«Лондонские зрелища»

Уильям Мейкпис Теккерей

Лондонские зрелища

Сэр..., я человек пожилой, не слишком крепкого здоровья и живу за городом, лишь изредка наезжаю в столицу, опасности, а главное - шум и суету которой мои привыкшие к тишине и покою нервы не в состоянии вынести. Тем не менее когда в этом году я приехал на Пасху в Лондон, где живет мой сын, меня уговорили отправиться с его пятью прелестными ребятишками и в его экипаже посмотреть некоторые лондонские достопримечательности. И доложу вам, сэр, что этих достопримечательностей оказалось более чем достаточно не только на этот день, но и на всю мою жизнь.

Дом моего сына расположен в фешенебельном квартале по соседству с П-ртм-н-сквер, а потому первое место, куда мы направились (и лошадь и кучер уже не первой молодости, и поэтому на них вполне можно положиться), была Диарама в Риджент-парке, где, как мне говорили, демонстрировали несколько любопытных картин и где, таким образом, можно было увидеть некоторые сцены из жизни других народов, не подвергая себя опасностям и трудностям дальнего путешествия. Я купил у входа билет и вошел со своими ничего не подозревавшими маленькими питомцами внутрь павильона. Более всего это, пожалуй, походило, сэр, на введение в элевсинские таинства или на обряд посвящения франкмасонов. После дневного света мы погрузились в такую кромешную тьму, что моя драгоценная Анна Мария тут же принялась плакать. Казалось, что мы очутились в камере, полы которой странно скрипели и двигались у нас под ногами, и мне самому, сэр, было почти так же страшно, как моей бедняжке Анне Марии - этому невинному созданью.

Сначала нам показали какую-то страшную церковь у стен Иерихона, если память не изменяет мне, она называется собором Гроба Господня, - это было огромное мрачное здание, и в нем не было ни души, даже ни одного церковного служителя, присутствие которого могло бы смягчить атмосферу гнетущего одиночества. Не стыжусь признаться, сэр, - я боюсь оставаться один в церкви. Как-то, мне было тогда тринадцать лет, меня заперли одного в церкви, когда я заснул во время проповеди, и хотя сам я никогда не видел привидений, но моя бабушка однажды видела, так что в нашей семье это вполне возможно. И что может быть ужаснее, чем смотреть на огромное зловещее пустое здание, полное могильных плит, с эпитафиями и скрещенными костями на стенах; должен сознаться, по-моему, было бы куда приятнее прогуляться по Хайд-парку, чем смотреть на все это.

Пока мы разглядывали картину, мрачная церковь сделалась как-то еще более мрачной; сцену (с помощью занавесок и еще каких-то приспособлений, с невероятным шумом хлопающих и гремящих позади этой картины) окутала ночная тьма, и стало совсем жутко. Не было видно ни зги, бедные мои крошки судорожно вцепились в мои колени, а в это время орган заиграл похоронный марш. Наступила ночь. Тут в темноте замерцали огоньки свечей, и вдруг в силу какого-то жуткого оптического обмана нам показалось, что церковь полна народа, алтарь освещен, как при погребенье, и страшные монахи восседают на своих местах.

Я бывал в церквах и всегда считал, что проповедь тянется слишком долго. Но никогда еще настоящая служба не казалась мне такой длинной, как та, что мы увидели здесь.

- Уведи нас отсюда, дедушка, - взмолились мои драгоценные крошки.

Я бы, разумеется, так и сделал. Я стал подниматься (привыкшие к темноте глаза лучше различали тускло освещенную комнату, и мы заметили, что, кроме нас, в полумраке сидят еще двое несчастных), я стал, повторяю, подниматься, когда комната снова завертелась, и я опять опустился на стул, не в силах Сдвинуться с места.

Следующая картина изображала, кажется, вершину Арарата или какой-то горы в Швейцарии перед самым рассветом. Я совершенно не могу смотреть с горы или с высоты вниз. Однажды (я был еще совсем малым ребенком) моя дорогая матушка взяла меня с собой в собор святого Павла, - так поверите ли, я едва не лишился чувств, когда меня вывели на наружную галерею; а тут, на горе, было так пустынно и страшно, и так было похоже, что все это происходит на самом деле, что мне стоило большого труда не свалиться с остроконечной вершины и не упасть в долину, простиравшуюся внизу. Полноту этой бесподобной картины (сказать по правде, я бы так же охотно согласился увидеть ее еще раз, как пережить ночной кошмар) довершила гроза, от громовых раскатов которой мурашки забегали у меня по спине, снежная лавина, которая погребла под собой целую деревню, и, если не ошибаюсь, солнечное затмение.

Ни жив ни мертв, я увел наконец моих драгоценных крошек и, когда мы оказались на улице, нежно прижал их к груди.

Тут же неподалеку помещалась еще одна диарама, и мой дорогой внук, третий по старшинству, настоял, чтобы мы отправились туда. Ничего не подозревая, мы вошли в павильон и увидели там, - что бы вы думали, сэр? Лиссабонское землетрясение! Корабли на реке швыряло из стороны в сторону, монастыри и замки, охваченные пламенем, разрушались у нас на глазах, слышались пронзительные крики матросов, стоны несчастных, засыпанных и раздавленных обломками рассыпающихся и обрушивающихся зданий, чудовищные молнии слепили глаза, и то и дело раздавались оглушительные раскаты грома, заставлявшие нас трепетать от ужаса; вот уж когда поистине мы были напуганы до полусмерти, и все виденное в первом павильоне показалось мне пустяками в сравнении с этим. Сам уже не помню, как я очутился в карете.

Далее мы направились в Зоологический сад, куда я чрезвычайно люблю ходить (разумеется, я всегда стараюсь держаться подальше от крупных зверей, вроде медведей, которые, как мне это часто кажется, легко могут выскочить из своих клеток и наброситься на безобидных христиан, - или вроде рычащих львов и тигров, постоянно откусывающих головы своим сторожам) и где я так люблю смотреть на обезьян в клетках (этакие разбойницы!) и любоваться разноцветными птичками.

Можете вообразить себе мои чувства, сэр, когда в этом Зоологическому саду, где всегда гуляют матери и няни с детьми, я увидел огромного слона, ростом около ста футов, мчащегося по дорожке с несчастным маленьким ребенком на спине в сопровождении одного-единственного взрослого мужчины, который тщетно пытался удержать животное! Я издал вопль, схватил своих драгоценных крошек и, нисколько не стыжусь в этом признаться, сэр, - обратился в бегство. Спасаясь от слона, мы устремились в ближайшее здание, где увидели о, ужас! - огромного боа-констриктора, заглатывающего живого кролика и глядящего на нас с таким видом, словно вслед за кроликом он собирался проглотить одного из моих дорогих мальчиков. Силы небесные! И такие вещи вынуждены лицезреть взрослые и дети! И это, сэр, называется христианской страной!

Следующее приятное (да простят мне слово приятное!) развлечение ожидало нас на Бейкер-стрит, куда мы отправились в Музей восковых фигур. Могу сказать только одно: я бы предпочел, чтобы меня заперли в клетке со страшным львом в Зоологическом саду, чем остаться ночью одному в этой галерее с восковыми фигурами. Мы видели там женщину, лежащую в черном платье на диване, а грудь ее вздымалась и опускалась, как у живой; потом мы видели старика, голова которого все время медленно вертелась; потом мы видели ее в-л-чество и Кор-ле-ских детей, у которых был такой вид, как будто все они страдали желтой лихорадкой; полагаю, что одних этих зрелищ вполне достаточно, чтобы привести в ужас любого христианина, однако, как подобает мужчине и деду, я все это вытерпел.

Но мой второй внук Томми, проказник и сорвиголова, которому все нужно знать, непременно требовал, чтобы мы отправились в "особую, как он выразился, комнату, где, по его словам, находилась карета Наполеона и другие удивительные вещи. Он заставил меня заплатить шесть пенсов за всех нас и привел - куда бы вы думали, сэр? - в камеру ужасов, сэр! И они не постыдились назвать ее так, они гордятся этим жутким названием и выставленными там чудовищными вещами. Что же мы там увидели? Убийц, сэр, самых настоящих убийц! Некоторые из них так и плавали в собственной остывшей крови; мы увидели там голову Робеспьера на блюде, заколотого Марата, истекающего кровью в ванне, мы видели, как мистер и миссис Мэннинг разговаривают с Курвуазье и как Фиески показывает свою адскую машину; и мой мальчик, - вы только подумайте, сэр, - мой внук смеялся над моим волнением и потешался над естественным ужасом, который вызвала во мне эта отвратительная сцена!

Мой пятый внук, Джекки, собирается в Индию и захотел посмотреть кругосветное путешествие, на которое и мне, заинтересованному в будущем преуспеянии дорогого мальчика, было любопытно взглянуть. Мы пришли на выставку, сэр, как раз в тот момент, когда там показывали самум. Случалось ли вам, сэр, когда-либо видеть самум? Представляете ли вы себе, что это такое? Это песчаный ураган, который засыпает вас прежде, чем вы успеваете моргнуть глазом, - это смерч, мгновенно убивающий верблюдов, лошадей, людей. И подумать только, что долг мужчины и родительский долг требует, чтобы я наблюдал столь приятное зрелище! Содрогаясь от ужаса, я созвал своих драгоценных крошек и покинул Ватерлоо-Плейс, после чего, угостив их сдобными булочками на Хэймаркет, я повез их в Панораму на Лестер-Плейс (последнее развлечение, предстоявшее нам в этот день).

Позвольте спросить вас, сэр, из чего должны быть сделаны люди, чтобы посещать подобные павильоны? Самые страшные сновидения, которые мне приходилось когда-либо видеть, ничто в сравнении с видом арктических стран. Кровь стынет в жилах, когда подумаешь о полярном лете, что же тогда сказать о зиме? Клянусь небом, сэр, я не мог смотреть на вечный снег, на мертвенно-бледный свет полярного сияния и леденящий блеск звезд, я не в силах был смотреть на несчастных мореплавателей, пробивающихся сквозь льды возле своих кораблей. Я был так потрясен открывшимся передо мной зрелищем и мне стало так нестерпимо страшно, что, не стыжусь признаться, я не позволил своим детям глядеть на все это.

Неужели же другие должны пережить все эти страхи и ужасы? Мне бы хотелось предостеречь их от столь ложного шага, и я заклинаю всех, у кого только есть нервы, подумать хорошенько, прежде чем отправиться обозревать все эти панорамы и диарамы, после чего остаюсь Вашим покорным слугой

Голией Маффом.

КОММЕНТАРИИ

Лондонские зрелища (The Sights of London). Статья была напечатана в 1848 году в журнале "Панч" под псевдонимом Голия Мафф.

Элевсинские таинства - обряды посвящения и очищения, предшествовавшие в Древней Греции (в Элевсине близ Афин) осенним празднествам в честь Деметры и Персефоны.

Лиссабонское землетрясение 1755 года почти полностью уничтожило город.

Музей восковых фигур основан Мари Тюссо (1760-1850), француженкой-скульптором, которая в тюрьме во время террора начала лепить из воска головы казненных. В 1802 г. эмигрировала в Англию и открыла первый музей восковых фигур.

Супруги Мэннинг в 1849 г. были казнены за убийство своего постояльца.

Фиески Джованни Луиджи (1525-1547) - знатный генуэзец, составивший заговор против тирана Генуи Андреа Дориа, но утонувший по несторожности в момент осуществления заговора. Остальные заговорщики были уничтожены.