«Письмо из 1920 года»

Март 1920 года. Железнодорожная станция в Славонском Броде{1}. После полуночи. Непонятно откуда дует ветер, который разбитым и уставшим от дороги людям кажется холоднее и сильнее, чем на самом деле. В вышине, сквозь кружащиеся облака, видны звёзды. Вдали, по невидимым рельсам движутся, быстрее или медленнее, жёлтые и красные огоньки вместе с пронзительным звуком кондукторских свистков или долгим гудком локомотива, в который мы, пассажиры, привносим меланхолию нашей усталости и подавленное состояние долгого, угрюмого ожидания.

Перед станцией, возле первого пути, мы сидим на чемоданах и ждём поезд, для которого неизвестно ни время прибытия, ни время отправления; единственное, что известно, — это то, что он будет переполнен, набит пассажирами и багажом.

Человек, который сидит рядом со мной, — мой давний знакомый и приятель, которого за последние пять-шесть лет я потерял из виду. Его зовут Макс Левенфельд, он врач, родился и вырос в Сараеве{2}. Его отец, тоже врач, в молодости оставил Вену и поселился в Сараеве, где получил большую практику. По происхождению они были евреи, но уже давно крещёные. Его мать родом из Триеста{3}, дочь итальянской баронессы и австрийского морского офицера, потомка французских эмигрантов. Её телосложение, походку и господскую манеру одеваться помнят два поколения сараевцев. Она была одной из тех красавиц, на чью красоту даже отъявленные храбрецы и грубияны смотрят с почтением и осмотрительностью, которой, вообще говоря, не имеют.

Мы вместе учились в сараевской гимназии, только он был на три класса впереди меня, что в те годы значило многое.

Смутно помню, что я увидел его сразу же, как только оказался в гимназии. Он тогда перешёл в четвёртый класс, но ещё одевался как ребёнок. Это был крепкий паренёк, «немчик», во флотской одежде тёмно-синего цвета, с якорями, выведенными в углах широкого воротничка. Он всё ещё носил короткие штаны. На ногах — чёрные туфли, выглядевшие безукоризненно. Между короткими белыми носками и штанами — голые, крепкие икры, румяные от крови и уже усыпанные светлыми волосами.

Тогда между нами не было и не могло быть никаких контактов. Всё разделяло нас: годы, внешний вид и привычки, имущественное и общественное положение наших родителей.