«Мистер Аркадин»

Ривьера была мне родным домом. Я вырос на побережье. Я знал по имени всех крупье в казино, мог положиться на любого портье или бармена, а прислуга в дамских туалетах была поголовно приятельницами моей матери.

И как к последнему прибежищу я мог обратиться к ней самой, которая тихо-мирно жила себе в двухкомнатной квартирке в Босолейле вместе с Миртель. Миртель — это англичанка, которая лет тридцать или около того назад провела один незабываемый вечерок с моей матерью где-то в Довилле или Лугано. С тех пор они почти не расставались и вот теперь устроились на житье в расчете на ненадежные гонорары от применения всяческих рулеточных «систем», в плену своих горько-сладостных воспоминаний.

Мне было известно, что они имеют обыкновение отправляться в казино к открытию, как добросовестные чиновники, спешащие в свои конторы. Так что я знал, где их искать, и в одно прекрасное утро нашел. Я застал их в своем обиталище одетыми по-домашнему, в стоптанных шлепанцах, с волосами, изрядно поблекшими, накрученными на бигуди. Узенькие комнатушки загромождал всякий хлам, пахло кипевшим на газовой плитке супом.

— Ты неплохо выглядишь, — сказала мать.

Увы, я не мог вернуть ей комплимент. Столько беспокойных часов провела она в зашторенных наглухо залах казино, склонившись над столом, где играли в рулетку, что на ее лицо как будто упал отсвет зеленого сукна. С одного из ее искусственных зубов слетела коронка. Я помнил, с какой заботливостью она относилась к своим зубам, всегда обращаясь к лучшим в Нью-Йорке дантистам. Однажды она обронила фразу: «Моя улыбка, золотко, — мой капитал».

Она и теперь постоянно улыбалась, как в прежние времена, но это была уже не улыбка, а застывшая гримаса, которая не могла скрыть вечной тревоги в глазах, полуприкрытых веками, покрасневшими от дешевой косметики. В углу глаз дрожали слезинки, и только сами глаза были удивительно, по-детски голубыми.

— У тебя, надеюсь, все в порядке, не так ли?

Это был крик души. Она заметила печаль на моем лице, но, эгоистка до мозга костей, не могла отнести ее на счет жалости к кому-либо другому, даже к себе. Поэтому, не долго думая, пришла к выводу, который не расходился с действительностью: я попал в беду и явился за помощью.