«Опыт о человеке»

Г. Сент-Джону, лорду Болингброку

Вознамерившись написать несколько произведений, посвященных человеческой жизни и нравам, дабы, по выражению милорда Бэкона, "добраться до подоплеки людей и дел их", я счел более целесообразным начать с рассмотрения человека вообще, его природы и его состояния, поскольку для того, чтобы проверить любой нравственный долг, подкрепить любой нравственный принцип, исследовать совершенство или несовершенство любого существа, необходимо сперва постигнуть, в какие обстоятельства и условия оно ввергнуто, а также каковы истинная цель и назначение его бытия. Наука о человеческой природе, подобно другим наукам, сводится к немногим отчетливым положениям: количество несомненных истин в нашем мире невелико. Это относилось до сих пор к анатомии духа, как и тела; рассмотрение обширных, открытых приметных способностей не принесет ли человечеству больше пользы, нежели изучение более тонких фибр и сосудов, устройство и функции которых всегда будут ускользать от нашего наблюдения. Между тем именно об этих последних ведутся все диспуты, и, смею сказать, они не столько заострили ум, сколько обострили разногласия между людьми, скорее ограничив практику, чем продвинув теорию нравственности.

Если я могу польстить себя мыслью о некотором достоинстве моего Опыта, оно в том, что Опыт не впадает в крайности доктрин, якобы противоположных, обходит термины, слишком невразумительные, и вырабатывает умеренную без несообразности, краткую без недомолвок систему этики. Я мог бы сделать это в прозе, но предпочел стих и даже рифму по двум причинам. Первая из них очевидна: принципы, максимы или заповеди в стихах и более поражают читателя сначала, и легче запоминаются потом; другая причина покажется странной, но она тоже истинная; я убедился, что, выражаясь таким образом, достигаю большей краткости, чем в прозе, а нет никакого сомнения: сила, как и изящество доводов и предписаний, во многом зависит от их сжатости.