«Чуть-чуть высунув язык»

Дорогой читатель, воспринимайте мои стихи как я — как живые ураганные картинки…

«Город мой, синагоги и блинной…» Город мой синагоги и блиннойвдалеке от тропы журавлинойнад столпом манекенщиц витринныхсапогами в садах листья подданныхи на сплине дающие бороныволны.Город мой от доменов до домнымарширующий в небо колонноюво главе с барабанщиком Воландомчайки все еще до смерти голодны,маленькийГород мой на салазках и в валенкахмерседесов, украшенных палехомдля оказии в желтое ворономокрестованный Ангелом в бородулазиювход где выход в европпину азиюв лабиринте я, выведи Город мойнам породу головок и винтиковпогоди же, я сам только б дырочку…— молодой, ты буравчкам вкурчивайгоспожам или девочкам ссученныма потом пеленай в тени выручкудурочку «Бабье лето» Лунный вечер томно трогает за плечиэто Господи придумал бабье летовыдыхает на морщины теплым ветроми в глазах твоих оставит счастья меткумеждуног пушистым мехом горностаяласкаясьОкуная дольки слов в бокал с шампанскими ресницами играя с синим светомнаклонив чуть набок голову поэтаВечер думает о том что уже былоэто где-то и в окно стучитсяветкойТихим свистом вдалеке ответит поезди замрут в блаженстве юноша с подругойседины его коснувшись она втянетпокраснев слегка в дряхлеющий животикпламя бабье что внутри ееклокочетА снаружи и не видно смерти ночью!А Душа, что молодеет, в тело хочет!На свету в обрыв в прожилках желтых листьев!На постели отлетая к Богу, в мысли!Бабье лето. Лунный вечер.Время вышло. «В темпе Авина» Ямбы, зомби, линий стаи, мягкий почерк звонче стали,самбо, ноты, пишем, таем, над стокатто восклицаем,Под вопросом знанье темы, девы, демон, вкус удачи,На охоте в малой Охте на кровати в той палатеГде над стенами — планеты, под столом — пустые рифмы,На столе бутылка водки, сводки, цифры, диаграммы,Кредит, сальные убытки, томный крик, цепочка, ниткиВен, нейронов, децибеллы и октавы криков, звонаЖуравлей, и под вуалью смеха только после плача,Палачей икота, рвота, клип «Негоды», сверхзадачаУказать планете элипс, отвернуть луну и солнцеС потолка у самой люстры и прибить их над кроватьюВместо крестика и жути пустоты желаний, сути,Вольной жизни, пьяной смерти, и на черной беглой точкеСиних глаз пятнистой лани замереть.Лежать в тумане освежая чью-то память… «Тебе!» Ладонью волны создаваяу брега финского заливачтобы следы твои облизывалкогда меж трех высоких сосенко мху с оттенком перламутраты нагибалась, камасутру