«Возвращение к единству»

Перед лицом очевидного провала современного экуменизма частовыдвигается лозунг "единства в многоообразии.Эту формулу можно было бы принять, если договориться том, что означает "единство", и что такое "многообразие Единство Церкви исторически никогда не выражались в простом единообразии, в насильственном униформизме или конформизме, хотя такие тенденции всегдасуществовали. Единство - это ни что иное, как койнония между членами одного тела, при которой можносвободно переходить из одной части Вселенской Церкви в другую, которая является достоянием всех. Так, в древнейшие времена Евангелия переходили с Востока на Запад (Матфей, Лука, Иоанн) и с Запада на Восток (Марк), и при этом Церковь не обладала никаким структурным и организационным единством. Апостольское благовестие (kerigma) было тогданастолько живо во всей Церкви, что такого критерия было достаточно, чтобы решить, является ли то или иное Евангелие действительно апостольским или нет. Различие не обязательно должно означать антагонизм, что сделало бы невозможным любую койнонию, но только законное варьирование однойобщей темы. То есть не какой-то общий малый знаменатель, но, напротив, самая широкая основа общего апостольского Предания.

Подобное "единство в многобразии"невозможно без болезненных потерь... То, что переступает границу допустимого, должно быть принесено в жертву ради любви к другому.Бесполезно перечислять конкретные примеры, которые, к тому же, хорошо известны. Для меня важнее всего, на основе моего малого личного опыта, со всей энергией утверждать, что подобное "единство в многообразии" возможно! Латинское монашество приемлемо для монашества восточного, если оно основано на одной и той же духовной власти. Западная литургия приемлема для православного, если по форме и содержанию она верна общему апостольскому Преданию. Мы прекрасно знаем, что такова была ситуация в первое тысячелетие. Мой малый личный опыт убеждает меня, что это возможно и сегодня.

Никогда не забуду то, что сказал один монах о брате Рафаэле[i] и обо мне во время нашегопосещения Афона: "Как прекрасно! Наконец-то мы обрели наших латинских братьев, которых мы знавали когда-то в древности". То есть он не увидел в нас пару более или менее удавшихся восточных монахов, но именно монахов