«Вспаханное поле»

Перед нами за вытянутой цепочкой молодых елок лежало вспаханное поле. Оно раскинулось километра на два в обе стороны, лоснясь полуразмытыми от постоянных дождей бороздами. Это была обычная для этих мест земля — желтовато-бурый суглинок. Даже на взгляд чувствовалась его вязкая тяжесть.

В ширину поле было с километр, оно почти ровной лентой протянулось вдоль дороги, лишь в одном месте с противоположной стороны в него острым языком вдавался овраг, поросший ольхой и лещиной. А дальше, в чашеобразной низине, лежало озеро, возле которого мы собрались на вечерней зорьке пострелять уток.

Автобус, на котором мы приехали, раскачиваясь на ухабах и подмигивая красными огоньками, уползал в редколесье. Мы явно поспешили покинуть его, хотя трястись по такой дороге — удовольствие не из самых приятных. И все-таки пару километров могли бы и потерпеть. Нас просто сбило с толку озеро: мы как увидели его, так и решили, что хватит, приехали. И только выбравшись из автобуса, поняли, что дали маху. Но автобус уже скрылся из виду, и нам оставалось решить: либо обходить поле по дороге, либо идти напрямик.

— Ну что ж, — сказал я, еще раз оглядывая поле, нет ли где тропинки или какой-нибудь межи. — Вот мы, а вон озеро. Всякая прямая короче кривой.

— Что верно, то верно, — согласился Николай Иванович, мой давнишний приятель. — Еще и Суворов говаривал…

— Тем более что Суворов.

И мы забросили за спину рюкзаки и вступили на вспаханное поле.

Уже метров через сто лицо Николая Ивановича покрылось фиолетовыми пятнами, а из-под финской шапочки по лбу и щекам заструился пот. Вряд ли я выглядел лучше.

— Ничего, ничего, — говорил он, бодрясь. — И не такое бывало.

А идти становилось все труднее. Болотные сапоги быстро обрастали вязким тяжелым панцирем, дрыганье ногами ничего не давало — отвалится разве что маленький кусочек, и тот норовит попасть в лицо. Поднимать ноги стало уже невмоготу и их приходилось волочить, оставляя позади себя корявую борозду. Подошвы то разъезжались на скрытых от глаз откосах под жидким слоем суглинка, то проваливались в ямы и щели, то натыкались на твердые комья или забытые картофелины, и ноги, привыкшие к асфальту, начали дрожать и подкашиваться.