«Максик, Жека и Толян»

Максик, Жека и Толян (fb2) - Максик, Жека и Толян [calibre 2.81.0, publisher: SelfPub.ru] (Колледж - 1) 354K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Михайловна Солнцева

Автор выражает благодарность Анастасии Ящуковой

за иллюстрации

Максик, Жека и Толян

1

Они встретились, как обычно, у метро.  Максик пришел с опозданием почти на полчаса.

– Ну, чё, пошли? – хмуро спросил он товарищей вместо приветствия.

Жека-улыбашка шмыгнул носом и ничего не ответил. Мелкий Толян также молча сплюнул на тротуар и взглянул на товарища со злостью. Опоздавший нехотя  вытянул  из кармана полтинник и протянул ему:

– На, держи бабло!

Было начало десятого. Из стеклянного вестибюля с букой «М» выныривали хмурые люди и расходились в разные стороны: кто прямо, на маленькую улицу, которая в конце концов сливалась с  большим проспектом, а кто налево, в зияющий проем, который был как раз под этим самым проспектом. На нем уже столпилось не менее тысячи машин – обычная утренняя пробка в этом узком местечке Москвы.

Ноябрьское утро, как и люди, было хмурым.  Резкий ветер задувал в хлопающие двери метро едкий дым и отгонял людей подальше от заплеванной урны. Они выстроились в очередь чуть поодаль. Очевидно, это  были клерки из бизнес-центра, которые томились в ожидании служебного транспорта. Напротив них деловито стучали молотками азиатские рабочие, которые сколачивали щитовые бытовки и что-то кричали друг другу на своем гортанном языке. Реклама на заборе заводского цеха сообщала, что компания «Русичи» предлагает высококачественные дома из натуральной древесины по прошлогодней цене. Последним мазком этой хмурой утренней картины была долговязая фигура промоутера в синем балахоне. На нем ядовито-желтыми буквами было написано:

           Теоретик

                                         Дипломы

                                         Курсовые

                                         Рефераты

                                          на заказ

Впрочем, нет. Была в этом утреннем пейзаже еще одна, а точнее две детали: с заводского пакгауза глядели на всю эту суету два рекламных щита

Фейерверки.

Эти два недремлющих красно-белых ока возвышались над всем невзрачным районом, который когда-то именовался Сукиным болотом. Людям и раньше здесь мерещились болотные огни, поэтому ничего удивительного, что слово «фейерверки» и сейчас было написано целых два раза.

Если бы наших героев спросили, что интересного они заметили утром той злополучной пятницы, то они, скорее всего, пожали бы плечами и не вспомнили бы ничего. Промоутер, рабочие, клерки, деревянные домики и рекламные щиты были слишком будничными деталями, чтобы обращать на них хоть какое-то внимание. Поэтому трое тинейджеров, сунув руки в карманы,  молча двинулись к проему под эстакадой.

Им предстояли пройти  еще не меньше километра до своей Альма Матер – сначала мимо  двух высоких труб, потом мимо двух толстых и, наконец, снова мимо высоких, которые день и ночь испускали в воздух что-то липкое и зловонное.

2

Однако, пора познакомиться с нашими героями поближе. Максик, который опаздывал всегда и везде, проживал  в панельной девятиэтажке,  что была в пяти минутах ходьбы от метро. Ему с самого утра  нездоровилось, и он уже хотел забить и на учебу, и на приятелей, но вдруг вспомнил, что уже месяц ходил в должниках у Толяна. Теперь, когда скомканная бумажка, наконец, вернулась к кредитору,  он мог бы развернуться и пойти домой дрыхнуть, но в последний момент вспомнил про уговор держаться друг друга.

Жека, который в долг ни у кого не брал и никому не давал, вообще был с большим прибабахом: мог забыть тетрадь, ручку, дорогу домой.  Сегодня он на всякий случай сунул в карманы сразу две тетрадки, которые еще больше делали его похожим на  мультяшного телепузика – такого же улыбчивого и дегенеративного.

А вот Толян был полной Жекиной противоположностью. Он никогда не улыбался, так как считал это ниже своего достоинства. Сегодня ему повезло с электричкой, хотя дорогу до Москвы он, как обычно, проделал с риском для своей репутации: сначала пролез через дырку в заборе, а потом всю дорогу боялся  контролеров и бегал от них по перрону вместе с прочей безбилетной молодежью и азиатами.

За ночь лужи застыли и хрустели под ногами, точно битое стекло.  Хорошим шагом весь путь можно было пройти минут за пятнадцать, но сегодня была пятница, и торопиться нашим друзьям было решительно некуда. Первой парой была культурология – самый бесполезный предмет в расписании. В самом деле, разве можно считать полезным рассказ о каких-то замшелых богах?  Препод все время называл из олимпийцами, и это вносило еще большую непонятку. В представлении трех друзей, олимпийцы жили сейчас, и их все время показывали по телеку.  Максик, Жека и Толян вообще забили бы на всю эту хренологию, но ее преподавал Сердякин, а у них к нему  были особые счеты.

Колледж, где учились все трое, квартировал  под самым боком у ТЭЦ в неприглядном здании бизнес-центра. Кроме студентов, там томилось еще не меньше трех сотен клерков из разномастных офисов. Лет пять назад на этом месте вообще не было ни бизнеса, ни центра: за высокой кирпичной стеной располагались корпуса мыловаренного  завода. Но перемены не обошли стороной и эту отдаленную окраину столицы:  убыточное предприятие закрыли, а в трехэтажные серые корпуса облицевали зеленой  плиткой снаружи, повесили разноцветные таблички и посадили охранников.

Некоторые знающие преподы утверждали, что на этом  девелопменте директор мыловарни наварил не меньше лимона гринов, после чего смылся на Канары.

– Да еще с любовницей! – добавляли особо посвященные.

Так это было или нет, но факт остается фактом: два года назад в бывшие цеха и склады въехали новые обитатели.

В прошлом году каждый из отроков пришел сюда своим путем, да так тут и прижился. Максику понравились массивные железные двери, Толяну – серьезные дядьки на фотографиях, а Жеке – автоматы с чипсами.  Но больше всего троим понравилась блестящая табличка с надписью  «Колледж бизнеса и технологий». Она как бы обещала, что вскоре все в жизни троих оболтусов изменится в лучшую, правильную сторону.

3

О том, что такое «бизнес», каждый думал по-своему. У Максика бизнесменшей была мать – простая  работница из-под Твери, которую выгнали с местной мыловарни по сокращению штатов. Как и многие наивные провинциалы, она вместе с отпрыском перебралась в Москву в поисках лучшей доли.  Им, можно сказать, повезло – удалось снять недорого вполне приличную комнату возле метро. Хозяин квартиры – старый алкоголик – все сокрушался, что вместо  его родного завода  теперь торговые ряды.  О том, что бывшая казенная недвижимость приносит ему неплохой доход в у.е., старый работяга скромно умалчивал.

Максик  быстро нашел общий язык с турками, которые останавливались здесь целой деревней. Ему не стоило никакого труда помочь деловым людям с клетчатыми баулами. В благодарность турецкие коммерсанты  подарили русскому богатырю модную  бейсболку и теплую куртку, а мамашу Мышонкову пристроили торговать колготками.  Та, правда, все сокрушалась, что из-за бизнеса сын серьезно отстал в науках, и однажды заявила:

– Все, хватит тебе уже груши околачивать.  Иди-ка получи диплом.

  Максик задумался, но ничего не сказал.

Как-то раз, стоя на остановке, он  заметил на столбе рекламную бумажку и на всякий случай  сунул ее в карман.

– Деньги нужны, – сообщил он матери, прочитав объявление. – Просто так диплом не дадут.

– Ну что ж, – вздохнула мать и дала пятьдесят тысяч. – Надо, так надо. Пойди, сынок, поучись чему-нибудь.

Жека раньше учился в коррекционной школе седьмого типа. Это такое специальное учебное заведение для лиц, испытывающих проблемы с учением. Он, и в самом деле, три раза приезжал на Сукино Болото, чтобы найти новую Альма Матер. Когда же он, наконец, нашел путь под трубами, прошел через две проходных и открыл нужную дверь, то сразу попросился  на факультет информационных технологий.

– А какими  компьютерными программами вы владеете? – поинтересовалась милая девушка-секретарь.

Жека замялся, так как совершенно не умел врать, и развел руками. Девушка ободрительно улыбнулась ему и сказала, что тут его всему научат.

– Но у нас все места на информационных технологиях уже заняты, – посетовала она и записала его на факультет «ГМУ».

Получив квитанцию на оплату, Жека сначала расстроился, но потом махнул  рукой.

А вот каким образом тут оказался областной Толян, друзья так и не узнали.

Все это было чуть больше года назад, когда колледж только открылся. Через месяц учебы Максик и Толян узнали, что «ГМУ» расшифровывается как «Государственное и муниципальное управление». Не сговариваясь, они пошли в канцелярию требовать бизнеса и информационных технологий. На этот раз смазливая секретарша не обратила на них никакого внимания. Наконец, дверь соседнего кабинета распахнулась, и из нее грозной поступью вышел директор Кукушкин. Он без всяких разговоров взял двоих  бездельников за воротники и наподдал каждому коленом под зад:

– Расселись, понимаешь! Давайте учитесь лучше! Сдадите первую сессию – там посмотрим.

От расстройства первокурсники вышли на крыльцо перекурить.

– Вот постава! – сердито сплюнул Максик.

– Полный отстой! – отозвался Толян.

Впрочем, вскоре оказалось, что они зря расстраивались: у факультетов разными были только названия, а занимались все одним и тем же.  Кроме того, всех студентов, даже тех, кто почти не говорил по-русски,  заставили изучать испанский язык. Кроме информационных технологий и уже известного ГМУ, в колледже были еще факультеты туризма и косметологии, каждый из которых имел свое лицо: на туристическом учились тинейджеры с Кавказа и из стран СНГ, факультет информационных технологий облюбовали областные пацаны, а на ГМУ была сборная солянка – и москвичи, и приезжие. Что же касается  косметологии, то тут, как в джазе, были только девушки.

На все четыре отделения  приходилось шесть классов, директорский кабинет с приемной-канцелярией, комната с табличкой «Библиотека», актовый зал и касса с предбанником.

В одном классе стояло даже настоящее парикмахерское кресло и висело большое зеркало.  Во всех других классах вместо зеркал были  зеленые доски и двери в туалет.  Ну, и разумеется, во всех аудиториях рядками стояли столы со стульями – непременные атрибуты учебного процесса. Столы были черные деревянные, а стулья – белые железные.

4

Шмыгая носами,  друзья подошли к бывшей мыловарне. Погода окончательно испортилась. Из набежавших туч посыпал мелкий снежок. Толян выкурил три сигареты. Жека все улыбался и глазел по сторонам. Максик пыхтел, как паровоз. Его то и дело бросало в жар  в халявной куртке,  но он не подавал вида, стараясь идти в ногу то с Толяном, то с Жекой. Задыхаясь и присвистывая носом, он думал о своих друзьях примерно так:   «Вот, блин  перцы! И куда прутся? Ладно уж, посижу с ними на хренологии и свалю.»

– А чё, – произнес он как можно боевитее, – скоро весна.  Можно будет в поход всем троем сходить! Вы как?

Жека одобрительно хмыкнул, а Толян поежился.

– А чё, – продолжал подбадривать себя Максик, – возьмем палатку и махнем к нам под Тверь. У нас такие леса, блин!

Максик так расчувствовался,  что громко чихнул.

«Перец» Толян неодобрительно оглядел бывшего должника. Сам он промерз до печенок, и перспектива спать на земле его ничуть не вдохновляла. Достав из сумки фанатскую полосатую шапочку, он натянул ее на свои ледяные уши и прохрипел:

– Ну и дубак! С утра вообще такая жесть была!  И куда эти синоптики смотрят?

Маскик уже привык к ворчанию приятеля. Да и самому ему что-то расхотелось трепаться. Несмотря на свой внушительный вид, он чувствовал себя все хуже и хуже.  Конечно, в халявной куртке выглядел весьма авантажно:  на его богатырских плечах красовались, золотые крылышки, а на мощной спине – надпись «LosAngelоs».

Между тем, чем ближе они подходили к проходной бизнес-центра, тем хуже становилось настроение у всех троих.  Даже Жека больше не улыбался.

– Да, к вечеру минус пять обещали, – шумно выдохнул ангелочек Максик.

Толян поежился и ускорил шаг.

Рыжий Максик слыл в колледже крутым. Он мог запросто сказать: «Эй ты, подвинься!» – и соседу приходилось уступать ему место. Стоило ему буркнуть: «Оставь докурить!» – и сигарета тут же перекочевывала в его мягкую, но внушительную длань. Он никогда не командовал, но с  ним предпочитали не спорить.  Он не боялся ни директора, ни охранников. Единственный человек, которого он боялся разозлить, был Толян, или   Иванов Анатолий, как значилось в классном журнале.

В тот самый день, когда они вышли покурить после неудачного захода в канцелярию, Максик в своей небрежной манере попросил однокурсника закурить и по неосторожности слегка  отпихнул его к ящику с окурками.

Буквально в ту же секунду его собственная медная голова чуть было не оказалась там сама.  У Толяна был отработан удар левой, и он всегда бил первым и без предупреждения.

Максик опешил. Ему даже расхотелось курить, но антипод уже благородно протягивал начатую пачку  «LM»:

– Можешь две сиги взять.  Огниво есть?

Так они подружились.

Жека прибился к ним гораздо позже, уже на исходе апреля. Он все приглядывался к двум приятелям, но как будто не хотел им мешать. Угловатый, растрепанный, с редкими зубами и широким, почти негритянским носом, он так и ни с кем не заговорил за целый год. У него была своя тайна: он устроился в ближайший «Макдональдс» уборщиком и не хотел, чтобы однокурсники его дразнили из-за непрестижной должности. Трудовая деятельность среди будущих бизнесменов уважением не пользовалась.  Если кому-то удавалось заработать честным путем, то этот тщательно скрывался.

                                              5

А прибился Жека так. Как-то раз двух антиподов выгнали из класса за плохое поведение, и они  двинулись в столовку. На перемене к ним ни с того ни с сего подсел самый главный изгой  и бухнул на стол пакет чипсов. Пакет был большой, красный, блестящий. Друганы переглянулись, но не подали вида, что у обоих началось слюноотделение. Придурковатый Жека не вызывал у них ни сострадания, ни отвращения, но вполне мой сойти за  организатора поляны.

– Чё это? – как можно равнодушнее бросил Максик.

– Чипсы. – Так же равнодушно ответил Жека.

Он уже знал, что не следует лезть к людям со своим желанием подружиться, но  накануне ему как раз  дали  премию, и у него было отличное настроение. Его прямо распирало сделать что-то хорошее.

– Берите! – улыбнулся он. – Давайте дружить. Я Жека.

Друзья насторожились еще больше, чувствуя подвох, но Жека надорвал пакет, и из него золотистыми бликами посыпалась  наживка.  Максик, который больше не мог бороться с соблазном, первый протянул руку и аппетитно захрустел.

– А где кола? – прохрипел Толян.

Несмотря на голод, он держал фасон: к закуске должны подаваться напитки.

– Ты это, принеси нам запить, – важно растолковал Максик придурковатому однокурснику. – Ты же, типа, поляну решил накрыть. У тебя бабки-то остались?

Но Жека, несмотря на свой простодушный вид, уже не был не таким наивным, как год назад. Он аккуратно вынул из новенького портмоне две смятые десятки и для убедительности  перевернул кошелек вверх тормашками, демонстрируя его пустоту любителям халявы:

– Вот. Больше нет.

Две пятитысячных бумажки он предусмотрительно положил в потайной карман.

Толян недобро оглядел хранилище финансов. У него самого  никогда не было ни бумажника, ни кошелька. Он  порылся в кармане брюк и вытряхнул оттуда семь рублей мелочью вперемешку с двумя разломанными сигаретами.  Бесцеремонный Максик звонко вытряхнул  из своей сумки-планшета три монетки по пять целковых.

Общими усилиями  набралось как раз на литровую бутыль.

Первый глоток сделал главный спонсор. Не то от сладкой жижи, не то от предчувствия дружбы его улыбка стала еще шире. Ему всегда хотелось завести друзей, но всегда что-то мешало. Больше  всего ему мешал его собственный язык, который плохо шевелился во рту и то и дело поворачивался не туда. Его мать была глухонемой, а сам он заговорил лишь на восьмом году, когда был определен в коррекционную школу. Получив в колледже квитанцию на оплату, он понял, что должен искать работу.

В «Макдональдс» его взяли после первого же собеседования. Он с трудом отвечал на простые вопросы, но строгой женщине-рекрутеру именно это особенно понравилось. Ему поручили мыть туалеты.

В первый же день ему объяснили технику безопасности и правила отжима тряпки.

– Главное, не разговаривать с посетителями! – велела новая начальница, которой на вид было не больше двадцати. – У нас все записывается. Если будешь хорошо выполнять все требования, то скоро тебя повысят. Держи!

Жека натянул фирменную кепку на самые глаза и промолчал целых полгода. А недавно его вызвали в офис и поздравили с повышением – он стал ответственным за утилизацию отходов.

– Вкусно? – поинтересовался юный карьерист.

Новые друзья хрустели чипсами и важно отхлебывали по очереди.  Щедрый Жека догадался, что его приняли за своего.

Это было еще в апреле, а сейчас на дворе стоял уже ноябрь. Приятели миновали  уже третьи трубы. До двери с табличкой оставалось каких-то сто метров.

Максик стал что-то насвистывать, но взглянув на Толяна, осекся. Тот, по своему обыкновению, о чем-то напряженно думал. Наконец,  миновав проходную,  фиолетовый от холода «перец» прохрипел:

– Надо этому Пердякину люлей навешать.

Максик с Жекой навострили уши, ожидая продолжения сюжета.

Но Толян только сплюнул:

– Совсем оборзел!

– А чё? – вскинулся  Максик и сдвинул  бейсболку на затылок. – Давно пора!

Жека уже догадался, что друзья замышляют что-то важное, но не стал уточнять, что именно.

6

Преподаватель культурологи, или как ее чаще называли, хренологии, Григорий Петрович Сердякин не находил общего языка ни со студентами, ни с коллегами. Он, скажем так,  был в меру занудлив и использовал только проверенные методики. Как и другие преподаватели, он давал уроки по самым разным предметам, кои гордо именовались в расписании «академическими дисциплинами».

Что же еще отличало Григория Петровича от местных профессоров и доцентов?  Во-первых, он не орал на шаловливых отроков, как директор Кукушкин, во-вторых, не ставил им одни лишь неуды, как англичанка Лолита, и в третьих, не высмеивал их пубертатные угри, как информатик Матвеич. Но несмотря на всю интеллигентность,  тинейджеры особо невзлюбили именно Григория Петровича, коего тут же окрестили Пердякиным.

Может быть, причиной тому была его нечеткая речь (в армии  будущему педагогу выбили два передних зуба). Не исключено, что чуткие носы улавливали стойкий запах сердечных капель. Кроме того, он прихрамывал на левую ногу и глядел собеседнику прямо в глаза. В конце прошлого семестра он по приказу начальства поставил всей троице «незачет» по экономической географии. Ни один из трех друзей  не смог найти на карте его родной Челябинск. Это невежество Григорий Петрович почему-то принял за московский снобизм и распсиховался на пустом месте.

А всему виной был, на самом деле, его собственный дурной характер.

 Когда-то, еще в прошлом веке, обидчивый географ закончил пединститут по специальности «химия и биология» и спустя пятнадцать лет  женился на молодой и весьма симпатичной гражданке. Правда,  супруга сразу же стала попрекать его низкой зарплатой.  Полтора года назад его неперспективную школу закрыли, а с горе-географом стали происходить разные неприятные события.

Сначала у него пропала жена, которая к тому времени обзавелась дипломом менеджера и ипотечным кредитом. Спустя какое-то время, она, правда, сама ему позвонила и предложила развестись по-хорошему, благо теперь ей было где жить с новым  спутником жизни. Григорий Петрович, как интеллигентный человек, не стал препятствовать ее будущему семейному счастью, продал свою «однушку» и взял плацкарту до Москвы.

В поезде к нему подсела цыганка и нагадала, что в столице его ждет новая любовь и удачная карьера. Челябинский педагог не слишком этому поверил, но отдал вещунье сотню за благую весть. Уже на Казанском вокзале он обнаружил, что вместе с сотней к профессиональной  мошеннице каким-то таинственным образом перекочевало и все содержимое его бумажника.

В газетном киоске разменял последнюю сотню, случайно завалявшуюся в брючном кармане: за полтинник купил журнал «Куда пойти учиться». Увидев объявление, что  коммерческому колледжу Бизнеса и технологий требовались  опытные педагоги широкого профиля, он не раздумывая, поехал туда.

Как и многие столичные абитуриенты, челябинский педагог тоже не сразу вошел в нужный подъезд. Когда же он нашел канцелярию, то его сердечный трепет стал расти с каждой минутой.

– Да вы не волнуйтесь, – ободрила его барышня за компьютером, – у нас очень доброжелательный начальник.

Григорий Петрович, не мигая, посмотрел в ее серо-голубые глаза и понял, что пророчества начинают сбываться. У него закружилась голова, и запершило в горле.

Стакан воды ему поднес сам директор. Усадив соискателя в кожаное кресло, он заботливо  предложил вызвать врача.

В ответ Сердякин хрипло поблагодарил за доброжелательность и отрекомендовался, выложив на стол диплом с отличием:

– Могу вести биологию и смежные дисциплины.

Покосившись на красное паспарту, хозяин кабинета не выразил особой радости:

– Эх, если бы вчера! – воскликнул он. –  Опоздали вы, ядрена копоть!

Биолог-отличник вновь почувствовал, как защемило его собственное сердце.

– Так может быть, химию? – попросил  он, хватая ртом воздух.

– Поздно! – отрезал Кукушкин. – Биологию отдал англичанке, химию – фельдшеру. Ах, ёшкин кот, где же вы раньше были?

Сердякин хотел было сказать, что вчера он был еще в Чебоксарах, но только хлопал жабрами:

– Позвольте еще воды!

Директор задумчиво рассматривал трубы, равнодушно коптящие небо:

– А знаете что? Берите культурологию, пока она не занята.

Сдвинув на кончик носа лекторские очки и, шевеля губами, Кукушкин стал водить пальцем по списку и важно произнес:

– Записывайте: культурология, обществоведение и география. Если берете оптом, то  по рукам.

Григорий Петрович судорожно сглотнул и мелко закивал. Сегодня ему надо было еще найти ломбард, чтобы заложить часы и ставшее ненужным обручальное кольцо.

– А маленький авансик можно? – прошептал он, но директор сделал вид, что не расслышал.

Лишь к середине сентября, когда в колледже закончился набор и начались занятия, Сердякин понял, во что ввязался. Утихомиривать стадо бизонов полтора, а то и три часа подряд – это задача не для тихого интеллигентного педагога. Тут нужен был талант дрессировщика, а Григорий Петрович по диплому был  всего лишь учителем средней школы. Поначалу он затевал с учениками  разговоры о культуре, но вскоре понял, что мечет бисер перед свиньями. Как и все остальные преподы, он стал бормотать себе под нос по полторы-две страницы из какого-нибудь учебника. Это называлось  «лекция».

В зимнюю сессию директор Кукушкин велел поставить всем учащимся «автоматы», чтобы не распугать контингент, зато в летнюю сессию он приказал не щадить ни единого двоечника.

Григорий Петрович раскрыл коварный замысел начальства, когда все ведомости были уже подписаны, сброшюрованы и убраны в сейф. Он никак  не предполагал, что Кукушкин установит оплату за пересдачу каждого «хвоста».

7

Вчера Кукушкин, как всегда, без предупреждения зашел к нему в класс и стал метать вокруг громы и молнии. Скоро у них будет комиссия из городского Комитета образования! Студентам устроят тестирование по всем предметам, а они ничего не знают ни по одному! Прошлую сессию провалили все!  У каждого полно академических задолженностей! Надо срочно их ликвидировать!

Тем, кто не заплатит за пересдачи к началу декабря, грозило отчисление со всеми вытекающими неприятностями.

– А вы, Григорий Петрович! – взметнул он указующий перст в сторону горе-географа, – сперва требуйте от этих паразитов квитанцию из кассы. Полторы тысячи рублей – экзамен, тысяча – зачет. Ни у кого без квитанции не принимайте!  Все квитанции подколоть к  ведомости! Я лично проверю.

– Всем всё ясно? – рыкнул громовержец и еще раз сверкнул очами.

Сердякин понял, что поставил «на счетчик» почти семьдесят человек.

На пару секунд в классе повисла зловещая тишина.  И вдруг тридцать пять глоток заклокотали, точно вулканы. Казалось, еще секунда, и класс взорвется от лавины негодования.

Анька Гренкина, которая сидела перед  Максиком, с визгом взметнулась над партой:

– А если у меня денег нет на пересдачу? Тогда что?

Но громовержца Кукушкина разжалобить было не так-то просто

– Это ты, Гренкина, обеднела? – хохотнул он. – Да на тебе одной штукатурки на три тысячи.  Косметологи, твою дивизию! Штаны бы лучше подтянули, а то смотреть противно!

– А мне не противно! – ухмыльнулся Максик и хотел пощекотать соседку по соблазнительной выемке над ремнем, но та со злостью  отпихнула  стул ногой. Железный предмет мебели свалился  Мышонкову прямо на ногу, и он взвыл от боли.

Это, естественно,  вызвало в классе  общий хохот.

Но Кукушкина перекричать было невозможно.  Он набрал побольше воздуха в легкие и с силой шарахнул своей здоровенной ладонью по столу:

– Специально для Гренкиной и для всех остальных! Вы учитесь в коммерческом учебном заведении! В ком-мер-чес-ком, поняли?! Если кому-то здесь не нравится, идите в государственный колледж или в МГУ.

Народ притих, вспомнив про свои справки вместо аттестатов. Здесь, в этом колледже, им обещали выдать правильные дипломы о российском среднем специальном образовании вместо тех липовых бумажек, которые им выдали в школах разных городов и стран.

Директор выдержал эффектную паузу и продолжил:

– Только  почему-то вы пришли сюда! А знаете, почему? Да  потому что вас никуда больше не взяли. Надеетесь отсидеть тут три года. Не выйдет! Тут средне-специальное учебное заведение, а не приют  для малолетних идиотов. Если кто не хочет учиться – идите работать! Вон, как Женя Сахно. Будете приносить пользу обществу.

Ребята – кто с удивлением, а кто с презрением, –  обернулись на Жеку, который впервые почувствовал себя в центре внимания.  Но Кукушкин уже забыл о его существовании:

– Чтобы ни у кого к сессии  не было ни одного хвоста! Григорий Петрович! Давайте, продолжайте, чего у вас там.

Глядя на директорскую спину, Сердякин чувствовал все больший страх и отчаяние. Новость касалась каждого, и не сулила ничего хорошего никому. Тридцать пять пар недобрых глаз целились в него, не делая скидок ни на больное сердце, ни на хромую ногу, ни на выбитые зубы. Григорий Петрович беспомощно огляделся по сторонам. Увы! В этом рассерженном улье у него не оказалось ни единого союзника. Он  взял кусок мела и дрожащей рукой написал на доске: «Урок окончен».

Рассерженное стадо бизонов выплеснулось в коридор,  а горе-географ стал искать в портфеле пузырек с сердечными каплями.

8

Директорский кабинет с канцелярией располагался в теплой части  первого этажа. Здесь было не только тепло, но и красиво. Подполковник в запасе Кукушкин особенно ценил порядок, уют и женское обаяние. Прыщавые абитуриенты здесь начинали грезить о  легких дипломах, а преподаватели – о приличной зарплате. Должность Аллочки Леонидовны называлась  «секретарь-методист», но на самом деле, она была главным украшением этого оазиса, эдакой  нездешней нимфой.

В хмурое пятничное утро настроение у златокудрой нимфы было самое поганое. Как обычно, в начале рабочего дня, она наблюдала знакомую картину: прямо перед окном канцелярии долго и натужно парковался серебристый «Лексус». Аллочка даже хотела закрыть окно, чтобы предотвратить попадание выхлопных газов в помещение, но, тяжело вздохнув, всего лишь отвернулась. Взгляд ее уперся в вешалку, где  висело ее собственное пальто. Она вдруг представила, как комично будет выглядеть в этом старом пальтеце болотного цвета рядом с новеньким  серебристым  «Лексусом».

Тут она закашлялась и  перевела взгляд на монитор, где светилось множество красных квадратиков – студенческих долгов.

Плата в колледже, по московским меркам, была невысокой, но собрать ее в срок пока еще не удавалось. Каждый месяц она распечатывала грозные «молнии» об отчислении, но от них было мало толку. Самых злостных должников приводил к себе в кабинет сам Кукушкин.

Закончив с долгами финансовыми, Аллочка открыла файл с задолженностями академическими. Картина здесь также напоминала супрематическую живопись. На каждом учащемся висело по три-четыре «хвоста», а на некоторых – сразу по десятку. Алла Леонидовна откашлялась и принялась набивать новый список.  Его надо было как можно скорее  отдать владельцу «Лексуса».

Черные часы в серебристом корпусе показывали десять минут одиннадцатого.  Из авто, наконец, показался кассир в стильном черном пальто.

Стараясь не смотреть в сторону окна,  Аллочка встала из-за стола, включила электрочайник и стала готовить завтрак шефу. Ее с самого утра донимал кашель, но зная крутой нрав начальника, она не решалась чаевничать в одиночку.

– Николай Сергеевич, может, чайку  – как можно ласковее проворковала усталая нимфа.

Кукушкин, который говорил по телефону, досадливо отмахнулся:

– Не сейчас!

Аллочка выскользнула со своим подносом.

В этом колледже ее уже ничего не удивляло. Дерзость студентов и грубость начальства гармонировали,  как черное и серебристым. В прошлом году, когда она только сюда устроилась, ей казалось, что о лучшем месте и мечтать нельзя: недалеко от метро, стабильная зарплата, дотации на обеды и возможность уходить по пятницам на целых полчаса раньше.  К тому же, эта работа была почти по ее специальности: по образованию Алла Леонидовна была магистром филологии.

На первой же встрече с директором она заикнулась, что хотела бы преподавать русский язык.

В ответ Кукушкин лишь нахмурил брови:

– Ай-ай-ай! Ну, где же вы были вчера? Вот только перед вами взял одну даму. Честное слово! Ну не бежать же теперь за ней?

Алла припомнила, как столкнулась в дверях с чернобровой дамой и поняла, что надо поскорее брать то, что осталось:  методическую работу, или проще говоря, расписание, программы, приказы, справки и отчеты.

Год под трубами прошел тяжело. Кашель, который Аллочка подхватила в первую же зиму, все никак не проходил. Она испробовала уже все рекламируемые средства, но – увы! – ничего не помогало. Летом Кукушкин отпустил ее домой всего на две недели. Перед очередной проверкой надо было красиво распечатать все нужные  бумаги, а бумаги ненужные быстро отсканировать и сохранить только на флешке.

Московский колледж бизнеса и технологий все больше напоминал ей театр абсурда, по которому она писала диссертацию в родном БГУ.

Главным лицом в их учебном заведении был Леонид Максимилианович, которого за глаза все звали Лёнчик. В полдень у кассира  начинался обед, о чем возвещало утробное урчание все того же «Лексуса». В день зарплаты пуленепробиваемое окошко, как правили, было закрыто, и  преподаватели караулили кассира возле всех входов и пожарных выходов. Лёнчика, однако,  это ничуть не смущало. Вовремя зарплату здесь получали лишь два человека: сам директор Кукушкина и она, секретарь-методист. Так продолжалось до самой летней сессии, а потом ее разжаловали из VIPов.

В мае, как раз перед началом зачетов,  Леонид Максимилианович явился в приемную в светлой паре со шлейфом дорогого одеколона и букетом сирени. Белые облачка опустились перед ней на стол, а черные   глаза прицелились, как два дула:

– Как насчет совместного ужина?

Аллочка смутилась, заблеяла про больную маму в Брянске, про билет на вечерний поезд, про лекарства, про списки, про грядущую проверку…

Не говоря ни слова, Леонид Максимилианович сунул  белое  облачко в мусорное ведро. С тех пор они были на «вы».

Кукушкин стоял перед Лёнчиком навытяжку. Судя по бодрому тону его рапортов, доносящихся время от времени из соседнего кабинета, Леонид Максимилианович был в их системе координат в звании генерала, а  таинственный учредитель – фельдмаршалом.

Аллочка с ним еще никогда не встречалась. Пронырливая англичанка Лолита разведала, что это был молодой человек из Молдавии, который три года назад женился на  владелице крупного образовательного холдинга, а до этого состоял при хозяйке водителем. После свадьбы юному парвеню  доверили новый бизнес, а управляющим назначили проверенного Кукушкина.

– Поэтому-то он тут и бывает нечасто, – приоткрыла тайну директорских отлучек разведчица-Лолита. – Он в еще одном колледже директорствует. Если кого отчисляют из одного, то тут же берут в другой. Цена стандартная – тридцать тысяч.

Аллочка присвистнула:

– Надо же!

Все файлы в колледже разделялись на «черные» и «белые». Первыми интересовался только кассир, а вторые хранились в особых папках. Их надлежало предъявлять комиссиям.

9

Аллочка подперла щеку рукой и взглянула на календарь. Черные цифры сегодняшнего дня были обведены красным. Как же она могла забыть? Сегодня же  день рождения самого шефа!

Она залезла в Интернет, нашла там картинку с  двумя мышатами, распечатала ее  и поставила  «домиком» рядом с директорской кружкой. Пусть будет хоть так. Николай Сергеевич, в общем, неплохой человек. На ее собственный день рождения он подарил ей электрочайник. Из него теперь  пьют по очереди  все преподаватели.

От теплого порыва ее души директорская дверь распахнулась, и Кукушкин влетел в приемную за своей  кружкой чая.

Заметив открытку с мышатами, он широко ухмыльнулся в усы:

– Ох ты, мышкин кот! Спасибо, Аллусик! Очень тронут, – пробормотал он, неловко чмокнув ее прокуренными губами.

Аллочка вспыхнула, а начальник вытянул шею, расправил галстук и игриво спросил:

– А не устроить ли нам по этому случаю маленький пикничок? Такой вот маленький корпоративчик? Легкий междусобойчик?

Слово «корпоративчик» директор произнес с особым старанием, но  Алла Леонидовна уже не смотрела на директорские затеи без иллюзий. «Корпоративчик» означал пьянку всего коллектива, а «междусобойчик» – продолжение банкета самыми стойкими преподавателями.

– Конечно, Николай Сергеевич! – Аллочка старательно улыбнулась. – Все будут очень рады вас поздравить. Только где соберемся?

– Ну, как «где»?

Он задумался.

– В библиотеке, конечно, как в прошлый раз! Так сказать, в храме литературы, в музейоне. Возьмем в «Оршане» закуске и попируем, как боги! И, кстати, никому мешать не будем до конца рабочего дня.

Окна библиотеки выходили на глухой забор, и заметить пирующих богов там не смог бы ни один охранник.

Алла замялась. Сегодня она собиралась сходить  в поликлинику, чтобы, наконец,  сделать флюорографию.

– И не вздумайте отказываться, Алла Леонидовна! – зарычал директор, но тут же смилостивился. – Составь-ка праздничное меню, а?

Нимфа заблеяла, как овца.

Через десять минут директору на стол легла смета торжества: две бутылки коньяка, банка кофе, три бутылки водки, кило колбасы с/к, кило сыра, три батона белого хлеба, один – черного, банка шпрот и банка маринованных  огурцов.

– Донесешь? – заботливо поинтересовался Кукушкин. – А то я тебе Сердякина дам в помощь.

– Нет, не надо! – испугалась Аллочка, представив себе, как Григорием Петрович будет смотреть на нее, словно удав.

– Ну как хочешь, – царственно разрешил именинник. – И еще, пожалуйста, прихвати коробку конфет для наших дам. Начнем прямо в пять. И как же я забыл  про свой день рожденья?

Шеф был в предвкушении застолья, и его глаза забестели.

– Зря ты, все-таки, от Сердякина отказываешься, – недовольно произнес он, помогая ей влезать в пальто.  – Вдвоем управились бы живее.

У подъезда ей встретилась троица второкурсников, которые тоже не спешили на свидание с Сердякиным.

10

До конца пары было еще полчаса. Будущие управленцы завернули в столовку, чтобы взять чего-нибудь горячего. Как отомстить оборзевшему Пердякину, они так и не решили.

– А может, это, шины проколем? – спросил Жека, когда они все втроем развалились вокруг шаткого столика.

Толян покосился на друга:

– Не ори. Откуда у этого придурка машина?

Максик неосторожно отхлебнул горячего из тонкого стаканчика и поперхнулся.

Толян постучал его по спине.

Тот отдышался, вытаращил свои серо-голубые глазки и, не мигая, произнес:

– Я бы ему, типа, мешок надел на голову и врезал, ей бо!

Толян ухмыльнулся:

– Ну да, блин, нашелся один такой смелый. Да он тут же стуканет.

Максик смутился:

– Ну, это… Я тогда не в теме. Ты, короче, сам решай.

Толян держал обжигающий стаканчик двумя пальцами. Ему очень хотелось выпить сейчас целый чайник и съесть все пирожки на витрине, но каждый стаканчик стоил 20 руб., а каждый пирожок – 50. Его мать болела уже третью неделю. Заначка, которую осталась после дедовских похорон, вчера закончилась.  Сегодня ему даже пришлось стрелять полтинник у одного мужика на станции. Тот сначала протянул десятку, но вежливый юноша покачал головой и аккуратно показал из рукава кожанки блестящее лезвие  перочинного ножа.

Пытаясь прогнать смурные мысли,  Толян развернул «Сникерс», вонзился  в него своими мелкими зубами и, растягивая удовольствие,  стал медленно жевать приторную кашицу.

Наконец, он проглотил свою вязкую жвачку и вполголоса произнес:

– Тут, пацаны,  надо не засветиться. Мы лучше ……

Его слова заглушил  резкий звонок, а в следующий момент столовая превратилась в рассерженный улей.  Закончилась первая пара, и голодные тинейджеры ринулись к прилавку с черствыми пирожками.

Точно канонерская лодка в сопровождении двух баркасов, в дверном проеме показалась Анька Гренкина. Заметив триумвират прогульщиков, она подгребла к ним и нежно пропела:

– Приве-ет!

Максик  радостно придвинул ей свободный стул:

– Здорово, Ань! А мы тут чай пьем.

– Вижу, что не коньяк, – подметила Анька с дразнящей усмешкой и вильнула худыми бедрами.

Голос у нее был тонкий, слегка визгливый, в котором иногда проскальзывали стальные нотки.  Непростыми были и ее глаза коричнево-зеленые, как  у волчицы. В них то и дело посверкивали желтые  искорки. Ее фигурку тоже нельзя было назвать ни соблазнительной, ни отталкивающей. Будущий менеджер косметического салона  Анна Гренкина была словно соткана из противоречий. С лицами противоположного пола она обычно не церемонилась, но видя съестное,  могла и состроить умильную мордашку.

– Чёй-то вас на паре не было, – встряхнула она пшеничной челкой и вызывающе поправила облегающую кофточку.

На ее худосочных холмиках обнимались два ушастых мышонка – Микки и Минни. Наверное, Аньке и самой тоже хотелось любви, хотя бы такой маленькой, мышиной.

– Сердякин, между прочим, говорил про вас, – доверительно сообщила она.– А вы тут хаваете.

– Угу. – Толян отхлебнул из неудобного стаканчика. – Мы тоже про него толкуем. Чего тебе надо?

– Гонишь! – удивилась Гренкина, будто не расслышав последней реплики.

Мелкий Толян взглянул на Аньку испытывающим взглядом. Стоит ли посвящать эту пигалицу в их мужские разборки? Правда, они своими собственными мозгами так еще ничего не скумекали.

Тут в их интригующий разговор вмешалась Саша Бабина – здоровенная дылда с синими волосами, которая была при Аньке не то наперсницей, не то бодигардом:

– Да пошли уже, Ань. Хватит с этими идиотами время терять!

Но у Аньки сегодня тоже было задорное настроение, поэтому она послала подружке воздушный поцелуй и помахала ручкой, мол, потом, не сейчас! Дылда Бабина покрутила пальцем у виска и отчалила.

Глядя ей вслед, Толян шумно втянул в нос набежавшую жижу и тихо произнес:

– Слушай Ань!

Та напряглась, но лицом не подала вида, что ей интересны их терки. Развалившись на шатком железном стульчике, она выжидательно переводила взгляд с одного приятеля на другого, а затем и на третьего.

 Мелкий мститель допил свой чай, а затем  важно произнес:

– Вот, решаем, как этому гаду люлей навешать.

Анька снова бросила  на Толяна дразнящий взгляд, но ничего не сказала.

Лицо Максика пылало жаром не то от температуры, не то от молодецкой удали. Он вальяжно положил руку на спинку Анькного стула:

– Хочешь «Сникерс»? Сахар – он для мозгов хорошо. На, держи!

Анька обернулась к  нему и подмигнула:

– За сколько?

Максик обиделся:

– Ты чё? Угощаю. Бери, – Он отломил грязными пальцами кусочек от нетронутой половины и протянул его соседке.

Жека, который без пальто стал еще нескладнее, вдруг сказал:

– Ань, ты, типа, умная. Посоветуй, что ль.

Комплимент понравился Гренкиной больше, чем угощение.

– Ладно, – она хищно слизнула шоколад с верхней губы. – Я подумаю.

Тут в столовую вошел Кукушкин и закричал, чтобы все шли по классам.

– А  тебе, Гренкина, что? Особое приглашение надо? – отчего-то взъелся он на жующую Аньку.

11

Семнадцатилетняя учащаяся Гренкина была не просто противоречивым человеком. Она была человеком сложной биографии, в которой за несколько лет намешалось столько такого, что у некоторых людей не приключится и за всю жизнь.

До одиннадцати лет ее мир был прост и четко делится на будни и выходные. По  будням она ходила в школу, а по выходным – гулять в парк. Вместе с  мамой и папой она жила в самом прекрасном городе Москве, в большом доме на улице какого-то академика со смешной фамилией. Изредка к ним в гости наведывалась папина мама, бабушка Валя. Ее первый муж, Анькин дедушка, был тоже академиком, и когда Гренкина была совсем маленькой, то все время спрашивала, где находится улица имени ее дедушки. Но бабушка только вздыхала и повторяла: «Кто много знает, тот плохо спит.» Догадливая Анька понимала, что взрослые от нее что-то скрывают,  но делала вид, что все понимает.

На самом деле, она почти никогда не понимала взрослых.

Она, например, никогда не понимала, почему бабуля привозит ей только то, что свяжет или сошьет своими руками. Как будто у нее, вдовы академика, не было денег на нормальные шмотки.  Аньке было невдомек, почему она должна звать бабушку «Тин Тинна» и почему они никогда не гуляют вместе.  Приезжая к ним в гости, та первым делом вручала внучке очередной сверток, а вторым  –  запиралась с родителями  на кухне.

Аньке сначала было очень интересно, о чем они там говорят, но на все вопросы мать только отмахивалась: «Много будешь знать – скоро состаришься!»

Однажды мирок Аньки Гренкиной вдруг перевернулся, точно стеклышки в калейдоскопе. Вроде бы, все осталось на своих местах – и дом, и парк, и школа, и магазины, и гаражи, весь их микрорайон. Но на самом деле, все вдруг разбилось и рассыпалось на мелкие  осколки.

А дело было так.

В один из последних дней мая, когда ей вручили  похвальный лист за отличное окончание четвертого класса, она была особенно счастлива. Еще бы! Она  наконец-то стала круглой отличницей. Ее, наверняка, теперь будут ставить в пример другим ребятам. А мама с папой, уж точно, не оставят ее без подарка. Но сначала Анька решила сама сделать родителям сюрприз:  положить дневник с грамотой на самое видное место в доме – на телевизор. Вот уж они обрадуются, когда найдут его!

В тот день на улице было пасмурно, и с самого утра лил дождик. Отличница Гренкина тихонько открыла входную дверь своим ключом и уже хотела на цыпочках зайти в родительскую комнату, как вдруг заметила на вешалке чужую мужскую куртку и грязные следы на чистом полу.

«Странно, – подумала Анька. – Кто это к нам пришел?»

Папа ненавидел грязь в доме.

От грязной незнакомой куртки пахло чем-то противным. Анька вдруг вспомнила этот запах. Когда-то, давным-давно они куда-то ездили в грязном поезде, и она после этого долго болел.  Она вдруг увидела, точно наяву,  мелькающие столбы, но потрясла головой и отогнала наваждение.

Из кухни слышались громкие, неприятные голоса. Один из них принадлежал, как ни странно, маме, а другой, понятно, незнакомому мужчине. Они о чем-то спорили, и вдруг незнакомец закричал:

– Она моя дочь, понимаешь! Я хочу ее видеть!

– Вали отсюда! Хватит с меня! Уходи, пока я не вызвала полицию! – ответила мать.

Ничего не понимающая Анька замерла.

В кухне что-то звякнуло, потом посыпалось и рухнуло. Потом голоса стали выкрикивать такие слова, которые отличница Гренкина слышала только от старшеклассников, когда те дрались за гаражами. Она побыстрее сунула ноги в мокрые туфли и поскорее выбежала из квартиры.

В парке она прогуляла до самой ночи, посидела на всех лавочках.  Когда уже  совсем стемнело, ей вдруг стало очень жарко, а в голове загудели сотни гудков. Анька поняла, что пора идти домой и поплелась пешком на двенадцатый этаж. Лифт в тот злополучный день тоже не работал.

Едва она переступила через порог, как мать схватила обессилевшую отличницу за шиворот и  стала хлестать по красным от жара щекам:

– Где ты шлялась, сволочь?

Дневник с пятерками так и лежал на телевизоре. Ненастоящий, но привычный отец курил на кухне, не обращая на отвратительную сцену  никакого внимания.  Когда мать снова завизжала, а Анька заревела, то папа-отчим вынул из форменных брюк ремень и замахнулся на них. Что было дальше, Анька не помнила.

 На следующий день, ближе к вечеру, нагрянула Тин Тинна с очередным свертком.

Пошатываясь от температуры,  Анька вылезла из кровати, достала из комода маникюрные  ножницы и порезала  хэндмейд на мелкие кусочки. Такого ненастоящая бабушка вытерпеть не могла и отхлестала строптивицу по горящим щекам. Досталось и матери.

Наконец, взрослые утихомирились и по своему обыкновению заперлись на кухне. Отличница поняла, что надо действовать.  Ее больше ничего не связывало с этими чужими злыми людьми. Стеклышки в калейдоскопе вдруг все почернели.

Решение разбить этот несправедливый мир накатилось горячей мощной волной. Она в последний раз оглядела свою комнату и направилась к окну. Из последних сил больная пятиклассница доковыляла до окна и залезла на подоконник. Ноги ее дрожали, в голове звенело. Она раскрыла оба шпингалета – сначала нижний, а потом верхний.

Внизу бушевала зелень. Сверху жарило  солнце. Возле подъезда, задрав головы,  стояли две соседки и показывали на нее пальцами. Анька поняла, что ей не убежать от взрослых.  Подоконник качнулся,  и она рухнула на пол.

Через три дня, когда она пришла в себя, ей сказали, что скоро у нее будет братик. Мать положили в больницу. Отчим стал пить каждый день.  Окно заколотили гвоздями. Отчим отнял у нее ключи и не выпускал даже в парк. Все лето осунувшаяся Анька  провела в душной комнате.

12

В начале сентября мать вернулась из больницы с маленьким свертком. Анька бесилась от ревности к новорожденному братцу и отказывалась с ним гулять. Спасаясь от тоски и злобы,  она включала телевизор и смотрела все программы подряд.  Она все еще надеялась, что придет ее настоящий отец и увезет ее далеко-далеко. В городе, который тоже оказался неродным, которой все вдруг стало чужим:  деревья в парке напоминали ей о страшной ночи, а   высотные – о несостоявшемся полете.  Анька стала чужая сама себе.

В довершение ее несчастий,  к ней в комнату подселилась Тин-Тинна, в которой вдруг прорезался бабушачий инстинкт. Она  нянчилась со своим настоящим внучком, точно с принцем. В отместку пятиклассница Гренкина стала гулять за гаражами. Вместе с верной Сашей они прыгали по крышам, ругались с мальчишками и даже пробовали курить. Под вечер голодные подружки шли к Бабиным делать уроки, но вместо этого смотрели «Зачарованных».  Этот сериал и определил всю их дальнейшую жизнь. Саша и Анька решили стать ведьмами.

Бабины-старшие держали киоск на большом рынке. Они  возвращались поздно вечером и бесцеремонно  выставляли гостью за дверь. Аньке ничего не оставалось, как возвращаться на к своим непонятным предкам.  Проходя мимо темных прудов,  она  мечтала, как поселится в доме покойной бабушки и начнет колдовать по-взрослому.

Правда, была одна загвоздка: Тин Тинна не собиралась помирать, а всю недвижимость хотела переписать на ненавистного братца. Что же до невестки с ее дочерью, то их  вдова академика собиралась послать к чертовой бабушке. Единокровного наследника она планировала вырастить самостоятельно.

Война за недвижимость разгоралась с каждым днем. Из разговоров старших смышленая Анька-Прю поняла, что у нее где-то есть две настоящих бабушки, и что ей самой вскоре предстоит отправиться в Кемерово. Еще не знакомая с географией пятиклассница чувствовала надвигающуюся опасность. Протестуя против несправедливости жизни, Прюденс покрасила волосы в зеленый, а потом и в фиолетовый цвет. Ненастоящая бабка грозилась поставить ее на учет в детскую комнату милиции, но, разумеется, никуда не пошла.

Родственная война шла с переменным успехом, и таким образом прошло четыре года. Мать зря времени не теряла и стала крутым менеджером по продаже презервативов. Отчим потихоньку спивался, братец рос. Все было бы ничего, но с начинающей ведьмочкой снова приключилась беда.

Как-то утром, когда матери и бабки дома не было, Анька пошла в  душ и забыла закрыть шпингалет.  Откуда ни возьмись перед ней оказался отчим. Анька не растерялась и стала поливать несчастного алкоголика кипятком. Тот поскользнулся  и упал, а Анька пулей вылетела из ванной.

Через неделю мамин супруг решил загладить инцидент и подарил падчерице дорогой мобильник. Анька приняла подарок, а вечером  рассказала Тин-Тинне о случившемся.

– Если такое повторится еще раз, – произнесла она совершенно спокойно, – я все сниму на видео. Имейте в виду, мне всего шестнадцать.

13

Сашу-Пайпер разбогатевшие родители пристроили учиться на косметолога, и повзрослевшая Анька пошла по стопам подруги.  Милая секретарша сказала, что через три года им выдадут дипломы менеджера косметического салона. Анька знала, что «менеджер» – это круто.

В колледже к При и Пайпер прибилась тихая Маша из многодетной семьи. Их тройственная сила поражала всех преподавателей:  девицы наводили боевую раскраску, садились втроем перед учительским столом и глядели во все глаза на педагога. В первую сессию им поставили «автоматы» по всем предметам, но во второй раз колдовство не сработало. Впрочем, лузерами в тот раз оказались не только они. Трое парней-гмушников тоже ходили с «хвостами» от Сердякина.

И вот сегодня они сами обратились к ней за помощью.

Положив за щеку «Сникерс», Анька задумала направить их тройственную силу против отчима и его мамаши.  Однако как это лучше всего сделать, Прюденс пока не решила. Вчера мать сказала ей, что отчим уже подал на развод, и суд между ними состоится послезавтра.

Вырулив из столовой, четверо мстителей направились изучать английский. Для Аньки это дело было совершенно бесполезным: ведьмы всех стран и народов и так отлично понимают друг дружку.

                 14

У англичанки Лолиты Андреевны был выдающийся бюст, который она выкладывала на стол, точно блюдо с холодцом.  Когда она, по своему обыкновению, стала что-то бормотать на своей тарабарщине, Анька принялась колдовать, чтобы их поскорее отпустили.

Результат не заставил себя ждать: не успела англичанка открыть классный журнал, как за ней пришла секретарша и увела ее в канцелярию.

И тут началось! По классу полетели тетрадки, раздались звуки затрещин и зазвучала музыка из мобильников.  Анька с удовольствием приняла бы участие в этой веселой бузе, но сегодня ей было не до веселья. Отвернувшись к окну, она напряженно думала:

«Надо попросить парней слегка его припугнуть. Ребро там или руку. Главное, чтобы в суд не пошел послезавтра. Значит, разобраться надо завтра вечером. Во дворе есть хорошие кусты».

Накручивая на  палец прядь выцветших волос, Анька продолжала размышлять:

«Конечно, разбираться за просто как не станет даже идиот Жека. Надо этим козлам что-то пообещать, но что? Ну, допустим, Максику можно показать сиськи. А остальным? Толяна девчонки не интересуют. Жека испугается. Да, что они там про Сердякина говорили?»

Анька задумалась. В их колледже все было наоборот, не так как должно было быть. Но именно это почему-то устраивало абсолютно всех. На них орут все учителя, даже тихая Варвара. Директор вымогает у них деньги, а  Вундермахер уже сломал десяток линеек, лупя по парте и «случайно» попадая кому-нибудь по пальцам.

И тут  Прю вспомнила. Недавно по телевизору рассказывали, как одного препода посадили за то, что он приставал к девчонке.  Его, правда, потом выпустили,  потому что он всего лишь помогал ей правильно держать смычок.

«Вот что прокати! – обрадовалась Анька. –  Надо этого Пердякина заснять, как будто он к ней пристает. Ну, в крайнем случае, стоит рядом, а там отфотошопить.

В волчьих глазках заплясали недобрые искорки. Ведьмочка принялась составлять рецепт адского зелья.

«Да! А фотки отослать Кукушкину по мейлу, и ссылочку повесить. Главное, чтобы Сердякина подвинула. Так, на что снимать? У Максика, как всегда, денег не будет на счете, а Толян обязательно заиграет телефон и скажет, что потерял.  Так что мобильник лучше взять напрокат у Сашки.»

Пока однокурсники перекидывались сумками и тетрадками, Анька напряженно думала над предстоящей фотосессией. Понятное дело, что препод просто так вряд ли будет с ней фоткаться, да еще и в обнимку.

«Этот Сердякин, – продолжала размышлять она, –  чем-то он похож на папашку.  Тихоня с трясущимися ручками. Может, у него есть какая-то тайна. Вот бы ее узнать!»

Анька вспомнила, как  пьяный в хлам отчим вломился к ней в ванную, как  она заорала на него матом и стала поливать кипятком, как он свалился на пол, а она обожгла себе ноги.

– Он должен хорошо нажраться! – пробормотала Гренкина. – Но как же, блин, его напоить?

Тут ей вдруг досталось чьей-то сумкой по голове, и креативные мысли разбежались, как тараканы.  Анька уже заорать, но тут в аудиторию  вернулась Лолита в приподнятом настроении и пробасила:

– Так, голубчики! Сегодня у Николая Сергеевича  день рожденья, так что мы вас отпускаем пораньше. С английским заканчиваем. Доставайте тетрадки по биологии.

– Саш, а Саш! – прошептала Анька соседке. – Слушай, у меня мобильник накрылся, а я хочу сегодня пофоткать кофточки в Оджи. Слушай, будь другом, дай а? Я скажу мамке, что они стоят дороже. Если даст бабла, то поделюсь. Завтра верну, чессло!

– Держи, – протянула мобильник благородная Бабина.

15

Анька нашла заговорщиков возле ящика для окурков и посвятила их в свой план.

– А с чего ты взяла, что он напьется? – Толян был самый практичный из всей троицы.

– А ты сам прикинь, – стала размышлять начинающая ведьма. – Сегодня они отмечают. Наверняка, возьмут бутылку водки, и не одну. А кто пить будет? Лолита –  от силы две рюмки. У Матвеича  язва. Лёнчик за рулем. Вот и остаются Кукушкин с Сердякиным. Посчитай, сколько на двоих.

– Где-то по два стакана, – предположил Жека.

Анька снова удивилась его способностям быстро считать в уме.

– Я еще вот чего думаю, – задумчиво произнесла она. –  Вы когда снимете все на видео, то надо ему этот предъявить… ультиматум.

– Чего еще? – Толян явно неправильно понял значение мудреного  слова.

– Ну, это, типа,  когда хотят чего-нибудь от человека, – пояснила Анька-Прюденс. – Ну, это как бы… В общем, требование, которое ты не можешь не выполнить.

Тут уже Максик зачесал свою рыжую репу:

– Короче, не темни. Чё делать-то?

– А то, – Прю перешла на шепот, – что надо с него денег стрясти. Чтобы он сам за эту пересдачу заплатил. Вот так. Чтобы он сам к Лёнчику подошел и сам за нас внес.

Вся троица взирала на нее с уважением. Прямо богиня мудрости! Вот, блин,  хитрожопая!

Анька поняла, что  надо ковать железо.

– Только у меня есть маленькое условие, – она сверкнула щелочками глаз.

Друзья насторожились.

Молодая волчица выдержала эффектную паузу:

– Оно простое.  Как два пальца об асфальт.

С этими словами она достала из кармана жвачку и многозначительно положила пластинку в рот.

Первым догадался Жека:

– Чё, навешать надо кому-нибудь?

Она как бы смутилась:

– Ну, навешать, не навешать. Короче, ко мне во дворе пристает один. Проходу не дает. Я ему говорю: «Отстань, у нас ничего не выйдет!» А он все равно меня за руку хватает. Может, ему сломать эту руку? А то уж больно лезет. Ну, так, не сильно сломать.

Толян повертел в носу пальцем и со свистом втянул воздух одной ноздрей:

– И когда?

Анька, не мигая, выпалила:

– Завтра вечером, например.

Завтра вечером отчим возвращается около шести. Будет уже темно. Если они наденут капюшоны, то он никогда их не опознает.

– Ну ладно. – Максик решил показать, кто тут крутой. – Короче, мы этому типу навешаем. Тока давай сперва с Сердякиным разберемся, а? А завтра – с этим твоим.

Анька просияла:

– Вы такие! Вы эти! Мушкетеры, блин!

– Да ладно, не гони, – шмыгнул носом Толян. – Завтра будет видно.

Как истинного управленца, его интересовал большое  процесс, чем результат:

– На чей телефон-то снимать  будем? У меня даже не фоткает.

Максик достал из кармана безжизненный мобильник:

– А мой разрядился…

Жека, естественно, забыл телефон дома.

Анька изобразила на лице снисходительную мину:

– Ладно, не парьтесь!  Я у Сашки взяла на один день. Смотрите, не заиграйте!

У всей троицы от восторга перед ее прозорливостью вытянулись физиономии, но на комплимент отважился один Максик:

– Тебе, Ань, надо, типа, в Думе работать. Этим… Стикером.

– Да ладно тебе! –  смутилась Гренкина. – Скажешь тоже! Ладно,  сейчас на биологии посидим полчаса, а потом встретимся в столовке. Я пока в  косметологии жвачку в замок засуну, чтобы дверь не закрыли. Там снимать будем.

Вильнув бедрами в откровенных джинсах, она развернулась на каблуках и пошла по коридору.

Максик и Жека прожали ее удивленными взглядами, а Толяна   вдруг потерял всякий интерес к  собственной идее. Теперь он  соображал, как бы незаметно свалить.

16

Леонид Максимилианович, или попросту Лёнчик, подъехал к зданию бывшего мыловаренного завода без четверти пять. Как обычно, он припарковал свой серебристый «Лексус» сбоку от  бизнес-центра, под окном  библиотеки. Учредитель, с которым он только что отобедал, поручил ему сразу два дела:  во-первых, вручить памятный сувенир Кукушкину, а во-вторых, передать конверт Вундермахеру. Лёнчик соображал, сколько бумажек оставить, а сколько забрать себе. Вентилятор, который находился в большом подарочном пакете, его совершенно не интересовал.

Помедлив минуты три, он достал из-за пазухи белый евроконверт размера А5, помахал им, точно взвешивая,  и вынул оттуда примерно треть зеленых банкнот. Проверив на всякий случай пару казначейских билетов на подлинность доступными средствами, он засунул похудевший конверт обратно во внутренний карман пиджака, а комиссионные равномерно распределил по другим карманам своего нового костюма от Армани.

Проделав эту нехитрую финансовую операцию, он инстинктивно огляделся. В окне в канцелярии, что было чуть поодаль, виднелась фигура методистки Аллочки. Видимо, она делала зарядку, подняв кверху свои тонкие лапки. В голову кассира полезли нехорошие мысли.  Неужели эта сучка наблюдала за ним? Ведь между ними не больше десяти метров, и если бы ему хотелось приглядеться, то он вполне бы смог пересчитать все пуговки на ее блузке.

Но он не стал этого делать. Между ними уже десять лет была целая пропасть.

Ленчик откинулся на мягкий кожаный подголовник и закрыл глаза.  Ему вдруг вспомнился родной город, обшарпанная школа и первая любовь. В параллельном классе училась хорошенькая пухленькая девочка со светлыми  русыми локонами, которая любила постоять у окна. Наверное, она мечтала о светлом будущем.

Их настоящее протекало словно в параллельных мирах. В его жестоком пацанском мире были драки без правил и опасные встречи на заводском пустыре.  В ее прекрасном девичьем мире происходили концерты и экскурсии. Она готовилась в БГУ на филологический, а он – сесть лет на пять. Ее смех был похож на звон серебряного колокольчика, который до сих пор звенит у него в ушах.

Уже потом, выбирая машину, то почему-то взял  именно этот серебристый «Лексус». Он только сейчас понял, какую важную роль в его судьбе сыграла Аллочка. После школы ему повезло попасть в армию, а не в тюрьму. Отдав долг Родине, он решил еще послужить по контракту. За это время почти всех его старых корешей либо посадили, либо похоронили. После службы он рванул в Москву и устроился охранником в один бар.

Ленчик открыл глаза. Вся его московская жизнь была связана с Геной, который за последние три года надоел ему до смерти. Они познакомились именно там, в этом баре, куда женщин не пускали, и  где мужчины выходили на сцену в женской одежде. Миловидный кареглазый юноша чуть ли не каждый вечер  сорил там деньгами.

Полтора  года назад Леонид Максимилианович приехал в родной Брянск на новом авто и выпил с родственниками за счастливую встречу. Опохмелившись, он отыскал в своей старой записной книжке телефон светло-русой девочки. Побрившись и надев костюм от Армани, он позвонил ей и назначил встречу в кафе «Тенерифе».  Все эти годы он опасался, что ее серебристый колокольчик заржавеет а сама девочка обабится, выйдя за муж за какого-нибудь недобитого авторитета. Но ничего такого, к счастью, не случилось. Аллочка была свободна.  Она весело смеялась, слушая его армейские байки, и ее не испортил даже красный диплом.

Когда же им принесли счет, то  первая любовь чуть не  упала в обморок: ровно столько ей платили за месяц работы  библиотекарем.

Бывший хулиган понял, что надо ковать, пока горячо.

– Положись на меня, – авторитетно сказал он. – У меня знаешь какие связи в Москве? Устроим тебя философом.

Златокудрая нимфа  с надеждой взглянула на своего спасителя. Лёнчик прикрыл своей мужественной рукой ее маленькую розовую ладошку.

Нимфа вздрогнула и отдернула руку:

– Пообещай мне, Леня, что мы останемся просто друзьями.

– Ну, раз ты так хочешь, – разочарованно протянул он.

                                             17

Леонид Максимилианович включил свет в салоне. Уже темнело. И зачем он потратил столько времени?  Девочка со светлыми локонами все никак не соглашалась прокатиться с ним. Не меньше дюжины  разномастных девиц закидывало ноги в его тачке, но каждый раз он думал только об одной.

Весной он специально купил светлый костюм и дорогие духи. Тогда только расцвела сирень, и за охапку пахучих веток с него содрали целую тысячу.  Он даже столик заказал и номер в гостинице, но увы!  Она опять от  него ускользнула, как змея.  И тогда он так напился в том самом баре, что на утро чуть не покончил с собой, увидев на подушке голову спящего Гены.

Леонид Максимилианович отогнал досужие воспоминания. А тут, как назло, зазвонил телефон. Жеманный Геннадий Альбертович интересовался,  как дела. Лёнчик мысленно послал шефа по известному адресу, но отрапортовал, что все чики-пуки. Босс был большой любитель покапризничать. В такие минуты ему стоило сообщать лишь хорошие новости.

Словно верблюд, навьюченный поклажей,  кассир вылез из машины.

– Неужели она следила за мной? – пробормотал он  растерянно.

Бледная фигура по-прежнему маячила в окне. Лёнчик со злостью захлопнул дверцу, и тут телефон зазвонил снова. У Гены снова был неотложный вопрос –  какой галстук надеть на собрание финансового клуба?

Фигура за окном исчезла, точно призрак прошлого.

Леонид Максимилианович сжал кулаки и забыл запереть авто.

18

С утра у Григория Петровича Сердякина  покалывало в груди. Виной тому была, конечно же,  бессонница. В комнату, где он снимал койку, еще летом подселись велеречивые таджикские рабочие, которые каждый вечер обсуждали за совместной трапезой какие-то важные или, наоборот, очень веселые дела.  Несчастный географ старательно закрывал голову подушкой, считал овец сотнями, так и не мог заснуть. Ночь с пятницы на субботу не стала исключением.

Чувствуя приближение тошноты, географ решил отпроситься с работы пораньше.

– У себя? – почтительно поинтересовался он у Аллочки, приоткрыв дверь канцелярии.

Не глядя на него, она отрицательно покачала головой:

– Нет. А что вы хотели?

Сердякин изложил ей свою просьбу, но Алла Леонидовна  не стала входить в его положение и сухо произнесла:

– Сегодня у Николая Сергеевича день рожденья. Он велел всем прийти.

Больной географ сник:

– И что, вы тоже там будете?

– Куда ж я денусь?  – Аллочка вздохнула и тоже сникла. – Велено, значит буду.

Григорий  Петрович тяжело вздохнул и, по своему обыкновению, уставился немигающим взглядом на собеседницу. Ее серо-голубые глаза были лучезарны даже в печали. Горе-географ вдруг почувствовал, что ему  не стоит расстраиваться. Ну и черт с ней, с бессонницей!  Ведь у него самого так давно не было настоящего праздника. Начальство на то и устраивает корпоративы,, чтобы сотрудники получше узнали друг друга. А вдруг Алла Леонидовна станет к нему добрее, выпив бокал-другой? Ведь даже нимфы, пригубив вина, становились добрее к старому козлоногому Пану.

– Если вам некуда идти, то можете сразу пойти в библиотеку, – предложила нимфа.

– Зачем? – искренне удивился Пан-Сердякин.

Аллочка ни с того ни с сего вспыхнула:

– Слушайте, Григорий Петрович!  Хватит уже держать всех за идиотов! Корпоратив будет в библиотеке. Вам что, непонятно? Поможете столы расставить.

В отличие от Лёнчика, Григорий Петрович был человеком интеллигентным и в детстве часто посещал очаги культуры. Ему и в голову не приходило, что можно устроить оргию в мусейоне. От удивления он раскрыл свой щербатый рот и хотел уже было что-то сказать, но тут из своего кабинета вышел Кукушкин:

– Та-ак! Общаетесь, значит? А вы, Алла Леонидовна говорили, что с Григорием Петровичем трудно найти общий язык.

Аллочка вспыхнула.

– Ладно, – хохотнул шеф. – Идите в библиотеку. И пакеты заодно захватите, а то Алла Леонидовна целый день с ними надрывалась.

Сердякин с тревогой посмотрел на Аллочку, но та, явно, не нуждалась в его сочувствии:

– Можете еще и шпроты открыть! – довольно развязно предложила она. – Вот открывалка.

Григорий Петрович понял, что его судьба посылает ему еще один шанс. Навьюченный пакетами, он поплелся в храм культуры, который располагался в аудитории наискосок по коридору. Там его уже поджидала служительница мусейона с символическим именем Ариадна Васильевна.  Вдвоем они быстро сдвинули восемь парт.  Парты были старые, узкие,  со скошенными крышками, но когда их накрыли бумажной скатертью, то получилось некое подобие банкетного стола.  Вспомнив про шпроты, Григорий Петрович вооружился консервным ножом и дрожащими руками  вскрыл банку с золотистыми сальными рыбками.

Все эти приготовления так утомили старика Пана, что он решил подремать, пока гости еще не собрались. Усевшись на колченогий стул между двух стеллажей, он нашел томик потолще и преклонил на него свою усталую голову. То ли по иронии, то ли по злой воле судьбы, это оказались «Легенды и мифы Древней Греции».

19

Сердякина разбудили громкие голоса. Ровно в пять  часов в храм литературы торжественно вступил громовержец Кукушкин. За ним, будто  старшие жрицы, следовали  Лолита Андреевна и  Варвара Викторовна. Шествие замыкали  информатик Матвеич, Аллочка и золотозубая преподавательница русского языка и литературы Марьям Халиковна.  Все были готовы пировать, как боги.

– Здравствуйте, коллеги! – вышел им навстречу заспанный Пан, но никто из вошедших не удостоил его даже взглядом.

Все взоры были устремлены на именинника, который хозяйским жестов велел всем занять места. Сердякину досталось место напротив Аллочки, и это обстоятельство заставило его проснуться окончательно.

Стол нельзя было назвать обильным, но на нем было все, что полагается  для праздничного застолья – копченая колбаса, сыр, нарезанный белый хлеб, дольки лимона, оливки и две банки рыбных консервов. Именинник на правах хозяина лично вытащил из большого пакета две бутылки водки и две – вина.   Серьезные  приготовления свидетельствовали о намерении именинника пировать часа три, не меньше.

– Ну что ж, друзья, – радостно потер он рука об руку. – Давайте, так сказать, приступим. Григорий Петрович, не стесняйтесь! Напитков хватит на всех!

Дамы оживились, стали раскладывать снедь. Пану-Сердякину ничего не оставалось, как разлить по три булька Аллочке, Лолите и себе.

– Чего это у вас рука дрожит? – с подозрением спросила всевидящая Лолита, но он не успел ответить.

Послышался  осторожный стук в дверь, а затем раздался вкрадчивый голос:

– Позволите, Николай Сергеевич?

Сердякин вздрогнул, а Аллочка потупила взор. В храм культуры решительным шагом вошел кассир с двумя пакетами.

– Конечно, конечно, Леонид Максимилианович! – обрадовался именинник. – Как раз вас и ждем. Вот ваше почетное место.

Пока Ленчик усаживался по левую руку от Аллочки,  прочие участники корпоратива неловко молчали.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Кукушкин постучал ножом по бутылке и  как можно радушнее произнес:

– Дорогие коллеги! Ну, давайте уже!  Позвольте мне, как виновнику нашего торжества, первый тост.

Тут дверь в храм литературы широко распахнулась, и в нее влетел  Лев Маркович Вундермахер, который прямо с порога заверещал:

– Николай Сергеевич, дорогой! С днем рождения! Всех вам благ – земных и небесных! Давайте, друзья, выпьем за нашего замечательного руководителя!

20

Доктор экономических наук Вундермахер был ровесником Кукушкина, но по виду и по характеру они были совершенно разными людьми. Округлая фигура, всклокоченные врхры и редкие острые зубы придавали Льву Марковичу неясное сходство с каким-то грызуном, от которого никогда не знаешь, что ожидать. Именно за эту непредсказуемость студенты считали его самым прикольным преподом и прощали ему антигуманистические методы воспитания. Провинившимся ученикам доктор Вундермахер прописывал самый показательный расстрел перед строем, который, как известно, служит самым мощным средством устрашения невиновных.

Происходило это обыкновенно так. Самого шаловливого учащегося верховный инквизитор выводил к доске,  ставил спиной к классу и зачитывал все возможные пригрешения. Не успевала жертва опомниться и крикнуть: «Это не я!», как Вундермахер со свистом и грохотом ударял деревянной линейкой об стол. Орудие пытки ломалось надвое, причем его кусок нередко отлетал в кого-нибудь с первой парты.  Посрамленная жертва тем временем  отправлялась в «штрафбат», а Лев Маркович  рассказывал очередной анекдот из жизни великих людей.

Месяц назад один приятель свел его с людьми из консалтинговой фирмы «Теоретик». Здесь брались за любую научную работу – от реферата до диссертации. Хитроумный, точно Гермес, Лев Маркович тут же смекнул, что учредитель их образовательного бизнеса срочно нуждается в остепенении, хотя сам, быть может, того и не осознает. Он, этот таинственный человечище, наверняка, имел далеко идущие планы – стать,  например, ректором какого-нибудь университета, а может, даже и министром образования.  В таком случае,  соображал Гермес-Вундермахер, ученая степень пригодится ему ь  не меньше, чем стильный галстук и  модный айфон.

Не откладывая своих планов в долгий ящик, Лев Маркович подкараулил в коридоре кассира Ленчика и за тридцать секунд изложил суть дела. К первоначальной сумме теоретиков 30 тыс. у.е. им была прибавлена еще треть, то есть десять штук гринов.

Ординарец ничего не сказал, но выслушал сообщение до конца.

И вот сегодня их учредитель, наконец, созрел для важного решения. Вернувшись от шефа, Леонид Максимилианович пригласил Гермеса в актовый зал.

– Через три месяца сдадите текст на флешке, – сказал он  и передал конверт с задатком. – Следующий транш, как только  соберем задолженности.

Вундермахер был потрясен: впервые в жизни Фортуна ударила его по голове  увесистым конвертом. Он, можно сказать, был растроган до глубины души, какое доверие к нему проявили важные люди. Он, как наивный чукотский юноша, все прикидывал, как бы свести  уважаемого  джентльмена с консультантами, как бы выторговать у последних комиссионные и сколько будет стоить банкет. А тут все оказалось так лапидарно! Ему просто сунули бабло и велели принести флешку.

Лев Маркович пробовал было возразить, что в научных кругах так дела не делаются:

– Ну вы-то, Леонид Максимилианович, как человек опытный, в курсе, что могут возникнуть …

– А вы-то на что? – резко перебил Лёнчик. – Банкет я возьму на себя, а защита за вами.  Или вы решили откосить?

– Нет, нет конечно! – затряс плешивой головой Гермес-Вундермахер. – Бог с вами!

– Ну, тогда лады, – резюмировал кассир. – Вы же от нас теперь все равно никуда не денетесь!

Он  был немногословен, как бог Арес, которому древние приписывали звериную жестокость. Слегка похлопав растерявшегося доктора по нагрудному карману, он дал ему понять, что разговор окончен.

Лев Маркович был потрясен, и уже хотел снова схватиться за начальственный рукав, но тут в дверь постучали.

Это была Аллочка, которая наконец-то нашла их обоих.

– Леонид Максимилианович! Лев Маркович! Вас Николай Сергеевич просил звать! Мы через минуту уже начинаем!

Вундермахер одернул руку. Лёнчик встал с места и вышел из аудитории.

По пути в библиотеку хитроумный Гермес решил завернуть в туалет. Там он еще раз пересчитал зеленые бумажки и  засунул «котлету» в промасленный пакет от завтрака. Конверт А5 он, на всякий случай,  разорвал на мелкие кусочки  и спустил в унитаз.

21

Вновь прибывшему гостю поставили стул в торце неровного стола. Леонид Максимилианович поднялся с места и от имени учредителя пожелал Кукушкину долгих лет жизни и крепкого здоровья.

– Вот, уважаемый Николай Сергеевич,  примите ценный подарок!

Кукушкин рассыпался в благодарностях. Вентилятор установили на подоконнике, подсоединили к розетке и включили на полную мощность. Коньяк поставили почему-то перед Сердякиным.

Пир начался.

Некоторое время все сосредоточенно жевали, потом слово взяла Лолита Андреевна. Она попросила кавалеров наполнить бокалы и произнесла речь за здравие начальника.

– За вас, Николай Сергеевич! – звонко произнесла смелая разведчица.

Педагоги выпили, а потом стали сосредоточенно жевать, пока  с новой инициативой не выступил информатик Матвеевич. Он плеснул себе минералки и, прочистив горло, предложил выпить за присутствующих здесь дам.

Сердякин очнулся, точно от забытья, нелепо вскочил, схватился за коньячную бутылку и почтительно согнулся,  чтобы обслужить Аллочку, но в этот момент почувствовал на виске почуяв пристальный взгляд кассира.  От этого он как-то весь сник,  скривился, рука его дрогнула,  и он неуклюже задел тарелку со шпротами.

– Ай! – только и успела вскрикнуть Аллочка.

Разверстая банка, точно живая, вдруг  дернулась среди одноразовой  шелухи и сползла по скосу парты в сторону Аллы Леонидовны и Леонида Максимилиановича.  В считанные секунды на брюках Ленчика образовалось жирное  пятно, а нетронутые золотые рыбки прыгнули Аллочке прямо на колени.

 Увидев, во что превратились брюки кассира, дамы заохали и запричитали.  Костюм от Армани, как и сам корпоратив, оказался безнадежно испорченным.

 Беспомощно оглядываясь по сторонам, Григорий Петрович почувствовал, что его собственное сердце тоже куда-то поползло. Кровь прилила к щекам горе-географа, он обмяк, точно мешок с трухой,  и  выпучил глаза, будто выброшенная на берег рыбина. Его присыпанные мелом руки задрожали  и замерли.

Окинув беглым взглядом изменившихся в лице коллег, Гермес-Вундермахер  первым вскочил со стула и ретировался из библиотеки столь стремительно, словно на нем, и вправду, были крылатые сандалии.

За столом повисла неловкая пауза. Ленчик почувствовал, что масло залило не только баксы, но и  ключи от машины.

Он вдруг вспомнил, что не закрыл ее.

22

Тем временем, четверо искателей приключений затаились в соседней аудитории. Анька играла в Сашин телефон, Максик развалился в парикмахерском кресле,  Толян дремал за партой, а Жека смотрел в темноту окна. Из библиотеки  сначала раздавались  знакомые голоса, а потом послышался странный гул. Никто из заговорщиков не представлял себе, что надо делать дальше. Всем четверым уже надоело ждать непонятно чего.

Толян, у которого сильнее всего урчало в животе, обдумывал план отступления. Анькино условие насчет ухажера, которому надо сломать руку, все больше казалось ему подставой. Одно дело – бить первым, когда ты один на один,  а совсем другое – участвовать в организованной драке. Анатолий Иванов, хоть и не ходил на правоведение, но был неплохо подкован по части Уголовного Кодекса. Он зло покосился на Аньку, которая втянула их в эту идиотскую авантюру.

Та, между тем, подбадривала трех мушкетеров:

– Ну чё? Не идет еще? Да сейчас первый  в сортир побежит! Щас, щас! Никуда не денется!

Но «соблазнитель»  все не являлся.

Стоя на стреме у приоткрытой двери, Анька  думала примерно так:

«Сейчас, сейчас он покажется. А я раз –  в коридор. Упаду перед ним на колени, скажу: «Спасите меня, умоляю вас!» Он, конечно, смутится и станет меня поднимать.  А я сделаю вид, что упала в обморок. Тогда он затащит меня в класс – не оставлять же меня в коридоре  на полу?  В классе он посадит меня в кресло, а я – вот так рот открою.  И тут – бах, бах! Эти трое  с мобильником».

Она уже в десятый раз прокручивала в голове весь сценарий, убеждая себя в простоте его исполнения.

Тем временем, из библиотеки  вновь послышались  возбужденные голоса. Буйницкий пробежал по коридору  и растворился. Сердякин же по-прежнему не спешил в туалет.

– Курить охота! – произнес Толян и накинул на плечи свою кожанку.

Максик, почуявший перемену в его настроении,  первым двинул к выходу. Друзья осторожно миновали пост с задремавшим охранником. Рабочий день закончился, и во всем здании бизнес-центра кроме  заговорщиков и преподавателей больше никого не было.

На улице Толян поежился от ледяного ветра:

– Ну и дубак! Хорошо им там водку пить, а ты тут мерзни!

Он предложил  корешу незаметно подкрасться к окну поглядеть, что делается на корпоративе.

Друзья обогнули здание и остановились в двух шагах от освещенного окна. Прямо перед ними маячил затылок Кукушкина. Чуть дальше виднелись фигуры кассира и географа.

Толян молча сплюнул.

Чуть поодаль от них, напротив канцелярии, на столбе покачивался тусклый фонарь. От его неровного света по лицу юного мстителя пробегали тени. Под фонарем стоял  «Лексус» кассира. Он, будто в рекламе, был хорошо от двух источников света.

Толян с любопытством обошел автомобиль. Он, будто в шутку,   хотел подковырнуть эмблемку на багажнике, но  та была прикручена крепко. От досады мелкий демон как бы  невзначай ковырнул крышку бензобака. Как ни странно, она  открылась.

Это открытие необычайно заинтриговала юного испытателя. Он тихонько присвистнул, подзывая напарника. Максик явился.

– Ну-ка, попробуй открыть, – предложил демон.

Ангелочек с золотыми крылышками на спине изо всей силы дернул за ручку.

Передняя дверца распахнулась, гостеприимно приглашая обоих друзей посидеть в кожаном салоне.

Юные мстители переглянулись. Такого они никак не ожидали. Анатолий Иванов стал соображать, сколько на рынке стоит стереосистема, а  Максим Мышонков  решил посидеть за рулем иномарки. Не спрашивая ничьего разрешения, он взгромоздился на водительское сидение, вцепился в прохладную кожу руля  и утробно заурчал, изображая рев мотора.

– Зря стараешься, – мрачно заметил Толян, который благоразумно не полез в салон.  – Без ключа не заведется.

Максик хмыкнул в ответ и тоже проявил эрудицию:

– А знаешь, у иномарок такая специальная сеточка стоит в бензобаке. Это чтобы шланг не засунули  и бензин отсосали. Прикинь!

Сидеть в чужой машине с каждой минутой становилось все опаснее.

Убедившись, что авто, действительно не поедет, расстроенный великан  вылез из него и полез в карман за сигаретами.

Толян тем временем занервничал: магнитола сама шла к нему в руки, но он хотел все сделать без свидетелей.

Максик же не торопился уходить. Закашлявшись от последней затяжки, он вопросительно взглянул на приятеля, но тот лишь произнес:

– Слушай, мне отлить надо. Ты иди, а?

– Да ладно, не дрейфь! – хохотнул вспотевший великан. Я подожду.

Но Толян, по-видимому, не собирался делать свое мокрое дело в присутствии свидетеля. Глядя на приятеля, который за сегодняшний день ему уже порядком надоел, он  полез за сигаретами во внутренний карман куртки.

В пачке оставалась всего одна –  сломанная, без фильтра. Это почему-то особенно его расстроило. Придерживая  дефективную сигу правой рукой, Толян нажал замерзшим пальцем левой руки на курок «Зиппо». Пламя дрожало на ветру и не хотело поджигать курево.

Толян почувствовал, как к горлу подкатывается горячий комок обиды на весь мир и,  яростно прошипев «Чтоб вы сдохли, уроды!», откинул  зажигалку куда подальше. Через секунду его внимание привлек странный звук. Автоматическое огниво, которое вчера досталось ему от незнакомого прохожего, звякнуло обо что-то  железное.

– Тикай! – заорал он корешу, сообразив, что источник пламени попал в открытый бензобак.  – Тикай, Максик, дубина!

Максик, который как ни в чем ни бывало, пинал ногой заднее колесо,  оглянулся на него с удивлением.

Это было последнее, что увидел Толян. Через три секунды раздался страшным хлопок, а ударная волна чуть не сшибла его с ног.

23

Преподавателей спасла колонна возле окна. От взрыва книжки и куски стекла разметало по всей библиотеке.  Никто из участников корпоратива даже не успел лечь на пол.

Первой опомнилась Лолита Андреевна, которая  завизжала,  точно сирена. Нимфа Эхо тихо охнула и закрыла глаза руками. Громовержец Кукушкин мгновенно протрезвел и отреагировал по-армейски коротко.   Спустя минуту признаки жизни подал информатик, а за ним и другие гости, за исключением Сердякина.

Григорий Петрович точно одеревенел.  Когда прогремел взрыв, то у него как будто взорвалось в груди.

То, что взорвалась его собственная машина, Леонид Максимилианович понял спинным мозгом.

Пристально оглядев присутствующих, он отчетливо произнес:

– Всем оставаться на своих местах. Суки!

Подняв руку с вытянутым указательным пальцем, он беззвучно показал сначала на  Матвеича, а потом на  Кукушкина.  Оставшиеся в живых поняли, что торжество окончено.

Все, что происходило в последующие часы, следовало бы пересказать сухим языком протокола.

Ни один из присутствующих не оказал первой помощи при инфаркте гражданину Сердякину. Автомобиль марки «Лексус» сгорел  в результате попадания я бензобак неустановленного источника пламени. Прибывшие на место пожара директор Кукушкин и преподаватель Козлов  обнаружили лежащего на земле М. Мышонкова.  Пользуясь халатностью охраны, сотрудники колледжа выбросили  из кабинета директора ковер 2х2,5 м и завернули в него тело Мышонкова.

Взрыв был слышен и в классе косметологии, окна которого выходили на противоположную сторону.  Анька и Жека притаились, точно мыши, и испуганно глядели друг на друга.

– Сильно бабахнуло, – первым сообразил Микки. – Надо тикать.

Он залез на парту и откинул створку стеклопакета, который был почти под потолком:

– Давай! Не бойся!

 Он ловко  подсадил  Минни, помогая ей выбраться из ловушки, а затем вылез сам.  Спрыгнув на землю и убедившись, что подружка цела, отважный Микки Маус схватил ее за руку  и ринулся к пролому в заборе, который ему когда-то показал Толян.

На задворках бывшего завода было темно и страшно. Откуда-то  слышался приближающий лай собак. Казалось, что из чернеющих корпусов вот-вот вырвутся наружу силы зла.

– Нас не догонят, нас не догонят,  – задыхаясь на бегу, бормотала Анька.

Жека лишь сопел в ответ. До спасительного портала оставалось не больше десяти метров.

  2014-2017

       Продолжение следует

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg