«Земля жаждет чуда»

А орган, вздыхая, вторил им и уводил молитву под купол храма.

Старый ксендз нашел мальчика распростертым на полу костела у подножия каменной мадонны и унес его на руках.

Колышется под дуновением ветерка золотое море ржи. У края поля женщины жнут рожь. Серпами. Как в далекую старину. И одеты они, как в давние времена, в длинные холщовые юбки. На головах — чепцы. На ногах — деревянная обувь. Ни одного мужчины в поле. Одни женщины. Молодые и старые. С отрешенными в своем женском одиночестве, увядающими лицами.

За их спинами остаются на жнивье туго стянутые золотистые снопы.

Два могучих коня, распустив хвосты и гривы, играют на лугу в любовные игры, от страсти вставая на дыбы. Воздух сотрясается нетерпеливым ржанием.

А на краю луга танцуют девушки. Бесстрастно и печально. Потому что нет им пар. И танцуют девушка с девушкой, став в два ряда лицом к лицу, не касаясь телами друг друга. Движутся медленно и плавно. Как в полусне. Длинные юбки, распахиваясь, открывают крепкие ноги, под кофтами вздымаются в неутоленной жажде ласки большие созревшие груди.

А играет им на флейте парень — инвалид: из штанины торчит голый обрубок ноги.

Девушки в танце усмиряют свою плоть, подавляют свое естество.

И лишь кони ликуют в любовном танце, дают полную волю страстям.

Сладостный колокольный звон плывет над землей.

Идет служба в храме. Двенадцать мальчиков в белых одеяниях шествуют за ксендзом. Ангельскими голосами поют мальчики. Поют одиннадцать белоголовых, темноволосый молчит. Он —немой.

Брюнет глазами косит на каменную мадонну с младенцем. На ее неподвижном лице возникает сочувственная улыбка.

У самого костела, под обрывом — река. Мальчики в белых пелеринках после службы в храме шумно сбегают вниз по песчаному откосу, на ходу раздеваясь.

Мальчики (немому). Эй, немой, идем купаться!

Черноголовый мальчик не раздевается, мотает головой, показывая, что плавать не умеет.

Мальчики (не отставая от него). А мы научим!

Они с хохотом хватают его за руки и за ноги и, раскачав, бросают в реку. Он погрузился в воду с головой и, вынырнув, стал судорожно барахтаться в намок— шей белой пелеринке.