«Потому что у меня появилась другая девушка»

Тарас Балашов Потому что у меня появилась другая девушка

На обложке : Москва, вечер. Фото Сергея Саканского, модель Ольга Пуреховская

Потому что у меня появилась другая девушка

Потому что у меня появилась другая девушка. Ты думала, что у меня никого нет и никогда больше не будет. Но с сегодняшнего дня у меня есть кто-то, кроме тебя.

Я не такой дурак, чтобы взять первую попавшуюся. Именно поэтому я и ждал столь долго. Она мне милее многих, а я знал их порядочно, поверь. Никто в целом мире не может делать то, что делает она. Тем более – ты.

Итак, между мной и тобой, теперь, наконец, все кончено. Потому что у меня появилась другая девушка, которая будет любить меня всю жизнь, до самого конца. Несмотря ни на что, она всегда будет мне другом.

Я не хочу сказать, что был несчастлив с тобой. Но сегодня я узнал кое-что новое…

Ладно. Предыдущие достаточно корявые строки – это всего лишь мой убогий перевод песенки Маккартни.

В принципе, вряд ли я могу чего-либо добавить к этой песенке. Мы уже обсуждали с тобой, что у Битлз есть тексты на все случаи жизни. Любопытно, что как-то раз, слушая с тобой эту Another Girl, я подумал о ней применительно к тебе.

Все в этой жизни складывается непостижимо. Знал бы мой друг Вова, единственный и последний мой школьный друг, последний близкий мне в этом мире человек, что убивать его будут не где-нибудь, а в его собственной квартире, среди стен, на которые он сам наклеил обои, что привязывать его будут к его собственному креслу, в котором он смотрел телевизор, и резать его будут на куски маминым столовым ножом.

А ведь просто кто-то позвонил в дверь, как бы ошибся, спросил, где живет такой-то… И представить трудно, что тебя втолкнут в твою же дверь, будут пытать: бабки давай, бабки, где бабки…

И всего-то его жизнь стоила 650 долларов – столько наличности и на столько аппаратуры наскреб Вова под нечеловеческими пытками. Все отдал. Но они все равно убили его, чтобы не опознал. А потом пошли в кафешку, пели караоке, пили коктейли, объедались сладостями и угощали своих девчонок, которые считают их героями… Рассказывали им, как жалок он был, умирая, и смеялись девчонки-хохотушки, звонко и искренне.

К чему это я? При чем тут Вова, порезанный на куски? Да уж лучше мне умереть, чем быть с другой девушкой, милая моя, жизнь ты моя, смерть ты моя.

Что-то чудовищное произошло с миром. Все в мире разладилось. Все стало не так – иначе я не могу объяснить ни нашего расставания, ни его смерти. И свеча, которую я ставлю за упокой моего самого последнего друга, кажется мне черной.

Мы вознеслись над городом

Мы вознеслись над городом на чертовом колесе и увидели твой дом, мой дом, гостиницу, где провели нашу первую ночь.

Корпуса «Абвгдейки» отсюда величественны и туманны, будто фрагмент Нью-Йорка, а насчет наших с тобой пятиэтажек я загнул, конечно… Но все равно: по крайней мере, можно было угадать направления в массе серого и коричневого, стен, окошек и крыш.

Когда наша кабинка была на самой вершине, мы потянулись друг к другу и поцеловались. Думаю, что с обеих сторон это было желанием остановить мгновение.

Мы с тобой никогда не играли в эту вредную игру любовников, которую можно назвать «Когда-нибудь ты…» Девушки часто в нее играют. Вот идет она с тобой по городу (хорошая погода, хорошее настроение) да и брякнет вдруг:

– Когда-нибудь ты вспомнишь, как мы смотрели это кино…

Ну, и что это значит? Что она уже сейчас думает о грядущем расставании. И я пойду в этот кинотеатр с другой. Или я буду смотреть тот же фильм дома… И вспомню, как когда-то давно… С ней…

Нет, тебе совершенно была чужда эта культура – будущее в прошедшем, отрава грядущего, будто текущая с потолка.

Все кончилось неожиданно, внезапно. Ни малейшего признака, никакого сигнала из будущего. Просто один телефонный звонок. Еще вчера у нас с тобой все было так хорошо, так легко. Просто – еще вчера у нас с тобой все было. И вдруг…

Вот почему у нерпы такие синие глаза

Вот почему у нерпы такие синие глаза, а росомаха больше не откладывает яйца… С тех пор сайгаки не мечтают улететь на юг, когда приходит полярная ночь… Вот и осталось у индейцев племени джаджабинкс только по два глаза…

Дурашливые словесные игрушки, забавные только нам с тобой. Вряд ли и ты забыла тот снежный январь, когда мы сочиняли ненецкую песенку, не нужную никому, и приветствовали друг друга слоганами из легенд нецивилизованных народов.

Впрочем, женщины обычно начисто забывают все, что связано с ушедшей любовью.

Я ж как сейчас помню, как меня срочно вызвали на студию и впервые в моей жизни ПРИКАЗАЛИ. Это было даже любопытно: бросить все и подчиниться воле «начальства». Ибо в Москву прилетел НЕНЕЦ.

Это был некий важный и богатый ненец, с карманами, полными алмазов и апатитов, и мочился он чистой нефтью. Ему срочно нужна была песня, потому что он куда-то там баллотировался на своей ненетчине. Правда, он был вовсе не ненец, другой национальности лицо, но это не важно.

Мне было плевать, что меня тычут, как школьника, в русскоязычный ненецкий текст: главным было то, что я буду работать с тобой.

Мне нужны были не только ненецкие реалии, но и ненецкие слова. Я проник в библиотеку Ушакова, как бы просочившись через ее чугунные ворота, на которых ты каталась в детстве, когда мама водила тебя в Третьяковскую галерею. В эту педагогическую библиотеку записывают только педагогов, а члены Союза композиторов – отдыхайте в сугробе за ее оградой. Но все же мне удалось взять временный пропуск.

Я изнывал от любви и грелся в ее лучах, все мне было приятно и смешно.

Пожилые девушки, бибсотрудницы, вышли делегацией на меня посмотреть, потому что книгу по ненецкому языку, которую я заказал, не брали с 1936-го года, то есть – с момента ее издания. Меня спросили, не ненец ли я. Я сказал, что моя плохо понимает по-русски. Девушки изрядно удивились: им казалось, что ненцы выглядят по-другому. Я сказал что ненцы – это широкий, многонациональный этнос, а моя имеет мало времени для дискуссий.

Ломая эту комедию, я думал лишь о том, чтобы рассмешить тебя, рассказать тебе об этом потом. Все, что мне оказалось нужным узнать – это несколько ненецких слов, таких, как «малица», «марранга», «тудако» и «тертяко»… Эти слова легко пролетели по нашей песенке, как упряжка оленей по тундре. И с тех самых пор шкура у медведя стала розовой, а хрен моржовый не растет больше на среднерусских бахчах…

Все ушло в песок, как верблюжья суть: ненец, спустя месяц приехав в Москву, два дня был занят своими нефтяными делами, а на третий нажрался, как свинья, и про заказанную песню забыл. Так и улетел, несолоно хлебавши, а студия потерпела убытки в виде моей зарплаты и твоего гонорара. Но именно это дело, эти внезапные встречи и ночные перезвоны, твои наигрыши в трубку и мои речитативы – сделали нас с тобой тем, чем мы стали и еще четыре месяца были.

Вот почему с тех самых пор, в зимние безлунные ночи и зимние солнечные дни эти двое порой оказывались в одной постели. Так и ходят теперь друг к другу лиса и журавль, койот и цапля…

Но есть все же что-то нелепое в том, что одним из памятников нашей любви стала посредственная, наспех сделанная песенка, которая хранится в студийном архиве, которую во всем мире помнят теперь только два человека: ты да я.

А сейчас у меня другая песенка. Всякий раз, когда девушка бросает меня, уже Бог знает, сколько лет, я кручу ее в голове, голосом Олега Анофриева – до последней черной извилины знакомую виниловую пластинку:

«Вечерело, повозка медленно катилась дальше, и друзья-артисты направлялись навстречу новым приключениям… Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету…»

Иногда мне кажется, что музыка дана нам лишь для того, чтобы мы научились думать о счастье.

Ничего на свете лучше нету

«Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету…»

Это было мечтой и нешуточной целью. Правда, на более современном уровне. В идеале это был микроавтобус (в иных фантазиях выраставший до двухэтажного «Олти»), в котором мы будем жить, переезжая из города в город, из страны в страну, то месяцами скитаясь по глухим сибирским деревням, то зависая на бессрочную парковку в марсельском порту…

«О, чужие города, ну что вам, что вам до любви моей…»

Четверо героев-любовников в пиджаках, мы жили, как условные битлы из фильма «Help»: всюду ходили вместе (в школу и обратно, например), одевались с каким-то особым смыслом… Имелось в виду, что про Арсения будут твориться легенды, будто бы он коллекционирует дорогие трубки, про Леху – что он проигрывает баснословные деньги на ипподроме, про Бяшу, что его носит на руках международная мафия, про Тараса…

Нет, я никак не мог определиться, найти свой будущий могильный камень, который надо было двигать на звездный рынок судьбы. Скоре всего, я претендовал на роль мистического битла, который курит марихуану и месяцами пропадает в Шамбале.

В реальности группа «Странники» просуществовала меньше года. Закончив школу, музыканты разбрелись в разные стороны – кто в институт, кто в армию.

«Над Ла-Маншем мокрый снег, надежды парус белый смят волной… Прошлой ночью снилось мне: вернулся я в Марсель родной…»

Со временем Арсений и вовсе бросил курить, он делает большие деньги и бережет здоровье, чтобы пользоваться своим состоянием как можно дольше. Леха стал руководителем детского конного клуба, завел несовершеннолетнюю любовницу и отрастил живот. Бяша действительно связался с мафией, и в конце концов мафия убила его. Тарас, на первый взгляд, единственный из всех нас, кто действительно вошел в мир профессиональной эстрады…

Но это на самом деле не так, не совсем так. Я занимаюсь не музыкой, а песенными текстами. Моя слава гремит по довольно узким и специфическим кругам. Да и суть мечты была не в славе и даже не в музыке самой…

Дорога, убегающая за сизые холмы. Колокольчик звенит в степи. Вечереет. Позади зажигает свои огни город, который мы оставили – восторженную толпу фанатов, небольшой, но с хорошей акустикой театр, четыре посаженных дерева, четыре разбитых сердца и шумное чувство будущего, когда ты навзничь лежишь под звездным куполом, в самом его центре покачиваясь, словно маятник Фуко.

Именно так: ночь, ветер и небо. И руки, раскинутые с востока на запад в бессмысленном распятии. Под равнодушным оком Полярной звезды. Долгая и ветреная дорога в никуда. И шумное чувство будущего.

Ты дала мне все

Ты дала мне все, что только может дать мужчине женщина. Тайные несбыточные мечты, которые только первой любви сродни. Безысходные надежды. Радость дарить тебе подарки. Все более крепнувшую надежду. А потом – надежду уверенную. И приятие. I’ll get you in the end…

И это было целый год. А потом – четыре месяца взаимности. А дальше – измену, ревность и боль. И расставание. It won’t be long.

Это был полный объем всего, что можно было сделать со мной. Все возможные переживания. Любовь одинокая, неразделенная. Любовь разделенная. Отверженная.

She’s got the devil in her heart.

Все наши любимые песни.

No reply – too! Baby in black – ну, тоже… And Cried for no one.

И, может быть, мне теперь хочется сказать: Not a second time.

Потому что второго раза я и вправду не переживу.

Ты как будто вообще прокрутила мне всю программу Битлз. Сделала со мной все, что происходит в этих песнях. То, над чем с тобой плакали, биясь головами о твой черный рояль, зарываясь в твоих подушках…

Кроме…

Strawberry fields, разве что. Strawberry fields forever… Безумия на всю оставшуюся жизнь.

ОглавлениеПотому что у меня появилась другая девушкаМы вознеслись над городомВот почему у нерпы такие синие глазаНичего на свете лучше нетуТы дала мне все