«Вилла Рубейн. Остров фарисеев»

Перевод

Д. Жукова.

Эдмунд Дани и Алоиз Гарц прогуливались по берегу реки в Боцене.

— Хотите, я познакомлю вас с семейством, которое живет в вилле Рубейн, в том розовом доме? — спросил Дони.

— Пожалуй, — улыбнувшись, ответил Гарц.

— Тогда пойдемте сегодня.

Они остановились возле старого дома, который имел запущенный, нежилой вид и стоял на отшибе у самой дамбы; Гарц толчком распахнул дверь.

— Заходите, — сказал он, — завтрак от вас не уйдет. Сегодня я буду писать реку.

Он взбежал по широким ветхим ступеням, а Дони, подцепив большими пальцами проймы жилета и высоко задрав подбородок, медленно последовал за ним.

В мансарде, занимавшей весь чердак, у самого окна, Гарц пристроил холст. Это был молодой человек среднего роста, широкоплечий, подвижный. У него было худое лицо, выдающиеся скулы, мощный, резко очерченный подбородок, зоркие серо-голубые глаза, очень подвижные брови, длинный, тонкий нос с горбинкой и шапка темных густых, не разделенных на пробор волос. Судя по его костюму, ему было все равно, как он одет.

Комната, которая служила ему одновременно мастерской, спальней и гостиной, была скудно обставлена и грязна. Под окном широким потоком цвета расплавленной бронзы неслись по долине полые воды реки. Гарц то подходил к холсту, то удалялся от него, словно фехтовальщик, выбирающий позицию, наиболее удобную для выпада. Дони присел на какой-то ящик.

— Снег в этом году таял очень бурно, — проговорил он. — Тальфер стал совсем коричневым, а Ейзак — голубым; они сливаются в зеленый Эч; ну, чем вам не весенняя символика, господин художник!

Гарц смешал краски.

— Нет у меня времени на символику, — сказал он, — и вообще ни на что его нет. Знай я, что проживу девяносто девять лет, как Тициан… Вот он еще мог бы позволить себе такую роскошь! Возьмите того беднягу, что погиб на днях! Никак он не хотел сдаваться и все же на излучине!..

По-английски он говорил с иностранным акцентом; голос у него был грубоватый, но улыбка очень добрая, Дони закурил.