«Если ты почуял другого мужчину»

Тарас Балашов Если ты почуял другого мужчину

На обложке : Москва, вечер. Фото Сергея Саканского, модель Ольга Пуреховская

В моем городе все происходит одновременно

В моем городе все происходит одновременно. Путь в школу и обратно испещрен моими следами переменного размера. Я будто на самом деле вижу эту светлую полосу, сплошную по центру тротуара и фрагментарную – по краям. Бордюр, конечно, весь белый, потому что я любил ходить по самому краю, воображая, что там – пропасть.

Как-то раз я бродил по городу и мысленно здоровался с призраками, которые стоят на разных углах. Кажется, их продувает ветер.

Все эти духи, в основном, дневные, но есть и настоящие, сумеречные.

Как-то летней ночью я возвращался домой и увидел человека, который шел по улице и рыдал в голос. Это был вполне взрослый человек, лет тридцати. В том возрасте я еще не умел отличить тридцатилетнего от сорокалетнего, и все, кто был старше двадцати, казались мне весьма пожилыми.

И вот, шел этот весьма пожилой по ночному городу и рыдал в голос, запрокидывал голову к небу и выл. Это было потрясающее, ужасное зрелище.

Есть в этом городе и мои собственные призраки. Одного из них, также ночного, я вижу слишком уж ясно… Он был одет в такую светло-голубую рубашку с вышивкой. Он несколько дней назад закончил школу, а несколько минут назад – поцеловал Марину, одноклассницу, которую тайно любил целый год. Это был самый счастливый призрак на свете, как вампир, который впервые попробовал крови.

Впрочем, иллюзия взаимной любви была недолгой. На другой же день выяснилось, что Марина совершила ошибку, позволив себя провожать и целовать. И отменила свидание.

Призрак же так и остался живым. Он до сих пор идет, дружелюбно поглядывая на звезды, светясь улыбкой в ночи, будто карнавальный череп.

Не так давно к этому сонму привидений добавилось свежее – твое, моя дорогая. Как мы шли с тобой вдвоем по моим улицам, и я рассказывал тебе о призраках: о Бяше, которого потом убили, о рыдающем старике, который сейчас, наверное, уже умер, о тете Тамаре, погибшей на моих глазах…

– Хватит! – сказала ты. Почему ты не рассказываешь мне о чем-нибудь другом, хорошем и добром?

Тогда я рассказал о веселом черепастом поцелуйнике. В ответ ты постучала пальцем по лбу.

– Перестань. Лучше вообще ничего не рассказывай, если не можешь рассказать ничего хорошего.

Тогда уже было поздно. Да, я слишком поздно понял, что девушку надо веселить, занимать, не навешивать на нее проблем, не ставить ей неразрешимых вопросов.

То же самое и с литературой: кому они нужны, эти грустные истории без хорошего конца? Возможно, и эта женщина – Литература – когда-нибудь также уйдет от меня, как ушла ты.

Я не буду удерживать ее, как не удерживал тебя.

Рушится твоя жизнь

Рушится твоя жизнь, все вокруг превращается в смятение и боль – вдруг! Все ее слова любви ничего не значат, теперь, когда ты ей больше не нужен.

Она просыпается, красит губы и не спешит никуда: ведь ты ей больше не нужен. И за слезами в ее глазах, льющимися ни из-за кого, ты не видишь даже и тени любви, которая, казалось, будет вечной.

Ничего ты не видишь в ее глазах, ни одного знака любви, за этими слезами – ни о ком, ни о чем…

Ты любишь ее, она нужна тебе, и ты все еще не веришь, что ее любовь умерла. Ты думаешь, что до сих пор нужен ей.

Ты остаешься, она уходит. Она говорит, что когда-то давно у нее был друг, но сейчас он для нее умер и больше ей не нужен.

Пройдет время и все, что она сказала, заполнит твою голову доверху, как темная вода, как тяжелый песок-плывун. И в тот самый день ты сойдешь с ума – навсегда.

Так и выйдет, что будет вечной любовь. Только это будет твоя любовь – не ее. Твоя чудовищная, твоя одинокая ночная любовь – к ней, к девушке, которая тебя бросила.

Ну, это так… Это был всего лишь вольный пересказ одной из песен Маккартни… Your day breaks, your mind aches… Cried for no one…

Но вот что не дает мне покоя. Почему Пол сделал эту песню? Да еще в 1966-м году, когда был на такой вершине, что любая девушка сочла бы за честь… Года полтора назад они записали песенку Перкинса, озвученную Джорджем: «Теперь каждая хочет стать моей подружкой».

«Прошлой ночью я проснулся в половине пятого – полсотни девушек стучится в мою дверь… Вчера вечером я ненадолго вышел из дому и получил девятнадцать приглашений на свидание…»

Кем бы ты ни был, как высоко бы ты ни взлетел, все равно она тебя бросит. Она разлюбит тебя в ста процентах случаях. И любая твоя любовь кончится крахом. И кто это придумал, что есть на свете какая-то вечная любовь?

Если ты почуял другого мужчину

Если ты почуял другого мужчину, то самым правильным решением будет уйти.

Она тебе скажет, что не может встретиться завтра, а лучше – позвони на той неделе, бла-бла-бла… В понедельник окажется, что она занята, что приехала тетя из Люксембурга и тд… Тогда скажи: все окей, моя девочка, я понимаю, что ты не в духе, что у тебя депрессия, давай какое-то время не будем встречаться, сделаем паузу, а ты позвони сама, когда придешь в норму, ладно?

Это надо сказать непременно с американским акцентом, весело. И не звони ей больше. А что уж совершенно точно не надо делать, так это кричать в трубку: Ты! Я понял! У тебя появился другой! Ах ты…

Или как мой друг Витя, когда это наконец произошло, стал вычислять ее, поджидал ее утром, напал на нее с требованием объяснений. Тогда она и сказала ему: Витя, извини, я полюбила другого. Была осень, мокрые листья шлепали его по лицу, он ждал ее несколько часов под дождем и подбежал к ней, мокрый и жалкий.

И не вернулась она никогда. С этим другим они вскоре расстались, конечно, потом она уехала в Америку, нашла другого третьего, и теперь у нее двое детей, и первенца она назвала Виктором.

Почуяв другого мужчину, ты должен скрыться. В этом случае, не на сто процентов, конечно, но возможен следующий вариант развития событий.

Сначала она будет рада, что ты исчез. Она будет встречаться с другим и наслаждаться им. Но может быть, они расстанутся – поссорятся, или он ее бросит. Ей будет тяжело и плохо, и тогда она вспомнит о тебе. Она подумает: что же это такое? Почему ты ей не звонишь? Неужели даже ты ее бросил?

И тогда она позвонит, и вы начнете сначала. Я не говорю, что это гарантировано – просто такое возможно.

А я как раз совершил ошибку. Когда это произошло, когда ты начала темнить, откладывать встречи: тетя там из Моршанска… Я стал осторожно расспрашивать: что случилось, моя дорогая? Может быть, у тебя другой? В нашем поле зрения появляется новый объект, да?

И ты честно призналась: да!

Я стал уточнять, как дурак. Вытягивать подробности. Что – целовались, да? Ну, и не только, был ответ. Ведь я с тобой в церкви не венчалась, клятвы не давала, шутка такая была потом.

Если бы я просто пропал, якобы ничего не зная, то ты вернулась бы ко мне, чистая, как будто и не было никакого другого, а просто – депрессия, пауза… А грязная – ты никогда не вернешься.

Я пришел утром к твоему дому, сел на лавочке в сквере, смотрел на твои окна… Никакой тебе осени, никаких дождей – начало лета, солнце, свежая светлая листва. Ты вышла, я пошел за тобой. Ты шла, поднимая голову, рассматривая птиц… Было видно, что ты счастлива. Подъехал трамвай и подхватил тебя. Я свернул в переулок и пошел, глядя на старые стены. Пошел по Краснобогатырской, задрал голову на купола собора, перекрестился и прошептал: верни мне ее!

Звенели трамваи. Солнце было такое горячее, что плавило все вокруг. Это был один из самых черных дней моей жизни.

К восточному мудрецу я пришел

К восточному мудрецу я пришел – поплакаться в жилетку, показать твои фотографии… Это не легендарный какой-то мудрец древности, а вполне живой человек, довольно пожилой, написавший за свою жизнь множество книг, и живет он в Москве, неподалеку от старого цирка. И вместе с тем – он и есть восточный мудрец. Восточный мудрец древности, скажут о нем далекие потомки.

Мы пьем старое крымское вино, тридцать лет пролежавшее в массандровских подвалах, говорим о мужчинах и женщинах, о времени и о вине.

Эта мадера – самое дешевое и крепкое из марочных вин, сильно выросшее теперь в моих глазах. Нечто, напоминающее человеческие отношения во времени. Например, перебродившая и в бутылке запечатанная история одного моего друга, который был нищим художником, а стал новым русским, и девушек, которые отказали ему в юности, разыскал и вернул.

Этот виноград зрел, сверкая на солнце, когда твои молодые родители бродили по крымским горам, жили в палатке на берегу, котелок грели на двух кирпичах. Это вино уже было марочным, достаточно выдержанным, когда ты появилась на свет. А когда ты училась ходить, это вино уже разлили по бутылкам и уложили в многолетнюю дрему.

Год тысяча девятьсот восьмидесятый. В мире еще слышно сильное эхо Beatles и Джон Леннон жив. Загорелые девушки, многие из которых уже состарились и умерли, собирают виноград. Советские журналы разгромлены, окончательно победила серая брежневская пиджачность. Наши войска в Афгане и слово «афганец» уже не значит житель этой страны. На экраны вышел фильм «Москва слезам не верит». Я бегаю в школу, в кино, балдею от рока, учусь на гитаре, получаю первый юношеский разряд по велоспорту, пытаюсь читать газеты, весело и комфортно существую в мире, в котором еще нет тебя.

У ялтинок сильные крепкие ноги, потому что они всю жизнь лазают по крутым улицам, по лестницам. Девушки мечтают о женихах. Наверное, одна из них, срезав влажную гроздь винограда, смутно задалась вопросом: в чьей груди сгорит это будущее вино? И когда?

Когда ее сын в школу пойдет. Когда ее родину захватит донецкая мафия, а муж будет сидеть без работы, от пьянства умирая, а сама она будет холодную воду в ведрах по лестницам таскать, чтобы ему похмельный суп сварить. Когда ты родишься, вырастешь, выйдешь замуж, разведешься, недолго побудешь со мной и бросишь меня, наконец… Много воды утечет.

И я сижу в теплой компании настоящего восточного мудреца, пью это темное вино времени… И где найти тебя, не знаю. Да и искать не хочу.

Мне кажется, что я призвал на помощь древнюю магию. Я людоед из племени джумба-мумба, съевший печень своего врага. Выпив вина, которое старше всей твоей жизни, я стал обладателем магического знания – о том, как вернуть тебя, девушку, которая ушла.

Мы смотрели, как цветут деревья

Мы смотрели, как цветут деревья, ты трогала лепестки, срывала цветочек и распинала его на ладони, поднося ладонь почти вплотную к своим близоруким глазам. Мы ходили по городу, вглядываясь в глубину улиц, чтобы найти еще одно далекое пламя. Ты хватала меня за локоть, указывала пальцем, и мы шли туда.

Я думал, что придет осень, и мы будем так же ходить с тобой и рассматривать листья. И я думал о том, как буду приносить тебе листья, бросать их на крышку рояля. Как мы будем вместе их распинать, на черном зеркале, отражаясь сами, и вдруг случайно глянем друг другу в глаза, и среди листьев друг друга увидим.

Лето прошло. Это было самое тяжелое лето в моей жизни. Это лето было, словно зима. И вот теперь я хожу по парку один и рассматриваю листья – один. Лист отрывается и летит, будто сорванный тяжестью моего взгляда… Плохи, очень плохи мои дела, если меня уже больше не радует красота.

ОглавлениеВ моем городе все происходит одновременноРушится твоя жизньЕсли ты почуял другого мужчинуК восточному мудрецу я пришелМы смотрели, как цветут деревья