«Была не была»

Во дворе стоят три дома буквой «П». Давно стоят, лет сорок. А посредине — дерево. Тополь. Во все стороны сучки — лазать легко. И дупла-тайники.

И что смешно — одной веткой прямо в окно второго этажа лезет. Человек, который там живет, откроет окошко и тополю руку пожмет:

— Здорово, старик.

Он всем так говорит — старик. Чудной немного: молодой, а бороду носит. И косынку вокруг шеи тоже носит. А шапку не носит. Даже зимой. Тетя Шура — соседка, говорит: «Художник! На занавеску не заработает. Срам какой! Окна без штор, что душа без заслонки. Кому не лень — глянет».

И вот вышел как-то этот человек — «душа без заслонки» — во двор и остановился возле тополя.

Во дворе, наверно, штук сто окон. И изо всех:

— Вышел?

— Вышел.

— Ну, значит, всё. Уезжает.

Легко ли уезжать из дому, где всю жизнь прожил? Это каждому понятно. Да еще ехал бы в новую квартиру, а то просто меняет. И вот прощается теперь с двором, с детством:

— До свиданья, тополь!

Из квартиры вынесли вещи, дверь оставили настежь. Чтобы вроде и духу не было. И мальчик, Володя Черных из соседнего подъезда, озираясь, вошел. Он давно хотел войти, а не решался.

И вот решился. Комната-коробка. Три стены голубые, одна — желтая. Гвозди здоровущие в стенах: все, что осталось.

А были рыбы. «Душа без заслонки» рисовал рыб. Здесь, против окна, висели в рамке унылые серые селедки. Сами иссохли, а глаза живые, Рядом с ними — еще рыба — круглая, голубая, лицом похожая на тетю Шуру — соседку. Сама тетя Шура не похожа на рыбу, а рыбина эта на тетю Шуру — очень. Володя тогда думал: нарочно нарисовал, посмеяться, или так получилось?

А еще виден был длинный черный дом на черном ночном пустыре. И одно большущее неровное окно — так и светится. И луна кособокая, и ни душеньки живой… А на земле опять рыба — кто-то обронил. Обронил и ушел и не вернется к пустырю, к одинокому дому, к тому, кто за этим окном… Володя, если во дворе не было ребят, все глядел, запрокидывая голову ко второму этажу. Он не любил этих рыб. А глядел. И теперь будто что-то потерял. И бородатого тоже не очень любил. Ведь что тот прошлой весной придумал!

Володя бежал в магазин, а он:

— Погоди, сядь-ка на лавочку.

— Некогда мне, дядь.