«Принцип Нильса Б.»

Валюше, дорогой сестренке

Бедность сих строк от жажды что-то спрятать, сберечь, обернуться…

Я видел сны.

Мне снились: под паром поезд и машины. Подъемные краны. Высокие дома, зеленые деревья, а в небе облака… Как вата облака.

По горизонту горы. Антенны для дальней связи с космосом — и вдруг…

Из-за горизонта — мрак. Все копится, слоится. И уже не мрак — огромные драконы! Мне страшно. Меч в руке. Нет. Длинное копье. Мне тяжело. Драконы наплывают. Копье пронзает одного. И мрак стекает…

Алеет небо. На фоне неба трепещут флаги. Для людей играют горны — звонко-золотисто — и слышится: ура!

Вздымалось Солнце. И сотни тысяч струн, сжигающих и ярких, побили, посекли все сумраки и тени…

И я, солнцепоклонник маленький, как в древности жрецы, пел гимны Солнцу:

— Будь благословен Огне-боже наш от века до веков!

И с песней возносился — щекотка в животе — в ликующее небо — навстречу солнечному ветру! Дрожали солнечные струны и звенели хрустально-стеклянисто, распадаясь на мамин голос и слова: «Сына, вставай! Сына, пора!»

И я проснулся.

— Ну вот! — у мамы улыбались глаза. — Оденешь шорты и футболку. А это все стирать!

Мама уходит. В окно влетает ветер. Шевелит занавеси и привносит запах политых асфальтов и разогретых листьев. Гомонятся воробьи и гукают горлинки. А ведь я еду к папе на работу! Я живо вскакиваю. Вспомнив приснившееся, лечу на балкон.

Солнце, прорвавшись сквозь виноградные лозы, ложится на стены и пол, рисуя беспокойные тени. Но не было громады в полнеба и где же музыка небес? Все буднично, все было… Немного взгрустнув, плетусь обратно.

Но грусть моя недолга. Появляется папа, объявляет: опоздавшим двойную порцию каши! Я протестую и карабкаюсь на него. Он после ванны и пахнет гелем для бритья. Папаня непреклонен и тащит меня умываться. Мне остается лишь пищать, смеяться и звать на помощь маму.

Я стал давно грустнее и скромней. Сентябрь. Березы за окнами желтеют, роняют листья и, выбегая меж уроками во двор, мы уж чуяли запах увядания и близких перемен. Денечки становились прохладнее, а солнце блекло. Тревожно граяли, предвещая скорую разлуку, черные грачи, а на юг тянулись паучки на нитях-паутинках…