«Непреодолимая сила»

Непреодолимая сила (fb2) - Непреодолимая сила 673K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Галина Маркус

Непреодолимая сила Галина Маркус

Нижеприведенный текст является литературным произведением.

Все совпадения имен, фамилий, ников и названий, так же, как и описываемых персонажей и событий с реальными являются случайными.

«Стороны освобождаются от исполнения принятых на себя договорных обязательств, если их невыполнение вызвано действием непреодолимой силы – форс-мажорными обстоятельствами…»

(из текста договора)

© Галина Маркус, 2015

© Елена Юшина, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1. Торжественно клянусь…

Брат отмечал день рождения. В маленькой комнате собрались его одноклассники. Из катушечного магнитофона – огромного зеленого ящика под названием «Яуза» – прерывисто орала «Boney M». Коричневая пленка часто рвалась, и брат склеивал ее особым клеем, после чего казалось, что певцы заикаются.

Таню туда не допускали. Она не обижалась – привыкла. Мир старшего брата казался совершенно иным. Нет, конечно, он играл с ней «в охотку», но это случалось все реже. Через год Сережа заканчивал десятилетку. В школе они почти не встречались – младшие классы учились на другом этаже. Сталкиваясь с сестрой на перемене, он бросал: «Привет, сеструха, как дела?» и бежал дальше. Правда, девочки из его класса всегда были с ней ласковы.

Но сегодня им, разгоряченным, накрашенным, стало не до нее. Что-то другое, таинственное и опасное, мерещилось Тане в их глазах. Совсем взрослые, как ей казалось, шестнадцатилетние «тёти» только изредка выбегали на балкон покурить и снова скрывались в заманчивой темноте.

Родители уехали к бабушке, чтобы не мешать молодежи веселиться. Таню не взяли – возвращаться поздно, завтра в школу. Скорее бы они приехали… Из открытой форточки пахло весной, но выходить одной на балкон Тане запретили. Она посмотрела «Спокойной ночи, малыши», взялась читать «Остров сокровищ», однако грохот музыки не давал сосредоточиться, да и состояние было возбужденное.

И вдруг пришла Катя – она тоже училась вместе с братом и казалась девочке эталоном красоты. Из маминых телефонных разговоров ей стало понятно, что брат с Катей дружат. Наверное, она будет его невестой. Невеста… Как это замечательно! Таня тоже хочет быть чьей-нибудь невестой. Скорее бы вырасти. Но ей только десять лет! Только десять. Ну, через месяц одиннадцать – это ужасно мало…

– Скучаешь, сидишь? Бедненькая моя, – сочувственно проговорила Катя.

Ее огромные карие глаза странно блестели.

– Бросили девочку… Пойдем к нам!

– Не… Мне нельзя, Сережка рассердится, – Таня втайне надеялась на посредничество.

– А ну, пошли, – тряхнув чудесными каштановыми волосами, Катя решительно взяла ее за руку.

Глаза не сразу привыкли к темноте, а музыка в комнате звучала совсем оглушающе. Кто-то танцевал, на небольшом диване непонятным образом умещалось человек семь. Таня не сразу увидела брата, он выбирал пленки. Девочка уже разбиралась в названиях – Сережа часто поручал ей найти нужную коробочку с корявой надписью: «Машина времени», «Абба» или «Высоцкий».

Симпатичный светловолосый юноша приветливо махнул Тане рукой – Павлика она знает, он часто приходит. Учится Паша в восьмом, на год младше остальных ребят, но живет в одном подъезде со Звягинцевыми. Другой парень, Вова, только глянул и отвернулся – он никогда не здоровается. Зато девчонки увидели ее и потянули к себе. Таня чувствовала, что все доставшееся ей внимание предназначается каким-то образом брату.

Наконец Серега тоже заметил сестру, и лицо у него стало недовольным.

– А ты что здесь делаешь? Кто разрешил?

– Это я позвала, ей скучно одной, – Катя загородила девочку.

Брат скривился – отказать Кате он не решался.

– Потом всё родичам расскажет… – протянул он.

– Я? Я… когда рассказывала?! – на глазах у Тани появились слезы.

Ведь она ни разу в жизни не донесла на Сережку! Даже когда он так больно попал игрушечным пистолетом в горло, и у нее перехватило дыхание. И когда курил за школой. И когда кидал с балкона пакеты с водой, и толстая тетка пришла жаловаться маме… И когда свалился с «тарзанки». И когда, когда…

Таня была оскорблена. Она гордо развернулась и отправилась было восвояси, но брат поймал ее.

– Ладно, не злись. Это правда – ты верный товарищ. Сиди здесь и не приставай! – приказал он и потрепал ее по голове.

Таня сразу простила обиду и уселась в уголке на маленьком стульчике, стараясь, чтобы ее совсем-совсем не было заметно.

В прихожей раздался звонок.

– Ой, это Костик, – завизжали девчонки и бросились открывать.

Костю Таня тоже хорошо знала.

– Не, я смотрю, тут и без меня весело! Тогда я пошел, – шутливо произнес Костик, делая вид, что разворачивается. И сразу три девушки повисли на нем, хохоча и не пуская.

Но он все-таки вырвался в коридор и, как фокусник, достал из тамбура видавшую виды гитару. Проходя в комнату, Костик слегка наклонился, чтобы не удариться головой о притолоку. Обнялся с Серегой и протянул подарок – новенький серебристый магнитофон, размером с альбом, и крохотные пластмассовые кассетки. Все восхищенно ахнули – у некоторых уже был «кассетник», но такого классного – ни у кого. «Электроника»1, – прочел надпись Вова.

– Шикуешь, Лебедев, – обалдел брат. – Где достал?

– Заработал, – подмигнул Костик.

Таня слышала, как ребята шептались: Лебедев то ли разгружает вагоны, то ли моет машины. Звучало это почти криминально: комсомолец зарабатывает деньги! Правда, в комсомол Костю приняли в последнюю очередь: востроносая девушка-комсорг вынесла на общее собрание, что видела у него дома иконы. Мама у Кости была «практикующая верующая». Что это такое, Таня не знала, но так говорили родители. Востроносую девушку на день рождения, понятно, не пригласили. Верующих никто не понимал, но и доносчиков терпеть не могли. Между прочим, пронзительно-металлический голос комсорга вполне соответствовал фамилии – Лобзикова. На том собрании Костик в присутствии завуча послал активистку на три известные буквы, и ребята часто ржали, вспоминая об этом.

– Блин, такие бабки! Не меньше ста сорока… С дуба ты рухнул, что ли? Себе оставь!

– Обидеть хочешь, Серый? – прищурился Костик, – для друга не жалко. Так что не выдрючивайся. Привет, Катюха! Ирка, салют.

Он уже махал кому-то рукой, пытаясь вырваться от девчонок. Его непослушные черные кудри торчали в разные стороны. Из-под дивана извлекли шампанское и водку (а Таня помнила, что Сережа клятвенно обещал маме – никакого алкоголя не будет). И праздник начался с новой силой, причем присутствие Костика внесло большое оживление.

Девушки уселись к ребятам на колени. Стали петь под гитару. Костя играл лучше всех, а пел с такой нарочитой хрипотцой… Потом гитару забросили – врубили новый магнитофон. Звук оказался замечательным, без всяких шумов и «заиканий». Поставили медленную, красивую песню и пошли танцевать. Сережа, конечно, с Катей. Они так крепко прижимались друг к другу, что Таня боялась смотреть. Ей все казалось, что ее вот-вот прогонят, и она сидела тихо, как мышка. Костя тоже танцевал – то с одной, то с другой, очень ловко. Всё, что он делал, Тане безумно нравилось. А девочки, обнимающие его за шею, не нравились совершенно. Особенно раздражала Ира с жуткой химией на голове – она липла к Косте, как муха. Мама про таких говорит: «Совсем бесстыжая». И Таня повторяла про себя: «Бесстыжая, совсем бесстыжая».

Таня не знала, сколько прошло времени, кто-то ушел, кто-то, наоборот, пришел. Вова заснул в кресле, и его никак не могли разбудить. Ире стало плохо, и она пошла «тошнить» в ванную. Лучше всех выглядел Паша – он почти не пил.

– Ребят, надо Вовку вытрезвлять, – озабоченно говорил он, пытаясь привести приятеля в чувство.

Но никто не обращал внимания. Тане стало жаль Павлика, и она решила помочь. Подошла и нерешительно подергала его за рукав:

– Может, вызвать врача?

Паша тепло улыбнулся ей.

– Нет, Танюш, врача не надо, его бы головой под воду – в самый раз. А то твои придут – мало не покажется.

– А где Сережка? – она только сейчас заметила, что ни брата, ни Кати в комнате нет, и ей стало тревожно.

– Ну… наверное, пошли проветриться. Всем до фени, – вздохнул Павлик. – А нам с тобой не справиться.

– Может, попробуем? – смело предложила Таня.

– Нет, – он засмеялся. – Костян, ну иди же сюда, блин, даже ребенок – и тот помочь хочет, а от тебя никакого толку.

Костя, наконец, подошел к ним.

– А чё ты паришься? Проспится! – он уселся рядом, вытирая пот.

– Да хочу его в ванну засунуть, пока предков Серегиных нет.

– Ванна занята, – вдруг вспомнила Таня.

– Привет, малявка! – Костя, кажется, впервые заметил ее.

– Какая она тебе малявка? – вступился Паша. – Отличная девчонка. Подрастет – вообще будет умница-красавица. Нет, правда, нравишься ты мне, Танюша, вырастешь – женюсь на тебе! Слышь, Костян – такая разница – самый класс! Надо жену себе с детства растить. Как, Тань, согласна?

– Ничего она не согласна!

Костя схватил девочку за руку и притянул к себе, поставив между коленок. Его длинные ноги занимали половину комнаты.

Таня попробовала вырваться, но Костик держал очень крепко.

– Нужен ты ей, зануда! Она за меня замуж выйдет, правда, малявка? Ну-ка, отвечай! – он сурово уставился на нее своими выразительными серыми глазами.

Таня, конечно, понимала, что Костя шутит, однако точно знала, кого бы из них выбрала. Насупившись, она смотрела в пол.

– Чё молчишь? Нравлюсь я тебе, говори быстро!

Таня подняла голову и неожиданно для самой себя ответила:

– Я подумаю, – и сразу залилась краской.

Костик расхохотался.

– Нет уж, ты давай, думай сейчас. Мне тоже нужно жизнь планировать.

– Отстань от нее. Не обращай внимания, Танюша, мальчик у нас еще глупенький, – снова заступился Павлик.

– Ну, ты, партизанка! Пытать буду! Щекотки боишься?

Костик принялся ее щекотать, а она молча, сердито отбивалась. Наконец, вырвалась и убежала в большую комнату под оглушительный хохот ребят. Чем закончилась вечеринка, Таня не знала. Она долго лежала одетая на диване, прислушиваясь к шуму голосов и размышляя, была ли в Костином предложении хоть толика правды. И незаметно заснула.

Утром Таня поняла, что брат наказан, и ему запрещено идти в Парк Культуры. А она так мечтала напроситься с ним – на колесо обозрения и в комнату смеха… На все мамины вопросы, что же тут вчера происходило, Таня коротко отвечала:

– Не знаю. Я спала.

***

До конца учебного года оставалась пара недель, как вдруг в школе объявили сбор макулатуры.

– Последнее пионерское мероприятие в четверти! Учтите – это не просто сбор! Мы посвятим его предстоящей Олимпиаде! – заявила классный руководитель. – Норма – не меньше пяти килограмм с человека. Звягинцева, ты слышала?

И учительница бросила на Таню суровый взгляд. Девочка только вздохнула. В прошлом году, в начале третьего класса, она так мечтала о красном галстуке и значке! Таня была убеждена, что ее примут в числе первых, как круглую отличницу. Однако сначала в музей Революции отвезли тех, кому уже исполнилось десять лет, а Таня попала в последнюю группу. Все двоечники и хулиганы к тому времени уже носили галстук – правда, в основном, не на шее, а в кармане, жеванный и исписанный шариковой ручкой.

За год Таня серьезно остыла к пионерским мероприятиям. Она терпеть не могла всех этих общественных дел, конкурсы строя и песни, утреннюю политинформацию и чтение стихов со сцены в актовом зале. Но повышенное чувство ответственности не давало ей все это игнорировать. Вот и сейчас, услышав замечание классной, Таня занервничала. В прошлой четверти она, действительно, принесла только два килограмма – меньше всех в классе. Как ни старалась девочка, газеты и старые тетрадки, складываемые за дверцей в туалете, на большее не потянули.

К тому же проблему создавал брат – всякий раз он забирал себе львиную долю драгоценного вторсырья. Возражать было сложно – комсомольцы заполняли «личный комплексный план», достижения из которого в будущем обещали использовать в выпускных характеристиках.

Вот и сейчас отец только качал головой, наблюдая, как брат с сестрой дерутся за каждую старую газету:

– Танюш, ну, уступи Сереже, ему ведь нужнее! Эх, лучше бы на Драйзера подписались! В эту школу – как в бездонную бочку…

В начале года родители уже получили долгожданную открытку – подписку на трехтомник Пушкина, право на выкуп которого появлялось только после сдачи определенного количества макулатуры в ближайший ЖЭК.

В итоге боевых действий и последующих мирных переговоров Тане досталась плотно упакованная и перевязанная бельевой веревкой пачка в четыре с половиной кило. Утром, подвесив ее на безмен, папа оптимистично сказал:

– Ничего, округлят, будет тебе пять! Эй, Серега! Ты куда рванул? А сестре помочь?

Брат, действительно, спешил покинуть квартиру. Но не успел. Кроме своей и Таниной, ему пришлось тащить на себе целую связку для Кати. По дороге их нагнал запыхавшийся Пашка. Таня с завистью посмотрела на его увесистый сверток – килограмм десять, не меньше. Пашкин папа – научный работник, у него всегда полно журналов и черновиков.

За углом около школы уже толпился народ – здесь устроили импровизированную приемку. Сережа опустил на землю самую скромную упаковку:

– Всё, Танька, дальше сама!

Павлик кивком показал в сторону забора:

– Смотри, Серый, а Лебедь опять нарывается! Вот балда! Ну, Лобзикова напишет ему характеристику, будет знать…

На бетонном заборе, действительно, сидел и у всех на глазах курил Лебедев. Вокруг приемщика бумаги толпился народ – каждый пытался взвесить и сдать свою пачку вперед другого. У Кости же был совершенно безразличный вид – к суете вокруг макулатуры он не имел никакого отношения, просто решил подышать свежим воздухом перед первым уроком. Увидев друзей, он насмешливо махнул им рукой:

– Привет отряду ленинского комсомола! Стране нужна бумага! Все, как один, встанем в строй! То есть в очередь!

Серега только досадливо поморщился. Он увидел Катю и стал пробираться к ней, Пашка – за ним. Таня сделала несколько безуспешных попыток протиснуться сквозь толпу. Потом положила свою пачку на землю и уселась на нее – всё равно раньше, чем уйдут жлобы-старшеклассники, ей к весам не пробиться. В Костину сторону девочка не смотрела. Да и чего смотреть – он, как всегда, попросту ее не замечал.

Неожиданно кто-то гаркнул басом прямо над ухом:

– А ну, вставай, сопля! Чего на дороге расселась?

Сперва она увидела грязные, видавшие виды кеды невероятного размера, а потом, подняв голову, и их обладателя. Внутри всё похолодело: перед ней стоял самый страшный человек во всей школе – десятиклассник Саша Филин, кряжистый, носатый, с покатым лбом и огромными, как у орангутанга, ручищами. Да и выражение лица выпускника тоже наводило на мысль о предке человека, причем до того момента, как тот взял в руки палку. В свое время у директора был единственная, но, увы, весомая причина принять Филина в старший класс – парень оказался родным племянником методиста из РОНО.

Таня вскочила и уставилась на это чудовище снизу вверх. Она хорошо помнила, как говорил о нем брат – со страхом и ненавистью, награждая за глаза самыми скверными эпитетами. Действительно, Филина боялась и ненавидела вся школа – он был придурочным, в драке не знал никаких запретов, а недавно довел одного восьмиклассника до больницы – тот отказался платить «дань», которую Филин собирал с малолеток при входе в столовую. При этом он чувствовал свою полную безнаказанность – связываться с РОНО никто из учителей не хотел.

Филин просунул свой жирный палец между туго натянутой веревкой и тетрадкой по природоведению и приподнял, как будто взвешивая, драгоценную упаковку:

– Чё так мало? Обленились совсем, шмакодявки!

Говорил он, противно брызгая слюной из своих полных, вывернутых наружу губ. Потом легко подхватил пачку, которую девочка старательно собирала целый вечер – бумажка к бумажке, тетрадка к тетрадке.

– Ну, ладно, сойдет и это! Отзынь с дороги.

Непонятно, с чего это вдруг Филину, которому всё было по барабану, понадобилось участвовать в мероприятии? Вряд ли он заполнял «личный комплексный план». А может, просто не мог пройти мимо того, что плохо лежит? Как бы там ни было, но макулатура пропала… Однако Таня не могла так просто смириться с потерей. Филина она ужасно боялась, но куда страшнее казалось навлечь на себя гнев учительницы. Как это возможно: ничего не принести в честь Олимпиады?!

– Отдай! – проговорила Таня шепотом, одними губами.

Но тот уже отвернулся от нее и, грубо распихивая школьников, полез в середину толпы. В панике, что не догонит, девочка успела ухватиться за веревочку сбоку. Но Филин, даже не оглядываясь, выдернул пачку, и веревка больно врезалась Тане в палец, соскочив при следующем рывке. Тогда она закричала вслед громко и отчаянно:

– Отдай! Дурак, дебил, урод!

– Что ты сказала, сопля недорослая? – Филин обернулся.

Таня замерла, глаза ее расширились от ужаса. А он легко ткнул девочку кулаком в лоб – и она шлепнулась на асфальт. Боли Таня не почувствовала, стыд и унижение затмили всё. Она всеми силами держалась, чтобы не разреветься. «Только бы Костя не заметил, только бы не увидел», – повторяла про себя Таня.

Она поднялась, отряхивая платье и обнаружила, что испачкала новые белые гольфы. Это расстроило ее куда больше, чем ссадина на ноге, и глаза все-таки наполнились слезами. А Филин не уходил, с любопытством наблюдая за своей беспомощной жертвой – он никуда не спешил и собирался еще поглумиться. Таня поняла, что сейчас последует продолжение, и обреченно ждала своей участи. «Бить, наверное, не будет, заставит приседать». Она вспомнила, как развлекался Филин на переменах, поймав какого-нибудь потерявшего бдительность пятиклассника. «Приседать не буду, – твердо решила Таня. – Пусть хоть убьет!»

В поисках защиты она оглянулась вокруг, с тоской понимая – связываться с Филиным никто не рискнет. Учителей поблизости не было. И вдруг Таня увидела, как Костя соскочил с забора и двинулся к ним.

Филин тем временем бросил макулатуру на землю, протянул руку и захватил девочку за косичку, точнее, за ленточку в ней. Потянул – и ленточка начала вытягиваться, больно цепляя волосы и разрушая аккуратно сплетенные звенья.

В этот-то момент и подошел Лебедев. Чтобы привлечь внимание, он резко ткнул Филина локтем в плечо. Тот обернулся, в недоумении уставившись на неожиданную помеху.

– Ну, ты прямо герой, Филя! – негромко произнес Лебедев. – В детский садик не пробовал сходить? Там и помладше девочки есть – справишься!

– Чё-о-о? – угрожающе протянул Филин, и, выпустив ленточку, сжал увесистый кулак.

– Чё слышал, козел! Может, тебе уши прочистить? – повысил голос Лебедев.

Кое-кто уже на них оглядывался. На лице у Кости играла презрительная ухмылка, но Таня видела напряжение в его глазах. Он вытянулся, как пружина, и тоже сжал кулаки. Тане стало по-настоящему страшно, гораздо страшней, чем за себя. Костя всегда казался ей самым сильным, высоким и смелым. Но сейчас, по сравнению с Филиным, Лебедев выглядел куда слабее. Ростом они были почти одинаковы, но Костя – худее, тоньше в кости, да к тому же младше на целый год.

Вокруг собирались школьники – многие отвлеклись от взвешивания и с любопытством ждали, чем кончится конфликт.

– Кость… не связывайся, – в испуге прошептала неизвестно откуда взявшаяся Ирка.

Она потянула его за рукав, но тот только раздраженно повел плечом.

– Да ты у меня кровью харкать будешь… – на лице Филина, и без того не обремененном интеллектом, появилось абсолютно тупое, звериное выражение.

С левой ноги он шагнул Лебедеву навстречу, одновременно занося кулак. Костя тоже сделал шаг вперед и чуть вправо. Филин широко, со всего размаху ударил, Ирка взвизгнула, но Лебедев успел отклонить голову в сторону, и рука Филина пролетела мимо. От промаха он потерял равновесие, и его шатнуло вперед. Тогда коротким, быстрым движением Костя нанес своему противнику плотный удар в челюсть – и Филин рухнул. Он упал, как подкошенный, на асфальт, там, где только что лежала Таня – расплата свершилась.

Еще полными слез, но уже блестящими от восхищения глазами девочка смотрела на своего спасителя. Кое-кто даже захлопал – так радостно было видеть поверженного Филина, успевшего за десять лет достать всю школу. Таня боялась, однако, что тот вскочит и снова кинется на Костю. Филин, действительно, медленно поднялся. Костя спокойно ждал, не разжимая кулак. На всякий случай все отступили подальше. Но вид у громилы был растерянный – до этого момента никто не рискнул дать ему отпор.

К месту сражения подскочила завуч – вечно издерганная, немолодая женщина.

– Оба! К директору! – визгливо закричала она. – Устроили тут!

Костя молча повернулся и пошел в сторону школы. На Таню он так ни разу и не взглянул – видимо, ему было всё равно, за кого заступаться. Филин вразвалочку отправился следом, пытаясь восстановить на лице угрожающее выражение. Впрочем, это не слишком у него получалось, так как из разбитой губы текла кровь.

А Таня пошла в класс. Про макулатуру она забыла, и одинокий сверток в четыре с половиной килограмма так и остался валяться посредине школьного двора. Что объясняла на математике учительница – она не слышала. Выйдя после урока, Таня с удивлением обнаружила, что брат ждет ее в коридоре. Раньше он никогда не спускался к ней на этаж! Таня радостно подбежала к нему, но Серега нахмурился.

– Почему меня не позвала? – буркнул он, глядя куда-то в сторону.

– Тебя? – растерялась Таня. – Не знаю… Ты ушел…

Она поняла – брат расстроен, что не заступился за нее сам. А что это было бы? Да ужас просто! Наверняка, Филин Сережку побил бы…

– Чё он тебе сделал? Где болит? – допытывался Серега.

– Ничего… толкнул, я упала… – Таня показала ему ссадины на руке и ноге. – Гольфы вот… Сереж! А что Костя? Что директор сказала?

– Что, что… Мать в школу! За избиение.

– За… что?? – Таня задохнулась от возмущения и затараторила быстро-быстро:

– Это же он, Филин… Это же он! Костя ведь заступился! Надо ведь объяснить, сказать!

– Да без тебя сказали уже, – досадливо поморщился брат. – Ты что, не знаешь, кто у этого урода дядя? Все равно Лебедев виноват будет. Ладно… пойду, звонок скоро, а у меня физика.

Таня не помнила, как отсидела в этот день уроки. Вечером она не выдержала и всё выложила маме. Отцу решили не говорить – не дай Бог, еще отправится на разборки к родителям Филина. На другой день мама отпросилась с работы и сама сходила к директору, устроила там скандал, кричала, что таким, как Филин, место в детской колонии, а не в школе, и что она будет писать заявление в милицию. Вернувшись, мама рассказала, как директор – умная, суровая тетка, откровенно призналась разгневанной Звягинцевой, что с Филиным ничего сделать не может. «Слава Богу, – тихо добавила директриса, – скоро выпускной, и школа избавится от этого «сокровища».

Рассказ принес Тане утешение – вскользь мама оборонила, что Лебедеву ничего не будет, просто школа обязана была среагировать на драку.

– Конечно, спасибо твоему Костику, что вступился за девочку, – поджав губы, мама обращалась теперь к Сереге. – Но знаешь, что сказала директор? Лебедев этот – не многим лучше. В общественных делах не участвует, комсомолец – только на бумажке, мама у него с этой церковью мозги ему запудрила, наверное… Драка – тоже не первая, ему лишь бы в проблему ввязаться. И чего ты в нем нашел? Вот увидишь, и тебя втянет во что-нибудь!

– С кем хочу, с тем и дружу! – заявил Серега, насупившись. – Заметь – никто за Таньку не заступился, только он.

Девочка только энергично кивала головой, поддерживая брата. Нет, ну надо же быть такими неблагодарными! И какая разница, кто у Костика мама? Сам-то он в церковь не ходит, а дети за родителей не отвечают, вот!

Она потом еще долго переживала – не подкараулит ли чудовище Костю где-нибудь в переулке; а встретив своего спасителя в школе, благодарно заглядывала ему в глаза. А Лебедев по-прежнему не замечал ее и только, приходя в гости, бросал небрежно: «Привет, малявка!» Тане даже казалось, что он и вовсе не помнит, что защитил тогда от Филина именно ее. Но зато она теперь твердо знала: на всем белом свете нет никого лучше, сильнее и храбрее, чем Костя Лебедев!

***

В тот день, чудесно спасенная, Таня решила, что никогда и никого не будет любить, только Костика. Ей хотелось закрепить это решение, сделать его чем-то вроде клятвы. Таня слышала, что папа всегда говорил маме, когда обещал что-то: «Ей-богу, завтра сделаю! (принесу, куплю, починю)». Она подошла к отцу и спросила:

– Пап! А что такое «Ейбогу»?

– Ну… это приговорка такая. Вроде как Богом клянешься, – рассеянно ответил отец.

У телевизора давно отлетела ручка, и он переключал программы с помощью плоскогубцев. Кажется, снова барахлила антенна, и изображение прыгало. Раздраженный, отец стукнул сверху кулаком по корпусу, и неестественно вытянутые на экране футболисты на одну секунду приняли нормальный вид.

– А как клясться Богом? – почему-то испугалась девочка. – Разве так можно?

Слова отца вызвали у нее странный, почти суеверный страх. И даже не потому, что слово «Бог» было каким-то неприятным и запретным – на уроке им объяснили, что Бога нет, а злые, подлые попы специально внушали рабочим всякие глупости, чтобы несчастные терпели эксплуатацию и не возмущались своей долей.

Нет, для Тани это слово звучало так странно совсем по другой причине. Она не очень-то поверила тогда учительнице. Человек произошел от обезьяны? Сомнительно. Ну, разве что только Филин…

Бог… Это похоже на то, когда смотришь в звездное небо летней ночью на даче, а звезд – тысячи, миллиарды, триллионы. Они так близко, так далеко, и невольно думаешь: «Что это? Как такое может быть? Кто мог такое придумать? Как это появилось – само? И от кого вообще зависит все, что происходит и будет происходить в жизни?»

С церковью и с тем, во что верит Костина мама, Таня Бога не связывала. Церковь – это нечто темное, душное, где пахнет ладаном, поют что-то непонятное, а неприятные бабульки в платочках толкаются и злобно шепчут: «Ходют тут без косынки!» Они с мамой частенько заглядывали в поселковый храм, когда жили летом на даче – просто из любопытства.

– Бога нет, – рассеянно отвечал отец. – Просто люди за годы мракобесия привыкли думать, что это Он наказывает или поощряет их за плохие или хорошие поступки. Поэтому и клялись Его именем – чтобы уже не нарушать обещаний. Отсюда и пошло «ей-Богу».

– А откуда люди знали, что Он считает плохим, а что хорошим?

Отец, наконец, положил плоскогубцы и поднял на нее глаза:

– Что за дурацкие вопросы? Все, что на самом деле хорошо – считалось от Бога, вот и все.

– А как все узнали, что это хорошо? – допытывалась Таня. – И как мне, например, это узнать?

– Слушай. Ты у нас пионерка, кажется? Прочитай, что у тебя в пионерской клятве написано. А Бога никакого нет. И не вздумай где-нибудь спрашивать – решат, что мы дома такие разговоры ведем.

Не верить отцу она, конечно же, не могла. Таня послушно достала красную книжечку, по которой готовилась к вступлению в пионеры. На обложке была нарисована пятиконечная красная звезда с крошечным Ильичом посередине, а на первой страничке написан текст клятвы.

Ага… Раз Бога нет, можно поклясться Ленину. В конце концов, он великий, бессмертный (жил, жив и будет жить!), столько сделал для людей и совсем не виноват, например, что никто в школе не хочет быть искренним пионером. Кстати, надо подумать потом: а как это – бессмертный? Он ведь был человек и умер? А в туалет он ходил, интересно?

Таня сама испугалась своим крамольным, кощунственным мыслям. Она прогнала сомнения, даже помотала головой, чтобы не думать. Потом закрыла в комнате дверь, достала учебник, на первой странице которого был напечатан портрет вождя. Поставила его на подставку и тихим шепотом произнесла, обращаясь при этом почему-то не к Ленину, а к Костику: «Торжественно обещаю тебе, Костя Лебедев. Буду любить тебя всегда!»

***

Год, в который Серега заканчивал десятилетку, Таня запомнила, как сплошной кошмар. На ее собственную учебу никто не обращал внимания – все душевные и физические силы родителей были посвящены тому, чтобы брат хорошо сдал выпускные экзамены и поступил в институт. Таня даже научилась подделывать автограф родителей – учительница ругалась, что дневник не подписывается месяцами. И, полностью предоставленная самой себе, девочка становилась всё ответственнее – в журнале были одни пятерки, очень редко четверки.

Что касалось Сереги, скандалы, репетиторы, слезы мамы и крики отца – все это дало свои результаты. После десятого брат поступил – хоть и не в престижный ВУЗ, но на хороший факультет – машиностроительный. И в семье сразу же все устаканилось.

Паша учился там же, где и друг, только курсом младше. Вова не учился вообще. Родители сделали ему «психическую» справку, и он устроился автослесарем. А вот Костик неожиданно легко поступил в Бауманский, чем привел в шок школьную учительницу физики, никогда не ставившую ему выше тройки.

В Сережином институте существовала военная кафедра, и родители успокоились – армия сыну не грозила. Правда, на третьем курсе он заявил, что собирается жениться, разумеется, на Кате – других девушек для него до сих пор не существовало. Собственно, против его выбора никто не возражал – Катя всем нравилась. Она с отличием училась в педагогическом и вообще, была надежной и порядочной. Сына бы ей доверили со спокойной душой, но – двадцать лет! Рановато…

Темы разговоров были одинаковы: «На что вы собираетесь жить? Вы учитесь – а вдруг ребенок?» Потом Звягинцевы вели долгие переговоры с родителями Кати. И в конце концов сдались. Таня слышала, как мама говорила отцу: «Уж больно хорошая семья. А вдруг потом приведет неизвестно кого? Пусть лучше так». Сергей собирался перевестись на вечерний, чтобы работать и содержать семью, но родители боялись армии и решили: «Ничего, пусть учатся, поможем».

Свадьбу сделали скромную, позвали только самых близких родственников, Катину подружку Маринку и Пашку. Костю, которого так надеялась увидеть на свадьбе Таня, не пригласили. И домой к Сереге он практически не забегал.

Костик у них в семье последнее время считался персоной «нон гранта». Мама, папа и Катерина мощной стеной объединились против Лебедева и его влияния. Родители качали головой – куда смотрит Костина мать? Ведь парень занимается чем-то незаконным. То ли красит джинсы, то ли перешивает, а может, продает что-то импортное. Лишь бы не втянул в это Сережу!

Таня боязливо прислушивалась к разговорам на кухне. А вдруг Костю посадят? Непонятно только, за что? Подумаешь, что-то продает! А вот взять последнее школьное нововведение – «производительный труд»… Ввели его после восьмого класса и сразу сделали обязательным предметом, с годовой и четвертными оценками2. В половину седьмого вечера девятиклассники снова приходили в школу, в кабинет труда. Мальчики, кажется, что-то пилили. А девочкам в их классе малоприятная тетка вручала заготовки для меховых игрушек. Материал был препротивный – от него у девочек чесался нос, появлялись раздражения на руках. Выкройки надо было очень плотно набить какой-то серой, грязной ватой, а потом огромной иголкой пришить к туловищу голову, да так крепко, чтобы не оставалось никакого зазора. Тетка проверяла это так – засовывала свой толстый палец между деталями, и, если палец проваливался, изделие надо было перешивать. В результате всех этих манипуляций должны были получаться то ли медвежата, то ли поросята. Иногда везло, и привозили колобков – их следовало только набить и зашить. А вот поросятам еще пришивался пятачок!

Таня точно знала, что никогда бы не купила ни себе, ни своему ребенку такую игрушку, а производительный труд ненавидела. Но обязана была сшить определенное количество этих уродцев в месяц. За прогулы или невыполнение плана следовало порицание – плохие оценки по поведению. За хорошую работу – обещали грамоту и даже какие-то копейки. Так вот, интересно, куда и кому шли деньги от этого детского рабского труда?

Но самое неприятное было даже не это. Всякий раз, протискивая иголку сквозь упругую, жесткую вату, Таня со страхом поглядывала в окно. Темнело осенью рано, снега в октябре еще не было. А ей предстоял одинокий путь домой. Ее подружка, Светка, на зависть ловко справившись с колобками, всегда убегала на час раньше. Когда же Таня, несколько раз переделав поросенка и с трудом получив зачет, выходила из школы, на улице было уже около девяти. А в школьном дворе постоянно тусовалась шпана. Сюда приходили не только ровесники или старшеклассники, но и студенты близлежащего ПТУ – те самые ребята, которые покинули школу после восьмого класса. Бывал тут по вечерам и злополучный Филин – один раз, по слухам, он даже напал на учительницу. Выйти и пройти мимо них незамеченной – вот что составляло нелегкую задачу каждой юной швеи. Несколько раз Тане только чудом удалось избежать неприятностей.

Маме о своих приключениях она не рассказывала – чтобы не волновалась. А вот с Катей поделилась. Вообще, женитьба брата принесла Тане огромную пользу – дружбу с Катей. С невесткой можно было обсудить то, о чем никогда не расскажешь родителям. Конечно, это не касалось Костика – тема Лебедева оставалась закрытой.

Ужаснувшись рассказу девочки, Катя теперь регулярно заставляла Сережу встречать «ребенка» после производительного труда. Таня не задумывалась, что и ему самому могло быть страшновато – ей казалось, что в двадцать-то лет бояться ПТУ-шников уже невозможно, и с удивлением замечала, что брат нервничает и озирается по сторонам.

Вот и сейчас Серега уже поджидал Таню на крыльце. На этот раз он выглядел спокойным и уверенным – рядом стояли Пашка и Вовка.

Павел, как всегда, приветливо улыбнулся, увидев ее, а Вовка даже не повернул головы.

– Слушай, Танюх, я тебя доведу до подъезда, а нам тут еще прогуляться надо, – заявил брат.

– Ну, ладно, – кивнула девочка. – А ты куда?

– На кудыкину гору! Не кудахтай, – нахмурился он.

– А что Кате сказать? Что ты прогуляться пошел? – ехидно поинтересовалась Татьяна.

Серега задумался.

– Ладно. Идем с нами. Только Катьке скажешь, что задержалась, а я тебя долго ждал – поняла? И родичам – ни гу-гу, ясно?

– Ага! – обрадовалась Таня.

Они отправились в противоположную сторону – к булочной-кондитерской. Подошли к девятиэтажному дому. Вовка свистнул, глядя в чье-то окошко, и через пять минут из подъезда вышел Костя Лебедев, а с ним – незнакомая девушка: высокая, очень привлекательная, с полными, ярко накрашенными губами.

Увидев их, Таня замерла на месте. Лицо ее залилось краской, пульс участился. В страхе, что остальные заметят ее реакцию, Таня отступила в тень, за Пашкину спину. Впрочем, Костик и так не обратил на девочку никакого внимания. Таня как будто увидела себя его глазами: худой, бледный подросток, не тянущий внешне даже на свои пятнадцать, прическа – «конский хвост», курточка, перешитая из Катиного пальто. Горечь и яд наполнили Танино сердце. Девицу, которую обнимал за талию Лебедев, она уже ненавидела всей душой.

Однако эмоции не помешали понять сути происходящего: вся компания продолжает встречаться, более того, у брата с Лебедевым – общие дела. Ребята коротко переговорили между собой. Костя достал деньги, пересчитал и разделил между Вовкой, Серегой и Пашей. Потом сказал что-то девушке, и та, нежно поцеловав его при всех прямо в губы, куда-то ушла. Вовка проводил ее завистливым взглядом:

– Хороша телка! Я бы такую тоже… – Вовка произнес грубое слово. – Лебедев, ну скажи, почему они на тебя вешаются?

Костя равнодушно пожал плечами. Вовка сказал что-то еще, Таня не расслышала, но остальные заржали. И тут Серега вспомнил про нее и оглянулся:

– Ладно, мужики, мне пора – Катьке сказал, что за сеструхой пошел.

Костик перевел взгляд и только сейчас увидел девочку:

– Привет, Танюха, чего прячешься?

– Я не прячусь, – стараясь говорить как можно спокойнее, Таня подошла поближе. – Привет.

– Давно тебя не видел. Ты сейчас в каком?

– В девятом.

– Уже? А чего не растешь?

– Специально! – буркнула Таня. – Все дылды – дуры!

Лебедев рассмеялся.

– Не понимает ничего, – подмигнул Костику Вова.

– Тань, а парень у тебя есть? – улыбнулся Павлик.

Ну вот, и он туда же! Как будто не приходит к ним каждый день и не знает. Правда, Таня целый год переписывалась с одним мальчиком, с которым познакомилась в Анапе, но ведь это не то, абсолютно не то…

– Она у нас еще ребенок совсем, – посерьезнев, ответил за нее Сергей. – И дай Бог, подольше бы. А то попадется такой, как ты, Костян – вот тогда вешайся!

От возмущения, что ее назвали ребенком, Таня даже задохнулась.

– Сам ты… Взрослый сильно нашелся, тоже мне! Старичок прямо!

«Женился – и выпендривается теперь, строит из себя. Да еще унижает… при нем… Дурное дело – не хитрое», – вспомнила она поговорку своей мамы, и уже собиралась сказать это вслух, но не успела.

– Анекдот хотите? – Лебедев отвернулся от нее. – Звонок в Политбюро ЦК КПСС: «Алло, вам Генеральный Секретарь не нужен?» «Мужик, ты что, больной?» «Да, да, я очень больной и очень, очень старый».

Все расхохотались, забыв про Таню. Она тоже не выдержала и улыбнулась – уж больно похоже Костик изобразил Черненко.

– Ладно, бывай, мы пошли, – второй раз повторил Серега.

Ребята пожали друг другу руки.

– Пока, Танюха! – Лебедев протянул руку и ей.

Тон у него был нарочито серьезный, а в глазах – веселые искорки. Таня промолчала и руки не подала, сделав вид, что не заметила. Она повернулась и пошла, не оглядываясь на брата. А на глаза наворачивались слезы обиды и разочарования.

Жизнь ее испорчена теперь навсегда, и ничего хорошего в ней больше не будет… Думать так было и горько, и почему-то приятно. Ну и пусть, пусть он себе гуляет с этой дылдой с лошадиными губищами! А Таня заболеет и умрет… Или нет, не дождутся! Не достоин Костик ее любви, и зря она, дура, клялась! Она заведет себе кого-нибудь другого, вот!

Дома Таня закрылась в ванной и долго изучала свое лицо. Самой себе она казалась достаточно взрослой. Ну и ладно… Скоро она тоже будет высокой и красивой! И тогда Лебедев еще попляшет. Наверное…

***

Прошло еще два счастливых для родителей года. Сын заканчивал институт. Катя ждала ребенка. А Костя Лебедев существовал где-то в ином пространстве, ничем не омрачая спокойствия Звягинцевых. Но Тане со свойственным ей чутьем казалось, что друзья по-прежнему где-то встречаются. Сама она Костю с тех пор ни разу не видела. Интересно, узнал бы он ее сейчас?

Правда, высокой Таня так и не стала. А вот интересной – несомненно, была, и сама это знала. В десятом классе у нее появилось целых два ухажера, и с одним из них она встречалась последние несколько месяцев. Встречи заключались в совместных походах в кино с последующими торопливыми поцелуями в подъезде. Правда, Тане это довольно быстро надоело, и она начала избегать свиданий. Собственно, девушка больше недоумевала, чего приятного находят в этом люди, кроме удовольствия сообщить подружкам, что у тебя есть парень. Одна польза – теперь Таня была убеждена, что целоваться она умеет отменно. Но когда Таня думала про Костика, в душе у нее все переворачивалось. Для Лебедева она, конечно, остается малявкой…

В конце учебного года Тане исполнялось семнадцать. Десятилетку она заканчивала с отличием. Но за ее поступление и так почти не волновались – девочке в армию не ходить.

В последнее время стали популярными профессии экономиста и юриста. Таня выбрала юридический. Конкурс предвиделся высокий, а блата – никакого. Зато нашелся хороший репетитор по истории и обществоведению – приятная, мудрая женщина. Доступно и подробно Надежда Михайловна объясняла ей, почему теперь надо говорить только про «перестройку и гласность», а вот про «ускорение» упоминать больше не стоит3. После освоения очередной порции «социализма» Надежда Михайловна наливала Тане чай, и они разговаривали «по правде». Репетитор знала много интересного. К примеру, что кошки видят цветные сны и могут лечить людей. Или что существует ясновидение и передача мыслей на расстоянии. Рассказывала странные случаи. Казалось, Надежда Михайловна знает все. Таня даже рискнула задать ей давно интересующий вопрос: «Есть ли все-таки Бог?» Репетитор вздохнула. «Нет, Танечка, нету, это точно. Материя первична, здесь диалектика права». Возвращаясь домой, Таня долго обдумывала слова учительницы. Надежде Михайловне она доверяла, и от этого ее ответ вызывал бесконечную тоску. Зачем питать иллюзии? Конечно, нету…

Готовясь к выпускным экзаменам, Таня закрывалась в своей комнате, раскладывала вокруг учебники, но сама все чаще и чаще подходила к открытому окну и стояла, в необъяснимой тревоге глядя на распускающиеся деревья.

Кстати, у нее ведь была теперь своя комната! Точнее, комната Сереги. Молодоженам оказалось тесным и в ней, и в небольшой квартирке Катиных родителей, особенно теперь, когда предвиделось пополнение. И старшие Звягинцевы приняли интересное решение – поселились в бывшей бабушкиной квартире, а двушку оставили детям.

Брат с женой перебрались в большую комнату, сделали в ней ремонт, а Таня обустроилась в маленькой. Можно было, конечно, отделить в бабушкину квартиру «молодых», но Кате не захотелось уезжать из района – ее родители оставались под боком, в соседнем подъезде. Да и Тане нравилась новая жизнь: самостоятельная, но «под присмотром» брата. С Катей она сдружилась еще крепче, они постоянно находились дома вдвоем, и Таня оберегала беременную невестку, как могла.

И вдруг, как гром среди ясного неба: Сережу выгнали из института, с последнего курса, прямо перед дипломом! А вместе с ним и такого порядочного, благоразумного Павлика. Мама сразу слегла, отец кричал, выходил из себя. Конечно, во всем виноват Костя Лебедев – ввязал их в подпольный бизнес! Кажется, ребята что-то продавали в институте. Вот обидно – Таня знала, сколько народу занимается настоящей фарцовкой4, и никто никогда не попадается. А тут… Хорошо, хоть обошлось без милиции. Все члены семьи ходили зелеными от страха – вдруг Сережу посадят!

Все еще можно было исправить, подключить кого-то из родственников, например, дядю Юру, но… Сразу же пришли повестки в армию. Сереже как раз исполнилось двадцать два, Паше – на год меньше. А идти должны будут с восемнадцатилетними…

Пашкины родители теперь не выходили от Звягинцевых – решали, что делать. «Может, это и к лучшему, – успокаивал себя отец. – Выбьют из них дурь, да и здесь подзабудется. Все служат, и ничего… Времена теперь другие, придут, восстановятся в институте». Катя, конечно, ревела – через три месяца ей рожать. Мама тоже плакала. Шепотом произносилось: «А вдруг в Афганистан?», и тайком от отца женщины снова и снова названивали дяде Юре. Пашкины родители тоже искали знакомства, но у них не было никаких реальных завязок в этой области.

А выручила, в итоге, Костина мама. Между прочим, Лебедева из его института не исключали, но он ушел сам, из солидарности. Чувствуя вину, его мать позвонила Серегиным родителям, и, безропотно выслушав все, что ей высказали про сына, предложила помощь. Покойный отец Кости был военным, и у него остались друзья, один из них в чине полковника служил в Казахстане. Вопрос решился быстро. Пришлось, конечно, скинуться, но размеры «благодарности» были относительно скромными. Зато теперь родители знали, что все трое попадут в одну часть и в случае чего будет, к кому обратиться за помощью.

Поэтому и проводы получились общими – на троих. «Предки» сидели в квартире, а молодежь тусовалась во дворе. Кстати, в этот день Таня впервые увидела Костину маму – неожиданно маленькую женщину с простым, усталым лицом. Видимо, она давно и катастрофически не справлялась с задачами воспитания.

Таня очень волновалась. Во-первых, ей было страшно за брата – впервые в жизни они расстаются так надолго. Во-вторых, она не знала, идет ли ей новая белая юбка – настоящая «мини», а Катю спросить не могла – та лежала на сохранении. А в-третьих, пыталась понять, провожает ли Костю какая-нибудь девушка. Девушек, прямо скажем, пришло немало, но, кажется, ни на одну из них, кажется, Лебедев не возложил ответственности ждать его целых два года. Интересно, как будет выглядеть Костя без своих шикарных волос? Да все равно… наверняка лучше всякого.

– Сеструха, иди сюда, – позвал Сережа.

Все уже сидели за импровизированным столом, сооруженным из двух досок и нескольких табуреток. Таня постаралась подойти как можно непринужденней, слегка улыбнулась.

– Танюша! Какая ты красивая сегодня, – обрадовался Павлик. – Садись к нам.

Он усиленно отряхивал для нее заржавевший бочонок.

– Это что, Танька? – удивился Костя. – Как дети-то растут! Танюха – это ты или не ты?

И взгляд, и интонации его теперь были совсем другими, не то, что в прошлую встречу – Костик выглядел заинтригованным.

Таня втайне на это и рассчитывала. Она и сама знала, что изменилась. «Конский хвостик» девушка давно сменила на модное градуированное каре. Она уже привыкла слышать комплименты своей складной фигурке, а с парнями чувствовала себя более, чем уверенно. Но сейчас внутри у нее все дрожало.

Таня изящно приземлилась на бочку, с ужасом думая, как будет выглядеть белая юбка после того, как она встанет. Выдержала небольшую паузу, а потом, словно вспомнив, что забыла ответить, повернулась к нему и произнесла рассеянно:

– Не знаю. Наверное, я.

Костя замолчал, и она больше не смотрела на него, но чувствовала, что он поглядывает в ее сторону.

– Эх, Танюша, – Паша явно уделял ей внимание, – на два года из жизни выпадаем. Уведут тебя, как пить дать, уведут,

Это очень хорошо, пускай. Пусть он видит!

– Что-то ты, Паха, запамятовал, – вдруг прищурился Костик. – Помнится, лет шесть тому назад Татьяна Михайловна обещала руку и сердце мне. Я даже помню, когда – как Серому шестнадцать исполнилось. А теперь сидит, делает вид, что забыла. Ну, конечно, два года-то ждать…

Таня насмешливо посмотрела на него:

– Почему же, я помню. Только ничего я тебе не обещала. Я сказала: «Подумаю». Чуешь разницу?

– Ну и как? Подумала? Время-то было! – не унимался Лебедев.

– Э-э-э, притормози-ка на поворотах! – вмешался Серега. – Чтобы я – свою родную сестру – да такому оболтусу отдал? Не для того растили. Вон там, выбирай, этих можно!

Брат кивнул в сторону девушек. Ира, кстати, тоже была здесь. Она успела побывать замужем и развестись, но Костю явно не забыла.

– Этих – можно, но не нужно, – вздохнул Костя. – Не разрешаешь, значит? А жаль…

Он продолжал задумчиво смотреть на Таню.

– Что-то ты быстро отказался, – усмехнулась она.

– А я еще не отказался, – снова прищурился Костик.

– Танька, хорош, – Сережа погрозил ей пальцем. – Только через мой труп. И не заигрывай с ним, это опасно. Вот Павел – другое дело. Это я одобряю.

– Ладно, прекрати, Серый, совсем человека в краску ввел. Какое замужество, ей учиться надо, – вмешался Павлик.

Таня, между прочим, вовсе не собиралась краснеть, но с удивлением заметила, что Паша сам изрядно смущен. Ей вдруг стало легко-легко. Она поняла, что может сказать и сделать всё, что угодно.

– А знаешь, я, пожалуй, буду тебя ждать, – и она с вызовом посмотрела на Костю. – Если ты не передумал, конечно.

– Че-го? – вздыбился Сережа. – Да ты хоть знаешь, какая по очереди «ждать будешь»? Дурында!

– Ловлю на слове, – с таким же вызовом ответил Костя. – А очередь мы раскидаем.

На улице появился отец Павлика.

– Ребята, хватит, сворачивайтесь! В пять утра вставать, вещи не собраны. Павел, давай, дуй домой, пока я добрый.

Остальные «предки» тоже вышли во двор. Мама Костика стояла за спиной у сына, не решаясь ничего сказать, только поглаживая его по голове. А он все смотрел Тане в глаза и не собирался первым отводить взгляд.

– Завтра уедем рано. Прощаться будем?

– Я выйду, – тихо произнесла она, и соскользнула с бочонка.

Ничего, если и испачкалась, в темноте уже не видно. Серега, подозрительно глядя на сестру, подхватил ее под руку:

– Пошли.

Пока они поднимались по лестнице, быстрым шепотом говорил:

– Тань, прошу, Катюху не оставляй. Я на тебя надеюсь, ты мой самый верный друг. С малышом помогай, ну и все такое… За меня, ладно?

– Конечно, – серьезно кивнула Татьяна.

Она вдруг представила, что завтра Сережки уже не будет, он уедет неизвестно куда, и заревела, прижавшись к его плечу.

– Ну, что ты, маленькая, не надо, – брат погладил ее по спине.

Уже перед самой дверью он обернулся:

– Танька, блин, предупреждаю, на полном серьезе. Чтобы ни про какого Лебедева я больше не слышал. Друг он классный, но что касается девок… Короче, всю жизнь тебе поломает.

– Да чего ты? – огрызнулась она, притворяясь удивленной. – Так, перебросились словом, не будь маньяком.

– Знаю я тебя, ты, если что в голову вобьешь…

– Ну где вы там – целый час поднимаетесь! – выглянула мама. – Сереженька, пойдем, я покажу, что в рюкзаке лежит.

– Тань, – шепнул брат уже в дверях, – не забудь, где деньги спрятаны, отдай Катерине. И предкам ничего не говори.

– Мог бы не повторять, – обиделась она.

До пяти утра оставалось несколько часов, и Таня не стала ложиться, боясь проспать. Только сменила белую юбку на домашний сарафан и устроилась с книжкой в кресле. Но буквы сливались, а голова ничего не соображала. Незаметно она задремала. Что-то толкнуло ее, и Таня проснулась, в ужасе уставившись на часы. На кухне уже завтракали.

– Я с тобой, на призывной, – заявила она брату, наскоро отхлебнув чай.

– И я… – начала мама.

– Э, нет, дорогие, – Сережа был категоричен, – прощаемся здесь. Надоели сопли. С Катькой никак не могли расстаться, весь коридор больничный рыдал, теперь вы начинаете.

– Правильно, – сказал отец. – Они люди военные, вот пусть сами и едут. Тем более что втроем.

Наконец поцелуи были собраны, но Таня все равно спустилась за братом во двор. Было зябко и темно. Две фигуры: длинная худая и коренастая пониже – маячили у подъезда. Серега остановился и положил рюкзак на ступеньку. Пользуясь заминкой, Таня быстро подошла к ребятам, досадуя, что сообразила выйти в стареньком сарафане.

– До свидания, Танюша, – произнес Павлик.

– Счастливо тебе, Паш, – слабым голосом ответила она и повернулась к Косте.

Ее слегка знобило. Таня знала, что должна сделать, и ужасно боялась. Боялась, что осмелится и одновременно – что так и не решится.

– Ну, будем прощаться, Танюха? – Костя распахнул шуточные объятья.

Тогда Таня поднялась на цыпочки, обхватив его шею, и поцеловала прямо в губы. Костя на секунду замер от неожиданности, а потом ответил на ее поцелуй. И это она думала, что умеет целоваться? Голова у Тани закружилась, она словно выпала из реальности в межзвездное пространство. Только чувствовала, как Костя крепко прижимает ее к себе, а его горячие руки гладят ей спину. Тане вдруг стало так страшно, что она вырвалась, как тогда, в детстве, и, не глядя ни на кого, бросилась в подъезд. Перепрыгивая через ступеньку, взлетела по лестнице и замерла в пролете между этажами. Когда она отдышалась и решилась взглянуть в грязное темное оконце, фигурок во дворе уже не было.

Мама, наверное, все видела. Теперь она и про Таню скажет: «Совсем бесстыжая». Лицо у нее горело. Что подумает Сережа, Паша? Но жалеть о случившемся она не могла. Никогда в жизни Таня не испытывала такого счастья, как в этот грустный для семьи день.

Глава 2. Замётано!

– Глупая девчонка, – сквозь зубы цедил Серега, пока они ехали в автобусе.

Сразу после того, как сестра убежала, он грубо выругался и теперь никак не мог успокоиться.

– Хорош, друг, спасибо тебе, – повторял он, а Костя упорно молчал.

– Скотина ты, Лебедев… Запудрил малявке мозги. Хрен с ними, твоими штучками, но сеструху мою оставь, понял? Ты через пять минут забыл, а она, блин, теперь думать будет!

Пашка не вмешивался, но Костя прекрасно видел, на чьей он стороне. Костя мог бы сказать им: «Не виноватый я, она сама пришла», но говорить ничего не хотелось. Он боялся, что спугнет это новое, странное чувство. Никогда и ни с кем в своей жизни он не испытывал такой пронзительной нежности, хрупкой и острой. В горле стоял комок.

Почему-то вспомнился случай из детства. Ему было лет пять, и летом они жили с мамой в деревне. Как-то мать взяла его с собой на пруд. Пруд был заросший, окруженный темной стеной мрачных сосен. На нем торчал маленький мостик для рыболовов. А в воде, совсем рядом с мостиком, плавала единственная белоснежная кувшинка – чистая и яркая, как маленькая звездочка.

– Мам, я достану тебе, – Костя побежал по мостику.

– Только осторожно, в воду не свались, – опасливо крикнула мать.

Костя лег животом на мостик, легко дотягиваясь до цветка. И вот тогда ощутил нечто похожее – нежность, от которой заболело где-то в груди. Он вернулся с пустыми руками.

– Ну что же ты, где мой цветок? – засмеялась мать.

– Мама, нельзя, – серьезно ответил мальчик, – я его полюбил.

Из воспоминаний его вывел нарочито сильный толчок локтем – приехали.

Они вышли из автобуса. Серега с ним больше не разговаривал. Тогда Костя догнал его:

– Не парься, Серый. За два года она забудет даже, как я выгляжу.

– Забудет, – резко произнес Серега, – если только не вздумаешь со скуки писать или звонить. Она девочка гордая, первая не полезет. Ну, то есть, больше не полезет… – поправился он.

– Замётано, – мрачно ответил Костя. – Моё слово – закон. Да и не умею я письма писать.

***

Таня решила перевестись на вечерний. Во-первых, ей предложили работу – помощником юриста, и она решила, что практический опыт и стаж принесут куда большую пользу, чем «дрессура» в институте. Во-вторых, хотелось зарабатывать хоть какие-то деньги. Домой она теперь возвращалась поздно.

Так было намного легче. Голова весь день занята, можно не думать о Косте. Да и что о нем думать? Ни одного письма или звонка – Лебедев, очевидно, забыл о ней на другой же день. Зато приветы от Пашки брат передавал регулярно. Странно, но даже на фотографиях с присяги Лебедева не было, хотя она точно знала – все трое, как и планировалось, попали в одну часть в Казахстане.

Сережа писал, в основном, Кате – по письму в неделю. Родителям – два раза в месяц. Сестре – написал только одно письмо за весь год. Мама очень волновалась – в Казахстане начались националистические волнения. «Радуйтесь, что не на Украину попал», – говорил папа: к словам-страшилкам в семье прибавилось слово «Чернобыль», авария случилась через неделю после призыва.

Летом, на втором году службы, в отпуск приехал Павел, забежал к ним, но Таня отдыхала с родителями в Крыму. Катя только передала от него «горячий привет» и рассказала, что Паше с Сережей присвоили «сержантов». Про Костю – ни единого слова. Как сговорились.

А в ноябре и брата отпустили на неделю домой. Он приехал рано утром. Катя бросилась мужу на шею, а дочка испугалась спросонья и разревелась. Машке недавно исполнился годик, и она вовсю топотала по длинному коридору, иногда с размаха плюхаясь на «пятую точку».

– Ну вот, – расстроился Сережа, – даже не идет ко мне… Еще бы, собственного ребенка только на фотографиях и видел!

– Ничего, привыкнет, – успокаивала жена.

В тот же день, прослышав про отпускника, появился Вовка.

– Ребят, дело есть! – с порога заявил он. – Я кооператив открываю при нашей автомастерской, по ремонту кузовщины5.

– А как? Разве это любому можно? – удивилась Катя.

– Ты газеты читаешь? Короче. Нужны разные документы, это мне напишут, а еще начальный капитал. Я тут кое-что набрал. Вы как – в теме?

– А что мы можем? – спросил Серега. – Ты не забыл, нам еще полгода на плацу вышагивать под жарким казахским солнцем?

– Ребят, я же понимаю. Я сам все раскручу. Но нужны бабки, ясно? Прибыль – поровну. А пока вы тут сидеть на них будете, момент упустим. Потом много таких разведется, слыхал словечко: «конкуренция»?

Брат задумался.

– Сереженька, ну не надо, пожалуйста! Вы уже однажды влипли. Не наше это, не умеем мы… – Катерина смотрела испуганно.

– А кто умеет? – пробасил Вова. – Говорю же – это мое дело, я знаю его. Блин, сейчас кому предложи на таких условиях – только деньги вложить, а получать – в равных долях! А вы кочевряжитесь.

– Вовк, я, в принципе, «за», – проговорил, наконец, Сергей. – И, знаешь, давай, тридцать процентов тебе, остальное нам, так будет справедливо. Но за ребят я отсюда не решу, а деньги общие.

– Сереж! – взмолилась жена. – У нас столько дыр, вон на зиму комбинезона нет у Машки.

– Блин, Катя!

Вова смотрел на нее, как на идиотку: мол, все женщины такие глупые?

– Ты прибыль будешь получать, ни за что ни про что! С неба! Ни то, что комбинезон паршивый, квартиру кооперативную купишь, ясно?

– Ладно, давай так, – Сережа устало провел рукой по лбу, – с ребятами перетрем, позвоню, ладно? А Катюха деньги передаст.

– Точно передаст? А то упрется…

Катя возмущенно встала и вышла из комнаты.

***

За несколько дней малышка успела привязаться к Сереже и даже начала говорить «папа». Тем тяжелее стало расставание. Катя сидела на кухне, уткнувшись мужу в плечо.

– Ничего, немножко осталось… Считай, осень уже прошла, только зиму переждать, – Сережа, похоже, уговаривал сам себя.

Таня пыталась отвлечь Машеньку, чтобы дать им нормально попрощаться, и заманивала ее новой игрушкой – музыкальным домиком. Если подергать за веревочку, внутри играла музыка, и котик в окошке двигался.

Малышка тетку любила – пока Катерина закрывала долги в институте и писала диплом, Таня порядочно насиделась в няньках. Но сейчас девочка, словно почувствовав, что объявившийся папа уезжает, наотрез отказывалась уходить.

Завтра предстояло защищать курсовую, а Таня совсем не готовилась. Весь вечер она просидела с семьей. Давно отправились к себе родители, а она все ждала и ждала. Неужели Сережка так и уедет и ничего не скажет про него? Сама она спрашивать не хотела. Но как убедиться, что Костя жив-здоров?

Наконец, Машка поддалась на ухищрения и, отпустив мамин халат, протянула ручку «Та-те». И тут невестка произнесла:

– А что, Костику вашему отпуск не дали? Я его мать вчера видела, так не знала, что и сказать.

Таня замерла в дверях. Брат метнул на жену недовольный взгляд, но ответил:

– Какой, на фиг, отпуск? Он уже два раза сидел на «губе». Ему только новый наряд вне очереди могут дать.

– Почему? – удивилась Катя.

– Ну, не вписывается Лебедев в армейскую жизнь, – вздохнул Серега. – Всё ему кажется, что он какие-то права имеет. На дембель, небось, последним уйдет.

«Живой», – отлегло от сердца у Тани. Она хотела спросить, что такое «губа», но не рискнула. Спросила Катя:

– А за что наряды? Что он такое делает?

– Ну, последний раз за самоволку. В город его, видишь ли, потянуло.

– Зачем? – подняла брови Катя.

– Как зачем? К девочкам, зачем же еще?

Сережа не смотрел на сестру, но Таня могла поклясться, что последняя фраза, произнесенная с особенным удовольствием, предназначалась ей.

– Там же одни казашки? – засмеялась Катя.

– Зря ты так думаешь.

– Та-ак… А ты у нас в город ходишь?

Сцена ревности Таню уже не интересовала. Она подхватила Машеньку и отправилась в большую комнату. Механически дергала за ниточку на домике, чтобы играла музыка, а сама сидела совершенно подавленная. По телевизору шла программа «Взгляд»6, которую обычно ждали целую неделю. Она тупо уставилась на экран, даже не пытаясь понять, о чем говорит Листьев.

– Дай, дай, – лепетала Машка, протягивая пухлую ручку.

И, наконец, разревелась, видя, что «Та-та» не обращает на нее никакого внимания.

…Через месяц после отъезда брата Таня начала встречаться с одним парнем. Когда-то они вместе ходили к репетитору, а теперь столкнулись в институте – Димка тоже учился на вечернем. Но общались как-то странно. Дима приглашал ее то в театр, то на выставку, они увидели с десяток современных постановок на злободневные темы, изучили новых, ранее запрещенных художников. С Димой было интересно, но… Все это происходило, как во сне, тягостном и ненужном.

Всё понимая и ни на что не надеясь, Таня не могла перестать ждать…

***

Возвращение домой, по задумке Сережи, должно было стать сюрпризом. Никаких писем и звонков с предупреждением. С отращенными челками, фуражками набекрень и другими «дембельскими» прибабахами «не по форме» они вылезли, наконец, на Казанском вокзале. Симпатичная смешливая проводница помахала им вслед рукой.

Москва за эти два года удивительно изменилась. Словно на дрожжах выросли сотни разномастных ларьков. Выползли нищие. В переходе играли на скрипке, собирали милостыню. И продавали, продавали, продавали…

Посчитав свои скромные деньги, такси решили не брать и отправились в метро. Через час они вышли на родной остановке. Поколебавшись, Сережа повернулся к Лебедеву:

– Слышь, Костян, без обид только. Ты к нам не заваливайся первое время. Завтра посидим в кафешке, дембель отметим. С Вовкой встретимся.

– Это почему? – нахмурился Костя. – Не слишком хорош для такого общества?

– Не будь идиотом, ты знаешь, почему.

– Из-за сестры твоей, что ли? – выдавил тот.

– Да, – коротко ответил Серега.

– А чё, думаешь, она меня еще помнит? Спрашивала что-нибудь?

Вопрос прозвучал впервые за два года, и голос звучал небрежно. Вот только… не слишком ли небрежно?

– Нет, не спрашивала… Даже странно. Так что, давай, не будем рисковать. Катюху в кафе позовем. Ну, обещаешь?

– Да Катюха твоя терпеть меня не может, – Костя, прищурившись, посмотрел на Пашку. – Не, а этого господина, вы, значит, принимаете?

– А этот господин не представляет опасности, – вступил в разговор Павел.

– Ну да, ну да, смотря как посмотреть…

– Костян! – взмолился Сергей. – Ну, будь человеком, друг ты мне или…

– Ладно, – холодно ответил Костя. – Не приду.

«Обиделся все-таки, – подумал Сережа. – Ну и хрен с ним, на обиженных воду возят». Он не сомневался, что Танька ничего не забыла. Очень ему не понравилось, как она слушала про Костины похождения.

***

Завтра, разумеется, встретиться не удалось. Послезавтра тоже. Сначала Серега обошел всех родственников, потом съездили в деревню к «другой» бабушке – папиной маме. Потом мать заставила его поехать в институт и узнать, что нужно для восстановления. И, конечно, соскучился по жене, по Машке – она стала такой забавной лопотуньей, узнала папу.

Павлик в тот же вечер забежал к ним поздороваться. Сережа видел, как обрадовался друг, увидев Таню, и как вытянулось его лицо – у них как раз гостил Дима, иногда провожавший девушку из института. Вообще, Сережа не возражал, если бы у нее с Пашкой что-нибудь получилось. Нейтрализовать Диму будет легко – Танька и сама к нему почти равнодушна.

Он наблюдал за сестрой. Если она и была разочарована, что не увидела Лебедева, то и виду не подала. Хотя даже Катя удивилась, что Костик к ним не заглянул. Серега воспрянул духом. Он не мог объяснить себе, почему его так злит детская влюбленность Таньки. Конечно, Лебедев оболтус, но парень-то, в принципе, классный. Да, классный, для компании, но не для семьи. Сергей за сестру в ответе. А Пашка – воспитанный, интеллигентный, прекрасные родители. Сережа не замечал, как мысленно повторяет слова собственных предков.

Собраться вместе получилось только через пару недель, но этой встречи уже ждали с нетерпением. Во-первых, из отлучки вернулся Вовка, и всем хотелось узнать, как обстоят дела с вложенными деньгами. Во-вторых, соскучились. В-третьих, надо было подумать, чем заниматься дальше, как заработать. Не с родителями же это решать, и не с женой.

Вовик подрулил на новенькой красной восьмерке под восхищенные взгляды друзей. Одет он был по последней моде – в брюки-бананы и майку с надписями. Рассмешил только его выкрашенный чуб.

Начало обнадеживало.

– Ну привет, солдатики, родные! – они обнялись.

– Переднеприводная! – довольно объяснил Вовка, кивнув на свою «красавицу».

Павел пожал плечами.

– Отец говорит, чудная машина. Движок стоит поперек, капота не видно, когда за рулем сидишь.

– Э, да что твой старик понимает! Одни пенсионеры теперь на классике и ездят.

Друзья уселись за столик в кафе. Костик запаздывал. Наконец, он появился, а с ним – Ирка. Ребята недовольно переглянулись, но Иру разговор не интересовал. Она отошла к бару, заказав себе новомодный коктейль.

– Костян, – вальяжно развалившись в кресле, поинтересовался Вовка, – не врублюсь никак. На кой хрен тебе эта дамочка, напоминающая мамочку? Помнится, любая девчонка становилась твоей через пару минут. Да чё я говорю – быстрее. Таких телок можешь иметь! Всегда тебе завидовал…

– Слушай, прекрати, – поморщился Паша. – Не твое дело.

– Нет, ты прости, конечно, но, может, это любовь? Тады – ой, – и Вовка приложил руку к груди в притворном раскаянии.

Закинув ногу на ногу, он немного свысока рассматривал своих «солдатиков». Пашка отращивал волосы, а Костя, наоборот, постригся покороче, отказавшись от прежних «кудрей» и даже от дембельского чуба.

– Ну, если серьезно, я тоже не понимаю, – Сережа вопросительно глянул на друга.

– Вот как? Непонятливый ты мой, – усмехнулся Лебедев. – А понимать, пацаны, нечего. По барабану – Ира, не Ира. Тогда почему бы не Ира?

– Обленился ты, брат, совсем хватку потерял, – заржал Вова. – Нет, я понимаю – Пашка, он у нас известный девственник…

– Ладно, хорош трындеть, – прервал его Костя. – Давай, расскажи нам, что у тебя там с кооперативом. Как наши бабки – впрок пошли?

– А как же! – хвастливо заявил Вовка. – Я вам дивиденды приволок, за все время. Рассчитываю на вашу благодарность.

И он ленивым движением открыл портфельчик, достал три плотных пачки с купюрами и небрежно бросил их на стол.

– Лихой малый! – в глазах у Кости мелькнула насмешка.

– По сколько тут? – обрадовался Павел.

– Посчитай.

Серега взял деньги и присвистнул:

– Ну, молодец, Вов, спасибо тебе!

Вовка довольно кивнул.

– Только вы, блин, теперь тоже подключайтесь, хорош на халяву бабки грести. Я тут один хватил лиха, особенно в первый месяц. Но теперь все в ажуре. Крышу нашел классную – ментура. Дикий рэкет больше не суется. Одно «но» – оружие ментам применять вне службы нельзя. Да и хрен с ним. Кто на майора милиции полезет?

– Майора? – поразился Сергей.

– А ты как думал? Им тоже кушать хочется.

– А с помещением что? – поинтересовался Паша. – Все там же, в мастерских?

– Нет, помещеньице при гаражах снял, неподалеку. Значит, так, мужики… Ты у нас шибко грамотный, Пашка, вот и разберись, давай, с документами, я в них полный дуб – запутался. Серый, думаю, займется электрикой, а я останусь на кузовщине. Есть еще мыслишка – чехлы шить, но не знаю, где ткань достать по дешевке. Костян, раскрутишь направление? Ты вроде с джинсами возился, опыт есть.

– А ты у нас за начальника будешь, да, Вовк? – невинно поинтересовался Лебедев, делая из салфетки кораблик.

– Да не гони, Костян! Я так не говорил. Просто дело знаю, ну и подумал, – Вовка несколько понизил тон.

– Ладно, ладно, организация твоя, кто спорит… – продолжал Костя. – Слушай… ты еще вот что поведай. Сколько с рубля получается?

– То есть? – не понял Вова.

– Ну, без учета, что ты работал, хлебнул лиха, а мы нет, говорим про вложенные деньги. Сколько с одного моего рубля вышло прибыли?

– Ты чё, Лебедев? – Вовка подскочил на месте. – Я те чё – Рокфеллер? Как я подсчитаю?

– Вовк, Рокфеллер – это миллиардер такой, – усмехнулся Серега.

– Все по-честнаку! – обиженно продолжал Вова. – Другой мог бы сказать, что дельце не выгорело и не отдать, а я, как дурак… Эх, вы…

– С другим бы мы дел не имели. Да не ерепенься ты, сядь. Никто тебя ни в чем не обвиняет, все благодарны, – спокойно сказал Костик. – Простой вопрос задал. Че ты злишься?

– Ладно тебе, Кость, – смутился Павел. – Зачем ты, правда? Человек старался…

– Бизнес есть бизнес, хочу знать, что я получаю, – упрямо продолжал Костя. – Не, деньги отданы добровольно, никаких претензий, но надо понять, стоит ли овчинка выделки. Вложена-то хорошая сумма…

– Так ты и дальше с нее будешь зарабатывать!

– Ну, вот я и хочу знать, сколько будет дальше. Похоже, все бабки и через год не отобьем такими темпами, – Костя кивнул на пачку.

– Как дело пойдет. Может, быстрее, а может, нет.

– Значит, как решит твоя задняя нога… Слушай, Вовк, тогда такое предложение. Автомастерская – это не мое, у меня есть свои задумки. Отдай мой вклад.

– Блин, Костян, как я тебе деньги из оборота достану? Они ведь крутятся! – Вова серьезно занервничал.

– Да я всё понимаю… Ладно, отдай хотя бы без этого, – Костя кивнул на деньги, – можешь даже учесть свое «лихо». Считай, что мои бабки работали для тебя просто так. Никаких дивидендов, так сказать, взаймы без процентов. Для тебя – никакого убытка, весь ущерб мой. Разойдемся по-братски, а?

Вовка насупился. Видно было, как скрипят у него мозги: отдай одному, попросят другие. Хотя… ну его, этого Лебедева! Вот геморрой, будет приставать с расчетами, домогаться до цифр. У дела должен быть один хозяин, который и станет решать, кто сколько заработал.

– Знаешь что? – на лбу у Вована появилась морщинка – признак еще одной мысли. – Мне тут пригнали на ремонт тачку… Прикинь – иномарку. «Гиви» один пригнал, из Одессы, там таких тачек до фига теперь, моряки везут. Я ему новую искал, но он больно разборчивый. А эту – почини и продай, говорит, генацвали… а не починишь – выкини. А чинить-то там нечего, два раза плюнуть – я уже почти все сделал. Хотел себе оставить. Но, раз такое дело… Забирай уж. Других вариантов, извини, нет.

Костя, прищурившись, смотрел на него. Понятное дело, у Вовки и снега зимой не допросишься, а тачка, наверное, совсем разбитая, раз так легко расстается. Но… черт с ним, с паршивой овцы, как говорится…

– А что за тачка?

– «Ford Granada»7, американец.

Серега с Пашкой пожали плечами. Название никому ни о чем не говорило.

– А цвет?

– Черный. Хочешь, будет тебе другой цвет? Забыл, где работаю?

– Ладно, посмотреть надо.

– А чем заниматься-то хочешь, Костян? – запоздало спросил Серега.

– Идей много. Позвоню, расскажу. Звонить-то тебе можно? – нахмурился Лебедев.

– Звони, конечно, – опустил глаза друг.

– Как там… твои поживают? Как дочка?

– Болтает уже… Блин, так жалко, два самых интересных года – без меня…

– Да ладно, остальные еще лучше будут.

Костя сунул бычок в пепельницу, помолчал и добавил, глядя куда-то в сторону:

– Татьяна как? Замуж не вышла?

Серега подозрительно посмотрел на него:

– Почему спрашиваешь? Мы же договорились.

– Не впадай в паранойю. Я помню, – Костя взял новую сигарету.

– Кстати, Серый, все хотел спросить, – вмешался Павел, – а что там за мальчик-зайчик у вас дома обитает?

– Дима, что ли? Танькин друг.

– Точно – друг?

– Да, по-моему, ничего серьезного.

– А ты почему спрашиваешь, Павел Борисович? – поинтересовался Костя. – Хотя, прости, я забыл, тебе ведь можно.

– Во-оон туда посмотри, – Паша кивнул ему в сторону бара.

Ирка, про которую все успели забыть, вовсю заигрывала с барменом и, кажется, изрядно ему надоела.

– Там твой ответ сидит – почему мне можно, а тебе – нет.

– Ладно, пацаны, у вас треп, у меня дела, – Вовке стало скучно. – Короче, давайте в понедельник, в мастерской. Костян, машина ждет, приходи смотреть.

– Мне тоже пора, – Лебедев поднялся с места, махнув рукой своей спутнице.

Ирка нехотя поднялась с крутящейся табуретки, коктейлями она уже накачалась изрядно. Костя спокойно взял ее под руку и вывел наружу.

Глядя им вслед, ребята снова пожали плечами.

***

Тачка Косте понравилась – большая, вместительная.

– Да такой в Москве ни у кого нет, – разорялся Вовка. – Знаешь, сколько стоит? «Волга» отдыхает.

Костя вздохнул. Внутри, наверное, все гнилое, но вид – действительно, классный. Паша тоже восхищенно кивал.

– Кузовные, говоришь, работы… Ладно! – согласился Костя. – Но если встанет посреди дороги – ремонт с тебя.

Вовка облегченно вздохнул: деньги оставались при нем, прибыль с них – тоже.

– Договорились! – мысль поделиться с остальными дольщиками и в голову ему не пришла…

– Так чем займешься? – поинтересовался Серега на обратном пути.

– При Бауманке в аспирантуре есть парень. Помнишь, Мишку с моего факультета? Хотя, я вас не знакомил… Короче, интересная идея. Будем открывать кооператив программистов8. «Алгоритм», к примеру, или там «Лучшие программы»…

– Кооператив кого?

– Ну, программы писать для наших ЭВМ, – объяснил Лебедев. – Я хочу или в равных долях с ним, или за свой счет – у него пока бабла нет. Только вампир наш Вовик деньги не отдаст, а мне начальный капитал нужен. Сейчас видеосалоны хорошо пошли, наверное, начну с этого, подзаработаю, там видно будет. При салоне кафешку можно.

– А где бабки возьмешь?

– Займу, по старым связям уже нашел. Мужик начинал с фарцовки, а теперь солидный такой кент. Процент обещал не очень высокий. Может, вы с Пашкой со мной? То, что Вовка вам приволок – на заводе и то больше в месяц зарабатывают.

– Да нет… Здесь вроде как дело верное, Вовка обещает рост. Крыша есть. Сначала всегда труднее. А в долги лезть – риск большой, вдруг не получится, чем отдавать?

– Смотри сам.

***

Таня впала в настоящую депрессию. Ждать неизвестно чего было легче – мол, брат вернется, с ним Костя, а там… Но прошло три месяца. Павлик не выходил от них, благо жили по близости, постоянно мозолил глаза. А Лебедев так и не появился. Надежда в то лето умирала медленно. Тане все казалось – вот-вот он зайдет или позвонит…

Теперь она знала, что совершенно ему не нужна. Как-то Костя позвонил, поздоровался официальным голосом и попросил Сергея. Это стало последним ударом. Кроме того, Сережа намекнул, что друг снова сошелся с Иркой. Вот этого Таня понять не могла. Если Лебедев таков, как говорит брат, для чего ему эта потасканная грубоватая баба, успевшая за два года еще раз выйти замуж и развестись?

Совместное проживание с Катей, пока брат служил, еще больше сблизило девушек, но Таня по-прежнему не делилась с невесткой своими переживаниями. Того, что касалось Лебедева, ей не хотелось доверять никому.

С Димой она то дружила, то нет. И сама удивлялась – как он терпит ее до сих пор. Может, ему просто скучно? Институт и на нее наводил тоску. Столько часов на «Историю СССР», это невероятно! Таня давно прочитала все возможные публикации про культ личности, «Дети Арбата»9 Рыбакова, а на экзамене заставляли долдонить про политику партии и переход от социализма к социализму с человеческим лицом. Пару раз она даже нагрубила пожилому, закостеневшему на своей кафедре преподавателю, когда тот заявил студентам, что нынешнюю шушеру надо расстреливать, как при Сталине. Одна из подружек по курсу начала ходить в церковь и подсовывала Тане Евангелие и распечатки книг Александра Меня9. Но Таня относилась к этому скептически. Правильно говорит отец: раньше все были комсомольцами, а теперь православными заделались.

Катя рвалась выйти на работу, но Машка, по общему мнению, была еще слишком маленькой для садика. К тому же совершенно не умела кушать сама – сказывалось обилие «нянек». Сережа восстановился в институте на заочном и активно искал работу. Впрочем, у него были какие-то заморочки с Вовкой. Павлик снова вышел на дневной. Его родители считали, что только на дневном можно получить нормальное образование, а денег у них пока хватит. Правда, НИИ, в котором работал Пашкин отец, постепенно загнивало, но зато мама была отличным стоматологом.

Жизнь текла однообразно. Осенью произошло грандиозное событие: по телевизору начали показывать первую мыльную оперу – «Рабыня Изаура»10. Вечерами на улицах Москвы все вымирало: и мужчины, и женщины не отрывались от доселе невиданного зрелища. Вот и сейчас на экране раздалась долгожданная мелодия-позывной, и появился усатый, но симпатичный злодей – синьор Леонсио. А бедняжка Изаура пряталась от его внимания, как только могла.

– И чего ей надо, никак не пойму? – заявила Таня. – Классный мужик! На себя бы в зеркало посмотрела.

– Таня! – не желая понимать сарказма, возмутилась мама. Она сегодня навещала внучку и осталась посмотреть сериал. – Вот и странно, что тебе непонятно! Она порядочная девушка, хоть и рабыня, и не приемлет такого отношения. И вообще, ты такая грубая стала! Что с тобой?

– Да с ней вообще невозможно теперь разговаривать. Заболела ты, Танька, что ли? Или возраст такой вредный, – влез в разговор братец.

– И правда, бледная, худющая, синяки под глазами, – обеспокоилась мама, и минуту помолчав, спросила:

– Танечка, а как у вас с Димой?

– А что с Димой? – равнодушно повторила Таня.

На экране Леонсио зажал Изауру и пытался насильно поцеловать, вызвав возмущение многомиллионной телеаудитории.

– Ну… – нерешительно начала мама. – Вы так давно встречаетесь. Между вами… в смысле… ну, все в порядке?

– Ты хочешь узнать, не спим ли мы? – мрачно усмехнулась Таня.

– Татьяна! – мама потеряла дар речи. – Ну как тебе не стыдно!

– Это тебе как не стыдно, мамочка, спрашивать при всех, – серьезно ответила Таня. – Да ладно, ладно, успокойся! По крайней мере, мне это совершенно не нужно. Дима ведь не Леонсио.

– Ну, дайте же вы посмотреть, – взмолилась Катерина, которую и так постоянно отвлекала Машка, требуя то «пить», то «писать».

В дверь позвонили.

– Открой, Серега, – Таня больше не дергалась на каждый звонок.

Пашка, конечно, кто же еще. Он здесь, как член семьи.

– Привет. А, Бразилия опять? Слушайте, как вы эту хрень смотрите? Я две серии отсидел, больше не выдержал.

– Не нравится – не смотри. И нам не мешай, – отрезала Катя. – Вон, с ребенком иди поиграй, если делать нечего.

Павлик метнул взгляд в сторону Тани.

– А ты, рабыня Изаура, чего такая злая?

Она только пожала плечами.

– Чё дома сидишь? – не отставал он. – Нравится фильм?

– А что еще делать? Занятий сегодня нет. Точнее, есть, но я забила.

– Зря ты так с институтом, вдруг упустишь чего, – покачал головой Паша.

Таня хмыкнула.

– Да я туда почти не хожу, а сессии на пятерки сдаю. Со мной даже разговаривать кое-кто перестал.

– Хочешь, пошли в видеосалон? «Рэмбо», говорят, неплохое кино… Или еще куда, – как будто между прочим предложил Павлик, понизив голос.

– Не шепчитесь, я все слышу, – буркнул Серега. – Иди, правда, Танька, отвлекись. А то глядеть на тебя кисло.

Таня задумалась. Они с Димой уже ходили смотреть «видик». Обычная комната с телевизором, а зрители располагались на стульях, составленных в несколько рядов. Только показывали фильмы, недоступные в официальном прокате. В прошлый раз они попали на какой-то ужастик.

Конечно, если пойти с Павликом, может быть, Костя узнает и… Таня ведь не дурочка, прекрасно понимает, Паша хочет «дружить». Если б он не был ей симпатичен, наплевала бы и пошла. Но использовать Пашку не хотелось. Она представила, как оказывается с ним в недвусмысленной ситуации и вынуждена объясняться… Жаль обижать хорошего человека.

– Не, Паш, спасибо, неохота. Да и на работе устала. Лучше дома посижу.

– Слушайте, вы, идите отсюда, – не выдержала Катерина, – и ребенка заберите.

Таня поднялась и отправилась в свою комнату, и не подумав прихватить Машку. Она и так, как пришла с работы, только и делала, что развлекала девочку и кормила ужином, пока Катька трепалась по телефону. Пусть теперь отец занимается!

Павлик отправился следом.

– А что ты слушаешь? – поинтересовался он, глядя, как она перебирает кассеты. – «Ласковый май», «Мираж»? «Модерн Токинг» любишь? Принести тебе что-нибудь?

Первый Серегин кассетник, подаренный Костиком, теперь принадлежал Тане. Брат купил себе другой, более современный.

Она презрительно скривилась.

– Вот еще! «Наутилус», «Кино», ну, «Алису» можно. Агузарову еще. Только нигде не могу найти новый альбом Бутусова, – Таня бросила взгляд на стенку, где висела фотография лидера «Нау».

– Заказ принят, – бодро ответил Павел.

– Паш, ты прости, хочу отдохнуть, поваляться. Ничего, если тебя выгоню? – прямо спросила она, так и не придумав нужных слов, чтобы отделаться от него.

– Конечно, Танюш, – он грустно улыбнулся. – Тебе дверь закрыть?

– Угу, – кивнула Таня.

Павлик вышел. А она врубила что-то погромче, легла на спину и уставилась в потолок. Ну вот, и еще один день прошел. Пустота…

***

Костя взялся за дело со всем энтузиазмом, погрузился в него с головой. Почему-то казалось, что вот сейчас он раскрутится, станет в своих глазах человеком, и тогда… А что, собственно, тогда? Мысли о Тане, которые он так упорно гнал от себя, упорно преследовали его. Интересно, какая она стала теперь? Помнит ли еще о нем?

Костя не мог понять, как так случилось, но за эти два года не было ни дня, чтобы он не думал о Тане. Понятное дело, пытался рассуждать он, в подобных обстоятельствах человеку свойственно создавать себе идеал. Костя надеялся, что, вернувшись в нормальную жизнь, сумеет быстро отвлечься от своей маниакальной идеи: на гражданке ждало столько возможностей, а он и раньше-то никогда не жаловался на отсутствие выбора.

Но не тут-то было. Видимо, с ним произошло нечто такое, во что он, будучи человеком практичным, никогда прежде не верил. Отношения с девушками всегда давались ему легко и без особых душевных затрат. Однако сейчас Костя сказал друзьям правду: он и думать не мог ни о каких новых знакомствах. Если не Таня, то…

Назло самому себе он снова связался с Иркой. Почему бы и нет? У Ирки все устроено так же, как и других – не хуже, не лучше. Впрочем, вскоре ему стало противно. Прежние формы общения с женщинами больше не могли его удовлетворить.

А Таня… Это на армейской койке после отбоя можно было позволить себе любые запретные мечты. У Кости перехватывало дыхание от одной только мысли о том, как он дотрагивается до девушки, проводит рукой по ее волосам, шее… Чего только не разрешит собственное воображение! Но в душе-то он знал: Таня – девушка из совсем другой среды, хрустальная и недоступная такому, как он. Цветок, который нельзя сорвать.

Вот только забыть… Забыть ее чистый, смелый, немного лукавый взгляд, наклон головы, нежное прикосновение губ, тонкую фигурку? Особенно сейчас, когда она где-то так близко, но нет никакой возможности ее увидеть…

Костя внушал себе, что Серега прав, ограждая сестру, и мечтать о встрече с Татьяной нечестно по отношению к другу. К тому же, прошло столько времени – Костя и не знал ее совсем, раньше она была просто ребенком… Но утро начиналось с мыслью о Тане. С этой мыслью он бросался в работу – как в бой. Засыпая, подсчитывал планируемые прибыли, и думал, думал, думал о Тане. А ведь в любой момент можно было услышать, что Таня, к примеру, вышла замуж. И что еще хуже – за Пашку. Совершенно очевидно, что ее братец только об этом и мечтает.

Костя оглядел салон. Он постарался сделать его уютнее и интереснее, чем у других, подобрать фильмы, которых нет у конкурентов. Аренда приличного помещения стоила бешеных бабок, но прибыль сразу полилась рекой. Нашлись и помощники. Вот только в последнее время все чаще заходит всякая шушера. Тут надо подумать… Да и видаки скоро будут доступными для народа, тогда салоны станут не нужны. А что будет нужно? Правильно, видеокассеты.

Костя хватался за любой способ заработать, который только попадался. Машина водки? Значит, продаем водку. Картошка из деревни? Тоже – давай. Вот только с кафешкой пока ничего не вышло – слишком много надо разрешений, а, значит, и денег. С местной крышей вроде договорился, грабеж, конечно, но неизбежно. Кстати, вполне реально снова открыть тему шмоток, один знакомый варит на дому джинсы. При салоне можно устроить ларек. Вот здесь – отгородить буквально пару квадратных метров…

Костя обернулся на звук шагов.

– Привет! Классно тут у тебя! – услышал он.

– А, привет, Павел Борисович! Как жизнь?

Они пожали друг другу руки.

– Что-то давно тебя не видел, – добавил Костя.

– Ну, это ты у нас бизнесмен, а у меня институт… Как твоя идея с программистами? Пошла?

– Пошла… Не поверишь, за всем этим – некогда нормально заняться. Часть денег уже выделил, Мишка там копошится, а я – на разрыв.

Паша кивнул головой в сторону миловидной девушки, встречающей клиентов, и лукаво улыбнулся:

– Тоже, наверное, время отнимает?

– Ленка, что ли? – Костя покачал головой. – Она у меня работает.

– Ну, ну, рассказывай… – недоверчиво протянул Павел. – Что за фильм будет?

– Да, каратэшный какой-то… Достало меня это кино, сам давно не смотрю.

– Слушай, Кость, по всей Москве ищу – не могу найти. Где бы «Наутилус» записать – второй альбом его?

– «Князь тишины», что ли? – уточнил Лебедев.

– Не знаю. Наверное.

– Увлекаешься русским роком? – с любопытством спросил Костик. – А не знаешь, чего хочешь!

– Ну, это не мне. Меня тут попросили…

– Девушка, наверное?

– С чего ты взял? – смутился Паша.

– По лицу видно. Симпатичная?

– Ну-у…

– Где познакомились?

Паше разговор явно не нравился.

– Да ладно, принесу, – неожиданно согласился Костя, но взгляд у него стал нехороший.

– А как там у тебя с Ирой? – неловко поинтересовался Паша, опасаясь продолжения допроса.

– Ира любит замуж выходить, такой у нее маленький недостаток. Да и времени у меня нет вытаскивать ее из кафешек. Так что мы расстались.

– Да-аа? – протянул Паша.

Эта новость его не порадовала.

– Знаешь, Пашка… Не, отличные вы с Серым мужики, конечно. Я, может, вам и не чета. Только я тоже человек, ясно? – неожиданно зло сказал Лебедев.

– Конечно, к чему это ты?

– Да к тому! – Костя взял плащ и двинулся к выходу. – А кассету – принесу, принесу! Прямо тому, кто у тебя просит, как ты на это посмотришь?

– Кость, ты же обещал Серому, – встревожился Павел, – как так можно?

– Ага, раскололся! Не дрейфь. Я, увы, сознательный… А то и обещать бы не стал. Ладно, поехали!

– Куда?

– Кассету дам, выслужишься… Лен, пока без меня, ладно?

Они вышли из салона и залезли в Костин фордик.

– Эх, здорово тут у тебя, – примирительно начал Пашка, – столько места! Не то, что у бати в четверке.

Костя молча прибавил скорость.

– Слышь, Костян, на меня-то за что злишься? – не выдержал Павел. – Просто Серега боится за сестру. Да ты, блин, сам виноват, перед армией такое вытворял… Не пойму я никак, тебе ведь по фигу было? Чего тебе до Татьяны, самолюбие, что ли? Ну, докажешь, какой ты мачо, у тебя получится. А я? Мне-то что делать?

– А что у тебя с ней? – глухо спросил Костя. – Вы встречаетесь?

– Я люблю ее, – признался Павел. – Всегда любил только ее. Почти с детства. Тебе этого не понять…

– А она? – Костя проглотил колкость.

– Не знаю… Да не гони ты так, темно ведь уже! Пока просто по-дружески относится. Она такая задиристая стала, подход найти трудно.

Костю слегка «отпустило».

– А вы с Серым, значит, измором ее берете? И ведь возьмете, с вас станется…

Они подъехали к Пашкиному дому.

– Мы разве не к тебе? – удивился Павел, снова встревожившись.

Не отвечая, Лебедев припарковал машину у подъезда, открыл бардачок и достал кассету.

– Держи. С доставкой на дом.

– Ну, ты жук! Сразу не мог отдать?

– Да думал, в какой овраг тебя скинуть… – ухмыльнулся Лебедев. – Да так и не решился.

– А на что ты решился?

– Не зли меня лучше, Борисыч. Я хоть раз не сдержал слово?

Паша благодарно кивнул и вылез из форда.

– Дверью не хлопай! – крикнул ему вслед Костя.

Павел уже скрылся в подъезде, а он все сидел, задумавшись. Как рано стало темнеть… Кстати, надо подъехать к Вовке, отрегулировать свет. Костя вышел из машины, обошел ее, осмотрев фары, потом выключил их и закурил, глядя на Серегины окна на четвертом этаже. Окно маленькой комнаты было погашено. Неожиданно он услышал голоса, резко обернулся и сразу отшагнул в темноту деревьев.

Две подружки шли домой с автобусной остановки. Они еще не появились в свете фонаря, как он скорее угадал, чем увидел: тоненькая, невысокая девушка в джинсах и короткой куртке – это Таня. Она шагала быстро и решительно. Ее кудрявая светловолосая спутница что-то тараторила вслед.

– Значит, ты просто дурочка! – звонко отвечала Таня. – Надо уважать себя. Пошли его на фиг, и всё!

– Да… тебе легко говорить, твой Дима другой, совсем другой.

– Дима – не мой.

– Что, опять поругались? И как он тебя только выдерживает? – ахнула та.

– А никак. Мы расстались, – и Таня резким движением открыла дверь подъезда, выпустив на улицу порцию света.

– Ну?! Вы же в одной группе учитесь, да? И как же… Ой, смотри, – вдруг обернулась кудрявая, – какая тачка! Интересно, чья это?

Костя стоял, не двигаясь. Таня вгляделась в темноту.

– Бандюги какого-нибудь машина, пошли быстрее. Слышала, стреляли вчера напротив?

– Ага, кошмар такой! У нас даже стекла звенели…

И девушки скрылись за дверью. Через несколько минут в доме зажегся новый квадратик окна.

Ступор покинул его. Надо уезжать, а то сейчас Таня покажет Сереге «бандитскую» машину у их подъезда. Костя быстро сел и завел мотор.

Кстати, где она там учится, в юридическом?

***

Теперь он ничего не мог поделать. Чтобы жить, он должен был видеть ее. Видеть хотя бы изредка. Нет, обещание он сдержит, встречаться с Таней не будет. К тому же девушка явно с характером. Прав Пашка, не знаешь, как к ней подступиться… Впрочем, о чем это он? Сказано: нет, значит – нет!

С таким же энтузиазмом, с каким открывал салон, Костя занялся розыском. Был куплен «Справочник высших учебных заведений» и под разными предлогами посещены или обзвонены кафедры ВУЗов. Например, он говорил, что звонит с места будущей работы студентки с целью проверить ее образование, или из школы, для сбора информации. Он не сразу сообразил, что Таня может учиться на вечернем, потом вспомнил, что слышал об этом от Серого. В рекордные сроки – в конце недели – Костя уже знал не только ВУЗ и факультет, но и расписание ее группы.

Проблема оказалась в том, что на занятия Таня, очевидно, регулярно забивала. Несколько вечеров Костя впустую просидел в автомобиле: студенты выходили из ярко освещенного подъезда и были у него, как на ладони. Только на четвертый день он увидел ее.

Вскоре Костя уже высчитал, какие лекции она посещает, а на какие плюет. Приятно было видеть, что возвращается Таня исключительно с подружками, а чаще – в одиночестве. Значит, с Димой, и правда, покончено. На совести стало легче – девушка ходит одна, в темноте, а он просто тайком оберегает ее. Костя вылезал из машины и «провожал» Таню до метро. Потом рассчитывал время и ехал через всю Москву – убедиться, что окошко в маленькой комнате зажглось. Мимо Таниного дома он проезжал быстро, чтобы не рисковать, а если девушка по каким-то причинам задерживалась, выходил из машины и шел к остановке, дожидаясь автобуса, на котором придет Таня. Не убедившись в том, что она дома, Костя не уезжал.

Так прошло около месяца, и эти недели показались ему насыщенными содержанием больше, чем вся предыдущая жизнь. Но однажды вечером Таня вот так брела в одиночестве, не глядя по сторонам. Утром шел дождь, а вечером – снег, и дорогу подморозило. Она шла, глубоко задумавшись, и не торопилась домой, несмотря на то, что ежилась от холода. Косте давно казалось, что Тане плохо, очень плохо. Что у нее случилось? Не сдала сессию? Расстраивается из-за Димы? Поссорилась с родителями? И он ничем, ничем не может ей помочь, не может подойти и согреть. Почему? Кто посмел запретить ему, и почему он тупо выполняет этот запрет? Дурацкие обещания казались ему бессмыслицей перед видом этой несчастной, одинокой фигурки. И, однако же, из-за дня в день он оставался внутри своего «лимузина». От досады Костя выключил печку. Нечего тут греться, когда ей холодно!

Таня почти дошла до его фордика, как вдруг – поскользнулась и упала. Он дернулся, схватился за ручку, но вовремя передумал: она быстро встала на ноги. Подняла сумку и стала отряхиваться от снега. Потом повернула голову – посмотреть, не видел ли кто ее в смешном положении, заметила машину и замерла. Вся ее фигура выражала опасение. Таня быстро отвернулась и, стараясь снова не поскользнуться, скорее побежала, чем пошла в сторону метро. Он не рискнул отправиться следом и правильно сделал – девушка несколько раз оборачивалась.

Но не проверить, приехала ли она домой, он не мог. Костя притормозил у подъезда – свет в окне не горел. Он посмотрел на часы – может, автобус задерживается? Он вышел из автомобиля и пошел на остановку. Подъехал автобус, и Костя отошел в тень деревьев. Из салона вылезли два парня и пожилая женщина – Тани в автобусе не было. Что же делать? Внутри у Кости все похолодело от недобрых предчувствий, воображение услужливо нарисовало ряд страшных картинок. Костя отъехал, нашел телефонную будку и опустил две копейки. В тревоге набрал номер. Трубку сняла Катя.

– Привет! – поздоровался он, не зная, что говорить дальше.

– Костя? – сразу узнала его Катерина. – А Сережки еще нет, он в гаражах. Слушай, рада тебя слышать! Ты где пропал? И от ребят вроде откололся? Не заходишь…

– Да… всё дела. Кать, ты одна дома? А где Татьяна?

– Почему одна? Таня с института недавно пришла, а что?

Костя облегченно вздохнул. Но теперь надо как-то выкручиваться.

– Да, ты знаешь, глупость такая, – на ходу придумывал он. – Не обращай внимания, что-то у меня перемкнуло. Слышал, у вас тут сегодня разборка в доме была, ну и забеспокоился, как вы. Серому только не говори, ладно?

– Ладно… А почему? – в голосе Кати слышалось недоумение.

– Ну… долго объяснять. Не говори, будь другом, – и Костя положил трубку на рычаги.

«Сумасшедший дом, – подумал он. – Скоро я вообще перестану понимать, что делаю».

***

– Кто звонил? – вылезла в коридор Таня.

Лицо у Катерины было удивленным. Она пожала плечами.

– Чудно…

– Что – чудно?

– Костика Лебедева помнишь?

– Он звонил? – Таня замерла в дверях.

– Ага… Думала, Серегу попросит, а он, наоборот: «Не говори Серому».

– А зачем звонил? – вид у Тани был испуганным.

– Да чушь какая-то! Говорит, стреляли где-то, хотел проверить, как мы. Спрашивал, дома ли ты, представляешь?

Таня не представляла. После того, как прошло полгода в тщетном ожидании, все это казалось мистификацией.

Катя внимательно посмотрела на нее:

– Да что с тобой? Ты тоже что-нибудь видела? – и сразу встревожилась. – Не помнишь, Сережка говорил, во сколько придет?

Таня молчала, решив не пугать невестку. Сегодня вечером по дороге из института девушка снова наткнулась на черную машину. Конечно, она могла перепутать, но ведь во всей Москве такую встретишь не часто. Пока ехала домой, немножко успокоилась, да и около дома никого не было. Но, придя к себе, решила не зажигать свет, посмотрела в окно и чуть не умерла со страха. Злополучная иномарка стояла прямо напротив подъезда, так же, как и в прошлый раз, когда они со Светкой возвращались из кино.

Неужели преследуют именно ее? Но этого не может быть! Таня не имела никакого отношения к бандитам или чему-то подобному. А если это связано с братом и его кооперативными делами? Не зря же беспокоится Лебедев… Она видела новый фильм – чтобы отомстить бизнесмену, выкрали его жену. Что же делать? Родителям сказать нельзя. Спросить у Кости? Да ни за что!

Пашка – вот кто может помочь! Пусть докажет на деле, что готов ее защитить. «В конце концов, – подумала Татьяна, уже лежа в постели и слушая, как брат вяло переругивается на кухне с женой, – Павлик действительно верный и надежный». Так что еще надо для счастья?

«Звонит он, видишь ли! – снова вспомнила Таня, – беспокоится. Поздно… Да пошел ты!».

Но всю ночь ей снился Костя. Во сне она смело подходила к огромной и страшной черной машине, открывала дверь, а в ней оказывался он: на лице – насмешливое выражение, в руках – пистолет.

«Да стреляй! – говорила ему Таня, – так будет лучше».

***

На другой день, в выходной, все показалось ей чепухой, выдумкой. Стоит ли привлекать Пашку? Она глянула в окно – ничего подозрительного – «Жигули», «Москвичи» и «Запорожцы».

– Танька, выключи музыку, с утра пораньше врубила, – просунул голову в комнату брат.

– Закрой дверь, – рявкнула Татьяна. – Я еще не оделась.

– Не оделась, а Бутусов уже орет.

– А это твой Павлик мне кассету принес, ты же любишь Павлика, – огрызнулась Таня. – Вот я и слушаю теперь.

– Зато сам он такое не слушает, – ухмыльнулся Серега.

«Но я – хочу быть с тобой… Я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой… В комнате с белым потолком, с правом на надежду…» – пел «Наутилус». Таня накинула халат и сделала магнитофон потише. Повертела в руках коробочку из-под кассеты. Молодец, все-таки, Пашка: чего не попросишь – все сделает. Кто ему, интересно, дал альбом? Список песен написан незнакомым размашистым подчерком. А вдруг это Костина кассета? «Да хватит ерундой заниматься», – одернула она себя. – Надоело!» Таня погладила коробочку и пошла умываться.

За завтраком Кате так и хотелось рассказать мужу про вечерний звонок Лебедева. Она вертелась, многозначительно поглядывая на золовку, но та чуть заметно мотнула головой, и Катерина промолчала.

– Тань, сходи в магазин, возьми талончики, может, что выкинут. И хлеба купи, – попросил Серега.

– Опять в очереди стоять… – вздохнула Татьяна. – Ладно, быстро не ждите. Я в дальнюю… Там две буханки в руки дают, и народу поменьше.

Таня не призналась бы в этом даже себе, не то что брату, но была и иная причина: в тех краях жил Лебедев, а значит, существовала вероятность нечаянной встречи… Срезала дорогу и неподалеку от магазина встала, как вкопанная: прямо за булочной оказалась припаркована та самая черная иномарка. Таня рванула в кондитерскую, а обратно пошла совсем другим путем.

Днем, как обычно, забежал Пашка. Она вышла на кухню:

– Паш, у меня к тебе дело, – и Таня выразительно посмотрела на него, давая понять, что при всех говорить не будет.

Он обрадовался, выскочил из-за стола и пошел за ней в комнату. В двух словах Таня рассказала ему про цепочку совпадений. Описала машину. Поведала, стараясь оставаться спокойной, и про Костин звонок. По мере рассказа она видела, как вытягивается Пашкино лицо. Значит, все действительно серьезно.

– Паш, что это может быть? У вас все в порядке с кооперативом, никто не наезжает? Ты только Сереге не рассказывай пока… А то он нас вообще дома запрёт.

Паша кусал губы, раздумывая, что ответить.

– Танюш, не беспокойся. Я все выясню. Если опять увидишь кого – сразу звони. Ты в понедельник идешь в институт? Я тебя встречу.

Таня согласно кивнула.

«Ну, Лебедев, ты и скотина, – подумал Павел. – Ничего, я тебя выведу на чистую воду! И вообще, все к лучшему. Таня уже разрешает себя встречать – спасибо тебе, дорогой!»

– Чё у вас там за секреты? – с любопытством спросил Серега, когда приятель вышел. – Дела налаживаются?

– Да так, – Паша решил пока ничего не говорить другу, – там видно будет. А секреты – это прости, брат, секреты!

***

В понедельник вечером Костя, ругая себя последними словами, снова сидел в машине около института. Наконец потянулись студенты, половину из которых он уже знал в лицо. Твою мать! Он выматерился и откинулся на сидении, стукнув кулаком по приборной доске. Таня шла вместе с Павликом. И откуда он только нарисовался, как Костя его не заметил?

Около машины парочка остановилась, Паша что-то сказал девушке и двинулся прямо к фордику. Она послушно кивнула и испуганно встала неподалеку. Костя обреченно ждал разоблачения. Не дожидаясь, пока друг постучится, приоткрыл дверь. Тот с ухмылкой уселся рядом.

– Ну и что вы скажете в свое оправдание, подсудимый? – Пашка продолжал весело улыбаться, но в глазах его ясно читалась злость. – Поведайте нам, как вы держите слово и цените дружбу? Впрочем, все это мы уже слышали. Ну и свинья же вы, Константин!

Костя бросил взгляд в окошко, туда, где переминалась Таня, готовая в любой момент бежать за помощью. Снег успел запорошить ее – опять она с непокрытой головой…

– Что ты сказал ей?

– Пока ничего. Сказал, пойду, узнаю, кто ее преследует.

– Иди… сочини что-нибудь. Она, небось, боится, что тебя сейчас укокошат. Не, в принципе, отличная мысль…

– Слушай, ты! – Пашка сжал кулаки. – Раньше надо было думать, чтобы не напугать ее. Чего ты здесь забыл?

– Да, боюсь, ты все равно не поймешь, – задумчиво произнес Костя.

– Где уж мне понять такую подлость!

– Что ты сказал?! – у Кости заходили желваки – Подлость? Подло так поступать со мной, не давая мне ни шанса, ни права. А я не подлец! Я не подошел к ней, и подходить не собирался!

– А что ты собирался делать?

– Не знаю, Пашка, – Костя устало опустил голову на руки, лежащие на баранке. – Честно, не знаю. Накапаешь Серому?

– Слушай, да ты с ней не знаком практически! – буквально взмолился Павел. – Пунктик у тебя, что ли? Хочешь, скажу, почему ты здесь? Просто Серый тебе запретил! А запретный плод, как известно…

– Так ты расскажешь ему?

Паша задумался. Конечно, если узнает Серега, будет скандал. Но тогда может узнать и Таня. А это ни к чему. Да и Лебедев в результате вполне способен плюнуть на все обещания.

– Нет, – буркнул он, – но больше ты сюда не приедешь.

Костя тоже колебался. По идее, вылезти бы сейчас, позвать Таню и все рассказать. Все, что он чувствует. А там – пусть решает сама, и наплевать на всех. Никто не мог бы ему запретить, смешно даже, кабы не дурацкое слово! И для чего он его давал? Вот только будет ли он себя уважать? Да и… В кооперативе начались неприятности. Не подходящая он сейчас личность, чтобы признаваться девушке в любви, а то как бы ее опасения насчет бандитов не стали страшной реальностью. Кроме того, Костя хорошо представлял, как должен выглядеть идеальный спутник жизни для такой, как Таня. Особенно в глазах ее родственничков.

– Ладно. Вылезай, давай. А то она совсем примерзнет. Иди, изобрази героя. Скажи, что все бандиты лежат с пулями в голове.

Пашка презрительно хмыкнул.

– Удачи на дорогах! – пожелал он и открыл дверцу.

А Костя, не глядя, как друг возвращается к девушке, круто развернул автомобиль. Взревел мотор, и машина растаяла в темноте.

***

– Ну?! Что там? Кто это? Я тут со страха уже помираю. Ну ты даешь, Пашк…

– Все в порядке, – Павел бодро взял ее под руку, – никакого риска, я же знал, что у нас все в ажуре. Ребята кое с кем тебя перепутали. Девчонка тоже живет в нашем районе, а учится здесь.

– Это кто же?

– Не знаю. Она бросила одного из них, вот он и караулит.

– Что же, он свою девушку узнать не может? – не поверила Таня.

– Почему?

– Ну, ты сказал, что со мной перепутали.

– А, да нет, – поправился Паша. – Просто они ее пасут, а ты тут не при чем.

– А-аа… – успокоилась Таня.

– Но ты все равно мне скажи, если кого увидишь, ладно? На всякий пожарный…

– Хорошо. Спасибо тебе, Паш… Ты настоящий друг! Даже не знаю, кто бы еще для меня такое сделал?

Ему стало неловко от незаслуженной похвалы. Но, в конце концов, он действительно готов ради нее на все!

– Да ладно, прекрати… Я и завтра тебя встречу – для спокойствия…

– Я завтра не учусь, – вывернулась Таня.

– А когда ты учишься? Готов защищать тебя двадцать четыре часа в сутки, только позволь!

– Но мне надо иногда поспать, – отшутилась Татьяна. – Так что спасибо.

– Тань, я серьезно… – начал было Павел, но она прервала:

– Паш! Не настырничай. Тише едешь – дальше будешь. У тебя есть жетончик на метро?

***

Костя молча стоял перед коротко стриженым «бычком» в кожаной куртке.

– Расслабься, Костян! – вещал «бычок». – Если кто, кроме нас, придет, посылай на три буквы. Это наш район, ясно? Так и скажи – я под Козырем. И не дрейфь. А мы разберемся.

За спиной у Козыря стояли двое – бесцветный, худой парень с прыщавым лицом и огромный, гориллообразный жлоб с покатым лбом и вывернутыми наружу губищами. Когда Филин – а это был он – впервые заявился в кооператив со своим боссом, Костя, не взирая на остроту ситуации, усмехнулся: племянник методиста нашел свое место в жизни. Филин тоже сразу узнал его и заявил, харкнув на пол:

– Ну, Лебедь, гнида, ты попал! Да мы три шкуры с тебя сдерем…

– Тебя дядя из РОНО сюда прислал? – Костя не скрывал презрения. – Молодец – правильно профессию выбрал. Шестеркой тебе – в самый раз!

Филин полез было на него, но Козырь остановил охранника одним движением руки:

– Уймись, Филя. Когда тебе скажут, тогда и будешь выступать. А с бизнесом я сам вопрос порешаю.

Тогда Косте пришлось, конечно, согласиться с предложенными условиями. Ну, так и пусть теперь выполняют свои обещания.

– Не дрейфь… – снова произнес «бычок», при этом почему-то беспокойно оглянувшись на дверь.

Костя с сомнением покачал головой.

– Значит, когда они были? – уточнил Козырь.

– Два дня назад. И, между прочим, сказали, что насрать они на тебя хотели.

Филин, по своей привычке, возмущенно сплюнул на пол.

– Не харкай мне тут, потом с хлоркой придется мыть, – скривился Костя.

– Чё? – начал разбухать Филин, но Козырь только отмахнулся.

Несмотря на нахрапистый тон, на лице у него было написано беспокойство.

– Значит, мало Махмуду рынка? Ладненько… Разберемся, – во второй раз повторил он, и добавил угрожающе:

– И не вздумай им башлять! А то возьму и за себя, и за того парня, раз лишние есть.

– Чувствую, разотрете вы меня меж собой, – невесело усмехнулся Костя.

– Не ссы. Уладим, – Козырь кивнул своим «пацанам», и все трое скрылись за дверью.

Скорее бы бросить этот салон! Достали уже, уроды…

Бабки, чтобы вернуть «фарцовщику», практически собраны, но Мишка просит на новый компьютер. Первый, купленный на Костины деньги ЕС-1841, давно стоит у его друга11. Второй – дома у Лебедева. Работали по ночам. Они нашли и заинтересовали еще одного классного программиста, которому, конечно, тоже нужна «машина». Костя и сам рвался заняться любимым делом. Это непаханое поле, говорил он Мишке. Почти никто нормальных программ не пишет, а тиражировать их – вообще золотое дно. Костя боялся сглазить, но, кажется, через одного знакомого главбуха солидное предприятие закажет у них программное обеспечение. А ведь еще есть заказ на складскую программу и в строительную контору. Сложно будет справиться такими небольшими силами, значит, надо развиваться. Ладно, решил он, срок долга – еще через несколько месяцев, можно снова собрать с салона. А пока надо покупать ЭВМ. Или разворачивать дело, или уж не браться, третьего не дано.

– Ушли? – испуганно выглянула Леночка. – Константин Викторович, вас там к телефону, Сергей какой-то.

Звягинцев? Неужто сейчас начнется разборка?

– Кость, выручай! – голос у друга был торопливый. – Машка чем-то отравилась, «скорая» хотела забрать, а Катька, дура, отказалась. А теперь ревет, не знает, что делать. Машку рвёт… Ты на колесах? Добрось до Морозовской…

– Конечно! Через полчаса буду, собирайтесь, – Костя схватил плащ.

Сергей с девочкой на руках и Катя уже ждали его на улице.

– Спасибо тебе, – Серега был бледен.

Машка всю дорогу хныкала, а Катя ее успокаивала. Костя старался ехать как можно быстрее, но осторожно. В больнице их встретила толстая тетка с усами.

– Так! Почему без направления! Как я могу принять без направления? А вдруг у вас желтуха, а я вас положу в отделение со здоровыми? А если я вас в «инфекцию» положу, а у вас нет желтухи? Заразитесь, а я отвечай! Вызывайте скорую на дом, пусть бригада решает.

– Я подписала отказ, они больше не приедут… – заплакала Катя. – Ну, пожалуйста, что вам стоит?

– Минутку, у вас больница или что? – вмешался Сережа, переходя на крик. – Врачей нету – понять, что с ребенком? Я что, больную девочку обратно повезу? Медики, блин, твою мать.

– Да вы тут не хулиганьте! – тетка уперла руки в боки – А то сейчас охрану позову.

– Так, тихо-тихо, – вмешался Костя. – Серег, успокойся. Можно вас на минутку?

Тетка с подозрительным видом отошла с ним к окну.

– Вы не сердитесь, понимаете, родители ведь, волнуются, – в руках у Лебедева появилась купюра. – Может, поможете?

– Ну, хорошо, – мигом успокоилась врачиха, – раздевайте ребеночка.

– А можно, я здесь останусь? – забеспокоилась Катя. – Она одна испугается, будет плакать!

– Не положено! – рявкнула тетка и покосилась на Костю. – Ну, если только в виде исключения…

Тот кивнул и достал из нагрудного кармана еще одну бумажку.

– Ладно, наденьте халат, скажите охране, что я разрешила.

Через полчаса Костя уже вез Серегу домой.

– Как ты думаешь? Все будет нормально? И чем накормили, сами не поймем…

– Да не бойся. Такое бывает. Меня тоже, помнится, в детском садике отравили. Живой ведь.

– Слушай, сколько я тебе должен?

– Нисколько.

– Ну, как это, Кость?

– Да так… Расслабься, разбогатеешь – отдашь. За ребенка грех брать.

– Что-то в этой больнице грешить не бояться… – мрачно заметил Сережа.

– А я – боюсь, – серьезно ответил Лебедев.

– Как у тебя дела вообще? Что в салоне?

– Да все нормально, – отмахнулся Костя, открыл форточку и достал сигарету. – А у тебя? Вовка не дурит?

– Нет, ты что. Все по-честному. В этом месяце еще больше заработали.

– Классно.

Они припарковались у дома.

– Танька еще не пришла… Расстроится, – Серега взглянул на окна.

Костя незаметно посмотрел на часы: да, Таня еще в институте. Интересно, Пашка ее встречает? Или она будет теперь ходить одна, а он, Костя, не сможет ее защитить? Неизвестно, какая из двух бед лучше. Может, все-таки поехать?

Серега от души пожал ему на прощание руку, и Костя почувствовал угрызения совести. Друг скрылся в подъезде, а он все еще не трогался с места, не в силах принять решение. И вдруг вздрогнул – в затемненное окошко кто-то стучал. Костя поднял глаза и обомлел.

Глава 3. Не отступлюсь

Таня решила не ходить на вторую пару. Тупая, нудная лекция – все это есть в учебнике, слово в слово. Старуха диктует прямо оттуда. Посещаемость она уже отметила, так что… Таня вышла из института. Как похолодало, что и говорить – декабрь! Павлику она сказала, что не учится всю неделю, в надежде, что он откажется от идеи ее встречать. А если и придет, то не застанет… Как Таня не уговаривала себя, что Паша – самый лучший вариант, сердце было не уговорить.

Так что из автобуса она вылезла часа на полтора раньше обычного. И сразу обнаружила черную иномарку у своего подъезда. Сердце заколотилось, и она замедлила шаги. Все-таки странно… Таня знала всех девчонок, живущих в их доме – ну, почти всех. По крайней мере, ни в ее, ни в соседних подъездах нет никого, кто учился бы в юридическом. Да и давно пора этим ребятам найти свою дамочку!

Она вдруг поняла, что пока сама все не выяснит, не сможет побороть страх. Если узел – надо его разрубить, она так привыкла. Таня решительно направилась к машине. Она просто спросит, как зовут девушку, которую они ищут, может, сможет помочь?

Таня подошла вплотную. Через темное окно было видно, что внутри кто-то есть, кажется, один. Она постучала. Через секунду дверца открылась, и тогда ей показалось, что она попала в собственный сон. Перед ней сидел Костя – стриженный, очень взрослый. Они уставились друг на друга. Потом он быстро нагнулся вправо и распахнул соседнюю дверцу. Как под гипнозом, Таня обошла машину и села рядом. Костя завел мотор, и они поехали в неизвестном направлении. Оба продолжали молчать. Наконец он остановился в каком-то дворе и посмотрел на нее. Никаких объяснений было не надо. Ничто, кроме рычага коробки передач, больше не отделяло их друг от друга. Таня закрыла глаза, погружаясь в горячие волны его поцелуев, прижавшись, гладила его по голове, целовала лицо. Некоторое время они не могли оторваться друг от друга, хотя было ужасно неудобно сидеть боком.

Таня первая произнесла какие-то слова.

– Ты сволочь, – сказала она, а на глазах навернулись слезы. – Если бы я не… ты бы никогда не пришел. Никогда – я знаю! Скажешь, нет?

– Не пришел бы, – хрипло согласился он, часто дыша и не выпуская ее из объятий.

– Почему, могу я знать? Я два года, как дура… – Таня выдернула свою руку.

– Серый взял с меня слово.

– Вон оно что! Ну и пошли бы вы… оба! Куда ты привез меня? Пусти – я пойду!

– Ну, конечно, – он снова притянул ее к себе, – кто ж тебя теперь выпустит?

Таня и не собиралась вырываться, только скинула куртку.

– Давай на заднее сиденье, – тихо сказала она.

Они перебрались назад, и снова обнялись. Как долго она мечтала об этом – и вот… Сердце ее разрывалось от счастья, и все существо тянулось к нему, стараясь раствориться в его тепле. Костина рука спустилась с ее шеи по спине, залезла под свитер, поползла вверх и дотронулась до груди.

Таня моментально отодвинулась.

– Ты что?! – возмутилась она. – Я тебе не Ирка.

Она одернула свитер и нахмурилась. За кого он ее принимает? Думает, раз вот так села к нему… Сама виновата!

– Прости… Танечка, милая, прости, ладно? Я нечаянно, не обижайся… Посиди, я сейчас, только покурю.

Костя вылез из машины, взял из бардачка сигареты. Долго прохаживался туда-сюда по улице, так что ей уже захотелось позвать его.

Наконец вернулся.

– Садись вперед, – сказал он, – так будет надежнее.

Таня хмыкнула и пересела, стараясь держаться с достоинством. Но не утерпела, спросила:

– А зачем ты Сережке слово давал? Тебе все равно было, да?

Он задумчиво смотрел на нее:

– Нет… Наоборот. Думал – не имею права… Да я и сейчас так думаю. Ты ведь – принцесса. А я – кто?

Таня по-настоящему удивилась… Вот это да! Все у него вверх ногами…

– А ты – просто дурак! – она порывисто схватила его руку.

– Тань… – начал он. – Не, Серега ведь прав, по большому счету. Я даже жениться сейчас не могу, а смотреть на тебя спокойно – тоже.

– Что же ты тогда делал у института?

– Смотрел, – усмехнулся Костя. – Но издали – оно как-то легче.

Ее так и подмывало спросить, почему это он не может жениться, и объяснить ему, что у нее есть принципы. Но он и сам все прекрасно понимал.

– У меня сейчас трудности, вмешивать тебя в это нельзя. Через полгода все должно наладиться. Будет, конечно, скандал. Твой братец и родители… Сама знаешь. Но если дождешься, обещаю тебе – я от своего не отступлюсь. Веришь?

Таня кивнула. Она верила ему безгранично. Неужели весь этот кошмар закончился, и он все-таки любит ее? Это сказка, настоящая сказка. А скандалов и родителей она не боится.

– Мы пока никому ничего не скажем, – она положила голову ему на плечо, ласково перебирая длинные, тонкие пальцы. – Только, подожди…

Таня подняла голову:

– А Пашка-то? Получается, он в курсе? Застал тебя в этой машине и все понял…

– Да он и так прекрасно знал, что это моя машина.

– Вот это верный и преданный друг! – Таня расхохоталась. – А я-то думала…

– Да ладно тебе, а что он должен был делать? Сказать – благословляю? Здесь каждый сам за себя.

– Кость, а почему ты звонил – помнишь, на днях, Кате?

– Да я испугался, что ты домой не пришла. Приехал от института – а окна темные…

– А я из темного окошка следила. Потому и Пашку позвала – думаю, что за хрень? А сегодня смотрю – опять… Ну и не выдержала.

– Я понял, – Костя нахмурился. – Послушай, он тебе нравится?

– Кто?! – Таня с силой замотала головой. – Павлик? Нет, нет, конечно. Кость, скажи, кассету ты ему дал, да?

– Ага.

– Я сразу почувствовала, она у меня самая любимая! – Таня захлопала в ладоши.

– Глупышка, – улыбнулся Костя. – Ты еще маленькая девочка… Ну, куда я лезу, а?

– Сережка уже женился в этом возрасте! Какая я тебе маленькая!

– Малявка ты и есть, – Костя снова привлек ее к себе и они долго, не отрываясь, целовались.

– Серый считает, что я тебе жизнь испорчу, – Костя усмехнулся и задумчиво посмотрел на нее, – а я вот не знаю, что ты с моей жизнью сделала? Я никого, кроме тебя, не вижу, как умопомраченный.

– Да? – язвительно произнесла Таня. – А как насчет самоволочек, а?

– Каких самоволочек? – удивился Костя.

– С казахскими девочками!

Костя расхохотался. Потом глянул на часы и встревожился.

– Знаешь что, поехали-ка домой. Тебя сейчас брат искать будет. И, блин, я идиот, совсем забыл сказать. Только ты не расстраивайся. Катя с маленькой в больнице, я сам отвозил, Машка немножко приболела. Чего-то съела просто…

– Как это – немножко – и в больнице? – испугалась Таня. – Кость, давай скорее домой. Я же знала, знала – не бывает полного счастья…

Он кивнул и завел автомобиль.

У подъезда они быстро поцеловались и договорились встретиться завтра на Театральной, где работала Таня, в шесть часов вечера.

***

Мама, конечно, еще не спала.

– Ну, что так поздно, Костя! – она вышла в коридор со своей обычной фразой и с удивлением посмотрела на него:

– Что с тобой? Выпил?

– Нет… Нет, с чего ты взяла?

Наверное, выражение лица у него было совершенно идиотским от счастья.

– Костя, не нравится мне все это! Тебя не поймешь… То ходишь, как в воду опущенный, весь в себе. То – рот до ушей… Ну, зачем тебе эти кооперативы, работал бы, как человек, и всё!

– Как зачем, мам? Это же деньги! – рассеяно отвечал Костя.

– Деньги, деньги… Не нравятся мне эти деньги! Ну, вот подумай, на чем ты делаешь деньги? Какие фильмы вы там показываете, чему учите? Грех это все сплошной!

– Ой, мам, не начинай. По-твоему, все запретить надо, и греха не будет. Кто не захочет, того не испортишь, – повторил он привычно.

– Но я не хочу, чтобы это шло через моего сына! Я батюшке рассказывала, чем ты занимаешься. Он говорит…

– Мама, я все знаю. Успокойся. Это временно. Вот заработаю еще немного, отдам долг, и начну нормальное, хорошее дело. Так что даже твой батюшка не прикопается.

– Не будет ничего хорошего с этих денег, чувствую я… Разогреть тебе суп?

– Нет, мам, не хочу ничего, – Костя ходил туда-сюда по коридору.

Потом не выдержал и унес телефон к себе в комнату. «Если подойдет Серый, просто спрошу, как дела, не звонила ли Катя, – решил он, – Танюха, возьми трубку, почувствуй, что это я».

Она, конечно, почувствовала.

– Алё, – голосок ее был взволнован.

– Это я, Танечка, я соскучился.

– Я тоже…

– Девочка, родная моя, спокойной ночи, иди, ложись спать. Я люблю тебя…

– Я тоже… Спокойной ночи, – тихим шепотом произнес ее голосок.

– Ну, клади трубку первая.

– Нет, клади ты.

– Давай вместе.

– Давай.

– Ну, что же ты не положила?

Она тихонько рассмеялась.

Но тут в телефоне раздался Серегин голос:

– С кем это ты?

– Спокойной ночи, – быстро произнесла Таня, и в трубке послышались гудки.

***

Таня открыла дверь своим ключом и вошла, стараясь стереть с лица восторженное выражение. Но когда она увидела брата, в тревоге ходящего взад и вперед, уголки ее губ опустились сами:

– Катя звонила? Как они там? – спросила она.

– Звонила из автомата, почти не слышно. Вроде ничего… А ты откуда знаешь? – вдруг удивился Сережа.

– А… я соседку встретила, говорит, ваши в больницу поехали, – Таня по-настоящему испугалась: сейчас брат спросит, что за соседка.

Но ему было не до того. Однако после телефонного разговора он снова привязался к ней.

– С кем это ты любезничала, на ночь глядя? И вообще… что-то с тобой сегодня не так.

Таня давно знала, что лучший способ соврать – это сказать половину правды.

– С одним парнем. Моим другом.

– Да? И кто это? Познакомишь?

– Посмотрим.

– И что там у тебя с ним, давно это? – брат принялся за допрос.

– Сереж, отвянь. Мы только познакомились.

– Сколько ему лет? Учится, работает? Вы что, на улице познакомились?

– Говорю тебе, не приставай! Учится, учится.

– Танька, смотри мне! Будь осторожна!

– Буду, буду…

Сережа решил пока отстать от сестры. Сейчас у него не то состояние, а позже он обязательно все узнает. В конце концов, девочка выросла, как водить ее на поводке? Жалко Пашку, так ничего у него и не получается… Ладно, посмотрим еще, что это за кавалер такой.

***

Она не знала, как отработала день. Костя уже стоял, как договорились, у Большого. Таня бросилась в его объятья.

– Представляешь? Машку выписали. Катя сама приехала с ней днем на метро. Ей там что-то промыли, и сказали, что все нормально.

– Могли бы и подержать для спокойствия денек, вот паразиты! – возмутился Костя.

– Да ладно, они уже дома, Катя мне на работу звонила. Знаешь, она тебя так расхваливала… Я теперь боюсь – уж не влюбилась ли?

– Не пугай, Танюха, а то Серега точно меня отстреляет.

– Я сказала ему, что познакомилась с парнем… Представляешь сюрприз?

– Даже представлять пока не хочу. Куда пойдем? Ты наврала небось, что учишься?

– Да вот еще, буду я ему отчитываться! Пошли в кино, только нормальное, не в салон.

– Давай, я сам по видаку не соскучился. В «Художественном» «Асса» идет.

– А про что это?

– Не знаю. Там «Кино», кажется, поет. Тебе нравится Цой?

– Да, конечно, пойдем. Или поедем – ты на машине?

– Нет, пешком. Ты когда рядом – не могу за баранку держаться и на дорогу смотреть, – улыбнулся он.

– Кость, а откуда у тебя такая машина? Ты у нас что, богатенький стал?

– Пока не стал, но, надеюсь, стану.

– Знаешь, ты на этой машине так выглядишь классно… Слушай, а приезжай за мной в институт завтра, а? Только к самому выходу подрули, пусть все видят, какой у меня парень!

– Ладно, – засмеялся он, – договорились.

– А когда ты мне свой видеосалон покажешь?

– Ни к чему тебе туда, – нахмурился Костя. – Всякая шушера повадилась… Не хочу, чтобы тебя видели. Да и Серега может зайти.

Из кинотеатра Таня вышла зареванная. Фильм оказался превосходным, но ужасно жалко было замечательного Бананана. Костя ласково вытер ей слезы. Он даже не мог вспомнить, о чем кино. Сидел, держал Танину руку, и думал. О кооперативе, о Козыре, о Тане, о матери, о Сереге и снова о Тане.

– Пора домой, – она огорченно посмотрела на часы, – а то, если буду поздно приходить, брат следить начнет.

– Да, неприятности нам не нужны… – согласился Костя.

Он проводил ее до подъезда, они вошли внутрь и еще минут пятнадцать целовались у лифта, рискуя встретить знакомых и вздрагивая при каждом шорохе.

***

Настроение у него было прекрасное, Костя как будто летал. В салоне, в котором он успел открыть маленький магазинчик, давно не появлялись темные личности. Деньги были. Костя уже решил, что купит Тане к Новому Году что-нибудь необыкновенное, и несколько раз захаживал в ювелирный отдел, присматриваясь к украшениям.

Когда она посещала институт, Костя встречал ее вечером у выхода. Ему нравилась эта игра, и он забавлялся, глядя, как радуется Таня. В самый первый раз она спустилась по лестнице с толпой однокурсниц:

– Ну, все, девчонки, пока, за мной приехали! – Таня небрежно махнула рукой и непринужденной походкой направилась к «фордику».

Костя вышел из машины, они поцеловались, он открыл дверь, и Таня, как светская дама, элегантно уселась, наслаждаясь произведенным эффектом.

Если Таня прогуливала занятия, а это случалось все чаще, он ждал ее после работы, правда, встречу уже не демонстрировали – здесь вкалывали знакомые Таниных родителей. Потом они ехали куда-нибудь в безлюдное место, останавливали машину и сидели в ней, пока не наступало время «вернуться из института». В Тане постепенно просыпалась женщина, ее поцелуи становились более страстными, и Косте все труднее было сдерживать свои желания. Однако известной грани он ни разу не перешел.

Все это время они узнавали друг друга – чувство пришло к ним раньше, чем они могли это сделать. Но высшие силы не ошиблись: кроме невероятного притяжения души и тела, Косте было интересно с ней. Он понимал – она серьезнее, образованнее его самого. И, хотя он по-прежнему видел в Тане всю ту же маленькую девочку, которую надо защищать и оберегать от любых проблем, с уважением прислушивался к ее мнению по вопросам, в которых сам являлся полным профаном. Так что в перерывах (небольших) между объятиями и поцелуями Костя с Таней не могли наговориться – обо всем на свете, нагоняя упущенные, прожитые друг без друга дни.

Правда, в свои кооперативные заморочки Лебедев ее не посвящал – незачем девушке беспокоится, это его, мужские дела. Только в одном вопросе у них и возникли разногласия: Таня настаивала, чтобы Костя восстановился в институте и защитил диплом. Ей казалось, это более надежный жизненный путь. Конечно, ей льстило, что ее парень занимается собственным бизнесом, и все-таки она относилась к кооперативу почти так же настороженно, как и мать. Но Костя-то понимал: сейчас не время получать корочки. Детство кончилось, теперь надо поскорее и как можно крепче встать на ноги, чтобы обеспечить Тане достойное будущее. Такое, что никто бы не мог сказать, что Лебедев – не подходящая для нее партия.

Он всерьез думал о женитьбе. Теперь это казалось совершенно естественным – быть с нею всегда, никуда от себя не отпускать. Как он мог так долго существовать без нее прежде – Костя не понимал. День, проведенный без Тани, без ее голоса, взгляда и прикосновений, казался прожитым совершенно напрасно.

Приближался Новый Год. О том, чтобы встречать его порознь, даже речи не шло. Они строили планы, но не знали, как их воплотить, не выходя из «подполья». Оба сходились на том, что пора раскрываться перед Таниной семьей…

***

В субботу утром, за неделю до праздника Катя составляла список приглашенных. Предстояло еще «достать» продукты, но тут Вовка обещался помочь.

– Сколько человек получается? – поинтересовался Сережа.

– Мы втроем, Машку не считаем… Спроси, кстати, у мамы, может, возьмут ее на ночь? Потом, конечно, Павлик, Вовка, Маринка моя, Нелли с мужем. А, ну, Костик, конечно!

– Костик? Ты же его раньше недолюбливала… – Серега замялся.

Конечно, Танька вроде и думать забыла о Лебедеве, но стоит ли рисковать… А не пригласить его – совсем некрасиво.

– Да ты что! – возмутилась жена, – спятил? Как нам понадобилось в больницу ехать – Вовка твой где был? Типа, не могу, у меня клиент, да и двигатель барахлит. А Лебедев через пять минут приехал! Да если бы не он… Ну, не ожидала от тебя!

– Ладно, ладно, я так просто спросил. Конечно, пригласим, – поспешил согласиться Сережа.

– Танюш, а ты кого позовешь, давай, запишу сразу? – Катя посмотрела на золовку, которая по третьему разу намывала одну и ту же тарелку.

– Светку, кого еще.

– А Диму?

– Мы расстались давно.

– Да? Но, я думала, может, вы уже помирились…

– Кстати, забыл рассказать! У нас ведь новый кавалер теперь, – брат буравил Таню испытующим взглядом, – но очень секретный, как зовут, даже не знаю.

– Правда? И молчишь? – обиженно протянула Катя.

– Да… чего было говорить раньше времени…

– А сейчас уже можно говорить? – хитро улыбнулась Катя. – Давай, колись, кто он, сколько лет. Интересно же!

Таня сделала вид, что внимательно разглядывает дно заварного чайника – тщательно ли отмылось.

– Ну, ты видишь? Молчит, как партизан, – пожал плечами Сережа. – Смотри, Танька, я уже беспокоиться начинаю… Могу ведь и сам узнать!

– Вот поэтому и не говорю! – отрезала Таня. – Надоела твоя опека.

– Тань, а ты пригласи его на Новый Год, познакомиться, – примирительно начала Катя. – Мы и увидим, что нет повода волноваться.

– Посмотрим, – неопределенно ответила та и поспешила покинуть кухню, оставив чайник в раковине.

Катя с Сережей переглянулись.

– То-то думаю, Танька такая счастливая ходит, – вздохнула Катя. – Совсем другая… И скрывает не зря – видно, что-то серьезное, о таком не трындят. Любовь, тебе не кажется?

Сережа нахмурился.

– Ладно… Поглядим еще, что за любовь такая, что-то мне подозрительна эта скрытность.

– Да тебе все подозрительны, кроме Пашки твоего. Ну не любит его девочка, это же ясно!

Сергей только вздохнул. Ничего хорошего от нового знакомства сестры он не ждал.

– Я гулять, – коротко бросила Таня, через полчаса выходя в коридор.

– Далеко?

– В центр.

– А квартиру Катька одна убирать будет?

– Почему одна? С тобой… Да ладно, не ори, приду – помогу…

– Чтобы не поздно, – крикнул ей вслед брат.

– Ага, – отмахнулась она.

***

Накануне вечером, пока домашние купали малышку, Таня созвонилась с Костиком. Тот c утра был расстроен – сломалась машина.

– Барахлит чего-то, так и не смог завести. Может, из-за мороза, не знаю. Надо отогнать Вовке, пусть смотрит.

– Значит, не увидимся завтра, будешь занят?

– Как – не увидимся?! Целый выходной? В понедельник отгоню, пока ты на работе будешь.

– А куда пойдем? Не в подъезде же мерзнуть?

– А у тебя, судя по голосу, есть план? – усмехнулся Костя на другом конце трубки.

– Да, – Таня говорила почти вызывающе. – К примеру, в гости не хочешь меня пригласить? Я даже не видела, как ты живешь.

– Хорошо, – растерялся Костя, – только… Мне надо прибраться, что-то купить. Чем я кормить тебя буду?

– Я похожа на обжору? Слушай, сейчас мои из ванной выйдут, говори быстрей адрес. Да знаю я твой дом, какая квартира?

Костя назвал номер:

– Во сколько придешь?

– Часов в двенадцать, в час. Все, кладу трубку, целую.

Так что с утра Костя уже суетился – не хотелось, чтобы Таня разочаровалась своим первым к нему визитом. Он умудрился достать хорошее шампанское. Мысли текли только в стандартном направлении: фруктов зимой не бывает, значит, конфеты. Или накормить ее обедом? Ну, не борщом же, который сварила мать, или картошкой.

Кстати, мама. Очевидно, этой проблемы для Тани не существовало, но она существовала для Кости. С утра он начал «подбивать клинья».

– Мам, а ты никуда сегодня не собираешься?

– А куда я должна собираться? – рассеянно спросила она.

– На службу, к примеру…

– На службу я в воскресенье, ты же знаешь, – мама выбирала из шкафа белье.

Совершенно очевидно, она затеяла генеральную уборку. В Костины планы стирка не входила.

– Ну, тогда к тете Нине сходи, развейся. Чего ты опять завелась? Ну, хочешь, я сам все сделаю? Только белье отложи, а полы и все такое…

– Убираюсь, чтобы в воскресенье не убираться, сделаешь ты, как же! – мать, наконец, подняла на него глаза, начиная что-то соображать. – Хочешь, чтоб я ушла, что ли?

– Ну… нет… Если честно, то – да.

– Костя!

– Ну что «Костя»?!

Она укоризненно покачала головой.

– Опять? Давно ты не приводил девиц, как с армии пришел, я так радовалась, что угомонился!

– Мам, это совсем, совсем другое. Я тебе давно хотел рассказать, но как-то не получалось. Мамуль, я, наверное, женюсь.

Мама так и села на диван, уронив белье на пол.

– А на ком? На ком? Костенька, это же очень хорошо, очень… Это хорошая девочка? Надеюсь, не Ира? – вдруг испугалась она.

– Мам, ну какая Ира! Я… пока не могу сказать. Очень хорошая, поверь, ты будешь рада.

– А зачем мне тогда уходить? – голос матери снова стал подозрительным.

– Понимаешь, она здесь впервые, ну и пока мы не готовы знакомиться с родителями, после Нового года решили. Дай ты человеку освоиться!

– Ладно, – мать неожиданно согласилась, – пойду к Нине. Только бы вы не передумали… Мне так страшно за тебя все время, сыночек…

– Ну вот, опять запричитала… Как надоест у тети Нины, звони, без предупреждения не приходи, хорошо?

– Хорошо, – вздохнула мать и начала запихивать белье обратно в шкаф.

***

Таня вошла в прихожую, огляделась.

– А где твоя мама? – шепотом спросила она.

– К подруге пошла, в гости, – Костя снял с нее куртку.

Он выглядел немножко взволнованным.

– У вас две комнаты? Такая же квартира, как у нас. Только в другую сторону.

– Да в этих домах все квартиры одинаковые. Ты проходи, посмотри, что хочешь.

Таня шагнула в «залу». Здесь, конечно, обитала Костина мама. Было просто, но уютно. Чисто, светло. В углу, над телевизором, висела большая икона с ликом Христа, с лампадкой внизу. В шкафу за стеклом тоже стояло много маленьких иконок. Тане показалось, что Христос смотрит на нее осуждающе. Она повертелось у большого трюмо и, убедившись, что выглядит «очень даже», поспешила в другую комнату.

Здесь икон не было. Костя суетился, накрывая на маленький столик. Старенькая тахта, письменный стол, заваленный тонкими листочками – компьютерными распечатками, магнитофон и целая полка кассет и видеокассет – вот и вся обстановка.

– А где же компьютер?

– Отдал пока Мишке – они едва успевают делать заказ, пока я кручусь с салоном.

– А теперь я еще время отнимаю, да?

– Это все остальное у меня время отнимает… Когда с тобой быть охота… А вообще-то мы взяли еще одного парня. Чудак, правда, но талант.

Таня перевела взгляд на столик:

– Для чего это все? Вот придумал… Я не люблю шампанское, – она взяла из коробки одну конфетку.

– Не знаю… – Костя еще больше растерялся. – Может, борщ будешь?

– Я что, обедать пришла? – она тоже заволновалась. – Брось это все.

– А что делать? – Костя притянул ее к себе.

– Как же я соскучилась… сил нет!

– И я… – они переместились на диван.

Впервые они оказались в «человеческой» обстановке, ни в кино, ни в машине и ни в подъезде.

– Танька, что ты со мной делаешь? – Костя уже не мог остановиться. Таня, не отвечая, расстегивала ему рубашку.

– Подожди! – он вскочил, задернул шторы, потом бросился в большую комнату и выхватил из шкафа что-то чистое и белоснежное.

– Это же скатерть, – сказала Таня…

***

– Ларочка, чего это ты с утра пораньше? – удивилась Нина, открывая дверь.

– Ой, Ниночка, не прогони. Мой-то невесту привел! Так просил, чтобы не мешала…

– «Невесту»! Скажешь тоже! Знаем мы ваших невест… И ты поверила? Взял и выгнал мать, бессовестный!

– Да не выгнал, Нин, не ворчи… Я сама… Лишь бы только у него все было хорошо. Я ведь боялась, что он вообще никогда не женится. Уж как молилась, чтобы не жил в грехе.

– А вот мы сейчас посмотрим, что за невесты такие. Пошли, чаю налью, сама только завтракать села. Или кофе помолоть?

Нина захватила большой военный бинокль, и подруги отправились на кухню. Дома стояли друг напротив друга, разделенные футбольной площадкой.

– Не хорошо следить-то, – вяло сопротивлялась Лариса.

– Не хорошо мать обманывать, – отрезала Нина. – Та-ак… Ну, это не к твоему, эту я знаю… О, Петровна куда-то намылилась. А вот, посмотри – что за девочка? Да нет, в синей курточке. На вид – чистенькая, приличная. Ну, точно, к вам в подъезд идет! И чего она у твоего олуха забыла?

– Не говори про него так, Нина! Он хороший очень, добрый. Ну, дай мне скорее, – не выдержала Лариса.

Она поднесла бинокль к глазам и с удивлением перевела взгляд на подругу.

– Так я знаю эту девочку… Это Сережина сестра.

– Какого Сережи?

– Звягинцева. Твоя Марина с его женой еще дружат.

– С Катькой? Так это Татьяна, что ли? Ну-ка, дай… А ведь точно, она, как я сразу не признала? Вот это новости! Лара, мне кажется, это не такая девочка. Значит, твой не врет, что жениться собрался.

– Не знаю… – растерялась Лариса. – Странно как-то. Они никогда не общались. Да и зачем ей это? Родители ее наверняка против будут. Они тогда, помнишь, все на Костю свалили, будто он их замечательных деток портит. Костик даже домой к ним до армии почти не ходил. Может, она к другому кому пришла?

– Да нет… Вон, посмотри-ка, уже шторы задернули. Вот тебе и «не такая». Что за молодежь пошла! Совсем никаких норм у них нет. Разве мы так могли, а? Насмотрелись видеофильмов ваших!

Лариса покачала головой.

– Костя, сынок, что же ты делаешь…

***

– Танечка, оставь, я сам, потом, – он ласково обнял ее за плечи, покрывая лицо поцелуями.

– Скатерть испортили, – она опустила мыльные руки и беспомощно посмотрела на Костю, – твоя мама заметит.

– Не заметит. Я уберу.

Он подхватил Таню на руки и вынес из ванны, бережно опустив на тахту. Сел рядом на корточки и сжал ее ладони, задыхаясь от переполнявшей нежности.

– Налей мне, – Таня кивнула головой в сторону шампанского.

– Не надо лучше, давай, я, правда, тебя покормлю. Подожди, я сейчас.

Костя принес с кухни две тарелки борща и черный хлеб.

– Садись в кресло, там удобнее. Правда, оно скоро развалится. У нас такая страшная мебель…

– Как будто у нас другая… Скажешь тоже.

Оба прибывали в странном состоянии и не находили подходящих слов.

– Не знаю, как домой приду, они ведь все по моему лицу поймут, – Таня подняла на него растерянные глаза.

– Мы не должны были… это я виноват, – огорченно произнес Костя. – Ты… очень расстроена?

– Глупости, – вскинулась Таня, усилием воли поменяв выражение лица. – Я счастлива. Просто никак не могу привыкнуть… Ни в чем ты не виноват, я взрослый человек, знала, что делала. Мы ведь почти женаты, забыл? Или тебе печать нужна в паспорте?

– Таня… – он смотрел на нее глубоким взором. – Господи, я же представить себя не могу без тебя. Ты – моя жена… Ты понимаешь, что ты – моя жена? Танька, если ты бросишь меня, я умру. А найдешь другого – убью!

– А если я узнаю… что ты с другой… Ты никогда меня больше не увидишь, понял? – мрачно сказала она.

– Да не смеши меня… Я давно ни одной женщины в упор не вижу. Ты меня проглотила как будто…

Раздался телефонный звонок.

– Костя? – мамин голос звучал печально. – Хочу сказать тебе, что к Нине приехала дочка, и мне уже неловко сидеть у них на нервах.

– Я понял, мам, иди домой, конечно, – Костя положил трубку и посмотрел на Таню:

– Сейчас мама придет, давай, я тебя познакомлю?

– Нет, нет, не сейчас, – запаниковала она.

Тане не давала покоя оставленная в ванной скатерть.

– Я сейчас не могу, я со стыда сгорю!

– Хорошо, я провожу тебя.

– День на дворе.

– Ну и что?

– Не надо, Кость, вдруг кто увидит, я не смогу сейчас… Мне надо одной, понимаешь?

Таня бросилась за курткой и побежала надевать шапку перед зеркалом в большой комнате. На лик в углу она старалась не смотреть.

Он обнял ее сзади, глядя на отражение.

– Не переживай… Позвони, как только сможешь, ладно?

– Костя… скажи, ты веришь в Бога?

– Да, – ответил он. – Ну, в смысле, знаю, что Он есть, в церковь, как мать, не хожу.

– Точно знаешь?

– А ты разве не чувствуешь? Например, когда делаешь что-то не то.

– Это называется совесть.

– Угу, можно и так сказать. И сейчас она меня почему-то мучает…

– Думаешь, это Он? А что Он может иметь против наших отношений? Что в них плохого?

– Надеюсь, ничего, мы ведь поженимся, – Костя развернул ее лицом к себе. – Иди, маленькая, сейчас мать придет. Я бы хотел, чтобы ты совсем осталась. Но скоро так и будет.

Таня испуганно посмотрела на него:

– Будет?

– Конечно, девочка моя, будем жить здесь, у меня…

– Ой, слушай, как я могла забыть, – вспомнила она, уже надевая сапожки, – тебя пригласят к нам на Новый Год…

– Да ну? Братец твой часом не заболел? – поднял брови Костя.

– Скажи Катерине спасибо…

– Мы увидимся завтра? – он остановил Таню у самых дверей, сжав ее плечи руками.

Глаза у него были виноватыми и счастливыми одновременно.

– Не знаю, утром сама позвоню, как только смогу. Сегодня не жди – вся семейка в сборе.

– Если меня дома не будет, звони в салон.

– Угу…

Таня открыла дверь и побежала по лестнице, не дожидаясь лифта. Выйдя из подъезда, подняла голову, пытаясь отыскать Костино окно. Он высунулся наружу, и она, заметив, помахала рукой и скрылась за углом.

Пожилая женщина в доме напротив опустила бинокль.

– Все, можешь идти, путь свободен… Птичка улетела.

– Спасибо, что приютила, Ниночка.

– Не за что… иди, разбирайся со своей молодежью.

– Да как с ней разберешься? – вздохнула Лариса. – Ты только Мариночке ничего не говори, кто его знает, что там за головоломка…

***

– Я и вижу, она вся горит. Такая температура… Простыла, что ли? – Катя заваривала ей на кухне горячий чай. – Может, родителям позвоним?

– Да, ладно, чего сразу родителям? Не маленькая. Машку только к ней не пускай, вдруг грипп.

– Ой, лишь бы до Нового года поправилась. Осталась – то всего неделя…

– Танюх, ну ты чего? Что у тебя – голова, насморк? – брат был обеспокоен.

– Не знаю. Ничего нет. Может, вирус, – Таня старалась не смотреть ему в глаза.

С ней так бывало – на нервной почве. Но этот диагноз оглашать не стоило.

– Где хоть гуляла? Кавалер твой тебя не проводил?

– Я не с ним, я с подружкой…

– Угу, с подружкой. Ладно, спи давай.

Все воскресенье она провалялась в кровати. С утра начала нервничать – Костя ждет звонка… Или не ждет? Почему он не беспокоится, сам не позвонит? Конечно, откуда ему знать, что она заболела? А может, мама права – вся любовь у мужчин только до постели? Сережка ведь говорил, что Лебедев такой. Или вдруг он решил, что Таня «легкодоступная», и она ему больше неинтересна? Сама виновата… Да что за бред – вот напридумала!! Но вдруг он вообще никогда не позвонит? Что же ей делать?

Звонок раздался после обеда, к телефону подошел Сережа. Таня слышала разговор, но как она могла предупредить Костю, что больна? Через час он позвонил еще раз, очевидно, с трудом выдумав предлог. А потом весь вечер Катя ругалась, что кто-то постоянно набирает их номер и отрубается. Ясное дело, Костя надеялся, что Таня первая возьмет трубку, но девушке ни разу этого не удалось. Она и радовалась, что Костя ищет ее, и изводилась, что не может дать о себе знать.

И только в понедельник, когда брат ушел в мастерскую, она добралась до телефона. Костя, конечно, сейчас на работе – Таня набрала номер. В видеосалоне ответила девушка.

– Здравствуйте, Константина можно? – как можно тише попросила Таня.

– Кого? Говорите громче.

– Лебедева позовите, – повторила Татьяна, оглядываясь на кухонную дверь.

Не успела она договорить, как Костя сам схватил трубку.

– Наконец-то! Я тут с ума схожу! Где ты была? Я звонил, но не мог же тебя позвать…

– Я слышала. Я дома, болею. А что за девушка у тебя там?

– Что с тобой?!

– Не знаю, температура – и все. Сегодня уже нормально, но мои не пустили меня на работу, боятся, что грипп… Так кто у тебя телефон берет?

– Это Лена. Тань, я сейчас приеду.

– Спятил? Катя дома. Я буду звонить, – она бросила трубку на рычаги.

Таня вышла на кухню и налила себе чай.

– Чего ты так смотришь? – поймала она выразительный взгляд невестки.

– Ничего не хочешь рассказать? Могла бы поделиться.

– Кать… я бы и рада, но ты ведь не сможешь врать Сережке.

– А что – все так серьезно, что надо врать?

Таня промолчала.

– Тань, если что – скажи мне, ясно? Сергей ничего не узнает.

– У меня все нормально, не выдумывай.

– Но завтра ты еще отлежишься, и не спорь!

– На работу не пойду. А в институт надо.

***

Она хотела сдать зачет в первых рядах, потому что Костя давно ее ждал. Окна аудитории выходили на улицу, и она нервничала, видя, как он курит возле машины. Но ничего не получилось, и пришлось проторчать еще минут сорок.

Наконец Таня выбежала и буквально упала в его объятья. Они сели в автомобиль.

– Лена – это кто? – спросила она, не дав ему произнести ни слова.

– Она у меня работает. Танюха, ты что, ревнуешь?

– Может, ты сразу другую нашел… Но ты бы сказал мне, правда?

Костя от души расхохотался. Знала бы Таня, как давно не приходили ему в голову мысли о девушках. О других девушках. Не, пусть лучше не знает, так спокойнее.

Глядя на него, Таня сразу почувствовала себя глупой и тоже рассмеялась.

– Починил? – она кивнула головой на руль.

– Да, еще вчера. Ничего криминального. Ну, что с тобой было? Я уже думал плюнуть на все и заявиться к вам.

– Не знаю. Тоже ничего криминального.

– Это все… из-за меня, да? – он приложил ладонь к ее губам, не желая слушать возражений. – Ладно, ладно. У меня кое-что есть для тебя.

Костя залез в карман длинного черного пальто и достал бархатную коробочку:

– Это тебе. К Новому году.

Таня никогда еще не получала подобных подарков. Она открыла коробочку и с изумлением уставилась на кольцо. Оно было сделано в виде листочка, по краям которого расположились блестящие мелкие камешки, а в середине – красивый синий, побольше.

– Это что, золото?

– Конечно, что же еще? А это – брюллики и сапфир. Нравится? Я два часа выбирал, думал, продавщицы меня растерзают.

– Как это – брюллики? Хочешь сказать, бриллианты, что ли? Да ладно! – снова засмеялась Таня.

– Ну, не веришь, почитай, – Костя показал ей на маленькую бумажечку, прикрепленную к кольцу. – Не, ты, главное, померь, я боялся с размером не угадать, вдруг свалится или не налезет. Говорю им – пальчики тонкие, а они мне – шестнадцать или шестнадцать с половиной? Взял шестнадцать. Годится?

Но Таня молчала.

– Эй, ты чего? Не нравится? – забеспокоился он.

– Кость… ты сумасшедший, наверное. Обалдел, да? Да моему отцу год на такое работать… Или больше… Зачем? Верни в магазин!

– Ну уж, дудки! Ты у меня не такого стоишь, хотел – и купил. Попробуй не взять.

– Да не хочу я измеряться в каратах… Костенька, пожалуйста, давай вернем. Я и без него знаю, как ты ко мне относишься.

– Ювелирные изделия обратно не принимаются, – рассердился Костя, – не нравится – давай, выброшу.

И он протянул руку к кольцу. Она в испуге сжала коробочку.

– Не надо, ты что! Очень нравится… Только – кому я смогу показать? Что я им скажу, откуда оно у меня? Парень подарил? Ничего себе, парень…

– Я и не подумал как-то… Спрячь пока куда-нибудь. Я думал, это будет как… ну, помолвка, что ли? На помолвку кольцо дарят.

Таня счастливо кивнула.

– Тогда понятно… спасибо! – она порывисто поцеловала его.

– Наконец-то, дождался, – проворчал Костя, но в глазах его тоже светилось счастье. – Так ты померяешь или нет?

– Как раз! – Таня нацепила колечко. – Тютелька в тютельку, угадал! А куда мы едем?

– Домой мы едем, на часы посмотри. Кстати. В субботу тридцать первое. Звягинцев меня вчера официально пригласил. Как будем действовать?

– Ума не приложу. Давай по обстоятельствам.

– Давай… ох, предвижу я эти «обстоятельства»!

– Боишься Сереги? – саркастически усмехнулась Таня.

– Боюсь, Тань, боюсь. Совесть-то моя нечиста, да по самое рыло.

– Костя… – начала она нерешительно – Кость… У тебя сколько женщин до меня было?

Костя нахмурился.

– Нисколько.

– Нет, ну, я серьезно…

– К чему это, Тань?

– Ну… тебе ведь есть, с чем сравнить, да? Я же ничегошеньки… не умею.

Костя улыбнулся, но, увидев ее расстроенное лицо, ответил серьезно:

– Глупенькая ты. Не с кем мне сравнивать. Никого я не помню. И ни с кем у меня ничего подобного не было.

Таня успокоилась, услышав примерно то, на что и надеялась, и откинулась на сиденье.

***

Последние дни старого года Таня носилась по институту, сдавая курсовики и закрывая хвосты перед зимней сессией. Костя только и успевал что встречать ее, усталую и голодную, и отвозить домой после очередного зачета. Время в дороге пролетало мгновенно, его катастрофически не хватало, а им стало жизненно необходимо быть вместе – и днем, и ночью – всегда. «Ничего, – успокаивала себя Татьяна, – скоро так и будет». Костя ведь обещал ей…

С утра тридцать первого они с Катей готовили оливье, и Таня порезала палец. Хорошо хоть, не безымянный. Она твердо решила, что наденет Костино кольцо, а там… будь, что будет. Она ведь теперь помолвлена.

Наконец стол был сервирован, девушки переоделись, и стали поджидать гостей. Таня вздрагивала на каждый звонок. Первым, конечно, пришел Павлик. Таню начинал раздражать его грустный просящий взгляд. Она ловко избегала встреч все это время, да и дома ее практически не было. Таня подставила щеку для поцелуя и сразу убежала на кухню. Затем заявился Вовка, подтянулись другие гости – супружеская пара, Катина подруга Маринка и собственная подруга Света. Оставался только Костя…

– Ну, что, семеро одного не ждут? Начнем? – заявил Вовка, бросая голодные взгляды на селедку под шубой.

– Потерпишь, только восемь часов, – Серега достал из холодильника бутылку водки.

– Пора старый год провожать, – напомнила Марина.

– С водки начинать не будем! – возмутилась Катя. – Сереж, где бабушкино вино? Тань, подай открывашку. Ой, Танька, что это у тебя?

– Не видишь – кольцо, – стараясь казаться равнодушной, ответила Таня.

– Это я вижу, а откуда? – Катя подслеповато щурилась. – Дай посмотреть.

– Подарили.

Таня быстро сунула кольцо ей под нос и тотчас отдернула, но невестка поймала ее руку и поднесла поближе. Глаза у Катерины стали еще более круглыми, чем обычно.

– Ну и ну… – только и смогла произнести она.

– Что это у вас там? – поинтересовалась Марина, заглядывая Кате через плечо.

– Ничего, – Таня попыталась выдернуть руку, но невестка держала крепко.

– Ты что, нашла себе иностранца? – с испугом проговорила она. – Кто такое подарить может?

– А что ей подарили? – нахмурился Сергей, подходя поближе.

– Обычное колечко, – Таня, наконец, спрятала руку за спину.

– Да, чепуха, – заржала Маринка. – Всего-то несколько карат. Чего мы не видали?

– Не мели ерунды, какие караты? Откуда? – отрезала Таня. – Горный хрусталь и фианит. Стекляшки.

Она по-настоящему испугалась, увидев Катину реакцию. Маринка хотела что-то сказать, но Катерина за спиной у мужа сделала страшное лицо, и подружка закрыла рот. Глаза ее смотрели весело.

– И кто тебе подарил? – Серега бросил равнодушный взгляд, явно не поверив шутке про бриллианты.

– Мой друг.

– А, ну как же, как же. Кстати – мы увидим сегодня таинственного незнакомца?

– Не знаю, – честно ответила Таня.

Она взяла хлебницу и понесла в большую комнату. Маринка что-то шептала Кате на кухне, плевать. Все собрались за столом и уже приняли было решение опоздавших не ждать, как в дверь позвонили.

Катя бросила на золовку странный взгляд:

– Кто открывать будет?

– Я открою, – Серега поспешил к дверям, и оттуда послушались приветственные реплики.

Вошел Костя, сразу нашел Таню глазами, но тут же отвернулся. На нем был отлично сидящий костюм, и вообще, выглядел он потрясающе. Светка даже застонала и зашептала ей на ухо:

– Танька, какой парень! Это кто?

– Сережкин друг, – холодно ответила Таня.

– Познакомишь?

«Да вот еще», – подумала она.

– Кать, привет! – Костя подошел к хозяйке. – А где ребятёнок?

– Сбагрили бабушке. Привет, Кость, – Катя поцеловалась с ним.

– А я ей подарок приволок. Тогда передадите. И вам тут с Серегой тоже, – Костя протянул пакет.

– Есть же такие щедрые мужчины! – притворно вздохнула невестка, снова обернувшись на Таню с многозначительным взглядом.

Та сделала вид, что ничего не заметила, но все эти намеки ей очень не нравились. Павлик уселся рядом.

– Всё, давайте за стол, – не выдержал Вовка. – Костян, люди ждут!

К восторге Светки, Костя занял место рядом с ней, прямо напротив Тани. Подружка сразу протянула ему рюмку:

– Ой, а мне налейте, пожалуйста, красненького…

– Что же ты не поздороваешься с Танечкой, Костя? Вы ведь так давно не виделись… – невинно произнесла Катя.

– Здравствуй, Тань, – сказал Костя, неловко улыбаясь.

– Привет! – спокойно ответила она. – Мне тоже налей, пожалуйста.

Сергей обрадовался, видя, как ведет себя сестра. Хвала незнакомому кавалеру. Хотя… Тоже неизвестно еще, что за тип.

Таня держала рюмку, а Костя наливал ей вино слегка дрожащей рукой. Конечно, он не мог не заметить кольца, и на лице у него заиграла улыбка.

– Вот видишь, Костя, как девочки растут. Смотри, какое колечко нашей Тане ухажер подарил! – Катя продолжала в том же духе.

Паша наклонился к Таниной руке.

– Правда?

Вид у него стал унылый. И кольцо ему очень не понравилось.

– Ага, – ответила Таня, лукаво глядя Косте в глаза.

– Ну, за старый год! Вроде был неплохой, – Катерина подняла бокал. – Муж вернулся из армии. Жизнь налаживается!

– У кого налаживается, а у кого и нет. А мой вот безработный, – вступила Нелли, – возьмите к себе в кооператив!

Безработный муж понуро опрокинул рюмку.

– Да где налаживается – гляньте, что в стране творится! – начала Маринка.

– Ой, только политику оставьте, умоляю, – застонала Катя. – У нас и так все переругались. Отец со свекром целый месяц не разговаривают, один за Лигачева, другой за Ельцина. Достало!

Вечеринка набирала обороты. А Таня с Костей так и не знали, как им себя вести. Светка строила Косте глазки, а он только улыбался.

Наконец, с бокалами наготове уставились в телевизор, прослушали речь про «начать и углубить» и дождались боя курантов. Серега хлопнул пробкой.

– Ну, ребята, с Новым Годом!

– С новым счастьем! – заорал Вовка.

На экране возникла привычная физиономия Кобзона. Они выключили звук и достали магнитофон. После короткого спора о музыкальных пристрастиях поставили зарубежный сборник.

Светка быстро нашла красивый медляк и, не успела Таня даже глазом моргнуть, сама пригласила Костю на танец. Он только посмотрел на Таню и пошел. Нельзя было сказать, что она испытывала в этот момент добрые чувства к подруге. Если так дальше пойдет, Света потребует, чтобы Костя ее проводил, а он и возразить не сможет.

Паша встал и слегка наклонил голову:

– Разреши тебя пригласить, Танюша.

Они тоже отправились танцевать, и Таня с унынием наблюдала, как Светка буквально приклеилась к Костику. А он бросал безрадостные взгляды в их с Пашей сторону.

– Танюша, как твои дела? Никто тебя больше не напугал? – заговорил Павел.

– Ну что ты, Паш… Кто меня напугает, когда рядом такой верный, честный, надежный друг, как ты, – прищурилась Таня.

Павлик иронию, кажется, не понял.

– У тебя новый приятель? Кто он?

– От него меня защищать не надо, – резко ответила Таня.

Танец, слава Богу, закончился. Костя отправился покурить, а Таня села за стол и стала ковыряться вилкой в салате. К ней подсела Катя.

– Ну? Может, теперь расскажешь? – хитро спросила она.

– А надо? Или сама всё знаешь? – Таня исподлобья смотрела на невестку.

Та довольно кивнула:

– Похоже на то… Не пойму только, чё вы прячетесь по углам? Что за тайны мадридского двора?

– А ты у мужа своего спроси, – скривилась Таня, – и не представляешь, какая будет истерика.

– Но почему?

– Говорят же, спроси у него. Откуда я знаю, чего он взъелся на Костю…

– Блин, Танька, я тебе завидую, честное слово. Только держи такого парня крепко – смотри, уведут, – и Катя кивнула в Светкину сторону.

Таня и сама сильно волновалась на этот счет. Если каждая девушка будет так сразу «западать» на него, то когда-нибудь он может и не устоять.

– Да не бойся! – Катерина как будто читала ее мысли. – Знаешь, я весь вечер за ним наблюдаю. Он любит тебя до безумия. А кольцо-то чего стоит!

Таня беспокойно обернулась. Ну, где же Костя?

***

Он вышел покурить, а следом за ним – Вовка. Наверное, вид у Лебедева был отрешенный, потому что тот спросил:

– Эй, Костян, ты не обкурился часом? Дурью не занимаешься?

– Да пошел ты, – отмахнулся Костя.

– Не, в натуре, колись давай. Странный ты какой-то сегодня. С бабами не заигрываешь, от кудрявой нос воротишь. Она уже третий круг по квартире наматывает, ищет, – Вова заржал.

– Сказал, отвали.

– Че там у тебя с салоном? Жив еще?

– Да были разборки. Две банды район не поделили. Но вроде утихло.

– А я говорил тебе! Говорил – давай с нами. У меня крыша – менты!

– Да слышали уже.

– Тачка как, ездит?

– Разваливается потихоньку. Но пока ездит, – Костя затушил бычок и вернулся в квартиру.

Кто-то переставил кассету, и заиграла любимая песня. «Я пытался уйти от любви…» – тихо начал Бутусов. Увидев Лебедева, Светка рванула навстречу, но он сделал решительный зигзаг.

– Разреши…

Таня просияла и подала руку, игнорируя недовольный взгляд брата. Они начали танцевать. Не обращая ни на кого внимания, Таня прижалась к нему, положив голову на плечо. Костя тоже не желал больше сдерживаться, чувства переполняли его, и он нежно целовал ее волосы, шею… Они обнимались и смотрели друг на друга так, словно это последний танец в жизни, и вот сейчас музыка кончится, и их разлучат навеки. Никакого простора для фантазии их вид со стороны не оставлял.

«Я смотрел в эти лица и не мог им простить

Того, что у них нет тебя, а они могут жить…» – надрывался лидер «Нау».

Катя засмеялась.

– Ну, наконец-то!

Серега перевел на нее изумленный взгляд.

– Что это значит?

– Что видишь.

– То есть, ты что-то знаешь, а я нет? И молчишь?!

– Да я только сегодня поняла. Маринка нашептала – ее мать нашу парочку видела.

– Где видела?! – Серега накалялся, и Катя, испугавшись, сбавила обороты.

– Понятия не имею, чего ты сразу? Ну, что ты против него имеешь? Отличный парень!

– Да я сейчас убью этого отличного парня своими руками! И давно это у них?

– Откуда я знаю! – повторила Катя. – Не ори на меня, говорю – только услышала.

Паша, бледный, со сжатыми кулаками, стоял около них.

– Я тебе помогу, Серый. Зря я тогда промолчал, – сквозь зубы произнес он.

– Так… И ты тоже – в курсе?

– Нет… Просто в начале месяца этот козел караулил Таню у института, а она ни о чем не подозревала. Он пообещал, что уедет, а я, дурак, поверил. Видишь ли, его слово – закон!

– Ты должен был сказать мне!

– Да не хотелось разборок. Думал, осознаёт.

– Вот тебе и таинственный поклонник… – угрожающе протянул Серега, наблюдая за парочкой. – И как я сразу не догадался… интересно, он сам-то понимает, что мало сейчас не покажется?

– По-моему, они тебя не боятся, – вмешалась Катя, – и оставил бы ты их в покое!

– Тебя не спрашивают, – зарычал Сережа. – Это моя сестра, ясно!

Он испепеляющим взглядом уставился на Лебедева, не в силах дождаться, когда танец закончится. А Костя с Таней как будто ничего не замечали. Наконец, музыка остановилась, и они несколько секунд просто смотрели друг на друга. Потом Костя шепнул ей: «Держись» и проводил Таню на место. Молча подошел к Сергею, ожидая реакции.

Пашка кинулся на него с кулаками:

– Ты – скотина!

Но Лебедев зло отшвырнул его в сторону.

– Твое мнение меня не колышет. Поговорим? – он повернулся к Сергею.

Тот кивнул, показывая на выход.

Разъяренный Павел выскочил из квартиры. Навстречу ему появился Вован.

– Не понял, чего тут у вас?

– Отойди, Вовк, потом, – Сережа отодвинул его, и они с Костей вышли на лестничную клетку.

Таня рванула было за ними, но невестка ее удержала.

– Не лезь, пусть мужики сами расхлебывают.

Друзья встали у окошка, того самого, из которого когда-то смотрела Таня. Костя был бледен, но спокоен. А Сережу настолько распирал гнев, что он никак не мог начать разговор. Некоторое время оба молча курили. Потом Костя сказал:

– Оправдываться не стану… И не говори мне про слово и дружбу. Если видеть меня рядом с ней не можешь, лучше убей. Потому что я буду с ней, пока жив.

– Какая лирика… – сплюнул Серега. – «Пока жив»! Знаю я тебя!!! Подожди! – он остановил гневное движение Кости. – Она глупая, ну и пусть потом страдает! Привязать я ее не могу. Но тебя больше другом не считаю, запомни!

– Что же так? – глаза у Лебедева сузились.

– Потому что ты врал. И соврешь, бл… еще, если понадобится.

– Врать и не говорить – вещи разные. Не, а как тебе было сказать?

Но Сергей не слушал:

– Все хитро, на х…, исподтишка, да? И что ты собирался дальше делать, интересненько?

– Ждал, пока у меня наладятся дела. Мы решили пожениться.

– Что?! – саркастически засмеялся Серега. – Ну уж от этой дурости я постараюсь ее отговорить. Узнает тебя получше – сама передумает. Если ты ее раньше не бросишь.

Сережа помолчал и вдруг поднял на Костю потемневшие глаза:

– Или… у вас что-нибудь было?

Лебедев, не отвечая, достал следующую сигарету.

– Твою мать… мерзавец, – Серега схватил его за грудки.

У Кости заходили желваки, но он удержался от встречного движения:

– Наверное, я – мерзавец. Даже скорее всего. Такой же, как ты. Вспомни, где вы с Катькой были, когда тебе шестнадцать исполнилось? Все долго искали вас… А Тане – девятнадцать. В девятнадцать вы поженились.

– Не твое собачье дело!

– И это не твое!

– Это! Моя! Сестра! Что я родителям скажу? – Сергей отпустил его, но смотрел с ненавистью.

– А что ты должен говорить? Без тебя скажем. И не наезжай на нее, слышишь? Ну, хочешь, ударь меня, легче будет…

– Легче не будет…

Серега развернулся и ушел обратно в квартиру, оставив Лебедева на площадке.

Таня бросилась к брату навстречу.

– Где он?

– А с тобой я позже поговорю, – Сергей грубо оттолкнул ее.

– Сережа! – крикнула Катерина.

Таня сверкнула глазами, схватила куртку, Костино пальто и выбежала из квартиры.

Гости недоумевали – не покинуть ли им поле боя. Никто ничего не понимал. Нелли с мужем вежливо попрощались и ушли. Маринка исчезла по-английски, очевидно, чувствуя себя немного виноватой.

– А чего это с Танькой? – удивлялась Света. Кажется, каким-то невероятным образом она приняла происходящее на свой счет.

– Сереж, успокойся, пожалуйста! – умоляла Катя.

– Да ты не понимаешь!

– Я все понимаю, тебе неприятно, и ты даже немного ревнуешь. Но сейчас она уйдет, и все, – уговаривала она мужа. – Позови ее, слышишь?

– Да и хрен бы с ней! – орал тот.

– Что мы матери скажем, Сереж, ну, подумай!

***

Таня рванула по лестнице через ступеньку. Бросилась к Косте:

– Пойдем отсюда!

Он взял ее за руку.

– Уверена?

– Да не останусь я! – разгорячено сказала она.

– Ладно, пошли, посидим в машине. Пусть угомонится.

Вокруг бродил подвыпивший народ, пуская самодельные ракеты. Они залезли в автомобиль и посмотрели друг на друга.

– Говорят, как встретишь год, так и проведешь… – усмехнулась Таня. – Но я рада, что все открылось.

– Я тоже.

– Что он сказал тебе?

– Что я ему больше не друг. И что обязательно тебя брошу…

– А ты меня не бросишь? – тихо спросила Таня.

Он повернулся и укоризненно взглянул на нее. Таня опустила глаза и ткнулась головой ему в грудь.

– Вон и твой братец нарисовался, – Костя опустил стекло.

– Идите в дом! – раздраженно сказал Сережа. – Никто вас не прогонял.

– А ты не можешь меня прогнать, – заявила Таня, – квартира у нас с тобой пополам. Я вообще могу привести, кого хочу, и ты ничего не сделаешь!

– Вот ты и привела, кого хотела. Давайте, поднимайтесь.

– И что мне делать в твоем доме, Серый? Раз я тебе больше не друг… – спросил Костя.

– Поднимайтесь, говорю! Там разберемся.

***

– Тань, ты чего? – виновато спросила Светка, выскочив им навстречу. – Сказала бы мне, что это твой парень, и все дела…

– Вов, проводи Свету, – почти приказал Костя.

Вова не возражал.

Наконец, они остались вчетвером и уселись за пустой стол. «То ли опустевшее поле битвы, то ли стол переговоров», – подумала Таня.

– Обязательно надо было праздник портить, – выдавил из себя брат.

На Таню он не смотрел.

– Наверное, не стоило приходить, – согласился Костя, – а раз пришел, иначе бы не вышло.

– Ну и какие у тебя планы, Лебедев? – ехидно поинтересовался Сергей, стараясь сдерживать гнев.

– Я тебе уже говорил. В принципе, можем хоть завтра заявление подать. Но мне надо убедиться, что со стороны кооператива нет засады. Блин, еще бы три месяца, долг отдать, так будет спокойнее.

– Вот и отлично, – вмешалась Катя. – Через три месяца, так и решим. Как раз успеем подготовить свекровь. То есть тебе – уже тещу. Хоть не одна страдать буду…

– Страдает она, – сверкнул глазами Сергей. – Я не представляю, как матери сказать. Вот увидишь, я же во всем и виноват окажусь.

– У тебя долг, а ты потратил такие деньги, – шепнула Таня, показывая взглядом на кольцо.

– Забудь, долг – чепуха, копейки, никакого геморроя, – успокоил ее Костя, – за три месяца отдам, никто не торопит. Просто хочу, чтобы все было идеально.

Сережа с сомнением смотрел на него. Он примерно знал, о какой сумме идет речь, и вовсе не считал ее чепухой.

– Миллионер, блин. Показушник. А ты дура набитая.

Таня вскочила, но Костя придержал ее за руку.

– Да хватит тебе, правда, Сереж, – взмолилась Катя. – Все будет отлично. Хочешь, я родителей на себя возьму?

– Нет уж, пусть сами выкручиваются.

Но Таня посмотрела на невестку с благодарностью – про разговор с родителями она даже думать боялась.

Катя мечтательно протянула:

– Свадьба… Здорово! Сто лет у нас не было свадеб, хоть халат сниму. Танька, платье тебе выберем классное! Ох… завидую…

– Мы сами выберем, – Костя сжал Танину руку.

– Глупости! – возразила Катя. – Жених не должен видеть наряда невесты до свадьбы, такая примета! И себе новое платье куплю. Сережа, слышишь! Я куплю себе новое платье! – Катя поджала губы.

Сережа закатил глаза и покачал головой, как будто стал свидетелем разговора сумасшедших.

– Ты хоть раз в институте была за это время? – поинтересовался он.

– Была, там все в порядке, – буркнула Таня.

– Сереж, налей нам, – потребовала Катя, – давайте отмечать, у нас праздник! Новый Год, в конце концов!

Сережа послушно и угрюмо потянулся за бутылкой…

К тому времени, как на телеэкране показались более-менее интересные эстрадные звезды, оба «мужа» изрядно набрались. Ситуация перестала казаться Сереге столь неприятной, и они даже обнялись с бывшим-настоящим другом. Чем станет для него утреннее пробуждение, оставалось только догадываться. Когда девушки обнаружили, что мужчины уже лыка не вяжут, их стали укладывать спать. Конечно, будь Сережа в ином состоянии, он никогда бы не согласился оставить Лебедева, но ему самому требовалась помощь, чтобы раздеться.

А Костя рвался домой, хотя едва держался на ногах, и Таня испугалась – вдруг, и правда, сядет за руль? Его отвели к ней в комнату, сняли пиджак, разложили диванчик, и «жених» рухнул на подушку. Катя принесла плед и укрыла его. Костя моментально заснул, а невестка ушла, закрыв дверь.

У Тани раскалывалась голова, хотя за весь вечер она не выпила и половины бокала – нервы были натянуты, как струна. Она долго сидела в раздумьях, потом почувствовала дикую усталость, переоделась в тот самый старый сарафанчик и прилегла рядом, под плед.

От Кости сильно пахло смесью хорошего одеколона и водки. Таня прижалась к нему, и Костя во сне обнял ее. Она лежала, боясь шелохнуться. Казалось удивительным, как вообще человеческое сердце может выдержать столько любви и нежности, сколько она испытывала сейчас. Заснуть Таня не могла, в голове роились разные мысли – от нереально счастливых до самых темных и тревожных. При одном только слове «свадьба», произнесенном вслух или про себя, все внутри замирало.

Ей вдруг стало так страшно, что выступил холодный пот. Словно неизвестная черная сила напала на нее и скрутила, не оставив воздуха для дыхания. Таня постаралась взять себя в руки, но никак не могла понять причину. Да, брат зол, родители тоже не обрадуются, но никуда же они не денутся, разлучить их с Костей невозможно. Или возможно? Таня всеми силами души пыталась прогнать тревогу. Что способно их разлучить? Вспомнились слова невестки: «Только держи такого парня крепко…» Но ведь Таня знает, всей душой чувствует, что любима, очень любима! Тогда откуда этот глупый, необъяснимый страх?

Если она и задремала, то минут на тридцать, не больше. В девять Таня встала, причесалась, но так и не вышла из комнаты, словно боясь, что Костя исчезнет, пока она будет умываться. Она просто сидела рядом, ничего не делая и глядя, как он спит, пока Катя деликатно не постучалась в дверь, осторожно просунув голову:

– Танюш, скоро Машку приведут. Вы как? Проснулись?

Сейчас Таня не была готова к новым разборкам. Надо разбудить Костю, чтобы шел домой. Она ласково погладила его по голове, потом потеребила. Наконец, он открыл глаза и резко сел, спустив ноги с дивана. Потряс взлохмаченной головой и посмотрел ошалело:

– Сколько времени? Я что, ночевал у тебя?

– Ага, – тихонько рассмеялась Таня, – и видок у тебя тот еще… Не знаю, встал ли Сережка, но хорошо бы исправить ситуацию до прихода родителей.

– А когда они придут? – он еще до конца не проснулся. – Не, слушай, никогда столько не пили, даже до армии, башка совершенно не варит.

– Плохо тебе?

– Есть немножко, – Костя поднялся, осмотрел себя в зеркало. – Н-да… в таком помятом виде не стоит представать перед твоими.

– Я думаю, сегодня вообще не стоит, – нахмурилась Таня. – Их надо подготовить.

– Да, пожалуй, поеду домой.

– А тебя не остановит милиция?

– Тут один квартал, смеешься? Менты еще спят, у них тоже Новый Год.

– Как раз, наверное, и ловят таких, как ты… Иди пешком, потом заберешь машину.

– Танюх… Я у тебя в комнате… просто не верю. А ты где спала?

– С тобой, где еще. А ты и не почувствовал?

– Во дурак, нажрался… Столько потерял!

– А обнимал! – снова засмеялась Таня.

– Это подсознательно – что о многом говорит.

– Ага, о том, что тебе привычно спать рядом с женщиной, да? – помрачнела Таня.

– До чего же мне в кайф, когда ты ревнуешь!

– Почему?

– Успокаивает, значит, любишь, – он привлек ее к себе, но она опасливо оглянулась на дверь:

– Костенька, иди уже домой! Не хочу новых скандалов.

– А как Звягинцев вообще проглотил, что я здесь ночевал?

– Да он еще хуже тебя был, ничего не соображал! Сейчас, я тебе быстро налью кофейку, подожди здесь.

Костя огляделся:

– Ладно, хоть комнату твою рассмотрю.

Таня побежала на кухню, а Костя подошел к ее письменному столу, улыбнулся, глядя на «Электронику», погладил старенького облезлого мишку. Под стеклом лежало несколько черно-белых фотографий, не очень качественных, очевидно, напечатанных в ванне под красной лампой. Таня запихнула под стекло особенно, на ее взгляд, неудавшиеся, которым не место в альбоме. На одном снимке она сидела на дачной скамейке, положив локти на стол и поджав под себя ногу. На Тане был все тот же сарафан, в котором она провожала его в армию, а сейчас делала кофе. На столе лежала распахнутая книжка. Наверное, «фотограф» подкрался незаметно, окликнул, чтобы девушка подняла голову, поэтому выражение лица у нее было слегка возмущенным, но в глазах плясали веселые искорки. Костя вытащил фотку из-под стекла и положил в карман пиджака.

Вернулась Таня, с горячей чашкой в руках. Лебедев хлебнул обжигающего напитка, потом они наспех поцеловались, и Таня проводила его до дверей. Невестка уже вовсю хлопотала на кухне. Таня подошла к окошку посмотреть, как Костя сядет в машину, и помахала ему рукой.

Катерина улыбнулась ей:

– Сегодня твоим расскажем?

– Ой, нет, Катюш, давай потом… Может, и правда, ты сама, а? – трусливо попросила золовка.

– Ладно, попробую, обещала ведь.

На кухню выполз Серега в одних трусах и сразу полез в холодильник в поисках рассола. Вид у него был еще хуже, чем у Кости, лицо опухшее.

– Лучше кефирчика выпей, – мирным голосом предложила сестра.

Он только бросил на нее тяжелый взгляд.

– Молчала бы лучше.

– Мне-то что молчать, я не пила!

– Тебе и пить не надо, все равно разума нет. Колечко ей, видишь ли, подарили, она и растаяла!

– Ты на что намекаешь, придурок? – кровь прилила Тане к голове.

– Сереж, ну мы ведь договорились! – взмолилась Катя.

– Ладно, – буркнул брат, – одно только скажу, и больше не буду. Когда Лебедев найдет себе другую, а долго ждать не придется – ко мне плакать не прибегай!

– Не прибегу, будь уверен!

Таня с грохотом швырнула в раковину чашку с недопитым чаем и выбежала из кухни.

Глава 4. На всё воля Его

Первая неделя нового года пролетела мгновенно. Таня с братом практически не разговаривали. С Костей виделись или созванивались каждый день, но ни она у него, ни он у нее ни разу не побывали. У Звягинцевых, разумеется, был полный дом народа, а к Костиной маме приехал на праздники брат из деревни. Да и представляться Ларисе Дмитриевне в роли невесты Тане казалось рановато, для начала хотелось разобраться с собственными родителями. Она очень надеялась на посредничество Кати.

Девятого началась сессия, надо было готовиться, но Тане ничего не лезло в голову. Однако в понедельник Таня пришла домой довольная – за одну ночь она форсировала трудовое право и получила, как всегда, отличную оценку. Но Катино выражение лица подсказало – что-то не так. После обеда невестка уложила Машку спать, и они отправились на неизменное место переговоров – на кухню.

– Короче, Тань… сегодня я все рассказала твоей маме, по телефону.

– Ну и?

Катя огорченно опустила глаза.

– Она и слышать ничего не хочет. Вообще-то, она в ужасе. Кричала… «Девятнадцать лет!» Да еще… ну ты сама знаешь, она Костю до сих пор считает виноватым в той истории. Правда, и я тогда злилась, но Сережка ведь свою голову имел, причем тут Лебедев… Я тебе честно скажу, мне сейчас Костя твой очень нравится. Такие люди редко встречаются – открытый, не злой, настоящий мужик. Сам за дело взялся, не то, что мой с Павликом. По-моему, Вовка их дурит…

– А что ты сказала? – перебила ее Таня. – Ты… все ей сказала?

– Да ты что! Я только намекнула, что он ухаживает за тобой, и вы хотите пожениться. Что тут началось! Не знаю, как я это выдержала. Что Костя бабник, ну, короче, та же песня, что и у Сережки. Я ей говорю, какой бабник, все гуляли до армии, только ваш сын женился после школы. Я вот сейчас и не знаю, к примеру, не поторопились ли мы… Сережка стал такой невнимательный, я дома сижу, иногда думаю, надоела ему, наверное, жалеет, что никого у него, кроме меня, не было, и так мне тоскливо становится!

– Да не выдумывай, ничего ты ему не надоела, сама знаешь, у вас идеальный брак, – отмахнулась Таня. – Ну, и чем закончился разговор?

– Ничем… – Катя посмотрела виновато. – Я еще сказала, что он тебе такое кольцо дорогое подарил, ну, чтобы показать, как он к тебе относится, но только все испортила, кажется…

– Да ты-то при чем! Это их трудности – не хотят, не надо. У нас ничего не изменится, – твердо сказала Таня, – можешь так и передать.

– Нет уж! Мне и без того намекнули, что я вышла замуж чересчур удачно, а тебе желаю чёрт знает кого. Так что спасибо!

Вечером Таня встретилась с Костей и пересказала ему новости. Он был подавлен, но пытался улыбаться:

– Мы ведь другого и не ждали, верно?

– Да. И я решила. Со мной никто не считается, почему я должна…? Понятное дело, свадьбы не будет, раз они так. Ну, просто распишемся, мне этого достаточно, а тебе? Ой, а давай в Питер поедем на пару дней? Вместо застолья – еще лучше!

– Знаешь, моя мама ведь в курсе, спрашивала, когда я тебя с ней познакомлю поближе. Сказала, ждет в гости.

– Правда? – обрадовалась Таня.

– Да. Только у нее пунктик… Настаивает, чтобы мы венчались. Ну, ты не спорь пока, ладно? Все равно, как захочешь, так и сделаем.

– А что это значит, когда венчаются?

– Это значит, что людей соединяет сам Бог. И никто не посмеет разлучить. Никогда. И сами мы не сможем развестись.

– А ты… ты хотел бы венчаться?

– Да, – не колеблясь, ответил Костя, – да, хотел бы.

Он помолчал, потом усмехнулся собственным мыслям:

– Не, сказали бы мне раньше, как я о свадьбе буду мечтать… не то что о венчании! Только вот жених я, оказывается, вне кондиции, тебе бы кого подостойнее – правы твои, – Костя горько улыбнулся, но, увидев ее огорченное лицо, тряхнул головой. – Ладно, всё, начинаем готовиться, и ни на кого больше не оглядываемся. Подадим заявление, купим, что надо. Составь список, чего бы ты хотела – пиши все, а там видно будет.

– Что, опять за твой счет проезжаться будем? Все равно к родителям придется идти… На мою зарплату можно только две книжки купить.

– За деньгами не придется, – твердо сказал Костя, – а чтоб все было по-человечески, хочешь, я сам с твоей мамой поговорю? Скажи только, когда.

– Хорошо! Я договорюсь, и мы сходим к моим.

– Надеюсь, они поймут. Они просто не знают, как я люблю тебя.

Придя домой, Таня набралась мужества и позвонила маме. Чтобы родители не думали, будто их запрет может что-то изменить, сразу взяла быка за рога:

– Мам, Катя уже говорила тебе, я выхожу замуж. Не волнуйся, денег не надо, Костя сам мне все купит. Я что звоню-то: мы хотим придти к вам, не познакомиться, конечно, вы знакомы, но просто поговорить.

Наверное, все-таки не надо было начинать вот так в лоб, потому что мама раскричалась:

– Мы с отцом и слышать ничего не хотим! Никакого замужества! Никакого Лебедева! Есть нормальные мальчики, встречайся, пожалуйста, к тебе прекрасно относится Павлик, он чудесный, порядочный, какая семья! Как, как ты могла, ты же умная девочка, разве это вариант для серьезных отношений?

Тане тоже хотелось заорать, но она сказала тихо, отчетливо произнося каждое слово:

– Мам… Ты не поняла. Никто и не спрашивает у вас разрешения. Мне скоро двадцать. Не примите моего мужа по-хорошему, я просто уйду к нему! Мне печать в паспорте не нужна, но и ее мне поставят без вашего согласия.

– Что значит – уйдешь?! Таня! Что у тебя с ним, отвечай! Что значит – мужа?!

– То и значит, что ты подумала, – Тане было уже все равно.

– Таня, – мама заплакала в трубке, – так мы тебя воспитывали!!!? Сережа рассказывал про этого Костика… Машины, кольца… Шмотки тебе купит, да? И ты себя отдаешь за это, как… как…

Не желая узнавать, как кто она отдает себя за шмотки, Таня в бешенстве бросила трубку и разрыдалась.

Уже за полночь раздался телефонный звонок. Сережа постучал к ней в комнату:

– Иди, тебя мать к телефону.

– Не пойду!

– Иди, тебе говорят!

Таня со злостью схватила трубку:

– Что, все-таки хочешь оскорбить?

Но голос матери был сухим и официальным:

– Мы с отцом решили… Раз все так далеко зашло, значит, мы не возражаем против свадьбы. И как можно быстрее.

– Мам, мы договорились через три месяца, зачем быстрее? Да быстрее и не распишут…

– А ты что, хочешь замуж с животом выходить, чтобы на нас пальцем показывали? Мы не для того тебя растили…

– Да с каким животом!

Таня испугалась. А вдруг она и вправду… вот будет история… Да нет, с одного раза не должно быть…

– Короче, пусть только попробует отказаться! Я позвоню его матери и все ей выскажу.

– Мама! Пожалуйста! Давай, ты сначала поговоришь с ним? Он не собирается отказываться, это же его идея.

Мама несколько секунд молчала, потом сдалась:

– Ладно, приходите в конце недели, в субботу… Вроде как старый Новый год будет.

***

На другой день Таня позвонила Косте на работу, чтобы рассказать о приглашении. Он взял трубку, выслушал ее, но ответил озабоченно и торопливо:

– Хорошо, я понял. Тань, ты не ищи меня сегодня-завтра, надо решить кое-какие дела. Я сам позвоню, ладно?

– Ладно, – немного разочарованно протянула Таня. – Столько тебя не видеть… А что за дела? У тебя все нормально?

– Маленькая, я потом расскажу. Сам не знаю, как без тебя выдержу, но… Надо, понимаешь?

– Хорошо…

Конечно, без Кости невероятно тоскливо, но, если честно, ей тоже нужны были эти два дня. В пятницу экзамен по гражданскому праву, а Таня еще не защитила курсовую и не получила допуска.

Вернувшись из института, она все-таки невольно ждала звонка, но не дождалась. На другой день Костя тоже не позвонил. Таня встревожилась – может, что-то случилось? Еще не было ни дня, чтобы они не перекинулись хоть словом. В субботу идти к родителям… Позвонить самой? Почему-то ее даже трясло от страха. Таня ходила вокруг телефона и не решалась набрать номер. К вечеру четверга она все-таки позвонила Косте домой. Подошла его мама:

– Здравствуйте, – Таня решила не представляться, – а Костю можно?

В трубке повисла пауза, а через минуту Лариса Дмитриевна неестественным голосом ответила:

– А вы знаете, его нет сейчас в городе. Вы скажите, кто звонил, я ему передам.

– Это Татьяна, – призналась она обескуражено.

Снова молчание, какой-то шорох и шепот – ей показалось, что трубку прикрыли и спрашивают, что ответить.

– Таня, – виноватым голосом произнесла, наконец, Костина мама, – Таня, не звоните сюда больше. Простите.

И в трубке послышались короткие гудки.

Таня стояла, не двигаясь, словно ее стукнули мешком по голове, потолок стал полом, и мир перевернулся. Она ничего не понимала. Костя был дома, вне всякого сомнения, и он велел матери ее «послать»? Или она сделала это по собственной воле? Да нет, никогда Лариса Дмитриевна не пойдет против сына…

В коридор вышел брат, он приболел и второй день торчал дома. Стараясь не встречаться с ним взглядом, на деревянных ногах Таня ушла к себе в комнату, села за письменный стол и уставилась в одну точку. Какой-то спокойный, холодный голос внутри нее быстро расставил все по полочкам, рассудительно сообщив, что ее, кажется, бросили. А сердце, душа, все существо кричали в ответ: «Нет, нет, этого не может быть, я знаю, я чувствую, это неправда, он любит меня, любит так, как другим и не снилось». «Тогда что происходит?» – ехидно спросил голос, и Таня не нашла ответа.

Она сама поразилась, что не впала в истерику, не побежала рассказывать Кате, не кинулась на пол и не начала биться об стенку. Таня как будто окаменела. Спокойным, неторопливым движением открыла учебник, билеты. Завтра экзамен, надо пройтись по вопросам. Тупо уставилась в книжку. Потом поняла, что ничего не соображает. Нет, должно быть какое-то объяснение… Что Костя сказал в последний раз – у него дела? Или проблемы? Что позвонит сам. Может, он правда уехал – но почему молча? Да нет, совершенно точно – мать передала Косте, кто звонит, и он подсказал ответ. К брату она, разумеется, не пойдет – буквально на днях он напророчил всю ситуацию. А что сказать маме? Таня усмехнулась, представляя реакцию…

Хотелось истерически хохотать. В конце концов, Костя мог сообщить ей, что она больше не нужна – или не заслужила? Наверное, испугался конкретных разговоров о свадьбе. Вот будет забавно, если она и правда беременна. Какая же ты, Танька, дура, прав был Серега.

Все эти мысли пролетали в ее голове, не задерживаясь, не вызывая никаких эмоций – просто логические рассуждения, работа мозга. А в сердце – все пусто, черно, выжжено. Надо было зареветь, но слезы отказывались вытекать, в горле стоял ком.

Поверх всех чувств – боли, разочарования, горя – потихоньку вылезало одно, самое сильное и яркое – чувство дикого унижения, оскорбленного самолюбия. Таня захлопнула книгу, расстелила постель. Достала гладильную доску, погладила блузку для экзамена. Простые, механические движения позволяли не сойти с ума. В конце концов, надо дожить до завтра. «До завтра, до завтра», – повторяла она самой себе. Возможно, завтра что-то и выяснится, станет понятным. Ведь не может ничего не объясниться – или так… или уж эдак.

Таня не помнила, как провела эту ночь. Утром невестка насторожилась:

– Тань, что с тобой? Заболела?

– Нет, – она отвечала коротко, потому что сегодня слезы были наготове.

– У тебя экзамен? Переживаешь?

– Ага, ничего не выучила, – выдавила из себя Татьяна.

Незачем было и пытаться впихнуть в себя бутерброд. Экзамен начинался в четыре, но оставаться дома Таня не могла и отправилась в центр. Но улицы напоминали ей о свиданиях с Костей. Тогда она села в метро на кольцевую ветку и поехала по кругу.

В институте Таня сконцентрировалась. Там ей полегчало – мозги были заняты. Билет достался тяжелый, но она всё ответила и даже умудрилась получить обычную пятерку, сама на себя удивившись. Подошел Дима, поздравил и предложил проводить – ему показалось, что она бледная. Они спокойно и по – дружески пообщались, всю дорогу обсуждая прошедший экзамен. Сейчас для нее было главным – занять каждую минуту, секунду, отвлечься от мучительных мыслей.

Вечером кое-что, как она и ожидала, произошло. Сережка вошел к ней в комнату. Выглядел он не злым или раздраженным, а как будто его что-то мучило. Непривычно тихим голосом он сообщил ей, отведя глаза в сторону:

– Тань, неприятная новость. Ты постарайся не расстраиваться, отнесись философски.

Сердце у нее упало, ей показалось, он сейчас сообщит, что с Костей случилось что-то страшное. Внезапно все – и разговор с Ларисой Дмитриевной, и его слова накануне – предстали совсем в ином свете. Пока брат молчал, она уже не сомневалась – произошла беда. А она, идиотка! Да пусть бы ее сто раз бросили, только бы Костя был жив! Таня расширенными глазами смотрела на брата, замерев от страха.

Но Сережа сказал:

– Ты больше Лебедеву не звони и не приходи. У него другая девушка, он сам мне об этом сообщил. Прости.

И также, не глядя на нее, брат вышел из комнаты.

Живой! У Тани на секунду отлегло от сердца, и тут же отчаяние навалилось на нее в полной мере. Теперь все точно, все – правда, все подтверждено. «Ты же хотела определенности, вот тебе определенность».

И все же… что-то странное было в поведении Сережи. Почему он не злорадствовал, не кричал: «Я же говорил тебе!» Скорее сочувствовал… Да просто понимает, каково ей сейчас, как она оскорблена! Или… А вдруг это неправда? Таня вспомнила такое реальное ощущение беды, когда брат вошел, и ее затрясло. Перед глазами встал Костя, она слышала его слова, чувствовала его нежность. Да может ли такое быть?

Да нет, она опять хватается за соломинку, все так и есть. Горбатого могила исправит, и так далее, и тому подобное… Она же сама видела, как смотрят на него девушки. Какой дурак будет жениться, когда вокруг столько возможностей! Но для чего тогда было все это… Назло Сереге или Пашке?

И все-таки… Таня привыкла все решать импульсивно. Она должна разобраться сама, убедиться и тогда принять все, как есть. Кстати, у нее есть повод – кольцо теперь надо вернуть.

Она оделась и постаралась незаметно выйти из дома. Не получилось – такой же бледный, как и она, в коридор выбежал брат:

– Ты куда? Десять часов… Танька, не делай глупостей!

– Да не бойся, – легко произнесла Таня, ведь сейчас от ее умения «играть» зависело слишком много, – думаешь, я собираюсь отношения выяснять? Не дождется! Другая – так другая. Хорошо, что не после свадьбы. С моста бросаться не пойду.

– Тогда куда?

– Светка звонила, у нее завтра такой же экзамен, просит конспект, только встретимся, и все, на полчасика, – подмышкой Таня действительно держала тетрадку.

Кажется, она говорила убедительно, потому что брат молча посторонился. Таня даже умудрилась улыбнуться:

– Вот и доказательство, что надо слушаться старших, да, Сереж?

Брат остался в недоумении, а она легко сбежала по ступенькам. Настроение было даже приподнятым. Она жаждала, рвалась к этой встрече, должна была все увидеть сама, посмотреть ему в глаза, швырнуть в лицо кольцо и уйти. Она не позволит вот так бросать ее, ее самолюбию нужен выход. И ей надо видеть, увидеть Костю – одного или с другой женщиной, но убедиться, что он вообще существует на свете.

***

В понедельник они расстались с Таней не поздно, и Костя решил заехать на работу, спросить у Ленки доход. Он был озабочен. Конечно, они с Таней все равно прорвутся, независимо ни от чего, но начинать семью с родительских проклятий… И как сказать об этом маме, которая задает вопросы про Звягинцевых? Надо постараться любым путем убедить их, что он не самый худший вариант, что он сделает для Тани все!

Первое, что он увидел, входя в салон, это испуганные глаза Ленки, и только потом заметил возникшие с разных сторон фигуры. Одна из них выступила вперед:

– Здравствуй, Костя! – произнес голос с характерным акцентом.

– Здравствуй, Махмуд, – сердце его похолодело. – Чем обязан?

– Будэм наши с табой дэла улаживать.

– А какие у нас дела? Все дела улаживай с Козырем. А я тут у вас крайним быть не собираюсь.

– Ба-аюсь, дарагой, это уже нэвозможна. Как ты будешь улаживать дела с пакойникам? Вот и я говорю – никак… он плохо себя вел, дагавариваться нэ хотэл… Этат район – наш, и ты все дэла са мной тэперь будешь улаживать.

Костя пытался держаться, но новость его добила. Почему-то вспомнился не Козырь, а Филин. Кажется, его карьера подошла к концу. Живой ли? Вряд ли…

– Тэперь будешь мнэ платить, – неспешно продолжал Махмуд. – Нэ бойся, всё рассужу по справэдливости.

– Хорошо, – Костя решил побыстрее согласиться, в конце концов, какая разница, кому платить? – Договорились.

– Неээт, ну зачем спэшишь? Что за народ – вечно спэшит. Я к тебэ кагда приходил? Осенью приходил. Цену называл? Называл. Ты нэ заплатил. Ты мэня обидел, сказал, Козырь – твоя крыша. Тэперь заплатишь мнэ с працентами. Я нэ злой, обиды держать нэ буду – в двадцать раз за каждую месяцу, и хватит. А дальше будэт у нас все по справедливости и по любви – сколько Козырю платил, столько и мнэ будешь. С инфля-циями, канэшно.

– Сколько? – Костя прекрасно понимал, что спорить бесполезно, но в уме упорно прокручивал варианты.

Махмуд, широко улыбаясь, назвал сумму. Костя быстро прикинул – это его доход и с салона, и с программного кооператива месяцев за восемь-девять. Без вычета зарплаты работникам и других расходов. А он только что купил новый комп, вместо того, чтобы отдать долг фарцовщику!

– А за эту месяцу заплати мнэ сэйчас, чтобы паттвердить наш договор, – продолжал, посмеиваясь, Махмуд.

– Хорошо, за этот отдам сейчас. Лен, принеси из кассы деньги.

Лена, судорожно вздохнув, бросилась за деньгами. Махмуд все пересчитал и снова довольно улыбнулся:

– Маладэц! Значит, завтра жду от тэбя астальное.

– Завтра? – обалдел Костя, – да мне полгода надо работать и не жрать, чтобы это отдать, как минимум. Махмуд, будь человеком! На меня-то за что наезжаешь? Сам знаешь, Козырь бы меня не пожалел, если бы я тебе башлять начал.

– Э-э, ну что за разгавор? Развэ это мужской разгавор? Дакажи, что ты мужчина, найди дэньги, и будем друзьями.

– А если не найду? Замочишь, как Козыря?

– Зачем замочишь? Я только врагов сваих мачу. А далжников наказываю.

– Как?

– Увидишь.

– Махмуд, нет у меня денег сейчас, и за день не найду. Есть у тебя другие варианты?

– Есть варьанты, Махмуд всэгда идет друзьям на встрэчу. Есть такой варьант: если дэнег у тэбя нэт, то, может, дэвушк есть? Пусть нам атработает, мы тэбе и простим, – и вся кодла похабно заржала.

Только сейчас Косте стало по-настоящему страшно.

– Нет у меня никого, и слава Богу, – как можно убедительнее произнес он.

– Шамиль, есть у него дэвушк? – Махмуд оглянулся на «соратника».

– Бэз понятия, – сплюнул Шамиль, – может, и есть, я нэ знаю.

– А должен знать!

– А этат кассирш? – Махмуд кивнул в Ленкину сторону.

Она даже задрожала от страха.

– Н-нэт, – сожалея, причмокнул Шамиль, – нэ она, я проверял. Да посмотри на этот красавиц, Махмуд, у него каждый день – разный дэвушк, что мне, за всеми бегать?

– Ну, если каждый день разный, разных мы и сами найдем, – и они снова закатились. – Значит, дэньги нэси.

– Я постараюсь, – Костя совсем упал духом.

– Пастарайся, дарагой, завтра, ну, так и быть, в четверг, в три часа дня мы придем.

…Эта ночь показалась Косте настоящим кошмаром. Что продать? Где взять деньги? Ни одно решение не подходило. Косте было плевать и на салон, и на доходы, только страх – вдруг они узнают про Таню, – не оставлял его. Эх, не будь он еще, помимо всего, в долгу… А там тоже люди конкретные, отсрочки не дадут. Как заработать, случись что салоном? «Алгоритм» пока больше забирал, чем приносил, не взирая на перспективы.

Мать с тревогой вглядывалась в него, но он уходил от вопросов, не желая ее пугать. Утром в салон позвонила Таня, но что он мог объяснить? Только попросил подождать, стараясь не выдать тревоги. Положил трубку и снова подумал – Таню надо обезопасить. Но как? Самое лучшее сейчас – это быть от нее подальше. Надо предупредить Серегу, пусть приглядит. Ноги сами принесли его в Вовкин кооператив.

Перемены, произошедшие в мастерской, впечатляли. Там работало уже около семи человек, и Вовка, вышедший к нему навстречу, имел очень важный вид. Серега с Пашкой тоже были здесь, но Павлик, увидев Лебедева, сразу ушел. Звягинцев с хмурым видом остался.

– Мужики, нужна помощь, – проговорил Костя.

Вовка по-хозяйски пригласил его в подсобку – «кабинет», как он ее называл. Серега пошел за ними.

– Что у тебя стряслось, лица на тебе нет? – поинтересовался он.

– Кавказцы на бабки поставили, а крышу мою замочили.

– Сколько? – деловито поинтересовался Вова, и Костя почувствовал надежду.

Конечно, друзья помогут, разве это деньги при таком-то размахе? Костя назвал сумму.

– Вов, ты помнишь, я свою долю не забирал, все оставил. Помоги! Не долю вернуть прошу, просто в долг.

– Э, погоди, во-первых, за долю я тебе тачку отдал.

– Знаю, Вован. Я тогда согласился – значит… Короче, не стану считать, сколько ты на мне сделал. У тебя совесть есть, сам посчитаешь. Еще раз говорю – дай в долг.

– Да у тебя и так должок, я знаю, немаленький имеется. А мне-то чем отдавать будешь? И кому первому?

– Сначала должен фарцовщикам отдать, а за полгода соберу тебе. Компы окупаться скоро начнут.

– Шутишь? – усмехнулся Вовка. – Я не могу рисковать предприятием. Вот если бы лишние были…

Сережа изумленно взирал на Вовку – он тоже был убежден, что тот не откажет:

– Погоди, Вован, ты чего? Они же пришьют его!

– А я ему с самого начала что говорил? Оставайся со мной, у меня крыша – менты!

Костино лицо потемнело.

– Ладно, я понял, – он развернулся к выходу.

– Постой, – окликнул Серега. – Не ожидал я от тебя, Вова. Значит, так, меня ты никакими тачками не обеспечивал, давай мою долю, я отдам Лебедеву. И Пашка отдаст, уверен.

Вовка вскочил с места, лицо его стало багровым:

– Неблагодарная ты свинья! Не хотите работать – уматывайте! Я и так все один на себе тащу, пока вы образовываетесь. Только бабок вы от меня не получите!

– Слушай, мы ведь можем и по-плохому попросить, – разъярился Сергей.

– Вот как? У тебя помнится, семья имеется? Дочка, жена? Неприятностей захотел… Ладно, я тебе их быстро устрою.

Бум! Раздался неприятный звук, и Вовка покатился в дальний угол, где свернулся, закрывши лицо руками. Сквозь его пальцы текла струйка крови.

– Оставь его, не видишь – это уже не человек, – тихо произнес Костя, – ничего он не отдаст, да и не надо.

Он вышел на улицу, закурил дрожащей рукой. Серега выбежал следом.

– Чтобы я с этой гнидой работал? Насрать я хотел на его деньги…

– Ладно, успокойся… – Костя протянул другу сигарету.

– Что ты будешь делать?

– Пока не знаю.

– Чем я могу помочь? Эта сволочь на процентах держала, а по сумме – обычная зарплата… Вот идиоты мы!!! Надо было сразу, еще, когда ты…

– Серый, если хочешь помочь, присмотри за сестрой. Вроде эти мрази про нее не в курсе, но на всякий случай. Я ей сказал, что у меня дела, ну так глянь, хорошо? Никогда не прощу себе, если что…

– Поздно спохватился, – не выдержал Сережа. – Как я за ней пригляжу, что скажу?

– Не знаю, придумай что-нибудь, хотя бы до четверга, пока я денег не наберу.

– А ты наберешь?

– Да выхода нет. Пойду к Мишке, придется его расстроить. Крантец нашей программной лавочке. А такой заказ был… Наработано там уже прилично. Да ладно. Продадим ЭВМ… Бэушные дешевле стоят, но уйдут быстро. Один вообще новый. И бабки заберу, что на развитие Мишке дал. Ну а там…

– Может, тачку загнать?

– Да с удовольствием, взял бы кто…

– Понятно…

– Спасибо тебе, Серый…

– За что это?

– Что не скурвился, хоть и зол на меня.

– За кого держишь? – нахмурился Сергей.

– Подвезти? – предложил Лебедев.

– Нет, мне тут рядом.

– Да, и еще, – Костя поморщился, – Пашке про мои дела не рассказывай.

– Да ладно, думаешь, он…

– Я знаю, Пашка порядочный. Только он скажет… что такой неудачник, как я, рядом с Таней делает? По самолюбию бьет. Прошу, как человека, ладно?

Серега молча протянул ему руку, тот пожал и уселся в машину. Звягинцев с тревогой посмотрел ему вслед и поспешил к себе.

Дома жена сообщила, что Таня поехала сдавать курсовую. До вечера Сергей не находил себе места, но сестра пришла домой в отличном настроении. Слава Богу, всю среду и четверг она оставалась дома, готовясь к экзамену. Он сделал вид, что приболел, и тоже остался. Впрочем, идти ему было некуда. Сережа ничего не рассказал своим, но мысль, что у него теперь нет ни работы, ни денег, угнетала. Пашке он сообщил только, что попросил Вову вернуть ему бабки, тот отказался и угрожал. Пусть знает, с кем работает, а дальше – его дело. Паша удивился, но промолчал. После Нового года он с трудом шел на контакт.

В четверг, ближе к вечеру, Сереже показалось, что сестра звонит Лебедеву, но орал телевизор, и он ничего не услышал. Тогда он вышел на улицу, нашел работающий автомат и опустил две копейки. Подошла Костина мама.

– Сережа, здравствуй! А Кости нет дома… То есть, он говорит… в общем, сейчас!

– Привет.

По голосу Сергей сразу понял: все плохо.

– Молодец, что позвонил, а я ломал голову, как связаться. Звонила Таня, мать сказала, что меня нет, так что не проговорись, – ответил Костя.

– Я из автомата.

– Отлично.

– Отдал бабки?

– Нет, – Костя несколько секунд молчал. – Давай встретимся, прямо сейчас, у булочной, сможешь?

– Да, конечно.

Сережа даже не сразу узнал его – таким ссутулившимся, обреченным выглядел друг. Костя протянул руку за сигаретой.

– Знаешь, что меня больше всего поразило? Никогда не забуду… Что с людьми деньги делают! Мать мне всегда зудит – и ты таким станешь, может, не сразу, но… нельзя, мол, и Богу служить, и мамоне, одному начнешь не радеть. А для тебя, говорит, деньги – уже бог. Не, Серый, деньги для меня не бог…

– Да что случилось-то?

– Приехал к Мишке, спрашиваю, как быстро компы сможем загнать. Смотрю – а у него глаза – ну точно как у Вовки. Мне даже нехорошо стало. Но Вовка-то Вовкой, а тут! Знаешь, что говорит? Я, мол, официальный директор, ты сам не захотел быть учредителем, ну и тому подобная ерунда. Говорит, пока ты сидел в салоне, я в это дело душу вложил, с документами бегал, заказы искал… Люди, мол, на него надеются. Не поспоришь, конечно. Но ведь все на мои бабки сделано, ты понимаешь, Серый – все! Компы, оборудование, зарплату троим платил!

– Так ты бы напомнил ему!

– Напомнил… По-хорошему попробовал, понимаю, говорю, тебя, но мне-то что делать? Выкупи у меня технику, если хочешь, бабки верни и работай дальше. А он: «Да с какой стати?» Мол, ты-то вывернешься, как всегда, а у меня кроме этого кооператива и нет ничего. Хотел я ему вмазать, как ты Вовану вчера, а не стал. Говорю: «Знаешь, Миш, тебя ведь еще Бог накажет. Не боишься?» И ушел. А чё я ему сделаю? Все ведь и правда на него оформлено, не красть же собственные компы?

– Никто его не накажет, – взбеленился Сергей, – размечтался! Где он, твой Бог, если все это терпит? Слушай, а давай в милицию пойдем?

– Смеешься? Козырь всегда говорил – Махмуд, чтобы рынок контролировать, ментам отвалил.

– И что дальше?

– А что дальше? Вчера весь день пытался тачку загнать, продал за бесценок. Еще кое-что. Смешные деньги. Сегодня приперся Махмуд. Я ему отдал, что набрать сумел, а он только усмехнулся так: не мужчина ты, говорит… Говорю – бери салон, насрать мне уже на него.

– А он?

– Зачем мне, говорит, это помещение, за аренду платить надо – я бизнесом не занимаюсь… Забрали видак и все, что в магазине было, и ушли. Кассу, правда, Ленка вынула еще до них. Ну и молодец. Все лучше, чем им.

– И что теперь?

– Серый… Ты мой единственный друг. Мне нужна от тебя услуга. Я не знаю, как защитить Таню. Если она услышит, то прибежит сразу, а ей около меня нельзя. Мать завтра отправлю в деревню, к дядьке. Ты должен сказать Тане что-нибудь. Такое, чтобы она и думать обо мне забыла.

– Да что я ей скажу?!

– Скажи, что всегда говорил, – усмехнулся Костя, – скажи, что Лебедев – кобель, нашел девчонку, наври, короче.

– Ты что, идиот?! Как я на тебя наговаривать буду?

– Разве ты так не считаешь?

– Нет. То есть, сейчас – нет. Я же вижу – ты ее любишь, как бы то ни было.

– Тогда помоги!

– Да не могу я!!!

– Твою мать, Серега, да пойми ты! Со мною – все, крантец! Кончено… Не сегодня, так завтра. Они не отстанут. Да на мне еще долг – отдавать нечем. Люди там серьезные. Прав ты был, целиком прав. Не буду я портить ей жизнь. Если не дай Бог что… Прости, что осознал поздно. А теперь – пусть лучше проклинает, чем рыдает над моей могилкой.

– Уверен, что лучше?

– Да. И безопасней. Ты же брат родной, сам должен понимать.

Серега понимал, соглашался всем сердцем, а спорил просто из воспитания. Таню иначе защитить нельзя, она ведь, и правда, моментально рванет к нему – на помощь. Колючий снег сыпал Сереже в лицо, а страх иголками вонзался в кожу.

– Хорошо, – кивнул он и добавил, опустив глаза:

– Ну, ты будь осторожен. Если что – звони.

Последнюю фразу Сергей буквально заставил себя произнести. Всем существом он боялся, что Костя согласится, обратится за помощью, впутает его, а значит, и Катю, и Машку… Но иначе бы совесть замучила. Он посмотрел на друга и понял – звонить тот не будет.

– Защити Таню, и прости меня еще раз. За то, что я появился на ее пути. Прости, – в глазах у Лебедева стояла темная тоска.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

К приходу брата Таня уже закрылась у себя в комнате, и Сережа трусливо обрадовался, что разговор можно отложить. На другой день она отправилась на экзамен. Рано утром Серега позвонил Диме и попросил проводить Таню до дома. Дима, как истинный флегматик, спокойно согласился.

Весь день Сережа изводился, глядя на часы и жалел, что не поехал сам. А когда сестра вернулась, зашел к ней в комнату и сообщил, что у Кости появилась другая. Так плохо у него на душе никогда еще не было…

***

Мама упиралась.

– Что значит: поезжай – и все?! С какой это стати? Костя, скажи мне, в чем дело. Я же вижу – что-то происходит.

– Ничего не происходит. Поезжай, я потом объясню.

– Не брошу я тебя здесь! Объясняй сейчас. Почему надо всем говорить, что тебя нет дома?

– Потому что я ни с кем не хочу разговаривать.

– А Таня? Вы поссорились? Что она подумает теперь?

– Мам, я же сказал, в первую очередь меня нет для нее. Мы расстались. Не сошлись характерами. Я разлюбил ее, понимаешь?

Костя сидел, опустив лицо в ладони. Он уговаривал мать уже целый час, но, поскольку ничего не мог ей рассказать, разговор ходил по кругу.

– Ничего не понимаю! Ты же сам говорил, и дня не прошло, про свадьбу… И мне все время кажется, что у тебя неприятности на работе. Никому не открывать дверь… Тебе угрожают, да?

– Да, – не выдержал Костя, – и если ты не уедешь как можно быстрее, то сильно осложнишь мне жизнь! Завтра суббота, посажу тебя на электричку.

– Тем более я не могу! – в ужасе заломила руки мать.

– Мам… Сядь, пожалуйста. Ты ведь сама как у нас говоришь – на все Его воля, да?

Костя буквально насильно усадил мать на табуретку, взял ее руки в свои.

– Мам, я плохой сын, но я не вынесу, если с тобой что случится. То, что я скажу тебе – никто не должен знать. Ни Нина, ни твой брат, ни Таня – никто. Обещаешь?

– Конечно…

– Говорю, чтобы ты поняла. Сегодня утром я пришел в салон. А салона нет. Здание сгорело, хотя там арендовал не только я. Очевидно, проблемы у нас были общие. Это показательный акт – чтобы другим не повадно было, ясно?

– Ничего не ясно, – заплакала мама, – за что же? Это – эти… «рэкиторы», что ли?

– Рэкетиры, – автоматически поправил он. – Я им бабок отдать не смог. На этом все не кончится. Они наверняка знают, где я живу. Представь себе только, что я приду домой, и увижу… Мам, ты хочешь, чтобы я жил с таким грузом на совести? Вот посоветуйся со своим Богом, и Он тебе скажет…

– С нашим Богом, – поправила мать.

Некоторое время она сидела, закрыв глаза, потом произнесла:

– Ну, рассказал – и молодец! Так намного легче. Что же…

Она вытерла слезы и выглядела теперь совершенно спокойной. Костя с удивлением взирал на нее. Он-то ждал причитаний, типа «я говорила тебе» или чего-то подобного.

– Господь посылает нам испытание или наказание. Надо понять, как его выдержать, – произнесла мама.

Она сделала паузу, потом кивнула решительно:

– Ладно, срочно уезжаем, ты прав. Переждем в деревне.

– Мам… – мягко проговорил Костя. – Мамочка, ты поедешь одна. Кому надо, тот найдет меня и через месяц, да и не буду я там сидеть, картошку у дядьки есть.

– Ничего, прокормимся…

– Не, мам, – Костя категорично помотал головой, – ты ведь знаешь, через два месяца долг отдавать, пока живой, попробую заработать…

Мать молчала, и он с беспокойством вгляделся в ее лицо:

– Слушай, давай я накапаю тебе что-нибудь, ты вся белая прямо… Ну, не нервничай ты так, прорвемся… Ты только поезжай, а? Мне так намного проще будет – один я что-нибудь придумаю.

Лариса Дмитриевна вдруг выпрямилась:

– Хорошо, я уеду к брату.

– Уедешь? – Костя не поверил ушам.

– Если останусь, буду эгоисткой… Не стану камнем у тебя на шее. Завтра уеду. Да и с братом заодно поговорю кое о чем… Только ты поживи пока у кого-нибудь. Где тебя не будут искать. Обещай мне! – с надеждой попросила мама.

– Конечно, я так и сделаю, – успокоил он.

А про себя подумал: «Чтоб за собой утянуть? Да и кто согласится…» Неожиданно раздался звонок в дверь.

– Ну вот, началось, – Костя подошел к глазку, но, поглядев, сразу открыл. – Ленка? Ты чего здесь? Не надо было… Салон сгорел, ты в курсе? Я же отпустил тебя!

– Константин Викторович… Я тут… – Лена теребила в руках сумочку.

– Ладно, давай, проходи в комнату… Чего там у тебя?

– В общем, когда они ушли тогда, в понедельник, я подумала и… все что мы заработали до четверга – вот… Забрала на всякий случай. И вовремя. Прихожу сегодня утром, вижу – все черное, разваленное.

– Глупая, а если бы они сообразили?

– Не знаю… я не подумала. Ну, вроде как не сообразили, я там специально немного оставила.

– Ну ты даешь! А ко мне зачем пришла? Ищи быстрей другую работу, да подальше.

– Как – зачем? Деньги отдать… Я же говорю – кассу сняла.

– Ленка… – Костя взял ее за руку. – Ты прямо-таки луч света в темном царстве жадности и подлости.

Лена просияла.

– Только зря ты, забери все себе. А то ни зарплаты, ни отпускных я тебе выплатить не могу.

– Нет, нет, вы мне сами выдайте, сколько считаете нужным, вам и так сейчас трудно, пригодится.

– Ладно, – Костя кивнул, – надо завтра мать отправлять, так что спасибо тебе. Пополам разделим, товарищ ты мой по несчастью.

Он благодарно приобнял ее за плечи. В этот момент в коридоре послышались голоса, и появилась мать с виноватым выражением лица:

– Я не могла не пустить…

Костя сделал резкое движение и замер. Почему он не слышал звонка? В дверях стояла Таня. Он поразился, как она осунулась и похудела всего за несколько дней. Смотрела она не на него, а на Лену, на его руку на ее плече, и Костя обреченно подумал: «Тем лучше…»

Он повернулся к Ленке:

– Лен, подожди меня, пожалуйста, на кухне. Поставьте с мамой чай или что там…

Та кивнула. Проходя мимо Тани, она чуть помедлила.

«Красивая», – острая ревность пронзила Таню насквозь. Ошибиться было невозможно – соперница окинула ее презрительным взглядом, полным женской неприязни.

Они остались одни. Таня чувствовала – стоит сказать хоть слово, и она разревется, но как унизительно будет плакать перед ним! Нет, она выдержит, не зарыдает! Но… Таню трясло, и гневная речь, которую она заготовила, безнадежно пропала. Вот и увидела своими глазами… Значит, все-таки Лена. Это надо же быть такой дурой! Понятно теперь, почему Костя не хотел, чтобы Таня ходила к нему в салон…

– Я рада, что ты жив-здоров, – произнесла, наконец, она. Бесполезно было дальше удерживать слезы, они лились и лились по щекам, затекая даже за шиворот. Сквозь их туман Костино лицо казалось размытым.

Таня не могла понять – почему он молчит. Пока она шла сюда, представляла любую реакцию, кучу вариантов. Вот он становится на колени, просит прощения и говорит, что все было ошибкой, или она не так поняла, а Таня презрительно отталкивает его и уходит. Или наоборот, насмехаясь, выставляет ее за дверь, а она бьет его по лицу со всего размаха.

Но Костя молчал и как-то странно смотрел. Таня не могла знать, что он просто прощается с ней, прощается навсегда, пытаясь в эти несколько секунд запомнить, вобрать в себя ее образ, полный горечи и уязвленной гордости. Стоило только чуть-чуть не сдержаться, и он схватил бы ее, заключил в объятья, утешал, целовал, вытер слезы и никуда не отпустил. Но Таня должна уйти, и как можно быстрее. И все-таки он не мог ее прогнать, не мог сказать грубого слова.

– Я не заслужила, чтоб ты сам сообщил мне, без посредников? – тихо спросила Таня.

И оттого, что она не скандалила, не впадала в истерику, сцена эта становилась все тяжелее.

– Скажи хоть что-нибудь, – горько усмехнулась она.

– Мне нечего тебе сказать, – с трудом разлепил губы Костя.

Из его глаз тоже текли слезы, но он этого не замечал.

– Ну, нечего, так нечего, – обреченно проговорила Таня. – Я, собственно, по делу. У твоей Лены какой размерчик? Вот, может, пригодится.

И вместо того, чтобы швырять в лицо, она медленно сняла кольцо с безымянного пальца и аккуратно положила на стол.

Тут Костя не выдержал:

– Нет, забери, это твое, – он схватил ее за локоть.

Таня резко выдернула руку:

– Хочешь сказать, я заработала? – глаза у нее угрожающе сузились, и в них появилась такая ярость, что Костя невольно отшатнулся. – Не думаю. Мне кажется, я подороже стою.

И, не в силах больше сдерживаться, Таня вылетела в коридор.

Только крайним усилием воли он не рванул за ней, устоял на месте. Услышав, как хлопнула дверь, бросился к окну. Таня выбежала из подъезда на всех парах, потом резко остановилась и зачем-то подняла голову. Он не успел спрятаться и скорее почувствовал, чем увидел ее жесткую усмешку. А она… махнула ему рукой и решительным, но спокойным шагом скрылась за поворотом. Вот и все.

Костя подошел к дивану, упал на колени, ткнувшись лицом в старую бархатную обивку, и замер, без мыслей, без чувств, без всего, с одной только болью. Он даже видел, как выглядит эта боль – белая, вытянутая, гладкая и блестящая, с острым концом, она пронзала его с ног до головы, и расширялась, расширялась внутри, мучительно разрывая сердце.

Вбежала Ленка и испуганно бросилась к нему:

– Константин Викторович, Костя! Что вы?

На помощь пришла мать, но только проговорила:

– Леночка, идите домой, уже поздно.

– Подожди, – Костя медленно поднялся. – Сейчас, Лен.

Он взял принесенные Леной деньги, отсчитал половину и протянул ей. Она со страхом смотрела на его полные слез глаза.

– Иди домой. Спасибо. Ну, иди же, что тебе сказано!

Лена понуро взяла деньги, сказала «до свидания» и ушла. Костя молча запер за ней дверь.

***

У подъезда ждал Сережа. Увидев сестру, облегченно вздохнул, но, вглядевшись, все понял. Прижал к себе и стал гладить по голове, сам чуть не плача от жалости. Они стояли на крыльце, как двое влюбленных.

– Я была у него, да, была, и ничего мне не говори.

– И что? – только вымолвил он.

– И всё! Я ее видела. У них полная идиллия. Я вернула ему кольцо. Пусть Лена носит! Он даже ничего не опровергал, так что… Все замечательно, – и Таня истерически всхлипнула.

– Видела? – удивленно протянул брат, и Таня непонимающе подняла на него глаза:

– А ты что, еще сомневался?

Сережа был в недоумении. Странно… Неужели Костя его обманул или наполовину обманул? Как удобно! Нашел причину и завел более легкие отношения. Лена? Ах да, Лена, девочка, которая работала у него в салоне. Так это небось давно уже продолжается! Почему-то в свете Таниного рассказа Костины беды стали казаться ему чепухой. Разумеется, Лебедев выкрутится, а вот запудрил мозги-то, артист! И ведь Серега поверил, что ему тяжело расставаться с Татьяной. Дурак, дурак, знал же, с какой легкостью все это у Костика происходит. Ну, все к лучшему. Пусть теперь сам со своими проблемами и разбирается. Так обидел его девочку, мразь…

– У тебя все будет хорошо, Танька, – ласково произнес он. – Ты такая красивая, на тебя все парни заглядываются. Выбирай – не хочу.

– Я все жду, когда ты скажешь: «Я же говорил», а ты все молчишь и молчишь…

– Ну, пожалуйста: я же говорил! Легче тебе?

Она засмеялась сквозь слезы.

– Все, пошли домой, Катюха волнуется, – Сережа совсем уже успокоился. – Кстати, сегодня старый Новый год, забыла?

Совесть его теперь была полностью чиста. Лебедев не нуждается ни в какой помощи, раз успевает крутить романы, да Сережа ему после такого ничем и не обязан. Таня почти успокоилась, пройдет неделька – и все забудется. А работу он найдет, вот уже сегодня звонил старый приятель по институту. Нет, все будет просто отлично! Или хотя бы хорошо…

***

Когда она выбежала, убежала оттуда, наступила разрядка. Может быть, помогли слезы, или то, что брат отнесся к ней так трогательно. На какое-то мгновение стало легче. Но, когда Таня осталась в комнате одна, то поняла, что все только начинается. Рыдать при всех она позволить себе не могла, а хотелось рыдать, рыдать и умереть. А что ей еще оставалось? Никто из окружающих не сможет понять… Она не просто грубо брошена и оскорблена. Она продолжает любить его, любить безумно и страшно ревновать. Никакой речи о том, чтобы когда-нибудь простить такое, и быть не могло, даже если случится чудо, и Костя вернется. Здесь мама права – не так воспитывали. Но как жить дальше?

Все теперь относились к ней, как к больной, оберегали и разговаривали тихим голосом, и от этого еще больше хотелось сбежать куда подальше. Сережа сам взял на себя переговоры с матерью, и Таня не услышала ни упреков, ни сетований. Общее резюме было таким: «Таня – наивная девочка, Костя – опытный подлец, никто бы на ее месте не устоял, вот и хорошо, что все быстро закончилось». Но сама-то Таня, увы, в этом уверена не была. Если бы так, все было б гораздо проще. А она вспоминала, думала, и не могла понять: «Ни с того, ни с сего… Почему?» Давала себе стандартные ответы и сама не верила в них. Не верила, что человек может так играть, не верила, что она сама такая дурочка, не верила, что могут ошибаться собственные глаза и сердце. Но альтернативного варианта разум подсказать не мог, и приходилось принимать обычную, пошлую, снисходительную версию.

А главное, она вдруг ощутила необычную пустоту вокруг себя. Когда тебе хорошо, ты особенно над этим не задумываешься, но когда плохо… Все сознание и душа человека рвется к кому-то спросить – за что? Вымолить помощь или моральную поддержку. К кому-то, кто единственный может понять, потому что знает про тебя все. Она впервые пожалела, что убежденная атеистка. Но даже если Он есть – о чем она может просить? Чтобы Костя вернулся? Нет, этого ей не надо. Забыть его? И этого, оказалось, она не в силах желать. Но хотя бы облегчить боль, посочувствовать, что ли…

Подруга, не Светка, а та, которая подсовывала Тане для чтения Евангелие, как-то давно приводила ее в церковь, недалеко от метро. Дней через десять после разрыва с Лебедевым ноги сами принесли Таню туда. Она вошла и встала в сторонке, прислушиваясь к необычному хоровому пению – что-то про херувимов и серафимов. Напротив висела икона – Божья Матерь нежно обнимала младенца, и глаза у Нее были настолько сочувственными, все понимающими и готовыми принять на себя чужую боль, что слезы сами потекли у Тани из глаз. Ей стало так жалко себя, и она видела, что Богородица тоже ее жалеет. В другой стороне стояло распятие, на нем страдал Христос, и в голове кольнуло: «ему ведь больнее, в сто тысяч раз больнее». Таня никогда не вникала в христианские постулаты, но сейчас постигала их каким-то подсознательным способом. Впервые она подумала, что, должно быть, и сама в чем-то провинилась перед Ним, и осознала, что невольно обращалась к Нему все это время, но обращалась исключительно с упреками. Никаких молитв Таня не знала. И мысленно перед иконой просила только одно, единственное, что могла попросить:

«Пожалуйста, пусть только он будет жив и здоров. Он и все мои близкие».

Она вышла из церкви, впервые за это время испытав облегчение и непривычное для души просветление. Но снаружи ее поджидала неприятная встреча.

***

Лариса Дмитриевна, скрепя сердцем, уехала на другой день, и одному Богу известно, каких усилий ей стоило вести себя спокойно, не добавляя Косте неприятностей. Должно быть, мысль о том, увидит ли она сына живым и здоровым, мучила ее, но ей, по крайней мере, было, кому доверить свое чадо и кого попросить о помощи – перед отъездом она долго молилась у себя в комнате, стоя на коленях.

Костя каждый день ждал «гостей». До него доходили всякие слухи. Зарезанным в собственной квартире нашли его соседа по зданию – кооператор занимал весь второй этаж. В начале недели Косте позвонили из милиции и попросили зайти – велось разбирательство по поводу убийства и поджога. Костя не стал даже вникать, написал заявление, что ничего не знает. Он ни раз слышал, как «наказывали» говорливых предпринимателей за жалобы на рэкет.

Лебедев жил в постоянном страхе, каждый день ожидая гостей. Он знал – бандиты так просто его не оставят, и не понимал, почему его до сих пор не нашли. Но то ли братва забыла про видеосалон за другими «делами», то ли у самого Махмуда появились проблемы, но никто пока не появлялся.

Все свои силы Костя теперь посвящал тому, чтобы заработать и отдать долг фарцовщику. Но старые знакомые «теряли» его телефон, как только он объяснял ситуацию. Найти работу по специальности было нереально, НИИ и предприятия терпели тяжелые времена. Тогда он устроился сразу в два места – разнорабочим в строительный кооператив и грузчиком в овощной магазин. Один из прежних приятелей, сжалившись, сдал ему в аренду старый полуржавый запорожец, и Костя «бомбил» по ночам, подвозя запоздавших прохожих.

Но этих денег едва хватало на собственное пропитание, а надо было позаботиться о матери. Никакого отчаяния Костя не испытывал. Ему как будто стало все равно. Только одна мысль – не доставить горя маме – удерживала его на плаву и заставляла действовать. А может, это было у него в крови – в любой ситуации неизвестно зачем «бить лапками», как та лягушка, что смогла выбраться из сметаны.

Фантастические надежды, что все разрешится, он снова станет человеком и все объяснит Тане, Костя старался отметать сразу. Этот путь теперь закрыт для него навсегда. Таня никогда не простит и не поверит, а если бы даже поверила… Нет, он больше не заставит ее страдать, не принесет ей беды. В каких – то романах в детстве он читал эту фразу, но никогда не пропускал через себя, считая такой подход неестественной чушью. А вот теперь понял.

Невозможно было думать о Тане, не испытывая настоящую, физическую сердечную боль. Вот только валидол от этого не помогал. И все-таки Костя думал о Тане, не мог не думать, думал с неизменной нежностью и чувством вины. Только постоянная занятость спасала его от отчаяния. И еще… нельзя было этого делать, но почти каждый день он выходил к автомату и набирал номер Звягинцевых. Если подходил Сережа или Катя, просто клал трубку. Если Таня – то слушал, сколько возможно, ее голос, пока она кричала: «алле, кто это?», или «ничего не слышно, перезвоните»…

Не прошла и неделя после отъезда матери, как позвонил Костин кредитор – видимо, прослышал про его неприятности. «Не хочу стоять в очереди», – заявил он и потребовал вернуть долг как можно быстрее. Костя знал, что человек этот обладает известными связями в криминальной среде, поэтому плакаться ему не стал – не хватало еще новых угроз. Он бодрым голосом пообещал, что через три недели деньги будут, и в отчаянии расхохотался, положив трубку.

Тут совершенно некстати вернулась мама и сразу заявила, что у нее есть серьезный разговор. Оказывается, не случайно она так легко согласилась уехать. Костя слушал мать и все больше поражался, как плохо он ее знает. Ему всегда казалось, что она усталая женщина, отягощенная болезнями, после потери мужа как за соломинку схватившаяся за Христа. Но вот пришла настоящая беда, а ни истерик, ни упреков он от нее не услышал. Зато у мамы был план.

– Сынок, у дяди Сашиной жены в Москве есть сестра, помнишь, я всегда через нее что-нибудь передавала, когда она в деревню ездила, – Оленька.

– Да, помню.

– Тебе было неинтересно, а я последние несколько месяцев навещала Оленьку – она совсем старая стала, очень болеет, после инсульта парализовало, не ходит. Я ей раз в неделю продукты вожу, а смотрит за ней соседка, деньги Саша высылал. Но теперь соседка требует в два раза больше, а у Саши столько нет.

Костя слушал с недоумением. Сейчас он меньше всего в состоянии кому-то помочь, может, мать потеряла чувство реальности?

– Ну, так вот, – продолжала она, – мы с Сашей договорились. Оленька пропишет нас с тобой к себе, площадь позволяет, у нее небольшая, но двушка, а эту квартиру мы продадим. Ты и долг отдашь, и еще на жизнь останется. Плохо так говорить, конечно, но Оленьке скоро восемьдесят, так что квартира останется нам, Саша не возражает. Зато у Оленьки будет и уход, и продукты, и лекарства. Ведь не наездишься к ней на другой конец Москвы.

– Мам, ты с ума сошла? Чтоб я на старости лет тебя без квартиры оставил, в которой вы с отцом жили? Да как я тебе в глаза смотреть буду? – Косте стало нехорошо. Ну почему ей так не повезло с сыном, почему всем вокруг он приносит одни страдания?

– Глупости это, Костя, да я и сама теперь здесь боюсь. Отцу давно все равно, на небе прописка не нужна, – она вздохнула, – а мы все начнем сначала. Какая разница – на какой улице? Оленькина квартира чуть поменьше, так нам с тобой много места не надо. Ты отдашь долг, уедешь из этого района, что может быть лучше?

– Но как она нас пропишет? – начал сдаваться Костя, понимая, что это, действительно, реальный выход. – Мы же не близкие родственники? Да и квартиру можно только обменять.

– У Ниночкиной дочки есть знакомый. Не знаю, как это сейчас называется, но он всем таким занимается. Он нам родственный обмен устроит, как будто с доплатой, а доплата – это и будут деньги за квартиру, я сама не понимаю, как это можно сделать, вроде как в деревню сначала выпишут, в какой-то дом, потом обратно. Он мне все объяснил, но у меня мозги уже слабые, ты лучше поймешь. Ну, конечно, ему надо будет из стоимости квартиры заплатить. Но человек надежный, свой. Его телефон друг другу по рукам передают.

Костя сидел потрясенный:

– Так ты уже и переговорила с ним?

– А что тянуть-то?

На следующий день Костя встретился с маклером. Расклад он понял сразу – квартира будет продана гораздо дешевле, чем стоит. Остальное выглядело чисто, потому что сделка была маклеру выгодна. Костя решил согласиться. Искать другого покупателя – долго и страшно, а сумма и сроки его устраивали. И… в другом районе он больше не встретит Таню на улице. Никогда больше не встретит….

Вот и еще одно занятие появилось – бегать по конторам и собирать документы. Пригласили нотариуса, и бабушка Оля левой рукой подписала им генеральную доверенность. И завертелось. Костя все делал, как во сне, а мать, напротив, была полна энергии и энтузиазма. По воскресеньям она, как обычно, посещала церковь. Интересно спросить у Него, думал Костя, ее-то за что Он наказывает? В день, когда Костя решал судьбу квартиры, мама вернулась из храма какая-то растерянная, странно смотрела на него, но так ничего и не рассказала. Уж не откровенье ли какое получила о судьбе своего сыночка, горько усмехнулся про себя Костя. Нет, за себя у него к Богу претензий не было. Но подарив людям свободу выбора, Он дал им возможность мучить друг друга…

А у Кости имелись к Нему только три просьбы: «помочь отдать долг», «чтобы мать была здорова» и «чтобы Таня была счастлива и забыла его».

***

Женщина снимала платочек, выходя из собора, надевала вязаную шапочку. Они столкнулись и сразу узнали друг друга.

– Здрасьте, Лариса Дмитриевна, – инстинктивно произнесла Таня.

Ей захотелось побыстрее сбежать. Но женщина обрадовалась, увидев ее, схватила за рукав:

– Детка, как хорошо, что я тебя встретила. Тем более, здесь. Сам Бог мне тебя послал. Танечка, давай отойдем.

Таня нехотя отошла с ней к заборчику.

– Таня… Ничего, что я на «ты»? Я ведь тебя совсем девочкой помню… Танечка, пожалуйста, позвони Костику…

Таня с возмущением отшатнулась. Увидев гнев в ее глазах, Лариса заторопилась:

– Он безумно, безумно тебя любит. Если бы ты видела его сейчас – он осунулся, ему так плохо… Ему нужна твоя помощь. Если ты любишь его, ты должна это чувствовать!

«Чувствовать?» Таню переполнял гнев. Знала бы эта заботливая мамаша, что она чувствует!

– Мне показалось, Лариса Дмитриевна, что в моей помощи он не нуждается. Не сомневаюсь, у него полно помощниц.

– Ты видела у нас Леночку, эта девочка у Кости просто работает. Она по делу зашла. Все не так просто… Я дала Костику слово, но…

– Что-то не слишком он пытался объяснить, что эта девочка по делу, в десять часов вечера, – перебила ее Таня. – Разве не при вас он спокойно выставил меня за дверь? Так что ему Ваша забота совсем не нужна, зря стараетесь. Он передал через Сережку, что нашел другую! Вот это и есть его безумная любовь?

– Я не знаю, – глаза у матери потухли. – Он ничего не сказал, что у вас произошло. Я только вижу, что никто, кроме тебя, ему не нужен. Вы же собирались пожениться!

Напоминание о свадьбе совсем вывело Таню из себя. Ей стал противен весь разговор – и она еще должна доказывать, что ее вышвырнули, выкинули, как надоевшего котенка! Хорошо еще, не «в положении». И его сердобольная мамочка еще хочет, чтобы она звонила?!

– Лариса Дмитриевна, извините, мне некогда. Я выхожу замуж за порядочного человека, поэтому весь этот разговор абсолютно ни к чему, – отчеканила Таня. – До свидания.

«Конечно, – в бешенстве думала она, – „Танечка“, очевидно, более подходящая жена для любимого сыночка, чем какая-нибудь Ира». Костя сам рассказывал, как мама боится, что он загуляет и никогда не женится. А Леночка – то чем ее не устраивает? Может, она его бросила? Ну, тогда тем более перебьется!

Таня ушла, а Лариса поплелась домой в сомнениях… Все ли она правильно сделала? Может, стоило рассказать об их бедах? Но, во-первых, Костя запретил – особенно Тане! Даже этот разговор он осудил бы. И что там между ними произошло – она действительно не знает, мало ли…

Да и о чем говорить, если девочка выходит замуж? Значит, так любила, что сразу готова выскочить за другого. А может, подумала Лариса, Таня как раз узнала о Костиных неприятностях и поняла, что он теперь бесперспективный муж?

Права Нина – нынешним сразу богатеньких подавай, никто не готов разделять беды и нищету. Вот и нашла себе получше, девочка она красивая… а она-то, старая дура, еще унижалась перед сопливкой! «И черт с ней тогда (ой, прости Господи!), и не нужна она нам, найдем такую, что будет любить тебя, сыночек, любого», – думала Лариса.

Косте она про эту встречу не рассказала.

***

Дела быстро продвигались, и в начале февраля документы были готовы. Ну вот, теперь он еще и бездомный, подумал Костя. Перспективнейший женишок… Вскоре они уже сидели на чемоданах.

В дверь позвонили – пришла Ниночка.

– Спасибо, дорогая, – Лариса взяла из ее рук картонные коробки, – а то мы со всех магазинов собрали, а все не хватает. Вот уж не думала никогда, что у нас так много вещей. Половину раздали, что-то выбросили, а все равно ничего не вмещается. Книжки вот жалко, книжки-то куда девать? Целый шкаф… Костенька, поставь чайник, Нина пришла!

– Да что чаи распивать, вам и без меня некогда! – возразила Нина, но на кухню охотно отправилась.

– Пойдем, пойдем, отдохнем немного, – подтолкнула подруга.

Они сели за стол. Пришел и Костя, с руганью отбросив в сторону сумку – молния-таки не выдержала попыток ее застегнуть.

– А у меня для вас новость, вот только не знаю… – Нине явно не терпелось рассказать.

– Да чего уж там, говори свою новость!

– Ну… невеста-то ваша, простите, если не так называю, или чего… А может, вы в курсе уже? Да только Татьяна, Сережкина сестра, замуж выходит! – выпалила тетя Нина, выразительно глядя на Костю.

Рука его замерла, и он осторожно поставил чашку обратно, чтобы не разлить кипяток.

«Значит, правда, – кивнула про себя Лариса, – ну только зачем же при мальчике! У него и так нервы на пределе». Она с беспокойством смотрела на сына, но тот уставился в одну точку.

– И знаете, за кого? – торжествующе произнесла Нина, подходя, очевидно, к кульминации своего рассказа. – За Пашку, тоже вашего приятеля! Маринка говорит, Звягинцевы просто счастливы. А вот его родители, прямо скажем, не очень.

– Что же так? – глухо спросил Костя.

– Ну, об этом, наверное, Вас, молодой человек, спросить надо, а я не знаю, – хитро ответила Нина и продолжил. – Заявление подали на одиннадцатое февраля, вот охота зимой свадьбу играть? Видно, невтерпеж. Забавно, да? Вы ведь как раз к одиннадцатому должны квартиру освободить. Маринка говорит, кольца купили тоненькие-претоненькие, модно так, что ли? Платье доча тоже видела – ну, могли бы и получше найти, сэкономили, видно. Хотя семья у Пашки не из бедных. Да вот, кстати, Мариночке приглашение вручили, в Грибоедовский!

Нина достала из кармана «случайно» захваченное приглашение. Костя взял в руки беленькую открыточку с двумя переплетенными колечками посередине. Раскрыл и прочитал про себя:

«Дорогая Марина! Приглашаем Вас отпраздновать счастливый день нашего бракосочетания, которое состоится 11 февраля 1989 года в 13 часов во Дворце бракосочетания № 1 по адресу: Мал. Харитоньевский пер., д. 10. Татьяна и Павел».

Почему-то именно указанные в приглашении цифры делали все сообщенное реальным и неизбежным. Костя молча положил открытку на стол, встал и вышел из кухни.

– А шла бы ты, Нина, домой! – вскипела всегда тихая Лариса Дмитриевна. – Дел у тебя нет, что ли, с открыточками она ходит! Принесла коробки, ну и спасибо тебе!

Она брезгливо отшвырнула приглашение и встала к ней спиной, с грохотом бросая в раковину чашки.

– Вот это да! Выгоняешь! Ну-ну… И тебе спасибо за все, подружка, – Нина поджала губы, подхватила сумку и обиженно покинула квартиру, хлопнув дверью.

– Давай, давай, иди, – кричала ей вслед Лариса.

Потом бросила посуду и с мокрыми руками побежала искать сына. Костя стоял на балконе, не курил, просто стоял. Ей показалось, что он смотрит вниз, и Лариса с испугом схватила его сзади за рубашку.

– Сынок, ну ты чего? – жалобно проговорила она, снова став слабой и беззащитной.

– Да не бойся, мам, со мной все в порядке.

– А чего ты туда глядишь?

Костя обнял мать и погладил по голове:

– Ну что ты, глупая. Как я тебя брошу? Вот придумала… – он попробовал улыбнуться, но у него не получилось.

В принципе, мать была недалеко от истины… Жить ему совсем не хотелось. К старой муке прибавилась другая, острая, как лезвие отточенного ножа. Он стоял и представлял себе, как Пашка целует Таню, ласкает ее, а она отвечает ему… Ну хоть бы кто незнакомый, а так – яркая картинка перед глазами. Господи, неужели и эту муку придется вынести?

А если взять, пойти и все рассказать ей – прямо сейчас? Но в голове звучал голос Махмуда: «Если дэнег у тебя нет, может, дэвушк есть? Пусть нам отработает». Нет, опасность не прошла, неизвестно, чем все закончится… Да и что он теперь ей предложит – жить с парализованной старухой, без средств к существованию? Хорош жених – нищий бомж. Не, что и говорить, Пашка ей подходит, дураку понятно, у них будет нормальная жизнь. «Татьяна и Павел». Его Таня… А что же теперь станет с его собственной жизнью? Что хорошего может быть впереди?

– Костенька, послушай, ты еще найдешь себе замечательную жену, – мама как будто слышала его мысли, – знаешь, как батюшка говорит при венчании? Будьте вместе – в болезни и здравии, в богатстве и бедности, в горе и радости. Найдешь такую, которая будет с тобой всегда, я уверена.

– Нет, мать, никого я не буду принуждать жить со мной в бедности и в горе. И жениться не буду. Нам с тобой и так замечательно. Ты только дай мне побыть одному, ладно? Ну, не могу я сейчас…

***

Расставшись с Ларисой Дмитриевной, Таня подумала: «А и правда! Что я теперь, всю жизнь буду сидеть, слезы лить! Возьму и выйду замуж». За кого – даже думать не надо. Человек, который будет счастлив на ней жениться, живет в том же подъезде. Хотя, может, Пашка теперь и разговаривать не захочет… После Нового года он ни разу не зашел к ним. Ну, это мы сейчас выясним. Сегодня воскресенье, наверное, Павлик дома.

Еще разгневанная после разговора с Костиной мамой, Таня взлетела по ступенькам на шестой этаж. Позвонила, не раздумывая, что скажет. Ей повезло, Паша действительно оказался дома и сам открыл дверь. На секунду он растерялся, потом обрадовался:

– Танюша! Заходи!

– Нет, давай, ты выйдешь. Есть разговор.

Пашка быстро кивнул, и через минуту они уже шли куда-то по улице. Задор у Тани быстро пропал, и ей стало совестно. Павлик симпатичный, добрый, хороший… За что же его-то…

– Знаешь, прости. Я зря тебя позвала, – проговорила она и виновато посмотрела ему в глаза.

– Но позвала ведь, – тихо ответил Паша.

– Я просто эгоистка.

– Тебе снова нужна помощь? Значит, еще считаешь меня другом.

– Ладно, Паш, давай на чистоту. Лебедев меня бросил, нашел другую, – Таня отвернулась, но сделала усилие и продолжала, презрительно усмехаясь, – а сегодня я вдруг решила отомстить ему и выйти замуж. Вот тебя выбрала… Смешно, да? Прости меня, ладно? Женщины – такие гадины… Особенно когда им насолят.

Но в его глазах уже засветилась надежда.

– Этот козел тебя бросил? Вот урод… Танюш, да забудь ты о нем, как о страшном сне. Говоришь – меня выбрала? Я – двумя руками «за», назначай дату.

– Да ты не понял, что ли? – изумилась Таня. – Я же от злости… из мести. На хрена тебе такое счастье?

– Танюша… я тебя с детства люблю, ты знаешь. Потом тебя еще кто-нибудь уведет. Я не отпущу тебя больше.

– Ну… мы же с тобой не встречались совсем…

– Так давай начнем! Ты не пожалеешь, поверь мне! Увидишь, что значит, когда тебя по-настоящему любят… а не добиваются из спортивного интереса. Да все, кроме тебя, видят, что мы созданы друг для друга!

«А почему бы и нет? – подумала Таня, – лучше мужа не найти, он мне нравится, симпатичный и уж точно не бросит. Пусть Лебедев знает, что я недолго проплакала».

Она медленно кивнула головой. И только тогда Пашка выдохнул, облегченно и счастливо.

На другой же день они пошли в ЗАГС и подали заявление. Надо было три месяца ждать, но Павлик подсуетился, заплатил немаленькие деньги, их вставили вместо кого-то, и назначенная дата замерцала совсем близко – меньше, чем через три недели.

Если брат с женой и удивились, то не подали виду. Сережа был совершенно счастлив, чуть ли не так же, как Павлик. Танины родители тоже. Павел снова не выходил из их дома. Сережа не обижался на друга за то, что тот остался работать у Вовки. Он и сам, положа руку на сердце, жалел о своем уходе. Нет, Вовка, конечно, гнида, но его дивиденды были в три раза больше зарплаты в конторе, куда устроился Сергей, да и до слез жалко вложенных денег.

Как Лебедев выкрутился, он старался не думать. Тем более Маринка рассказывала, что Костя продал квартиру, заключив супервыгодную сделку и получив каким-то образом почти такую же «двушку». Одним словом, жучара этот Лебедев большой.

У Павлика возникла проблема со своими родителями, но он поделился ею только с Катей, а Таня ни о чем не подозревала. Дело в том, что тогда, после Нового Года, он сглупил, от отчаяния проговорившись обо всем матери, и теперь та была настроена против Татьяны. В принципе, мать совершенно четко просекла ситуацию. К тому же подозрительно – к чему такая спешка? Но всегда послушный Павлик вдруг проявил категоричность, напугав мать страшным скандалом, и теперь она, скрепя сердцем, старалась сердечно улыбаться будущей невестке.

Все происходило слишком быстро и сначала казалось некой игрой «в замужество», Таня не успевала осознать реальность происходящего. Списки гостей, приглашения, составленное меню… Пашины родители купили кольца. А они с Катей несколько дней подряд пробегали по магазинам, пытаясь найти приличное платье, времени-то практически не оставалось. Брать на прокат чужое не хотелось, а то, что предлагалось – или было неприемлемо страшным, или стоило бешеных денег. Наконец нашли компромиссный вариант, и платье заняло свое место в шкафу, пугая Таню всякий раз, как она открывала дверцу.

А Паша проявлял внимание, как законный жених. И, надо сказать, ей не было это противно – Паша был ласковым, очень нежным и никогда не перебарщивал, тонко чувствуя Танино настроение. Но всякий раз, целуясь с ним, она невольно, отчаянно ругая себя, закрывала глаза и вспоминала, как целовал ее Костя. И, разумеется, сравнивала, постоянно сравнивала. И тогда ей хотелось вырваться и убежать. Нельзя, говорила она себе, если ты сейчас не выйдешь замуж, то не сможешь никогда. Лучше Павла все равно никого не будет, да и поздно что-то менять.

Почему-то нервировали телефонные звонки. Сережка говорил, что в Москве ужасная связь. Кто-то регулярно ошибался номером или молчал в трубку. Таня внушила себе, что это Костя, и сама ненавидела себя за подобную глупость. Зачем ему звонить? Не надо быть идиоткой!

И еще – изводили головные боли, проходящие только после приема «тройчатки». Но через день боль снова сдавливала виски, не давая ничего соображать, заставляя двигаться, как сомнамбула.

За пару дней до свадьбы они с Пашей остались дома одни. Она подозревала, что романтический вечер подстроили. Сережка с Катей отправились в театр. «Я сто лет нигде не была, сижу, как проклятая!» – заявила Катя, а Машку забрали к себе бабушка с дедушкой.

Катя чувствовала себя виноватой в истории с Лебедевым, в том, что поддерживала «Танькины глупости», и теперь всячески старалась загладить вину перед Звягинцевыми. Перед уходом она приготовила невероятно вкусный ужин.

Паша зажег свечи, поставил их на столик. Таня понимала, к чему все идет, и не собиралась сопротивляться. Во-первых, «не девочка уже» – эта фраза ей почему-то нравилась, напоминая о горьком опыте и намекая на то, что и она «знает жизнь». Во-вторых, в субботу уже свадьба, и «это» предстоит ей, судя по Пашкиному энтузиазму, выполнять регулярно.

Они слегка выпили, и Тане стало легко-легко. Паша поцеловал ее куда более страстно, чем обычно, он вообще на глазах становился все более опытным ухажером. Дрожащими руками стал расстегивать пуговицы на ее блузке, но у него не получалось, и Таня расстегнулась сама. Прикосновения его губ были приятны, и она почувствовала настоящее желание. Паша на руках перенес ее на диван, продолжая ласкать, но тут с ней случилось странное. Голова не болела уже несколько дней, но сейчас в висках страшно застучало. Как будто очнувшись от сна, она поняла, что лежит рядом с чужим, совершенно чужим ей мужчиной. Почему, зачем он оказался здесь, по какому праву дотрагивается до того, что принадлежит не ему и никогда ему принадлежать не будет? И это должно продолжаться с ней всю оставшуюся жизнь? Она вырвалась, соскочила с дивана и схватила одежду.

– Ну что ты? – испугался Павлик. – Ты чего, Танюш? Это я виноват, поспешил, да? Или что не так? Я ведь неумеха такой, сама знаешь…

«Это я виноват», – так говорил Костя тогда, у него дома…

– Ты не причем, – Таня быстро застегивала пуговицы обратно. – Это я кругом виновата, виновата перед тобой ужасно. Паша, я не могу. И, наверное, никогда не смогу… Я не знаю, что делать. Ты не понимаешь, ничего уже не изменится! И… надо кое-что объяснить тебе.

Паша вдруг понятливо кивнул.

– Я знаю… Это он… Лебедев – он такой, если поставил цель – от тебя ничего не зависело. Я тебя не осуждаю, мне это не важно.

Ах, вон он о чем…

– А мне важно, Павлик… Я ведь не о том совсем. Я сейчас поняла, что не разлюблю его. Никогда. Vis major… Прости.

– Что? Какой еще «майор»? – он тревожно всматривался в нее.

– Термин такой… Обстоятельства непреодолимой силы…

Паша помрачнел.

– Да ведь это чистой воды мазохизм! Разве тебе плохо со мной? Мне казалось, хорошо… Я тебе что, отвратителен? Таня, послушай, он никогда не вернется!

– Я знаю! И не надо! Думаешь, я смогу простить?! И с тобой мне хорошо, ты не отвратителен, а как раз наоборот. Но пойми – зачем тебе это? Какая радость жить с человеком, который любит другого? Всегда будет любить другого, Паш…

– Интересно, сколько людей в истории человечества отвечали на этот вопрос? – тихо произнес он, – и тот, кто спрашивал – никогда не понимал того, кто отвечал. А ответ простой. Я просто не могу без тебя, вот и все.

Она беспомощно опустила руки…

***

После переезда Костя отдал весь долг, а немного оставшихся денег хотел отложить, но не получилось. Они с матерью заняли одну комнату на двоих, стараясь, чтоб бабушке Оле не было от них беспокойства. Вначале мать пыталась ухаживать за Олей сама, не допуская Костю к судну, ворочала старуху, чтобы не было пролежней. Костя ничего этого не видел, он бегал в поисках дохода, то там, то здесь хватаясь за любую черную работу. Но весной мать попала в больницу – у нее всегда было слабое сердце. И Костя не на шутку испугался. Все деньги он положил в карман хирургу за сложную операцию.

К моменту выписки Костя уже сам менял Оле белье, мыл и делал уколы, не позволяя матери даже выносить мусорное ведро. Она только ходила в аптеку и готовила еду, потому что спорить с сыном было бесполезно. Но совмещать это с попытками заработать удавалось с трудом. Бабке на глазах становилось лучше, она внятно заговорила и даже задвигала правой рукой. А вот Костя держался на одном честном слове. Собственно, ему самому было не понятно, откуда он черпает силы для существования.

Он взял за привычку провожать мать в церковь по воскресеньям и сам истово молился. Вместо «отдать долги» в его молитве появились слова «найти работу», в остальном ее содержание не изменилось.

«Запорожец» он выкупил. Иногда он вспоминал то время, когда сидел в отличном костюме за рулем собственного «Форда»… Как быстро и круто поменялась его жизнь! Но о деньгах или машине Косте не жалел. Он только не мог спокойно представлять себе Таню замужем, рядом с другим. Звонить ей он перестал. Последний раз позвонил в день отъезда, одиннадцатого, то есть в день ее свадьбы. Подошла Катя, он слышал, что в квартире играет музыка – наверное, праздник уже начался. Костя тогда положил трубку и поднял глаза на икону в углу: «Зачем Ты так круто со мной, а? Нет, я знаю, что заслужил. Но зачем так-то…»

Сейчас он сидел за рулем уже третий час, время – десять, а клиентов – ни одного. Костя собирался было «побомбить» на другой улице, как вдруг из темноты показался энергично махающий человек с портфелем. Костя притормозил и открыл окошко:

– Куда?

– По Новой Риге, поворот на Нахабино, километра два. Возьмешь?

– Залезай, доедем.

Пассажир сел рядом, Костя бросил на него беглый взгляд – вроде солидный, из «крутых». А где же личный водитель?

Мужчина сам прояснил ситуацию.

– Отпустил шофера своего. У нас, видишь ли, с женой общий водила, меньше знает, крепче спит, – он хмыкнул.

– Ясно, – коротко ответил Костя.

У него не было никакого желания обсуждать чужие интрижки. Однако клиент оказался подвыпивши и не прочь поболтать.

– Нет, надо срочно второго брать, для себя только… – продолжал развивать тему тот. – А ты давно шоферишь? Мне со стажем человек нужен.

– Я не профи – в армии рулил.

– А кто по специальности?

– Бауманку почти закончил. Программист.

– Да ну? – изумился бизнесмен. – А что за баранкой сидишь? Такие люди сейчас – на вес золота.

– Был у меня кооператив, начинали писать программы. Да сплыл, – неохотно ответил Костя.

– Наехали, небось? – сразу понял мужик. – Слушай, парень… Если не врешь, что спец, приходи ко мне. Дела хорошо идут. Сейчас техникой торгую – телевизоры там, видаки пошли, но есть у меня идейка с компьютерами завязаться. Только толковые ребята нужны, чтобы разбирались. С компами будем впаривать программное обеспечение, на предприятия перепродавать и налаживать. Связи в министерстве есть. Как тебе мысль? Раскрутим? Золотых гор не обещаю, как себя покажешь.

– И сколько? – спросил Костя, стараясь не выдавать своего волнения.

– На хлеб с маслом хватит, – усмехнулся мужчина и назвал сумму. – Ну как?

Согласен?

– Если утром не передумаешь…

– Да я трезв, как стекло, – засмеялся пассажир. – Ты мне только ответь, как спец, пойдет это дело у нас?

– Расскажи сперва, – попросил Лебедев. – Что за техника, откуда?

Всю дорогу обсуждали подробности – собеседник не слишком здорово разбирался в теме, и Косте приходилось только догадываться, о каких компьютерах идет речь. К тому же, он видел, работа черная, неинтересная, но… Деньги были неплохие, а в его ситуации – даже очень хорошие, и случай, конечно, счастливый. Выходя, бизнесмен протянул визитку:

– Давай, завтра к девяти чтобы как штык.

В этот день хотелось верить в чудо. Август был в самом разгаре, но в воздухе пахло опавшей листвой. Природа уже готовилась поменять жаркую зрелость на тихую осеннюю мудрость. Костя притормозил у первой попавшейся на обратном пути станции метро и спустился в переход. Действовал он словно по наитию, не рассуждая, поддавшись внезапному порыву. Около телефонов-автоматов стояли две девушки – хихикали, набирая номер, вырывали друг у дружки трубку.

– Девушка, простите, вас как зовут? – обратился Костя к той, что казалась посимпатичнее.

– Таня, а что? – кокетливо улыбнулась она, и глаза ее заблестели.

Лебедев вздрогнул – а вдруг неспроста совпадение?

– Слушай, странная просьба, набери один номер…

– Да пожалуйста, – пожала плечами девушка. – А что сказать?

– Спроси Татьяну, скажи, из института, если поинтересуются, – он и сам не представлял, зачем это делает и что будет говорить, если Таня подойдет, но сердце его уже замерло в ожидании.

– А жетончик у вас есть? У нас своих мало…

– Возьми, без сдачи, – Костя протянул бумажную купюру.

Девушка прыснула в кулачок и послушно завертела диск.

– Здравствуйте! Простите, что так поздно… А Татьяну можно попросить? А… понятно, спасибо большое. Да нет, ничего страшного не случилось, я из института. Новый телефон? – она вопросительно посмотрела на Лебедева, но тот отрицательно покачал головой. В глазах у него снова появились усталость и пустота.

– Нет, не надо, спасибо, – девушка повесила трубку. – Вежливые люди, их разбудили, а они еще отвечают. Мужчина подошел, говорит, она здесь больше не живет.

– Да, я знаю… Извини, глупость просто… – горько усмехнулся Лебедев.

– Не грустите, – продолжала улыбаться Танина тезка. – Оставайтесь с нами, мы не хуже!

Костя уже не слышал. Он смотрел на часы – время за полночь. Ярко представил себе Пашкину комнату, широкую софу, уютный ночник и будильник на тумбочке. Наверное, Тане тепло и хорошо в объятьях Павлика… Лебедев тряхнул головой – зачем мучить себя, что изменилось? Дома ждет мать, а надо бы еще заработать сегодня ночью, пока есть силы.

– Метро через полчаса закрывается, вы бы поторопились, девчонки, – бросил он и быстрым шагом отправился обратно на улицу.

Глава 5. В горе и радости, в богатстве и бедности

2001 г.

– Ну, что еще? – Павел оторвал голову от бумаг и недовольно взглянул на менеджера.

Надо сказать им там, в отделе кадров, что набирают людей совершенно бездумно. За неделю этот Сысоев заходит уже третий раз.

– Павел Борисович, простите, такая ситуация, никто не хочет брать на себя ответственность.

– Какая ситуация? Если финансовый директор будет решать все ваши мелкие вопросы, то для чего нужны вы?

– Да нет, ну, помните, я вам рассказывал два дня назад. Клиент заказал машину, а пришла она в другой комплектации. Цвет «мокрый асфальт», а он черный просил, колонок четыре, а не шесть, ну и еще, по мелочам. Я проверял, все данные переданы верно. Завод виноват, можно бы машину отправить… Или забрать, поставить в салоне, но тогда…

– Ну, а покороче?

– Да-да, сейчас. Клиент автомобиль брать отказывается, говорит, верните деньги, ждать больше не буду. А Вы же сами знаете, какие у нас установки от шефа. Никаких возвратов, придумывайте, что хотите, любой возврат – из вашей зарплаты. А моей-то вины нет…

– Да, знаю, – Павел вздохнул.

Вовка остался таким же жадным, как и раньше. Возвращать деньги для него – ну просто нож острый.

– Обработать клиента пытались? Какими-то скидками, обещаниями? Просили подождать?

– Да всё пытался, он уперся рогом. Говорит, ну и хорошо, вообще покупать не буду, ну вас на фиг – это он так сказал. А насчет аванса Вы уж, Павел Борисыч, сами решите, пожалуйста.

– Когда проплата была? Давай документы, я посмотрю. А почему такой аванс? А, японец, понятно.

Павел перевернул лист и случайно кинул взгляд на фамилию. Лебедев? Константин Викторович? Вот это да… Он опустил глаза на реквизиты и прочитал паспортные данные. Все похоже, шестьдесят четвертого года рождения. Забавненько…

– Оставляй документы, я сам решу.

– А когда? – робко поинтересовался Сысоев, – он там сидит и не уходит.

– Вот как? – Пашку охватило любопытство, – пошли вместе.

Еще издали Павел увидел знакомый упрямый затылок без всяких признаков лысины. Эх, везет некоторым, а у него самого в тридцать шесть уже намечается…

– Ну, здравствуй, Константин Викторович! Какими судьбами?

Костя резко обернулся и удивленно приподнял брови:

– Вот это встреча…

Оба помолчали.

– А ты что здесь? – поинтересовался Костя, – тоже тачку покупаешь?

– Нет, работаю. Финансовым.

– А, значит, так и пошел по финансам и автомобилям.

– Слушай, Лебедев, – Пашка порывисто схватил его за руку, – я же тебя сто лет не видел! Блин! Я рад, честное слово, рад… И расстались мы так плохо… А Вовка вообще говорил, что тебя и в живых-то нет.

– Вовка?

– А ты думаешь, кто здесь у нас директор в автосалоне?

– Вот как?

– Ну да. Вовка остался в теме, теперь в продажах. Пакет акций солидный. Ну и я с ним уже много лет.

– А ты молодец! – ухмыльнулся Костя, – костюмчик, часики… Вот только раздобрел малость.

– Ну… это просто трудовая мозоль! Пашу по двенадцать часов в сутки. «Паша пашет», как говорит жена. А ты-то как? Тоже неплохо выглядишь, совсем не изменился. О, нет, седина имеется. Ну, да у темноволосых это всегда раньше. Всё лучше, чем лысина, – Паша погладил себя по затылку.

Менеджеры с удивлением наблюдали за встречей старых знакомых.

– Слушай, а пошли, с Вовкой поздороваешься?

– Да вот уж нет. С кем – с кем, а с Вовкой твоим здороваться никакого желания не имею, – Костя поднялся, – я тут у вас по делу.

– Я в курсе, уладим сейчас. Ты подожди, о'кей? Надо с шефом переговорить.

Костя, секунду поколебавшись, уселся обратно.

– Да нет, здесь что ли? Давай ко мне в кабинет, кофейку пока выпьешь.

В приемной шефа сидела элегантная секретарша – ноги от ушей, как раз, как любил Вовка. А в углу маялся от безделья начальник охраны – гориллообразный лысый мужчина с мясистым носом и глубоким, некрасивым шрамом через все лицо.

– На месте Владимир Николаевич?

– Да, только по телефону с кем-то разговаривает, – поджала губки девушка.

Недолго думая, Павел толкнул дверь.

Вовка поднял голову, глазами указав ему на кресло. Через пару минут положил трубку:

– Что скажешь?

– Забавное происшествие. Один клиент просит вернуть аванс – машину поставили не в том комплекте.

– А я при чем? Разгребайте, – презрительно бросил Вовка, но тут же добавил, – только денег не возвращайте, пусть ждет другую.

– Нет, ты послушай. ФИО клиента – Лебедев Константин Викторович, и сидит он сейчас у меня в кабинете, пьет кофе.

Шеф поднял брови.

– Вот как? А что за тачку он берет?

Павел назвал марку автомобиля бизнес-класса.

– Ну, ясно, – поморщился Вовка, – плавает, небось, мелко, выпендриться охота, а на класс D не тянет.

– Так что? Не хочешь поздороваться? Правда, сам он энтузиазма не проявил.

– Да… Было у нас кое-что в девяностых… Дикое время, – Вовка постучал пальцами по столу, – слышь, Пашк, а тащи его сюда! Любопытно взглянуть.

Павел кивнул и вернулся к себе в кабинет:

– Кость, ну пойдем, а? Вовка хочет тебя видеть. И вопрос твой заодно решим.

– А давай, мне тоже интересно стало, – неожиданно согласился Костя.

Павел заметил, как приветливо заулыбалась секретарша, увидев гостя. «Лебедев по-прежнему нравится женщинам», – неприятно кольнуло внутри. Впрочем, тот ничего не заметил.

Начальник охраны на секунду оторвался от игры в мобильнике, глянул на них из-под тяжелых заплывших век и опустил голову. Но тут же снова уставился на посетителя, наморщив лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. Лебедев притормозил около него, но Пашка уже открывал перед ним дверь кабинета.

Шеф поднялся навстречу, гостеприимно разведя руками:

– Ну, кто бы мог подумать! Лебедев – мой клиент! Чего только в жизни не бывает!

И он добродушно протянул Косте руку, цепкими глазками моментально оценив все – костюм, обувь, часы и сумку. «Ну, я так и думал: или менеджер средне-высшего звена, или мелкий предприниматель – ИП, ЗАО».

Костя после секундного колебания ответил на рукопожатие и сел в предложенное кресло.

– Ну, как поживаешь, Костян? – фамильярно заулыбался Вовка, – а мне тогда говорили, что вроде как пришили тебя. А ты, смотрю, как огурчик, живее всех живых!

– Да не, живее всех живых у нас ты, – вежливо улыбнулся в ответ Костя. – Слушай, а не Филин ли у тебя дверь сторожит?

– Ага! – довольно хохотнул Вова. – Узнал школьного товарища? А я его давно к себе пристроил, сначала как телохранителя, а теперь вот повысил до начальника охраны. Филя едва выжил после какой-то разборки, резанный перерезанный был, ну, я и пригрел.

– Ой, да говорил я тебе тысячу раз – видок у него… Только клиентов отпугивает. Надо кого-то попрезентабельнее, – поморщился Павел.

– Ничего! Зато много не просит – скромный стал, – сдвинул брови шеф.

– А я, собственно, у тебя тут по делу, – прервал производственный спор Лебедев. – Авансик верните, раз не научились работать.

– Да погоди ты… Костян, какие дела, какой авансик?! Знаешь, у нас с тобой тогда не очень красивая история вышла… – Вовка состроил мину сожаления, – дикие девяностые, сам понимаешь. Вот не поверишь, а все эти годы чувствовал за собой должок. Так что у меня к тебе предложение есть – в знак того, что ты на меня не держишь больше зла. Прими подарок! – Вовка вдруг расхохотался, – нет, ну фордик-то помнишь, а? Моя первая продажа, если подумать! Я тебе за тот фордик компенсацию сделаю – выберешь тачку за полцены. В пределах разумного, конечно. Чего тебе эта модель сдалась? Только в двух тысячном выпустили, не обкатана еще. За похожие деньги сочиним получше. Вот – HONDA-accord в той же комплектации. Пора о престиже подумать.

Вовка сам был в восторге от широты своей души. Кстати, подходящее авто как раз стояло в торговом зале и уже более семи месяцев портило ему настроение.

– Аттракцион неслыханной щедрости? – без улыбки ответил Костя, – Владимир Николаевич, верни мне аванс. Мне от тебя ржавой монеты не надо. А что касается должочка на твоей совести, так ты с ним двенадцать лет жил, и еще столько же проживешь.

– Типун тебе на язык, я побольше прожить собираюсь, – снова расхохотался Вовка, но уже искусственно, – ну, не хочешь, дело хозяйское. Павел Борисович, выпиши нашему упрямцу аванс.

Костя встал и, не подав руки, вышел за дверь, а Павел поспешил за ним.

В приемной произошли изменения: начальник отдела охраны оставил телефон на стуле, а сам нервно прохаживался перед дверьми. Когда гость вышел, замер и снова уставился на него, сплюнув жвачку прямо на пол.

– Александр Григорич! Ну сколько Вам говорить! Плюйте в мусорку! – возмутилась секретарша и, элегантно положив ногу на ногу, чуть выдвинула кресло назад.

– Живой! Ох… ть можно! – выразил свои эмоции Александр Григорьевич. – А Махмуд тебя разве не того? Не замочил?

Лебедев остановился:

– Здравствуй, Филя. А я ведь тебя тоже похоронил, вместе с Козырем. Не слыхал, куда Махмуд пропал тогда? Я его еще долго в гости ждал…

– Так взорвали ж Махмуда… – пожал плечами Филин. – Я, правда, в больничке лежал – зашивали меня. Ну, новость-то хорошую притаранили. Свои же вроде и грохнули – зарываться начал…

– Жаль, не знал… – Лебедев смотрел в стену невидящим взглядом.

А потом мотнул головой, словно отключаясь от воспоминаний.

– Классная у вас тут компашка подобралась, – Костя повернулся к Павлу. – Не, столько встреч в один день…

– Вот и я говорю – такое совпадение! Это надо отметить. Пойдем ко мне, – Пашка снова тянул Лебедева в свой кабинет, оставив обалдевшего Филина в приемной. – А с Вовкой ты зря, Костян. Дают – бери. Вспомни, как он с тебя бабок тогда загреб, и ничего. Мне вон за столько лет работы «Жигулей» паршивых не предложил, я сам себе на тачку зарабатывал. Правда, платит он нормально, держится за меня. Знает, что можно доверять, и не подвел я его ни разу. Да и привык я уже с ним в одной упряжке, хотя бывает, конечно, хочется стукнуть его кирпичом.

«До чего же Пашка стал говорливым», – раздраженно подумал Костя и напомнил:

– Паш, верни аванс.

Садиться он не стал и от предложенного кофе отказался.

– А, да, конечно, сейчас, – Павел позвонил и дал указание менеджерам. – Ну, ты расскажи о себе, а то так и норовишь смыться. Ты как, женат, дети есть?

– Вот чего мне никогда не хотелось, так это жениться.

– Значит, старый холостяк?

– Ага. А ты… – Костя вдруг замолчал, потом продолжил. – Как ты сам? Как семья?

– Да у меня все, как у людей. Дочка растет, четвертый заканчивает. Слушай… Поехали ко мне! Нет, прямо сейчас, поедем, а? Уже шесть, рабочий день можно закончить, посидим, выпьем немножко.

Павел сам не знал, почему так не хочется отпускать Лебедева. Ностальгия, что ли, на старости лет? Или давний счет требовал оплаты? Но почему-то хотелось продемонстрировать ему, как хорошо сложилась его, Пашкина жизнь. А Костя как-то странно смотрел на него, словно решал для себя вопрос жизни и смерти. Но Пашка уже тянул его к выходу.

– Где твои колеса? А, неплохая тоже тачка. Ну, на твоей и поехали, а меня завтра жена на работу подкинет.

Они сели в Костину машину.

– Куда едем?

– Да все туда же. Я на одном месте живу. Консерватор.

У Кости заныло в груди. Теперь, когда они уже ехали, отказаться было нельзя, не высаживать же Пашку посреди дороги. Но зачем он едет к ним, зачем он едет к Тане? Неужели Пашка не понимает, что он сейчас испытывает, или поглупел за эти годы со своими цифрами?

Что это будет, что он может сказать ей сегодня? Разве имеет теперь смысл объяснять… Да и не станет он портить Пашке жизнь. Они – семья, родные друг другу люди, столько лет вместе, это он, Костя, теперь чужой и ненужный.

И все-таки… Костя не мог избавиться от дикого желания увидеть ее – холодно-равнодушную или возмущенную… Может, она раздобрела, как Павел, и теперь похожа на матрону? Конечно же, не помолодела. Какая она? Неужели возможно, что он сейчас увидит ее и разочаруется? Да нет, даже если она весит сто килограммов, все равно это будет Таня, его Таня…

Он ехал, почти не слушая Пашкиных рассказов и механически отвечая ему «да» или «нет». Как получилось, что он вообще оказался в автосалоне? В принципе, Костю вполне устраивала машина, и незачем было ее менять. Он даже не нашел еще покупателя. Детские игры в престижность Костю не интересовали, удобство и спортивный стиль – вот и все. Просто что-то мучило его в последнее время, заставляя искать новых путей, иных отношений. Мать всегда страдала об одном – чтобы Костя женился, завел семью. Но это было совершенно исключено. Конечно, у него были женщины, не могли не быть, он же здоровый и молодой мужик. Не так много, как всем казалось, одна-две знакомые в год. Но… В каждой встреченной девушке он искал что-то похожее на Таню.

Даже не так, он и знакомился только тогда, когда вдруг казалось – вот оно, что-то в искорках глаз, выражении лица. А потом начинал ненавидеть спутницу именно за этот обман – похожесть, не являющуюся идентичностью. Розыгрыш, инсинуацию. В начале прошлого года он завел отношения с женщиной по имени Вика – утонченной, умной, не требовавшей от него ни постоянства, ни более прочной связи. Они встречались, когда у него было настроение, и разбегались, как только Вика чувствовала, что начинает надоедать. С Викой они не созванивались уже месяцев пять. На прошлой неделе Костя даже познакомился с некой Наташей – очень молодой девушкой, совсем юной. Что-то померещилось ему в ее манере встряхивать волосами… Но дело не дошло даже до постели. Пообщавшись с Наташей в ресторане, Костя отвез ее домой и уехал с полной уверенностью, что никогда больше не позвонит.

В один тоскливый и серый апрельский день он сидел дома после работы и не знал, к чему приложиться. Мог бы пить – пил бы, но с детства, глядя на материных братьев, ненавидел этот способ утешения всей душой. Да и маме бы не понравилось, Костя знал, мама всегда его видит… Позвонить Вике? Рука уже потянулась к трубке, но так и повисла, не дотронувшись. Внезапно Костя осознал – так четко и ясно, как никогда: то, что ему нужно, он не получит ни от одной женщины в мире. Никто бы в это не поверил, только мама знала, что он однолюб. Может, Таня всего лишь юношеская болезнь, которую он не смог перерасти, или все дело в обстоятельствах, при которых они расстались? Так или иначе, но ему нужна была только одна женщина, только ее волосы, глаза и тело. И именно этой женщины никогда у него не будет.

Как под гипнозом, Костя припарковался у знакомого подъезда, в котором они столько раз целовались, прощаясь с Таней. Поднялись в исписанном лифте. Только надписи были другими, не «АСДС», а какие-то незнакомые Косте названия. Хотя, отчего же – вот, пожалуйста: «Спартак – мясо».

– Я решил, не буду пока покупать другую квартиру. Родителей отселил, а мы так в нашей трешке и остались. Вот дочка замуж выйдет, тогда…

Паша позвонил, но достал ключи быстрее, чем открыли. Костя подсознательно отметил, как отличается обстановка квартиры от убогости подъезда. Впрочем, Павел всегда жил неплохо. Навстречу выпорхнула очаровательная девчушка:

– Папа пришел! Мам, папа пришел, и с ним какой-то дядя!

Костя поднял глаза и как будто окаменел. Нет, Таня не располнела и не постарела – по крайней мере, ему это было неизвестно. Просто молодая, симпатичная женщина, вышедшая в коридор, была вовсе не Таня. Косте показалось, что он смотрит какой-то фильм, в конце которого выясняется, что главный герой – вовсе не герой, и вообще: черное – это белое, и наоборот.

– Вот, познакомься, – весело представлял Павел, – Верочка, это мой друг, еще со школы, в армии вместе служили. Встретились сегодня случайно, представляешь?

– Очень приятно, – не растерялась Верочка, немного недоумевая, почему гость уставился на нее, как на некое чудо. Может, лицо испачкано?

Она мимоходом глянула в зеркало, поправив прическу:

– Проходите, раздевайтесь, сейчас ужин согрею. Тань, а ты – марш делать уроки! У тебя еще английский, а мне некогда.

Как на автомате, Костя прошел вслед за Павлом в гостиную. Он не мог припомнить, говорил ли Паша по дороге, как зовут его жену. Да ведь он и не слушал…

– А где Таня? – наконец не выдержал Костя, так и не сев в предложенное кресло.

– Таня? Английский учит, где же еще?

– Нет… Таня, наша Таня. Звягинцева. Вы что, развелись?

– А-аа… – Паша бросил быстрый взгляд в коридор, по которому проходила супруга. – Ты потише, Верочка ничего про это не знает. Мы просто… ну, не поженились тогда. Так получилось. А ты что думал, я на Тане женат?

Потрясенный, Костя молчал. Как будто все эти годы он хранил что-то в глубине потайного ящика, а вот теперь решил достать и обнаружил, что ящик пуст. Все это время он знал, что Таня существует, и знал, где. И в какой-то мере это знание давало ему спокойствие. Теперь это хрупкое спокойствие рухнуло, мир перевернулся, и он не понимал – как мог так обманываться?

– Где же она тогда?

– Ну… дело в том, что я не знаю, – быстро и тихо заговорил Паша. – Да ты садись, садись… Понимаешь, я даже рад, что так случилось. Мне было бы очень тяжело с ней жить, с таким сложным характером… Перед самой свадьбой она взбрыкнула, устроила истерику, сказала, что всё отменяется. Можно было, конечно, ее уговорить, но у меня тоже есть самолюбие. Родители, Серега – все были в шоке. Буквально накануне… Они уже купили подарки, у нас были кольца, у Тани – платье. Мои потратили немало денег… Не в этом, конечно, дело. Знаешь, я ведь очень ее любил, но теперь… У меня прекрасная жена, дочка, я каждый день благодарю за это судьбу.

– А Таня? – настаивал Костя.

– Ну, они стали ссориться с братом, с Катей. Я редко к ним заходил, сам понимаешь – было неприятно. Как раз тем летом Катины родители получили квартиру, однушку, дополнительно к своей, уж не знаю, как они умудрились, но отец у нее – военный, Вьетнам, что ли… Они и решили – отдать ее Тане. Где-то в Черемушках, кажется, но могу и ошибиться. Или в Перово…

– Она замужем?

– Понятия не имею. Сережа с Катей тоже переехали со временем, с доплатой на трешку. Кстати, у них теперь двое, мальчик в первый класс пошел. Мы с Серым раз в год созваниваемся. Ну, про Таню я не спрашиваю, а он не рассказывает. Все к лучшему, правда?

– Правда, – Костя поднялся. – А дочку что ж Таней назвал, если к лучшему?

– Ты такой жестокий бываешь, Лебедев, – Паша помолчал. – Да просто имя красивое, жене нравится, вот и все.

– Ну, мужчины, пошли ужинать, – в комнату вошла Верочка в симпатичном переднике.

– Не, извините, я спешу. Паш, будь другом. Дай мне телефон Звягинцева.

Павел замялся.

– А зачем тебе? То есть, конечно… Я, правда, редко ему звоню, но поищу и сразу скажу. Ты мне мобильный оставь.

Костя протянул визитку, попрощался и вернулся в автомобиль. Посидел, глядя на знакомые окна, так много значившие в его жизни. В маленьком окошке горел свет, и трудно было избавиться от иллюзии, что за ним и сейчас находится она, Таня.

Нет, ждать, пока Пашка позвонит, если еще и позвонит, пожалуй, не стоит. Он вышел из машины и снова поднялся в подъезд, на четвертый этаж. Дверь открыла женщина лет сорока, в коротком атласном халате, не слишком прилично оголяющем ей ноги с раздутыми венами. Увидев его, удивилась – очевидно, ждала другого, вот и открыла бездумно.

– Простите, – Костя не дал ей опомниться, – здесь жили мои друзья, они давно переехали?

– Мы здесь уже пятый год, – кокетливо поправляя халатик, ответила женщина.

– А телефончик они не оставили?

– Где-то был номерок. Вы заходите, заходите.

Костя немного удивился такому гостеприимству, но воспользовался им. Все в квартире, конечно, стало по-другому. Он невольно заглянул в распахнутую дверь бывшей Таниной комнаты – теперь это была чья-то спальня…

– Ох, у нас никогда ничего не найдешь… А, вот, кажется. Екатерина, Сергей, да? – женщина продиктовала ему номер.

– Спасибо, – поблагодарил он хозяйку.

Медленно Костя спустился по знакомым ступенькам.

Теперь в его жизни снова появилась цель. Как и прежде, с этим ничего нельзя было поделать.

***

Катерина сразу узнала его голос, и ее «привет» испуганно повис в трубке.

– Кать, Серега дома?

– Не-ет… Он обычно позднее приходит. А ты… Кость, это ты?

– Да, Кать. Я, собственно, по делу. То есть… Как вы поживаете, все нормально?

– Все потихонечку… Работаем, учимся, – она явно не знала, как себя с ним вести, – а ты с Сережей, наверное, хотел поговорить?

– Я тебя чем-то обидел? – не выдержал Костя.

– Нет, конечно, нет. Просто ты сам понимаешь… Столько лет! А у тебя как дела?

– Пока не знаю. Катюшенька, милая, помоги.

Видимо, было в его голосе что-то такое, что она сменила тон и участливо, совсем, как раньше, спросила:

– Конечно… Что-то случилось?

– Мне нужно узнать про Таню. Как она, что с ней.

– Ой, Костя, зачем это? – снова испугалась она.

– Катя, надо, понимаешь? Я все равно узнаю, но так будет быстрее.

– Ну-у… я могла бы, конечно, спросить у тебя… – Катя немного помолчала, очевидно, решая, стоит ли что-то высказывать столько лет спустя.

– Не надо ничего спрашивать, слишком долго придется отвечать. Просто помоги – и все. Можешь?

– Ну-у… у нее все нормально, – сдалась Катя, – работает на одном предприятии, начальник юридического отдела. Фирма довольно крупная, платят прилично. Мы ведь ее отделили, она с нами не живет.

– Да, я знаю.

– Откуда?

– Был у Пашки в гостях.

– Да ну?!

– Катюш, продолжай. У нее есть кто-нибудь? Семья, дети?

– Костя, – решительно начала Катя, – вот послушай, я тебе расскажу все, как есть на самом деле. Мы плохо ладим с Таней. С тех пор, как она… в общем, Сережа с ней постоянно спорит, они ссорятся, стоит им увидеться. Встречаемся только у родителей, и то крайне редко. Она стала жесткая и конфликтная. Уж не знаю, в чем мы перед ней провинились… Конечно, Сережка был зол за то, что она устроила со свадьбой. Может, где-то не сдержался. Ты в курсе, что когда ты… когда вы… – Катя замялась, – короче, что она собиралась за Павлика замуж?

– Да, – коротко ответил он.

– Да?.. Так вот. За два дня до свадьбы Таня категорически заявила, что замуж выходить не будет. Что тут началось… Скандалы, истерики, она куда-то ушла из дома, к какой – то незнакомой нам подруге. Павлик ее искал. Вернулась только после назначенной даты. Паша умолял ее и потом, даже плакал, не представляешь, как это было страшно. Но она как окаменела. Так было жалко его… А ты знал?

– Нет, узнал только, когда увидел Пашкину жену.

– Я думала, Маринка вам растрепала.

– Мама с тетей Ниной тогда поссорились и больше не общались.

– А, понятно, – Катя уже не могла остановиться, слова лились из нее потоком. – Ну, нам ничего не оставалось, как отделить ее, вместе жить стало невозможно. А я ведь всегда ее так любила! Вот ты спрашиваешь… А мы – ничего – про нее – не знаем!!! Даже родителям не рассказывает. Замуж официально не выходила, а там – кто тебе ответит? Наверное, есть кто-нибудь, как иначе. Вот все, что могу тебе сообщить.

– Спасибо, Катюш. Ты настоящий друг. Дай мне ее телефон.

– Нет, Кость, не проси! Ты не представляешь, как с ней все сложно. Она раскричалась однажды, что мы дали ее номер какой – то школьной подружке. Это только с ее разрешения можно, а я не рискну даже имя твое произносить.

– Ладно. Тогда просто скажи, где она работает.

– Ну… – Катя помялась. – Хорошо… Только не говори, что я выдала. Кость… послушай, ничего у тебя не выйдет. Она мелочей-то не прощает, не то что… Извини.

– Катюш…

– Ладно, пиши. ООО «Техноимпульс». Офис у них на Баррикадной, в бизнес-центре всем известном, ну, высокий, круглый такой. Я была у нее однажды, по делу.

– Спасибо.

– Да не за что… Ничего не получится, вот увидишь.

– До свиданья, Катюша. Ты тоже не говори никому, что я звонил, и будем в расчете.

***

Ночью он не спал, да и не пытался заснуть. На другой день, позвонив в фирму, предупредил, что задержится. Офис компании, где работала Таня, не составило труда отыскать. С институтом тринадцать лет назад было куда сложнее. Внизу надо было заказывать пропуск. Костя узнал телефон секретаря, а от нее – юридического отдела. Но звонить не стал – что можно сказать по телефону?

Он уехал на работу, хотя никакие дела не шли ему в голову, а в половине пятого его машина снова стояла у проходной. Но старый план на этот раз не сработал. Люди без конца входили и выходили, в здании располагалось около сорока организаций, а Тани все не было видно. Неужели он мог ее не узнать?

В седьмом часу Костя снова зашел в проходную и набрал телефонный номер. Ответил молодой девичий голосок.

– Здравствуйте, а Татьяну Михайловну я могу услышать?

– Ой, да она минут двадцать как уехала.

– Уехала? Дело в том, что я давно жду внизу, но так ее и не встретил.

– А вы где стоите, на проходной?

– Да. А что, есть еще один выход?

– Но ведь со стоянки с другой стороны выезжают.

Вот оно что! И как это он не подумал – Таня сама водит машину… Или кто-то ее подвозит?

– Ей что-нибудь передать? – поинтересовался голосок.

– Нет, спасибо.

Очевидно, надо искать иной способ. Ловить машину при выезде со стоянки – пустой номер. Во-первых, неизвестно, какую. Во-вторых, он что – встанет посереди дороги и будет махать руками? А если она не одна? Может, раздобыть ее домашний телефон, поручить своему программисту – у него есть база данных? А что, если трубку возьмет мужчина? Или муж будет стоять за спиной… Придти к ней домой – еще хуже. Просто выставят. Нет, надо проявить изобретательность. Таня должна быть одна, чтобы они могли поговорить.

На другой день его секретарь, не задавая лишних вопросов, набирала телефон юридического отдела ООО «Техноимпульс». Костя нажал кнопку громкоговорителя.

– Здравствуйте, – официальным голосом произнесла Надя, – соедините, пожалуйста, с Татьяной Михайловной Звягинцевой.

– Как вас представить?

– Компания «Навигатор».

Таня взяла трубку:

– Слушаю вас!

Костя замер, прислушиваясь к ее интонациям.

– Видите ли, – умненькая девочка говорила все, как по писанному, – нам рекомендовали Вас, как опытного юриста.

– Кто рекомендовал?

– Катерина Звягинцева.

– Вот спасибо ей, – недобро усмехнулась Таня на другом конце провода. – Чем могу служить?

– Нам нужен юрист, приходящий. Дел у нас немного, так что в штате держать незачем. А консультации иногда нужны. Бывает два-три суда в год. Серьезные проблемы редко.

– Ну и возьмите себе девочку-стажера.

– Нет, нам нужен настоящий профессионал.

– Простите, но я по уши загружена. Мне это совершенно ни к чему.

Костя обеспокоено посмотрел на Надю.

– Вы еще не услышали нашего предложения. Состояние фирмы позволяет обеспечить надежному специалисту очень выгодные условия. Вы будете удивлены.

На том конце трубки воцарилось недоуменное молчание.

– У вас что-то не в порядке с делами? – Таню нелегко было провести.

– Нет, – засмеялась Надя, – у нас все в порядке. Лучше все объяснить при встрече. Может, приедете, посмотрите своими глазами? У нас есть сайт в Интернете – нас легко проверить, компания на рынке уже восемь лет.

– Ну… хорошо. А где вы располагаетесь?

Надя продиктовала адрес.

– Ладно, если в центре, то подъеду. Когда?

– Когда вам удобно.

– Сегодня удобно, в три. Кого спросить?

– Меня зовут Надежда, я вас встречу. У нас небольшой особнячок, один подъезд, позвоните в домофон.

– Договорились, – Таня положила трубку.

Костя испуганно посмотрел на часы – еще немного, и он увидит ее… Он вспомнил свои мысли, когда шел к Пашке домой. Как будет выглядеть их встреча? Хлопнет ли она дверью, поняв, что ее провели?

Он поблагодарил Наденьку и вернулся к себе в кабинет. Сел за стол. На нем, по обе стороны от ноутбука, стояли две фотографии. На той, что справа – мама, в летнем платье, красивая и молодая, с ласковым взглядом. Слева – та самая Танина фотка, которую он «украл» с ее стола. Озорная девчонка весело смотрела на него. Костя потер рукой в области сердца. Столько лет могли изменить человека до неузнаваемости. Будет ли она прежней Танечкой? Какая она сейчас – располневшая мать семейства или сухопарая старая дева? А может, разбитная дамочка с наглыми глазами? Он даже не знает, что скажет ей…

Ладно, что будет, то будет. Эта встреча нужна ему как воздух, которого сейчас почему-то не хватает, причем в самом прямом смысле слова.

На обед Костя не пошел – а вдруг Таня возьмет и приедет раньше? Да и какой там обед… Однако Надя заглянула к нему ровно в три.

– Константин Викторович, снизу звонят, это та самая юрист.

– Встреть и проводи сюда, – рука так и потянулась за привычной сигаретой, хотя он давно бросил курить.

Его окна не выходили на улицу, но он и не собирался подглядывать за Таней заранее. Они увидят друг друга одновременно. Костя ходил взад-вперед, меряя шагами кабинет.

– Константин Викторович, к вам Звягинцева, – Надя распахнула дверь, – проходите, пожалуйста.

***

Таня быстро вошла и сразу остановилась, несомненно, пораженная. Надя закрыла дверь с той стороны, и теперь они, как когда-то, ошеломленно смотрели друг на друга. Впрочем, Костя снова знал, что происходит, а она – пока нет.

Но потрясен оказался не меньше. Он ожидал любых перемен, кроме того, что увидел. Таня совершенно не изменилась и, если бы Костя встретил ее на улице, узнал бы мгновенно. Да что там – перед ним стояла та самая девушка, стройненькая и свежая. И волосы по плечи, как раньше, и минимум косметики. Только прическа, стильная, с прядками, выкрашенными по последней моде, нынче выдавала хорошего парикмахера. Да еще элегантный черный костюм вместо привычных джинсов – юбка чуть выше колена, пиджак в талию.

Костя почувствовал, что еще чуть-чуть, и он не удержится на ногах. Впрочем, она тоже импульсивно схватилась за стул.

Однако Таня пришла в себя первая.

– Это что? Совпадение? – проговорила она слегка дрожащим голосом, – хотя… Какое там! Ведь чувствовала – мистификация. А поехала… как под гипнозом.

– Не совпадение, – глухо ответил он, – здравствуй, Таня.

– Привет, – голос у нее больше не дрожал, только рука еще держалась за стул. – Могу я узнать, чем обязана?

Больше всего Косте хотелось сейчас порывистого, даже возмущенного движения с ее стороны. Тогда он просто схватит ее за руку, обнимет, удержит, заставит себя выслушать. Но Таня уже выглядела спокойной, и он невольно поддержал официальный тон:

– Садись, пожалуйста, сюда. Тебе чай или кофе?

– Чай, – она элегантно уселась в глубокое кресло, положив ногу на ногу.

– Наденька, принеси нам чаю, – Костя приоткрыл дверь.

Сам он достал из бара виски и плеснул себе в рюмку.

– Будешь?

– Нет, мне еще на работу возвращаться, – Таня демонстративно посмотрела на часы.

Костя невольно восхитился тем, как она держится. Сам он никак не мог совладать с пробкой и плеснул себе на брюки. Однако пора брать инициативу в свои руки. Иначе Таня сейчас убежит, ускользнет, оставшись вежливой и воспитанной.

Надя принесла поднос, поставила его и удалилась. Таня смерила девушку оценивающим взглядом и произнесла весело:

– Хороший вкус.

– Да, умная девочка, – неловко ответил Костя.

– Так, значит, юрист вам не требуется? – инициатива разговора продолжала исходить от нее.

– Боюсь, нет.

– Значит, плакали мои «выгодные условия»! А ты стал очень изобретательным, – она насмешливо улыбнулась, – раньше ты караулил девушек на машине у выхода, а теперь просто вызываешь к себе, заставляя ехать по пробкам через всю Москву. Положение обязывает, да?

И все-таки рука с чашкой у нее немного подрагивала. Совсем чуть-чуть.

– А я караулил тебя вчера. Вот только девушки нынче разъезжают на собственных лимузинах. Не поймаешь.

– Ну, лимузином мой фордик не назовешь. А ты изменил этой марке?

– Да, уже давно. Помнится, после форда долго ездил на Запорожце.

Ему не нравилась навязанная Таней игра. Костя предпочел бы бурное выяснение отношений, но ничего не мог поделать – тон задавала она. И в этом тоне невозможно было что-то рассказать, объяснить…

– Вот только зачем ловить девушек за тридцать, когда кругом столько двадцатилетних? – снова улыбнулась Таня.

Нет, он ошибся, когда решил, что в ней ничего не изменилось. Появилась глубокая складка на лбу, между бровей, ее раньше не было, и тонкие нитки морщинок – под глазами, совсем немного. Но не в этом дело… Он не мог смотреть ей в глаза, раньше такие искренние – любящие или гневные. Права Катерина – взгляд у Тани стал жесткий, с характерным прищуром. Она словно видела собеседника насквозь и заранее над ним издевалась. А вот к себе в душу эти глаза не пускали.

– Придется начинать издалека, – Костя попробовал выдержать ее взгляд.

– Только не слишком издалека, у меня много дел.

«Но все-таки она сидит, не уходит, хлопнув дверью», – обнадежил себя Костя.

– Хорошо, начну с позавчера. Два дня назад в автосалоне я встретил Павла, нашего общего знакомого. Работает финансовым директором при некоем Владимире Николаевиче, его ты тоже должна помнить.

Она слегка подняла брови:

– И что? Вспомнилось детство?

– Таня… пожалуйста, дай рассказать, – Костя долил себе виски, – я и так совсем растерялся.

– Когда это ты терялся? Не наговаривай на себя.

– Ты слишком красивая, я не могу сосредоточиться, – признался он.

– А ты думал увидеть старуху, всю в морщинах от постоянных рыданий? Ну да, ты мог запомнить меня именно такой. Так что Павлик? У него все хорошо?

– Да, все прекрасно. У него милая жена и дочка. Я был у него в гостях.

– Я рада. Когда-то я сильно обидела его. Но точно знаю, что сделала доброе дело, когда с ним рассталась.

– Дочку, кстати, тоже зовут Таня, – он наблюдал за ее реакцией.

– Ну и зря, дурацкое имя, – отрезала она, – значит, ты встретил Павлика и решил разыскать всех старых знакомых?

– Нет, и ты это знаешь. Я искал только тебя.

– Что ж, остается спросить, почему ты стал искать меня именно сейчас? Ностальгический период? Проблемы в семейной жизни? – не скрываясь, она бросила взгляд на его безымянный палец.

– Нет у меня никакой семейной жизни.

– Какая досада…

– А у тебя?

– А я не собираюсь тебе отвечать, – спокойно заявила она, – так почему именно сейчас?

– Потому что я познакомился с Пашкиной женой. А до этого двенадцать лет думал, что ты замужем за Павликом.

– Ты даже думал обо мне? Очень приятно, честное слово. А какая, собственно, разница, за кем я замужем?

– Не знаю… – Костя, действительно, совсем потерялся.

Таня встала и прошлась по кабинету, ему показалось, она хочет успокоиться. Несмотря на внешнюю элегантность, двигалась она все так же резко и порывисто. Подошла к его столу, бросила взгляд на фотографии и замерла на секунду:

– О! Да ты, я смотрю, подготовился! Я польщена…

– Эта фотка со мною всегда.

– Ну, конечно, – ответила Таня, и он понял, что она ни капли ему не верит.

Потом перевела взгляд на другую фотографию:

– А как поживает Лариса Дмитриевна?

– Мама, увы, не поживает. Она умерла через год, как мы переехали. Почему-то самое большое зло я принес самым дорогим мне людям.

Таня переменилась в лице:

– Прости, мне жаль.

Костя опустил голову, закрыл лицо руками. Он не ожидал, что его, солидного делового человека, так подкосит эта встреча.

– Ладно, – Таня снова села напротив, – давай так. Времени у меня мало, а ты, я вижу, и не собираешься объяснять, зачем я здесь. У тебя есть пять минут.

Костя отнял руки от лица:

– Мне надо было увидеть тебя, разве не ясно?

– Зачем?

– Ты ничего не знаешь, – теперь он вскочил с места, – у тебя в голове все перевернуто. Здесь не твоя вина. Может, конечно, теперь тебе все равно… Но ты должна меня выслушать.

– Прости, Кость, я поняла. По-сериальному очень выходит: герой хочет все рассказать, она не желает слушать. К сожалению, у нас сейчас так и выйдет, – она отодвинула от себя чашку, – много лет назад вопрос «почему?» не давал мне заснуть. А сейчас мне действительно все равно.

– У тебя кто-нибудь есть? – снова в отчаянии спросил он.

Она насмешливо покачала головой – «отвечать не буду». Он обреченно смотрел на нее, уже почти в панике подбирая какие-то слова.

– Как ты жила эти годы? Чем занималась? – получался глупый разговор, ужасно глупый.

– Работала.

– Ты стала начальником отдела? Давно?

– Четвертый год уже. А до этого юристом в разных конторах поработала.

– Нравится профессия? – ему было все равно, что спрашивать, лишь бы потянуть время, не дать ей хлопнуть дверью.

– Знаешь, сейчас бы я выбрала другую – не такую сухую и занудливую. Я это давно поняла, но, как видишь, справляюсь. Наверное, сама стала занудой.

Она помолчала и спросила:

– А как жил ты?

– А я и не жил… – Костя поднял на нее измученные глаза.

– Сильно сказано, – Таня поднялась с места, – но не похоже на правду. Ну, ладно, рада была повидаться. Выглядишь очень хорошо, достойно. Кабинет, – она повертела головой, – тоже вполне приличный. Удачи тебе!

И она решительным шагом направилась прочь.

– Подожди, – у самой двери он нагнал ее, протянул было руку, но так и не посмел дотронуться до нее, – я… я могу тебе как-нибудь позвонить?

(О Боже, что он несет?…)

Таня очаровательно улыбнулась:

– Только, если тебе на самом деле понадобится юрист. Я кого-нибудь порекомендую, – она уже проходила мимо секретарши, сдернула с вешалки плащ.

– До свидания, Наденька, спасибо, не провожайте.

Ее каблучки застучали по лестнице, а он стоял, как изваяние, не в силах двинуться вслед. Что-то сдавило у него в груди, и Костя не мог сделать вдох.

– Что с Вами, Константин Викторович?

– Ничего… – Костя вернулся к себе и рухнул в кресло. – Принеси мне воды, Надь.

Так вот, значит, как по-настоящему болит сердце, а он-то думал, что давно это знает… Бедная мама… Костя посмотрел на Танину фотографию – та же девчонка, которая только что покинула его кабинет, насмешливо улыбалась ему. Вот только волосы торчали в разные стороны, а лямка старенького сарафанчика сбилась с плеча.

***

Она перестала сдерживаться уже на лестнице, и слезы полились из глаз, размазывая по щекам тушь. Таня нырнула в машину, ничего не видя перед собой. «Я могу тебе как-нибудь позвонить?» – звучало у нее в голове. И ради этого «как-нибудь» он посмел вырвать ее через годы! Ее, оскорбленную, с растоптанной верой в любовь, он вызвал к себе в кабинет, чтобы сказать это «как-нибудь»! Таня сжала кулаки так, что острые ногти вонзились в ладони.

Чем больнее, тем лучше, возьми себя в руки, он еще может выйти, увидеть… Да нет, к чему ему выходить?! Очень она ему сдалась! Полюбопытствовал – и хватит. Сколько цинизма… И… о Господи, как же она его любит! Эти серые глаза, плечи, тонкие пальцы… Она никогда и не забывала, но сейчас, увидев так близко…

А взгляд? Никто во всем мире не сможет так смотреть на нее, даже если глаза его снова бессовестно лгут…

Таня выжала сцепление и повернула ключ. Подальше отсюда! На работу нельзя в таком виде… Значит, домой – в пустую квартиру с евроремонтом, домой, к лучшему другу, самому постоянному мужчине в ее жизни – телевизору! Она нажала на кнопку радио – включила «101,7». Да что же это, в самом деле, издевка? – во все колонки лилась знакомая мелодия:

«В комнате с белым потолком, с правом на надежду…

в комнате с видом на огни, с верою в любовь…»

Сто лет не слышала этой песни… Видимо, не каждому дается право на надежду… Но никто никогда не мог отобрать у нее право любить, даже если любить было глупо и нельзя!

Неужели у человека бывает столько слез? Когда-нибудь они кончаются? Все, хватит, нашла повод рыдать… У людей случаются такие беды, болезни, а ты… Невропатолог говорит, что мигрени – от нервов. Не хватало ей нового приступа! Сколько можно мучиться… Хватит, хватит!

О Господи! Таня едва успела нажать на тормоза и остановилась в миллиметре от встречного джипа, которого не пропустила на левом повороте. Водитель открыл стекло и покрыл ее отборным матом. Так, правильно, так ей и надо!

Как доехала до дома, Таня не помнила. Вечером раздался телефонный звонок. Она сразу догадалась, кто это, и не стала снимать трубку. Но телефон звонил – опять и опять, и она не выдержала.

Что же, если он так хочет, она скажет ему всё, без притворства и манерничанья.

– Таня, – голос у него был совершенно подавленным, – Таня, мы ужасно поговорили. Я больше так не могу. Мне надо тебя видеть, или я умру.

Она даже не знала, как это близко к правде. Сердце у Кости болело весь вечер, и он накачался валокордином, как водкой.

– О-оо… это я уже, кажется, слышала… Причем не только от тебя. Странное дело – все до сих пор живы, здоровы и счастливы!

– Мне надо видеть тебя, – повторил он, как заклинание.

– Кость, а зачем? – Таня больше не в силах была притворяться. – Посидеть в кафешке, пожаловаться на тоскливую жизнь, бросившую жену? А потом мы будем вместе ностальгировать по нашей юности… Хочешь, я угадаю, что ты мне расскажешь? Скажешь, какой же я был дурак, испугался тогда жениться, думал, не догулял еще. А вот теперь понимаю, что ты была единственной женщиной в моей жизни, которую я любил. Или это даже слишком оптимистично?

– Нет, все не так, – с усилием произнес он, – но по телефону рассказать невозможно. Просто хочу, чтобы ты поняла – все вообще не так, как тебе кажется. Кроме того, что ты единственная женщина в моей жизни.

– А я тебе верю, Костя. Вот честное слово, верю. Я думаю, с твоей точки зрения на все были уважительные причины. Но хочешь, я тебе сейчас расскажу о себе? Все, как есть, хочешь?

– Да, хочу.

– Смотри, не пожалей. Так слушай, – она плакала, и не пыталась этого скрыть, – сначала, как ты понял, я решила отомстить тебе и выйти замуж за Павлика. Отомстила я, кажется, только бедному Павлику. Наверное, его родители до сих пор прокалывают мои фотографии иголками. В тот день, когда я сказала, что не выйду за него, поняла – не смогу быть ни с кем. Потом все эти годы я пыталась опровергнуть это, но не вышло. Знаешь, что самое глупое? Стоило несчастному человечку мужского пола довести меня до кровати, как я вдруг ярко осознавала, что замужем, и просто не могу никому отдаться. Ты способен такое представить? Стыдно кому рассказать… Костя, у меня не было кроме тебя ни одного мужчины. Наверное, я снова девственница. В тридцать два года – смешно, не правда? Нет, я пыталась. Знакомилась, встречалась. С теми, кто был на тебя совсем не похож – знакомиться было неинтересно. С теми, кто хоть каплей похож – страшно. Но и при всем том находились какие-то варианты, ты знаешь, Кость, их было даже много. Вот, кстати, в этом году я могла стать женой достаточно серьезного человека, богаче, чем ты, Костя. Правда, в итоге я чуть не уволилась с работы. Но мне было противно ложиться в постель с чужим. Да, с чужим. Да еще я ненавидела деньги и людей, которые могут все купить, таких, как ты. Тебе не понять этого. Сколько за эти годы, пока я мучилась сознанием, что принадлежу только тебе, у тебя было женщин и удовольствий? Да ладно, что я все про физиологию? Давай про любовь… Влюбиться, естественно, я не могла. Кость, бывают же такие идиотки, что один-единственный мужчина может отбить у них всякое желание еще раз испытать это чувство? Я злилась на себя, я пыталась себя переломить, но любила тебя и только тебя. Знаешь, было бы легче, если б ты никогда меня не любил, или мы просто рассорились. Но каждая мысль о тебе была намешана на нестерпимой боли – что меня предали, бросили, выкинули. Каждое воспоминание – отравлено. А я не могла отказаться от этой муки, не желала выздоравливать. Уверена, ты уже испугался… Одно дело – романтическая встреча, другое – маньячка, которая думает о тебе столько лет. Я всерьез подозреваю, что у меня шизофрения на твоей почве, причем с детства, Кость, но ты не бойся! Помнишь, я говорила, что ты не увидишь меня, если найдешь другую? Это не детские речи, не месть и не наказание. Я просто не умею по-другому. Ты хочешь видеть меня, а я не могу, не хочу тебя видеть! Даже если у тебя есть тысяча оправданий – но у тебя столько нет, – пойми, я не смогу простить тебя. Я даже могла бы сейчас простить тебе Лену, но никогда не прощу этих двенадцати лет.

– Таня, можно я приеду? – взмолился Костя.

– Нет, я тебе не открою. И не смей больше дергать меня, – она выдохнула и положила трубку.

В глазах у Кости было темно, а в ушах звенело. Держась за сердце, он набрал телефон Звягинцевых. И снова повезло – подошла Катя.

– Где вы живете, скажи адрес, – не поздоровавшись, только и смог выговорить он, – мне надо срочно поговорить с Серегой.

Наверное, у него был такой голос, что она послушно назвала улицу и номер дома.

– Кто это? – подошел Сергей. – Димка, да не вертись ты под ногами.

– Только не кричи на меня! Это Костя Лебедев. Он сейчас к нам приедет, – и Катя подняла на мужа круглые глаза.

***

Они сидели на кухне, любимом месте выяснения отношений российского гражданина. Дым от сигарет стоял такой, что вошедшая девушка закашлялась:

– Что у вас тут за сумасшедший дом?

– Явилась – не запылилась! На часы посмотри, – буркнул Сергей.

– Это что, Машка? – изумился Костя. – Кать, ну прямо вылитая ты в этом возрасте.

– Ага, я на мутер похожа, – не смущаясь, заявила Маша.

Катя в который раз потерла глаза. Разговор длился уже несколько часов, Димку давно уложили в кровать…

Лебедев пришел к ним бледный и больной, и, прямо с порога, твердя «это Танино, отдайте ей», попытался всучить Сереже какой-то футляр. Им показалось, что Костя пьян, но пахло от него только лекарствами.

– Дай дверь закрыть, что встал в коридоре? – не выдержал Сережа. Они только что ругались с женой, выясняя, что понадобилось Лебедеву у них в доме, – давай, разувайся, раз пришел.

– И еще! – Костю было не сдвинуть с места. – Ты должен все рассказать ей.

– Что – все? – Серега был зол, – к чему это надо? Чего ты вдруг приперся, как с цепи сорвался? Что, вообще, происходит?

Он буквально силой затащил Костю в квартиру и усадил на кухонный диванчик. И тогда тот начал рассказывать им все подряд, про встречу с Павликом, про то, как заманил к себе в офис Таню, про их телефонный разговор. Про то, что Сергей обязан помочь ему поговорить с ней.

– Да почему я должен говорить с ней? Не поздновато ли ты спохватился?

– Потому что только ты знаешь правду!

– Какую правда?! – уже почти орал Сергей.

– Что я не бросал ее тогда… – Костя устало опустил голову на руки.

– Да что ты?! Кто же тогда бросал? А как же эта… кассирша – Таня застукала тебя с ней?

Костя поднял голову и на секунду застыл:

– Ах, вон оно что… Тогда понятно…

– Что – понятно?

– А то. Почему мой единственный друг ни разу не проверил, жив ли я… – медленно произнес Костя, – ты тоже купился?

– На что купился? – Сережа по-настоящему испугался. – На что купился, разве не так было?

– Серый… – взгляд Лебедева стал даже сочувственным. – Помнишь тот день, мы с тобой виделись вечером, ты должен помнить? А утром сожгли салон, все здание. Когда я вернулся домой, прибежала Ленка, отдать мне кассу. Представляешь, я-то думал, она все забрала себе. Как в кино – одновременно пришла Таня, конечно, подумала, что мы…. Ну, я и решил, что все к лучшему, и не стал ее разубеждать.

Сережа сидел, потрясенный. Простые Костины слова не оставляли сомнений – все так и было. Да и как могло быть иначе, он же помнит, как Костя прощался с ним, умоляя защитить сестру. Просто ему самому тогда хотелось верить, что Лебедев подлец. И он бросил друга в страшной беде, заставил страдать Таньку…

Осознав сказанное, Сережа выматерился и в ужасе схватился за голову.

– Да что, в конце концов, происходит? – взмолилась Катя, – Рассказывайте с самого начала, я-то ничего не понимаю!

И Костя рассказывал, долго рассказывал, а они молча слушали, потрясенные, только Катя периодически утирала слезы кухонным полотенцем:

– Господи, бедный…

Он рассказал, как отдал, наконец, долг, как вернулся к нормальной работе. Начал с нуля, но вскоре практически в одиночку раскрутил направление – новый босс полностью доверил ему эту тему, переведя на новый уровень заработков. На «транзитных» компьютерах снова начал делать собственные разработки. А через два года Лебедев вложился в фирму, стал компаньоном и взялся за дело уже всерьез – примитивная торговля была ему неинтересна.

Но деньги так и не смогли во второй раз спасти мать. Квартира досталась Лебедеву дорогой ценой. Обеспеченная всем возможным и невозможным, Оленька прожила еще целых пять лет. Днем за ней ухаживала сиделка, а вечером Костя сам заботился о старушке, пытаясь хоть так выпросить прощение у мамы. Умерла Оленька на его руках.

Где-то посередине этого рассказа и заявилась Машка. Присела на краешек диванчика и тоже стала слушать.

– Потом все устаканилось, – продолжал Костя, – хотя было всякое. Сначала дефолт. Потом нас поглотила, конечно, более крупная фирма-разработчик, но я долго работал на них и уже давно управляю московским филиалом.

– Странно, – заметил Сережа, – нет, я всегда знал, что ты пробьешься, но мне казалось, ты никогда не будешь вкалывать «на дядю», при твоей-то любви к независимости…

– Работал сам, пока было возможно. А потом все стало очень жёстко. Не, я, конечно, мог бы и сейчас держать продуктовый магазин или собственную пилораму. Многие наши тогда ушли с головой в оптовую торговлю. Да мне не нужны деньги ради денег. А где интересно – там, извини… Надо было лезть через головы да по трупам, иначе далеко не уедешь. Только это не для меня, никогда ни через кого не перешагивал. В общем, ничего особо крутого, но работа нравится.

– Слушай, а помнишь, этого, компаньона твоего, который тебя кинул тогда?

– А, Мишку-то…

– Ну да. Больше не пересекались?

– А вот представь, забавно… Пересеклись. Точнее, от других людей знаю. Парень, программист, с которым мы начинали, несколько лет назад ко мне устроился, он и рассказал. У Мишки поначалу все было в шоколаде. Наши заказы отработал, получил новые… Но вовремя не сменил направление – продолжал по– накатанному. А те наши первые бухгалтерские разработки вскоре стали не конкурентоспособны. Начал торговать – влип, кто-то кинул… Пытался встать, в девяносто восьмом деньги из банка не смог вытащить. Запил, жена ушла. А сейчас вообще сидит на инвалидности… Кажется, диабет.

– Молодой ведь совсем, – удивилась Катя. – Жалко…

– А мне не жалко! – заявил Серега. – Так ему и надо, с… е.

Лебедев промолчал. Незачем знать друзьям, что он ежемесячно посылает Мишке некоторую сумму – на лекарства. Анонимно, конечно. Никакого подвига милосердия в этом не было – просто Костя слишком хорошо помнил, что значит оказаться в полном одиночестве, без какой-либо помощи.

– Выходит, прав ты был – наказал-то его все-таки Бог… – протянул Звягинцев. – А Вовку почему упустил, интересно?

– Так это хуже намного… что упустил. Безнадежных больных не лечат. Понимаешь, Серый?

Костя потушил окурок и взял следующую сигарету:

– Видишь ли, из трех желаний, которые я когда-то загадывал, сбылось только одно, про работу. Наверное, два других показались Богу излишней наглостью. А я бы предпочел их, но… Мать умерла, а Таня несчастлива. Не, я вроде как существовал – ведь надо было. Занимался горными лыжами, плавал. Турция, Болгария, Кипр… по общей программе. Последние три года нигде не был, работать оказалось намного проще. На отдыхе ведь как – оказываешься в тишине, наедине с собой, а страшнее общества не придумаешь.

– У тебя кто-нибудь был? – осторожно спросила Катя.

– Смотря в каком смысле… Если бы я знал, что Таня не замужем! Конечно, были женщины… но я ни одну не любил. Да не мог я никого любить!!!

– Что есть любовь? – с интонациями Понтия Пилата заявила Машка и полезла в холодильник за новой бутылкой колы. Открыла ее прямо об стол, и уставилась круглыми, как у Кати, глазами, на гостя.

– Прекрати пить эту гадость! – автоматически рявкнул Сергей, но Машка не обратила на него никакого внимания.

– А дальше? – потребовала она, как будто ей пересказывали занимательный роман или кинофильм.

– А дальше… Я должен видеть Таню. Или ничего дальше не будет.

Как бы в подтверждение этих слов у него сильно резануло сердце, и Костя снова схватился за грудь, пытаясь сделать вдох.

Катя испуганно смотрела на него:

– Кость, тебе плохо? Давай, ты ляжешь?

Вместе с Сергеем они отвели его в гостиную, уложив на тахте.

– Может, неотложку вызвать? – предложил друг.

– Вызови, – неожиданно согласился Костя, – а то копыта отброшу, а мне надо ей все объяснить.

Сережа бросился к телефону, а Катя – на кухню, накапать лекарство. Машка еще сидела, рассматривая что-то в футлярчике, принесенном Лебедевым. Катя нагнулась и увидела то самое злополучное кольцо.

– Что еще за антиквариат? – поинтересовалась Машка.

– Положи на место, – приказала мать, вытряхивая из пузырька застрявшие капли.

«Скорая» приехала на удивление быстро. Пожилой врач померил Косте давление, сделал кардиограмму.

– Молодой человек, нельзя так себя доводить, – меланхолично пробубнил он, – рановато еще для стенокардии-то… Пока далеко не зашло, надо обследоваться и последить за собой. Поменьше пейте. Курите?

– Бросил два года назад. А сегодня опять начал.

– Ну вот и зря. И стрессов постарайтесь избегать.

Доктор сделал укол и уехал.

– Простите, ребят, я пойду, мне полегчало, правда. Устроил вам здесь… – Костя начал вставать.

– А ну, лежать! – скомандовал Сережа, как в армии, – завтра пойдешь.

Костя послушно опустился на подушку, а Сергей вышел в коридор и начал одеваться.

– Ты куда? – испугалась жена. – Два часа ночи!

– Отойди, Кать, я скоро.

– Телефон не забыл? – только крикнула вслед она.

Когда муж ушел, заглянула в комнату – Костя дремал после укола. Катя укрыла его одеялом. Сегодня она пропустила по телевизору любимый сериал… Да какой там сериал, если в жизни почище бывает!

***

Таня испугалась, когда брат позвонил на мобильный среди ночи:

– Я сейчас приеду.

– Что случилось? – она сразу предположила сотню ужасов с кем-то из близких.

– Поговорить надо, – только и ответил Сережа.

Она открыла в махровом халате поверх ночной рубашки, глаза красные, лицо опухшее.

– Собирайся, – произнес брат.

Иногда он умел так приказывать, что никто не мог ослушаться. Таня автоматически начала одеваться, потом опомнилась:

– Да в чем дело, в конце-то концов?!

– Узнаешь. По дороге расскажу.

Таня решила, что проще будет подчиниться, и быстро оделась. Они сели в «Жигули». Она вопросительно смотрела на брата, но тот не спешил объясняться. Наконец произнес:

– Ты должна увидеться с одним человеком. Догадываешься, с кем?

Таня подняла брови от удивления и порывисто схватилась за ручку двери.

– Сидеть! – заорал Сергей, так же, как недавно приказал Косте «лежать». – Придется кое-что тебе рассказать. Чего ты не знаешь.

– Не понимаю, ты же сам…

– Да послушай, тебе говорят! – Сережа завел машину и потихоньку поехал по пустому шоссе. – Помнишь, я сообщил тебе, что Лебедев нашел другую, и чтоб ты больше ему не звонила?

– Помню, – тихо ответила Таня.

Даже сейчас эти слова резанули ее совсем, как тогда.

– Ну, так вот. Можешь убить меня. Но я соврал.

– Как это?? – вскрикнула Таня.

Она ничему не верила и ничего не понимала, но что-то уже оборвалось у нее внутри.

– Не «как», а «зачем». По его просьбе. У него начались серьезные проблемы. Ему угрожали, вымогали деньги и пугали, что причинят зло близким. Он боялся за тебя, и решил, что лучше держать тебя подальше.

– Но почему он не рассказал мне? – недоверчиво спросила Таня.

– А что бы ты сделала?

– Пошла бы к нему, и мы что-нибудь придумали…

– Вот именно! Лебедев не хотел, чтобы тебя у него видели, чтобы ты появлялась. Да и вообще считал себя пропащим человеком.

– Подожди! Что ты мне тут мозги компостируешь! А как же Лена? Я сама видела, как он с ней…

Таня представила сцену, которую столько лет пыталась забыть. Собственно, Костя тогда слегка приобнимал Лену за плечи… Дружеский жест? Да нет, не может быть, он и не отказывался даже!

– В тот день у него сожгли кооператив. Лена успела снять выручку, вечером потихоньку ему принесла. Только она и не предала его. А я… – Сережа резко затормозил, чуть не проехав на красный. – Короче, ничего у него с ней не было, и быть не могло. Но он сам хотел, чтобы ты заблуждалась.

Ошеломленная, Таня не могла выговорить ни слова. Возможно ли такое? Всю жизнь ее мучил вопрос – «почему?» Всю жизнь она не могла этого понять. Ведь было же, было у нее ощущение, шестое чувство, что что-то не так, не правильно, не мог он так с ней. Было чувство беды. Таня вспомнила Ларису Дмитриевну, ее умоляющее лицо: «Деточка, позвони Костику, ему так плохо сейчас!» Но она ничего не видела, не хотела видеть за своей ревностью, за оскорбленным самолюбием! Или это снова обман? Таня уже ничему не могла верить. Может, Костя придумал на ходу новую версию? Хотя брат говорит…

Она не замечала, что вся дрожит, а зуб не попадает на зуб, как при сильном ознобе.

– Тогда… Как ты мог молчать столько лет??

– Не спрашивай… Сначала думал, что так лучше для тебя, и я ведь обещал ему… Потом, когда ты прибежала, тоже поверил про Лену. Захотел поверить, до того боялся, что он втянет меня в свои проблемы.

– Да ты ведь сам всегда говорил: Лебедев такой, Лебедев сякой, что он меня бросит… Говорил или нет?!

– Ну, ошибался я!!! – заорал Сережа во весь голос и добавил уже тише:

– Ошибался, понимаешь?

– А может, теперь ошибаешься?

– Нет, – твердо ответил брат. – Он любит тебя, всегда любил, я знаю это на сто, триста, тысячу процентов. Если честно, я и прежде это знал. Думаешь, мне легко сейчас признаваться? Он никогда тебе не изменял. Ну, в смысле, сама понимаешь – тогда.

– Господи… – застонала Таня. – Что же вы со мной сделали… Сережка! Ты даже не знаешь, что вы со мной сделали… Козлы, идиоты, придурки, сволочи!!!.. Да вы просто уроды, два дефективных урода!!

Некоторое время они ехали молча, и Таня невидящим взглядом смотрела на расплывающиеся огоньки фонарей за окном. Она вспоминала – всю свою боль, ревность, горе, все, что пережила за эти годы, и не могла понять – за что?

– Ну, а потом? – наконец спросила она.

– Никто не давал ему денег. Вовка отказал, компаньон кинул. А кредитор потребовал отдать долг раньше, чем договаривались. Пришлось продавать квартиру. Потом мыкался с больной родственницей, которая их прописала.

– Не вечно же ему угрожали!! Я собиралась за Пашку, а он – даже не помешал…

– Блин, Танька, ну это же Лебедев! – Сережа скривил губы. – Не знаешь, что ли? Как это он заявится к нам нищим, без колечек и лимузина!

– Разумеется… лучше было просто избавиться от меня, – Таня закрыла глаза.

Да, все это в Костином духе… «Ты – принцесса, а я…» – вспомнила она.

– Если честно, без меня тоже не обошлось, – выдавил из себя брат. – Я всегда ему капал, что ты не для него…

Сережа уже парковал машину около дома, прямо за Костиным автомобилем.

– Мы что, к вам приехали?

– Лебедев у нас. Ему стало плохо с сердцем, приезжала скорая, и мы его ночевать оставили.

– С сердцем? – испугалась Таня. – У его мамы было больное сердце…

Она рванула в подъезд, но уже около дверей остановилась:

– Мне все равно туда незачем… Наверняка, у него кто-нибудь есть, или был. Я не знаю, как с этим жить.

– Наверняка, – жестко ответил брат. – Но мне на твоем месте было б на это плевать!

***

Катя открыла дверь, и обе женщины, одинаково заплаканные, кинулись друг другу в объятья, как будто и не было этих холодных и злых лет в их отношениях. Машка философски наблюдала за сценой в коридоре:

– Привет, теть Тань!

– Лебедев не уехал? – с тревогой спросил Сергей.

– Нет… Спит. Пойдем на кухню.

В очередной раз на стол были выставлены уже вымытые чашки, рюмки и все остальное.

– Господи, Танька… Как я тебе завидую! – как когда-то воскликнула невестка и снова залилась слезами.

– Чему завидовать, Катя? Потерянным годам? Тому, что уже никогда не случится?

– А может, все к лучшему… – всхлипнула та. – А то надоели б давно друг другу, как вот я Звягинцеву.

Она подняла на мужа сердитые глаза.

– Ну-у, начала свою песню, – вздохнул Сережа. – Кто надоел, кому надоел?

– Теть Тань, я не врубаюсь чего-то… – деловито спросила Машка. – Этот дядька по тебе что ли, убивался?

– Маша! – покачала головой Катя, совсем как Танина мама. – Ой, такая грубятина стала.

– Не, я к тому, что на хрен он нашей Тане нужен? Он же старый и больной.

– Такой же, как я, да? – ухмыльнулся Сергей.

– Ну-у… Нет, пап, ты у нас в норме. Но ты уж прости, конечно… Вот я выйду замуж по – другому.

– Это как? – поинтересовалась Таня.

– А так! Чтобы богатый – раз, обожал меня – два. Только по-настоящему богатый и сильно крутой. С яхтой там или самолетом собственным.

– Да ты еще найди, чтобы он захотел на тебе жениться! – буркнул отец.

– А не найду, вообще замуж не пойду.

– Маш, – взволнованно начала Таня, – ну, предположим, продашь ты себя подороже. К хорошему быстро привыкают, и ты перестанешь всю эту роскошь осознавать, примешь, как должное. И с чем ты останешься? С нелюбимым мужем? Будешь заглядываться на симпатичных охранников…

– Ой, да ладно! Вы с матерью мне просто завидуете. У вас жизнь не сложилась, а у меня еще все впереди, – нахально заявила Машка.

– Спасибо тебе, дочка! – Сережа даже не обиделся, очевидно, разговор этот был чем-то привычным.

Но Таня возмущенно посмотрела на Катю:

– Ни фига же себе…

– Да не обращай ты внимания! – рассмеялась невестка. – Это у нее на словах только, а сама по уши влюблена в какого-то Дениса из параллельного класса.

– Обязательно всем рассказывать! – взвизгнула Машка, выбегая из кухни.

Катя только махнула рукой. Потом пододвинула к Тане оставленный Костей футляр:

– Гляди, ведь не продал!

Таня уставилась на свое кольцо:

– О, Господи…

Она подняла на невестку беспомощные глаза:

– Катюша… Что мне теперь делать, Катюша? Это только в сказках все можно сначала…

– Утром разберетесь. Давай, я тебе сегодня с Машкой постелю, отдохнешь пока.

– Нет, – покачала головой Таня, – я к Косте. Мне к нему нужно…

Катя понимающе кивнула, принесла Тане еще один плед, подушку и байковый халат.

В комнате, где спал Костя, горел ночник. Таня в испуге остановилась, но потом закрыла за собой дверь и приблизилась к тахте. Ей показалось, что она вернулась в ту самую новогоднюю ночь, когда Костя спал у нее на диване. Одеяло он натянул на голову, а длинные ноги остались непокрытыми. Она тихонько укрыла его своим пледом, выключила свет и прилегла рядом, прислушиваясь к Костиному дыханию. Боясь разбудить, только взяла его руку в свою и ощутила, как бешено заколотилось сердце.

Как же так произошло, что ее самый любимый человек страдал в одиночестве, борясь с обстоятельствами, что ему было плохо, а она не могла ни пожалеть, ни помочь? Разве справедливо это и честно? Какое право он имел выкинуть ее из своей жизни? Таня испытывала гнев и бессилие из-за невозможности что-то исправить. И еще – вину… Почему, почему она не переломила свою гордость, не почувствовала, не догадалась? Нежность, возмущение, жалость, обида нахлынули на нее одновременно. Она с силой сдавила его пальцы.

Таня не могла видеть в темноте, но сразу поняла, что Костя проснулся.

– Костя, – тихо и жалобно позвала она.

– Таня, – скорее утвердил, чем спросил он, все еще не шевелясь, только сжав в ответ ее руку. – Ты как здесь? Я не помер? Ничего не болит, рядом ты… Не, вряд ли Господь послал бы меня в рай… Скорее, в другое место.

– И правильно! – Таня резко отодвинулась от него и села, закрыв лицо руками. – Туда тебе и дорога! Что ты сделал со мной? Как ты мог…

– Танечка, Таня! – он тоже сел, пытаясь обнять ее, но она вырывалась.

– Кто позволил тебе так расправиться – с нами обоими?! – она почти сорвалась на крик.

– Я защищал тебя…

– А зачем мне была твоя защита? Мне нужен был ты! – она качала головой, не в силах успокоиться.

В дальней комнате включили погромче телевизор, но Тане было сейчас все равно – слышат, не слышат…

– Я не мог по-другому… Я бы не перенес, не пережил… И что я мог тебе предложить – одни несчастья? Я чувствовал себя ничтожеством! Я не имел права загубить твою жизнь…

– «Я, я»! Эгоист! Не мог загубить… Так ты и так ее загубил! Может, ты решил, что мне нужны были твои деньги или подарки? Не понимаю, не понимаю… – она со злостью отталкивала его руки.

– Танечка… девочка моя… детка… – Костя пытался повернуть ее к себе. – Господи, ну почему я не знал, столько лет не знал, что ты одна? Да я бы все отдал…

– А ты представь себе, что я была бы сейчас не одна, пусть и не с Павликом? Представь, что у меня дети, семья, и вдруг появляешься ты со своим рассказом? Что тогда – удавиться? Да ты просто придурок, что с тобой говорить? Я подозреваю, не будь у тебя офиса с большим креслом, ты бы и сейчас решил, что нам незачем встречаться, так ведь?

Костя не отвечал. Он вспомнил, как ночью набирал из автомата номер Звягинцевых… Ну почему он не узнал ее новый телефон, не выяснил всё до конца?

– Я звонил тебе… – только и смог выговорить он.

Ощущение, что она так близко, рядом, не давало ему сейчас думать, правильно или нет он поступил тогда. Таня будет принадлежать ему, она принадлежит только ему, и никто не в силах этому помешать! А все свои грехи он замолит, пусть она только позволит!

– Помнишь, твоя мама настаивала на венчании? А когда венчают, требуют дать обещание, – вдруг тихо произнесла Таня, – быть вместе – в горе и радости, в богатстве и бедности… в болезни и здравии. Если бы мы поклялись, успели поклясться, ты бы посмел меня вычеркнуть? Ты должен был все объяснить мне! А ты? Что сделал ты?

Эти слова Костя уже слышал, и сейчас его поразило, что именно она произнесла их.

– Прости меня, если можешь, – наконец вымолвил он. – Себя я так наказал, что мало не покажется… Одна только мысль о твоем замужестве чего стоила! Двенадцать лет я так ярко представлял себе… Вместо того, чтобы…

– Не надо, Костя… – она замотала головой. – Я уже не знаю, кого мне больше жалко – тебя или себя…

– Танечка… Я хочу видеть твои глаза. Ты уничтожила меня сегодня – холодная, чужая, – он потянулся к ночнику.

– Не включай! – испугалась Таня, – зато сейчас я опухшая и зареванная. В обморок упадешь.

– Прости, ну пожалуйста, прости, прости!

Он уже целовал ее – в шею, в заплаканное лицо, а Таня больше не в силах была сопротивляться…

– Костенька… подожди! – опомнилась вдруг она. – Что у тебя с сердцем? Болит?

– Ничего у меня теперь не болит…

– Тебе надо провериться, это очень серьезно… Ну, Костя, постой!

– Хорошо. Я проверюсь. Сделаю все, как ты скажешь. Ты ведь теперь со мной.

– Я не знаю… Так не бывает! Что будет дальше?

– Ничего плохого больше не будет, – он крепко сжимал ее в объятьях, – а если и будет, мы справимся.

– Мы давно порознь, столько лет… Кем я была? Девчонкой… Теперь я другая. Ты даже не представляешь, насколько я стала плохая и злая. Я боюсь!

Несмотря на свои слова, Таня прижималась к нему так, словно опасалась, что он снова исчезнет.

– А я не боюсь, – твердо сказал Костя, – вот теперь я ничего не боюсь. Какие могут быть страхи? Господь послал нам чудо, разве ты не видишь?

– Вижу… Я ведь давно различаю, когда и за что Он меня наказывает. Вот только я и не догадывалась, что Он настолько… – она замолчала, пытаясь подобрать слово.

– Милосерден… – подсказал Костя.

Примечания и ссылки

1. http://e-strannik.livejournal.com/68289.html – «Электроника»

2. ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВМИНА РСФСР ОТ 30.05.1984 N 218 ОБ УЛУЧШЕНИИ ТРУДОВОГО ВОСПИТАНИЯ, ОБУЧЕНИЯ, ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ОРИЕНТАЦИИ ШКОЛЬНИКОВ И ОРГАНИЗАЦИИ ИХ ОБЩЕСТВЕННО ПОЛЕЗНОГО, ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА

3. «Вслед за гласностью, с самого начала бывшей не только лозунгом, но и обещанием смягчить цензуру и облегчить доступ к информации, новое руководство выдвинуло лозунг „ускорения“ (впрочем, быстро забытый), на первый взгляд выглядевший весьма традиционно – как призыв к ускорению темпов развития экономики. Венчала же все „перестройка“, определявшаяся как настоящая „реконструкция“ всего здания советского общества в целом, но на деле приведшая к разрушению и распаду системы».

4. фарцовка /Фарцовка

5. 05.02.1986 г. Постановление о создании кооперативов в сфере потребления, общепита и услуг.

6. Программа «Взгляд», 02.10.1987 На ЦТ – первый эфир программы «Взгляд»

– /Взгляд_(телепрограмма)

7. 

8. Вадим Маслов, «Русская сеть: Истории» «В известном смысле это была золотая пора для советских программистов – деньги были, они были заработаны честным путем – путем продажи своих программ своим советским потребителям. При этом не надо было продавать пирожки/ксероксы, и давление западного продукта было не очень сильно.

Также кооперативы (в основном это были уже не программистские, а торговые кооперативы) провели компьютеризацию страны в кратчайшие сроки». ()

9. «Дети Арбата» А. Рыбаков

/Дети_Арбата

А. Мень /%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80_%D0%9C%D0%B5%D0%BD%D1%8C

10. «Рабыня Изаура»: Первые две серии фильма были показаны 16 октября 1988 года.

11. ЕС – 1841

/%D0%95%D0%A1_%D0%9F%D0%AD%D0%92%D0%9C

Оглавление

Глава 1. Торжественно клянусь…

Глава 2. Замётано!

Глава 3. Не отступлюсь

Глава 4. На всё воля Его

Глава 5. В горе и радости, в богатстве и бедности

Примечания и ссылки Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg