«Подвиг»

Костя был не по годам бойким и смышлёным пареньком. После смерти отца, забывая о детских играх, помогал матери по хозяйству. Ведь он уже не маленький, к тому же единственный мужчина в доме. Расцветал от счастья, слушая похвалу матери:

- Помощничек ты мой! Весь в отца, такой же торопкий и смекалистый. Кем-то ты будешь, когда вырастешь?

Но Костя про себя уже решил, кем он будет. Конечно, машинистом. Это же так интересно!

Но теперь, на исходе июля грозного 1941 года, Костя видел, что всё дальше и дальше отодвигается исполнение его мечты. Война подступила вплотную к его родному городу. В тихие вечера уже доносился отдалённый гул артиллерийской канонады. Все чаще фашистские лётчики совершали разбойничьи налёты, бомбя Киев. По примеру многих, Ковальчукам следовало бы эвакуироваться, но об этом сейчас и думать было нечего. Вот уже вторую неделю матери нездоровилось. Не мог же Костя уехать один.

Накануне прихода фашистов, вечером к ним зашёл сосед Остап Охрименко. Сбросив с плеч мешок, он присел на краешек кровати.

- Здравствуй, Фёдоровна. Ну, как ты?

- Плохо, Остап Терентьевич. Никак не могу здоровьем направиться. То полегчает, а то опять скрутит.

- Надо бы вам эвакуироваться, пока не поздно. А то ещё, чего доброго, фашисты замордуют вас тут.

- Что же мне делать?- заплакала женщина.- Ведь я и до вокзала не дойду, а не то что в дальнюю дорогу ехать.

- А давайте хоть Костю отправим,- предложил сосед.- Сегодня в ночь как раз эшелон уходит. Я его устрою.

- Ой, хорошо бы!- обрадовалась Пелагея Фёдоровна.

- Никуда я не поеду,- решительно отказался Костя.- Станет маме полегче, тогда мы, если что, в Камышевку уйдём, к тёте. А одну я её не оставлю.

- Так не поедешь?

- Нет!

- Ну что ж, ты, малец, пожалуй, и прав. Авось как-нибудь обойдётся. Я тебе, Фёдоровна, кое-какой провизии принёс. Припрячь. Мне она теперь ни к чему. Сам ухожу, старуха со снохой далеко, куда-то па Урал уехали. А вам сгодится.

- Спасибо, Остап Терентьевич!

- А вы, дядя Остап, тоже эвакуируетесь?- спросил Костя.

- Как тебе сказать?, - замялся Охрименко.- Ухожу, хотя, может быть, и недалеко. Ну, соседка, прощай! Выздоравливай скорее.

- Прощай, Остап Терентьевич, прощай. Может, больше и не свидимся.