«Осведомитель»

Когда он снова появился в ее окружении, ей трудно было поверить, что такие люди все еще живут в этом мире. Что он здоров и неплохо выглядит. Она забыла о нем — ведь прошло много времени, теперь казалось, — слишком много времени. Она никак не предполагала, что мир, в котором происходят не такие уж значительные события, окажется столь тесен.

У него были пухлые щеки, немного выдвинутый вперед подбородок и какого-то неопределенного цвета глаза. Они, как и прежде, ничего не выражали. Он округлился. У него появилась лысина. Но сколько бы ни прошло лет, Ирина узнала бы его всегда.

— Это новый сотрудник, — сказал ее коллега Максим. — Шеф сказал, что какой-то хороший специалист. В каких вопросах, интересно, он специалист?

Ирина не ответила. Для их журнала, посвященного социальным проблемам и существующего всего несколько лет, сообщение о «хорошем специалисте» ровным счетом ничего не значило. Но она сейчас задумалась о другом. Не надо было прилагать особых усилий, чтобы вспомнить о том, как Сергей Охотин «сдал» всех, кто занимался в их философском кружке, хотя с тех пор прошло полтора десятка лет. Сейчас на дворе стояла другая эпоха. Человечество готовилось вступать в новый век, а зоны, колючая проволока и ужасы ГУЛАГа оставались в прошлом. Подразумевалось, что «лиц в штатском» больше не существует, — есть просто люди; что слово «стукач» — сленг уходящего столетия и не имеет никакой связи с нынешним временем, а колючая проволока, возможно, сохраняется в качестве экспоната в Музее Андрея Сахарова или в «Мемориале».

Членов их кружка, собиравшегося тогда на чьей-нибудь квартире каждую неделю, колючая проволока миновала милостью судьбы. Через месяц после обысков, проведенных у некоторых из них, изъятия десятка книг «тамиздата» и нескольких рукописей «самиздата», напечатанных на папиросной бумаге через один интервал, скончался полупоследний генеральный секретарь ЦК КПСС. Сложилась неопределенная ситуация, которая давала передышку. Постепенно стали освобождать политзаключенных, а их, напуганных лишь несколькими «профилактическими беседами» и обысками, оставили в покое. Заведенные на них дела ушли в недра Лубянки. И, со страхом пройдя по невидимому краю, они очутились в обществе, которое все вокруг почему-то называли «демократическим».

Ирина с тоской подумала, что самое странное, наверное, то, что они с тех пор не интересовались судьбой Охотина.