«Черный»

ЭЛЛЕН и ДЖУЛИИ,

которые всегда в моем сердце

Однажды зимним утром, в те далекие времена, когда мне было четыре года, я стоял у камина, грея руки, и прислушивался к свисту ветра на улице. Все утро мать заставляла меня сидеть тихо и ругалась, если я начинал шуметь. Я сердился, капризничал, весь извелся от скуки. В соседней комнате лежала больная бабушка, около нее дежурил врач, и я знал, что надо слушаться, иначе влетит. Я подбежал к окну, раздернул длинные белые тюлевые занавески — к ним мне было запрещено прикасаться — и стал с тоской смотреть на пустую улицу. Мне хотелось бегать, прыгать, кричать, но пугало бабушкино лицо на громадной пуховой подушке — бледное, в обрамлении спутанных черных волос, морщинистое, страшное.

В доме было тихо. На полу безмятежно играл мой братишка, младше меня на год. Птица пролетела за окном, я приветствовал ее радостным криком.

— Тихо ты, — сказал братишка.

— Отстань, — ответил я.

В комнате тотчас же появилась мать и прикрыла за собой дверь. Быстро подошла ко мне, погрозила пальцем.

— Смотри у меня! — прошептала она. — Бабушка болеет, а он раскричался! Чтоб сидел тихо!

Я опустил голову и надулся. Она ушла. Я не знал, куда деваться от скуки.

— Ага, говорил тебе, — сказал братишка ехидно.

— Отстань, — снова сказал я.

Я неприкаянно слонялся по комнате, пытаясь придумать, чем бы заняться, я и боялся, что снова вернется мать, и злился, что до меня никому нет дела. Кроме камина, в комнате не было ничего интересного, и я в конце концов остановился перед тлеющими углями, меня заворожили трепещущие над ними огоньки. В голове родилась и крепла идея новой игры — может, бросить что-нибудь в камин и глядеть, как оно загорится? Я обвел взглядом комнату. Вот моя книжка с картинками, но если я ее сожгу, мама меня выпорет. Что же взять?.. Наконец я увидел в чулане веник. Ага, как раз то, что надо, вырву несколько прутиков, никто и не заметит. Я достал веник, вытащил из него пучок и бросил в камин. Прутья начали дымиться, чернеть, потом вспыхнули пламенем и, наконец, превратились в белые, бесплотные призраки. Занятие оказалось увлекательным, я выдрал еще несколько прутьев и бросил в огонь. Братишка подошел ко мне, стал смотреть.

— Что ты делаешь, не надо, — сказал он.

— Это почему? — спросил я.

— Весь веник сожжешь.

— Не твое дело.

— Я маме скажу.

— Только попробуй.