«Подражание Горацию. Послание к Августу»

Подражание Горацию. Послание к Августу (Imitations of Horace. To Augustus)

Александр Поуп (Alexander Pope), 1733-1738

Перевод В. Топорова

Подражание первому посланию из второй книги Горация

Предисловие

Размышления Горация и суждения, высказанные им некогда в "Послании к Августу", кажутся столь уместными в наши дни, что я не мог удержаться использовать их на благо моего Отечества. Автор полагает эти рассуждения достаточно серьезными для обращения к Государю, изображаемому им как носитель всех великих и добрых качеств, свойственных Монарху, которому римляне обязаны расширением своей Абсолютной Империи. Но для того чтобы сделать стихотворение истинно английским, я вознамерился добавить к этим качествам одно-два, привносящие лепту в счастье Свободного Народа и благоприятствующие процветанию наших соседей.

Из этого послания будет видно, что ученый мир впал в две ошибки: во-первых, полагая Августа Патроном Всех Поэтов, тогда как он не только запрещал всем художникам слова, кроме самых лучших, упоминать его, но и рекомендовал своим высшим чиновникам придерживаться того же правила: Admonebat Praetores, ne paterentur Nomen suum obsolefieri, etc {Не дозволяйте преторам и другим властям упоминать себя, и т. д. (лат.).}. И во-вторых, это послание рассматривали всего лишь как общий очерк Поэзии, в то время как на самом деле оно было апологией поэтов и преследовало цель побудить Августа к еще большему покровительству им. Гораций в настоящем послании защищает дело своих Современников и от вкуса Рима, склонного в те времена возвеличивать авторов минувших эпох, и от Двора и Знати, поддерживавших лишь тех, кто писал для театра, и, наконец, от самого Императора, полагавшего, что поэты не приносят пользы его правлению. Он показал (обозревая путь просвещения и изменения, каким был подвержен Римский Вкус), что знакомство с изящными искусствами Греции предоставило писателям его времени огромное преимущество по сравнению с предшественниками, что значительно улучшились нравы, что на смену поэтической вольности древних поэтов пришла умеренность, что комедия и сатира стали более справедливыми и целенаправленными, что все причудливые несуразности, не исчезнувшие еще с подмостков, были обязаны своим наличием единственно Испорченному Вкусу Знати, что поэты, при условии строгой регламентации их творчества, во многих отношениях полезны государству, - и пришел в конце концов к выводам, что сам Император зависит от них, имея в виду его славу в потомках. Мы узнаем далее из этого послания, что Гораций, искавший в нем высочайшего расположения, обращался к императору с подобающим достоинством и непринужденностью, справедливо осуждая низких льстецов и широко раскрывая перед ним собственную душу.

Великий человечества Патрон,

Радетель Мира нынешних времен,

На рубежи вернувший легионы,

А в Рим - Мораль, Искусства и Законы, -

Как Музе не воспеть тебя! Она

Благоговенья правого полна...

Эдвард и Генри, чтимые молвою,

И мудрый Альфред, славой взыскан вдвое,

Закончили державные Дела:

Обуздан Галл, алчба его прошла,

Унижены враги, взяты Столицы,

Порядку время в Мире воцариться, -

Но вслед за шумной тризной тихий вздох:

Неблагодарен человек и плох...

Что Доблесть, если Зависть бродит рядом

И ест ее - до смерти - жадным взглядом;

Воистину - ее не истребит

Наивеликим подвигом Алкид!

Добычею быть Зависти - вот доля

Всех, кто восходит в ярком ореоле;

Лучи их - блеск обыденный мрачат;

Нам в Солнце Славы мил его закат.

Хвала тебе! хвала тебе всецело!

Поспела жатва - и хвала приспела.

Великий друг Свободы! во царях -

Превыше всех, кто памятен в веках!

Оракул, чье любое изреченье

Есть Истины святое Откровенье!

Ты чудо венценосное! С тобой

Не в силах вровень встать никто другой!

Но, Сир, не скрою: в нынешнюю пору

Все предались всеобщему раздору.

Тебя мы чтим - а больше никого.

Мы славим то, что пусто и мертво.

Поэты как монеты: чем древнее,

Тем, ржавчиной изъедены, ценнее.

Все Чосера читают наизусть,

Негодник Скелтон разгоняет грусть,

Твердят, читая Спенсера: "Однако!"

За вздор шотландских виршей лезут в драку,

И в память Бена хором поклялись,

Что Музы с ним "у Дьявола" сошлись.

Пусть почитали славных предков греки,

Не стать ли нам мудрее в наши веки?

Не зря ж гордимся собственным трудом;

Мы строим, пишем, пляшем и поем,

Мы через обруч скачем - а на это

Нет у Афин достойного ответа.

Вино - с годами лучше. А стихи?

Бессмертье спишет с Барда все грехи?

Но если так случается, и часто, -

Тогда в какие сроки? Лет так за сто?

Единый час быть должен утвержден,

Когда поэту время в Пантеон.

"Столетний старец - классик, это ясно.

С подобным мненьем публика согласна".

А если годика недостает,

То кто он? Патриарх?.. Наоборот -

Наш - в девяносто девять - современник?

Как все коллеги, неуч и мошенник?

"Британской снисходительности мзда:

Годок иль два простим ему всегда".

Тогда года - за годом год - вручную,

Как щиплют конский хвост, щипать начну я,

Всю Древность, как сугробы, растоплю, -

И возрастом поэтов растоплю,

Как хворостом, печурку, - а в итоге

Венками удостою только Дроги.

Шекспир, о ком актер и театрал

Не вымолвят ни слова без похвал,

Писал не для бессмертья, а из денег.

Он в Пантеоне не герой, а пленник.

Бен, стар и плох, творил не на века -

Он знал, что наша память коротка.

Кто помнит нынче Каули? Он с нами

Стремленьями, а вовсе не стихами;

Не Пиндар он, тем менее Гомер,

Хоть дорог мне возвышенный пр

"Но знамениты все! И несомненно!

Каких юнцов не учат строчкам Бена?

Каким дебатам не кладут конец,

Сказав: Бен мастер, а Шекспир творец,

У Каули открытая натура,

В Бомонте Флетчер встретил Диоскура,

Был Шедуэлл - стремительный порыв,

Уичерли зато нетороплив,

О чувствах пели Саутерн и Роу -

И в верности клялись родному крову".

Се - Глас Народа. Очень странный глас.

Глас Господа он - но не каждый раз.

Старинный фарс он славит стоязыко

И почитает пьеской невеликой

"Беспечного супруга"... Как тупа,

Слепа к изъянам Прошлого толпа!

Что ж, наши Предки, полные отваги,

Нас превзошли - ив скверне и во благе.

На старцев Спенсер опирался сам;

Был хром стих Сидни там, где римский - прям;

Пел Мильтон Небу вызов и угрозу,

Но полз, как Змий, втираясь брюхом в прозу;

В остротах добиваясь остроты,

Он рушился с небесной высоты,

Хотя не трону слог его речистый,

Как делал Бентли, на руку нечистый, -

Как и Шекспиру, впрочем, не в упрек

Обычай знать Шекспира назубок.

Во дни двух Карлов легкое занятье -

Стихосложенье - спелось с нашей знатью:

Спрат, Кэрью, Седли, сорок сороков

Сановных сочинителей стихов,

Украсив строк бесплодную Пустыню

Одним Сравненьем где-то посредине

Иль озарившись Мыслию одной,

Писали вирши в тыщу миль длиной.

Мы пишем лучше, но куда как кратко,

И Критика - вот Краткости разгадка,

А старикам Закон не писан наш -

Им рукоплещут за любую блажь.

Иль берега блаженного Эйвона

Не знали сорняков во время оно?

Трагедия! как только Беттертон

(Он Трагиком великим наречен),

Велеречивый Бут и остальные

Провозгласили имена былые

С нажимом и коверкая... Отцам

И тем неведом был подобный срам.

Нисколько на Былое не клевещем?

Но как нам быть с обычаем зловещим

Дурной пример отцов перенимать

И, в путь пойдя, идти покорно вспять?

И ты, старинных россказней любитель

(В отличье от меня), - читатель, зритель, -

Пойми, что лишь завидует позер

И, славя старых, юным шлет

Отнюдь не Греки этому виною:

Они-то не гнушались Новизною,

Античность - в свой расцвет - была нова.

На что нам Мертвых мертвые слова?

Едва восстановились Дни Покоя

И Карл вернул величье вековое,

Переиначив на заморский лад, -

"Всяк жить, как он, любить, как он, был рад".

О Родине радея равнодушней,

Гордились пэры собственной Конюшней,

Солдаты стали галлами на вид,

В любом паже прорезался пиит.

Во мраморе возлюбленных ваяли,

Будили жизнь в расплавленном металле,

Писали маслом, ткали гобелен

И к Сладострастью попадали в плен.

И диво ли, что с Музою игривой

За чашею сошелся Свет глумливый

И струны - то тревожны, то нежны -

Сердцам и душам стали вмиг нужны?

Но Англия шалунья, кто с ней сладит?

То призовет Монарха, то спровадит.

Сегодня Тори, завтра Виг в чести.

Сегодня пить, а завтра пост блюсти.

За Государя! Супротив Тирана!..

Короче говоря, непостоянна.

Бывало время - все вставали в Пять,

Хозяин раньше слуг стремился встать.

По твердо заведенному порядку,

Жена шла в церковь, сын писал в тетрадку;

Отец учил мужающих сынов

И Бога чтить, и доблести Отцов;

Все знали: роскошь гибелью чревата -

И только в Дело вкладывали Злато.

Но нынче век другой: и стар, и млад,

Богач и нищий, - все стихи строчат.

Отцы и деды, сыновья и внуки

Берут коль не Перо, то Книжку в руки;

Театром бредит весь прекрасный пол;

Не молятся - поют, садясь за стол.

Хулителю Искусств, мне стало худо:

Стихописанье хуже, чем простуда;

В который раз даешь себе обет,

Начав с Утра, отринуть этот бред -

А утром вновь строчишь остервенело

Все, что в мозгу и в сердце накипело.

Из подмастерьев вышли Мастера!

Не вдруг решил Уорд: пришла пора.

Врачи проходят Курс Наук в Париже

(Изящным танцам не научат ближе)!

Кто, строя мост, не вбил ненужных свай?

Не Рипли же, известный разгильдяй!

Все учатся - но только не поэты.

Любой дурак готов писать куплеты.

И все же, Сир, беда невелика.

Крамолы нет в стихах наверняка.

И Глупость служит Разуму порою.

Кто песнь поет, тот занят лишь собою.

Пусть пишет, как примерный ученик, -

Он не восстанет, не начнет интриг.

Нет денег, нет читателей - не важно.

Он скажет: Вдохновенье непродажно.

О Мщенье он рассудит: чепуха.

Размерен, как размер его стиха,

Отшельник, он Садочку сложит оду,

Безропотно садясь на Хлеб и Воду.

Вы скажете: на что нам рифмоплет,

Ведь он с чужого голоса поет!

Но и Поэт, когда он с Музой дружит,

Не воин пусть, а все ж - Державе служит.

Что, как не песнь, дитя подхватит вмиг?

Как чужестранцу выучить язык?

В чем мера есть и каждый слог на месте?

Воистину - стихи достойны чести.

Не плох Поэт, а плох он лишь тогда,

Когда Тирана славит без стыда,

Порочит Веру, развращает Нравы -

И нравятся Двору его забавы.

Несчастный Драйден! - Лжет Роскоммон! - Твой

Бессмертный лавр при Карле был трухой.

А в наши дни лишь слава Аддисона

(Не будь тщеславен он) незамутненна.

Он от дурного вкуса Юных спас,

Он Страсть заставил воевать за нас,

Он научил нас думам о Высоком

И Благо обратил в укор Порокам.

Ирландцы скажут: стих за них стоял,

В суде, да и в торговле выручал,

Он защищал Отчизну от навета.

В Ирландии чтут Свифта, чтут Поэта.

Он, как больную, врачевал Страну,

Он тронул Милосердия струну,

Он заклеймил Порок, он Честь восславил

И Луч Любви в бессмертие направил.

Но вел не он один людей из тьмы:

Как хорошо перевели Псалмы

Хопкинс и Стернхольд! Состраданье к сирым

Внушило силу благозвучным лирам, -

Благоговенье вызвал подвиг их. -

Олимпу по душе парнасский стих...

Поэзия труды и отдых скрасит,

От Папской власти нас обезопасит

И даже руку турка отведет.

Священник молит, а Певец поет -

И, кажется, моление - чудесней.

Но Небеса заслушаются песней.

Селяне, предки наши, в дни страды

Трудом и потом праведно горды,

Венчали жатву ежегодным Пиром -

Беспечной пляской, пением всем миром.

Их жены, домочадцы - весь народ

Пускался в непременный хоровод,

Повсюду смех звучал, стучали чаши -

Умели веселиться предки наши.

Шутили друг о дружке пресмешно,

Друзьями оставаясь все равно.

Не Время ли само возревновало,

Вложив в уста невинным шуткам жало?

Друг, ополчась на друга, дом на дом,

Вступили в тяжбу жалящим пером;

А побежденные в словесном споре

Уже взывали к Правосудью вскоре,

И Правосудье начинало мстить. -

Поэты, поскучнев, учились льстить,

А не язвить. - Лишь те, кто посмелее,

Не поступились Волею своею -

И вот Сатира в мире завелась,

И славит Благо, разгребая Грязь.

Мы Францию пленили. Но искусство

Французское пленило наши чувства.

Мы полюбили прихотливый стих,

Изысканность, безвестную до сих.

Уоллер перевел мосье Корнеля,

Но рифмы, с ним сравнимые на деле,

Лишь в Драиденовых строках зазвенели, -

Хоть кое в чем, на наш британский вкус,

Тем Драйден и хорош, что не француз.

Поэтика! о ней мы не грустили,

Пока Братоубийством путь торили;

Ведь и Корнель, и яростный Расин

К нам припозднились не на год один.

Не то чтоб мы трагедии не знали, -

Ведь Отвей был, ведь был Шекспир вначале,

Но Отвей был не так уж и велик,

А у Шекспира был дурной язык.

И Драйден - при своем усердье - все же

Вычеркивать не научился тоже.

Иной вздохнет: а стоит ли огня

Комедии мышиная возня?

Хоть Помысла высокое стремленье,

Как учит Жизнь, еще не извиненье.

Как редок в этом деле Идеал!

_Глупцов_ ли Конгрив эдак обозвал?

У Фаркера вульгарны диалоги,

У Вана - сами замыслы убоги,

Хоть шутки и не плохи. Метит в цель

_Астрея_: все прямехонько в постель!

А Сиббер вообще ничем не блещет,

Хоть публика ему и рукоплещет.

И пусть их Гонор непомерно яр,

У всех одна забота - Гон

О вы! за славой мчащиеся вместе,

Ладьи сует под ветром пошлой лести.

Какую бурю подняли гребцы,

Идя ко дну, а метя - во дворцы!

Искатель Лавров отдыха не знает -

Волна то валит с ног, то поднимает;

А тот, кто удостоился похвал,

Глядишь - иль разжирел, иль отощал.

Но самая ужасная Химера -

Чудовище Галерки и Партера.

Толпа. Чернь. Клака. Театральный люд,

Желаньем обесславить лучших лют,

Настроившийся с самого начала

На шум потехи, пакости, скандала.

Недаром Бриттам фарсы в самый раз.

Вкус Плебса вкусом Знати стал у нас. -

Вкус - вечный странник. Мысль его рождает,

Слух утверждает, Зренье насаждает. -

Театра нет; нет чувства, нет идей -

Лишь топот ног да ржанье лошадей.

Пошли балы, турниры, карнавалы,

Епископы, Герольды, Генералы -

И даже Триумф Да какой!

Шут Сиббер в латах Эдварда! Герой!

Все до ушей зевают: вот потеха!

И Демокрит здесь помер бы со смеха.

Не так белы Слон или же Медведь,

Как зрители. - Да как не побледнеть! -

Реви, дурной поэт! реви и дале,

Чтоб Слон с Медведем больше уважали!

Повесели и Голытьбу и Знать -

И благодарно примутся орать.

Не волчий вой, не грохот урагана

Над ледовитой бездной Океана -

Галерка и Партер благодарят

То Квина, то мисс Олдфилд за наряд -

Не столько королевский, сколько гнусный,

А главное - убийственно безвкусный.

Бут вышел! Бей во все колокола.

А что сказал? Ни слова. О-ла-ла!

Что удалось в сегодняшнем спектакле?

Трон из фанеры и парик из пакли!

Но чтобы не сойти за ворчуна,

А то и за ревнивого вруна,

Я покажу - и окружу почетом -

Поэта в поединке с Рифмоплетом.

Меня волнует истинный Поэт,

Он будит Страсть, любой избрав предмет

Своею темой, - радует, печалит,

То ужасом, то состраданьем жалит,

По воздуху мой ум перенося

В Афины, в Фивы, - зная все и вся!

Но не одна Игра Воображенья

Всеобщего достойна восхищенья;

Есть авторы (и к ним вниманья жду),

Которые с Дидактикой в ладу.

Иначе б на вершину Геликона

Мы не взбирались целеустремленно.

Что нашей Библиотекой слывет.

Пока не полн еще Мерлинов Грот?

И все же Мысль не свойственна поэтам -

И я сейчас поведаю об этом.

Все дело в том, что мы куда странней

И сумасбродней остальных людей,

За что нас зачастую не выносят, -

Поем не то и не когда попросят;

Мы час один молчим из десяти -

Как публике подобное снести?

К тому же мы горды не по заслугам:

За строчку бьемся насмерть с лучшим другом,

Непосвященных яростно клянем

И перчим стих двусмысленным словцом.

Но главное, предерзостные твари,

Посланья посвящаем Государю -

И чаем: будем вознаграждены

Арендою и Местом от Казны.

Поем хвалы Героям и Победам

(Историки пускай плетутся следом) -

И ждем: нас призовут. Ведь повезло

Расину при Дворе и Буало.

Нельзя тебя не славить, Сир! Но это

Занятье для достойного Поэта.

Так назови его! Хоть обозначь!

Искусств Первосвященником назначь!

Как образ Карла уцелел доныне?

Усильями ваятеля Бернини.

И Неллер сохранил на полотне

Нассау на послушном скакуне.

Резец и Кисть работают на славу,

Хотя поэтам это не по нраву.

Отважный Вильям и страдалец Карл

Выходят, словно Блэкмор или Кварл.

О Бене вслед за Деннисом заметим:

"Он и монарха делает медведем".

Но Полководец или Государь,

Во мраморе восславленные встарь,

Воистину воспеты - только Словом,

С Деяньями их вровень стать готовым.

Ах, только б мой Пегас не сплоховал,

Когда запеть о Сире час настал!

Ты мореход! Ты в битвах победитель!

Ты мирных дней высокий Вдохновитель!

Рев Варварства твоя смирила Речь:

Народы уронили ярый меч.

Как сном, объяв покоем Твердь Земную,

Кивком ты укротил и Хлябь Морскую.

Проникнут Мир твоею Правотой.

Цари Востока пали пред тобой.

И лишь стихи Король ни в грош не ставит!

Я не из тех, кто лжет или лукавит

(А недостатка нет в них никогда,

И все они рифмуют без труда),

К тому же я - невольно пусть - печалю,

Когда я славлю, все твердят: я жалю -

Не отвязаться от таких слушков:

Так не чернит ничто, как Тушь глупцов,

А похвалы их отдают наветом,

Для вящей злобы чуть переодетым,

Гнусны льстецы - и падкие на Лесть.

И если Лесть в моем посланье есть, -

Его, как вздор, какой понаписали

О государях Юсден и так дале,

Как палую пожухлую траву, -

Сир, прикажи похоронить во рву!

Комментарии

С конца 20-х годов в поэзии Поупа резко проступают критические, обличительные тенденции. Поэт обращается к сатире, в дальнейшем занимающей все большее место в его творчестве и становящейся все более острой и гневной. Объяснялось это многими обстоятельствами - и личными мотивами, и литературными предпочтениями, и политической позицией Поупа, вошедшего в открытую конфронтацию с правительством Уолпола и двором Георга II. В 1733-1739 гг. Поуп публикует свои подражания посланиям, сатирам и одам Горация, которые, наряду со знаменитой "Дунсиадой", являют собой замечательные образцы его сатирической поэзии. "Подражание Первому посланию из второй книги Горация" было напечатано отдельным изданием в мае 1737 г. Его исправленный текст вошел во вторую часть второго тома собрания произведений Поупа, вышедшей в следующем, 1738 г. Имитируя послание римского поэта к императору Октавиану Августу, в котором Гораций касался вопросов литературной политики, Поуп создал произведение, едко иронизирующее над "британским Августом", Георгом II, презиравшим литературу и искусство. "Стрелы его сатиры взлетали ввысь", - говорил о Поупе Теккерей; поэт блистательно и бестрепетно бросал вызов тирании, лжи, тупости и невежеству.

Эдвард и Генри, чтимые молвою, // И мудрый Альфред... - Имеются в виду английские короли Эдуард III (13271377), Генрих V (1413-1422) и Альфред Великий (871-901).

Наивеликим подвигом Алкид! - Согласно преданию, Алкид - родовое имя мифического греческого героя Геракла, совершившего двенадцать великих подвигов.

Негодник Скелтон разгоняет грусть... - Джон Скелтон (1460-1529) - английский поэт, один из самых ранних представителей литературы английского Возрождения.

И в память Бена хором поклялись... - Имеется в виду английский драматург и поэт Бен Джонсон (1573-1637).

Не Пиндар он... - Пиндар (518-438 гг. до н. э.) - древнегреческий лирический поэт.

В Бомонте Флетчер встретил Диоскура... - Фрэнсис Бомонт (1584-1616) и Джон Флетчер (1579-1625) писали в соавторстве пьесы для труппы короля, став ее основными драматургами после ухода из театра Шекспира.

Диоскуры - прозвище древнегреческих мифических героев-близнецов Полидевка и Кастора. Был Шедуэлл... - Томас Шедуэлл (1642-1692) был одним из зачинателей английской комедии времен Реставрации. О чувствах пели Саутерн и Роу... - Английские драматурги Томас Саутерн (1660-1746) и Николас Роу (1674-1718) были старыми друзьями Поупа.

Как делал Бентли... - Ричард Бентли (1662-1742), английский филолог и теолог, был главой Тринити-колледжа Кембриджского университета. В "споре о древних и новых", который в 90-х годах XVII в. разгорелся в Англии, Бентли защищал превосходство новой литературы.

Спрат, Кэрью, Седли... - Томас Спрат (1635-1713), епископ Рочестерский, математик, поэт и публицист, известен как автор "Истории королевского общества"; в своем стихотворчестве был эпигоном Каули.

Томас Кэрью (15951639) - английский лирический поэт, которого Поуп называл "скверным Уоллером".

Чарльз Седли (1639-1701) - лирический поэт, популярный в придворных кругах в период Реставрации.

Иль берега блаженного Эйвона... - В Стрэтфорде-на-Эйвоне родился великий английский поэт и драматург Вильям Шекспир

...как только Беттертон... - Томас Беттертон (1635-1710) был ведущим трагическим актером английского театра эпохи Реставрации.

Велеречивый Бут... - Бартон Бут (1681-1733) - английский трагический актер.

...а И Карл вернул величье вековое, // Переиначив на заморский лад... - Имеется в виду Карл II, который во время английской республики жил во Франции, а в 1660 г. вернулся на английский престол; вместе с возвратившимися из эмиграции роялистами в жизнь английского высшего общества проникли нравы и обычаи французского двора.

Не вдруг решил Уорд... - Джошуа Уорд (16851761) был врачом-шарлатаном, привезшим из Франции патентованные капли и пилюли, с помощью которых осуществлял лечение; ему покровительствовал сам король; приемы лечения Уорда были в то время предметом самых различных толков.

Не Рипли же... - Томас Рипли (?-1758), плотник, был обязан своей карьере архитектора премьер-министру Уолполу.

Хопкинс и Стернхольд! - Джон Хопкинс (?-1570) и Томас Стернхольд (?-1549) были авторами переводов на английский язык Псалмов Давида.

Ведь Отвей был... - Томас Отвей (1652-1685) был одним из видных драматургов времен Реставрации.

Глупцов ли Конгрив эдак обозвал? - К глупцам Поуп, вероятно, относит Бриска и Уитвуда - персонажей пьес "Двойная игра" и "Так поступают в свете" английского драматурга Уильяма Конгрива (1670-1729). О характере Уитвуда Конгрив писал, что он смешон не в силу своей природной глупости, а больше из-за желания во что бы то ни стало выказать свой ум.

У Фаркера вульгарны диалоги... - Джордж Фаркер (1678-1707) - английский драматург.

У Вана - сами замыслы убоги... - Упоминается английский драматург Джон Ванбру (1664-1726).

Астрея... - Имеется в виду английская писательница Афра Бен (1640-1689).

А Сиббер вообще ничем не блещет... - Колли Сиббер (1671-1757) - английский комический актер, драматург и поэт-лауреат. На него Поуп обрушил в "Дунсиаде" огонь уничтожающей критики.

И Демокрит здесь помер бы со смеха. - Образ смеющегося Демокрита восходит к сведениям о его жизни, дошедшим до нас из эпохи эллинизма: древнегреческому философу Демокриту (460-370 гг. до н. э.) прозвище "Насмешник" дали его сограждане, которых он постоянно высмеивал (Элиан. Пестрые рассказы. IV, 20).

То Квина, то мисс Олдфилд за наряд... - Упоминаются английский актер Джеймс Квин (1693-1766) и актриса Энн Олдфилд (1683-1730).

Пока не полн еще Мерлинов Грот... - Этот грот был расположен в королевском парке в Ричмонде; в нем находилось небольшое, но ценное собрание книг.

Как образ Карла уцелел доныне? // Усильями ваятеля Бернини. - Имеется в виду бюст английского короля Карла I, сделанный в Риме архитектором и скульптором Лоренцо Бернини в 1636-1637 гг. с портрета короля кисти Ван Дейка.

И Неллер сохранил на полотне // Нассау на послушном скакуне. - Упоминается портрет английского короля Вильгельма III, написанный в 1701 г. художником-портретистом Годфри Неллером (1646-1723).

Выходят, словно Блэкмор или Кварл. - Ричард Блэкмор (см. коммент, кс. 83) был врачом при дворе Вильгельма III (за что и был возведен в рыцарское достоинство), поэтом и литератором.

Фрэнсис Кварл (1592-1644) - английский поэт и прозаик; он был сторонником роялистской партии, во время гражданской войны разорился и умер в бедности.

О государях Юсден... - Лоренс Юсден (1688-1730) был поэтом-лауреатом, писавшим оды ко дню рождения короля.

А. Субботин

Реклама на сайте