«СИНЕЕ ЖЕЛЕЗО»

«Уйди!» - в бешенстве закричал шаньюй и проснулся от собственного крика.

Он отбросил соболье одеяло и сел, сжимая руками виски. В ушах глухо шумела кровь, и все еще звучали последние слова брата.

«Откуда дух Атакама знает про Атиль и аргамака? - с тревогой думал шаньюй. - Ведь никто ему этого не рассказывал».

Да, ему пришлось быть жестоким, это правда. Но, великие предки, разве без жестокости создал бы он в своем войске такое преданное ядро? Для этого он должен был пожертвовать любимым скакуном и женой. И тогда воины увидели, что сердце их военачальника - железное сердце, в нем нет ни жалости, ни личных привязанностей.

Первую свистящую стрелу[1] он пустил в своего быстрого, как ветер аргамака. Некоторые горцы замешкались и не подняли луков. Он приказал обезглавить их, хотя они были храбрые и опытные воины.

«Всякий, кто не пустит свою стрелу вслед за мной, будет казнен» - таковы были тогда его слова.

Вторая свистунка шаньюя вошла в грудь Атиль, и опять многие кимаки окаменели от ужаса, не смея стрелять в жену своего владыки. Головы их скатились тут же, рядом с трупом Атиль.

Но зато полгода спустя на соколиной охоте ни один из удальцов не дрогнул, и Атакам свалился с коня, пронзенный сотнею стрел.

Атакам был слабый человек и плохой государь, а держава хунну нуждалась в беспощадном и умном полководце. Иначе ей не выстоять против огромной Небесной империи[2], где людей как в степи ковыля...

Шаньюй долго перебирал в памяти всех, кого ему пришлось убрать с дороги, и в сердце его не родилось ни раскаяния, ни жалости.

- Если хочешь повелевать людьми, забудь, что ты сам человек, - вслух сказал шаньюй и хлопнул в ладоши.

В опочивальню неслышными шагами вошел мальчик с жировым светильником и согнулся в поклоне.

- Одеваться,-коротко сказал шаньюй.- И позови главного гудухэу[3].

Мальчик поставил светильник на лакированный китайский столик и молча исчез. Через минуту он вошел с одеждой шаньюя. Шаньюй надел алые шаровары из толстого шелка, опоясал поджарый живот кушаком и сунул ноги в теплые меховые туфли, подогретые на кану[4]. Голый по пояс, он вышел в соседнюю комнату, где стояли умывальные кувшины и серебряные котлы с ледяной водой. Здесь его уже поджидал главный гудухэу.