«Виктор Вавич»

СОЛНЕЧНЫЙ день валил через город. В полдень разомлели пустые улицы.

У Вавичей во дворе шевельнет ветер солому и бросит - лень поднять.Щенок положил морду в лапы и скулит от скуки. Дрыгнет ногой, поднимет пыль. Лень ей лететь, лень садиться, и висит она в воздухе сонным золотом, жмурится на солнце.

И так тихо было у Вавичей, что слышно было в доме, как жуют в конюшнелошади - как машина: "храм-храм".

И вдруг, поскрипывая крыльцом и сапогами, молодцевато сошел во двормолодой Вавич. Вольнопер второго разряда. С маленькими усиками, с мягонькими, черненькими. Затянулся ремешком: для кого, в пустом дворе? Ботфорты начищены, не казенные - свои, и не франтовские - умеренные. Вкрадчивые ботфорты. Не казенные, а цукнуть нельзя. Он легко, как тросточку, держал наперевес винтовку. Образцово вычищена. Утки всполошились, заковыляли в угол, с досады крякали. А Виктор Вавич от палисадника к забору с левой ноги стал печатать учебным шагом:

- Ать-два!

Когда он печатал, лицо у него делалось лихим и преданным. Как будтоначальство смотрело, а он нравился.

- Двадцать девять, тридцать!

Виктор стал перед забором. Тут он достал из кармана аккуратносложенную бумажку. Мишень. Офицерскую мишень - с кругами и черным центром. Растянул кнопками на заборе и повернулся кругом. Ловко шлепнул голенище о голенище. Отчетливо:

- Хляп! - Постоял, прислушивался и снова: - Хляп! Старик кашлянул вокне. Виктору стало неловко. Спит же он всегда в это время.

Виктор подтянул голенище и ворчливо сказал:

- Хлопают, прямо стыдно, - и вольным шагом пошел к палисаднику.

Старик Вавич стоял в окне в расстегнутой старой землемерской тужуркеповерх ночной рубахи. Он толстыми пальцами сворачивал толстую папиросу, как будто лишний палец вертел в руках, посматривал на сына, подглядывая из-под бровей.

Виктор остановился и снова дернул голенище - зло, как щенка за ухо.

- А, черт, удружил тоже... сапожник и есть.

Мазнул глазом по окну. Отец уже повернулся спиной и зашаркал туфлями встоловую. Закурил, задымил и вместе с дымом пыхнул из усов:

- Голенищами!

- Нищие? - обрадовалась Таинька. - Музыканты пришли? Таиньказахрустела крахмальным ситцем и высунула в дверь беленькую головку, с веснушками, с вострым носиком.

- Голенищами! Голенищами аплодирует лоботряс-то наш. Не мешай, -