«Над Кубанью. Книга вторая»

Земля казача зайнялась

И кровью, сыну, полылась,

И за могылою могыла

Неначе горы поросли

На нашей, сыночку, земли.

Зима тысяча девятьсот восемнадцатого года уходила неохотно. Колючий снег, сметаемый с жилейского плоскогорья, облачно опускался в леса ирикубанской долины. Кубань пробивала звонкую береговую кромку, кружила и хрипела. Замело лесные гужевые дороги и тропы. Протока замерзла, но была опасна, кое-где протаивали мокрые круги, кипели ключи.

Раньше станица замирала в эти редкие буранные дни. Улицы пустели, а скот перестаивал, укрытый в надежных базах и зимовниках.

— Дуй не дуй, не к рождеству, а к великому дню, — говорили обычно казаки, пережидая непогоду в теплых хатах.

Теперь же не было спокойно в станице. Третий день Егор Мостовой отгружал хлеб из греческих ссыпок, брошенных бежавшими в Екатеринодар владельцами. У просторных амбаров, украшенных гигантскими гиревыми весами временами скоплялось до сотни подвод. Тут были и воловые сани, и мажары, и дроги. В амбарах, при свете керосиновых фонарей, работали артели профессиона-лов-грузчиков и люди боевой жилейской дружины.

Они насыпали мешки и выносили наружу. Подводчики, в большинстве насильно выгнанные, были угрожающе хмуры. Мостовой появлялся везде. Он носился либо на своем трофейном Баварце, либо на запряженной общественными жеребцами тачанке. Егора можно было видеть и в Совете, и на ссыпках, и на захолустном жилей-ском разъезде, превращенном им в гомонящий лагерь. Мостовой будто охмелел от радостного сознания своей силы. Уже тогда, на фронте, когда казаки 2-го жилейско-го полка выбрали Егора полковым командиром, он с гордостью определил свое место в новой жизни, внезапно открытой его взорам. Позже короткие дни командирской власти сменились горьким возвращением в свое постылое, неуютное жилище. Тогда он почувствовал, как наполнялось его сердце злобою. Резкий поворот: загремела батарея Богатуна, из рук атамана вырвана булава, Жи-лейская станица признала Советы, и Егор снова вздохнул и расправил плечи. Он не забыл поведения казачьего старшинства и, наблюдая истощение ссыпок, готовил план выгрузки кулацкого зерна.