«Мертвая бабочка»

Из дрожащих пальцев в очередной раз выпадает склеенное моей болью письмо. Рассыпаясь на тысячи крохотных кусочков, оно снова становится непригодно для чтения. Впрочем, я уже читал его. Тысячу раз. Я знаю его наизусть. И главное для меня это не прочесть, а именно склеить. Я нагибаюсь и хватаю с пола горсть рассыпавшихся бумажек. В ту же секунду они обращаются в сажу. В этом нет ничего удивительного. Письмо давным-давно сожжено.

Не удается смахнуть с твоей щеки пролившиеся год назад слезы. А бабочка, засушенная и приколотая иглою к красивой бархатной ткани, никак не желает взмахнуть крыльями и полететь. Каждый день я беру ее на ладонь и жду. Но она не двигается. В ее глазах ничего не меняется. Я вынимаю из ее сердца иглу, которой бедняжка приколота к бархату, но у меня не получается вынуть иглу, которая год назад вошла в ее сердце.

Заклеил рот пластырем и замолчал. Вырвал язык и выбил себе камнем зубы. Но сказанные мной когда-то в прошлом слова все равно не исчезли. Тогда я отклеил пластырь и прошептал тебе о любви. Но ты, ожидающая этого так давно, уже ничего не услышала.

Иногда ты звонишь мне. Тогда я беру трубку и слушаю твое молчание. С твоих губ не слетает не единого слова, но мне достаточно и этого. Мне достаточно и этого, для того чтобы вновь доползти до мертвой бабочки и, вытащив из ее сердца поржавевшую от слишком поздно пролитых слез иглу, попросить ее взлететь. Стоя на коленях, я буду умалять ее взмахнуть крыльями.

Иду босиком по снегу, собираю перья из чужих крыльев. Обнимаю воздух, заполнивший то пространство, где должна была быть ты.

По земле ползают живые птицы, а в небе летают мертвые.

Жду с ночи рассвет, чтобы в тысячный раз встретить пришедший в шесть утра закат. Жду восхода солнца, чтобы снова увидеть луну.

Иду босиком по снегу. Все пролитые тобой слезы красными искрами вплетаются в мои следы и жгут стопы. Падая в сугроб, пытаюсь уснуть. Вспоминаю сожженные удачи, недовольно вдыхая распространяемый ими едкий запах. Прохожу мимо чужих улыбок и теплых слов. Прохожу мимо муз, целующих меня в обожженные губы. Мимо ласковых рук согревающих то, что достойно лишь того, чтобы медленно замерзать в лед.