«Ездовой Цысь»

Ездовые. Суровые, неприметные труженики войны…

Пехотинец всегда с уважением относился к их хлопотной, трудной и порою неблагодарной профессии. Он-то знал: не подвези ездовой продукты вовремя, задержись где-то ротная кухня - подтягивай, солдат, ремень потуже! А много ли навоюешь голодным?

Опять же, случись, ранило солдата: перевязали ему раны, уложили на повозку- и мчит его ездовой в медсанбат. А если, упаси бог, запоздают повозки с боеприпасами - патронами, гранатами, минами и снарядами?

Днем и ночью, в метель и з стужу, в пыльную жару и в моросящий дождь, в глухой темноте и в густом тумане мчались, тянулись, плелись, скрипели и громыхали по бесконечным фронтовым дорогам тысячи кухонь, фургонов, рессорных тачанок и тяжело груженных армейских пароконных повозок. И на передке каждой из них всегда маячила настороженная, в плащ-палатке или в грубой, как листовое железо, брезентовой бурке с накинутым на голову капюшоном серая фигура ездового…

Трофим Ефимович Цысь был старшим ездовым нашей минометной роты. Уже в годах, пожилой, но еще крепкий, кряжистый, с обвисавшими книзу запорожскими усами на крупном, тронутом морщинами, обветренном лице, родом он был с Миргородщины, на Украине. В детстве ходил в подпасках, потом до самой революции батрачил в имении крупного коннозаводчика на Полтавщине, прибыльно торговавшего породистыми скакунами с заграницей. Из своей трудной жизни Цысь вынес горячую, беспредельную любовь к лошадям.

Горе было ездовому, вовремя не напоившему, не накормившему, не почистившему лошадь или, не приведи бог, допустившему потертости! Обычно спокойный, рассудительный и немногословный, в таких случаях Трофим Ефимович мгновенно преображался. Выцветшие его глаза наливались кровью, усы обвисали еще ниже и начинали дрожать от ярости. Он разъяренным коршуном налетал на нерадивого ездового, призывая на его голову самые страшные напасти и кары, не слишком выбирая при этом выражения. Цысь бушевал, долго не мог успокоиться, вовсю понося провинившегося и всех лентяев мира.

- Лентяй, воно як короста, як крапива у огороди. Ни соби, зараза, ни людям. Та моя б воля, зибрав бы я усих линтяив на якомусь острове, та установыв бы там настояще крепостное право, кормыв бы раз у сутки, та з кнутом бы ходыв. Робылы б як скажени!..