«6.5 Мистический манускрипт о медном мертвеце»

Я как раз разглядывала в микроскоп зуб гадюки, которую поймала этим утром за каретным сараем после возвращения из церкви, когда раздался едва слышный стук в дверь.

— Простите, мисс Флавия, — раздался голос Доггера. — На ваше имя доставили письмо. Я оставлю его на столе.

И с этим он ушел. Тем качеством, которое я больше всего ценила в отцовском мастере на все руки Доггере, была его сверхъестественное чувство такта. Он всегда интуитивно понимал, когда нужно прийти и когда удалиться.

Разумеется, меня тут же разобрало любопытство. Я выключила лампу и потянулась за ножом для масла, который стащила из кухни — он отлично подходит как для нарезания булочек, так и для распечатывания корреспонденции.

Конверт был самым обычным, без каких-либо опознавательных знаков — такие продаются в любом магазинчике на станции по 11 пенсов за сотню. На конверте не было марки (и не может быть, если письмо отправлено в воскресенье), что определенно указывает на тот факт, что некая личность подбросила конверт в отверстие для почты во входной двери.

Я понюхала конверт и только потом вскрыла его.

Внутри оказалось письмо, написанное карандашом на разлинованной бумаге. Подобная бумага и ужасный почерк явно указывали на то, что его отправитель — еще школьник.

«Убийство! — гласило письмо. — Приходите немедленно. Энсон Хауз, Грейминстер, лестница № 3». И подпись: Дж. Хакстон… или Плакстон? Автор послания нажимал на карандаш так сильно, что острый кончик проткнул листок прямо в середине его подписи; по сему можно было судить, что письмо было наспех нацарапано обломком графита, зажатым между грязным большим и указательным пальцами.

Убийство, безотлагательность, страх. Кто же устоит перед такими составляющими? Это как раз по моей части!

Резиновые шины Глэдис радостно поскрипывали, везя меня по заливаемой дождем улице. Я так резво крутила педали, что мой желтый непромокаемый плащ превратился в подобие тепличного домика: я так сильно вспотела от напряжения, что могла бы и не утруждать себя, надевая его — я все равно была насквозь мокрой, даже если в этот раз надо мной постарался не дождь.