«Гувернантка»

Сестры одни в своей комнате. Свет погашен. Между ними темнота, только слабо белеют постели. Почти не слышно их дыхания; можно подумать, что они уснули.

— Послушай, — раздается голос двенадцатилетней девочки, тихо, почти робко, шлет она призыв во мрак.

— Что тебе? — отвечает со своей кровати сестра; она всего годом старше.

— Ты еще не спишь? Это хорошо. Я… мне хочется что-то рассказать тебе.

Молчание. Слышен лишь шорох в постели. Сестра приподнялась, она выжидающе смотрит: можно различить, как блестят ее глаза.

— Знаешь… я хотела сказать тебе… Но раньше ты скажи: ты ничего не заметила в нашей фройлейн?

Другая медлит в раздумье.

— Да, — говорит она, — но я не знаю, что это. Она не такая строгая, как раньше. Недавно я два дня подряд не приготовила урока, и она мне ничего не сказала. И потом она какая-то… не знаю, как это сказать. Я думаю, ей совсем не до нас: она все время сидит в стороне и больше не играет с нами.

— Мне кажется, у нее какое-то горе, но она не хочет этого показать. И на рояле она совсем не играет.

Снова молчание.

Старшая сестра напоминает:

— Ты хотела что-то рассказать.

— Да, но ты никому не скажешь? Ни маме, ни твоей подруге?

— Да нет, не скажу, — сердится та. — Ну, говори!

— Так вот… Сейчас, когда мы ложились спать, я вдруг вспомнила, что забыла сказать фройлейн «спокойной ночи». Башмаки я уже сняла, но все-таки побежала к ней в комнату тихо-тихо — я хотела пошутить, застать ее врасплох. Я осторожно открываю дверь. Сперва мне показалось, что ее нет в комнате. Свет горит, а ее не видно. И вдруг — я так испугалась — слышу, кто-то плачет. Смотрю — а она, одетая, лежит на кровати и уткнулась головой в подушку. Как она плакала! Я даже вся затряслась. Но она меня не заметила. И я тихонечко притворила дверь. Я так дрожала, что не могла двинуться с места. Потом опять услышала через дверь, как она плачет, и поскорее сбежала вниз.

Обе молчат.

— Бедная фройлейн, — говорит одна из них. Трепетный звук ее голоса замирает в темноте.

— Хотела бы я знать, отчего она плакала, — начинает младшая. — Она ведь ни с кем не поссорилась, мама тоже, наконец, оставила ее в покое, не придирается, а мы-то уж наверно ей ничего не сделали. Отчего же она так плачет?

— Я, кажется, понимаю, — говорит старшая.

— Отчего, скажи мне, отчего?

Сестра медлит. Наконец она говорит: — Я думаю, что она влюблена.