«Вагончик мой дальний»

Я повернулся и ушел. Знал, что те, кто остался навсегда в том вагончике, меня не оправдают. Хоть бы морду ему намылил, что ли, если уж раздумал убивать… Так сказали бы они. Или в унитаз его вонючий или горшок тот головой окунул… Чтобы его осенило!

Ну а я повернулся и ушел. Уехал. Господи, подумалось, если бы, если все бывшие палачи на искончании своего века стали бы так убоги, какой смысл в твоем суде?!

А в 2004 году, в августе, как у нас намечалось с Зоей, я справил юбилей нашей свадьбы. Я открыл бутылку шампанского из Абрау, под названием «Надежда», и произнес короткий тост. Я сказал: «Зоя, я тебя люблю».

По-прежнему живу в Торжке, городок выбран мной не случайно. Здесь проживал Ван-Ваныч, мой спаситель. И хоть домик на окраине, где он жил, разыскать не удалось — его скорей всего прибрали к рукам, — я поселился на окраинной улице, неподалеку от Осташковского шоссе, устроился работать в здешнюю оранжерею.

Выращиваю на продажу цветы, но особенно люблю розы. Это совсем не те розы, что везут с юга, которые благоухают, но не пахнут… И похожи на ярко расцвеченные бумажные цветы. Мои розы совсем другие. Они вырастают из стихов… Розляйн, розляйн, розляйн рот… Их любят покупать влюбленные и утверждают, что они долго не вянут.

А вот семьи у меня нет. И хоть некоторые из моих друзей считают, что я немного рехнутый, — это их выражение, — я по-прежнему все эти годы пишу во все организации, какие только можно придумать, по поводу затерявшегося среди российских дорог вагончика.

Я даже разыскал очевидцев, которые его видели в пятидесятые годы: якобы он стоял на станции Тулун, под Иркутском, и из него слышались многие голоса. Есть косвенные подтверждения, что его замечали в семидесятые на станции Обзь, неподалеку от Воркуты. А потом в восьмидесятые и девяностые… Мне пишут из разных мест: видели! Да я и сам знаю, что он существует. А может, он стоит там, где я его оставил, на приколе у поселка Полуночного, и ждет, ждет меня…