавистный голос, Влада шмякнула трубку на рычаги.

Через полчаса позвонил Альберт:

— Малышка, дело плохо, ты уж извини, но я не смог его уговорить. Он не верит, что мы чинно гуляли и дружески беседовали. Клянусь, я приложил максимум усилий, старался изо вех сил. Но парень упрям как пень. Что я еще мог сделать? Будет лучше, если ты переждешь денька два. Знаешь, как бывает: побузил, поиграл в самолюбие, а потом, глядишь, вновь у ваших ног. — Альберт засмеялся: — Я, во всяком случае, неизменно у твоих ног. Имей в виду, что у тебя есть постоянный и преданный поклонник в моем лице… Все, не смею задерживать, если понадобится помощь, звони, я всегда счастлив слышать и видеть тебя.

Влада, выслушав неутешительные сведения, впала в еще большее уныние. Но у нее оставалась надежда — Коля! Они со Стасом друзья и будут продолжать общаться. Вот кто сможет ей помочь!

— Коль, а Коль, хватит спать, ты мне нужен, — принялась она будить брата.

— Ну что еще? — недовольно пробурчал тот. — Заварила кашу на ночь глядя, теперь отоспаться не даешь в воскресный день. — Он вспомнил вчерашнее происшествие и беспокойно вскинулся, сел, протирая затекшие глаза. — Черт, вчера со Стасом некрасиво получилось. Я вроде как его бросил…А все из-за тебя! Ух! — он замахнулся на Владу. — Так бы и засветил, шлендра паршивая! У тебя мозги работают? С кем связалась, тупица! С братвой! Мать узнает, сляжет как папа…А главное — Стас!

— Коленька, миленький, помоги, позвони и узнай, как он ко мне настроен, заодно скажи что-нибудь в мою защиту. А лучше я сама с ним поговорю! Ты только к телефону его позови.

Коля пошел в коридор, почесывая живот под майкой. Набрал номер Стаса, поговорил с ним две минуты и нажал на отбой, прежде чем Влада успела вырвать у него трубку.

— Он зовет меня к себе, срочно. С тобой разговаривать не может. Голос у него странный, приглушенный какой-то. В общем так, я сейчас к нему, а ты из дому не выходи сегодня, как-нибудь перебьешься.

И вновь потянулись изнурительные часы ожидания. Мать ушла к отцу в больницу, а Влада затеяла уборку, чтобы как-то себя занять, делала все механически, но с особой тщательностью, забывшись, перетирала одно и то же по десять раз.

Часы в гостиной пробили три раза. Полдня прошло, а Коли все нет! Хоть бы позвонили, изверги. Да нет, не может Стас от нее отказаться, он сам умрет: сколько раз уверял, что не проживет и дня в разлуке. Ох, как Влада ненавидела Альберта, и еще сильнее ненавидела себя!

Что делать, пойти и броситься Стасу в ноги? Но куда идти, не в квартиру же, где царит его разнузданная мамаша? Можно подловить его в институте, да, так она и поступит, если переговоры с Колей окончатся неудачей. Все-таки надо учесть, что Стас разгорячен — бог знает, как он себя ожесточил, недаром набросился на Альберта с кулаками без всяких предисловий. Он всегда был горячим, необузданным, также как в любви — нетерпеливым, страстным и нежным одновременно…

Влада закрылась лицом в подушку. Надо исправить свою ошибку, она скроет измену — не надо ему знать, правдивость в данном случае может оказаться роковой. Надо подольститься к нему, зацеловать, залюбить, он не сможет долго противиться, и тогда все будет как прежде.

Она услышала хлопок входной двери, бросилась в прихожую. Коля, свесив кудлатую голову, стягивал с ног кроссовки.

— Ну что, говори, что он сказал тебе? Да не тяни ты, садист, выкладывай поскорей! — теребила его Влада.

Николай прошел на кухню, держась за живот.

— Что это с тобой, как будто валялся где-то. Рубашка на локте порвана.

— Во дворе на меня велосипедист налетел. Теперь все тело болит. — Он сел и морщась посмотрел на Владу. — Не хочет он тебя видеть, так и знай! И сделать я ничего не мог. Наизнанку вывернулся — он ни в какую. Встречаться с тобой отказывается.

— Как…отказывается?!..

— Наотрез. Уговаривать бесполезно. — Николай покраснел и произнес с натугой, будто ему сдавило горло: — Сказал, что ты… шлюха.

У Влады подкосились ноги, хорошо рядом стояла табуретка.

— Ты врешь, Колька, не мог он так сказать… — пролепетала она.

— Что?! Почему это не мог? — возвысил голос Николай. — По какой такой причине не мог?! Или, может, ты у нас святая? Безвинно оклеветанная! Ты к кому в машину села? Я тебя спрашиваю! Матерого бандяру выискала, еще к нему домой закатилась! Он целый район в городе контролирует, у него даже менты повязаны, случись что, никто ведь не заступится. — Коля был взвинчен и, казалось, сам себя подначивал. — Кто поверит, что ты с этим выродком в фантики играла? Правильно Стас говорит — шлюха ты и предательница!

— Он назвал меня предательницей?

— Да, предательницей! А еще сказал, что найдет себе другую, честную девушку — мало что ли желающих, на тебе свет клином не сошелся…

— Нет, неправда, неправда, ты все врешь! — закричала Влада, срываясь на визг. — Я сейчас позвоню ему, пусть подтвердит твои россказни!

— Звони сколько влезет! Он обещал бросать трубку при одном звуке твоего голоса. Давай, пробуй прямо сейчас. С мамочкой его побеседуй, она еще выдаст тебе пару ласковых. Все вопила, что из-за тебя Стаса хулиганы разукрасили.

— Он ей рассказал? — деревянным голосом спросила Влада

— А то! Но потом клятвенно заверил, что с тобой покончено.

У Влады потемнело в глазах, впервые в жизни у нее случился обморок, она схватилась за клеенку стола и грохнулась на чисто вымытый линолиум.

— Неужели все так и закончилось? — спросила Эля.

— Да, если не считать моей попытки увидеться с ним на следующий день. Вместо того чтобы ехать к себе в институт, я поехала в МИСИ. Дождалась перемены, мне даже повезло: не пришлось заходить в аудиторию. Я не хотела попадаться на глаза Коле — боялась, что он может испортить своим присутствием встречу со Стасом.

К счастью, Стас вышел покурить, спустился на лестничный пролет. Я его с трудом узнала: лицо в кровоподтеках, на лбу полоска лейкопластыря. Не успел он прикурить от спички, как я возникла перед ним, готовая произнести пламенную речь, которую затвердила заранее в отчаянной решимости биться с ним за нашу любовь…только я не успела даже начать.

Он выдернул сигарету изо рта, бросил ее на пол и припустил от меня так, будто за ним гналась свора гончих псов.

— Стас, постой, — задыхалась я на бегу, пытаясь ухватить его за руку. — Поговорим, умоляю тебя.

— Ты с ума сошла, — бросил он через плечо. — Я же сказал, чтобы ты близко ко мне не подходила. Сейчас же уйди и не пытайся со мной встречаться. Разве Коля тебе не сказал? — Лицо его при этом было совершенно каменное, как будто мы вообще не были знакомы.

Он вошел в аудиторию и захлопнул дверь. Я постояла, собираясь с мыслями, не решаясь идти вслед за ним. Тут дверь снова отворилась, из нее выскочил Коля. Вид у него был испуганный, он схватил меня под руку и потащил к главному входу.

— Истеричка! Шиза! Убедилась? Будешь еще перед ним унижаться? Сказано тебе: отстань, не хочет он с тобой знаться, да и не любит уже, выжгла ты любовь своей изменой, он мне так и сказал. Не смей больше бегать за парнем. Имей самоуважение.

Я волочилась за ним, спотыкаясь, возразить мне было нечем, в голове перекатывались фразы «не пытайся со мной встречаться», «он тебя не любит», а все остальное перестало существовать.

Больше я со Стасом не виделась, выжила кое-как, не хочу об этом вспоминать и рассказывать, через три месяца вышла замуж за Альберта, спаслась таким образом, когда было совсем худо; он сразу увез меня в Сочи. Представь — природа, смена обстановки, развлечения, все желания исполняются мгновенно, любящий муж, хоть и бандит. Последнее обстоятельство я считала плюсом в своем браке, опасность и бунт против самой жизни и общества привлекали меня настолько, что позволь мне Альберт пойти с братвой на дело, я бы пошла с удовольствием.

Все это действительно отвлекло меня от мыслей о Стасе. Постепенно я стала винить именно его в нашем разрыве. Он обошелся со мной чересчур жестоко, к тому же глупо, по-мальчишески, как незрелый максималист. Люди прощают друг другу более тяжкие проступки, когда любят, а он…

Он не простил меня тогда, а я не простила его до сих пор. Мне жаль, что мы встретились. Я надеялась, что этого никогда не случится.

Солнце давно стояло в зените, а сестры так и остались сидеть в тени веранды за круглым столом.

Шумно дыша, прибежал Антон, торопливо поднялся по лестнице, через две минуты скатился обратно с пакетом в руках, — очевидно, что-то взял из комнаты — и снова исчез за воротами.

Влада даже не повернула головы в его сторону, задумчивое выражение не исчезло с ее лица.

— Жарко, — сказала Эля, — поплаваем в бассейне. Лень одолела, уже и на море идти не хочется.

На гладкой поверхности бассейна плавала чайка с черным хвостиком, издали похожая на уточку. Посередине бассейна возвышался небольшой фонтан в виде круглого блюда, наполненного огромными морскими раковинами. Фонтан включали по вечерам, когда сгущались сумерки, из груды раковин вздымались светящиеся разноцветные струи, и сам бассейн мягко светился изнутри, как большой изумруд.

Сестры с облегчением скинули сарафанчики и погрузились в голубое блаженство.

Скоро раздалось шлепанье сланцев. Станислав — в солнечных очках, с бутылкой виски и двумя бокалами в руках — уселся в шезлонг на краю бассейна, наполнил на треть один из бокалов, где постукивали кубики льда.

— Что пьешь? — спросила Эля.

— Твой любимый скотч. Принес для тебя бокал, налить?

— Давай.

Эля вспрыгнула на бортик бассейна. Она потягивала виски, болтая ногами в воде.

Влада вышла из воды и вытянулась в шезлонге рядом с Велеховым.

— А мне почему не принес?

— Тебе нельзя. Разве нет?

— Ну, самую чуточку можно.

— Если не брезгуешь, пей из моего.

Он протянул бокал. Влада взяла и сделала один глоток.

— Крепко, но вкус подходящий. — Она снова пригубила из бокала и вернула его Станиславу. — Больше не хочу, сразу голова закружилась…Хорошо тут у тебя, шикарная фазенда. А в Питере где живешь?

— На Выборгской стороне, в обычной городской квартире.

— Мама жива?

— Нет, мама давно умерла, — коротко ответил он тоном, исключающим дальнейшие расспросы.

— Извини, я ведь ничего о тебе не знаю. А Яна? Наверное, давно замужем. Племянники у тебя есть?

— Яна тоже умерла, — резко отрубил он.

— Боже мой! Отчего умерла? Когда?! — Влада выпрямилась в шезлонге.

Тут Велехов повел себя более чем странно, «как натуральный псих» — таковым было определение Эли, сделанное в последующем обсуждении эпизода. Он снял очки и склонился к лицу Влады совсем близко, глядя так въедливо, будто искал у нее соринку в глазу. Влада невольно подалась назад, в некотором смятении от его непонятного взгляда. Действие порядочно затянулось — Эля поставила бокал на бортик и тихо, без всплеска сползла в воду.

У Влады между тем до боли перехватило дыхание. Что послужило причиной — она не смогла бы объяснить, должно быть, его глаза, оставшиеся прежними на этом изменившемся лице. Она вдруг увидела над его головой обшарпанный потолок в хрущевской комнатушке, сейчас он был не звездным московским небом, а лучезарным небом Испании.

Закончив столь пристальное исследование, Станислав встал и ушел.

— Слушай, может, он тронутый? — догадалась Эля. — Поведение, прямо скажем, неадекватное. Не люблю мужиков со странностями, потом обязательно всплывет какая-нибудь дрянь — или наркоман, или сектант, а то, чего доброго, элементарный шизик.

— Яна умерла, как же так?! — Влада не могла прийти в себя от печального известия. — Бедный, у него ведь никого не осталось.

— Хм…Женился бы, мужику сорок лет, давно пора иметь семью, детей…

— Ой, кто бы говорил!.. В сущности, у всех у нас жизнь непутевая: ты одна, Коля женился поздно и, как выяснилось, неудачно. А у меня будет расти безотцовщина.

— Девочки, есть предложение, — снова материализовался Велехов как джин из бутылки, на сей раз с широкой улыбкой на лице. — Обед готов, но мы можем захватить его с собой на яхту. Совершим романтическое путешествие втроем, в спокойной обстановке…

— У тебя уже было романтическое путешествие с Дианой, — напомнила Влада. — Что, маловато романтики оказалось?

— Романтика — вещь неуловимая, для нее нужно вдохновение, полет души и фантазии, — с бессовестной готовностью подхватил Станислав. — Одной стихии недостаточно, необходим еще стимул в лице прекрасной женщины, лучше сразу двух…

— Так, кажется, тебя неудержимо понесло. С какой радости ты разболтался? Зря стараешься. Возможно, мы повелись бы на твой треп, но я не вынесу качки, меня наверняка стошнит — будет тебе романтика!

— А ты каталась на яхте в интересном положении? — пристал Велехов как банный лист.

— В самом деле, Влад, чтобы что-то знать, надо прежде попробовать, — изрекла Эля. — Хватит уже ломаться, покатаемся, пообедаем, там и позагораем, а если тебе станет плохо, сойдем на берег.

Глава 10

Станислав показывал гостям свою белую двухпалубную яхту, провел гостей по трапу в тамбур, там находился камбуз, дальше — кают-компания с широкими уютными диванами.

— Серьезное средство передвижения, — одобрила Влада, — все так основательно, интерьер по-настоящему впечатляет.

— Тебе действительно нравится?

— Да, только мне лучше сразу сесть.

— Можешь даже полежать, пока мы с Элей накроем на стол.

Влада легла на заботливо подложенную подушку, диван был мягкий, с приятной светлой обивкой. Изысканная отделка каюты радовала глаз. Стены и потолок, декорированные вручную, мебель из ценной древесины, покрытие пола под вишню — все создавало ощущения роскоши и комфорта.

Станислав разложил еду в пакетах на блестящей столешнице в камбузе.

— Мы так и будем стоять в бухте? — спросила Эля. — Давай, пока Влада задремала, отъедем подальше в море для пущей романтики.

Она подошла к сестре и убедилась, что та заснула. Легкое покачивание и неожиданная забота, оказанная хозяином, подействовали на Владу успокоительно. Участие Станислава тронуло Владу вдвойне: до сих пор никто не обращался с ней так бережно. Антону было мало дела до ее беременности, Колю она вообще раздражала, он осуждал сестру за связь с Антоном и не скрывал этого. Ей же хотелось внимания, как любой беременной женщине, меньше всего она ждала такого внимания со стороны Стаса, ведь он с самого начала выказывал ей враждебность, завуалированную под приторную любезность.

Эля не разделяла доверчивой беспечности Влады. Она не сомневалась, что Стас выкинет очередное коленце, слишком непостижимым, затаенным он казался. Следовало тщательно разобраться в его прошлом, в мотивах, толкавших его на неблаговидные поступки по отношению к Николаю. Вдобавок эти странные обвинения Кристины! Именно по этим соображениям Эля включилась в сомнительное предприятие, каким ей представлялось путешествие на яхте. Возможно, ей удастся что-либо вытянуть из этого коварного человека, главное — его разговорить, яхта — хороший предлог: мужчины гордятся своими дорогими игрушками, забалтываются, если находится благодарный слушатель, проникаются расположением к собеседнику и теряют бдительность; под шумок не исключено, что Станислав расколется и в личных вопросах. Теперь все зависит от умения направить общение в нужное русло.

Капитан встал на руль, запустил мотор, яхта плавно двинулась на малой скорости не больше пяти узлов. Станислав снова впал в задумчивость, перевернул кепку козырьком на затылок и смотрел вперед по курсу, профиль его был строг, он скупо отвечал на Элины вопросы к большому ее разочарованию.

Скоро капитан заглушил мотор, и судно легло в дрейф при полном штиле и ясной погоде.

— Влада крепко заснула, придется временно поголодать, дождемся ее пробуждения, — сказала Эля. — У тебя кофе найдется?

— Там есть аппарат для эспрессо, — рассеянно отозвался он. — Чашки, кофе и сахар в шкафчике.

— Хорош хозяин. Ты предлагаешь мне самой разбираться в твоем камбузе?

Он остановил на ней отрешенный взгляд, который начал постепенно проясняться:

— А хочешь, я сделаю тебя хозяйкой всего этого? — вдруг выдал он.

— Ты о чем? — не поняла Эля.

— Давай поженимся. Нет, на полном серьезе. Я не женат, ты не замужем, нам ничто не мешает соединиться. Я ведь тебе когда-то нравился, а, Элечка?

Эля почувствовала, как в ней неудержимо зреет горячее желание засадить ему по физиономии чем-нибудь тяжелым. Она даже оглянулась в поисках подходящего предмета, но такового не обнаружила.

— Поразительно светлая идея, — проговорила она, едва сдерживаясь. — Долго думал, или это удачный экспромт? Судя по истории с Дианой, у тебя начался сезон брачных игр. Прогулка на яхте — прелюдия. Угадала?

— Помилуй, Элечка, я не шучу! — с невинным видом воскликнул Велехов. — Наша встреча все во мне всколыхнула. Словно вернулось прошлое. Нам так хорошо было вместе! Помнишь эти волшебные вечера, густой аромат сирени, пение соловья в лесопарке?..

Эля все-таки развернулась и влепила ему пощечину.

— Та-ак, — протянул он, потирая щеку, — у сестричек хобби хлестать меня по морде.

— Послушай, Стас, — отчеканила она, — есть вещи, которые мне дороги, не смей их поганить. Твой цинизм отвратителен. Мало того, что ты обошелся со мной по-хамски, ты еще пытаешься опорочить мои лучшие воспоминания. Оставь меня в покое! У тебя жизнь не сложилась, только при чем здесь я?

Теперь он смотрел на нее без улыбки и молчал. Она продолжала с вдохновением, порожденным гневом:

— Хочешь, скажу, что ты здесь вытворяешь? Не такой ты загадочный, каким представляешься. Ты решил доказать всем нам какие мы ничтожные людишки, нищие не только духом, но и искренними привязанностями, что нас никто не любит и никому мы не нужны. Ты в полном смысле слова прощупал Диану, установил, что она падка на деньги и презирает мужа, при этом сам, сподличав, почувствовал себя на высоте. Ты натравил Кристину на Антона, все это лежит на поверхности. О да, ты преуспел — доказал Владе, что парень ее не любит. Теперь взялся за меня? Ждешь, что я сомлею от перспективы обогатиться за твой счет и прыгну к тебе в постель! Какое торжество для твоей самолюбивой душонки! С каким наслаждением, с каким чувством превосходства ты унизил бы меня, поддайся я на твою провокацию. Какая же ты сволочь, Стас!

Он выслушал Элю, не перебивая, затем уронил голову на грудь, сел в кресло и прикрыл лицо рукой, являя собой олицетворение раскаяния.

— Прости, — произнес он голосом трагика. — Ты права, я негодяй, но только не по отношению к тебе. Мне так тяжело, вся моя жизнь — отрава, в душе черно и пусто как в выжженном поле, а поделиться не с кем. Нет у меня ни единого близкого существа. Я ведь тоже человек и нуждаюсь в истинной любви. Неужели я не могу быть счастлив? Мне показалось, что у нас с тобой может что-то сложиться…

Он продолжал сокрушаться, горько жаловался на свое одиночество, отстаивал личное право быть понятым и любимым — до тех пор, пока Эля не почувствовала себя бессердечной черствой эгоисткой, лишенной чуткости, любви к ближнему, элементарного сострадания.

Ей захотелось утешить несчастного, она подошла и погладила его плечо. Прикосновение произвело живительное действие: страдалец вскочил, порывисто обнял Элю и как бы в порыве признательности за проявленное милосердие покрыл ее лицо, шею и плечи пылкими поцелуями. Она от неожиданности оторопела, затем попыталась его оттолкнуть, но он держал ее крепко, прижимал к голой груди, поцелуи его были свежими, кожа горячей и гладкой, от него исходило неотразимое притяжение сильного мужского тела, ошеломляющее для женщины, которая длительное время не имела сексуальных отношений.

Эля задрожала и ощутила, как все ее существо согласно отзывается на мужскую ласку, острое желание мгновенно лишило ее воли и сил, скоро она ослабела совершенно и почти повисла у него в руках. Он подхватил ее под коленки и понес в каюту. Она, забывшись окончательно, целовала его с голодной страстью, ему приходилось отклонять голову, чтобы видеть ступеньки, ведущие вниз, и, когда он спустился, очутился со своей ношей прямехонько перед Владой — та как раз собралась подняться на палубу.

Последовала немая сцена. У Станислава опустились руки, а ноги Эльвиры сползли на пол, хотя она еще продолжала обнимать несостоявшегося любовника за шею, а ее лицо и губы алели от поцелуев.

— Что ж ты встал? — с сарказмом спросила Влада. — Продолжай, если Эля не против. Я пока на палубе посижу. Посторонись, дай уйти от тебя на свежий воздух.

Эля, еще не отошедшая от бурных переживаний, повернула голову к Станиславу и ужаснулась тому, что увидела. Он пытался изобразить покаяние, но сквозь лицемерную маску заблудшего грешника проступало плохо спрятанное торжество. Ему уже не требовалось продолжения, спектакль был сыгран и окончен в точке кульминации, возможно, не так как был задуман с самого начала, но вполне подходяще для автора.

Эля отступила на шаг, глядя на него с таким выражением, что он невольно заслонился рукой:

— Только без мордобоя, девочки, я все-таки дорожу своим фейсом, не бог весть что, но собирал, можно сказать, по частям, нудное занятие, доложу я вам, а вы привычку взяли колотить почем зря…

— Заткнись, урод! — завизжала Эльвира.

Она чувствовала себя оплеванной, растоптанной; взыгравшие женские силы, не найдя естественного выхода, вылились в бешеную вспышку. Она готова была убить охальника, жестоко надругавшегося над ее чувствами.

— Ну, знаете ли, — возмутился тот, — я, конечно, не красавчик Антон, но назвать меня уродом…Это уж слишком! — Он расплылся в улыбке. — Лукавишь, Элечка, не ты ли меня страстно целовала минуту назад?

— Влада, я убью его, — расплакалась Эля. — Он издевается надо мной. Он издевается над всеми нами, разве ты не видишь? Он вконец испорченный, бездушный человек.

— Новые оскорбления! Вы меня приводите в отчаяние: я стараюсь, лезу из кожи вон с первой минуты вашего приезда, а в ответ одни упреки и побои.

— Не паясничай! — рыдала Эля. — Вези нас на берег. Влада, соберем вещи и немедленно съедем — в отель, в другой город, все равно куда, лишь бы подальше от этого мерзавца. Ты правильно сказал, Стас, — душа твоя черна и пуста, ты погибший, конченый человек, чему ты радуешься? Тебе молиться надо!

Влада надвинулась на хозяина:

— Ты освободишь проход? От тебя смердит, меня сейчас действительно вырвет, дай глотнуть воздуха.

Велехов не стронулся с места. В глазах его сверкнули злые огоньки:

— А знаешь, я согласен, верная характеристика! Я в точности такой, как вы говорите: конченый, пропащий, с выжженной душой. Уж простите, не очаровываю! А что тебя так возмущает? Чего ты ждала от человека, у которого ваша семейка отняла все самое дорогое, все, ради чего живет человек: любовь, дружбу, родных?.. Ты знаешь, как умирала моя мать? А как умирала моя сестра, тоже не знаешь?.. Твой муженек тебе не рассказывал? Милосердие проявил к любимой женушке, оградил от живописания зверств, насилия, крови и трупов, чего уж там, дела житейские, повседневные, прекрасного пола не касаются, не комильфо, так сказать…

Влада попятилась от него. У Эли мгновенно высохли слезы:

— Что он говорит, Влад?.. Что за ужас?!.. Стас, замолчи…нельзя говорить такое!..

— Так не рассказывал? — продолжал тот наступать на женщин — все трое снова оказались в большой каюте. — Поскромничал твой Альберт, подвиги свои утаил, или ты прикидываешься, что ничего не знаешь?

Влада вдруг закричала ему в лицо — страшно, протяжно, некрасиво перекосившись, — и потеряла сознание. Велехов едва успел ее подхватить, иначе она ударилась бы о мебель.

Эля от потрясения застыла с открытым ртом.

Станислав держал на руках Владу и не предпринимал никаких действий. Весь его облик сразу изменился, выражал подлинное страдание, агрессия и все наносное исчезло без следа, он сник, осунулся, смотрел в лицо бесчувственной женщине со жгучей тоской.

Эля опамятовалась и потребовала положить сестру на диван, но безуспешно: выпускать Владу из рук он определенно не хотел или попросту не мог, такое у Эли сложилось впечатление. Теперь она боялась его не на шутку и голоса не повышала, хотя находилась в паническом состоянии.

— Стас, да что же ты стоишь? Положи ее, надо немедленно плыть к берегу! — тщетно взывала к нему Эля.

Она бросилась в камбуз, в гальюн, лихорадочно выдвигала ящики, рылась в шкафчиках, надеясь отыскать аптечку. Прибежала обратно ни с чем. Он все еще стоял посреди каюты как истукан.

— У тебя есть нашатырный спирт? Да очнись же, Стас! Замучаешь ее вконец! Герой, нечего сказать, свершил правосудие! Нет в тебе ни капли жалости. Ее-то за что? Мы действительно ничего не знали. Эх ты, мститель!.. Да положи ты ее, боже мой!

Ей наконец удалось до него достучаться. Он опустил Владу на диван и сразу принес контейнер с лекарствами, извлек оттуда бутылочку с нашатырем. Пузырек откупорили и дали понюхать Владе. Увидев, что она приходит в себя, он поднялся на палубу и запустил двигатель.

Глава 11

Николай нажал на отбой, прежде чем Влада успела вырвать у него трубку.

— Он зовет меня к себе, срочно. С тобой говорить не может. Голос у него странный, приглушенный какой-то. В общем так, я сейчас к нему, а ты из дому не выходи сегодня, как-нибудь перебьешься.

Стас жил в соседнем квартале, совсем близко, пешим ходом пятнадцать минут.

Николай свернул в проулок, миновал девятиэтажное кирпичное здание, завернул в проезд между домами, где в глубине жилого комплекса высились столбиками блочные хрущевки. Пошел по зеленым дворам, мимо детских качелей и песочниц. Здесь они играли со Стасом семилетними пацанятами, когда еще носили короткие штанишки на лямках и одинаковые сандалики с ремешками.

Стас жил в третьем по счету здании.

Дверь квартиры открыл Стас и сразу потащил Николая в свою комнату. Выглядел он неважно: оба глаза заплыли, остались одни щелочки, левая бровь рассечена, глубокие ссадины на скулах и подбородке, кулаки сбиты в кровь. Губы тоже распухли, поэтому слова он произносил невнятно.

— Ни фига себе, а мне этот гад наплел, что они тебя не тронут и отвезут домой, — возмутился Коля. — Знал бы, что он врет, ни за что бы не ушел. Владка билась в истерике, пришлось тащить ее наверх.

— Что она тебе говорила?

— Божится, что они степенно гуляли, без закидонов. Стас, ты горячку не пори, разберись сперва, Владка временами совсем безбашенная, сам знаешь, может взбрыкнуть, но я ручаюсь — этот козел ей до фонаря. Она сильно убивается, просила с тобой поговорить.

Стас взял стул и подсел к Коле голова к голове.

— Слушай, положение серьезное. — Он говорил тихо, отчасти потому, что артикуляция причиняла ему боль, а также опасался, что его услышат родные. — Владе передай, что видеться нам пока нельзя. Так надо. Они мне пригрозили, понимаешь? Альберт и его гориллы. Пообещали, что расправятся с семьей, если я не отступлюсь от девушки. Ублюдки!.. Рисковать я не могу: Альберт отморозок еще тот, привык получать все, что приглянулось.

— Вот гнида! Видно, сильно на Владку запал. А может, обратиться в милицию?

— Смеешься? Он и это предусмотрел. Обложил меня как волка флажками. Нет, брат, влип я основательно, но Владу ему не отдам, легче самому повеситься.

— Угораздило же ее на бандита напороться. Вот так несчастья и случаются.

— Да, несчастье, нелепая подлая случайность…Владе скажи, пусть продержится месяц, я за это время придумаю, как от слежки отвязаться. Поручаю ее тебе, втолкуй сестре, чтобы больше ни под каким видом с этим подонком в беседы не вступала, на звонки не отвечала, избегала случайных встреч, а он будет их подстраивать…да, вот еще что: звонить мне тоже нельзя, он предупредил, что узнает… — Стас застонал то ли от боли, то ли от бессилия. — Что я могу против целой банды? Главное теперь маму и Яну увезти, устроить где-нибудь, а потом самим…Другого выхода я не вижу. Есть мизерная вероятность, что он сам отвалится, если Влада проявит твердость.

— Она его отошьет, не вопрос, теперь-то должна понять, что Альберт опасный тип. Он ведь, жучара, интеллигентом прикинулся, воспитанным до тошноты, подкатывается к ней с хитрыми вывертами, языком чешет как Шекспир…Ничего, попробуем сообща ситуацию разрулить.

Они проговорили с час, рассматривали различные варианты, наконец Стас отослал Колю с наказом:

— Так не забудь, Владе внушай, что все сейчас решает выдержка. Сам тоже за ней присмотри, чтобы снова глупостей не наделала, у меня вся надежда на тебя. Завтра увидимся в институте, пока, бывай, братан.

Коля пошел по двору в обратном направлении, завернул за угол следующего здания. На спортивной площадке двое верзил подтягивались на турнике, хотя одеты были не по-спортивному.

— Эй, малокровный, а ну вали сюда, — позвал один. — Разговор есть.

Коля остановился в нерешительности, озираясь по сторонам. Двор выглядел мирным, старушки судачили на скамейках, дети бегали и кричали, из соседнего подъезда вышел мужик с доберманом на привязи.

— Ну и че? Долго тебя ждать? — снова окликнул его один из парней. Коля сделал несколько неверных шагов и снова встал. — Глянь, Баклан, чувак еле дрыгалки переставляет, ползает, как вошь беременная. Что выставился, дистрофик? Тащи сюда свою толстую задницу, не то сами придем.

У Коли похолодело где-то на дне желудка, он сглотнул слюну, но все же принял молодцеватый вид, пошел, расправив плечи, к грубиянам.

— Значит так, — сказали ему, — садишься сейчас вон в ту машину и едешь с нами. И чтоб без визга и без базара. С тобой Альберт желает говорить. Слыхал о таком?.. То-то…Давай пошевеливайся, и так кантовались здесь битый час.

Только теперь Николай узнал одну из вчерашних вишневых девяток. Он мысленно составил маршрут побега от бандитов обратно к дому Стаса. Однако неповоротливый парень успел пробежать всего десять шагов, и был сбит с ног. Колю подхватили с двух сторон под мышки и поволокли к машине, попутно наградили чувствительными тычками под ребра, так что дух занялся.

— Тяжелый, падла! — бранились похитители. — Жаль, Альберт не велел, отстрелить бы тебе башку, чтобы в другой раз не бегал.

Повезли его за город, куда именно — Коля не определил: Баклан ткнул ему пистолет в живот и приказал не поднимать головы. Подъехали к двухэтажному дому, обнесенному кирпичной оградой. Створки ворот разошлись и пропустили машину в усадьбу.

— Вылезай, приехали. — Николая грубо дернули за шиворот. — Топай в дом, и чтоб без фокусов.

Альберт вышел навстречу с видом добряка, не ожидавшего приятного сюрприза. Одет он был в дорогой тренировочный костюм и бутсы на высокой подошве, с шеи свисало полотенце поверх толстенной золотой цепи, он вытирал краем вспотевшее лицо и выбритый затылок — вероятно, занимался физическими упражнениями.

— Ба, кого я вижу! — воскликнул он счастливым тоном, обхватил рукой Колю за плечи и повел в гостиную. — Рад, что ты принял мое приглашение. Пора нам поближе познакомиться, не находишь? Брат Владочки — мой брат. Посиди здесь секунду, дружище, я смотаюсь в душ и обратно.

Несмотря на преувеличенно радушный прием, Коля пугливо озирался, чувствуя себя овцой в логове зверя, ощущение подкреплялось назойливым присутствием Баклана. Тот в противовес поведению хозяина стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и с кривой недоброй улыбкой многозначительно вертел в пальцах острую финку. Было в его внешности что-то отталкивающее — вытянутый с горбинкой нос, острый на конце, круглые немигающие глаза с черными точками зрачков на бесцветной радужке — точь-в-точь птичьи, дикие и пустые. Вся ситуация удивительно напоминала дрянной боевик-триллер, отчего реальность казалась особенно зловещей — издевательской злодейской клоунадой. Сознание Коли бунтовало и не хотело верить в происходящее, но в глубине души он уже знал, что и его постигло несчастье, то роковое событие, которое накладывает отпечаток на человека до конца его дней.

Пришлось занять предложенное место и дожидаться возвращения хозяина. Тот не замедлил явиться — посвежевший, сияющий родственной улыбкой; теперь на нем были свободные брюки из светлого полотна, футболка и домашние тапочки.

— Выпьешь что-нибудь? Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Давай коньячку за компанию. Баклан, скажи там, пусть кофе принесут, да покрепче.

Последовала пауза. Альберт развалился в кресле с бокалом в руке и оценивающе разглядывал Колю жесткими глазами. У него была манера мгновенно отвечать улыбкой на взгляд собеседника, при этом глаза не поспевали за губами, поблескивали холодком, отчего улыбка получалась выделанной, она более настораживала собеседника, чем ободряла.

— Давно с Черепковым дружишь? — спросил Альберт.

— Давно, с первого класса, — ответил Коля напряженным голосом.

— Закадычный друг, стало быть.

— Ага, самый близкий.

— Круто! Ну и как он тебе?

— В смысле? — не понял Николай.

— Что в нем такого клевого? Уважаешь поди за что-то, любишь…ну, я в хорошем значении слова.

— Да, уважаю, люблю… — Коля снова встретился глазами с изучающим взглядом Альберта, тот не преминул растянуть губы в благожелательной улыбке. Коля немного воспрянул духом и заговорил с возрастающим жаром: — Стас классный парень, надежный товарищ…он… он правильный… понимаешь? Настоящий, надежный друг.

— Ясно, «правильный», «надежный», никакой конкретики, неубедительно как-то звучит. Может, он тебе жизнь спас, или на дело ходили вместе, из беды тебя выручал?..

— Выручал, много раз! — ухватился Коля. — Мы с ним стояли друг за друга всегда, с самого детства!.. А надо будет — он мне и жизнь спасет!

А-а, — лениво протянул Альберт и кивнул как бы в знак понимания. — Полагаю, он тебя защищал, поскольку ты типичный лох и размазня, а ты ему за это благодарен. Верно я рассуждаю?

— Ну да, почти, — замялся Николай и тут же поправился из боязни показаться

невежливым: — Ты правильно все понимаешь, конечно, так и есть.

Альберт от последних Колиных слов почему-то пришел в отличное расположение духа. Он проворно поднялся с места и собственной персоной наведался на кухню, откуда вернулся с небольшим подносом в руках, вмещающем две чашки горячего кофе и сахарницу со щипчиками.

— Вот мы и подошли к сути вопроса, — довольно заключил Альберт, снова усаживаясь в кресло. — Я тебя, собственно, зачем пригласил: у меня на досуге родилась неплохая идея. Хочу предложить тебе в качестве друга свою кандидатуру. Сам посуди: защитник из меня хоть куда, стоит мне слово сказать — и любые недруги тебе тапочки в зубах станут носить. Подходит такая перспектива? Опять же я тебе жизнь спас, не в теории, как твой Стас, а вполне реально.

— Как это? — растерянно пробормотал Коля.

— Сейчас поймешь. Баклан, подь сюда. — В то время как Альберт говорил о дружбе, тон и весь вид его неуловимо менялись, становились более пренебрежительными, насмешливыми. Баклан подобострастно осклабился и поспешил на зов шефа. — Хочу познакомить тебя с одним их своих ребят. Мировой парень, мужик что надо, лихой, проверенный …Но!.. Есть у него одна проблема. — Альберт удрученно вздохнул. — Вот ведь незадача: тянет его постоянно кого-нибудь прирезать. Болезнь такая, вникаешь? Порок головного мозга. Надо бы отправить его куда следует, но жалко! Кореш, как-никак. Можно сказать, брат родной!.. Н-да…Маета мне с ним, только и заботы, как бы кого не пришил по причине…э-э…дефекта…ну ты знаешь. А нынче ведь что удумал, шельма, — хотел натурально тебя замочить, еле удалось отстоять, у него как зуд начинается, то уже не совладать, а ты как назло под руку попался. Вот и получается, что я тебе жизнь спас…до поры до времени: приглянулся ты ему чем-то необыкновенно, случается же такое.

Коля хлопал глазами и не знал, как воспринимать услышанное. Вокруг него сгущалось что-то пугающее, как тьма из подворотни, в которую боязно входить. Он всегда боялся ходить сквозь приземистые арки старых зданий по вечерам, казалось, что там притаился убийца, поджидающий именно его.

Баклан, присев на корточки у кресла хозяина, щерился кривыми зубами и продолжал демонстративно поигрывать ножом. Альберт, напротив, сохранял скорбное выражение, оба разыгрывали комедию, но комедию черную, бесчеловечную, с плохим концом для Коли, но веселым для жестоких сообщников. Страх вылез из подворотни, теперь его можно было разглядеть в деталях, но тут-то как раз зрение у Коли помутилось.

— Ну что? Принимаешь предложение дружбы? — задушевно осведомился Альберт. — Учти, я дважды никому не предлагаю, один раз — и то большая честь.

Коля покрылся испариной, взмокшая рубашка прилипла к телу, сказать «да» он не мог, «да» означало бы потерю Стаса, а с ним целого мира, всего, чем он жил до сих пор, но перед ним неотступно маячили полубезумные птичьи глаза, тускло поблескивало лезвие ножа.

Коля взял салфетку, рука его дрожала, он долго вытирал влажный лоб, не поднимая головы, чтобы не видеть жутких глаз Баклана.

— Гляди, до чего развезло пацана с непривычки, — сказал Альберт. — Коньяк, видать, пришелся не по нутру. — Он окончательно перешел на угрожающий тон: — Слышь, фраер, я с тобой разговариваю, кончай тужиться, не на толчке! Отвечай, когда тебя спрашивают!

— Может, ему помочь? Лишнюю дырку проделать, а то никак не разродится, — предложил Баклан и привстал.

— А вдруг помрет? — озаботился Альберт.

— Да и хрен с ним. Лес рядом, закопаем. Кто знает, что он у нас? Зато позабавимся всласть.

Колей овладел неконтролируемый ужас. Он рванулся куда-то, опрокинул стол и побежал в дверь, в сад, к воротам, но они были заперты. Парень метался как заяц по замкнутому пространству приусадебного участка, обнесенного высокой стеной. Альберт вышел на крыльцо и спокойно наблюдал за хаотичными зигзагами своего пленника.

Наконец хозяину наскучила бессистемная беготня по саду и порча ухоженных клумб, он кивнул охранникам, те сбили беглеца на землю и привели в чувство интенсивными пинками, затем поволокли к крыльцу и бросили к ногам Альберта.

Коля заплакал.

— Теперь он будет пузыри пускать! — рассвирепел Альберт и ударил ногой лежащего так, что бедняга перевернулся на спину. — Последний раз спрашиваю, кого выбираешь — меня или Черепкова?

— Т-тебя, — всхлипнул Коля.

— Ась? Не слышу! Туговат на ухо, — снова принялся ерничать хозяин, склоняясь к Коле.

— Тебя выбираю, — повторил тот.

— Вот и славно. Великая вещь — взаимопонимание. Вставай, чего разлегся, чай не на пляже. Пошли в дом, расскажешь мне, о чем с бывшим дружком толковали, что замышляли. Держи платок, сопли утри.

Дальнейшее не заняло много времени. Провожая Колю к машине, на которой его собирались отвезти домой, Альберт еще раз напомнил:

— Так договорились: сестра должна думать, что парень ее бросил, остальное — не твоя забота. — Он хлопнул Колю по плечу. — Номер мой знаешь, обо всем докладывай, звони в любое время, без церемоний. Мы ведь теперь друзья, верно? — Уже глядя вслед отъезжающему автомобилю, сплюнул себе под ноги и сказал Баклану: — Вот ведь зараза! Столько возни по пустякам.

Глава 12

Эльвира заглянула в спальню. Влада уснула: ей дали лекарств и успокоительного, прописанного врачом. Велехов привез специалиста из больницы, так как Влада ехать куда-либо отказалась. Сам Станислав к больной не допускался: при виде него она порывалась куда-нибудь спрятаться.

Близился вечер, поэтому Эля была настороже: следовало ожидать возвращения Антона, чье присутствие в комнате Влады она также считала нежелательным.

Влада дышала ровно, грудь ее равномерно вздымалась под тонким кружевом шелковой сорочки, но между бровей лежала тревожная складка, поминутно трепетали ресницы.

Эля собрала раскиданную одежду, сложила в шкаф, подняла платье, брошенное на скульптуру лежащей собаки. Постояла секунду перед каменным изваянием, поглядела в преданные собачьи глаза и вышла в коридор с ощущением, что Влада не осталась в одиночестве.

За дверью стоял Станислав.

— Как она? — спросил он.

— Спит. Хорошо, что ты здесь. Я надумала, что ей надо переселиться в мою комнату. Ей сейчас нужен покой. Хочу все сделать до прихода Антона: лучше Владе с ним не встречаться в ее состоянии. Твоя задача осторожно перенести ее ко мне. А я займусь переброской вещей.

— Хорошо, я согласен. Ты правильно рассудила.

— Секунду, приготовлю постель и дам тебе знать.

Когда она вернулась, Станислав сидел на краю кровати рядом с Владой и держал ее руку в своей.

— Вот-вот, теперь все зенки проглядишь, — горячо зашептала Эля. Она бесшумно перекладывала в сумку косметику и всякую мелочь из ящиков. — Нельзя было по-хорошему, по-человечески? Ведь любишь ее, я вижу, а чуть не убил. Нет в вас, мужиках, сострадания, одна гордость, лишь бы с вами все носились, сочувствовали, казнились… Эгоисты несчастные!

Велехов посмотрел на нее и ничего не ответил.

— Давай-ка бери ее, да аккуратнее, не дай бог проснется: увидит тебя — опять испугается, довел бедняжку до умопомрачения.

Предосторожности были соблюдены, переход на новое место прошел успешно, но в решающий момент возникло та же задержка, что и на судне: Станислав впал в оцепенение и не захотел расставаться со своей ношей.

— Да что ж это такое? — суетилась вокруг него Эля. — Скоро сама с вами свихнусь. Ну пойми, миленький, нельзя тебе здесь…Я не против, посидел бы с ней, поухаживал, но…сейчас нельзя. Оставь ты ее, Стас…О, господи!.. Напасть какая! Где ж ты был эти семнадцать лет, черт тебя дери?!

К большому облегчению Эли, последняя фраза вывела его из состояния прострации, он осторожно уложил Владу в постель, заботливо укрыл одеялом и вышел.

— Сумасшедший дом, — заключила Эля и возобновила прерванное занятие.

Она продолжала сновать из одной двери в противоположную с пакетами и платьями, пока ее внимание не привлекла еще одна дверь в глубине коридора, неплотно прикрытая. Свет пробивался сквозь щель и лежал размытой полосой на гранитном полу. Любопытство подстегнуло Элю заглянуть в проем. Это был красивый кабинет, обставленный с тем же вкусом и дороговизной, что и весь дом: в приоткрытую дверь был виден уютный диван с подушками, часть письменного стола и край монитора от компьютера.

Эля убедилась, что в помещении никого нет, и вошла. Компьютер был включен, судя по светящейся кнопке. Эля тронула мышку, экран ожил, на рабочем столе монитора возникли папки с документами. Станислав занимался строительством домов в Санкт-Петербурге, в чем Эля ничего не смыслила, поэтому содержимое деловых папок ее не интересовало, а вот фотоальбом она открыла и ахнула. В одной папке были отсканированные снимки восьмидесятых и начала девяностых.

Стас, совсем юный, в парке им. Горького. Вот здесь он уже постарше с сестрой и мамой на Старом Арбате у статуи принцессы Турандот. Яна была хорошенькой девочкой, да и мать на фотографии выглядит неплохо, она стоит посередине и обнимает Стаса за талию, а Яна жмется к ней с другого бока, застенчиво глядя в объектив.

Стас с Владой! На речном трамвае во время прогулки по Москве-реке. Стас сидит на верхней палубе у борта, Влада у него на коленях, смотрят не в объектив, а друг на друга. Все-таки Антон здорово похож на молодого Стаса, даже в профиль сходство бросается в глаза.

Знакомые голоса возвестили о приходе Кристины и Антона. Эля спохватилась, не досмотрев фотоальбом, поспешила вниз. Ей надо было предупредить молодого человека о нездоровье сестры, к тому же она рассчитывала поужинать, ведь все трое участников драмы, разыгравшейся на яхте, так и остались без обеда.

Действительно — беззаботная парочка сидела за накрытым столом.

Велехов был там же:

— Как раз хотел сходить за тобой. Садись, поешь как следует. А вы потише, черти, Влада спит. Гогочите как жеребцы. Не умаялись за день?

— Ой, Славик, ты почему сердитый? — подольстилась к нему Кристина. — А что стряслось-то? Оба хмурые, не жалуете нас, не любите…

— У Влады был обморок, — объяснила Эля. — Врач сказал, что есть опасность для ребенка, поэтому постарайтесь создать в доме спокойную обстановку. Влада пока поживет в моей комнате, так для нее будет лучше.

Известие заставило молодежь уткнуться глазами в тарелку и заняться пищей.

— Антон, воздержись от общения с Владой на некоторое время, — продолжала Эля. — Тем более что тебя это вряд ли огорчит.

— Правильно! — задиристо вставила Кристина. — Незачем тянуть волынку. Он больше не любит вашу Владу, пусть она держится от него подальше.

— Да и она его не любит и никогда не любила! — непроизвольно вырвалось у Эли.

— Гонишь по-черному, Эль, — натянуто улыбнулся Антон. — Хочешь меня задеть? Согласись, что это глупо, на уровне детсада. Я благодарен Владе за все, что она для меня сделала, и обязательно сообщу ей об этом, только давай обойдемся без небылиц.

— Небылиц? Когда ты слышал от меня небылицы?! — взорвалась Эля: слова Антона показались ей оскорбительными. — На уровне детсада…А на каком уровне прикажешь с тобой разговаривать? Ты кем себя возомнил? Будь ты мужчиной, я бы не стала тебя разочаровывать, но именно потому что ты всего лишь безответственный юнец, я докажу, как сильно ты заблуждаешься!

— Ты злишься за сестру и нарочно говоришь мне гадости, — сказал Антон.

— Хочешь убедиться? Тогда пошли со мной, — уперлась Эля. Жажда сбить с него спесь разрослась до гипертрофированных размеров, здесь смешалось все: обида за сестру, желание проучить самоуверенного молодчика и извечная женская солидарность.

— Хорошо, пойдем, — резко поднялся Антон. Лицо его взаимно приняло выражение упрямой решимости. — Доказательства у нее!.. Ха-ха!.. Беспомощная суета — вот что твои доказательства!.. Я сейчас вернусь, Крис.

Стоило им скрыться на втором этаже, как Кристина встала у Станислава за спиной и обвила его шею руками.

— Скажи, что ты не сердишься на меня, — с нежностью произнесла она, прижимаясь лицом к его щеке. — Когда ты смотришь так сумрачно, мне кажется, что именно я виной твоему раздражению.

— Глупышка, ты тут не при чем. — Он погладил ее руки и улыбнулся. — Тебе действительно нравится Антон?

— Да, представь, в нем что-то есть. Я даже согласилась бы с ним жить.

— О, это обнадеживает! А какие пожелания высказывает сей юноша?

— Он строит планы нашей супружеской жизни.

— Бесподобно! Пусть представит отчет о средствах, на которые он намерен тебя содержать, и я немедленно дам согласие на ваш брак. Ты ведь для того ко мне ластишься, плутовка?

— Слав, кончай прикалываться, какие у него средства? Ему еще год учиться.

— Значит, через год мы снова рассмотрим его предложение.

— Ну, Сла-а-ав!..

— Я внимательно тебя слушаю.

— Лучше его выслушай. Только объективно, без предубеждения. Мы не можем загодя отрицать его талант архитектора. Он уверяет, что педагоги прочат ему большое будущее. Кстати, мне подтвердила этот факт Диана. Ее подруга учится с ним на одном курсе. Испытай парня, закажи ему проект жилого дома, ну что тебе стоит? Я же не требую, чтобы ты посадил нас к себе на шею.

— Ты можешь сидеть на моей шее, сколько тебе заблагорассудится, а его, так и быть, испытаю, посмотрим, на что он годится. А то известное дело: перед девушкой — пальцы веером, грудь колесом. На мой взгляд, единственное его достоинство состоит в том, что он сумел тебе понравиться. Обещаю, вернемся в Питер, я его к себе вызову.

— Спасибо, родненький! — Кристина крепко чмокнула Станислава в щеку. — Обожаю тебя! Ты лучше всех!

Мимо стола прошествовали Диана и Николай, только что вернувшиеся из города.

Диана села за стол напротив Велехова. Николай, не взглянув на присутствующих, прошмыгнул мимо.

— Пойду за Антоном, — промурлыкала Кристина. — Доказательства чересчур затянулись. Постарайтесь без меня не ссориться, дети мои.

Кристина ушла, а Диана молча смотрела на Велехова с видом обличительницы. Она сидела очень прямо, неподвижно, лишь трепещущие от бурного дыхания ноздри указывали на степень ее негодования.

— Что скажешь? — спросил Велехов, закуривая. — Хотя, если честно, я предпочел бы обойтись без сцен. Устал, знаешь ли, за день. Хочется насладиться вечерним покоем. Лучше посмотри на небо — какие звездные глубины, цветы благоухают как мечта.

— Ты бесчестный человек! — выдохнула Диана.

— Не отрицаю, — кивнул Велехов. — Что еще?

— Обманщик, подлец, развратник!

— Абсолютно справедливые замечания, — невозмутимо подтвердил оппонент. — Почему ты только сейчас спохватилась? Можно было догадаться с самого начала.

— Догадаться? По каким признакам? Ты ведь прикинулся благородным рыцарем.

Велехов добродушно рассмеялся:

— Хорош рыцарь! Что ты называешь благородством? Соблазнить жену приятеля на третий день знакомства? Однобокое у тебя восприятие, Диночка. Давай так решим — развлеклись на пару, и без обид, лады? Мало ли что я днем болтал, а ночью ты сама ко мне пришла, я тебя к себе в постель не затаскивал. Любите вы, девушки, во всем мужиков винить…

— Ну и гад же ты! Жениться обещал, наврал с три короба, потом попользовался и бросил…

— Положим, ты тоже неплохо попользовалась, а что наврал, так все мужики врут, Динуль, учти на будущее. Такова селявушка, котенок. Все, ушел, надо прогуляться на ночь, послушать, как дышит море, привычка, а то не усну…

Диана швырнула ему вслед чайную чашку; та разлетелась вдребезги, что не произвело на Велехова никакого впечатления и не помешало ему продолжить свой путь.

Вновь появилась Кристина:

— Дианчик, выручай! Антон в своей комнате заперся, никого не впускает. Напрочь убитый: Эльвира ему чем-то мозги высушила, змея подколодная. Ох, как меня достали обе сестренки!..Я хочу через вашу комнату с балкона к нему пробраться, а там супружник твой скулит. Денек выдался — коллективный депрессняк, прикинь?

— Тьфу! Мне только Кольки сейчас не хватало. Охота с нытиком возиться! Заладил: «Ты меня не любишь, ты меня не любишь…». Но раз надо, пошли… А почему депрессняк? Что вообще в доме творится? Сестренки что поделывают? — расспрашивала Диана по дороге.

— Младшая в обморок хлопнулась, Славка что-то брякнул, а у нее вишь тонкая душевная организация, фифа заморская…

— Да, Слава ни с кем особо не церемонится. Крис, а что, он правда совсем жениться не хочет?

— Не хочет, это точно! — вздохнула Кристина. — Жуть, какой упрямый, я его характер хорошо изучила, потому насчет женитьбы даже не заикаюсь, знаю, что бесполезно.

— Часто любовниц меняет?

— Частенько. От телок быстро устает. Они ведь все липучие, сразу замуж хотят. Славочка собой видный, к тому же богатый, а кучеряво жить каждой хочется.

— Ну вот, все тихо, никакого плача, — прислушалась Диана у двери своей спальни.

Девушки вошли в комнату. Николай лежал поперек кровати как был — в одежде и обуви, лицо его тонуло в пышной белизне подушки, видна была одна щека и страдальчески опущенный уголок рта; по всей видимости, бедолагу сморил сон.

— Иди к Антону, а мне здесь делать нечего: спать рано, телевизор включу — зануда проснется. Пойду разведаю, что против меня золовки замышляют, — шепотом сказала Диана.

Эля как раз вышла в коридор.

— Ты куда? — спросила Диана.

Эля смерила ее неприязненным взглядом:

— На набережную, надоело в доме сидеть. Как Коля?

— А что ему сделается? Оклемается. Чай не принц датский. Ужинал, во всяком случае, с большим аппетитом. Сейчас спит.

— Ладно, пошли вместе, поговорим.

Они вышли к морю, лежащему сплошной гагатовой чернотой, прошли по пирсу с редкими фонарями; в кругах света в воде у толстых опор собрались стаи рыб, они сновали в просвеченной толще воды, вспыхивали серебристыми боками. На набережной гуляло много народу, вдалеке, на пульсирующей спецэффектами открытой эстраде играли и пели рок-музыканты. Там толпа сгущалась, многие, в основном, молодежь, пританцовывали под бой ударных инструментов.

— Как я завидую молодым, — сказала Эля, — вашей веселости, здоровью, большим возможностям, ведь жизнь у вас только начинается. И век сейчас другой, вам дано столько свободы, сброшен груз предрассудков и ограничений. Наверное, сегодня легче быть молодым. Но все же некоторых вещей я понять не могу: оставив Колю в стороне, объясни мне, как ты могла спать с Велеховым, зная, что у него есть Кристина, а потом очень мило с той же Кристиной общаться? Неужели я превратилась в закосневшую ханжу и совершенно выпала из жизни?

— А-а, ты, наверное, думаешь, что Кристина его любовница. Я тоже сначала так подумала, но в тот день, когда мы были на дискотеке, она мне кое-что объяснила. На самом деле Слава ее опекун и покровитель. Там какая-то запутанная история, вроде он ее от бандитов спас, когда ей было семнадцать. Она его очень любит, живет у него уже пять лет, но секса между ними нет, это очевидно. Между его кабинетом и спальней есть дверь. Слава спит сейчас временно в своем кабинете, пока все комнаты заняты, а по утрам выходит на балкон через спальню Кристины.

— Вот оно что, — проговорила Эля и крепко задумалась.

Новые сведения наталкивали ее на смутные догадки, которые она пока не могла полностью сформулировать. Что-то настойчиво заявляло о себе, но не могло пробиться сквозь годы неведения, забвения и равнодушия.

— Ты знала, что Альберт был бандитом? — спросила она Диану.

— Первый муж Влады? Бандит? Да что ты! Нет, Коля о нем старался не упоминать. Однажды мой вопрос о нем вызвал у Коли приступ ярости. Он, насколько я могу судить, сильно его ненавидел. При всем том Альбертом сестру никогда не попрекал, не то что Антоном. Все хотела спросить, как Альберт погиб?

— Его застрелили в туалете ресторана. Вместе с ним погиб охранник. Убийцу не нашли. В то время Альберт выдавал себя за предпринимателя, солидного бизнесмена, якобы завязавшего с уголовщиной, хотя следствием рассматривались его криминальные связи наряду с предпринимательской деятельностью. Я не знаю всех подробностей дела, так как суд не состоялся за неимением преступника. Влада успела прожить с Альбертом четыре года…

Они приблизились к музыкантам, и разговаривать стало невозможно.

Глава 13

У Велехова в гараже стояло два автомобиля: на одном ездил Станислав, на другом — Кристина. Когда утром встал вопрос о поездке в Барселону, решено было ехать на машинах — на сей раз от морского путешествия все дружно отказались.

Поначалу вопрос о поездке Влады вообще не стоял, так же как и самого Велехова. В столицу Каталонии собирались ехать Антон с Кристиной и Диана с мужем.

Сестры решили воздержаться от путешествия до полного восстановления душевного и физического равновесия Влады. Она, едва проснувшись, заявила сестре, что видеть никого не желает, из комнаты выходить не собирается, попросила книги из хозяйской библиотеки с тем, чтобы провести день в покое и чтении. Эля ожидала от нее вопросов о Станиславе, Антоне или, по крайней мере, о Коле, но она определенно не хотела ни о ком вспоминать.

Проснулась Влада ни свет ни заря, обнаружила себя в Элиной комнате, но и тогда не стала выяснять обстоятельств переселения и прямиком отправилась в душ. Вышла из ванной посвежевшей, в приподнятом настроении и даже принялась тихонько напевать, но тут, как нарочно, потянуло дымком с балкона, и вся веселость Влады разом улетучилась. Она со страхом уставилась на Элю:

— Что это? Я чувствую запах табака.

Эльвира остереглась вдаваться в пояснения и плотно прикрыла балконную дверь.

Влада на цыпочках, словно кто-то мог ее услышать, подошла к балкону и слегка отвела со стекла занавеску. Эля видела, как сестра закусила губу, глядя на того, кто стоял по ту сторону стекла.

— Влада не смей! — вскрикнула Эля. Сестра потянула за ручку двери. Эля бросилась за ней, но та уже вышла наружу и остановилась за спиной у Станислава. — Влада, вернись, — сипела и махала Эля из-за занавески, — вспомни о ребенке.

Велехов что-то услышал, обернулся и сразу выбросил сигарету, подошел к каменной перегородке. Он смотрел на Владу с нерешительной тревогой, как будто не знал, чего от нее ждать.

Они стояли по обе стороны перегородки, через которую Станислав мог с легкостью перемахнуть. Вместо этого он с большой осторожностью дотронулся до Владыной ручки и, убедившись, что рука не отдернулась, взял ее в обе ладони.

— Ты…ты что-то хотел сказать мне вчера, — проговорила она, и глаза ее моментально наполнились слезами, рука задрожала.

Он мигом очутился подле Влады и прижал ее к себе:

— Я ничего не говорил. Тебе показалось. Нет, ты просто совсем не то поняла…Господи, какой же я идиот! Забудь, забудь все, что было вчера… — Она смотрела на него снизу с недоверчивым страданием. — А знаете, что мы сделаем? — бодро воскликнул он. — Поедем в Барселону! Я сам повезу вас на своей машине. Поедем тихонечко, обещаю, что на сей раз все будет отлично.

— Стас, я не уверена, что Владе стоит выходить из дому, да еще гулять по большому городу, — вмешалась Эля.

— Я буду вас возить, ходить много не придется, город я знаю вдоль и поперек, могу выступить гидом. Это Владочку развлечет, зачем ей сидеть в четырех стенах… — Все это он проговорил, не отрывая взгляда от обращенного к нему лица, хотя уговаривал больше Элю.

— Да, поедем, — сказала Влада.

— Нет, я категорически против, — разволновалась Эля. — Вы оба помешанные! Останься с ней здесь, раз тебе неймется… — Она осеклась, представив, куда заведет их общение наедине, какие темы всплывут при любом развитии событий, и поняла, что Стас прав: Влада нездорова, надо оградить ее от каких бы то ни было сильных потрясений. — Хорошо, я согласна, но смотри, Стас, я надеюсь на твое благоразумие.

— Жду вас внизу, — обрадовался тот.

Влада засияла возбужденными глазами, принялась рыться в шкафу, бегала к зеркалу и обратно, прикладывала к груди разные платья. Эле не нравилась внезапная активность сестры, она свидетельствовала о ее неуравновешенном состоянии. На всякий случай она положила в сумочку лекарства.

— Ох, не доведут до добра мужики! — покачала она головой.

У ворот наготове стояли автомобили, вокруг них крутился Антон:

— Классные тачки! У бумера какая скорость? Это твой, Крис? Я шестой пока вживую не щупал? Порше крутняк! Брутальная махина! Зачем Славе здесь внедорожник?

Такие шикарные дороги еще поискать.

— А он только внедорожники признает. Нормально так. Ему осталось танк в гараж шлепнуть. Да, еще — самолет! Весь джентльменский набор для счастья.

Ой, а вот и систерз пожаловали, твоя-то вроде оклемалась. Неужели в столицу намылилась? Нет, ты только погляди, я тихо тащусь! Славка вокруг нее вьется, как архангел с крылышками! Мало она ему крови попортила! Слава классно выглядит, приоделся, сорочку я ему подарила, привезла с Бали, батик — ручная роспись по ткани…

Антош, ты чего опять скис? Да плюнь на нее! Хочешь, я Славочке скажу, и он ее не возьмет?

Состоянию Антона, однако, больше подходило другое определение, нежели «скис», парень скорее вскипел, кулаки его непроизвольно сжались, он впился в Станислава агрессивным взглядом, на щеках мгновенно вспыхнул густой румянец, какой довольно часто выдает чувства молодых людей. Обида разгорелась в нем с новой силой: как эти двое смотрят друг на друга — в точности как на той фотографии, где он словно увидел самого себя. Все время, проведенное с Владой, он был для нее игрушкой, резиновой куклой с желанными чертами, надо быть полным придурком, чтобы этого не понимать.

Велехов усадил Эльвиру на заднее сиденье машины и открыл перед Владой переднюю дверцу — ей хотелось сидеть рядом с водителем. Антон вырос между Владой и креслом.

— Мне сказали, что ты больна. — Он враждебно сверкнул на Велехова глазами. — Могла бы посоветоваться со мной, стоит ли тебе трястись целый час в машине.

Вместо ответа Влада отпрянула от Антона, как от незнакомца; так шарахаются на улице от бомжа или попрошайки, нахально заступившего дорогу. Антон оторопел. Он ожидал чего угодно, но не того выражения опасливой брезгливости, с каким она его встретила. Он был настолько поражен, что все упреки вылетели у него из головы. Накануне муки уязвленной гордости подсказывали ему хлесткие, сильные выражения, которые он собирался эффектно бросить ей в лицо, втайне надеясь на опровержение, не потому, что продолжал ее любить, а чтобы избавиться от ощущения, будто над ним посмеялись.

Рядом стоял Велехов, из-за него жизнь с Владой обернулась фарсом, а ведь Антон искренне любил ее, и вот теперь его любовь растоптана, а сам он унижен — сознавать это было нестерпимо. С каким наслаждением он прибил бы этого удельного князька. Они одного роста, Станислав на вид крепче, но он смог бы его одолеть. На его стороне злость, неперебродившая сила и настоящий азарт бойца, почему бы не сразиться за женщину, за честь и достоинство…а не все ли равно за что?

— Отойдем, поговорим, — обратился он к Велехову тоном, не оставлявшим сомнений в способе переговоров.

— Валяй, — охотно согласился тот, и соперники прошествовали за дом на зеленую лужайку между деревьями. Лучшее место для кулачного боя трудно было сыскать.

— Часы сними, — посоветовал Станислав, отстегивая свои.

— Плевать мне на часы! — взорвался парень. — И на тебя плевать! Это ты обложился ролексами, внедорожниками и прочей чешуей. Все тебе мало, паршивый жлоб, еще чужих женщин воруешь! Думаешь, и меня можешь купить заказами и проектами?

— Ты бы разобрался сначала, что тебя раздражает: моя чешуя, женщины или паршивое жлобство, — возразил Велехов с ответной угрозой. — А для начала сам с женщинами определись, любвеобильный ты наш. Любовь из тебя так и прет, и все к богатым девушкам.

Этого было достаточно, молодой тигр зарычал и прыгнул на обидчика.

Бились они крепко, с упорством, с первобытной беспощадностью — Антон с яростью, Станислав более хладнокровно, но заразившись боевым задором, какой испытывает мужчина, встретив достойного противника. В нем, как и в Антоне, взыграл бойцовский дух, разгорающийся с каждым ударом, когда причина конфликта становится не важна и не остается никаких чувств, кроме желания победить. Оба уже были в крови, с разбитыми губами, ссадинами и израненными кулаками.

Прибежала Кристина и всплеснула руками:

— Мальчики, что вы делаете? Альфредо! Альфредо! Помоги, они же убьют друг друга!

— Крис, не подходи, — крикнул Станислав и получил удар в скулу. В долгу не остался, драка приняла еще более ожесточенный характер, удары следовали с ураганной скоростью. Лужайка была истоптана, кусты смяты, несколько неокрепших деревьев сломано. Противники молотили кулаками с бешеным азартом, оба не чувствовали боли.

Велехов, несомненно, был сильнее, устойчивее, преимущество было на его стороне, он лучше владел собой, берег силы, тогда как нервный, импульсивный молодой человек отдавался схватке с безумной страстью.

Наконец Антон упал. Велехов прижал его к земле:

— Все, успокойся, я выиграл бой, ты должен это признать. Кончено, больше драться не буду.

Антон дернулся несколько раз и затих.

Станислав прошел мимо Кристины, стаскивая с себя разорванную рубашку — ее подарок, потрепал девушку по щеке на ходу.

— Хороший парень, — сказал он. — Если не передумает жениться, я возражать не стану.

— Славочка, ты весь в крови, — захныкала Кристина.

— Ерунда, сейчас приведу себя в порядок. Лучше займись нашим героем, он окончательно расстроился.

Поездка, несмотря на инцидент, не сорвалась. Станислав умылся, переоделся, налепил на лицо парочку пластырей и занял водительское место в своей машине. Примерно в таком же виде предстал перед компанией отъезжающих Антон. К Владе он больше не подходил, был мрачен, залез в машину и скрылся за тонированным стеклом.

Влада воззрилась на Станислава в тяжелом недоумении: человек отошел на короткое время, причем за пределы усадьбы не выходил, а вернулся весь в синяках и ссадинах. Эльвире искусно удалось отвлечь сестру от короткого диалога ее бывших любовников, после которого оба исчезли из поля зрения.

Машины тронулись, выехали за ворота и покатили по мостовым Льорет де Мара.

— Что у тебя с лицом? — Влада сидела рядом с Велеховым и пристально его

разглядывала. — Будь это лет двадцать назад, я бы сказала, что ты с кем-то подрался.

— Я кажусь тебе таким старым, что и подраться не могу?

— Нет, ты сильный привлекательный мужчина, и у тебя молоденькие любовницы.

— Н-да! — произнесла у них за спиной Эльвира. — Любопытно послушать, как ты будешь выпутываться. Допрыгался, Казанова!

Станислав счел необходимым увести разговор в сторону.

Машина уже мчалась по трассе вдоль берега, справа тянулся горный ландшафт с домиками на склонах, вдруг открывались широкие лощины, разбитые на участки со светлыми виллами; сверкающие свежей зеленью садики, вглубь простиравшиеся помидорные плантации или тенистый парк за оградой, величественные пальмы, агавы на скалистых склонах.

Оживление Влады спало, она хмурилась и косилась на Станислава с возрастающим подозрением. Какие-то думы одолевали ее, поэтому Эля, чтобы прервать опасное молчание, ляпнула довольно неосмотрительно:

— Стас, а ты молодец. Здорово развернулся. Всего добился в жизни самостоятельно.

— Хочешь, скажу дико смешную вещь? Я сам не знаю, как это вышло. В моей биографии был период, когда я встал перед выбором: либо пустить себе пулю в лоб, либо выжить любым способом. Вот и выживал, как мог. Стремиться к какой-то цели я был не в состоянии, просто работал как проклятый, до изнеможения, так, чтобы ночью упасть в койку и вырубиться без мыслей и сновидений, представьте — помогало. Когда наконец очнулся и смог без содрогания взглянуть на мир, оказалось, что я уже богат. Дальше — больше, да и работа стала увлекать по-настоящему.

Влада продолжала изучать его сбоку, он бросал на нее настороженные взгляды, сообразив, что затронул скользкую тему. Она собралась задать очередной вопрос, и он ее перебил:

— Я не слишком быстро еду? Тебя не укачивает?

— Нет, я есть хочу, — недовольным тоном заявила она.

— Еще двадцать минут. Позавтракаем в Старом городе на бульваре Ла Рамбла. Помимо замечательных памятников архитектуры, там присутствует особый дух и колорит, это море цветов, живые статуи, художники, рисующие с натуры…Придумал, я закажу твой портрет!

— Вот еще, не стану я сидеть как мумия! У тебя фотоаппарат есть, можешь щелкать. И нечего распоряжаться, я сама выберу ресторан. — Влада состроила свою обычную капризную гримаску, хорошо знакомую Велехову со времен юности.

Станислав невольно засмотрелся на нее: она всегда была капризна, нередко изводила его неровностью поведения, вздорными требованиями и неожиданными выходками, но он любил в ней каждую черточку, как во внешности, так и в характере. Прежде он всегда знал, что девушка намеренно его третирует, это была особая любовная игра, которая доставляла ей чувственное удовольствие. Изрядно помучив его, она потом отдавалась страсти с необузданным пылом и почти болезненным наслаждением.

За эти годы Влада мало изменилась, разве что слегка округлилась, не утратив врожденного изящества и несколько манерного аристократизма. Все в ее облике по-прежнему цвело и дышало женственностью.

Взгляд его скользнул с упрямо оттопыренной пухлой губки на нежную шею, в ключичную впадину и дальше — вниз, в ложбинку между грудями, полускрытыми ажурным гипюром, в то потайное место, которое он так любил целовать.

Его внезапно обдало жаром, вспотели ладони, сжимавшие руль. Он счел благоразумным съехать на обочину и остановиться. Машина Кристины проехала вперед и тоже притормозила.

— Перекур? — обрадовалась Эля. — Как хорошо, а то уже невмоготу.

Глава 14

Путешественники подкрепились в открытом ресторане на бульваре Ла Рамбла.

Красота бульвара и окрестных зданий развлекла гостей настолько, что обидам и унынию не осталось места. Даже Николай, пребывавший в угнетенном состоянии, увлекся и переходил от одной живой фигуры к другой. Здесь были сказочные девы, красочно обряженные факиры, причудливые сумрачные фигуры, вызывающие мистический трепет, целые скульптурные группы, словно отлитые из бронзы, которые оживали на глазах у зрителей, меняли позы и снова превращались в неподвижные изваяния. Диана и Николай по очереди фотографировались рядом с застывшими актерами. Вдоль центральной аллеи тянулись ряды цветочных киосков, террасы кафе под огромными раскидистыми деревьями.

Антон в восторге простаивал перед зданиями, которые высились по обе стороны бульвара. Дворец Вице-королевы вызвал благоговение у будущего архитектора.

Здание Королевской Академии Науки и Искусства, бывшее здание Филиппинской Табачаной компании, особняк Палау Можа и многие другие пришлось осматривать только с фасада, иначе было не успеть, столько заманчивого ждало впереди.

Николай старался не смотреть в сторону Станислава. Поведение его указывало на то, что он всеми силами старается вернуть свое существование в устоявшуюся колею. Он вновь лебезил перед женой; прогулка по прекрасному городу, совместные впечатления, обсуждение красот Барселоны явились удачным средством для восстановления пошатнувшихся отношений.

Станислав, изредка роняя взгляд на бывшего друга, только досадливо морщился. Внимательный наблюдатель заметил бы долю горечи в его мимике, но Эльвира зачарованно глазела по сторонам, а Влада определенно взялась за старое: фыркала, отвечала Стасу пренебрежительно, порой грубо, на грани оскорбления. Другого бы смутило или рассердило такое отношение, но Станислав, напротив, все более оживлялся.

Рамбла начинается с площади Каталонии, и заканчивается памятником Колумбу. Станислав предложил дойти до набережной пешком, мимо дворцов и зданий, посмотреть порт и площадь Портал де ла Пау.

Влада тут же отругала его и заявила, что не будет ходить пешком. В ответ получила огромный букет белых роз. К счастью, у нее хватило выдержки не запустить цветами в дарителя на глазах у публики.

— А где можно походить по магазинам? — спросила Эля

— Едем на Пасео де Грасия. Это большой проспект. Там и бутики, и шедевры градостроения, и все прелести жизни на любой вкус.

Эля задержалась у газетного киоска, чтобы выбрать путеводитель по Барселоне, а Влада со Стасом сели в машину.

— Не устала? — спросил Станислав.

— Больно заботливый стал! Какое тебе дело до меня? Мне неприятны твои ухаживания, они дурно пахнут!

— Объяснись, пожалуйста, сделай милость.

— За эти несколько дней ты успел совратить Диану, едва не соблазнил Элю, теперь почему-то взялся за меня. Я уже поняла, что ты коварный человек — выказываешь доброжелательность, а скрываешь низкие намерения. Да, да, я тебя раскусила. Ведь ты пытался меня в чем-то обвинить, и вдруг сделался таким ласковым, наверняка не к добру.

Я думала о том, что ты сказал на яхте…Стас, нам необходимо поговорить начистоту: твои обвинения для меня мучительны, нам надо объясниться.

— Мы обязательно все выясним, но не сейчас. — Он взял обе ее руки и покрыл поцелуями.

Она выдернула руки, словно обожглась:

— Вижу, взывать к твоей порядочности бесполезно. Все та же тактика ловеласа, причем в исключительно нахальной манере. До чего ты опустился, Стас! Так вот, не трать силы попусту, я не Диана, не наивная Эля, и не одна из твоих алчных любовниц, понятно тебе?

— Понятно, но я не собираюсь тебя соблазнять…вернее, собираюсь…гм…но это не то, что ты думаешь.

— Изумительно! Вероятно, нечто еще более изощренное. А ты, однако, затейник. Нормальный образ жизни богатого мужчины, не так ли?

— Не угадала. Давай продолжим этот разговор ровно через пять минут.

— А что изменится?

— Мы переместимся с Ла Рамбла на Пасео де Грасия.

— Ужасно остроумно!

На проспекте Грасия Станислав притормозил у большого ювелирного магазина.

— Зайдем на секунду, — попросил он сестер. — Мне нужен ваш совет, надо выбрать кое-что.

Приветливые служащие магазина усадили посетителей в мягкие кресла. Велехов трещал на испанском, как на родном языке, только с еще большей скоростью — на слух русскоговорящего испанская речь кажется более беглой, чем родная. Девушка слушала, кивала, затем отошла, вскоре вернулась и разложила перед гостями с десяток колец с бриллиантами.

— Девочки, взгляните, надо выбрать колечко, я на свой вкус не полагаюсь, будьте добры, помогите советом, — обратился к сестрам Станислав.

Эле понравилась композиция из нескольких скрещивающихся полосок белого золота, усыпанных равными по величине камнями.

— А ты что скажешь, Владочка? Неужели ни одно не приглянулось? — не отставал Велехов.

— Мне нравится с розовым бриллиантом посередине, — сердито сказала Влада.

— Можно посмотреть на твоей ручке? Мне как раз нужен такой размер как у тебя.

Эльвира с трудом сдерживала улыбку, она не сомневалась, что хитрец покупает кольцо для Влады, тогда как сестра пока не заподозрила подвоха.

Покупка была оформлена, кольцо вставили в бархатную коробочку, коробочку в футляр с сертификатами и прочими формулярами, передали Станиславу, а он, в свою очередь, вручил футляр Владе.

— Кольцо твое, я рад, что оно тебе нравится.

— Что это значит? — напряглась Влада.

— Это значит, что я делаю тебе официальное предложение руки и сердца. Сердце, правда, ты давно присвоила, теперь будешь владеть им на законных основаниях.

— Ты сумасшедший?

— Да. Более того — абсолютно безнадежен. Болен тобой с двадцати лет. Ты позволишь мне и дальше мучиться?

— Подожди, дай сообразить, какое по счету предложение ты делаешь за последние четыре дня.

— Искреннее — первое и единственное в жизни.

— Ты просто шут гороховый!

Влада оттолкнула футляр и выбежала из магазина. Она быстро пошла вперед по проспекту, не оглядываясь, в страшном гневе и одновременно в смятении, она даже думать не могла, в душе царил полнейший сумбур. Сейчас ее нельзя было назвать мыслящим существом, она рефлекторно воспринимала только цвета, звуки, пестрый уличный поток людей и машин.

Ноги неси ее куда-то, бесцельное движение казалось спасением. Она дошла до очередного перекрестка и вдруг встала как вкопанная. Непроизвольно взгляд ее задержался на людях, толпившихся у перехода, и перекинулся на объект, который они фотографировали, снимали на видеокамеры, к которому было приковано всеобщее внимание. Там что-то текло, струилось, вздымалось и опадало, глядело множеством глаз, дышало, жило в камне, чего в принципе быть не могло, просто не укладывалось ни в какие представления — это было здание на другой стороне проспекта.

Конечно, Влада видела работы Гауди на фотографиях, в фильмах, но все как-то мельком, второпях, между делом. Она застыла, пораженная, словно увидела чудо.

Сзади подошел Станислав и обнял ее за плечи.

— Это невероятно, — пробормотала она, — Стас, это и есть Каза Мила?

— Каза Мила или Ла Педрера — Каменоломня, так прозвали здание в народе.

— Дом как будто движется.

— Игра света и теней на фасаде создает иллюзию движения. Гауди намеренно добивался такого эффекта. Мастер совершил невозможное: перенес законы природы на архитектуру. Он сумел добиться непрерывной текучести архитектурных форм, доступной лишь живой природе.

— Там живут люди?

— Жили до недавнего времени. Гауди построил доходный дом для богатого каталонца Педро Мила Кампс. Весь бельэтаж был отдан под квартиру самого Мила. Четыре этажа занимали квартиры, сдававшиеся в аренду. Сейчас в бельэтаже выставочный зал. Рекомендую осмотреть дом изнутри, внутреннюю отделку, решетки, живопись на стенах подъезда. Взгляни наверх, на крыше видны люди, там чудеса, которые надо увидеть вблизи. Поднимемся?

— Да, да, обязательно! Где Эля?

— Сейчас подойдет, задержалась по дороге. Ты, между прочим, прошла мимо еще одного шедевра Гауди — Каза Батльо. Ничего, нам потом все равно придется возвращаться к машине.

На крыше, налюбовавшись дымоходами и вентиляционными трубами, которые были выполнены в виде абстрактных фигур, облицованных белым мрамором, осколками бутылочного стекла, Влада и Станислав встали у парапета, чтобы посмотреть на город, на зеленый проспект внизу.

Оба молчали некоторое время.

— Прекрасный город, — сказал Станислав, — я видел его много раз, но не устаю открывать для себя что-то новое. И все же больше всего на свете я хотел бы сейчас оказаться с тобой в нашем старом московском дворе. Странно, под этим ярким солнцем я вдруг вспомнил, как мы бежали зимой на трамвайную остановку, сквозь вьюгу и вечернюю мглу, ты скользила в новых сапожках и цеплялась за меня, чтобы не упасть. Трамвай пришел весь белый, в клубящейся снежной пыли, мы заскочили в него, сели, тесно обнявшись, и плыли, плыли, слегка раскачиваясь, сквозь туманные городские огни, и нам казалось, что это навсегда…

Теперь Влада засмотрелась на него, пока он говорил. Незаметно для себя она оказалась в том трамвае, семнадцать лет плывущем сквозь заснеженный город, мимо скверов и замерзших прудов, мимо церковных стен и куполов в завихрениях пурги. Влада снова тянулась к Стасу лицом, к морозным щекам и губам, к сияющим глазам в лучиках мокрых ресниц…

— Зачем вспоминать то, что ты сам перечеркнул? — резко встряхнулась она. — Ты решил тогда поиграть в гордость, не позволил даже объясниться с тобой, ты легкомысленно испортил жизнь не только себе, но и мне, не просто испортил, а чуть меня не убил, бросил без малейшего колебания, а теперь уверяешь, что все эти годы испытывал муки любви. Это что, очередное издевательство? Как здорово, раз-два — купил колечко и сделал предложение! Хорошо живешь — сплошная развлекаловка! Уйди, Стас, не то я за себя не ручаюсь. Свои прихоти можешь удовлетворять с другими, что ты ко мне привязался?

— Я не бросал тебя, ты ничего не знаешь!

— Ложь! Я тебе не верю!

— Спроси у своего брата. Альберт запугал его, и он передавал тебе то, что диктовал твой поклонник.

— Ах вот как! Ты не устал от вранья? Забыл, что я приходила к тебе в институт? Наверное, я обращалась к твоему двойнику! Ты не захотел со мной разговаривать!

— Да не мог я, пойми! Альберт держал меня на коротком поводке. Он пригрозил расправиться с моими родными при любой попытке общения с тобой. Что мне оставалось делать? Я надеялся держать с тобой связь через Колю, а он предал меня.

— У тебя все виноваты, один ты святой! Я ничего не хочу слышать, оставь меня, прилипала чертов!

Влада лавировала между фигурами суровых воинов в шлемах с закрытыми забралами, старалась укрыться от Стаса за каждой из сюрреалистичных громадин, стоящих на страже творения великого зодчего. Туристы, гуляющие по крыше, с удивлением оборачивались на беспокойную пару. «Нашли место ругаться» было написано на всех лицах.

— Может быть, ты святая? — в запале не унимался Станислав. — Все началось с того, что ты уступила домогательствам подонка! Я настолько тебя любил, что закрыл на твою измену глаза. И что же?! Через три месяца ты выскочила за него замуж!

— А ты, где был ты эти три месяца?! Я тебя спрашиваю!

Станислав оперся ладонями о парапет и опустил голову:

— Однажды Коля объявил, что ты продолжаешь встречаться с Альбертом и собираешься за него замуж. Я пришел в отчаяние и попросил передать тебе письмо. Он отказался, и мы сильно повздорили. Он кричал, что я его подставляю, что ты для меня потеряна и чтобы я прекратил свои преследования, подвергая опасности и себя и его. Я назвал его трусом, а он меня — эгоистом. Мы перестали с ним разговаривать — впервые за годы нашей дружбы. Примирения так и не состоялось: он стал сторониться меня, почему — я понял много позже: он спасался от общения со мной, от своего ежедневного доносительства и от Альберта.

Я решился на звонок, хотя это было рискованно. Ты сняла трубку, и тут же бросила, услышав мой голос, помнишь?

— Да, Коля сказал, что у тебя другая девушка, что у вас бурный роман. Я возненавидела тебя, к тому же подумала, что ты звонишь брату.

— Тогда я решил пробраться к твоему дому. Мне надо было увидеть тебя во что бы то ни стало. Альберт предупредил, что будет следить за каждым моим шагом, поэтому я петлял по городу, прятался как мог, сделал огромный крюк, хотя наши дома были практически рядом. И все-таки они накрыли меня у самого подъезда. Завезли в лес и избили до полусмерти. Били кастетами, ногами, натешились вволю, лицо изуродовали, сломали нос, два ребра и руку, там и бросили.

Станислав замолчал. Картина той жестокой расправы встала у него перед глазами.

Он лежал на земле, с залитым кровью лицом, еще в сознании, но лишенный способности сопротивляться: силы покинули его. Рядом присел на корточки Альберт.

— Ох, морока мне с тобой. — Он вынул из кармана носовой платок и стал оттирать пятнышко крови со своего плаща. — Сам посуди, ну что мне стоит тебя прикончить и здесь же закопать. И никаких хлопот. Ан нет! Приходится корчить из себя чистоплюя. Ведь если девушка ненароком узнает, что некий Стас Черепков убит, мне перед ней ни в жизнь не оправдаться. Хех! — мотнул он головой. — Надо было так влипнуть! Девок кругом, что грязи, а вот запал на одну — и свет не мил, и все привычки по боку, ходишь павлином общипанным, а хвост норовишь распустить.

Он выпрямился во весь рост. Глядя сверху на Стаса с деланным сожалением, добавил:

— На редкость твердолобым ты оказался: сказано было — о девочке забудь, а ты все трепыхаешься, звонишь не по делу, под дверь бегаешь. Гарантий, что ты будешь вести себя прилежно, у меня больше нет, поэтому сестренка твоя временно побудет у нас.

Стас рванулся и захлебнулся хрипом. Альберт наступил ботинком ему на грудь и вдавил в землю.

— Спокойно, не дергайся! А ты и впрямь думал, что я не знаю, где твое семейство обретается? Хочешь, адресок зачитаю? Мне его на бумажку аккуратно выписали…где же она… вот: город Мичуринск, улица Советская, рядом с магазином «Богемия», дом номер…

Стас вывернулся и впился мучителю зубами в щиколотку.

Альберт взвыл и выронил листок. Стас был снова нещадно бит доброй дюжиной ног.

— Вот паразит, — покачал головой Альберт, разглядывая кровоточащее место укуса на щиколотке. — Все, пацаны, хватит с него, валим отсюда. А ты, щенок, сам скумекай, что сеструху твою ждет, если будешь языком чесать.

Стас услышал, как хлопнули дверцы, взревели двигатели, захрустели сухие ветки под колесами, и все стихло. Он со стоном перевернулся на бок, рядом валялся маленький блокнотный листок с адресом в Мичуринске, куда он отвез маму и Яну — чего только стоило их уговорить! Там жила мамина сестра, бессемейная женщина, одна в большой квартире…

Стас дотянулся до листка, прочел несколько слов, написанных знакомым почерком, который он не спутал бы ни с каким другим, и заплакал.

Глава 15

— Глава Ордена Почитателей Святого Иосифа, книготорговец Хосе Мария Бокабелья в 1881 году приобрел участок размером в целый квартал в барселонском районе Энсанче на деньги, которые он долго копил и прятал под плитами пола своего книжного магазина. Он мечтал построить на этом месте храм, который стал бы для него искупительным. Бокабелья обратился к архитектору епархии Франсиско де Пауло дель Вильяр. Тот спроектировал собор в готическом стиле и в 1882 году приступил к строительству подземной часовни, однако вскоре у него возникли разногласия с консультантом Бокабелья по архитектурным вопросам Хуаном Марторелем Монтельсом, поэтому Вильяр в 1883 году был вынужден оставить проект. Общество Почитателей Св. Иосифа предложило возглавить строительство Искупительного храма Марторелю, но он отказался, предложив взамен себя кандидатуру молодого архитектора Антонио Гауди.

— Стас! Как ты запомнил столько имен, дат, событий во всех подробностях? — поразилась Эля.

Они стояли перед фасадом Рождества Христова собора Святого семейства. Антон не выпускал фотоаппарата из рук. Ему хотелось снять каждую из скульптурных групп, украшающих три огромных портика.

— Видишь ли, — объяснил Станислав, — мне каждый раз хочется пасть ниц перед этим храмом и перед теми, кто способствовал его созданию. Цепочка людей, желаний, благих намерений, волеизъявлений шаг за шагом вела человечество к обладанию одним из величайших своих достояний. Добрая воля и труд многих людей позволили выразиться гению, поэтому я хочу помнить всех поименно. Хотя всех запомнить невозможно, так как сами каталонцы продолжают ежегодно жертвовать деньги на строительство собора.

Храм стал для меня откровением. Когда мне надо примириться с жизнью, с людьми, с самим собой я прихожу и просто стою перед ним. Когда я полон отчаяния, тоски, злобы на весь род людской, я прихожу к храму и вижу торжество духа, таланта, мысли человеческой, и что самое важное — святой веры и добродетели. Я по сей день вижу усилия многих людей и знаю, что тяга к прекрасному, истинному, ценному не оскудеет в человеке, она неистребима, как бы не менялся наш мир. Я много раз спасался в этих стенах от разочарования и безверия.

Понимаешь, когда-то я потерял веру в людей, был человеконенавистником и безбожником. И вот настал день — я увидел Саграда Фамилиа. И тогда я уверовал в человека, а через него уверовал в Бога, не знаю, поймете ли вы меня. Сможете ли вы оценить гениальность архитектора не только как зодчего, ибо сам он был глубоко верующим человеком.

— Ты хочешь сказать, что вложив свой уникальный талант, душу и веру, он помог обрести веру многим людям?

— Безусловно, именно так я воспринимаю его творчество.

Николай, стоя поодаль от спутников, неподвижно созерцал уходящие в небо шпили башен.

— Здесь везде леса и краны, — заметила Влада.

— Храм продолжают строить по чертежам Гауди, как он был задуман мастером, — пятинефный, с тремя фасадами Рождества, Страстей Христовых и Славы.

Сам он успел возвести и оформить только Рождественский фасад и четыре башни над ним, а также часовню, апсиду, секцию монастыря, часть вестибюля «Розарий» и церковно-приходскую школу.

Мы сможем увидеть храм изнутри, а также фасад Страстей Христовых. Фасад Славы скрыт лесами и строительной оградой. Доступ туда закрыт.

— Я читал, что Гауди трудился над храмом сорок три года, до последнего своего дня, — дополнил Антон; он был настолько счастлив, что позабыл о ссоре с Велеховым и прочих обидах.

— Да, это так. Храм стал главным делом его жизни. Вместе с ним работали над возведением собора знаменитые архитекторы, скульпторы, художники. Гауди оставил подробные чертежи, макеты, эскизы дизайнов, чтобы последователи могли воплотить его замысел во всех подробностях.

Обратите внимание, три портика олицетворяют основные евангельские догмы: рождение, младенчество и юность Иисуса. Центральная часть называется порталом Милосердия. Вверху группа Рождества Христова — Иоанн и Мария творят молитву новорожденному Иисусу, по обе стороны от них стоят вол и ослица, традиционные народные персонажи. Вокруг ангелы, над рождественской группой звезда и ведомые ею волхвы и пастухи.

— Я вижу хамелеонов, похожие есть у тебя дома, — обратила внимание Эля.

— Хамелеоны по сторонам фасада символизируют постоянное изменение природы, черепахи в основании колонн — стабильность. Ведь в своем творчестве архитектор стремился приблизиться к красоте и рациональности самой природы, он говорил, что лучшая книга по архитектуре — это дерево, которое ты видишь в окно своего кабинета.

Для своего дома я заказал несколько копий с храмовых фигур — разумеется, только тех, что изображают животных, — чтобы в трудные минуты они наставляли, указывали мне правильный путь. Чего уж скрывать, изрядно тянет меня порой отпустить вожжи,

нет-нет да и поднимется муть со дна, начнет душить, искать выхода, так что немудрено сорваться…

Кристина, услышав последние слова, подошла к Станиславу и взяла его под руку в знак поддержки.

— Верно, иногда тебя основательно заносит, — с укоризной подтвердила Эля, вспомнив эпизод на яхте.

— Тебя бы так сплющило, — вступилась Кристина. — Покоя ему нет, потому что не успел расквитаться с подонком. Сейчас, возможно, ему было бы намного легче.

— Кристина! Что ты говоришь? Вспомни, где находишься! — возмутилась Эля. — Радоваться надо, что Господь уберег его от греха… Можно тебя на минуточку?

Девушка фыркнула по обыкновению, но на сей раз обуздала свой норов и отошла с Эльвирой в сторону.

— Пожалуйста, воздержись при Владе касаться этой темы, — попросила Эля.

— Честно говоря, мне ее проблемы по барабану, — возразила Кристина.

— Напрасно! Если ты желаешь Стасу добра, то не мучай женщину, которую он любит.

— Ничего путного я от нее не жду! Лучше бы они снова не встречались! Нафиг он бодягу развел?! Вы уедете, а я буду вытаскивать его из дерьма, мне это не впервой.

— Не исключено, что они поженятся, — расхрабрилась Эля.

Она ждала, что девушка немедленно вспылит, но Кристина почему-то смолчала.

Группа туристов заслонила от них Станислава и Владу. Кругом слышались щелчки фотокамер. Народу было много, но громко никто не разговаривал даже вне храма.

Антон скрылся под сводами входа со стороны портика Надежды, за ним медленно втянулись остальные.

— Я слышала от Дианы, что Стас выручил тебя из беды. — Эля решила, что пока лихо тихо, не мешало бы выведать некоторые сведения.

— Не выручил, а спас, кабы не он, я наверняка бы уже гнила в какой-нибудь безымянной могиле. Он мой единственный родной человек, у меня никого нет, кроме него… — Кристина заговорила сбивчиво, горячо: — Да если бы он захотел, я была бы ему самой верной, самой преданной женой, только… долго рассказывать, суть сводится к тому, что он во мне как бы увидел свою сестру, которая погибла. Так мне и сказал: «Глупости выбрось из головы, я тебя люблю как сестру, а по-другому любить не сумею». Вот так-то! И сделать с этим ничего нельзя. Барьер, стена непробиваемая! Пришлось смириться… Возможно, оно и к лучшему. Пусть женится на твоей сестре, но я ей не завидую. Он сложный человек, сколько в нем таких барьеров, даже я не берусь судить.

— Ты уверена, что не Стас застрелил Альберта? Ведь убийцу не нашли. Стас недавно поверг нас с Владой в шок: обвинил Альберта в убийстве его сестры и матери. Я анализировала, сопоставляла факты и пришла к выводу, что Стас убил Альберта из мести.

— Убил бы однозначно! Он продумал все до мелочей, подготовился. Но кто-то его опередил. У Славы жуткий облом случился. Я всего этого не видела, составила мнение по его отрывочным рассказам. Думаю, если бы он собственноручно пришил этого сукина сына, было бы намного легче, а так до сих пор иногда по ночам с Альбертом расправляется.

Неожиданное чистосердечие сделало Кристину близкой и понятной Эльвире. Она опасалась проявлять излишнюю настойчивость, но одно важное обстоятельство выяснить было необходимо.

— Крис, расскажи, пожалуйста, как погибла его сестра.

— А вот об этом своего братца расспроси, — снова заартачилась Кристина. — Плохо, что все кому ни лень заходят в храм, я бы Кольку вашего на километр к святому месту не подпустила. Мать его за ногу! Видеть не могу! Иди, потребуй, чтобы признался в своих гнусностях, самое время покаяться.

Николай обособился и бродил в молчании по экспозиции, развернутой в помещении храма. Он с прохладцей разглядывал гипсовые макеты недостроенного фасада, капителей и всего проекта, пинаклей, различных деталей, копии шпилей в виде початков кукурузы, снопов злаков, свисающих с фасадов гроздьев винограда, корзин с фруктами, венчающих арки окон — все то, что было еще скрыто строительными лесами или парило в вышине.

Николай не разделял всеобщего восторга — у него было плохое настроение. Первоначальная активность, вызванная желанием забыть измену Дианы, постепенно иссякла. Он успел проголодаться, чувствовал усталость в ногах, легкое головокружение, ему было жарко, он потел и часто отирал покрасневшее лицо платком.

Диана со всей очевидностью не замечала усилий к примирению со стороны пострадавшего супруга. Николай пришел к прискорбному для себя выводу, что равнодушие жены не нарочитое, а совершенно искреннее, поэтому после полудня сделался мрачен и мрачнел все больше и больше.

Он вышел наружу и машинально последовал за группой российских туристов, их вела гид — молодая бойкая женщина славянской внешности. Девушка-гид рассказывала обстоятельно и интересно; поначалу Николай воспринимал только звуки ее голоса, но вскоре стал вникать в смысл:

— Перед вами Фасад Страстей. Здесь изображена последняя неделя жизни Иисуса. Сам Гауди говорил: «Если бы мы начали строительство с этого фасада, люди воспрепятствовали бы ему». Действительно, композиция, составленная мастером в дни тяжелой болезни, когда он решил, что находится на пороге смерти, глубоко драматична, а некоторые детали поистине ужасают. Так, в частности, колонны паперти напоминают человеческие кости, оставляют сильное впечатление и создают представление о смерти.

Как известно, мастер не дожил до реализации своего замысла. В 1988 году создание недостающих фигур было поручено скульптору Субираксу.

— Смотри, колонны действительно похожи на берцовые кости, — вполголоса переговаривались туристы рядом с Николаем.

— Страх какой! До сердца пробирает…Сразу возникает ощущение великой трагедии…

И тут Николай почему-то выпал из действительности. Он перестал чувствовать свое тело и воспринимать окружающее, лишь голос гида всплывал отрывочными фразами в его сознании, заставлял переводить зрачки с одной детали фасада на другую и фрагментарно выхватывать их из общей картины:

— В центре скульптурная группа Вероника… Святой Петр, отрекающийся от Иисуса…петух Отречения…

Где-то он видел этого петуха… ну да, конечно, в особняке Стаса, и деталь узла Бичевания Иисуса, привязанного к колонне…

Каждое слово экскурсовода теперь громом отдавалось у него в мозгу:

— …Тайная вечеря…поцелуй Иуды…воин, пронзивший Иисуса копьем, и его товарищи, бросающие жребий на одежды Иисуса…фигура лежащей собаки, как символа преданности…

Внезапно все звуки стихли, жизнь вокруг не остановилась, но полностью обеззвучилась, а храм словно высветился в потускневшем пространстве. Почвы у подножия больше не было, храм висел в воздухе, он с самого начала казался Николаю невесомым. В центре портика, над всей скульптурной композицией, будто в свете юпитера объемно выделилась группа Распятия, от которой Николай уже не мог отвести глаз. Исходящие скорбью, плачущие женщины, разорванная завеса храма над головой того, кто взял на себя грехи человеческие, а внизу, из-за основания креста, на котором Христос был распят, выглядывала смерть, вечная спутница предательства и жестокости, ее пустые глазницы бесстрастно взирали на мир, жуткий лик был спокоен: ей во все времена хватало сообщников.

Кто-то вскрикнул, увидев, как стоящий позади полный мужчина осел на колени, несколько раз качнулся и начал медленно заваливаться на бок. Одна женщина успела поддержать Николая, чтобы он не ударился головой о каменные плиты. Поднялась суматоха, туристы пробовали напоить упавшего водой, но зубы его были стиснуты, он ни на что не реагировал. Подошел дежурный полицейский, тогда же подоспели отставшие спутники Николая.

Больного поместили в один из барселонских госпиталей. Врачи сгоряча определили инсульт, но спустя некоторое время объявили, что инсульт не подтвердился, на самом деле Николай получил солнечный удар. Пока что он лежал в боксе с кислородной маской, в трубках, родных к нему не пускали.

Кристину с Антоном Станислав отправил домой в Льорет де Мар, а сам снял два номера в отеле неподалеку от клиники, чтобы предоставить сестрам и Диане возможность быть поближе к Николаю.

Покинули они больницу далеко за полночь, после того как врачи заверили родных, что угрозы для жизни в данный момент нет.

Эля и Влада были напуганы и расстроены, Диана — озабочена, так как болезнь мужа грозила расстроить ее планы и намеченные встречи в Москве.

Утром к родственникам, ожидающим вестей в вестибюле клиники, вышел врач и сообщил, что Николай пришел в себя, но навещать его пока нельзя. Есть разрывы мелких кровеносных сосудов, однако серьезного нарушения функций центральной нервной системы, к счастью, не наблюдается. Доктор подчеркнул его подавленное состояние. Интересовался, как и при каких обстоятельствах произошло несчастье.

Сестры беспокоились, когда их пропустят к больному. Стас ушел с врачом, чтобы уладить кое-какие формальности.

— Ужасно неудобно, он беспрерывно на нас тратится неизвестно с какой радости, — покачала Влада головой вслед Стасу

— Так уж и неизвестно, — пробурчала Эля. — Небось, для тебя старается, ради Коли и пальцем бы не шевельнул. Что ты думаешь насчет его предложения?

Влада ответила не сразу.

— Коля оказался плохим другом, — медленно заговорила она, — и, можно с уверенностью сказать, плохим братом. Он обманывал меня и Стаса, я сейчас начинаю постепенно разбираться в нашей печальной истории. Но нельзя винить одного Колю. Помнишь, как Стас сказал о храме? «Цепочка людей, желаний, благих намерений…». А у нас все вышло наоборот — намерения низкие, поступки недостойные, мы с Колей примкнули к банде, стали ее членами вольно или невольно.

Правильно Стас против нас озлобился: цена предательству — сломанные судьбы и загубленные жизни. А началось все с одного проступка, совершенного мной по легкомыслию — и потянулась роковая цепочка, в конце которой гибель его родных. Мне страшно спросить Стаса, как все произошло. Прекрасно сознаю свое малодушие, только какой бы дрянью я ни была, у меня не хватит наглости принять его предложение, воспользоваться любовью, с которой он не может справиться.

В конце коридора показался Станислав и объявил, что Николай проснулся и находится в здравом уме и твердой памяти. Он предложил спутницам вернуться домой, а утром приехать к Коле на свидание.

Родные уехали, а Николай остался в палате, куда поочередно наведывались врач и медсестра. Они иногда задавали вопросы, на которые он не трудился отвечать, так как не понимал их языка, но когда они переходили на хорошо знакомый ему английский, он и тогда не отвечал: говорить было утомительно, а главное бессмысленно, как и все лечебные процедуры. Он бы предпочел, чтобы его оставили в покое. Ему мешали сосредоточиться, из-за них он мог упустить то важное, что открылось ему у храма, надо было внутренне собраться, многое осмыслить, а это требовало полного одиночества.

Глава 16

Приближалась четвертая годовщина свадьбы Влады и Альберта. Супруги решили отметить событие в ресторане, для чего арендовали в нем один из залов. Мероприятие Альберт обставил с шиком, пригласил много гостей, заказал музыкантов и певцов. В меню включили самые лучшие и разнообразные блюда.

Коле приходилось регулярно присутствовать на семейных торжествах, которые он не выносил, так как за Альбертом, подобно зловещей тени, неотлучно таскался Баклан. Он по какой-то непонятной причине не оставлял Колю в покое, хотя история со Стасом канула в прошлое. Стас уехал и не подавал признаков жизни, однако Баклан не унимался и продолжал запугивать Колю. Он преследовал парня ужимками, непристойными жестами, подмигиваниями, назойливо лез к нему с разговорами, причем каждая фраза содержала угрожающий, либо издевательский подтекст, что неизменно приводило Колю в отчаяние.

Коле в ту пору исполнилось двадцать шесть, он, по сути, мог считать себя взрослым мужчиной, но страх перед Бакланом прочно укоренился в его сознании и буквально мешал жить.

За месяц до празднования годовщины свадьбы младшей сестры, ему пришлось с матерью и Элей пойти в дом к Альберту на день рождения Влады. Отговориться не удалось, так как мама потребовала, чтобы сын сопровождал ее во время визита к зятю.

Коля ненавидел Альберта, но Баклана ненавидел сильнее. В манерах Альберта хоть и сквозило пренебрежение при вынужденном общении с Колей, но определенные правила приличия он, тем не менее, соблюдал. Баклан же словно караулил каждую минуту, чтобы погримасничать за спиной у Колиных родных, при этом никогда не скрывал своего поведения от Альберта, а тот ни разу его не одернул. Коля сделал вывод, что негодяи по-прежнему действуют заодно, и распоряжение запугивать шурина исходит от Альберта.

Догадка его подтвердилась в день рождения Влады.

Праздничный обед подходил к концу, подали десерт, фрукты. Посторонних гостей почти не было: Влада хотела собрать только членов семьи, хотя без парочки постоянных прихвостней Альберта не обошлось.

Мужчины под вечер порядочно набрались, сам Альберт был навеселе, Коля, напротив, от водки раскис, сделался несчастным, слезы буквально стояли у него в горле, наружу рвалось хмельное горе. Он незаметно смахнул со стола початую бутылку водки и вышел на крыльцо.

Был ноябрь, сад замело снегом, округа ровно белела в сумерках, снег шел мелко и часто, звездился в свете фонаря над крыльцом.

Коля ритмично прикладывался к бутылке, жадно втягивая в промежутках морозный воздух. Дверь за его спиной отворилась, и появились ненавистные недруги вдвоем, как будто нарочно, чтобы досадить Коле.

— Гляди-ка, колобок наш бухает на морозе, — хохотнул Баклан.

Коля попробовал было пройти мимо них в дом, но Альберт по-свойски обхватил его за плечи:

— Куда? Это, брат, неуважуха с твоей стороны. С нами пить западло? Пренебрег культурной компанией, в одиночку из горла водку хлещешь…Не любишь ты нас, Колян, ой, не любишь. А ведь мы к тебе со всей душой. Верно, Мить?

— Не только с душой, но и с любовью, — Баклан ущипнул Николая за щеку. — Щекастенький… Он мне с первой встречи приглянулся, но взаимности никакой. Я прям весь исстрадался. А, Колян, ласковым со мной будешь?

— Погодь, Митяй, не стращай парня, вон он опять затрясся весь. Пугливый он у нас, считаться надо.

— Так ведь мне пугливые как раз и нравятся. Страсть как люблю пугливых и щекастых.

Коля в панике оттолкнул Альберта и отпрянул к перилам крыльца.

— Вы оба спятили! — срывающимся голосом крикнул он. — Что вам еще от меня нужно? Гады вы, сволочи!

— Дельце одно возникло неприятное, — объяснил Альберт. — Дружок твой бывший объявился в Кривом Роге, в том заведении, куда мы его сеструху определили. И там выяснил, что она уже два года как померла.

— Яна умерла? — Коля выронил бутылку в снег. — Вы убили ее?!

— На хрен нам надо было! Девчонка хлипкая оказалась и нервная. Работать не хотела, пыталась два раза бежать, клиентам записки совала для передачи. Ребятам пришлось ее примерно наказать, видать, перестарались сучьи дети…Теперь их кто-то методично отстреливает, четверо уже откинулись. Я так подозреваю, что твой дружок счеты сводит. Убийцу пока найти не могут, и Черепков как в воду канул… Ну что выставился?! Я тебя спрашиваю, ты ему настучал? Как он до места допер, не с твоей ли помощью?

— Я его четыре года не видел. Если бы и видел, о Яне не смог бы сообщить. Вы мне о ее местонахождении не докладывали. Он сам нашел ваш бордель…Все-таки сгубили девочку. До того мать у него умерла, не выдержала похищения дочери…Слушай, а ведь Стасу терять больше нечего. — Глаза Коли зажглись пьяной удалью. — Ага! Обгадились?! — Алкоголь ударил ему в голову, он впервые забыл свой страх и пошел грудью на Альберта. — Держись теперь, вурдалак, я Стаса хорошо знаю, он тебе кишки выпустит, вам обоим, ха-ха!.. Шантажировать больше нечем? Ребята перестарались!.. Скажешь им спасибо, урод! На том свете! А я станцую жигу на твоей могиле…тра-та-та, трам-там-там!..

Николай пустился в пляс, размахивая руками и притоптывая на крыльце.

— Заткнись, сука! — безобразно рявкнул ему в лицо Альберт. — Ты-то чему радуешься, мозгляк? Напомнить, как нам исправно сливал? Ждешь, что лучший друг тебя похвалит? Ему, поди, до сих пор невдомек, кто его закладывал. Или сестре твоей…А Черепков от нас не уйдет, это только вопрос времени. Давно надо было его крысам скормить, расслабился я, подзабыл о его существовании. Недосуг о каждой гниде помнить. Ну да ничего, Москва круглая, сам ко мне прибежит. — Он схватил Колю за рубашку. — Узнаю, что тайно с ним якшаешься, — убью, не посмотрю, что ты мой шурин, так и знай. Советую для твоей же пользы быть паинькой и держать меня в курсе, если дружок объявится. Больно прыткий стал. Митяй, куда ты смотришь? Колобок от рук отбился, танцует, песни поет…

— Гы-ы-ы, — заржал Баклан, — колобки, они такие: спел — и пожалуйте в желудок. Мне его давно распробовать охота, а тут сам просится.

Дверь снова открылась, выглянула Влада:

— Вы чего здесь третесь? Замерзнете, давайте в дом, чай остынет.

В прихожей Баклан на миг зажал Колю у стенного шкафа и, мерцая птичьими глазами, пообещал с плотоядной интонацией:

— Не спеши, колобок, мы с тобой еще наиграемся.

У Коли от его омерзительно тягучего голоса подогнулись колени. Баклан действовал на него как удав, его неживой взгляд обездвиживал, лишал воли. Хотя внутри у Коли нарастал протест, гадкий, подленький инстинкт самосохранения пересиливал все здоровые порывы души.

В зеркалах прихожей он увидел отражение своего искаженного лица и впервые явственно осознал, что больше всего на свете он ненавидит самого себя, этого толстого, несуразного парня, которому уже двадцать шесть, а он по-прежнему трус — законченный, безнадежный — вредоносный мусор на обочине жизни. Еще он понял, что с этим надо что-то делать, надо расправиться с ненавистным трусом, что сидел внутри него, пусть даже ценой собственного никчемного существования.

Ночью он долго не мог уснуть, а утром первым делом отправился в универмаг и купил складной нож. Нож был подходящего размера, с кнопкой, стоило нажать — и бесшумно выскакивало стальное лезвие. Оно казалось недостаточно острым, поэтому Коля, как только оставался дома один, точил нож с маньякальным упорством, при этом приговаривал:

— Ничего, гад, только сунься…хватит, натерпелся…я всем докажу…вы еще узнаете… мрази, сволочи… и Стаса вы не получите, убийцы…бедная Яна…

И вот через месяц после упомянутых событий состоялось пышное празднование четвертой годовщины бракосочетания Альберта и Влады. Ресторан был битком набит секьюрити, так как помимо охранников виновника торжества, многие гости приехали с таким же эскортом. Приглушенный говор, смех, звон посуды сливались в неясный ресторанный шум; плавно и скоро двигались вышколенные официанты с подносами, ловко выкладывали на стол художественно оформленные кушанья, шампанское в серебряных ведерках с льдом, запотевшие бутылки с нарзаном и боржоми. Дразняще витали в воздухе ароматы жаркого, салатов, терпких вин, маринованных грибов и солений.

Гости расселись и дали волю разыгравшемуся аппетиту, изображая поначалу пристойную умеренность, но чем дальше шло веселье, тем чаще наполнялись бокалы и быстрее опустошались тарелки.

Николай погрузил вилку в розовую мякоть форели. Увлекшись приятным занятием, едва не пропустил очередной тост, провозглашенный в честь любящих супругов.

Внешне такое определение им вполне подходило. Альберт, побывавший в руках хорошего парикмахера, в отлично сшитом костюме, с благопристойным выражением лица выглядел безусловно элегантно. Влада была одета в воздушное платье из креп-жоржета цвета черного жемчуга. Туалет дополняли дорогие украшения, призванные не только подчеркнуть красоту молодой женщины, но и степень достатка и щедрости ее супруга.

Эля выглядела попроще, так как не обладала средствами и тонким вкусом своей сестры. Мать, Вероника Степановна, щеголяла в бордовом велюровом платье, предназначенном для особо торжественных случаев.

За столом Николай сидел рядом с мамой, в то же время постарался расположиться подальше от Альберта и Баклана. Удаленность позволяла с ними не чокаться, избегать дежурных фраз и даже не смотреть в их сторону.

— Коля, — зашептала мама сыну в ухо. — Я хочу попробовать устрицы, но не знаю, как их есть.

— Сейчас я тебе помогу, смотри — это очень просто…

Коля, повернувшись к матери, перехватил настойчивый взгляд и грязненькую улыбку Баклана с другого конца стола. Тот поднял стопку, давая понять, что пьет за Колино здоровье. Коля переменился в лице и опустил глаза. Рука его непроизвольно ощупала складной нож в заднем кармане брюк.

На невысокой эстраде играли музыканты. Пели, сменяя друг друга, мужчина и женщина. Позже, когда было съедено достаточно и выпито спиртного больше, чем требовалось, обстановка разрядилась настолько, что мужчины принялись говорить сальности, женщины игриво поддерживали непристойные темы с приличными ужимками, некоторые гости полезли на эстраду, чтобы погорланить в микрофон, а танцующих уже не волновало качество исполнения. Разудалая толпа прыгала посреди зала в едином бесшабашном порыве.

— Пойдем потанцуем, — попросила Колю Вероника Степановна. — Как раз спокойная мелодия.

Солистка на сцене затянула «Лаванду» Софии Ротару. Коля с мамой топтались среди танцующих, к ним придвинулась другая пара — Альберт с Владой.

— Как хорошо они смотрятся вместе, — с умилением проговорила мама. — Конечно, я предпочла бы для Владочки другого мужа, но выбирала не я. Плохо, что с ребенком они не торопятся, так внука хочется.

Альберт мазнул по Коле отчужденным взглядом с оттенком высокомерия.

«Хочет показать, что я для него пустое место, — подумал Коля. — Ничего, ублюдок, я вам всем покажу. Не должна жизнь идти по вашим ублюдочным правилам, не было такого никогда и не будет». Черный, упорный огонь разрастался в нем и наполнял душу свирепой радостью, тому немало способствовало количество выпитой им водки. Он испытывал восхитительное чувство освобождения, и потому, наткнувшись в очередной раз на похабную улыбку Баклана, также затесавшегося в гущу танцующих, глаз не отвел и смачно сплюнул ему на блестящий ботинок.

Медленный танец закончился, и снова загрохотали ударные; динамики рвались упругим ритмом, народ бесновался в стихии звуков.

Коля проводил маму до ее места и пошел в туалет. Зашел в одну из кабин. Рядом кто-то вышел. Раздался шум льющейся воды из крана, ненадолго включилась сушилка, потом хлопнула входная дверь, и все стихло.

Коля вышел из кабины, направился к белой столешнице умывальника с чередой раковин и хромированных кранов. Он был разгорячен, поэтому снял пиджак, засучил рукава рубашки, открыл холодную воду, чтобы освежить лицо и шею.

В этот момент в помещение вошел Альберт, за ним Баклан. Альберт при виде Коли только презрительно хмыкнул и исчез в одной из кабин, а Баклан, который в целях безопасности сопровождал шефа в его походе в клозет, остановился перед Колей со зловещим выражением на лице. Выходка Коли явно не привела его в восторг, и даже сильно разозлила, несмотря на склонность обращать все в шутовской беспредел. Коля видел, как у этого психа подергивается впалая щека вместе с уголком глаза.

Он повернулся всем телом к Баклану. Пьяный кураж все еще владел им, он чувствовал себя дерзким, упоительно отважным. Незаметно запустил руку в задний карман брюк, извлек оттуда нож и, пряча его за спиной, нажал кнопку, почувствовал, как выскочило остро отточенное лезвие.

Баклан, в свою очередь, вытащил из-за пазухи пистолет.

— Давай, катись в сортир, колобок, — махнул он дулом в сторону кабинок. Голос его звучал глухо, невыразительно, глаза словно подернулись белесой пленкой, дыхание стало коротким и учащенным, — пора объяснить тебе, кто ты есть на самом деле. Будешь чирикать — пристрелю.

Как не храбрился Николай, он разглядел проступившую маску убийцы; недооценивать настрой стоявшего перед ним человека значило бы немедленно умереть. С отчаянностью загнанного животного, он крепче сжал в кулаке нож, попятился к ближайшей кабине, толкнул дверь спиной. Баклан следовал за ним почти вплотную, держа пистолет на уровне Колиной груди. Они вошли в кабину, и Баклан слегка повернулся, чтобы закрыть дверь на задвижку. Коля увидел открытый участок жилистой шеи между твердым воротничком рубашки и границей желтоватых волос и с размаху, в исступлении всадил туда нож. В следующую секунду он с одержимостью утопающего вцепился в руку с пистолетом. Баклан хрипел, но сопротивлялся. Последовала неистовая борьба. Противники вывалились из кабины и толклись на белом полу туалетной комнаты. Баклан не выпускал пистолета, пальцы его словно окаменели.

Коля потерял ощущение реальности, он будто наблюдал себя и Баклана в кадрах бандитского боевика, в котором действие происходило быстро, логично, в пользу главного героя, каким, несомненно, являлся сам Коля. Тяжелая рана и помутившееся сознание подорвали силы Баклана. Ощущение своего преимущества подстегивало Колю, им владело безумие решившегося на крайний поступок человека, поэтому, когда из кабины вышел ничего не подозревающий Альберт, Коля, ни секунды не колеблясь, нажал пальцем Баклана на курок пистолета, в который тот намертво вцепился. Единственный выстрел поразил Альберта в голову и сразу насмерть. Он упал, даже не вскрикнув.

Баклан наконец ослабел и рухнул сначала на колени, затем повалился грудью на пол. Видимо, нож перерезал сонную артерию, судя по луже крови на плитах, которая быстро растекалась, увеличивалась в окружности.

Коля стоял над двумя телами сам как неживой, еще плохо соображая, что произошло. Хмель из него напрочь выветрился, но все его последующие действия были скорее автоматическими, нежели осознанными.

Он осторожно вытянул нож из раны — кровь выбивалась из нее толчками — тщательно его вымыл и засунул в карман. Весь правый рукав его рубашки был в крови — Коля испачкался, когда бок о бок крутился с Бакланом в схватке за пистолет.

Руки он вымыл, надел пиджак на окровавленную рубашку и вышел в грохот музыки, которая заглушила выстрел.

Все происшествие по какому-то невероятному стечению обстоятельств осталось незамеченным. Никому из мужчин не понадобилось в туалет в тот промежуток времени, когда там происходили роковые события. Гости продолжали отплясывать, пить, хохотать и орать песни. На Колю никто не обратил внимания, он сел рядом с матерью и сжал ее руку.

— Коленька, что с тобой, на тебе лица нет, — забеспокоилась Вероника Степановна. Она не была бы матерью Николая, если бы не заметила, что с сыном творится что-то неладное.

Коля облокотился о стол, пола пиджака отошла, и Вероника Степановна увидела кровавые следы на его рубашке.

— Мам, нам надо уйти, немедленно, дома все объясню. Скажи Владе, что ты устала, плохо себя чувствуешь. Только поторопись, через минуту может быть поздно.

И опять Коле повезло: мать не стала кудахтать и задавать лишних вопросов, как делают обычно недалекие женщины, она без разговоров подошла к дочери, объяснила причину ухода, сославшись на больную печень и ряд других застарелых недугов, после чего они с Колей надели пальто в гардеробной и вышли в зимнюю стужу. Одновременно ресторан покинуло еще несколько утомившихся гостей.

Коле удалось сразу поймать такси. Позже, вспоминая последовательность событий, он глубоко уверовал, что судьба хранила его в тот вечер и что все совершенное им было не случайно и оправдано какими-то высшими силами.

Дома он сказал матери, что вынужден был защищаться от извращенца Баклана и убил его ударом ножа, но в рассказе о гибели Альберта он утаил часть правды — выходило, что зять случайно схватил пулю.

Всю одежду, что была на Коле, вместе с ботинками Вероника Степановна свернула в тугой узел, увязала в пакет и вышла на улицу. Снова поймала такси, проехала несколько кварталов; не отпуская такси, зашла в один из дворов и затолкала пакет в переполненный мусорный бак.

— Теперь я твоя сообщница, — сказала она дома сыну. — Я всегда подозревала, что Альберт руководит преступной шайкой. Так им и надо лихоимцам. Одевайся сию секунду в такую же голубую рубашку и черный костюм. Хорошо, что у тебя есть еще один. Вдруг за тобой придут. Надо все предусмотреть. Пойди прогуляйся перед сном, хорошо, если вспотеешь. Иди, иди, Коленька, и оденься потеплее.

Позвонила Эльвира:

— Ой, мамочка, что здесь творится! Нас не выпускают из ресторана. Полно милиции. Ты только не пугайся. Со мной и Владой все в порядке. Мам, Альберта убили!

— Боже мой, — сказала мама. — Влада, наверное, сильно переживает.

— Да, плачет. Следователь выяснял, кто еще был на вечеринке. Мы с Владой соврали, что вы ушли час назад, чтобы вас не таскали по милициям.

— Умницы! А что собственно произошло? Подробности известны?

— Никто ничего не видел. Альберта и начальника его охраны нашли на полу в туалете. Охранник был еще жив, но без сознания, уже известно, что он умер по дороге в больницу. Короче, кошмар! Не знаю, когда нас выпустят. Влада в шоке. Она твердит, что всегда этого боялась, у Альберта было много врагов. Так не забудь, мы сказали, что вы ушли в девять.

Коля вышел на улицу, пошел дворами — без цели и без мыслей — ноги сами вынесли его к дому, где раньше жил Стас. Он постоял, глядя на освещенные окна, на миг там появился чей-то силуэт. Коля ловил снежинки ртом и представлял, что в квартире Стаса все по-прежнему — Тамара Петровна хлопочет на разогретой кухне, Яна сидит за книгой; девочка много читала и должно быть оттого была хрупкой и мечтательной, непохожей на своих задорных подружек. А Стас, скорее всего, возится со своим магнитофоном. На новый денег нет, а этот все время ломается, и Стас его чинит, чтобы слушать свои любимые рок-группы. За кассетами Коля и Стас ездили вместе на Горбушку.

Николай достал нож, которым убил Баклана, раскрыл его и метнул в сугроб на газоне у подъезда. Нож исчез в сугробе до весны. Он больше не нужен был Коле. И Стасу больше незачем скрываться. Может быть, он когда-нибудь вернется… может быть…когда-нибудь…

Глава 17

— Не представляю, как ему удалось уйти незамеченным, — развел руками врач. — Утром медсестра заходила к нему, мерила температуру, сделала инъекцию. После этого он исчез. Просто оделся и ушел, не сказав никому ни слова. Советую вам обратиться в полицию. Его состояние внушает мне опасения: ваш родственник находится в крайне подавленном состоянии. Сам факт ухода говорит о нездоровой мотивации его поступков и не сулит ничего хорошего, таково мое мнение как специалиста.

Диана, Эльвира и Станислав вышли из клиники в растерянности. Было десять часов утра, Барселона уже кипела своей насыщенной жизнью, улицы полнились транспортом, людьми, среди которых затерялся Николай.

Диана предположила, что Николай мог нанять такси и поехать в Льорет де Мар. Эльвира достала из сумочки телефон, намереваясь позвонить Владе, которую на сей раз оставили из предосторожности дома. Станислав, однако, беспокоить Владу не позволил и счел более благоразумным набрать номер Кристины.

Та пообещала, что немедленно перезвонит, если Николай появится дома. Тем не менее, уезжать из Барселоны не следовало до тех пор, пока ситуация не прояснится, так посоветовал Станислав, и женщины с ним согласились. Он предложил отвезти их на гору Монтжуик, с которой открывается великолепный вид на Барселону.

В ожидании вестей, они побродили по Пуэбло Эспаньол (Испанскому городку) — своеобразному синтезу архитектурных памятников Испании; осмотрели крепость Кастель де Монтжуик, хотя всем троим экскурсия не доставляла удовольствия: Диана явно скучала в музеях, Эльвира ничего не воспринимала из-за снедавшего ее беспокойства, Велехов, видевший экспонаты не впервые, тоже был погружен в свои мысли. Все трое просто тянули время.

— Кристина не звонит, — уныло заметила Эльвира.

— Я сам позвоню через полчаса.

— Ты уверен, что Кристина не проговорится Владе? Она ее не слишком жалует, точнее — открыто проявляет враждебность. Как бы нарочно не насолила.

— Нет, Крис не сделает мне во вред. Девочка, конечно, взбалмошная, но я ей вчера объяснил кое-что, поэтому спокоен. В серьезных ситуациях она надежный человечек.

— Я слышала, что ты ее отбил у бандитов, это правда?

— Не отбил, а выкупил. Девушка попала в тяжелую ситуацию, а у меня была возможность ей помочь.

Лицо его приняло отстраненное выражение, которое ясно давало понять, что расспросы продолжать не следует.

Станислав и Эльвира остановились на вершине горы у скульптурной группы «Сардана», изображающей танцоров-исполнителей каталонского народного танца. Эльвира загляделась на город, лежащий в легкой дымке в окружении холмов. Грациозные готические башни Саграда Фамилиа казались королевской короной, венчающей город.

Станислав мысленно восстанавливал подробности той первой встречи с Кристиной.

Все произошло случайно. Пять лет тому назад он снял ее на Ленинградском шоссе. Проезжал ночью и увидел, как она приплясывает на двадцатиградусном морозе — высокая, тоненькая. Очередная кандидатка на статус неопознанного тела в морге. Он остановился и заговорил с ней. У нее от холода стучали зубы — видно, порядочно настоялась. Она стала себя расхваливать, назвала цену, тут же спустила, как будто он с ней торговался.

Он посадил девушку в машину и повез в отель, в котором остановился, так как приехал в Москву по делам на несколько дней.

Поначалу она вела себя назойливо, пыталась честно отработать плату, которую он для ее спокойствия выдал за всю ночь вперед. Станислав объяснил, что ему от нее ничего не нужно, она может отдохнуть, выспаться или делать все, что ей заблагорассудится.

— Ой, прямо как в фильме «Красотка»! — насмешливо определила девушка. — А ты, как Ричард Гир!

— Неужели? Да, помню. Милая голливудская сказка…

Красотка с Ленинградки, правда, пыталась тихо улизнуть: деньги получила и смекнула, что может за одну ночь заработать вдвойне. Пришлось призвать ее к порядку и повиновению на оплаченных основаниях.

Девушка, пойманная при попытке к бегству, ничуть не смутилась, ознакомилась с содержимым холодильника, достала пиво, орешки, удобно уселась в кресле, закурила и принялась болтать с хозяином, как с давним знакомым.

— А знаешь, ты клевый, — авторитетно заявила она.

— Да ну! Я польщен.

— Мне, собственно, глубоко параллельно, почему ты строишь из себя девственника, у каждого свои фантазии. Я уже привыкла к вашему брату, видел бы ты, какие извращенцы попадаются — сплошная помойка в башке…К тебе это не относится, котик, если только не прикидываешься. А? — Она внезапно встревожилась. — Может, это у тебя прелюдия такая?

— Не бойся меня, как я сказал, так и будет. Лучше о себе расскажи, откуда ты родом, говор у тебя не московский.

— Ага, о жизни рассказать, — согласно кивнула она. — Мужиков почему-то тянет покопаться в биографии такой девушки как я. — Она мигом состроила жалостливую гримаску и затянула голосом попрошайки в метро: — Сама я не местная, родителей нет, круглая сиротка, выросла в детдоме. Приехала в столицу счастья искать, а плохие дяденьки меня повязали и заставили на них вкалывать. И теперь мне одна дорожка — во сыру землю, да во цвете лет. Вот такая я бедная, разнесчастная. — Девушка откинула голову на спинку кресла и захохотала. — Ты рассчитывал услышать что-то другое?

— Не хочешь, не рассказывай, — пожал плечами Станислав. — Да и поздно уже. Я спать хочу. И ты ложись, отсыпайся, а утром я тебя выпущу, можешь считать это моей фантазией. Ловчить опять не вздумай или, того хуже, проверять содержимое моего бумажника.

— Гонишь, прокурор, я не воровка, — весело откликнулась Кристина.

— Отлично, утешила. Ну все, спокойной ночи.

Девушка уснула мгновенно. Станислав подошел к кровати и смотрел на нее при свете ночника. Нет, на Яну она не похожа, разве что волосы — длинные, очень светлые от природы, видно, что и Кристина не пользовалась краской. Все, что было общего у девушек — это растоптанная юность. Одной уже не было в живых, другая продолжала идти по опасной стезе, возможно, добровольно, не так как Яна, которую украли и замучили подонки.

Зря он расчувствовался, девушка его сестре не чета, сколько таких «красоток» со школы мечтают пойти в проститутки. Разве сравнить эту развязную девицу с его чистой трепетной Яной?

Он почувствовал, что щеки у него мокрые, и удивился сам себе. Последний раз он плакал, когда лежал избитый в подмосковном лесу, читая записку, утерянную Альбертом. Тогда он был молод и мог еще плакать, но со временем научился трезво оценивать реальность, хотя долгие годы продолжал жить в каком-то жестком трансе. Даже смерть мамы, а потом Яны не вырвали его из каменного панциря, которым слой за слоем обрастала его душа с момента первого несчастья. Он думал, что давно закалился, огрубел и даже считал себя циником, потому что взял себе за правило жить без оглядки, по принципу «хорошо то, что хорошо для меня». И вот сейчас вдруг прослезился, глядя на это падшее юное создание.

— Поздравляю, — сказал он себе. — Начинается кризис среднего возраста, и все, что с ним связано.

Утром он провожал Кристину до двери молча: ночное приключение казалось ему досадной блажью, он был рад поскорее закрыть за девушкой дверь.

— Прощай, чудик, — сказала она, уже стоя в коридоре, и погладила его по щеке. — Наверное, ты приличный чел, такие редко встречаются. А то, что бабки на ветер пустил, не горюй. Мне и вправду было так хорошо, как давно не было, значит, ты сделал доброе дело. Знаешь, что самое смешное? Скажу тебе одному по секрету: все, что я вчера про себя наплела — чистая правда! Представляешь? Бывает же такое! Ну пока, не поминай лихом.

Она пошла по длинному гостиничному коридору к лифту, а он смотрел ей вслед с видом человека, которого неожиданно огрели из-за угла мешком по голове.

— Стой, — закричал он и бросился за ней. — Подожди, девочка, что ты сказала?

— Почему ты замолчал? — спросила Эля.

— А о чем мы говорили?

— О Кристине.

— А-а…впрочем, нечего особенно рассказывать. Я выяснил, что девушка попала в рабство к бандитам и выкупил ее у них. Избрал самый легкий способ вырвать ее из рук отморозков с помощью денег. А поскольку родных у нее не было, оформил на себя опекунство. Я рад, что Крис увлеклась Антоном. Впервые за эти пять лет она обратила внимание на мужчину. Поэтому я не собираюсь им препятствовать.

Они стояли рядом и смотрели на город. Диана поодаль разговорилась с русскими туристами.

Станислав снова позвонил Кристине и выяснил, что Николай не появлялся.

— Не понимаю, что с ним творится, — уныло заключила Эльвира. — Неужели ему безразлично собственное здоровье? На нем нет даже кепки, а день все разгорается. Поплатился за свою нелюбовь к кепкам: стоял перед собором с непокрытой головой, даже не чувствовал, что перегревается, он и сегодня запросто спечется. Что делать, Стас? Где его искать в таком большом городе?

Взгляд Станислава снова устремился к Храму Святого Семейства.

— Подождите меня здесь. Надо проверить кое-что, — произнес он после минутного раздумья. — Только никуда не уходите, чтобы мне не пришлось вас искать. Я скоро вернусь.

Николай стоял на том же месте, где в прошлый раз поразил его недуг. Велехов увидел его с улицы, прошел за ограду. Глаза Николая были прикованы к фасаду храма, сам он не двигался. Станислав приблизился к нему и встал рядом. Николай не шелохнулся, выражение его глаз не изменилось, он даже не моргнул; похоже, не обратил на Велехова внимания.

Однако, как вскоре выяснилось, это было не так.

— Ты все знаешь о храме? — неожиданно спросил он, не поворачивая к Станиславу головы.

— Все, вероятно, не знает никто. Архитектор оставил немало загадок. Но многое я специально изучал.

— Что означает квадрат за группой «Поцелуй Иуды»? Я вижу там какие-то цифры.

— Это магический квадрат, криптограмма, сумма комбинаций цифр всегда составляет 33 — возраст Христа. Работа скульптора Субиракса — он как истинный последователь Гауди не удержался от загадок. До сих пор имеются расхождения в толковании смысла криптограммы.

— Понятно, — сказал Николай и надолго замолчал.

— Тебя ищут родные, пойдем к машине, я отвезу вас всех домой, — решил действовать Станислав

— Ты крещеный? — спросил Николай, оставаясь в прежней позе.

— Нет. Хотел как-то креститься, да не посмел. Я убил четверых.

— Я тоже некрещеный. И я убил четверых.

— Слушай, пошли в машину, по дороге расскажешь, я обещал Владе, что ты выздоровеешь, а потому, если надо будет, уведу тебя силой.

— Не веришь мне, да? — Николай перевел мутные глаза на Стаса и усмехнулся. — Думаешь, я с катушек слетел…Что ж, посчитай сам: двоих я убил косвенно своим предательством, ты знаешь, о ком я говорю, третий — Баклан, четвертый — Альберт.

— Так, все, или ты идешь сам, или я волоку тебя как бомжа на глазах у публики!

— Баклана я зарезал ножом, вот так, — Николай сымитировал удар, — а с Альбертом хитро повернулось: вышло, будто его застрелил Баклан, ха-ха! — Николай зашелся хриплым смехом. — Только курок я вдавил пальцем Баклана. Здорово?! Даже ты бы так не смог. А я смог! Я смог, понимаешь?! — Он схватил Станислава за плечи и стал трясти, повторяя: — Я смог! Убил их обоих! Отправил прямиком к чертям на закуску! Ты меня слышишь или нет?.. Что молчишь? — Он выпустил Стаса и отвернулся. — Знаю, ты злишься на меня из-за того, что сам хотел убить его. Но ты бы не успел, они уже были настороже, искали тебя и расправились бы в два счета.

Стас смотрел в землю и молчал. Люди обходили стороной двух странных мужчин, стоящих в неподвижных, но полных драматической выразительности позах среди беззаботной толпы туристов, как две застывшие скульптуры работы искусного мастера.

— Я должен сказать тебе «спасибо»? — наконец проговорил Станислав.

— Не за что, я думал только о себе. Хотел убить в себе труса. Ты будешь смеяться, но на короткое время мне это удалось. Но только на короткое время. Природа человека всегда возьмет свое. Наверное, мною в жизни двигала одна трусость, как основное качество моей неудавшейся натуры… Ладно, пошли. Я столько лет жил с этим, авось и дальше проживу.

— Сестры знают?

— Никто не знает. Я рассказывал только маме, но она унесла эту тайну с собой в могилу.

Эля и Диана уже поджидали машину Велехова на автомобильной стоянке.

— Коленька, как ты нас напугал! — воскликнула Эля, целуя брата. — Разве можно так поступать? Надо немедленно вернуться в больницу и долечиться.

— В больницу не пойду, — мрачно отозвался Николай. — Я хочу домой, в Москву, у нас завтра самолет, если мне не изменяет память.

— Вспомнил! — насмешливо откликнулась Диана. Она залезла в машину и заняла место рядом с Николаем. — Ты бы еще побегал по Барселоне, размялся, переночевал под мостом по закону жанра. Просто счастье, что Слава тебя нашел.

— А если бы и не нашел, тебе что за печаль? — с несвойственной ему грубостью спросил Николай.

— То есть как это? Я в некотором роде твоя жена.

— Была! В некотором роде! А теперь пошла отсюда вон! Во-о-он! — завопил он вдруг с диким видом. — Не смей ко мне приближаться, блудница, вон пошла!

Пораженная женщина не успела открыть дверцу, чтобы выйти из машины, как разъяренный муж вцепился ей в горло и принялся душить. Станислав, который уже сидел за рулем и собирался запустить мотор, вынужден был кинуться на озверевшего супруга через спинку кресла, иначе тот привел бы свое намерение в исполнение. В салоне завязалась ожесточенная борьба, какая-то каша из тел, тут же была Эля, которая визжала, Николай рычал, Диана хрипела, Стас ругал насильника последними словами, кузов машины ходил ходуном. В ходе потасовки Диане все-таки удалось выкатиться на тротуар изрядно потрепанной, с синяками на шее, в полузадушенном состоянии. Станислав изловчился из неудобного положения крепко засадить кулаком под дых разбушевавшемуся Федотову и таким способом отвлечь его от неверной супруги.

После того как Диану водворили на переднее сиденье и захлопнули дверцы, внедорожник тронулся со стоянки. Николай тихо, на одной ноте выл в углу, держась за живот — приступ бешенства сменился у него полным упадком сил и духа.

— Опять любимую рубашку порвал! — чертыхнулся Станислав. — С вами шмоток не напасешься.

Глава 18

Детишки столпились у самой воды вокруг большой синей медузы с толстыми щупальцами. Какой-то мужчина наткнулся на нее в прибрежной волне и выбросил на берег. Должно быть, она была мертва, раз ее прибило к берегу, так он сказал.

Влада вошла в воду и поплыла, наслаждаясь прохладой морской воды. Доплыла до одного из буйков, зацепилась за него, чтобы покачаться на волнах. Как раз промчался глиссер.

Прямо перед Владой из глубины вынырнул Антон. Она вскрикнула от неожиданности:

— Антон! К чему эти трюки?! Ты меня напугал.

— Что-то в последнее время ты меня пугаешься. Впечатлительная стала.

— Ты все время выскакиваешь, как черт из табакерки. Я не люблю внезапностей, ты же знаешь.

— Ладно, плывем к берегу. Почему ты так далеко заплываешь? Это безалаберно в твоем положении.

Они поплыли рядом.

— Странно, что ты вспомнил о моем положении.

— Ты не устала? Хочешь, держись за мое плечо, я домчу тебя до берега как ручной дельфин. Или как дрессированный сенбернар. Нет, сенбернары, кажется, спасают из-под снега. Ну просто, как ученый пес, симпатичная водоплавающая дворняга, идет?

— Антон, нельзя ли без иронии?

— А что я такого сказал? Я ведь для тебя никто — безродный, приблудный кобелек, но с подходящей внешностью, весьма подходящей, прямо как по заказу.

— Отлично, хочешь поговорить, сделаем это на берегу, потерпи две минуты.

Они выбрались из воды и пошли по изрытому множеством ног горячему песку к синему зонтику, покосившемуся от ветра.

— У меня здесь стоял один лежак, — отметила Влада.

— Я обнаружил твои вещи и поставил еще один лежак для себя. Теперь их стало два. Простая арифметика.

— Логично! Придется тебе еще осилить вычитание.

— Ты твердо решила от меня уйти? — Антон разложил на лежаке банное полотенце и лег сверху.

Влада достала из сумки солнцезащитный крем и стала наносить его на грудь и плечи.

— Да, нам придется расстаться, — спокойно ответила она.

— Будешь жить с ним?

— Не знаю. А тебе какое дело? Мне казалось, что твой роман с Кристиной в самом разгаре.

— Вообрази, мне тоже надо подумать. Все слишком скоропалительно. Я предлагаю вернуться в Москву, переждать какое-то время, чтобы разобраться в наших чувствах.

— Переставь, пожалуйста, зонтик, на меня солнце падает. — Влада вытянулась на лежаке.

Антон встал коленями на песок рядом с Владой и положил ей голову на грудь:

— Я стосковался по тебе, перебирайся обратно в нашу спальню.

Она по привычке ласкала его густые каштановые волосы. Взяла в руки его голову, несколько секунд смотрела в прекрасные глаза, затем легко поцеловала в губы:

— Какой же ты красивый. Наш малыш будет таким же красивым и добрым как ты. Я счастлива, что ты его отец. Нам ни к чему жить вместе, но с сыном ты сможешь видеться, когда захочешь.

— Прелестная идиллия! — раздался язвительный голос. Станислав, уже успевший сменить городской наряд на свободную одежду, навис над беспечной парой. — Мальчуган соскучился, самое время его приласкать.

Антон вскочил и с воинственным видом придвинулся к сопернику.

Влада поспешно вклинилась между ними:

— Даже не мечтайте снова распускать кулаки. У обоих физиономии еще не зажили. Стыдись, Стас! Ты же взрослый мужчина. Твое поведение возмутительно! Зачем ты заводишь парня?

— Кто, я? Ничего подобного, он сам заводится. Хотя начинает меня изрядно раздражать. Ты бы определился с женщинами, братан, а то мечешься, как заяц, от одной к другой.

— Уйди, Антон! Слышишь? Я тебе уже все сказала. Нечего больше выяснять и качать права. Уходи, прошу тебя.

Влада подталкивала Антона в грудь к выходу с пляжа; молодой человек противился, все его мускулы были напряжены, глаза прикованы к Велехову.

— Ладно, ради тебя уйду, — проговорил он с вызовом. — А с ним потом поговорю, пусть не думает, что я его боюсь. Ха-ха! Страшилка!

Станислав, к счастью, не повелся на провокацию, и дал Антону беспрепятственно уйти, тем не менее, напоминал своим видом быка на арене, узревшего тореро.

— Фу-у, — выдохнула Влада, опускаясь на лежак. — Все мужчины такие забияки? Сущее наказание! Вам только повод дай, чтобы сшибиться.

— Нормально! Мужчины испокон веков бились за женщину.

— Ну, знаешь ли, кроманьонцев вы заметно переросли.

— А что изменилось? Не вижу разницы. Разве что технический прогресс шагнул вперед, а человек по сути остался прежним, ты не согласна? — Он сел вплотную к Владе, близко глядя ей в лицо. — Зачем ты целовалась с юношей? Ты же его не любишь.

— Кто сказал? Люблю еще как! Ты, часом, не метишь на его место?

— Угадала, но не совсем. Я всего лишь намерен вернуть свое, а дерзкого мальчишку прогнать.

— И будешь растить его ребенка?

— С радостью, ведь это твой ребенок.

— Ах-ах! Добренький, да?

— Ага, разве не похож?

— Руки прибери. Обниматься будешь с Кристиной. Говорят, у тебя в каждом городе по две любовницы.

— Злостный наговор. И Кристина никогда моей любовницей не была. Она мне как младшая сестра.

— Врешь! Ты научился виртуозно врать за эти годы.

— Ей-ей! Спроси у нее, раз мне не веришь…Не отворачивай личико, от Антона ты не отворачивалась, несмотря на его измену.

— Все вы мужики заливать горазды, ни одному доверять нельзя…

Но было уже поздно рассуждать, руки их сплелись, губы слились, мир перестал существовать — зачем кругом двигались и смеялись люди, что за птицы кричали на лету, о чем невнятно шептали волны — все стало неважно, отодвинулось за магический круг, в котором воцарилась тишина, там жили только собственные чувства, ощущения, жар прикосновений…

Порыв ветра опрокинул зонт и вынудил влюбленных оторваться друг от друга.

— Вернемся в дом, — сказал Станислав. Глаза его потемнели, стали цвета моря на линии горизонта. Влада всегда знала, отчего у него темнеют глаза. Сердце у нее перестало работать как положено, трепыхалось неизвестно где.

— Сейчас, помоги мне собрать вещи. Клади все в сумку…Ай! Зонтик улетел!.. Стой, дай отдышаться…Пошли, пошли скорей…

— Стас, что это было? — спросила Влада.

— Счастье, — произнес он с улыбкой блаженной усталости. — Тсс…Не говори громко. Счастье приходит редко и ненадолго, будь осторожнее, не спугни.

Они лежали на диване в полном изнеможении, тесно прижавшись друг к другу. Теплый сквозняк из раскрытого окна пробегал по коже, обостряя ощущение неги после любовных наслаждений. Владе собственная нагота и его, крепкая мужская, казались возбуждающе прекрасными. Тело ее отдыхало, но тихо плавилось изнутри, а снаружи было тугим и прохладным; так у нее бывало только со Стасом, когда каждая клеточка словно поет и хранит ласки любовника.

Под окном кабинета располагался бассейн. Блики с его поверхности лежали на стене, оттого вся стена дрожала светом, по ней струились вниз сияющие волны. Свет дрожал на гладком плече Стаса — Влада пыталась поймать пляшущих зайчиков губами.

Час назад они заперлись в кабинете, не успели даже разложить диван, но успели опрокинуть фигурную подставку и разбить ценную статуэтку.

Рука Стаса медленно двигалась от ее круглого колена вдоль точеного бедра в изгиб талии и, добравшись до нежной полноты груди, задерживалась на миг и пускалась в обратное путешествие

— Я был достаточно осторожен?

— Я люблю тебя.

— Что?

— Я люблю тебя.

— Это правда?

— Ты все-таки сумасшедший.

— А ты? Зачем ты меня укусила?

— Я укусила?

— Вот здесь, посмотри. Куда это годится? Мало того, что дорогие гости поочередно бьют меня по лицу, рвут на мне рубашки, теперь еще и кусаются. Как я предстану перед сотрудниками с разукрашенной мордой и следами зубов на шее?

— Легко! Объясни, что отдыхал в Испании с большой компанией русо туристо и занимался любовью с вампиршей. Пусть обзавидуются.

— До чего ты хороша! Непозволительно красива!

— Скоро меня разнесет, и я стану прятаться от тебя.

— Какое заблуждение! В тебе столько природной грации, просто поразительно, она никогда не иссякнет. Я боготворю тебя. Бросишь меня снова — умру! Больше не выдержу. Выходи за меня замуж, немедленно!

Произнося слова, он поминутно целовал ее щеки, шею, губы, она в ответ лишь томно улыбалась, чуть обнажая блестящие кончики зубов, сладострастно изгибалась в его руках и льнула к нему телом и лицом.

Они спустились на веранду. Было время обеда. Расторопный Альфредо выпархивал из кухни с подносом и выкладывал на стол жареные миндальные орешки, зелёные оливки, бутылочки с томатным и чесночным соусом, квадратные ломтики поджаренного на решетке хлеба и хрустящие булочки.

Вслед за тем на столе появились бутылки с вином, жареные рыбные шарики, обвалянные в сухарях, мидии, ракушки, запеченные на гриле, искусно нарезанный хамон и сыр.

Не дожидаясь, пока подойдут остальные участники трапезы, Влада накинулась на еду с аппетитом женщины, имеющей вескую причину ни в чем себе не отказывать за обеденным столом. Станислав сидел напротив и завороженно следил, как она вонзает зубки в срез круглого хлебца, намазанного маслом и холодной зернистой икрой. Из напитков она позволила себе немного белого вина чакколи, Станислав предпочел красную риоху к мясной нарезке.

— Не верю своим глазам, ты ешь икру? Даже как-то боязно стало.

— Отчего же? — Влада взялась за второй бутерброд.

— Внезапная смена вкусов не сулит ничего хорошего.

— Боишься, что мне начнут нравиться мужчины не твоего типа? Например, плюгавенькие, субтильные, или нет — толстые, лысые, с отвислыми боками. Бррр!.. Странно, что ты еще не облысел.

Станислав поперхнулся.

— Ладно, не комплексуй. Сорок лет — самый цвет для мужчины. Просто вы с Колей ровесники, а у него давно макушка сверкает… Ой!.. — Она перестала есть и воззрилась на Стаса. — Я совершенно забыла о Коле. Вот так отключка! А ты почему молчишь? Как он? Вы видели его?

— Мы привезли его с собой. Он маялся, просился домой, поэтому девочки решили забрать его из клиники.

— Стас!

— Ну что я мог сделать, малыш? Он стал буянить, чуть нас всех не побил, пришлось выполнить его желание.

— А что сказал врач? Какие прогнозы, рекомендации?

Станислав замялся:

— Спроси у Эли. Она лучше знает.

Пришла Кристина и с недовольной миной уселась за стол. Спустя минуту с лестницы сбежал Антон. Альфредо внес дымящуюся супницу.

— Пахнет обворожительно, — встрепенулась Влада.

— Просил приготовить специально для тебя, — сказал Станислав. — Там только мясо и много овощей. Не предполагал, что твоя неприязнь к морепродуктам пошла на убыль.

— Да что вы?! Неужели? — ядовито поддел Антон. — Удивительный дом, способствует повальному перерождению.

Однако хозяин злокозненного дома и его вновь обретенная пассия снова выпали из общения с внешним миром и были заняты исключительно друг другом. Они обменивались взглядами, улыбками, каждая из которых имела потаенный смысл, чувственный намек, то волнительно-сладостное для обоих, что приходится скрывать при посторонних.

Кончилось тем, что Антон в раздражении опрокинул бокал с красным вином и испортил весь антураж, с вдохновением созданный Альфредо.

— Что, корячит тебя, Антоша? — с убийственной насмешкой пропела Кристина. — А ты не стесняйся, пойди поплачь в сторонке. Либо другой вариант: можешь утопиться в знак протеста. Море рядом.

Антон мгновенно сконфузился.

Он порывисто схватил руки Кристины и прижал к губам:

— Крис, прости, это не то, что ты думаешь. Я тебе все объясню. Нам надо поговорить наедине, я совершенно запутался.

— Ты чертовски прав, парень! — одобрил Станислав. — Пойдите погуляйте. На-ка держи, Крис, — он положил на стол пачку евро. — Развлекайтесь на всю катушку.

— Видишь, он все время хочет меня оскорбить, — снова взъелся Антон.

— Глупости! — возразил Станислав. — У меня сегодня приступ щедрости. Да и деньги я даю Кристине, а она распорядится ими по своему усмотрению. Верно, заяц?

— Заметано! Мы их немедленно прокутим! — Кристина поцеловала Станислава в щеку, сунула деньги в карман коротеньких штанишек. — Вставай, поедим в другом месте, — дернула она Антона за руку. — Закатимся в какой-нибудь шикарный кабак с фламенко и гитарами, потом оторвемся на танцполе. Да перестань ты кукситься! Славочка все делает от души.

Когда молодые люди скрылись из виду, Станислав сказал:

— Бедный малый, все пытается самоутвердиться. Признайся честно, юноша предлагал восстановить отношения?

Он пересел на соседний стул, обхватил Владу за талию и притянул к себе.

— Раз ты такой проницательный, то нечего и спрашивать.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет?..

— Что, восстановив поруганную честь, он тут же сбежит к Кристине? Стас, я не дурочка, к тому же потеряла к нему всякий интерес. Тебя это устраивает?

— Более чем…

Он поцеловал Владу в голое плечо, оглядывая всю ее фигурку с нарастающим вожделением и уже начал распускать руки, вынудив ее отбиваться — совсем как в молодые годы:

— Стас, дай спокойно поесть, нашел место приставать!

— А где можно? Проведем сегодня ночь вместе. Завтра вы уезжаете, мы расстанемся — ненадолго, я приеду к тебе в Москву, и мы обсудим наши дальнейшие планы.

— Зачем нам спать вместе, — увильнула Влада, — никак замыслил дурное?

— Только о том и мыслю. Я ведь развратный и невоздержанный тип. А еще я надеюсь, что за ночь сумею получить твое согласие стать моей женой.

— Считаешь, что женщину легче всего уломать в постели?

— Что делать, раз ты не отвечаешь мне в дневное время.

Влада дразнила его по привычке, хотя сама чувствовала, как опять начинает сбиваться дыхание, воспламеняется тело с полным пренебрежением к разуму.

Эля показалась на лестничном пролете. Станислав проявил галантность, вскочил, подставил ей стул, затем подхватил остывшую супницу и ушел на кухню. Эля на его предупредительность отвечала сердитыми взглядами и так же сердито смотрела на сестру.

— Что так долго? А где Коля? — спросила Влада.

— У себя. Почему ты к нему не зашла? Все по боку стало? Я видела, как вы заскочили к Стасу в кабинет и даже догадываюсь, чем там занимались.

— Ах, Элька, не злись, все произошло спонтанно. Не спрашивай почему. Я устала копаться в своей жизни, обвинять себя или искать оправданий, анализировать чувства или руководствоваться доводами рассудка. Нельзя постоянно возводить морально-этические пирамиды.

Стас мудро поступил, устроив нам своего рода встряску в отвлеченном пространстве. Наверное, необходимо было выпасть из повседневности, чтобы взглянуть на себя как бы из другого измерения. Я так и сделала, и что же? Годы, прожитые без Стаса, привиделись мне в тумане. То был сплошной самообман, жестокое заблуждение. А истина такова, что мне всегда был нужен именно этот мужчина, и никто другой.

— Поздравляю! С озареньицем тебя! — рассвирепела Эльвира. — Жаль, что просветление мозгов совпало с болезнью родного брата. А я-то смотрю — сердцеед наш лучится, сияет как медный таз, дорвался-таки до заветной цели. Я понимаю, что Стасу на Колю глубоко плевать, а заодно и на твоего ребенка, но не ждала от тебя такого легкомыслия.

— Неправда! Ты ничего не знаешь! Он был со мной предельно нежен, он боялся мне повредить. Не думай, что ты самая умная!

— Боялся повредить!.. Он только тем и занимается, что вредит с момента нашего приезда!

— Абсурдное утверждение. Ты ревнуешь!

— Я думаю о нашем ребенке, к твоему сведению! Роди, потом спи со своим Стасом сколько угодно! Кроме того, ты не боишься, что он попросту с тобой развлекается, как с Дианой?

— Сравнила с Дианой! Он сделал мне предложение, кольцо купил, забыла?

— Ха! Простейший расчет: он отлично знал, что ты сходу не дашь согласия, зато сам беспроигрышно вырос в твоих глазах. Пойми, глупая, Стас очень богатый, следовательно, ловкий человек, избалованный вниманием женщин как любой успешный мужчина с недурной внешностью, да еще холостой. Сейчас он к тебе неравнодушен, это сразу видно, но надолго ли? Я советую быть с ним настороже, не доверяйся ему безоглядно. Крушение будет ужасным, этого я и опасаюсь.

Вспомни, как он мигом расправился с Колей, без малейшего зазрения совести. Кристина в разговоре обмолвилась, что Стас сложный человек. Я места себе не нахожу от беспокойства, а ты распустила крылышки, как пустоголовая стрекоза.

— Молчи, он идет…Навертела же ты, Элька. Я тебе не верю. Хватит злопыхать! Не смей Стасу грубить, мы ему кругом обязаны, веди себя прилично.

— Как Коля? — в свою очередь справился Станислав, возвращая супницу на прежнее место.

Он налил половником порцию горячего супа в тарелку и поставил перед Эльвирой.

— Ох, у нас такие события! Коля объявил Диане, что подает на развод сразу по приезде в Москву. Конец света!

— Коля решил разводиться?! — ахнула Влада. — Да он здоров ли, Эля?! Это настолько на него не похоже, что звучит пугающе. Я, конечно, за развод, если это не больная фантазия.

— Влад, вопрос не обсуждается. Диана теперь юлит, пробует его умаслить, но он каменно непреклонен, я его таким даже представить не могла.

— Поделом ей!.. Циничная дрянь. Другие хоть скрывают измены, а эта унизила его при всех, решила, что может безнаказанно вытирать о него ноги…

Возмущение ее перекинулось на Стаса, как на сообщника Дианы. Она ругала его; так любая женщина ругала бы неверного мужа или любовника, а он вел себя соответственно: пытался подольститься с выражением глубокого раскаяния на лице, но в глубине его глаз тлела едва заметная смешинка… а может быть, издевка?!

Влада осеклась на полуслове, растерялась внезапно и тягостно: ее прошибла мысль, что она совершенно не знает этого нового Стаса, объявившегося через много лет. Обвинения Эли и эпизоды последних дней, всплывшие сейчас с непрошеной яркостью, доказывали, что он с легкостью совершал поступки, которые иначе как низкими не назовешь. Сколько не пытайся оправдать мужские шалости, есть черта, за которой начинается беспринципность, личная вседозволенность, граничащая с жестокостью.

В душе у нее шевельнулся ледяной страх разочарования: чем жил этот человек без малого два десятка лет и к чему пришел, она ведь понятия не имела.

— Я схожу к Коле, — сказала она упавшим голосом, стараясь не смотреть на Станислава.

— Э-э…Владочка, постой!.. Хорошо, пойдем вместе, — заметно встревожился он.

— Стас, мне надо поговорить с братом. Есть у меня такое право?

— Разумеется, но прими во внимание, что Коля еще болен, не совсем адекватно воспринимает реальность. Я бы попросил тебя воздержаться от каких-либо разговоров по душам в ближайшие пять дней.

Он взял ее за руку, пытаясь остановить, но она холодно высвободилась:

— Не притворяйся, что ты заботишься о нем больше, чем я. Ты себя достаточно показал. Не ходи за мной! Я скоро вернусь.

Станислав сдвинул брови, но покорился. В собеседники, однако, он больше не годился, что Элю вполне устроило: разговоров с нее на сегодня было предостаточно, гораздо приятнее было поесть молча.

Глава 19

Николай лежал на кровати лицом вверх в одежде, в туфлях, руки заложил за голову. Он с угрюмой неподвижностью глядел в потолок, рядом с кроватью на высоком пуфе сидела Диана, вся зареванная, с носовым платком в руке.

Влада подошла к брату:

— Как ты, Коленька? Как себя чувствуешь?

— Вполне сносно, — отвечал Николай с тем же выражением.

— Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине. — Влада взглянула на Диану, но та не шелохнулась.

— Так скажи ей, пусть уберется, — предложил Николай. — Я уже два часа не могу избавиться от ее присутствия.

Диана ответила на его слова судорожным всхлипом, сорвалась с места и выбежала из комнаты.

— Коленька, учти, я тебя полностью поддерживаю, — тихим голосом начала Влада, — единственное, о чем прошу, взвешивай свои поступки. Решительный разрыв может оказаться слишком мучительным, а я не хочу, чтобы ты страдал.

Он продолжал смотреть в потолок и молчал. Влада обошла кровать и села на освободившийся пуф.

— О чем ты думаешь? — осторожно спросила она.

— Тот храм не выходит у меня из головы, — медленно проговорил он. — В сущности, если разобраться, каждый из нас пытается построить в своей душе храм, где было бы светло, покойно и чисто, где можно было бы жить в согласии с Богом и самим собой. В том храме разные фасады, о которые разбивается жизнь, но внутри все должно остаться в первозданной чистоте.

Есть гении, чей храм настолько огромен, что не умещается в рамках личности, и тогда он становится достоянием человечества. А есть другие индивиды — еще не начав строить, они берутся за разрушение не только своего, но и чужого.

Я не отношусь ни к тем, ни к другим, такие как я мечтают о храме, но ничего не могут построить, потому что слабы, безвольны, трусливы. Они стелятся по земле, цепко ползут по жизни, приспосабливаются, подменяя храм стеной забвения, — тем, что смогли возвести, на что их кое-как хватило, — но рано или поздно сами же об эту стену бьются и с каждым разом все больнее. — Он повернул голову и посмотрел на Владу. — Так вот… мне надо найти свой храм.

— Коль, ты о чем? Я не понимаю тебя, все слишком туманно, ты говоришь аллегориями.

— Нет, я говорю вполне конкретно. Я решил уйти в монастырь. Вот как вернемся, так и уйду.

— Коля, ты просто нездоров. Давай мы отвезем тебя обратно в больницу. В конце концов, ради тебя мы можем отсрочить отъезд на несколько дней.

— Влад, прошу, помолчи ты бога ради, а? Все меня принялись уговаривать, убеждать в чем-то. Не надо мне советов, я сам про себя все знаю. Меня теперь другое мучает: вдруг мне путь туда заказан, я ведь убийца. Что если убийц туда не берут?

Влада окончательно перепугалась:

— Коленька, опомнись! Что ты такое говоришь?.. Ты устал. Давай я посижу с тобой, а ты поспи.

Влада в смятении мысленно прикидывала дальнейшие шаги: надо собрать семейный совет, включая Стаса, и определиться в отношении дальнейшего лечения Коли. Нет сомнения, что измена любимой жены сказалась на нем губительно, плюс солнечный удар, все расстроилось — нервы, здоровье, оттого и психика пошатнулась.

— Посиди, — согласился Николай. — Может, и усну. Диану только сюда не пускай. Лучше вообще дверь запри. А то, не ровен час, и ее…Убийство как зараза: убил раз, убьешь и другой, главное начать. Сама посуди: Баклана я в истерике убил, вроде как был не в себе, но Альберта уже осознанно и с выдумкой. — Он снова повернул голову к Владе и поднял вверх палец как бы для убедительности. — Ты подумай, Альберт только вышел из кабины, как у меня мозги моментально сработали, что надо его пристрелить, и не как-нибудь, а непременно в голову, чтобы сразу насмерть, и ведь попал, попал! До сих пор удивляюсь!

— Коля! Что ты говоришь? Очнись, Кол-я-я! — Влада уже кричала и трясла брата, в то время как тот смотрел на нее с легким недоумением.

— Да успокойся ты! — досадливо поморщился он и оторвал от себя ее руки. — Все так и было: я убил Баклана и Альберта в туалете ресторана, потому что ненавидел обоих. Наверное, окончательным толчком послужило известие о гибели Яны. Эти нелюди выкрали ее и спрятали от Стаса — хотели таким способом держать его подальше от тебя. И спрятали не где-нибудь, а в притоне, потому что были выродками, каких не должна носить земля. Девочка не выдержала издевательств и умерла. Как, по-твоему, имели они право жить после этого? Нет! Я не жалею, что поквитался за Яну, за Стаса, за себя, да и за тебя тоже. Напротив, это был мой единственный достойный поступок в жизни, а тот, кто осудит меня, совершит несправедливость. Но за все остальное… — Он резко поднялся и схватил сестру за плечи, которые захолодели как на морозе. — У кого вымаливать прощение? Ответь мне, если можешь! Стас презирает меня, для него я ничтожество, грязный предатель, трус, лишивший его возможности хотя бы отомстить за смерть сестры и матери. Яна меня не сможет простить никогда. А ты? Я ведь и тебе жизнь сломал…

Дверь отворилась, и в комнату скорым шагом вошел Станислав. На лице его было написано сильное беспокойство. Брат с сестрой словно не заметили, что появился кто-то третий. Станислав застал паузу, в которой доминировали глаза Влады, огромные и бездонные, как два озера. В них плескались слезы, одна уже набухла на нижних ресницах и готова была сорваться вниз.

— Черт! — проскрежетал Станислав. — Ведь опоздал дурень, говорил же себе — нельзя их оставлять вдвоем…Владочка, посмотри на меня, родная. Пойдем вниз, с Колей Эльвира посидит… Отпусти ее, — рыкнул он на Николая. — Не будь ты болен, я бы тебе живо вправил мозги.

— Ты видишь, — с жаром зашептал Николай сестре в лицо, — он мне никогда не простит, я для него не человек. Я не вошел в число его потерь, даже врагом не стал, так — пустое место. А ты, ты можешь меня простить?

Станислав без лишних слов подхватил Владу на руки и быстро пошел из комнаты, по коридору, вниз по лестнице, прошел по саду и остановился у бассейна, который уже светился как бирюзовый кристалл в сумерках. В такт тихой музыке взлетали переливчатые струи и опадали на перламутровые створки моллюсков; белые окантовки бортиков фосфоресцировали в неверном естественном освещении. Здесь царили красота, цветочный аромат, предвечерний покой.

Стас усадил Владу в плетеное кресло, сел сам, близко придвинувшись к ней, проницательно глядя в испуганные глаза; из них по-прежнему одна за другой скатывались крупные слезы, словно из неиссякаемого источника.

Она до сих пор не произнесла ни слова и только смотрела на него с непередаваемым выражением. Он прижал ее к себе, зарылся лицом в ее душистые намокшие у щеки волосы:

— Это все в прошлом. Успокойся. Я и то успокоился. Ты слышишь меня? Все несчастья остались позади. Для нас с тобой уже ничего не имеет значения. Нам больше нельзя расставаться.

Она бурно разрыдалась, он целовал ее и говорил какие-то слова, пришла Эля, ничего не могла понять, постояла рядом с сестрой, которая казалась безутешной, никаких вразумительных объяснений не добилась и потому, по совету Станислава, решила проведать Николая. Пусть любовники сами разберутся в своих сердечных делах, рассудила она.

Едва сгустилась ночная мгла, Влада поднялась в общую с сестрой спальню и заперлась на замок, позже впустила только Элю. Станиславу вход был воспрещен, как он ни просился. Эльвира со всей строгостью призвала хозяина к порядку в собственном доме, напомнив в очередной раз о необходимости щадить Владу.

Младшая сестра пребывала в горестном оцепенении и на все вопросы Эли разражалась новым потоком слез. Эля нервничала, ходила по комнате и бранилась:

— Что я говорила? Уже началось? Я ведь предупреждала, черт вас возьми! Да успокойся ты! Хочешь дохлюпаться до выкидыша? Объясни хоть, в чем дело!

По прошествии некоторого времени Владе удалось совладать с собой.

Она рассказала Эльвире обо всех страшных событиях, которые открылись ей самой.

Эля была потрясена не меньше сестры. Помимо всплывших из глубины лет шокирующих подробностей, обе сестры ясно сознавали, что состояние брата угрожающее. Стас призывал Владу все забыть, освободиться от химер минувшего, но для Николая былое не умерло, он только сейчас начинал расплачиваться.

— Ты оказалась права, — заключила Влада. — Нельзя было кидаться в объятия Стаса, не выяснив наперед все обстоятельства гибели его родных. Сколько бы он не твердил, что все проходит, что надо смотреть в будущее, совместного счастья у нас не будет. Я одна во всем виновата, забыть и простить такое нельзя, как бы он ни старался.

Зачем, зачем была эта поездка?! В какой несчастный миг пришла ему в голову безумная идея ворошить прошлое? Лучше бы все оставалось как есть. Антон бросил бы меня рано или поздно, и был бы прав, а я получила бы по заслугам. Но лучше так, чем вечно чувствовать себя убийцей и знать, что вину искупить нельзя. Бедный Стас, бедный, бедный Коля! Он еще просил у меня прощения.

— Я сама раздавлена, — пробормотала Эля, — но все-таки, Влад, не преувеличивай. Вам просто не повезло. Твоя встреча с Альбертом сыграла роковую роль в жизни стольких людей. Это он был преступником, убийцей, обманщиком, — он виноват во всем, а не ты.

Повидаюсь с Колей. Бедный, надо же что удумал — уйти в монастырь!

Вернулась она через час. Влада лежала в постели, укрывшись до глаз одеялом, дверь на балкон была заперта, шторы задернуты.

— Он стучался с балкона, — зашептала она. — Я чуть-чуть не открыла. Что делать? Вдруг снова придет.

— Не бойся, я с тобой, выпровожу. Ты лучше послушай еще одну жуткую подробность. Коля проболтался. Он вообще взбудоражен, болтает, как заведенный, и все о той давней истории. Еле уговорила его поесть и лечь спать. Только-только уснул. Оказывается, Стас пострелял четверых негодяев, которые измывались над его сестрой и довели ее до смерти. Час от часу не легче!

Влада, сидя на кровати посреди вороха постельных принадлежностей, смотрела на нее широко открытыми глазами, потом вылезла из кровати и натянула на себя халат:

— Мне надо поговорить со Стасом, — решительно заявила она.

Через секунду Станислав вошел через балконную дверь. Он с надеждой двинулся к Владе, но она указала пальцем на стул:

— Сядь, нам надо объясниться.

— Давай не будем объясняться, — прервал он ее. — Владочка, это пустое. Сейчас важно лишь одно: я настаиваю на своем предложении, я прошу тебя выйти за меня замуж. Если ты не можешь мне ответить сию минуту, я готов подождать. Как только ты примешь решение, позвони мне. Я примчусь в тот же день, где бы ни был. Кстати, ты не знаешь моего номера, запиши.

— Нет! Мне не нужен твой номер. Я никогда тебе не позвоню, я не стану твоей женой, и мы больше не увидимся, уясни это для себя как следует! Неужели до тебя не доходит, что это невозможно? Я искалечила тебе жизнь. Того, что разбилось так страшно, заново сложить нельзя. — Она подошла к нему вплотную. — Стас, я не знаю тебя, мы слишком долго жили врозь. Ты рвешься в брак в состоянии эйфории в волшебном курортном раю. Но чем обернется наша супружеская повседневность, ты предвидеть не можешь. Разве я не права?

— Нет, не права, — упрямо покачал он головой. — Я не ребенок и отлично знаю, чего хочу. Почему ты решила, что мы с тобой видим мир одинаково? Все обрушилось на тебя слишком неожиданно, ты просто не свыклась с ситуацией, вот и все.

— Ах вот оно что! А ты, стало быть, свыкся. Морально подготовился, просчитал на годы вперед нашу совместную жизнь, запасся терпением и всепрощением…Эля, ты свидетель…когда это было? Каких-нибудь три дня назад. Ты набросился на нас с обвинениями, там, на яхте, забыл? Интересно, что изменилось за три дня? У тебя наступило прозрение, или пробудилось внезапное милосердие?

— Я уже просил прощения за ту безобразную сцену, и прошу еще раз. Какой-то злой вихрь закружил меня. Я не мог поверить, что ты совершенно не знала о преступлениях своего мужа.

— И ты не ошибся, дорогой, — Влада безжалостно чеканила каждое слово. — Я вышла замуж за бандита. Когда я подписывала документ в загсе, прекрасно отдавала себе отчет, с кем вступаю в брак. Я жила с главарем банды, которая грабила, занималась рэкетом, убивала. Правда, в дела мужа я не вникала, он работал, если можно так выразиться, а я тратила деньги, хотя догадывалась, каким способом они заработаны. Жена любого бандита — его соучастница, она обеспечивает ему тыл, уют, отдых в семейном кругу, сколько бы ни строила из себя невинную кошечку.

Да, о Яне я ничего не знала, как и о других преступлениях, потому что не хотела знать, попросту не интересовалась, не обременяла себя сомнениями или неприятными мыслями. Рядом мучился мой брат, но я и этого не замечала.

Ты думаешь, я сейчас занимаюсь самобичеванием? Вдруг стала благородная и совестливая? Ничуть не бывало! Я хочу заранее расставить все точки, прежде чем ты сделаешь это сам, а ты рано или поздно начнешь их расставлять. Во всяком случае, не далее как три дня назад ты не горел желанием вступить со мной в брак.

— Я никогда не переставал любить тебя.

— Почему ты не объявился после смерти Альберта?

— Некоторое время я скрывался.

— Ложь! Это не помешало бы тебе явиться ко мне. Лучше признайся, что еще долго меня ненавидел.

— Это правда. К тому же я тогда был не человек: утраты жгли меня нестерпимо. Потом ты второй раз вышла замуж.

— И ты снова принялся меня ненавидеть, угадала?

— Я пытался тебя забыть. Как видишь, попытка не удалась. В виде компенсации мне пришлось разорить твоего второго мужа.

— Стас!..Да ты маньяк!

— Тонкое наблюдение!

— Ты монстр, ты…ты террорист, с тобой опасно иметь дело!

— Кто же спорит? Однако если со мной дружить, я бываю ужасно добрый.

— Это шантаж? — осведомилась Влада. Станислав баз улыбки пожал плечами. Влада отступила, глядя на него с гневным удивлением. — Да, да, все проясняется. Теперь ты устранил Антона.

— Юноша не доставил хлопот, к тому же все обернулось наилучшим образом для него и Крис. Ты ведь не думаешь, что могла бы удержать его надолго?

— А-а, я тебя раскусила, ты собираешься меня преследовать!

— Наконец у тебя родилась здравая мысль.

— Значит, ты не отступишься?

— Увы, не могу и не считаю нужным.

Разговор принимал характер острой конфронтации.

Эля, присутствуя при спорщиках в качестве надзирателя, невольно придвигалась к ним все ближе в ошеломлении от содержания реплик, и теперь стояла почти вплотную, поворачивая голову от одного к другому, как заводная кукла.

— Стас, твои заявления похожи на угрозы. — Влада снова залезла в постель и натянула на колени одеяло. — Уходи. Я устала и хочу спать. Завтра с утра мы соберемся и уедем. Надеюсь, на этом все закончится.

— Спи, — согласился тот, хотя снова набычился, его светлые глаза упрямо блестели из-под темных бровей. — Сейчас уйду. Еще два слова: я не угрожаю, а честно раскрываю свои планы. Альберт прикидывался душкой, но завладел тобой обманом и подлостью. Я так поступать не хочу. Помнишь, как мы были близки, как делились друг с другом любой мелочью? Я стремлюсь восстановить утраченное доверие. Ты можешь принять меня или отказывать, но окольных путей с моей стороны больше не будет.

— Благодарю покорно! — с иронией отозвалась Влада. — Надо полагать, что следующего ухажера ты будешь гнать от меня в открытую с помощью дубины. Или сразу пристрелишь, чтобы не возиться?

— Посмотрим, — сказал Станислав и вышел.

— Ой-ой, ты его здорово разозлила, — заметила Эля. — Особенно упоминанием об ухажерах. Меня буквально толкнуло его энергией. Страшно упертый тип, такой и вправду не отступится. — Она мечтательно вздохнула. — Как это все-таки романтично! Любовь, о которой слагают легенды. Влюбился раз и на всю жизнь.

— Ты издеваешься надо мной? — взвилась Влада. — То настраиваешь против него, то умиляешься! Мне и так нелегко, надо укрепиться в своем решении, собрать все силы

для отпора, а ты расточаешь ему похвалы.

— Влад, разуй глаза, мужик на тебе зациклился. Явление редкое, но не исключительное, знаю пару примеров. При таком раскладе я не рискую давать советы. Время у тебя есть, подумай обстоятельно, все взвесь, спроси свое сердце, и лишь потом принимай решение.

— Что спрашивать? Я и сама на нем зациклилась, толку что? Выйти за него и ждать, когда он начнет меня тихо ненавидеть? Я ощущаю в нем жестокость, он не умеет прощать, история с Колей это доказывает. И никакой храм его не спасет. Колю спасет, а его нет.

Ты оглянись вокруг, какие напоминания он себе оставил. В основном те, что повествуют о страданиях и предательстве. Он чувствует великое, но не в состоянии до него возвыситься, оторваться от личного. Нет, нет, я не решусь.

Эль, почему у нас с тобой так подло сложилась жизнь? — у нее снова навернулись на глаза слезы. — Останемся мы с тобой безмужние, пополним ряды одиноких женщин.

В дверь снова постучали. Влада торопливо вытерла слезы. На сей раз визитером оказался Антон.

— Зашел предупредить, что я завтра с вами не лечу. Мы с Крис съездили в кассу и обменяли билет. Задержусь еще на несколько дней.

— С хозяином уладил разногласия? — нейтральным голосом осведомилась Влада.

— Он тоже улетает в Питер послезавтра. А я вернусь в Москву субботним рейсом.

— Отлично, я подготовлю твои вещи, чтобы ты долго у меня не задерживался, — пообещала она.

Глава 20

Эльвира проснулась среди ночи. Ей снилось что-то тревожное. Она полежала, силясь удержать в памяти сновидения, но они растаяли без малейшей зацепки. Скоро Эля убедилась, что в ближайшее время снова не уснет.

«Пойти на балкон покурить, что ли? — подумала она. — А вдруг там Стас? Или учует дым и выскочит. Нет, это уже будет перебор».

Курить, как назло, захотелось нестерпимо. Она накинула халат и приоткрыла дверь в коридор. Ни звука. Стараясь ступать неслышно, Эля спустилась на первый этаж. Дверь на веранду была открыта, но веранда была пуста, на деревянной балке горел тусклый фонарик. В саду пел сверчок, чудная ночь дышала таинственной тишиной, в небе слезилась хрустальным светом громадная луна.

Эля прокралась к столу, оттащила стул и села у перил, чтобы сбрасывать пепел в кусты — хорошо, что Альфредо не видел вопиющего нарушения порядка. Мог бы хоть одну пепельницу оставить, педант нечастный, все убрал!

Вдруг окна гостиной ярко вспыхнули и осветили Элю с головы до ног.

От неожиданности она выронила сигарету и съежилась на стуле как на допросе под лампой следователя.

Из гостиной донеслась музыка — громкость была минимальной, но Эля узнала певцов и мелодию: Монтсеррат Кабалье и Фредди Меркьюри исполняли композицию «Барселона».

Эля заглянула в дверь. Станислав сидел за журнальным столом, разложив папки, и перебирал какие-то документы.

— Что тебе вздумалось работать ночью? — спросила Эля.

Он поднял голову и улыбнулся:

— А тебе почему не спится? Иди сюда, выпьем хорошего коньячку. Послушай музыку, расслабься, глядишь, сон обратно прибежит. — Эля опустилась в кожаное кресло. Станислав достал из минибара бутылку хеннеси и два коньячных бокала. — Всегда перед отъездом слушаю этот дуэт, обожаю голос Кабалье. Здесь, на ее родине, он воспринимается по-особому.

Он заговорил о том, что не успел показать гостям Жирону, музей Дали, готическую Барселону. Эля посетовала: не успела побывать в парке Гуэль. Перспективы снова приехать в Испанию у нее не было. Она постеснялась признаться, что ее поездку полностью оплатил брат. Надежды на то, что щедрость Коли способна простираться еще дальше, у нее не было, кроме того, сам Коля внушал серьезные опасения своим странным поведением.

Станислав сидел, поворачивая бокал в пальцах, и задумчиво разглядывал Элю.

— Что-то я в толк не возьму, почему такая привлекательная и умная женщина осталась одна. Тебе надо выйти замуж.

— Блестящая аналитическая выкладка! Долго думал?

— Нет, я по большей части был занят собственными переживаниями. Что поделаешь, все мы мужики эгоцентристы. Но изредка даже я в состоянии взглянуть дальше собственного носа, и то, что я в данный момент вижу, совершенно возмутительно и неправильно.

— Как же это исправить? Есть предложения?

— Элечка, ты плохо меня знаешь. Если я возьмусь за что-то, то сделаю обязательно.

— Убеждаюсь по некоторым наблюдениям. Что же ты намерен предпринять?

— Введу тебя в круг стоящих мужчин, а там посмотрим. Как аргумент, отмечу тот факт, что со мной многие не прочь породниться.

Эльвира подняла брови:

— Мы с тобой уже родственники?

— Обижаешь. Это не подлежит обсуждению.

— Что ж, бог в помощь. Я буду только счастлива.

— Что касается Барселоны, — продолжал Станислав с видом человека, уладившего незначительный текущий вопрос, — обещаю восполнить все экскурсии в самом скором времени. Нельзя, скажем, пробежаться по парку Гуэль, надо гулять в нем целый день, посетить дом-музей Гауди, проникнуться…

— Стас, — прервала Эля, — допустим, тебе удастся жениться на Владе, в чем я пока сомневаюсь, как ты представляешь свои отношения с Колей? Он ведь тоже станет твоим родственником.

Станислава этот вопрос заметно покоробил. Он поставил бокал на стол и принялся хлопать себя по карманам в поисках сигарет.

— Возьми мои, — протянула пачку Эля.

— Спасибо, я привык к своим…куда я их заныкал? Тьфу, бесовское зелье! — раздражился он.

— Вот же они, рядом с тобой на диване. Так я о Коле, — проигнорировала Эля его неприязненную реакцию, — сейчас он в тяжелом состоянии, и в этом виноват ты.

— В этом виноват он сам! — жестко отрезал Станислав. — Зачем ты завела о нем разговор? Хочешь меня разжалобить?

— Для начала не лезь на стенку, раз завела, значит, не просто так.

— Да хоть как! Я и без того переступил через себя ради Влады, сделал больше, чем позволяет мне выдержка.

— Выдержка, однако, позволила тебе целый год ломать перед Колей комедию и разыгрывать наивного добрячка.

— Я использовал его, цель тебе известна, а его чувства меня не занимали. Мне и сейчас безразличны его духовные искания! — Станислав повысил голос. — Избавь меня от необходимости объяснять очевидное. Я не принадлежу к числу всепрощающих юродивых, счастье ваше, что я оставил его в живых!

— А элементарное милосердие тебе незнакомо? Ведь человек мучается, хочет как-то искупить свою вину, но не знает как. Ты мог бы ему помочь.

— Искупить вину?! — Станислав винтился в Элю бешеными глазами. — Даже если он показательно удавится, погибших по его вине не оживить. Я тесно общался с ним последнее время, он жил как все, вкушал все прелести жизни — развлекался, жрал, спал с молодой женой, ездил на курорты. И каждый раз, когда я видел его сытую, пышущую здоровьем физиономию, мне хотелось его убить, лишь мысль о Владе удерживала меня.

Станислав воспламенился — глаза сверкали, кулаки сжаты, лицо чужое, — облик человека, непробиваемого в своей правоте, а при малейшем накале ситуации — агрессивного.

— Да-а, — покачала головой Эля. — Теперь я понимаю, почему Влада отказывается связываться с тобой, почему откровенно тебя боится. Ты до сих пор не обрел покоя в душе, ты все еще воюешь, нет в тебе мира, и потому ваш брак с Владой обречен на провал. Ты навлечешь несчастья на нашу семью.

— Это она тебе сказала? — встревожился он.

— Да, — убедительно подтвердила Эля.

— Но это какая-то нелепость! Вы обе искусственно делаете из меня злодея, зная, что мне нет жизни без нее. В чем тогда проявляется ваше милосердие? Ты могла бы как старшая сестра повлиять на Владу, сказать пару слов в мою защиту.

— Стас, я тебе симпатизирую, но союзником стать не смогу. У нас своя семья, дурная или хорошая, но родная. Ты энергичный, волевой человек, но твоя энергия может оказаться для нас разрушительной… Извини, я пойду лягу.

— Постой, Эля. — Станислав забежал вперед и встал перед ней. Теперь он выглядел расстроенным. — Хорошо, начнем сначала. Я готов работать над собой. Как я должен себя вести, подскажи? Простить твоего брата я не могу — это абсурд, меня возмущает, что ты допускаешь такую возможность. Побыть бы тебе в моей шкуре…Сейчас модно разыгрывать терпимость, иметь широкие взгляды, но до каких границ распространяется терпимость? Ты можешь представить меня блаженным простачком?

— Да нет же Стас, я только хочу донести до тебя, что все мы повязаны как люди, чьи судьбы пересекаются — твоя, Коли, Влады, ну и моя каким-то боком. Как только человек впускает в свою жизнь другого человека, тотчас происходят невидимые столкновения обстоятельств, от каждого протягиваются нити к тем, кто в связке. Они держат, влияют на нас, потому что мы приняли друг друга в совместный ход жизни…Ты понимаешь меня?

— Понять не сложно…и что же?

— А то, что Коля жестоко пострадал от знакомства с тобой. Твоя судьба повлияла на его судьбу: он стал предателем и убийцей, хотя мог бы прожить свою жизнь без потрясений, добропорядочным гражданином, каким является по своей натуре.

— Ах, я, выходит, еще и виноват! — развел руками Станислав.

— Он пострадал не меньше тебя, вот что я вдалбливаю тебе битый час. Ты был сильным, он — слабым. Его пригрозили убить, и он не выдержал. Я постоянно спрашиваю себя, если бы я сама оказалась в подобной ситуации, сломалась бы как он? Скорее всего, да, сломалась бы. И разве мог Коля до конца предвидеть, чем обернется его последняя трусость, когда он выдал адрес твоих родных?

Настоящий виновник наказан, он давно в земле. Уйми свою ненависть, успокой душу, отпусти мертвых, и тогда ты войдешь в нашу семью как желанный, близкий человек. По-другому не выйдет. Пойми, Стас, человек не может жить в ладу с самим собой и с другими, если будет вечно взращивать злобу, годами держать затаенную горечь в сердце. Прежде чем связывать свою жизнь с Владой, необходимо очиститься от всего, что мешает тебе смотреть на мир светлыми глазами, иначе не будет у вас семейного счастья.

Он опустил голову и как будто задумался, впрочем, совсем ненадолго. Потом взял Элину руку и поцеловал:

— Наверное, истина на твоей стороне. Женщины тоньше чувствуют, лучше разбираются в жизненных коллизиях. Я обещаю, что буду стараться, а ты в награду за покладистость все-таки стань моим союзником.

— Заманчивое предложение, — заулыбалась Эля, — тем более что сулит мне определенные выгоды.

— Выгоды я беру на себя. Начнем, наконец, новую счастливую жизнь! — воскликнул Станислав. Он долил коньяку в бокалы и подал один Эле. — Немедленно скрепим наш союз этим великолепным напитком и с настоящей минуты обязуемся действовать во благо друг друга!

Наступило последнее утро пребывания Федотовых на побережье Коста Брава. Чемоданы были собраны, завтрак прошел в тягостном молчании, не считая коротких реплик хозяина и Альфредо. Последний должен был доставить отъезжающих в аэропорт Барселоны.

Влада запретила Станиславу их провожать. Она вообще избегала на него смотреть, практически они не обменялись и парой фраз за все утро. Влада совершенно в себе замкнулась, Станислав же был непривычно кроток, бросал на нее просительные взгляды, но поощрения в ответ не получал.

Николай имел рассеянный вид, смотрел сквозь собеседника, когда к нему обращались, Диане не грубил, но в упор ее не видел. Взгляд у него был больной, щеки плохо выбриты и в красных пятнах. Он поел быстро, беспорядочно и, не дождавшись остальных, вышел из-за стола.

Антон с Кристиной были поглощены друг другом. Они провели ночь в одной постели, а посему пребывали во власти чувственных воспоминаний, которые так способствуют обособленности влюбленных.

Влада загляделась на море, блестевшее золотой чешуей в разъеме черепичных крыш. Тоска и сожаление сдавили ей грудь.

Альфредо снес вниз чемоданы сестер.

Влада в последний раз заглянула во все ящики и под кровать — не забыли ли чего.

Обнаружила фотокамеру Николая в шкафу:

— Надо положить к нему в чемодан. Пойдем, Эль, заодно поможем ему собраться.

В коридоре они столкнулись с Дианой, та стояла у двери в комнату, не решаясь войти. Накануне Николай выгнал ее, Диане пришлось ночевать в спальне Антона, тогда как молодой человек перекочевал к Кристине.

— Почему ты здесь? Что случилось? — спросила Эля.

— Он кричит на меня. Я хотела упаковать чемоданы, но даже не могу войти — он швыряется чем попало. Окончательно свихнулся.

Эта красавица заметно сникла за последние два дня: весь апломб с нее слетел, уверенность в завтрашнем дне пошатнулась, она никак не ожидала подобного развития событий и столь яростного мятежа со стороны безропотного супруга.

Влада слегка приоткрыла дверь, опасаясь, как бы и в нее не полетела какая-нибудь увесистая штуковина.

— Коля, это я, — предупредила она.

У Николая в комнате все было разбросано, одежда валялась грудой на кровати, сам он сидел там же, подогнув под себя одну ногу, сгорбившись, еще не одетый для выхода.

Поскольку времени оставалось мало, Влада и Эля принялись наскоро запихивать вещи в чемоданы. Николай сидел в прежнем положении и отвлечено следил за ними глазами. Вдруг вошел Велехов. Николай настороженно выпрямился.

— Так, что тут у нас? — бодро произнес Станислав. — Бунт на корабле? — Он оперативно оценил обстановку. — Классный кавардак! Разве что конь не валялся. Слушай, Колян, это уже несерьезно. Побузил, и будет. Какого рожна ты расселся? Беременная сестра подбирает с полу твои вещи… Внизу машина ждет. А самолет ждать не будет. Давай-ка подымайся. Элечка, присмотри для Коли одежду, в чем он поедет? Знаешь что, старик, пока девочки здесь собираются, пошли вниз, пропустим по рюмашке коньяку на дорожку. Мы вчера с Элей распробовали — нектар! Элечка, подтверди.

Влада застыла с ворохом одежды в руках и смотрела на Станислава во все глаза.

Николай казался взволнованным. Он прятал лицо, изредка вскидывая несмелый взгляд на Велехова.

Начали одевать его все втроем.

— Вот так, — приговаривал Станислав. — Распустил ты себя, Колян, до невозможности. Срывы у всех бывают, пора взяться за ум. Я позаботился, чтобы вас встретили в московском аэропорту и развезли по домам. В зале прибытия не пропустите человека с табличкой. А завтра к тебе придет врач, крупный специалист. Элечка, в двенадцать будь у брата, проследи там что и как. Коля, если врач потребует госпитализации, не упрямься, договорились?

Николай затряс головой в знак согласия, но вдруг слезы потекли у него по щекам, он как-то нелепо сморщился и отвернулся.

— Ну как тут пускаться в путь? — огорчилась Влада.

— Без паники, все будет хорошо. Пойдем, Коля, посидим, успокоимся, времени еще навалом. — Станислав обхватил Николая за плечи и вывел из комнаты. Тот послушно дал себя увести.

Влада озадаченно смотрела мужчинам вслед.

— Как ты думаешь, это не очередной спектакль? — обратилась она к Эле.

— Вчера мы с ним поговорили по душам. Льщу себя надеждой, что мне удалось до него достучаться. Он обещал пересмотреть свое отношение к Коле. Согласись, что поступая таким образом, Стас совершает над собой огромное усилие, это стоит ценить.

— Да, конечно, — пробормотала Влада, но на лице ее лежала тень недоверия.

Через полчаса все чемоданы были уложены в машину, Влада, Эля и Диана спустились к воротам. Из дома вышли Станислав с Николаем.

— Жаль, что мне не позволено вас провожать, — посетовал Станислав. — Жестокосердная у тебя сестренка, Эля. Что ж, насильно мил не будешь. Счастливого пути, — он церемонно поцеловал ручку каждой из женщин, с одинаковой предупредительностью открыл перед каждой дверцу, и даже помог Коле взгромоздиться на переднее сиденье внедорожника. — Ну все, с богом. Коля, увидимся, Элечка, смотри за братом. До свидания.

Машина медленно поехала из ворот. Влада обернулась и посмотрела в заднее стекло на Стаса. Он улыбнулся и прощально помахал рукой. Она не ответила ни на жест, ни на улыбку, отвернулась и стала смотреть вперед.

Альфредо вел машину со строгим видом человека, сознающего свою ответственность. Николай безмолвствовал, Влада сидела за креслом водителя и видела брата в профиль — цвет его кожи стал ровнее, лицо разгладилось и смягчилось. Что наговорил ему Стас с глазу на глаз, она не знала, и не решалась спросить: ее удерживала боязнь нарушить хрупкое душевное равновесие Николая, достигнутое, по-видимому, с большим трудом. Она лишь положила ладонь на его плечо и задала стандартный вопрос:

— Все в порядке, Коленька?

— Да, да, все хорошо, все хорошо, — не оборачиваясь, повторил он несколько раз и похлопал ее по руке.

Влада и Эля переглянулись.

В опустевшем доме на испанском побережье Станислав сидел за письменным столом в своем кабинете и занимался скачиванием снимков с фотоаппарата в компьютер. У него образовалась большая подборка фотографий Влады. Каждую он подолгу разглядывал и улыбался.

Подошла Кристина и стала по-кошачьи к нему ластиться.

— Ну что, уехали? — спросила она.

— Угу. Где вы пропадаете?

— Валялись на пляже. Славочка, пожалуйста, будь полюбезнее с Антоном, он и так ревнует меня к тебе.

— Хм…Он постоянно кого-нибудь ко мне ревнует, я у него как бельмо в глазу. Самое большее, что могу обещать: посмотрю на него ласково за ужином.

— Уф! Насмешник!..Хорошие снимки, и Влада твоя фотогеничная. Почему ты не поехал ее провожать?

— Не люблю форсировать события.

— И чем же закончится ваша история?

— Глупышка, все заканчивается только со смертью, да и то некоторые просвещенные умы утверждают, что смерть — только начало новой жизни.

— Ты им веришь?

— Я многое могу допустить, но зачем забивать себе голову неподтвержденными догмами? Мне еще надо успеть насладиться земной жизнью, раз уж она нам дана. А что касается потусторонней — помрем, тогда и узнаем. Всему свое время.

— Какой ты прагматик! Было бы забавно понаблюдать тебя в иной жизни. Не представляю, чем бы ты мог там заняться.

— Я бы нашел и убил Альберта, — не задумываясь, ответил Станислав.

  

В аэропорту регистрация на рейс шла полным ходом. Альфредо помог сдать чемоданы в багаж, распрощался и ушел.

Скоро Федотовы заняли места в самолете. Это был грустный отъезд из Испании. Эльвире казалось, что по всей семье прошелся торнадо, истрепал всех в бешеном вихре, потом выплюнул помятыми, чуть живыми, а одного и вовсе не досчитались.

— Кажется, Коле получше, — прервала ее размышления Влада.

— Да, определенно он стал спокойнее. Видимо, Стас сдержал слово, обнадежил беднягу.

— Надолго ли? Но на Диану Коля все равно смотрит волком. По сути он прав, все выглядело бы логично… если бы речь шла не о Коле, а о ком-то другом.

Эля думала о том, что трагическое прозрение брата вряд ли пройдет для него бесследно. Его будущее виделось ей в тумане.

— В любом случае, ему необходимо пройти курс лечения, — заключила она. — Отдохнул, называется!

— Стас упомянул о каком-то враче.

— Я уверена, что Коля получит самую лучшую, самую квалифицированную медицинскую помощь, раз Стас взялся за дело.

Посадка в самолет еще не закончилась, пассажиры проходили в салон, укладывали вещи на полки, рассаживались по местам. Николай расположился у прохода, рядом с Элей. Диану посадили отдельно в другом ряду. Влада сидела справа от сестры у окна и смотрела на бетонные плиты летного поля.

— Скверно на душе, — призналась она. — Вроде сама оттолкнула Стаса, но страшно обидно, что он не сказал мне ни слова при расставании. С другой стороны так лучше: может, удастся наконец вытравить его из сердца.

— Ой, чуть не забыла, — спохватилась Эля. — Он просил тебе кое-что передать. — Она порылась в сумочке и вынула знакомый футляр. — Вот, то самое кольцо.

— Ума лишилась! Зачем ты взяла?! — взвилась Влада. — Элька, мозги у тебя набекрень!

— Ты погоди на меня бросаться. Он сказал, что кольцо тебя ни к чему не обязывает, это просто подарок, но со значением, оно будет напоминать тебе, что он ждет ответа.

— Ничего себе подарочек! — Влада открыла футляр и надела кольцо на палец. Она вытянула руку, любуясь игрой бриллиантов. Лицо ее порозовело, исчезли горькие складочки в уголках рта. — Красота какая! — Она вздохнула: — Нет, Эль, принять кольцо, значит, его обнадежить, а я не верю, что он когда-нибудь смягчится, и ни секунды не верю в его доброе отношение к Коле. Он ожесточен, меня не обманет его мнимое добродушие.

— А чего бы ты хотела? Жизнь искалечила его до неузнаваемости, было бы странно найти в нем прежнего Стаса, открытого, непосредственного, с постоянной готовностью к благородным поступкам. Помнишь, ты упрекала меня в эгоизме? Что же ты сама теперь не хочешь его спасти? Может быть, только тебе одной это под силу. Ведь ты любишь его, Влад! А что станет с Колей, ты подумала?

Самолет медленно двинулся по летному полю к взлетно-посадочной полосе. Стюардесса обходила салон, просила пристегнуть ремни и выключить мобильные телефоны. Влада достала свой мобильник и в этот самый миг он зазвонил. Она не узнала номер, вопросительно посмотрела на Эльвиру и поднесла телефон к уху.

— Владочка, это я, — сказал Стас. — Хотел узнать, все ли у вас в порядке. Вылет по расписанию?

— Да…уже вылетаем…Извини, надо отключить телефон, самолет идет на взлет.

— Еще раз счастливого полета. Целую, до встречи.

— До встречи, — промямлила Влада.

Самолет уже дрожал на старте перед разбегом.

— Откуда он знает мой номер? — ошеломленно спросила Влада.

— Я дала, — пожала плечами Эля. — Что за секрет? Он попросил, я ему скинула, только и всего.

— А зачем он звонил? Ты что-нибудь понимаешь?

— Ну-ка покажи его номер. Ишь ты, с московским кодом. С испанской карты не стал звонить. Хитрец, ой хитрец!

— Эля, что ты бубнишь про себя? — нетерпеливо допытывалась Влада.

Лайнер начал разбег по взлетно-посадочной полосе. Пассажиров вдавило в кресла, у Влады заложило уши. Она никак не могла оторвать глаз от дорожки цифр на светящемся дисплее мобильника, наконец нажала на кнопку «Сохранить» и выключила телефон. 

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Реклама на сайте