«Свидетельство четвертого лица»

Свидетельство четвертого лица (fb2) - Свидетельство четвертого лица 515K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Михайлович Авербух

Александр Авербух Свидетельство четвертого лица

© А. Авербух, 2017

© Ст. Львовский, предисловие, 2017

© В. Лехциер, предисловие, 2017

© Гали-Дана Зингер, фото, 2017

© ООО «Новое литературное обозрение», 2017

Опыт о свидетельстве

Поэзия и история (точнее — историография) находятся в отношениях, которые в лучшем случае можно было бы назвать сложными: в каком-то смысле они антагонистичны, в каком-то — взаимно дополнительны. Аристотель в «Поэтике» пишет, что главное отличие поэта от историка не в том, что один пишет прозой, а другой — нет (Геродот останется историком, даже если переложить его стихами), но в том, что «один говорит о том, что было, а другой о том, что могло бы быть. […] поэзия больше говорит об общем, история — о единичном. Общее есть то, что по необходимости или вероятности такому-то <характеру> подобает говорить или делать то-то; это и стремится <показать> поэзия, давая <героям вымышленные> имена. А единичное — это, например, что сделал или претерпел Алкивиад».[1] То есть, поэзия занята общим, а история — частностями, отдельными случаями. К этим последним мы ещё потом вернёмся, — но одной цитатой тут никак не обойтись, поэтому вот вторая, принадлежащая германскому протестантскому богослову XVII века Иоганну Альстеду: «Кто сочиняет, совершает грех против истории; кто не сочиняет, совершает грех против поэзии». И с XVII века, и, тем более, с античных времен прошло много времени, за которое представления и о поэзии, и об истории изменились очень сильно: и современный историк интересуется далеко не только делами разных людей и выпавшими на их долю неприятностями; и современный поэт часто очень далек от того, чтобы оперировать в разреженной атмосфере чистых абстракций. Если не сами эти два персонажа, то, по крайней мере, их занятия — историография и поэзия, — всё еще находятся в довольно запутанных отношениях, пусть и не потому, о чем пишет Аристотель.

Книга, которую вы держите в руках, «Свидетельство четвертого лица» Александра Авербуха, не требует от читателя определиться относительно сторон в одной из самых долгих дискуссий, какие случались в науке о текстах (как бы эта наука ни называлась на том или ином этапе) за очень уже долгое время её существования. Статус свидетельства подразумевает его публичную доступность, понятность. Но мне кажется важным рассказать здесь об этом контексте, поскольку из него становится гораздо понятнее, почему, как я полагаю, это очень важная книга для современной русской поэзии, а может быть, что и для русской поэзии вообще.

В сборнике — пять частей: «Пока тебя уже нет», «Вонйа», «Житие», «По воздуху сдержанности» и «Временные, но исправимые неудачи». В каком-то смысле все пять связаны между собой (иногда неочевидным образом), — но одни связаны больше, а другие — меньше. Для меня (и для этого предисловия) важнее первая, третья и пятая части — именно потому, что они работают в проблемном поле «история vs. поэзия». Однако работать именно так они могут только в сочетании с другими двумя частями. Дело вот в чем.

«Пока тебя уже нет», «Житие» и «Временные, но исправимые неудачи» представляют собой длинные цепочки фрагментов, в которых повествование происходит не от лица автора, — а от чьего именно, в двух случаях из трёх не очень понятно. «Пока тебя уже нет» — это половина переписки, т. е. письма, отправленные мужу молодой женщиной, у которой есть ребёнок, дочь. Они живут где-то в Восточной Европе, между Германией и СССР[2] — на «кровавых землях», как называет эту территорию американский историк Тимоти Снайдер. Но земли эти ещё не кровавые, а просто довоенная Восточная Европа: первое письмо датировано октябрем 1932 года, последнее — июнем 1934-го. Из писем, написанных на русском с обширными вставками немецкого, отдельными словами на идиш и других языках, иногда кажется, что их адресат уехал в Палестину — и женщина, которая их пишет, мечтает за ним последовать:

я конечно же горожанка и перспектива тель-авива очень заманчива но ich sehne mich so unendlich danach etwas ruhe zu haben[3] если бы ты знал как я завидую навсегда покидающим эти места сегодня целый день приводила в порядок наши письма — сколько бумаги! любимый бедная наша жизнь знаешь когда я буду подъезжать к яффе вся эта бумага повиснет камнем на шее

А иногда — что он умер или исчез, и перед нами только половина переписки не потому, что автор не предъявляет нам вторую половину, а потому, что все эти письма остались без ответа.

«Житие» — ещё более длинный текст, устроенный отчасти похоже. Только на этот раз перед нами не письма, а, скорее, записанные воспоминания. Женщина, родившаяся в Бессарабии в конце XIX века, пересказывает в тридцати шести частях свою почти прожитую жизнь: погромы, революция, эмиграция в Румынию, возвращение в Одессу, переезд в Кишинёв, начало войны, снова Одесса, эвакуация, Новороссийск, Сталинград, Киргизия и много чего ещё. В 1957 году она попадает в Израиль, воспользовавшись возможностью выезда в Польшу, открывшейся после возвращения к власти Владислава Гомулки. Письма из «Пока тебя уже нет» создают посредством стилистики и многоязычия фигуру хорошо образованной, по-видимому, женщины, владеющей как минимум тремя языками. В «Житии», которое представляет собой устную историю, — или, точнее, автор предъявляет его как устную историю, — героиня говорит на неграмотном русском (что передано многочисленными орфографическими ошибками), то и дело вставляя слова из идиша и иврита:

мы ей предлагали парнёв они ей не нравились говорила она что им нада только лапать а о самейной жизни не мечтают случился нам парень из религиозной семи но они 17 л были сосланы в Сибир а в 48 приехали в арцейну[4] и этот парень пошол работать об учебе в то время и думать не лзя и вот парень нам попался они познакомились понравились.

Наконец, «Временные, но исправимые неудачи» представительствуют в книге за третий тип исторического источника — дневники. Это сравнительно короткие отрывочные записи, из которых можно понять, что идет война, что автор дневника в Куйбышеве в эвакуации. Он очень беспокоится о родственниках, оставшихся в блокадном Ленинграде, и пересказывает, в числе прочего, несколько их писем оттуда. Наконец, автор дневника — музыкант.

Несмотря на то, что, по крайней мере, в последнем случае у персонажа есть более или менее очевидный прототип, перед нами, конечно же, не свидетельства per se, — но степень убедительности, достигаемой Александром Авербухом, такова, что я все время ловил себя на мысли о том, что передо мной реальные документы, реальные люди, их жизни, — а тексты только немного отредактированы автором. Я не знаю, так это или не так, — думаю, что нет, — убедительность, о которой я говорю, не дается легко. Применительно к русской поэзии, по крайней мере, последних десятилетий — я не могу вспомнить ни одного настолько яркого примера.

Особенно поразительна эта убедительность как раз на фоне двух остальных разделов книги, — не в том смысле, что они неубедительны, напротив: оба они полны разной, но чрезвычайно концентрированной авторской поэтической речью:

и это сбылось брат ухлопает брата и третий сказал а давайте на время и они сказали давайте небом застроен господь («По воздуху сдержанности») всё медленно ссыпается туда всё оступается в распяты города не помнит всё ни пули ни поддыха мы ссучимся в державны невода поди сюда ко мне под смертную шумиху («Вонйа»)

Помимо прочего, из этих частей книги становится ясно, что дело не в протеической природе авторского дарования, которая облегчала бы вживание в чужую речь, — Авербух является обладателем своего собственного, очень особого голоса, ни на какой другой не похожего, — и тем удивительнее его способность отойти в сторону, дать место, где его герои могут писать и говорить — сами, своими словами и о себе. В разделе «Вонйа» авторская поэтическая речь изобилует при этом архаизмами и авторскими неологизмами: Авербух изобретает новый, собственный язык, пригодный для того, чтобы говорить о войне, — а частью (но не в целом) речь идёт о совершенно конкретной войне в восточной Украине. Поэтому неологизмы соседствуют здесь не только с архаичным русским, но и современным (насколько я могу понять) украинским. Некоторые стихотворения здесь написаны по-украински целиком, некоторые — частично:

сіренький вовчок хапає за бочок тягне під лісок іклами клацає тычет мордой в сибирски меха в черную русскую ночь зад округлый трётся пьяным царским стыдом наша речь утопилась кто течением правит спотыкается быстро встает тянет нет разбивается кришталевим оскілком застрягає соромом на сонці червоному грає та мре

Два языка и в этом отрывке и в стихах Авербуха вообще сосуществуют не на принципах дополнительности, — нельзя сказать, что украинский выполняет здесь некую особую функцию, будь то языка остранения или, как пишет об этом Кирилл Корчагин, языка, напрямую связанного с областью фрейдовского «жуткого», открывающего дверь в «досубъективную тьму».[5] Напротив, в этом говорении языками — современными русским и украинским, своим собственным и архаичным русским (для Авербуха все четыре, некоторым образом, свои), — пишущий стремится обрести ту цельность, которая и позволяет поэзии говорить языками уже вовсе, казалось бы, далекими от личного авторского, как в трёх обсуждавшихся выше текстах. Смена близких в каком-то смысле друг другу регистров речи служит как бы переходной ступенью к свободному использованию регистров совсем чужих, — или, возможно, правильнее говорить здесь не об использовании, а о срастании с этими чужими регистрами, — которые только так и становятся своими.

Возвращаясь к истории, — а по крайней мере на три пятых книга эта имеет дело с историей, — нужно сказать о том, что сегодня основная линия разделения между историей и поэзией существенно сместилась по сравнению со временами Аристотеля и даже Альстеда. Если прежде она пролегала между res gestae и res fictae — т. е. между тем, что происходило или было сделано, и тем, что было придумано, — то сегодня она в значительной степени определяется наличием или отсутствием повествования. В последние несколько десятилетий прошлого века целый ряд исследователей задались вопросом о том, как историческое повествование, нарратив, соотносится с «тем, что происходило» — или, если воспользоваться терминами формалистов, как фабула (т. е. последовательность событий) соотносится с сюжетом. Философ и историк Хейден Уайт в известной книге «Метаистория» на материале XIX века показал, что историки пользуются теми же приемами, что прозаики, авторы художественных книг, выявив в их трудах и наличие сюжетов, и драматическую композицию, и стилевые/жанровые черты, которые, как прежде считалось, являются исключительной прерогативой художественной литературы. Таким образом, перед историком стоит задача не просто изложить факты, но выстроить их в более или менее стройную систему, изложение которой имеет, как и художественное произведение, хотя бы начало, середину и конец, — превратить фабулу в сюжет. Сюжета, однако, нет у самой истории, которая происходит безостановочно и плохо поддаётся схематизации по образцу классического романа, о котором мы обычно можем сказать, кто из героев — хороший человек, а кто плохой, о чем и зачем нам рассказывали и, наконец, чем кончилось дело. Простое последовательное изложение фактов через запятую оказывается даже не хроникой, а, по классификации Уайта, анналами. В хронике уже есть хотя бы самые простые связки: «после того, как», «перед тем», «в это же время», — но хроника, как и анналы, ничем не заканчивается, обрываясь в настоящем времени хрониста. История же представляет собой связное повествование — но только постольку, поскольку мы желаем, чтобы оно было связным. Уайт задается вопросом о том, «какое желание задействуется, какое стремление воплощается фантазией, состоящей в том, что события представлены правильно только тогда, когда это представление демонстрирует формальную связность, присущую истории (story)»?[6] Видимо, история принимает форму цельного повествования, во-первых, потому, что последовательно происходящим событиям легко придать форму повествования, а во-вторых, потому, что мы хотим (в том числе каждый по своим причинам), чтобы она так выглядела: например, для того, чтобы легче было увидеть в последовательности сравнительно случайных событий смысл, опознать в них повторяющийся паттерн. Здесь задействовано то же свойство психики, которое заставляет нас видеть упорядоченные структуры там, где их нет, — когда мы, скажем, улавливаем в далеком шуме музыку или находим в облаках черты сходства с животными или лицами людей.

Из вышесказанного становится понятно, в чем проблема поэтической работы с историей. Последняя всегда принимает форму повествования. Поэзия же, если не говорить об эпосе, не нарративна, она не рассказывает историй, но представляет собой скорее мгновенные, моментальные отпечатки состояний. Так, разумеется, бывает не всегда: существуют и повествовательные поэтические тексты более или менее сложной структуры — будь то, по крайней мере отчасти, Cantos Эзры Паунда, знаменитые «Стихотворения Максимуса» Чарльза Олсона или, если говорить о более сложных практиках, поэмы Чарльза Резникоффа (в том числе вышедший недавно по-русски «Холокост»), работающие к тому же с документальным материалом. Однако те три текста Александра Авербуха, что вошли в «Свидетельство четвертого лица», обладают повествовательностью только внутри себя: они не являются и не могут являться частью большого исторического «сюжета», разве что на правах источников, — но источниками они тоже не являются, поскольку статус их не определён как документальный: мы ничего не знаем о героях Авербуха, и самое главное, чего мы не знаем, — это существовали ли они на самом деле. Между тем, перед нами явно работа поэта с историей — в ключе, который трудно или невозможно назвать повествовательным именно в историографическом смысле. Тексты эти легко проходят любой тест на соответствие общепринятым версиям событий — с поправкой, как и положено, на индивидуальную, не всегда точную человеческую память. Однако у нас нет способа установить, реальная ли женщина писала письма из «Пока тебя уже нет» и имеют ли соответствие в реальности события и люди из рассказанного в «Житии». Можно говорить о том, что здесь происходит работа не столько с историей, сколько с памятью, — но чья это память? И в каких отношениях она находится с историей?

В поисках ответов приходится сперва ответить на другой, по виду более простой, но на самом деле более сложный вопрос: возможно ли вообще историческое «не-повествование»? Где поэзия как искусство мгновенного отпечатка может пересечься с историей как искусством выстраивания законченных повествований о происходивших событиях? Британский историк Робин Коллингвуд пишет, что «мы никогда не узнаем, как пахли цветы в садах Эпикура или что чувствовал Ницше в горах, овеваемый ветром», несмотря на то, что «доказательства мыслей этих людей у нас в руках».[7] Эмоция не может быть документирована — она может быть выражена поэтически, но стихотворение является документом литературы, а не истории. Это последнее соображение, между тем, подвергается сомнению, в том числе и историками культуры — по крайней мере той их частью, что ассоциирует себя с «новым историзмом». Это направление, связываемое, в частности, с именами Стивена Гринблата, Кэтрин Гэллахер, Луиса Монтроуза, придает, среди прочего, особый статус анекдоту в первом значении этого слова — короткому рассказу о действительном микросообытии. Как пишет шекспировед Джоэль Файнмен, «анекдот… будучи повествованием о единичном событии, представляет собой литературную форму или жанр, уникальным образом соотносящийся с реальным» или, иными словами, анекдот «уникальным образом заставляет историю происходить, […] производит эффект реальности, заставляет случаться случайное, — благодаря тому, что он утверждает событие как нечто находящееся одновременно внутри и вовне исторической последовательности».[8]

Три будто бы документальных текста в «Свидетельстве четвёртого лица» и есть своего рода «анекдоты», рассказы о единичных событиях, которые ничего не «доказывают» относительно большой истории. Но и функция их не в предоставлении «доказательств», а в том, чтобы мы могли «прикоснуться к реальному» — или чтобы «реальное могло нас коснуться»: одна из глав книги Гринблата и Гэллахер «Практика нового историзма» так и называется «Прикосновение реального».[9] Каково же это «прикосновение к реальному», возможность которого поэзия — в том числе эта книга — дает нам своим «не-повествованием» об истории? Что дает нам (или что отнимает у нас) опыт, в котором мы переживаем это прикосновение?

«Опыт» здесь ключевое слово: поэзия в силу присущих ей структурных ограничений (впрочем, условных) не приспособлена к тому, чтобы снабжать нас отчётами о происходившем, res gestae, — исключения есть, но они единичны, и, конкурируя на этом поле, поэзия, как правило, проигрывает не только историографии как таковой, но и хроникам. Она может, однако, сообщая единичное событие или человеческую судьбу, дать нам опыт переживания истории. Философ Франклин Рудольф Анкерсмит различает три разновидности исторического опыта: объективный, субъективный и возвышенный. Первый — то, как люди прошлого сами воспринимали свой мир. Второй — субъективный исторический опыт — рождается из внезапного вторжения прошлого в настоящее. Как описывает это Анкерсмит, «историк исследует прошлое, и вдруг, словно бы ниоткуда, возникает неожиданное слияние прошлого и настоящего, как объятия Ромео и Джульетты» (перевод М. С. Неклюдовой).[10] Прошлое здесь оказывается одновременно и невероятно близким, и очень далёким, а переживание субъективного опыта является мгновенным совпадением ощущений отдалённости и близости прошлого. Наконец, в историческом опыте третьего рода, который Анкерсмит называет возвышенным (sublime),[11] «прошлое рождается из травматического опыта историка, вступающего в новый мир и сознающего бесповоротную утрату прежнего мира».[12] В этом опыте человек отделяется от самого себя, точнее — от своей прежней идентичности, существующей всё ещё в мире прошлого, — в то время как его новая идентичность, новое «я» существуют уже в новой реальности. Иными словами, в возвышенном историческом опыте человек осознаёт, что он больше не является собой прежним, — это опыт разрыва.

Книга Александра Авербуха уникальна в том смысле, что, с одной стороны, в трёх своих текстах делает для нас возможным переживание исторического опыта того рода, которое Анкерсмит называет субъективным. С другой же стороны, два оставшихся раздела книги позволяют нам свидетельствовать и со-чувствовать переживанию возвышенного исторического опыта, точкой возникновения которого оказывается, в первую очередь, война, идущая на родине автора, в Луганской области. Авербух дает нам возможность пережить — хотя бы и отчасти — обвальное разрушение прежнего представления о себе самом и страх перед утратой привычного «я»:

восьмой день третьего месяца стоя засыпаю во сне говорю ударяюсь об угол соседнего дома обернусь и ничего на этой улице меня не знает хотя бы дерево и то горит мимо («По воздуху сдержанности»)

Набегающие друг на друга лексические пласты в разделе «Вонйа» — свидетельство не точно выверенной стратегии репрезентации, в которой каждому из языков (в широком смысле этого слова) отведена своя роль, — а, скорее, напротив, свидетельство шока при переживании разрыва с прошлым, свидетельство отчасти сознательных, а отчасти почти рефлекторных движений, направленных на восстановление собственной цельности. Если субъективный исторический опыт, опыт внезапного столкновения с историей мы переживаем в этой книге как непосредственный, происходящий с нами самими, то авторский опыт разрыва, отделения от себя, мы только наблюдаем — как будто со стороны, как будто бы вчуже.

Но это только до тех пор, пока не окажется, что и к нам этот опыт может иметь прямое, непосредственное отношение.

Станислав Львовский

«чтобы не кончилось немедленно…»

Жизни нет, если она не выговаривает себя в речи. Кажется, что слова повсюду, и в чем точно нет недостатка, так это в них. Но слова, «которые не вяжутся никак / закупоренные изнутри», и даже разговоры — это еще не речь, во всяком случае не та речь, которая может засвидетельствовать процесс жизни, быть ее перформативной частью и в то же время инстанцией, допускающей взгляд со стороны — как лингвистически-оптическое приспособление «вонйа» Александра Авербуха, с помощью которого, будучи лирическим поэтом, он на протяжении всей книги удерживается на расстоянии от самого себя. Ведь нельзя допустить совпадения с собой, нельзя окончательно доверять только речи своей, сделать вид, будто «примёрзший к немоте житель» — это кто-то другой, нельзя утратить, закрыть проблему того, кто говорит, — и не как лингвистическую, а как этическую, онтологическую проблему прежде всего:

кто возьмет и скажет  была жизнь,

— и в другом тексте:

кто к нам придет речь распластать.

Чтобы мы были, должны быть наши следы, отпечатки, должны быть свидетельства. Иначе

заспанный валик судьбы прокатится и не было нас.

Однако связь свидетельства и существования — фактически и есть камень преткновения современного опыта, в особенности как неизбежного исторического наследника ближнего катастрофического прошлого. Эта связь очень хрупка, а на ее нарративную составляющую приходится чуть ли не самый большой груз онтологических подтверждений и реабилитаций. Речь, даже в своей обычной повествовательной функции, все время наталкивается на свою конечность, на свою неспособность в простой репрезентации ухватить то, чего уже нет, но что должно тем не менее быть и длиться — во всяком случае постольку, поскольку мы слышим свидетельства. Странная темпоральная конструкция «пока тебя уже нет», вынесенная автором из речи персонажа в название открывающего книгу текста, сигнализирует о каком-то вынужденном коллапсе грамматики перед лицом задачи подобного свидетельства. Все-таки кто свидетельствует? Где и откуда этот «кто» говорит? Чьими словами он обнаруживает чье-либо присутствие? Поэт как бы сообщает нам, что ни у кого нет избытка ви́денья, исключительного доступа к существованию. В эту проблематику нас опрокидывает уже само название книги, манифестирующее тему лица, субъекта свидетельства и при этом апеллирующее к отсутствующей грамматически-субъектной инстанции.

Разумеется, слово «свидетельство» в названии книги возникло неслучайно. Мы живем в эпоху, которую Шошана Фелман, одна из зачинателей trauma studies, назвала «era of testimony»,[13] имея в виду среди прочего, что свидетельство стало актуальным и вездесущим способом организации мысли и дискурса в наших коммуникациях и культурных самоотчетах. Это связано не только с «посттравматическим» синдромом после гуманитарных катастроф ХХ века, о котором написали Фелман и Лауб, но и с так называемым нарративным поворотом[14] в гуманитарных науках — принципиальным противопоставлением ценности реальной частной истории любым спекулятивным метанаррациям. Эти частные истории — единственная возможность оспорить онтологическую логику вычитания, изымания из бытия. А эту логику Авербух очень хорошо чувствует: «всё уходит на дно», «всё трещит по швам», «жизнь ускользала и пятилась», «кем-то вычеркнутая судьба». И в реакции на логику вычитания Авербух обращается к ресурсам документальной поэзии, к той ее версии, где повествование идет от первого лица, а избыток ви́дения, традиционно приписываемый третьему лицу, оказывается нерелевантен:

рассказчик вскрывается безумный избыток тот самый прячет третье лицо.

Документальную поэзию, с одной стороны, продолжают считать маргинальным явлением, «непризнанной парадигмой»,[15] поводом для непримиримых споров, — но в это же самое время есть основания для заявлений о том, что «мы вовлечены в своеобразный расцвет документальных литературных форм».[16] Обращение современного поэта к документу связано с целым комплексом эстетических, этических, политических и даже исследовательских задач, которые он перед собой ставит. Мера документальности в итоговом поэтическом тексте может быть разной, характер и степень эстетической переработки исходного документа могут варьироваться от буквального ready-made до различных способов транспонирования. И хотя субъект документальной поэзии захватывает в орбиту своего влияния всех, кто говорит в используемых документах, эти другие голоса остаются не до конца подвластными прагматике авторского целеполагания, подрывая единственность авторской точки зрения даже в том случае, когда поэтическое высказывание, основанное на документах, имеет какую-либо жестко заданную, например, политическую или исследовательскую интенцию.

Но такая категоричная заданность в поэтическом освоении документа — совсем не случай Авербуха. Его документальные циклы основаны на «человеческих документах» — личных письмах и дневниках. Автор подчёркивает документальную природу текстов: ранняя редакция эпистолярной поэмы «Пока тебя уже нет» (под названием «erlaubt»,[17] то есть «дозволено») была даже опубликована в виде монтажа поэтических фрагментов со сканами писем их героини, написанных красивым почерком на пожелтевших со временем тетрадных листах, с проставленными датами (правда, показаны были другие письма, не те, что легли в основу текста). Захватывающий биографический автонарратив «Жития» в качестве маркера аутентичности использует отступления — орфографические, грамматические, стилистические — от языковой нормы:

и собрала справки с трудностей добилась аудинции к прокурору это мне стоило две пары дорогих чулок для его секретарь да и к ней добраться нелехко было но тут уж пара пачек папирос помогли вобщим добилась пересмотра дело да и хотела увидеть сына хотяб.

«Житие» посвящено частной семейной биографии на фоне больших событий истории ХХ века: погром в Бессарабии, русско-германская война, «не то революция не то банда», румынская оккупация, сигуранца, «петлюровцы или дениковцы», вынужденная эвакуация в 41-м в Советский Союз, мучительное воссоединение семьи, выживание, переезд в Израиль, работа с русскоязычными репатриантами. Текст такого рода, как отмечал Илья Кукулин, первый исследователь «документалистских стратегий» в современной русской поэзии, требует читательского восприятия сразу в двух регистрах — эстетическом и историко-антропологическом.[18] Но Авербух признаётся: «речь намного важнее сюжета. Она что-то основное и незыблемое для этого цикла, что скрепляет все разрозненные истории, вошедшие в него»,[19] — и действительно любуется этой речью, интимной музыкой её неправильностей, по выражению Всеволода Некрасова — ловит её на поэзии.

В эпистолярии «Пока тебя уже нет», возможно, ту же роль, что в «Житии» — нарушения нормы, — роль маркеров аутентичности и вместе с тем выходов в эстетическое измерение, — играют переходы с русского языка на немецкий, вкрапления идиша и эстонского, заимствованные и калькированные слова и обороты, естественные в речи образованной и одарённой, но зависшей между несколькими культурами героини:

мальчик мой родной вероятно, это письмо дойдет когда кошки будут зарабатывать себе на тот свет wir sind ja noch jung — aber du kannst doch keine Pein.

Так и многоязычие всей книги Авербуха следует объяснять не только биографической траекторией автора (Украина — Израиль — Канада), поиском постсоветскими поэтами, сформировавшимися за пределами России, своей идентичности, в том числе языковой,[20] — хотя и это объяснение, разумеется, справедливо. Но не менее важно то, как тематизированы и как эстетически нагружены в поэзии Авербуха разные модусы речи. В цикле «Вонйа» русский и украинский языки перемежаются, образуют контрапункт, — война, до сих пор происходящая на родине поэта, проникает в лексику, ломает синтаксис:

какая блажь мне восстаёт в тумане в дурмане боли будто густота её стоит в луганском котловане.

Атмосфера сгущается: «зреют пули», «кованый день загибается под пулеметом», растут пробелы, лакуны стиховой графики, и кульминационные переходы на украинский только подчёркивают тот факт, что

мій ворог схожий на мене та я плутаюся коли він робить знаки рукою — браток підповзи.

Конечно, если «мы были по пояс в раю / а дальше // проклятье», то язык должен замереть, уйти в подполье, «вовнутрь», где рождается «голод господень» и правит высокий, почти библейский эпико-притчевый и герметичный дискурс. Но только чтобы и дальше продолжали говорить «чужие / место разлома голоса́ вне голоса моего» — например, голос предельно частных записок для памяти из времён Второй мировой:

утром слушал радио не понял ничего количество пленных невелико разгромленные части уже взяты отдал топор и пилу поточить а к вечеру почистил тротуар осталось еще: январь, февраль, март.

В этом третьем документальном цикле, «Временные но исправимые неудачи», не чувствуется никакого «желания архива», но только — сплошная и неожиданная актуализация исторического посредством организации индивидуальных повествовательных перспектив. И вот герой с равной вовлечённостью играет по утрам Бетховена, обустраивает аскетический быт эвакуированного и транслирует получаемую по радио сухую военную сводку со всех фронтов, ставя «объективность во главу угла»:

сварили мясо мерзлый картофель по рецепту девочка ожидает трамвая в проходе между двумя сугробами сани с дровами въедут на тротуар разгружаться и совершенно закупорят проход снег твёрд обрывист и скользок японцы оккупировали голландскую индию филиппины держатся.

В свидетельствах, распознанных и предлагаемых читателю Александром Авербухом, есть место и для «ошеломленного сознания», о котором написала Шошана Фелман, того субъекта, в речи которого «чувствуешь страшная лапа смерти выхватывает людей», но также и для того сознания, для которого всегда

варится утро захлебываясь светом. Виталий Лехциер

Пока тебя уже нет

*

18.10.1932 детка вчера столяр сделал мне ящик рива обещала принести невыразимое а сегодня утром я ходила по городу и думала о том что нам еще позволено вывозить с горя не придумала ничего умнее бумаги чернил пришла домой и нашла твое письмо что касается пары крон детка моя мне так страшно тебе писать всё что могла бы сказать разбивается о тепло и светло и не дует когда я бросила каську одну и уехала к тебе а больше не знаю но если бы я умела молиться чтобы когда-нибудь dich das alles vergessen machen — es gibt nicht nur ein Leben — bei dir zu sein, für dich zu sein[21] научила бы что папа самый любимый хороший папа на свете папу нужно любить папа подарил маме колечко я так часто думаю о 1.5 gr Chinin’a и о том что если бы она тогда не проскочила вчера опять имела was schönes zu lesen[22] рассматривала вещи имеющиеся кроме микроскопа нашла твою старшую дочку и приятеля в кресле мы долго беседовали они в возмущении после того как продала некоторую мебель комната похорошела но знаешь куда ни плюнь всюду мамины туфельки я выбросила их и мама больше не снилась

*

5.11.1932 мальчик мой родной вероятно, это письмо дойдет когда кошки будут зарабатывать себе на тот свет wir sind ja noch jung — aber du kannst doch keine Pein[23] вчера приехала элла und was sie erzählte со слов миры пляс их больница war Hölle auf Erden[24] наша тамарочка в таких случаях говорит: dass ich nicht ertragen kann[25] не правда ли лиманович еще там но скоро режкович и дина говорят о палестине всё очень серьезно со слов сони, ида викторовна говорит о том же кстати шая получил сертификат слово за слово весело в риге 32-го штейнвейс про палестину не разговаривает с чужими дикман работает ДОРОГОЙ МИЛЕНЬКИЙ ПАПА ПРИДИ КО МНЕ В ГОСТИ so, das kommt von Katzenbriefen[26] (она спит в твоей рубашке) на днях я совершенно неожиданно послала тебе 12 кг домашнего — когда-нибудь они дойдут не знаю — но т. е. какая-то дама осталась в аптеке должна ея муж ist draussen и из-за Valuta-Sperre[27] — посылает ей очень мало — я им дала адрес… это было неожиданно когда ты уехал папа вел себя довольно прилично последнее время стал много пить ich hab abgeredet wegen Analyse machen und zum Arzt gehn[28] — ну знаешь ведь эти векселя его съедают — в конце концов камнем на душе но просто боялась дышать элла привезла карточку жены берля — прелестная девочка на фотографии по крайней мере майкин, иногда я думаю — у всех людей свои цоресы[29] у большинства довольно-таки наглядные и трудно устрашимые вечера но вчера я опять вытащила ту самую скатерть помнишь эти квадратики — целый год не трогала не стирала хороший признак в старом доме — напротив — живет портной прачешная, в аптеке — амбулатория больничной кассы мясная лавка наша кухня и маленькая комната видны мне сверху хочется смотреть на тебя входящего через прачешную или завесить скатертью окно пока тебя уже нет

*

18.10.1933 котик мой я не могу сейчас писать помнишь еврейку Peelson которая добивалась места в Haigekassa Laboratorium[30] она его получила а позавчера умерла если говорить о царской хронике вечером была на литературной лекции и стало страшно ведь мучительно забывается что в риге было легче когда мы с папой ходили в кино на глиняной если не это wäre es noch zum aushalten[31] можно было жить будущим ПАПЕ ПИСЬМО ПРИЕЗЖАЙ К КИСИНЬКЕ СПОКОЙНОЙ НОЧИ ПАПА МАКС вчера варила померанцы и вложила кусочек тебе в конверт а во вторник напрасно ждала сегодня книги твои уплыли дорогой мой как обидно что вечерами перо больше не пишет по-настоящему когда собираешься в кровать хочется sich aufreden dich näher fühlen und dann kommen alle Worte die man so wenig Gelegenheit gehabt hat wirklich zu sagen[32] все это в подушку днем в понедельник было празднично а теперь будни слепые внешне я как прежде фактически же навряд ли что-то изменится но как бы папа волновался знаешь вот уже 4 месяца а я всё думаю не забыть бы ему рассказать

*

28.11.1933 сегодня уехал абезгауз борухов пломбировал мне последний зуб уверял что главная причина его ухода — температура позавчера хоронили сына артура кренчицкого было так страшно майка когда артур начал говорить кадиш[33] раньше слышала что хуже провожать родителей или ребенка соня с ожесточением смотрела говорили что мать и мать и ничего другого нет но когда подняли артура zum Kadisch[34] у моей сонечки сделались большие зрачки und mehr hat sie überhaupt kein Wort gesagt[35] был у него туберкулёзный менингит до этого 3 недели лечили от тифа которого не было потом соня оступилась и буквально съехала в могилу ее долго пытались вытащить но она никак не помогала один из мужчин полез за ней было чувство что каждый день кто-нибудь едет собирается через неделю приезжает на место кренчицкого оля рабинович сначала я радовалась а потом когда артура повели домой не знаю что будет с соней борухов скоро уходит пока у них ничего нового но конечно здесь не хватает 2–3 вещей о которых не могу вспомнить помнишь майка как мы купили кисе кроватку кстати ее брать с собой? а книжные шкафы? кажется это вся наша мебель сегодня в аптеке соня предложила оплатить хинин почтовыми марками какое-то кормление дверей я приняла и дала ей лишний пакетик читай это письмо от нас обеих

*

04.01.1934 родной мой — знаешь под новый год я пила шампанское самое настоящее veuve clicquot и если вообще существует стыд перед вещью то мне стыдно перед этой бутылкой квартирная хозяйка уговорила меня делать какие-то замечательные турецкие подушки с большим воодушевлением объясняла чем они (6 штук) замечательны какой для них нужен диван чем обить какие подойдут обои в этом году немцы ходят ниже травы тише воды это довольно занятно это тебе не идишисты-сионисты когда была история с бяликом ее протащили через все газеты я же такая жадная стала на вещи хотя ты всегда говорил что я скупая но знаешь новое белье или новые туфельки я же хочу привести тебе жену в приличном виде и тогда мне так много хочется так много-много для этого нужно мы с зёмой заказали в деревне через маню полотно получили по 3 скатерти 1/2 дюжины полотенец кухонных я всегда была буржуйкой а сейчас после каждого твоего письма мне хочется привезти тебе das Blaue vom Himmel[36] чтоб ты забыл всё что было вчера я кончила скатерть помнишь эти полотняные салфеточки которые я еще при тебе начала получилось очень элегантно даже шикарно кстати о мишеньке абрамсон совершенно разорён продана мебель брук наложил арест на квартиру живут где-то в меблированных комнатах как хорошо или плохо мне здесь но начинаешь думать о тебе и страшно становится что за сумасшедшая комбинация всё это майка разве смею жаловаться на жизнь завтра утром ко мне в кровать приползет маленький зверек и будет греть маму — мало тебе? этому зверьку папа подарил глазки и волосики что еще может дать жизнь от таких мыслей отбиваться приходится вспоминаешь ригу 4 с половиной года назад das schönste was das Leben uns gegeben hat[37] знаю что всё забудется сразу как только доберусь до тебя так же сразу как забылись боли как только она вылезла на свет божий МЫ ПРИЕДЕМ ЧТОБ ПАПА ПРИГОТОВИЛ АПЕЛЬСИНЧИКИ И МАЛЕНЬКИЙ ДОМИК майка если мы живыми отсюда выберемся das wird auch was wert sein[38] я уж говорила маме что в конце концов ist wir das alles schnuppe[39] а 2000–2500 kr в банке получить уже любимый хороший мой sehr lange kann es jetzt nicht mehr dauern und dann wird schön alles gut[40] родной мой старой кошке так холодно но тебя она согреет любимый мой за всё и знаешь до́ма тоже кажется уже что не до́ма а временное быть свободным каждый день это чудо боже какие мы стали скромные родной не ломай себе головы не мучай себя пишу в кровати обложилась турецким тряпьем рукой до тебя подать в себя запустить

*

12.5.1934 мальчик мой после твоих писем мне хочется облизать кончики твоих нервов das ist wahrscheinlich so etwas wie Tiere die ihre Wunden belecken[41] знаешь, что я сейчас вспомнила? как мы приехали в Ригу и, наконец, попали к себе в комнату — und wie todmüde ich war[42] как я начала стлать постель а ты сказал — брось давай так — das will ich wieder[43] Клара Васильевна обшивала Песика перекроила мое платье — noch aus Berlin[44] — помнишь blau und rot?[45] Тамаркину кофточку, и т. д. — и вдруг я вспомнила что ты еще не видел нашу дочку эти носочки которые ты привез перед родами из Риги — всё прошлое лето они еще жили — зимой только кончились и я как дура разревелась а когда никто не видел перецеловала их завтра папе ставят памятник — гранит я настаивала на плите чтобы совершенно закрыть могилу — единственная гарантия того что когда уже никого не будет всё будет в порядке но вдруг увидела мамины глаза, как она взмолилась: доча если даже этого холмика не будет этой теплой земли — а только камень — тогда и ездить сюда нечего — dann ist endgültig aller vorbei.[46] Майка я не хочу думать дальше чем о той первой ночи когда я буду с тобой помнишь это сказание об Антее который набирался новых сил каждый раз когда соприкасался с землей — эти пять лет — сколько сил нужно чтобы забыть их? Майка лежу и пишу — und dein letzter Brief brennt — Gott, ich weiss es ja alles auch ohne dein schreiben — wenn es alles schneller gemacht werden könnte — aber bis man neben kann mit einem, mit dem anderen — was hilft es wenn es unaufhörlich bohrt — es schaffen, es schaffen — es dauert alles eine Ewigkeit. Alles, alles hätte ich ruhig ertragen können — aber dies Wissen um dein Leben — und nicht dazu tun können. Gute nacht — Gott — das erste mal, wo man wird wirklich gute Nacht sagen können — dann wird doch alles einerlei sein[47]

*

14.01.1934 родной мой опять не знать о тебе и писать да иногда это невыразимо и не хотелось бы входить в роль но все-таки я думаю как будет потом и знаешь was Gipfel meiner glucksphantasien ist?[48] чтоб было мягко темно и лежать тихо-тихо и не говорить и не слушать а только чувствовать-жить руками волосами что может быть больше твоего одиночества во мне? а вчера я решилась пойти с Тамарочкой в театр было довольно-таки хорошо но, но бедная если бы она знала как мне когда моя большая светлая комната brennt mir auf der Haut[49] когда утром твоя дочка приползает ко мне я понимаю, что вовсе ее не знаю сегодня она вдруг безудержно расхохоталась смеялась так заразительно закинув голову назад как дьяволенок худая и щуплая и вдруг я как идиотка так же безудержно разревелась поди объясни ей почему когда ты уходил я тоже должна была должна же была когда хотелось столько дать сделать жизнь красивой хорошей сделать жизнь а потом расхохоталась и мама увела ее от меня и я не дождалась вечера и вытащила твое тряпье и играла им когда ты вошел в чью-то роль посыпался снег

*

22.01.1934 белые цветочки шлют Майке привет им хочется рассказать о том что Буська когда никто не видел их всех перецеловала я становлюсь суеверной Ich muss etwas nicht wollen damit es eintrifft[50] знаешь мой мальчик я уверяла себя в том что в этом году ничего хорошего не произошло но родной мой когда они посыпались я поняла это единственное was das Leben Lebenswert machen und ich will nur solange leben bis sie da sind[51] пишу тебе в поезде еду в Ригу ein Gott weiss mit wie schwerem Herzen[52] звонила Маня Feingold из Sassenhof’a тетя Ида очень больна хотела чтобы я приехала забрать ее в Ревель или уложить в больницу или хоть что-нибудь сделать и я еду туда под новый год с мамой мы приехали и наткнулись на гроб была истерика ach Gott — Ida ist ja über so! — na ja auf andere Weise kommen wir eben nicht heraus![53] Нюра Клаус чувствует себя не лучше Марочка валяется уже четвертую неделю с воспалением уха кошмар в этой одной комнате очень плохо слышит к телу никого не подпускает только заходится и повторяет: что? что? родной мой под новый год я не надеюсь больше на нашу крышу по мне — пускай протекает только бы поскорее отсюда ведь я так хочу привезти тебе красивую дочку всё время всё что я покупала или шила было с мыслью пригодится ли в Палестине и вот после лекций расизм и религия интимная душевная жизнь человека я поняла что второе мне несколько надоело

*

25.05.1934 дорогое мое сердце последние дни я немного опустилась была на двух вечеринках у Идуси было довольно скучно и в первый раз в жизни я флиртовала с подругой Бэбы в субботу Мейся пошел к Лейбеле я его хорошо одела и он был похож на цесаревича Алексея а вечером была на Мурановской там вышла история с Мангером это румынско-еврейский поэт странный тип напился хотел выброситься из окна бросал на всех горсти денег плевался потом сел на подоконник и заплакал еле-еле увели домой у него нету рубахи под блузкой просто ужас иногда я не понимаю этих поэтов он сидел и кричал моя мама мама моя мама я написал ей ПОЭЭМУ!! и это протяжное ээээ зависало у него в глотке я боялась что он вот-вот подавится ПОЭЭМуу эпитафического содержания потому что мама умрет, не так ли? потому что мама умрет, не так ли? и она нашла ее и прочла а она нашла ее и прочла! а потом сказала я знаю о чем ЭТО! оно — о потерянном счастье и я отдала ему твое поношенное сын портного отец увлечён литературой называл её литерато́ра из гимназии исключили за дурное поведение розыгрыши стихи в периодике поселился в Бухаресте сотрудничал в идишских местных газетах читал лекции по испанскому и румынскому переехал в Варшаву культурная жизнь первая книга стихов звезды на крыше штерн офен дах приглашён с Башевисом — Зингером и другими соучредителем Еврейского ПЕН-клуба пять книг стихов сборник очерков по истории литературы на идише выпускал литературный журнал писал пьесы для театров Варшавы Бухареста с немалым успехом с немалым успехом ди мегиле например 1938 — Париж 1947 — Лондон 1957 — Нью-Йорк 1967 — Израиль два года и смерть о потерянном счастье

*

07.06.1934 вчера мой родной когда я добралась до последнего вагона поезд элегантно тронулся и опять не отправилось письмо эта марафонская спешка я конечно же горожанка и перспектива тель-авива очень заманчива но ich sehne mich so unendlich danach etwas ruhe zu haben[54] если бы ты знал как я завидую навсегда покидающим эти места сегодня целый день приводила в порядок наши письма — сколько бумаги! любимый бедная наша жизнь знаешь когда я буду подъезжать к яффе вся эта бумага повиснет камнем на шее а ведь мне хотелось чтобы ходили гости помнишь, майка, как мы купили кровать и она была такая большая и ты был недоволен и говорил что она неуютная а потом ты уехал и всё вдруг стало таким необъятным а когда сегодня вечером явились Пумпянские und der alte war rührend wie ein rührei — und es war also anscheinend alles in ordnung — bis auf[55] я не почувствовала что такое восторг с ними пришла m-me Леренман она сидела и покусывала кончики душистых волос а потом приехала Ella в шикарном новом пальто и довольно хорошем настроении мы сидели и пили настоящее moёt chandon я закрыла глаза и вспомнила как была беременна а ты лежал рядом и гладил мой большой живот и усыпал а песинька толкала изнутри твою руку и ты посвистывал и я чувствовала себя в безопасности каждый раз когда я что-то делаю я думаю а что бы ты сказал но в последнее время я начала забывать всякие мелочи воспоминания о тебе угасают любимый мой самое страшное это потерять тебя вновь иногда я заставляю себя вспоминать каждую черточку твоего лица шрам на правой щеке смешной промежуток между зубами и иногда не всегда но иногда я вижу тебя это облако отодвигается и я могу прикоснуться до восхода солнца или на закате к этой серой дымке тянется вся моя жизнь

Вонйа

пойдешь / чужой…

* * *

пойдешь чужой за гладкую косу за средиземноморскую росу нечаянной реки кривую полосу где чья-то синь несчастная разли́та где воздух растворился на весу ушел под ноги в битое корыто неузнаваемого спичечного быта а кто мы тут? я весь давно туда по улице раскрашенной труда ушел прыг-скок наглаженный флажок еще сюда туда один прыжок а нас нет дома выгнулся ушел нам стало в общем очень хорошо

ранних садов тьма малиновая пьяней…

* * *

ранних садов тьма малиновая пьяней света бодрящего темную воду сердце слышу переворачивается камней не болит изнывает говоришь на погоду что ж ну и пусть кабинетная это борьба иволги за одинокую флейту кем-то вычеркнутая судьба косится на ту и на эту очень внятную жизнь что день ото дня не легче утром вынырни и держись за ее ватные плечи чьи они в этом море тоски таком большом и порожнем лягу на каменный пол и раскину руки необъятному божьему

страх господень…

* * *

страх господень соблюдать хорошо почти сердцем и во мне сон обтекает имя твое вот примёрзший к немоте житель настраивает музыкальную смертность громким названием норовит положить конец на стыке неба и птицы а под язык чистое серебро воли с каждым днем

наспех живи…

* * *

наспех живи вырывай страницы жизни прочитанной листьями лица ласки лучи горло немое верстай кто к нам придет речь распластать и промолчит: винный грянет душок голову набекрень господи как хорошо жить и робеть в бабкином барахле хор распускать а умирать лень

кто возьмет и скажет…

* * *

кто возьмет и скажет была жизнь и всякое к ней ла ла ветряные голоски вплоть до гробовой доски тут знакомые там знакомые дверь ломают своими законами поглядят и восвояси путь их выхолен тих и ясен в больную осень горячую мякоть ясный приход уносит боже мой как тут не заплакать

а они кого-то зовут зовут…

* * *

а они кого-то зовут зовут растекаются пробуют на зуб раскрывают книжные образа слово разговаривать за глаза а тут другое горе — страха пожар закрыть глаза вечность мгновений лежать очнуться от радости в семь без пяти встать за хлебом пойти

а они кого-то зовут зовут…

* * *

убегу туда где каменная вода течением по веслу режет слух разбивается о суда детская клеёная посуда мы ледокол вызвали когда мама ушла из дому на босу ногу по кисельным по берегам простоволоса подмышкой прячет маленького иисуса мы ей: ты к нам не суйся бяка морская а она со лба капли смахивает молчит и ласкает

смотри небо поет…

* * *

смотри небо поет а к нам никто не заходит поперек беседу ведем слушаем поутру залпы себя так просится щастье заспанный валик судьбы прокатится и не было нас дней сколько бездонных один на один ночей просыпаем сухого вина яблок не видим , и где нам? завтра упасть встать новой любви сил зачерпнуть

нити желания…

* * *

нити желания приятны после битвы огонь обтекающий чувствует добычу быстрое правосудие рукой многоборье наматывает приблизилось небо жертва и он отсек мое заключение

прыжок / в сторону…

* * *

прыжок в сторону схватывает отпрыски отражения лица́ воды в кудрях боли воспламеняется по течению шума и радости прошедшего времени бьется о каменные пороги сегодня в распоряжении памяти ровное и белое растяжение момента

свидетельство четвертого лица…

* * *

свидетельство четвертого лица подвздошном узелке вины кто восходил греха на грузные челны гребите братцы выше чаще я вам поддам течением саднящим живцом гортанным хрустом купины

вот уходят вещи за которыми встать бежать…

* * *

вот уходят вещи за которыми встать бежать поскользнуться нелепо упасть лежать говорить о тяжкой земле говорить о чём ощущать пустое место плечом просыпаться каждые полчаса выставлять за дверь двоякие голоса вот и жизнь пришла прыснув ветви в живот пустой всё разошлось по швам выпалив холостой а пока ты постой тут недалеко знаешь так хорошо лежать и умирать легко

прощается / как дерево раскачивает надлом…

* * *

прощается как дерево раскачивает надлом падает за́ душу роняет клубок горькое небо высо́ки пески всё уходит на дно — в горы тоски

тридцать восемь тридцать девять сорок…

* * *

тридцать восемь тридцать девять сорок оловянных солдат градусов янтарного бреда бархатное удовольствие? революция лежачего тела? пока тебя не перечитали что будет завтра? кто нам сыграет бунт? власти дряхлой изымет занозу в поле мудрости туманы и козы гуляют по мокрой спине: спите сегодня еще не завтра пока вас не вычтут

еще исходит вечер…

* * *

еще исходит вечер черные простыни текут рекой мокрых потемок не просыпаясь в воздух темнее ночи вспыхивает облачко забытое чернее крови истекает в прореху памяти ложится пятнами усыпанное снится брызгами горячее полотно высокое постелено в безмерность страха кипит течением и трется черная река вьет в изголовье мутное гнездо водоворота где наконец утопятся все наши губами сухими припадут пиявками бархатными крошечными к землистой неподвижной ночи горделивой с воротничком бледнеющим за стенами варится утро захлебываясь светом

король исчезает мудрым…

* * *

король исчезает мудрым его слили монголы силу его и огонь пушек орудий его там есть место болото он умрет при случае провалится в цифру-портрет тот же самый проступок и я шепчу ему притчу не спи на кратном-на-впалом в провинциях воздуха шум дебатов низших инстанций королевские игры в уклончивость без проволочек решаться на образ рассказчик вскрывается безумный избыток тот самый прячет третье лицо

прямая линии речь…

* * *

прямая линии речь трудится аккуратно картечь в дереве головы́ запуталась пуля душного наречия слов топорщится улей смерть наступает на языковатые розы трава прорастает толстые словари мы уходим и стены целуем те́ла волна отхлынет и воспарит

волнение пригубив…

* * *

волнение пригубив речистый до зубов лежишь блестишь в разрубе посмертных желобов не выпутаться в воздух усталости зерну всё было только возле отдать и козырнуть

разной тревоги всякая дичь и плавь…

* * *

разной тревоги всякая дичь и плавь выйди доро́ги крылья расправь господи ты на себя погляди мейкап грошовый морщинки колючие бигуди разное там такое не по себе воскресенье ни выйти ни посидеть дивный ручей выплакать не ножку подставить божественной беготне разнервничаться букетик растрепанный опрокинуть а жизнь ускользала и пятилась в растрепанную мякину в самый дальний угол распятия

мы за тобой а ты под небо…

* * *

мы за тобой а ты под небо ты был так коротко что не был а мы что мы? за твой хватилися подол который год мусолим валидол соколик наш достопочтенный идол душистый в мякоть нежную укол вернись и будь за нас чтоб косточки и хлыстик и компа́с (у нас свои на то похеренные виды свои хлеба — божественный заквас) мы обещаем деннонощно быть ванькой-встанькою прилежным таёжным звонарем дотошным настилом под тобой валежным к вечерне праздничной гуськом подтягиваться — хмырь с васьком и петь тебе, нутро поджав за во́рот слово запрокинув чтобы божественна вожжа зудела душную мякину а ты паришь и душу травишь а мы стоим — пивко взасос судьбы раскинутой вразброс сжимаем тонкую оправу уходим резко под откос

исус / мой брат родной…

* * *

исус мой брат родной любимый мой под балдахином вздрогнет и витает горячечного ворса розовый божок развёрнутого торса вытрублен в рожок приятный жар в холодный пирожок малиновая ягодка святая всем знамо — здесь он козочек пасёт горячей иволгой весь в обмороке ночи воздух опрокинув поёт младенец дух превечный в клювике несёт в небесную снуёт мякину божественно закатывая очи тебя милок тотчас заговорит волной пунцовой сашу защекочет жжёт жемчуг семени сосуд божественный где голос высотой вздымает купола́ журчащим именем рассеянным несут толкая вверх себя колокола но у меня ни званья ни кола сверкает звеньев надо мной рассе́ченный тяжёлый воздух гласа тяжкий кнут о господи на мне тебя пускай распнут!

веришь ли это опять слова…

* * *

веришь ли это опять слова мятой памяти карусель голос растерянно-угловатый одно за другим просеивает только зажмурься и не кричи пока из-под воды вода как воздушные кирпичи льется в телефонные провода алло алло за жабры берёт наше несчастье и садится за горы ну и пусть. не горюй. книжное чужое старьё примеряй оно стало давно нам впору впусти его пусть обживается и растет наш мессия — битый избранник пустых комнат вот-вот пестрый костер очнётся и о нём крылья расправит

нет проснись о садах…

* * *

нет проснись о садах о душе сонных ваз в руце божьих затей мутный яблочный сказ там красивый янтарь на гирляндах рябых в этот мерзлый январь весь в святых запятых окуни меня здесь чтоб дышать и робеть где хрустальный зевес мой грудной воробей

выйду на балкон…

* * *

выйду на балкон и дерево бросится на меня света случайный поклон тишину наклоня упрётся лбом в кирпичные стены в дом растрепанный ушедший в себя по колено соседи смотрят футбол и свистят слюнявые голоса их блестят не решаются выйти наружу в ночи жаркую лужу в чащу причин где просветов духота разбивается о лучи не говори как рыба глотай опрокинутый навзничь воздух и кури его и кури пока в темноте не расступятся лунные гнёзда сердце мое пепельницей не задымит внутри

эта тишина вокруг…

* * *

эта тишина вокруг пустые слова которые не вяжутся никак закупоренные изнутри не подступиться ты попробуй пройди по кладбищенской дороге сверкающей желтизной зубов эта речь утопит тебя в непроходимой грязи ты только заговори о чем ты с ними заговоришь когда ни слова а только окаменевший рот пустит нитку слюны литое сердце поговори о нём как раз плюнуть

леденцами оглоданного золота…

* * *

леденцами оглоданного золота сбилось подъязычной метелью мается разговаривает волоком помоги мне выговорить нательным пока слово за́ слово голосом единичным воздух не осыпался заспанный на подвздошный тряпичный

кто распахивает небо-полынь…

* * *

кто распахивает небо-полынь семенами в горло чтобы утро распето солнце выглядывает из-под полы голубого рассвета зубастые кроты будят сухую почву в тело врезаются воздушные винты кто-то по локти разбирает прошлогоднюю почту в пустом ящике расстроенной жизни копошится маленькое удовольствие бархатных слизней это еще не осень голоса щекочут ямы колосьев время колышется кронами стрелок обжигает памяти кирпичи мы сидим у пустых тарелок и пока что молчим

кто говорит?

* * *

кто говорит? аполлония? крит? полиомиелит? остеохондроз? воду покачивает невроз. омывает кости колхозный наряд. ну и о чём они говорят? колонны разношёрстные и ряды глубоководной орды. о́рдена плоских дородных мечей сверкает околевшая чешуя, память омывает холодный ручей, прячет корни воды, а я — кто-то меня за шиворот держит всю жизнь на девятом валу, каменные уста отверзши, чтоб возвещал хвалу.

больше не говорю…

* * *

больше не говорю не ловлю себя на мысли что говорю что это я говорю никому не даю слова которое скрючилось в не могу по тропинке и ко́роба окаменело вовне о том чего было и не колышется больше тоненький волосок больше чем тяжелый медный колокол раскачивал немое сердце но это всё ничего нет чьего

не люди / пусть во мне говорят…

* * *

не люди пусть во мне говорят малиновый дым сиплая песнь табака жжет дальше пусть говорят чужие место разлома голоса́ вне голоса моего резиновый смог пышный ветер меня не колышет кораблик воздушный сгорает у всех на виду где горло табачное пышет приими тело его в непроглядный туман пореза парус вздымается выше источника живота обрывается небо соседство привычное город табачный летит чужие расскажут по-нашему в створчатый выем сочатся каракулей глаз восковые глухой барабанщик в окоченевший зрачок и устал под ребром паук сладкого голоса пряжу не нам жевать лямку кому тянуть по сухой земле что же теперь, дорогой Аким? вечное око мозоли и чад пустим их горе по кругу за нами веретено я не верю и Троя внутри всё кувырком всё свернулось до спичечной точки сошло всё на нет по спирали в окованный сад под средиземное дно воздух тяжелый не тянет войдите почин и усесться качели уносятся в ад а помните там были зи́мы обои и дом каракули были и девы в платках оренбургских ангины заоблачный зев молодые слова грех безотцовщины плавной иглой безымян играет под ребрами деточка таня не плачет зажмите рукою ей рот быстрый мяч под водой а под дых густой барбарис душный склеп гордость ветреной муки ветрила мучная дорога в сапог молоко весной будет мама и ссадина березовый сок в рукава заоблачный голос искрится немые слова неба сказ небылица и шелковый занавес по хрустальному небу скользит но теперь оглянуться на имя головы́ не поднять порезаться гладью кордона об эту прошедшую рать там где люди по пояс в земле стынут лица расставив зиме вопрошай спросу нет в руку голый устав тень гонимая память вертит полый сустав разве выронить голову в зашумевший просвет кто стоит позади этих облачных лет доли и поле в коридоре ведо́мого заколдован комар в опрокинуту голову долгий льется кошмар

рокот — потоп…

* * *

рокот — потоп вырастет в зиму в земляной капот корней вылупятся корзины глины растрёп лопнет от горя черные перья засияют в могильном проборе зашевелятся зрачков колоды в немоте атласной немые окунутся в мертвые воды опавших гласных

время расступается — в боги…

* * *

время расступается — в боги птица памяти падает камнем — дереву жизни в ноги каменистые лица многоэтажки хлеба и небо всё под рукой тонет и слепнет на ощупь выходит мертвый, последний

но это другая война где слова да пули…

* * *

но это другая война где слова да пули вывели в поле костер раздули ласточки лапочки почечный сбор котлетки скрылись в тени пузатые детки кованый день загибается под пулеметом в черной прохладе пропущенного намаза мы еще в бозе глаз не наметан выговоримся не сразу ну а после водицей святою сбрызнуть голос изменчив ломается профиль приставленной к телу жизни продолжающейся напротив

аня заговорила…

* * *

аня заговорила вот-вот гости уйдут заскрипела заголосила воевать с крымским народом пить канадскую водку чай все тогда замолчали когда аня не аня билась о деревянную ножку антикварного кресла а вы, владимир, хотели бы себе канадскую водку в таком графине от нее не блюют на четвереньках лакала из черепа сикала в туфли не собачатся украинские ученые используют ее для передачи государственного гимна басом пропела чтобы время ушло куда-то свернулось перескочило — с темы на тему мордой уткнулось — в огонь наше утро разбилось хрустальным осколком застряло стыдом заиграло на солнце красном большом

тряслось и рябело…

* * *

тряслось и рябело облачко боли прошлой ночью визжало всё наступало на память больше мы не будем править законы падать в крапиву дружбы хохлиться над увечьем смаковать салонные букли и поделом нам — расхристанным рядиться в павлиньи перья всё не зачтется а небо смолчит облако свет не застит вот тебе и заигрались по локти в мушином счастье

не спи / мысли не сходятся…

* * *

не спи мысли не сходятся на босу ногу трава не растет это неправда моги ей не жить по кажи ее после в кружевную постель нам не сейчас усади кровь взбита в подушках горшках в порошках (очередь спит но не бьется течение просится то храпит) не было не было да устало в головах пасется бранит не лги не лежи по лопаткам хлестало опустилось в жидкий гранит

ігор з нами не заводили…

* * *

ігор з нами не заводили правильні пацани не заводили за ріг — а ми їх не піздили вони нас не піздили не відливали вікопомні кулі під сусідськими вікнами не відливали блюючи не відводили соняшникові очі не дивилися палаючими на крадене сонце на крові не запиналися заспокойтеся, сестро чи не вистачило вам губитися у цій ополонці порожнього страху сполохи не затьмарять граюче полум’я сорому у горлі зав’ється війни розійдеться живіт виродка голова скотиться на білого снігу підгірок

очень не били…

* * *

очень не били дороги пустой месиво расцветали разноцветное бе́ло ввёрнутый выем оскалился а дальше? падают залпом исходят толпятся купо́рятся смертные дыхи рассказывай память спрягает по рокот тошнит вшивает пистоли по пояс струится руки в огонь неразъятный в обрызгану пыль опускает опа́рится вьется душок перестаньте рекою ссыхать это эхо шепчут за бортом веслами трут лица редеют дно выскребают белые кости стучат мы их не выпустим в небопарный прибой розовеет шершавится музыка бьется немою струей истекает подводной горой

в ногу отступаем…

* * *

в ногу отступаем раны и тело-пяльцы обезглавленные атаманы на деревянных лошадках ищут пана мазепу ростові у львові донецьку московіі правлять по знайомству близькі родичі м’ясо сухе з-під ребра шматують далі що буде дії розгортаються запалюється дійство ганна йде під вінець володимир їй груди шарпає рожеву молодість рве сіренький вовчок хапає за бочок тягне під лісок іклами клацає тычет мордой в сибирски меха в черную русскую ночь зад округлый трётся пьяным царским стыдом наша речь утопилась кто течением правит спотыкается быстро встает тянет нет разбивается кришталевим оскілком застрягає соромом на сонці червоному грає та мре

мы были по пояс в раю…

* * *

мы были по пояс в раю а дальше проклятье сухая трава волны пряной земли не слышно покоя выходят все разом зреют пули трутся о́кось знамена а просплю твою смерть? память гроздью свисает дальше пусто нехорошо пятится глазок музыка шепчет нет больше их вывелись вырвались да мы ненанедолго! периться скорый дух твой ушел печальной урны раступилися швы вырастали меж нами дожди раскрывали ладони в пене державной гладкие лица текли дай приласкаю на волю не выпущу кулаками о воду нет не хочу! вырвать не корень жевать и молчать он неживой не корми меня правдами отпусти вырви жухлой травой

бьется и прячется…

* * *

бьется и прячется еще тьмы расступались костры лезла пазуха мошкары в эти незапамятные времена а задание катышек память одна свет разевает пасть в городе блещут воришки мы проживаем костюм шнурующей боли залпом страха уходим глаголим

а дрожать / не доро́гой…

* * *

а дрожать не доро́гой дрожжа восходить постной жизнью нашей ранены сидьмя распустились в убой этот мой нехотя впился и нега взбурлила пеной красной из губ изошла он же мой май да август до кро́ви что сорвался заврался вырвал клок ржавого неба мякину времени счет заволок в потолок тихо выйти уйти мутный век запрокинуть отдышаться в оглоблях впереди взаперти

не знаю / мови сійської…

* * *

не знаю мови сійської їнської мови не знаю недоладно відмовчуюся і не пригадується нічого не стелится на виворіт ось цієї пам’яті на язик не навертається стисло не втискується не в’яжеться розмовонька з ними хороводік не водиться у вас там на заході ніхто не бере нас за ручку не розмовляє ніхто не прострілює літерки в роті місиво не шамкає ось-ось розговоримося виговоримося дніпро зашиємо бачите наша рана впадає тепер в вашу рану виття водоспадне слів не знаходимо сійською їнською крутиться на кінчику язика крапелька отрути

затихали сады…

* * *

затихали сады проступали брады́ брадобреи воды нас ровняли и в зазёванный воздух роняли а заехали так вологодский пятак а пришли по дары и нутро в нашу землю подмяли из-под вод ангары́ красной кромкой по белой эмали дай им шмат да другой да осьмушку себя за азовской дугой вырвут и застолбят и подушную дай и подённый ага чтобы в горле вода и щетиной тайга схаркнул и протрезвел за имперский бугор по луганской траве уходил ревизор

ставай уходить…

* * *

ставай уходить па́ра дро́жи не пышет не кажет щима́ет в пояс уклончивый дух деяний потоп парус ложбины заносит а выклянчи волю павшее око кипит одичалые дыхи впивает не ку́чится, спит? все разбьётся в окольные тьмы увядать ли не вам за прорезью вида за порознью небыли всплыть и робеть а зазёванный дых а сухая отрава я несчастья вода околупок судьбы вас изнанки больная вода окипает? вашей жалости рвутся мосты? мы уносим хвосты подношения наши просты как коросты симеона персты околели державные госты сошлись на утонем на шипящие угли сойдем развернулося солнце и топчется праздно диво спиной расцвело разевало отрепья это щастье наше взывало кругом

восходи — / пуля не ноша…

* * *

восходи — пуля не ноша дум пузырей пьяных, непрошеных робеет гора впору видаться ,а брони твердеют стопорятся на уроне где тонет за мной вечер вороний льется височная по горлу шершавому скважина замочная в отдушину ржавую

коли повертаюся…

* * *

коли повертаюся до того міста червоними сполохами разгортаються килими далекого сходу неукраїни у біло-рожевих вогнях десь поруч вузликами болю мерехтять плями дитинства я шукаю його на дотик за пазухою мій камінь кидаюся до ліжка-окопу в очикуванні обстрілу відкинутого тіла мій бій триває ніч мій ворог схожий на мене та я плутаюся коли він робить знаки рукою — браток підповзи на наші спини падає сніг червоні килими нарешті по прожилках пам’яті заливають мій голий стіл

вычитаем судьбу ее…

* * *

вычитаем судьбу ее цветает зрелы сады тьмы путаюсь день на ночь предельно неточные величины забудемся вновь отворим же и проступят околелые лики трутся в объятьях сосцы всё это — не наше оступимся глубже вникнем и не было нас реже болит аль навечно? как жила́ она тут? время тянула дыхи ткала сверяем приметы: полуторка жизнь вторим судьбу а найдем и на гвоздик повесим и себя не бывало а она-то — жила! оголтелая пела, пила? разговоров неточные нити преступай по субботам вела а теперь под накатом гранита тонет горстка седого тепла

а ты ему отдам…

* * *

а ты ему отдам распятых городов и колоколенки и гниль святых даров он нас еще потискает нанижет и выпотрошит и пресуществит раздобрившись с жидочками по пьяни и в кротости мещанской нас помянет и пушечки за чаем наведет братки соседи малороссияне а как он прослезится как капель заслышав несогласну и прыснет и мундирами заест и зубом клацнет с крапинкой алмазной и мы сгадючимся ему блюсти посты по селезёнку вкладывать персты по праву руку сдабривать бразды по леву руку сдабривать бразды в имперском содрогаться спазме обрубленные вытянув хвосты

все вышли к поржавевшим поездам…

* * *

все вышли к поржавевшим поездам к червоным прапора́м в груди застрявшим намертво звезда́м все едут едут онемелым скопом а ты стоишь и мутные глаза бегут в бреду спускаются в окопы всё медленно ссыпается туда всё оступается в распяты города не помнит всё ни пули ни подды́ха мы ссучимся в державны невода поди сюда ко мне под смертную шумиху будь по́ пояс в аду по локти в издыханном паре возьми меня в имперскую узду к местам утопленным в сепарском перегаре где в три погибели загнулись рупора́ где черная печаль у каждого двора где я молчанием захлёбываюсь стоя в тени сокройся красного бугра уйди с тобой несуществующа орда оставь меня лежать в заупокое в соленой гари слышишь хрипота твое клянет соседство воровское какая блажь мне восстаёт в тумане в дурмане боли будто густота ее стоит в луганском котловане

Город, пылящий седыми ликами…

* * *

Город, пылящий седыми ликами, Вырви меня из своих волос. Что среди них промычу безъязыкий я, В землю без корня врос? Вот — не бегу от тебя — увёртывай Жизнь в жестяные свои меха. Вырвусь и брошусь под море мертвое, Туда, где земля глуха.

Житие

1

родилась у небагатой семи но небедные местечки байрамчи в бесарабия третья по счету в 1903 г отца забрали на японской войне сестра его бездетная помогала в 1903 возник погром из ближнего села приехал поп приятель дяди и забрал нас к себе но не могли потому что маленькая болела корью так они запрятали нас у соседа в конюшню на расвете конюх пожалел и перевел нас через задней улички к своему соседу Кричук по дороге видели горящие дома и два парня сидят на спине старика Зильбермана гонят его эта ужасная картина всегда мне перед глазами забыть бы так мы пробрались остались в живых в 1905 отец вернулся из манжурии больными глазами от слезоточивых бомб почти без зубов в тот же 1905 был второй погром руская фамилия Оренко запрятали нас и еще 2 семи а сам своими сыновьями стал возле синагоги и говорил вы тронете синагогу мы подожем церков и так мы опять уцелели сосед Оренко по фамилии Терихов тоже прятал несколько еврейских семи он сказал за что евреи пережили он Терихов на зло им отдал часть дома для еврейской школы ее соорудили Глузман и учительницы Соня и Маня Кипер учили там руски идиш и кажется иврит школа сушествовала лет пять суета была в одну ноч исчезли учителя скоро и Соня исчезла осталась Маня была искалечена в детство она болела детским параличем и всеж таки арестовали в 1907 в одну ноч постучалась полиция делать облаву на чердаке нашли запрятаную революционерку Роза Гершкович потом пошла учиться шить к Лейзеру Трейтенбройт это по договору шить а целый день была нянькой по вечерам подмастерья давали мне иголку и я колола себя в палец все это прошло теперь я должна немного вернуться о моей бабушки

2

когда отцу было 10 убили отца его дедушка жестяник был бабушка имела так называемый магазин было у них 2 сына и одна доч в байрамче была аптека фамилии Бродцкий прошло пара лет и бабушка начала чувствовать антисиметизм она этот магазин продала и купила в байрамче так называемый дом когда отец вернулся из тюрьмы так сын этой аптеки сказал отцу взять такия и другия медикаменты и по немецким селам развезти дело пошло в село Теплиц у одной немецкой семи отдыхал по вечерам и приводил в порядок свою так называемая аптеку вернусь в 1912 начался билбул[56] Бейлиса и опять жизнь была затравлена 2 года ужасные прошли газету что Пурашкевич издавал мы читали у меня в памяти переживание тех ужасных дней недалеко от нас жил раввин Цукерман он выписывал газету из Кишенева на еврейском языке что морально нас не много успокаивало вечером эту газету прочел а утром кухарка ее мне я собирала всех соседев и читала вслух когда его освободили фамилия решила фотографироваться и дать всем фото наш раввин сказал ему надо 2 фоты приехал домой позвал меня дал мне одну фоту сказал это ты заработала за 2 года я берегу эту фоту по сегодня

3

в 1914 г началась руско германская война старшего брата мобилизовали откуда он уже не вернулся второго сына отец хотел спасти отвез его в город Акерман это нас побудило в 1916 ликвидировать бабушкино наследство и переехать в 1917 началась не то революция не то банды помню я как неки Вольман был убит возле его дома доч Рабиновича пошла для матери вечером за врачем и не вернулась ее схватили и потащили к пристани и через несколько дней ее выбросила вода Лева Коган ишол домой вечером от своей невесты и его нашли утром с разбитым черепом в каждой семье свой случай но к началу учебному году я говорила родителям дети обязательно должны идти в школу сестра что корью болела во время погрома осталась физически не полноцена но способная и умная окончила гимназию брат младши комерческую школу я была рада что могла выполнить покойной бабушки завещание она все свои годы была общественая и заботилась чтобы в бедном доме в субботу было мясо и рыба и меня собой брала говорила вот в этом доме занеси и тут же уходи что бы не знали они все что будеш делать для людей так только без денег ибо за деньги это не мицва[57] я по ныне исполняю ее завет

4

в 1918 нас Румыния акупировала тут новые переживания близко нашего дома была сигуранца[58] куда приводили виновных комунистов слышать эти душу раздирающие крики я не могу по сей день в бейтавоте[59] в один день приехал из местечко Татарбунары человек спросил где тут сигуранца мы ему показали но выйти оттуда его мы не видели на трети день мы видели его вынесло мертвого в 1919 арестовали моего товарища Фима Блехман мои друзья выкрали и отправили его через границу в Росию хоть были оттуда кошмарные вести голод холод убиства но мы решили что там не имено евреев убивают и не только евреи страдают это революця а революция требует жертвы так карл маркс писал и ленин сказал так

5

в то время отец заболел форункой на шеи и в одесу еще можно было ехать как старшая поехала с отцом в одесу поместила его в еврейскую больницу я возле него сидела на трети день пошла по адресу к моей подруги швея она мной обрадовалась и просила подождать и мы вышли не сколько парни и девочки с известной в то время песни вставай подымайся рабочи народ вставай на борбу люд голодный и тут откуда не возми пришли нам навстречу не знаю петлюровцы или дениковцы окружили нас и связали канатами и бросили земли мне выломали палец прикладом дали мне в лицо и зубы выбили кров сочилась рука пухла так мы лежали до расцвета и услышали топот лошадей готовы были умереть но вышло обратно спрыгнули с лошадей спросили кто мы и один парень набрался смелостью и силой и сказал все развязали и отправили по больницам меня оперировали руку неск зубов пришлось выбросить и после с оцом вернулись домой путь дороги

6

в 1919 году за мной начал ухаживать парень Кива Оспес прикасчик в мануфактурном магазине он к нам приходил недели 2 в один день встречает знакомая к тебе Кива заходит? но у него же невеста у нея матери нет умерла я спросила их адрес как звать девочку эту она сказала это в Шабо 4 кил от нас взяла все сведения вечером Кива пришол я ему сказала всё ко мне ты больше не приходи как это? оскорбить сироту только потому что тебе нравится что у нас парадные двери и ты планируеш воздушные замки нет мой милый поди к твоей невесты как ты думаеш оскорбить сироту это шутка и женись прошло ск время и наша родственица мне предложила парня мебельный столяр пришол из армии и уже открылся хорошо придите с ним они пришли парень понравился родителям и конечно мне он начал к нам заходить недели 3 в один вечер он сказал что его семя хотят со мной познакомиться и мы пошли с ним собрались вся семя и замужняя доч посидели по болтали и эта замужняя поднялась говорит пора уходить и сказала ты нам нравишся от сегодня ты наша невеста и так прошло недели 3–4 моя мама говорит я заметила что он больной так что ты за больново пойдеш? я ответила надо было раньше смотреть а теперь чтоб я оскорбила всю семю нет этого я не знаю и мы женились

7

в 1921 год был засушливый когда нет дождя нет работы а я была на заметке в полиции тем что шила белье для арестованных евреев и не евреев я Этл Ихт и Хеивд Глейзер собирали деньги для бедных детях и на пурим всех бедниньких одевали обув а на паску всем девочкам и мальчикам сошили костумчик и платецы и несколько из них остались в живых и живет в Ташкент года 2 назад приехала семя из Ташкент которые привезли мне в память фоту от них где пишут для незабываемой тети они уж сами имеют внуков и так мы с мужем решили выехать в Кишенев

8

в 1916 в армии свирепствовал тиф брушной и он болел и выздоровел и берег себя в 1918 армия распалась и многия разъехались он и еще 3 парни руские с нашего района поехали на вогзал а там людей уйма так один из них сказал давайте полезим на крышу вагона я буду за трубу держаться а вы за мной не отдавая себе очет не меньше двух недель ехать он был в короткой куртке простудил почки и бронхи сам не зная этого до года я родила сына и год был засушливый когда нет дождя значит нет работы да я была в заметке в сигуранце что шила белье для арестованых евреев и не евереев и мы решили в 1922 переехать в Кишинев в Кишиневе румыны преследовали аккерманцев в день Рош Ашана вдруг по улицам облава моего мужа держали 3 сутки в мокром погребе он пришел домой и заболел в одну из зимних морозных ночей по нашей улице хулиганы убили еврея так мы вернулись в Акерман где скоро родила доч открыли столярную и вроди все пошло сестра уехала в бельгию звала в 1929 году я сделала больше моих сил и средства и брат мне помог как парикмахер и мы отправили младшую в бельгию тоже а муж заболел и мы поехали к хирургу Доблеру отец сказал ты передай привет и доктор принял нас как родных не хотел денег брать и мы послали ему подарок круглый столик и 4 табуретки в передней для ожидающих

9

но счастье долго не длилось в 1937 когда гитлеризм бушевал мой многострадальный отец заболел он никак не мог согласиться что немцы такие звери он их знал этих честных тружеников и перед смертью саказал что детей не надо было отправлять в разратный Париж Бельгию а надо было в Германию этими словами мой отец скончался на моих руках мать согласилась переехать ко мне с условием что только она будет вести кухню она была религиозная и сильно кошер соблюдала и это было мне не без пользы я вся отдалась талмудторе[60] и мошавзкеним[61] эпизодов много но один из них не забуду бедный парень Сигал гулял с одной девочкой Школьник сирота ну и случилось у них так что же не убить же тогда я и Этл Ихт и Хейвд Глейзер мы их поженили свадьба была незабываемая ну и вскорости брыс[62] соорудили на славу

10

в феврале 41 приехали германские офицеры а в июле пришлось всем евреям эвакуироваться соседи русские подсмеивались эвакуироваться могли только в Одесу мой брат дальше одесы не поехал моя семя решили не остаться в Одесе бросались в отходящие параходы из одесы 10 сентября ушло судно с 3 тысячами раненых и к утру утонуло от немецких бомб несмотря на это мы загрузились при дымовой завесе и 18 сентября отплыли и тут же догнали нас эскадрилия но зенитки наши им не дали утопить они завернули в одесу с парахода мы видели пожары и так наше судно по имени крым ушло утром оно попало на мину счастье было что не в носу а в кормушку матросы спустили лодки и начали спасать женщин с маленькими детьми этот кошмар трудно себе представить лодки начали тонуть ибо рассохлись при ударе человек 100 упали в море этот ужас как люди бросались один у другого вырывали чужих детей потому что с детьми вылавливали первыми не забыть

11

нас выгрузили полумертвых багаж вытащили мокрый стали его сушить у кого сахар был мука сушеный хлеб оплакивали как мертвеца жители Новоросиска почти все руские подвозили каждый день питание я добилась к одной сказала что пока сумеем выбраться хочу поработать я умею шить она была рада я усталых сил своих не жалела и не смотря на усталось поехала сними и тут же покроила не из новаго материала ибо его у них небыло на трети день я уже привезла моей семи хлеб изум вареное мясо в городе я узнала что к Новоросиску из фронта тащится поезд я муж сын и старушка мать штурмом на ходу забралися в него с дочкой растерялися по дороге в Одесу нас сильно бомбили поезд остановился и молодеж прыгала из вагонов в расыпную вдруг поезд тронул и многия остались на поле эту трагедию трудно забыть одна женщина сняла троих старших поднялась в вагон за маленьким и поезд тронул и так мы помчались

12

прибыли в Сталинград многия лежали почти на улицах либо по театрах кино спортивные залы были переполнены не много вернусь скоро появились вербовщики из колхозов брали только специалистов многия записались это где немцы жили их эвакуировали точнее выслали в сибир они нас накормили дали по кусочку мыло чтоб по приезду пойти тот час в баню это казалось невероятное щасте люди нас завидовали описать эти хибарки точнее землянки надо много бумаги без дверей полы земляные а тут уж декабр мы конечно устроились как у маме за пазухой к осени мобилизация забрали больново мужа и сына 19 летняго я осталась со старушкой матери прибыло распоряжение эвакуироваться в одну ноч нас подняли и увезли где горел этот эливатор с пшеницой и дым где ишол через пару дней поезд с фронту на платформах искалеченые танки самолеты и пустые вагоны погрузились и поехали а куда не знали приехали нас человек 40 сбросили у заброшеной пристани я побежала в село доставать кушать ишла по селу и кричала швея швея а у самой слезы наглазах вышла женьщина зайди ко мне зашла покроила из старово палто на мальчика бруки а к вечеру она отвела меня с продуктами в моем отсутствии мама сняла с усталых ног болных обув и не хотя уснула и обув украли и тахрихем[63] в так называемом чемодане что купила еще до войны и она плачет чтож теперь не умирать на что я ей сказала доч у тебя швея только бы доехать и так мы уже были совсем лехкия пасажиры

13

прибыл параход и увез нас на город прожевальск киргизия оттуда на подводах каво куда я моя мать и один пожилой попали в не то город не то село жители там были руския высланые в 20–30-х буржуи я мама старик с женой одеситы фамилия Циглис попали в так называемыя передняя там был печка хозяйка сказала муж на войне а был пьяница поэтому мы голые и холые и тут она открыла сундук и там я заметила ручную швейную машинку говорю ей если у тебя есть машина так вы совремянем будете приодеты ск ни ск она на меня глянула и сказала мое сердце не выдержит чтобы ты еврейка кормилась от моей машины как мы все четверо чувствовались не трудно себе представить один день я зашла в один дом что-то купить покушать смотрю ножная машина я этой женщине предложила она обрадовалась сказала пожалуйста шей ск хочеш и так мать и старики Циглеры были сыты (моя мама была кашерная ела только яички и лепешки) всё становилось проще я нашла сестер моего мужа они уцелели в село полтавской области немцы случайно миновали мы связались и от них я узнала что сын мой жив лежит в госпитале в город саратов продолжаю в это время моя мать заболела и умерла 14 марта 1944 года где и как похоронила но в земле положила и поехала искать живого сына моево

14

от родствеников узнала что сын мой работает в театр юный зритель взяла ручную машинку молотые сухари пять бутылок топленого коровье масло и 3 тысяча денег поезд тащился очень медлено на остановке перед вагзала саратова я исползла и давай шагать 2 узла на плечи и машинка и пошла искать баню нашла баню билет купила а ис бани идет прямо улица ленина хожу и спрашиваю где такой театр юный зритель смотрю навстречу молодой человек с меня глаз не сводит начинает спрашивать не имела ли я родных в галаце я его прошу отстаньте я галац не знаю а он говорит даже голос похож Бромберг Меер который жил по ул. Мовила часом не ваш брат я так рестерялась и истерически крикнула да что он меня испугался успакоилась дошли до театра а юный зритель выходной и пришлось согласиться к нему домой что очень боялась он мне сказал что его сестра замуж за Талмизана Сурка так тебе Мишка звать конечно и так дошли где он представил меня как роцтвеницу случайно нашол утром пошла сына искать отмечала каждый дом каждую улицу чтобы не заблудиться вошла в юный зритель мне директор ответил что такой работал и уже не работает спускаюсь вниз смотрю поднимается парень грязный худой почти оборванец я не успела разглядеть как слышу мама неужели это моя мама и мы друг на друга в обморок

15

пошли мы в его обшежитие где стояли 2 ряда по 20 коек он меня представил это моя мама и мой самый счастливый день ты мама будеш спать пока на моей койки я возле тебя на полу это было 14 июня 1944 г из присутствующих никто не возражал оттуда мы пошли в столовую где меня приятно встретили вособености касиршла неравнодушна к сыну через пару дней познакомилась директором водворе в кабинет ему надо рабочую бумашку я ему представилась и он а иди ка в портняжный цех пока без приписки ибо приписка вопрос сложный потом меня пожалела нека Анна Мироновна спать где 40 мущин она же Анна Мироновна тоже отсидела 5ть лет и вот уборщица а спустя время комендат в университет что не подалеко приютила в комнатушке

16

в это время я не переставала искать свою доч авось жива и писала в каждый освобожденный город и нашла в город Бричаны прибыла она с семей из лагера Бершад она считала нас погибшими ея состояние когда прочли что такая то ищет такую она скриком подбежала и узнала мой почерк да это же моя мама живая и пошла счастливая переписка но как ее в Саратов вопрос очень сложный у матери нет такой крепости чтобы не одолела и не одну вещ сошила в знак подарка бегу счастливая домой куда домой где у приблудных есть дом а тут меня остановят и говорят вашего сына забрали он дизертир мне ноги подкашились но вошла пока меня привели в чувство я поплакала и подумала надо что-то действовать в тот несчастный день казалось что для моей жизнь надежды нет но шаг за шагом начала поднимать архивы что вы мой сын не дизертир и собрала справки с трудностей добилась аудинции к прокурору это мне стоило две пары дорогих чулок для его секретарь да и к ней добраться нелехко было но тут уж пара пачек папирос помогли вобщим добилась пересмотра дело да и хотела увидеть сына хотяб чтоб он издали меня видел за оградкой и вот сшила я не без труда для директора жены Мария Александровна шикарное платье и получила освобождение и за 300 рублей да много часов простояла у окошки мисрад[64] тюрмы по ленинской дали бумашку и я параходом до села Синеньки а оттуда с большой крутой горы спускаюсь я в лагерь за литр водки я эту бумашку достала тогда билет на параход Григорий Фаликов удружил взяла сыночку белье обув ибо его с работу взяли в тапочках полушубок все в мешок а мешок на плечи и пустилась в тяжелый путь дороги

17

добралась до места а оттуда крутая гора кое как скатилась до бюро еще с километр ходить гляжу человек взади меня тихо спрашивает идишка следуй за мной парикмахер так называемой сын твой 2 мес здесь но дежурный не пустит начальница этаво дежурнаво ищет портниху утром я пошла и тут же покроила составила намерила и дала мне пропуск на 25 минут говорить к сыну арестованые шли с работы и мой сын вдруг увидел маму — говорить им нельзя но конвой меня подвел и я отдала все что имела успокоила что хлопочу и поехала на легкой душе июля 25 приехала доч в крестянской юбки и кофта на ногах обрубки сапог ой вэй и маленьки узелочек но куда доч пристроить после больших трудностей благодаря главбух еврей Мосей Осипович тоже одесит таки принял и были мы счастливы а в сентябре пришел сын мы устроились в комнату а в сентябре 46 го пришел муж а куда жить не знаем сестра знакомой моего сына что сейчас его жена училась в университет к начальнику Юли Давидовичу он помог и это было достижение из немного что муж привез из Германи были трофеи я всех по немного обшила приодела включая и девочку и решили мы их женить и с квартрой мы решили опять обратиться к директору Карасю и он нашел выход с положение подумал и предложил нам бывшая уборная и два пленных немца впридачу

18

пришлось очень много трудов положить но комната получилась на славу по тем понятиям доч осталась одна в своей комнати на складе где она пережила ужасы что пережившие в лагере бледнели директор пяница почти каждую ноч стучался выручил ее человек который отбыл в ссылке в Арильск 5 лет он конечно человека не убил он нечаянно немношко больше муки вынес и хоть он ей не пара сошлись и несколько поллитры водки все проделали что директор ей даже кв достал мой муж своей работы был доволен я с той работы уволилась и устроилась работать в районе и с обоих зарплат мы не могли прожить ибо в очередях стоять не кому было и пришлось на черном рынке доставать иду с работы купила и 10 руб пока положила в карман жикета так у меня деньги вытащили продавщица говорила что видела но сказать не имеет право и говорит бери все а завтра отдаш я знаю где ты работаеш спасибо хоть за это выхожу слышу а ид а ид оглянулась смотрю оборванец говорит я из Вильно работал на мясо ну и вынес кусочек получил 5 лет освободился а оставаться нельзя ну хорошо идемте со мной а там видно чем помоч пришли мужу расказывает а я на плитку ведро воды и вошла к соседу професор Оксман отсидел 10 л учился в Ленинграде а жил в руском доме их дочка видно неравнодушно к этому парня сказала родителям куда пошлют я за ним вслед и так и было она взяла ему книги и так он закончил срок здал на отлично и послали в Саратове дали службу професора я зашла к ним и сказала и она тут же сказала все что могу и дала нижнее белье бруки рубашку пижжак сказала ему иди помоиси одень все свежее когда вернулся из так называемой бани он выглядел прекрасно все описать не стоит и отвела к зятю у него был неки Гриша жена его руская но славная и сказала пока надо ему сделать постель покормила его это все хорошо тепер надо подумать где ему голову положить и я с ним поехала на заводи к моему зятю знакомые по дороге купила хорошие папиросы и зашла к стророжу впроходной положила папиросы мне экстерно нужен Игор зять пришол зайдите ко мне домой я сечас постараюсь прити взял пол-литра водка и к начальнику зять пришол и сказал на мясо комбинате есть знакомый жена знакомого руская заведущая магазина она сочуствием его выслушала мы устроим ему постель в махсанчике[65] а ты гриша похлопочи на заводи ведь завод большучи так и было Гриша устроил что стоило пол-литра через две недели жена гриши принесла ему новый паспорт ее брат начальник нквд гриша нашел ему работу а моя семя решила женить соседка предложила девочку уже немного в годах оба были согласны и к году родился мальчик это весна 1955 го а в 1956 там уже хрущев

19

еще один епизод из многих семя Меламуд живут по ул пугачева 112 а мы жили по той улице 123 он Меламуд инспектор обл фин одел честный человек жена его глав-бух обще-торга а два сына Юлик и Боря дом ведет бабушка после таво когда я ей сошила платице это значит нелегально мы стали близки спустя не много время Меламуду в руки попал донос на меня подал сосед-пакид[66] на водки ему зарплата не хватило за донос он 200 р получил Меламуд решил спасти меня вошел и сказал и мы решили меня исчезнуть сына жена достала мне за 300 руб курсовка путевку получаеш без платно но это еще мало я вошла к врачихи нашего района я ей тоже шила и сказала Фаина Климентевна вот курсовка остальное я в ваших руках она сама не веря достала подтверждение что я нуждаюсь в экстреном лечение и в тот день я уехала и на трети день пришли ко мне домой проверить что я не портниха а только порчу матерял была я в дороге 3 месяца первое поехала по указание врача в синтуки пить минеральную воду там же познакомилась женщиной професор литературы ее муж ижинер по линии самолетов ну и сделал самолет что упал и кто был в самолет умер его обвинили жену из кв. вон 10 лет эта женщина боролась пока ее признали и послали на кафедру в Львов и мы с ней познакомились в инсутуки после ее расказа я ей предложила поехать к ней все ей перешить сошить лицовать вобшем привести ее в полный порядок она с удовольствием приняла предложение и я у нее 2 мес жила и все сделала сверх ее ожидание она до тово благодарна что ск мне заплатила казалось ей мало купила билет мне а я легла отдохнуть и просила ее сложить в чемодан мои вещи но смысла моего она не поняла

20

еще один памятный эпизот когда вернулась домой так надо начать работать и мне рекомендовали к некой Буниной которая живет в одном доме смотрю 2 девочки 18 л и 14 л и эта Бунина говорит мне эти девочки моей умершей сестры а отец полковник до того асумилированый даже не хотел чтобы его его дети знали что они еврейки я это учла к вечеру их отец вошел без таво чтоб сказать добрый вечер я подумала ибо мне это очень болело и решила чтобы дети были между евреями и пришла в воскресенье говорю старшей знаешь что идет красивое кино ты хотела бы пойти она ответила да я очень хочу видеть этот фильм но с билетом как только у частников я ответила дай мне деньги и будет порядок тогда Бунина и вторая сказала если можете достать так и мы хотим дали мне деньги вечером я зашла к Меламудам и спросила у Юлика авось он хочет ити в кино он ответил я очень хотел бы а как с билетом я ответила дай деньги будеш иметь билет я пошла достала 5 билетов 2 возле другово далеко от наших билет Юлик возле тебя будет сидеть девочка постарайся с ней познакомиться девочки я дала билет и ничего не сказала а издали подглядывала смотрю Юлик вошол и сел возле нее а мне это и надо кино было с перерывом и они оба вышли кончилось кино они оба пришли и она говорит сестрички скажеш папе что я пошла к подруга уроки делать прошло не сколько дней и он с ней пришол к его родителям в то время Боря меньши в тайне учил иврит их дедушка был учитель иврит но когда его забрали где он уж не вернулся семя все его книги иврит занесли на чердак накрыли и сделали большой замис глины и весь чердак замазали когда они пережили эту неприятность так я посоветовала их бабушки открыть секрет где книги этой девочки до таво все понравилось и почти каждый вечер приходила и любила когда ей расказывали о еврейской истории это было в 1956 году когда здесь было синайское компание в союзе как узнают такие новости так во всех заводах и гимназиях лекции так там такой порядок где Бунина училась професор кончил лекцию как рас кто имеет вопрос эта девочка наивно спросила кто такие эти июдим и почему они так обижают арабов он сразу не ответил но когда уж всем ответил он сказал поступил вопрос кто такой еврей это секта и нет о ком и чом говорить вышли из зала так ученики стали потрунивать ей в лицо на другое утро она пришла к Меламудам и с Борей стали учиться иврит говорить и писать

21

трогательны эпизот в 48 получила писмо от младшего брата благодаря что я парикмахер им нужен был ели живой остался пролежал 2 года в больнице пока пришол в себя вышол из больницы начал искать о своих двух девочках мне сказали что они в монастыр в какой такой монастыр и не знали начал искать по спискам фамилии нет их сдали по фамилии которая их здала и он начал просить видеть детей он всех оглядывал девочки были одной 9 л другой 6 л когда их сдали в монастыр один монастыр оглядел другой оглядел и вдруг слышит папа это мой папа и подбежали к нему пишет он еще много трудов стоило их забрать устроился достал машину ибо старшую в монастыре учили шить и они начали брать в магазине работу и так пишет живем но ты знаеш я честный труженик и хочу чтобы дочки были такими поэтому решил приехать к вам где они пойдут по правильному пути прочли мы письмо и кк ему ответить о нашем так называемом комунизме я долго думала и рискую собой ему написала дорогой брат ты спрашиваеш или Бройтманы наши живы и вообще кто жив дорогой Бройтманы все погибли Флейшманов нет Цукерманы тоже погибли мы их ищем но не находим ни одного еще Шихманы в Одесе немцы уништожили всех Шейр психически болен писала я мы долгие месяцы ночами не спали потому что ответа на это писмо не получили и решили что цензура его изучила и ждала что меня арестуют получила писмо от сестры что считали погибшей но она тоже ели жива вернулась муж спас себя журналист но побежал в отсталой село стал конюхом неожиданно получила письмо от сестры что брат меня знать не хочет и к ней не ходит потому что меня защищала в 57 когда приехали в Исроэл и я уже могла все писать всю правду все ужасы что так называемо комунизм представляет на дело или верней в жизни я хотела его и детей чтоб спасти но он не верил мы 2 года писали я просила чтобы приехал с меньшей дочкой которая мне писала кто вы за евреи и какая ты тетя и та что писала мне письма по французки сказала это хуцпа[67] но я сказала что еще искрене напишу писала писала пока приехал брат с младшей дочкой старшая была то уже замужем вся семя их вособености дочку приняли таким вниманием уважением любовю что она пожелала остаться у нас а отец вернулси мы ей предлагали парнев они ей не нравились говорила она что им нада только лапать а о самейной жизни не мечтают случился нам парень из религиозной семи но они 17 л были сосланы в Сибир а в 48 приехали в арцейну[68] и этот парень пошол работать об учебе в то время и думать не лзя и вот парень нам попался они познакомились понравились я пригласила его но сказала ведь вы разными воспитаниями он ответил она обещала мне 3 прозьбы так это свято зажигать свечи по пятницам и ходить в микву это хорошо но кошер соблюдать она ведь не знает и сказал я сам буду мыть посуду и ее учить и так мы их венчали и она до тово вошла в эту систему что вся религиозная фамилия ее любит научилась говорить на идиш и иврит даже молится каждое утро у них чудных три сына к ним приехала доч сестры в гости познакомилась с местным парнем у них уже 3-е маленьких девочек родители тоже решили переехать сюда дом купили в эрцлии устроились все очень красиво мы были приглашены к ним у меня море удовольствие брат и сестра которые еле живы вернулись из гитлеровского ада выдали замуж детей и умерли я самая старшая а они самые младшие были доч сестры собирается к нам со своей семей я счастлива иметь хотя этих вкруг себя они меня любят приежжают ко мне а я к ним от сестры что гитлер уничтожил осталось 2 мальчика их французская семя приютили один ижинер меньшего в зяти эта семя приняла они с нами мало общего имеют старши гдето в Бельгию живет от сестры моего мужа осталась девочка и я тоже решила значит надо и мужа племянницу привезти и хоть вся семя были против что она тут делать будет учитель руского языка я ни с кем не считалась и начала писать и кк говорят делать маленькие зрикот[69] и так переписывались долго пока получила письмо что боренька их сынок хочет знать меня лично я поняла дело и написала что хочу поздравить всех вас с днем рождение так прошу написать по детально и получила все даты и конечно выслала вызов на 5ть человек но они писали что нет денег мы узнали что сюда приехал Врач она там продал наследственный дом но имел столько денег что не забрать мы ему дали 6 тысяч в Исроэл он туда известил и дело пошло и приехали они довольны и я дышу удовольствием у них дочерь кончает школу сын кончил службу цова[70] все в порядке я счастлива

22

в 56-ом хрущев с гомулкой договорились разрешить евреям ехать в польшу не смотря что он гомулки сказал уж больно много у тебя абрамовичей в мисраде[71] я читаю в газете маленькое извещение буквально 4ре слова кто желает выехать может хлопотать и побежала к зяти показала ему он говорит хорошо поллитра водки и его управляющи сказал езжай ск тебе надо сказал зять что в москве сестра умерла там ему не хотели дать разрешение по ск у него советский паспорт обяснил что он из ровны там сидела машинистка и он к ней обратился слушай ты же нас знаешь из ровны мою маму Макля и мои братья у нея видно не было другово исхода и машет головой вроди да да и ему дали разрешение и добавил у моей жены отец мать на нашем иждивение и получил для нас этот Мишка соседи и Клара у которых уж есть маленьки уже беремена вторым узнали что мы собираемся и ужаснулись кто ведь нам поможет я их успокоила что мы вас не забудем и слово сдержала сына жены сестра из польши Варшавы уехал в 1946 она учительница рускаго языка а он капитан хотели чтоб мы остались а мы низачто мне казалось что с каждого камня течет еврейская кров там в еврейски посольство каждому дали по 1000 польских денег и мы с мужем улетели в исроэл а вся семя ждали поезда или парахода приехали положили нам 2 койки 2 матраца одеяла 2 и большую коробку кушанья мы своим глазам не верили через пару дней вошли к нам 3 человека Хавива и Хаклай и Мойша Левенсон но не знали кто они нас спросили кк мы себе чувствуем мы не хныкали муж мой больной с кровати поднялся говорит смотрите у нас отдельная кухня они сказали мы вас поставим на пенсию и Хаклай спросил ну как вам наша страна я ему сказала эта страна наша всех

23

и так мы обжили этот цриф[72] посадила я деревя фруктовые и цветы виноград и прочее за что два раза получала премя в первые мы почуствовали что мы свободные от разных оскорблениях и неприятностей вся моя семя не жалуется все трудности что им пришлось пройти кк новые они прошли без шума и не делали вывод через неделю нас опять посетили Хавива и Хаклай они нам были довольны я сказала я умею шить пойду работать они сказали по ск ваш муж больной вам нельзя и решили нас поставить на линию социального обеспечение я была до таво тронута их внимание и сказаза по ск все годы ничего не могла делать для нашей страны я хочу чем-нибудь быть полезна и сказал у нас есть камитет итахдут оле русим[73] мы найдем через время меня собрали в яфо где познакомили с Цорефом и все единодушно решили чтобы я посещала новых да с удовольствием пожалуйста а когда и моя работа стала заходить в каждый цриф и кому что надо такой и другой сырой материал клуб устроила на ул Аронович 5 куда мы часто собирали стариков я всегда доставала машину шофера по суботам я ходила в рамат анаси там собирала конверты в союз и посылки распространяла наш журнал и по путно связывала через этих людей маса городов очен просто адреса я собой имела всех моих соседев каждого спрашивала где кого они имеют родных и люди с удовольствием мне сказали тогда я тому дала адрес и обяснила напишите и пишите обратный адрес другой и обязательно на конверти написать имя очество полности не инициалы по паспорту и так я многих связала наш комитет не мог брать столько конвертов ск я собрала оч много городов многие приехали сюда в общем пути открывались Поля Брустман Алексею Мурзанко Этя Бронштейн Борису Цыпленок Геня Маскира Аилие Глезеру Игор Ш. Талмазану Абр и Ц. Авнер Цви Эдлисой Т. Хаймович А. Фих Малки Мосеев Кругман Р. Ойзеровичу Айзентал Кац Цили Якобзон Якобзону Эдлих Рахель Бритви Р. М. Цви Авнер Алексенбергу П. М. Шварцман Сима Хае Косой Чемеринский Виницкому Кругман Фрехтеру Якову Гала соседка Гликману Хаймавтер Хая Френкель Белы Чемеринский Гриша Пак Фрейды Лахман Финкелю Кац Малка Цац Цили Ангел Исаак Френкелю Рознер Озеровичу Мамян Кароль Бурманой Шейвы Левит Ида Пипергалу Розенберг Черниловой Намян Карол Бурманой Левенгер Шури Лаптачук Штейнер Виницкой Доре Гниперман Аспис Люби Бендерский Щупаку Абраму Брусиловский Брусиловской Фири Ходас Эся Аспис Люби Наханан Финкелю Швацман Сима Зайкису Ицкович Хайкису Боришанская Френкелю Чемеринская Шошана Паку Израилю Капельников Абрамович Мири Цамир Мириям Кац Цили Борик Рабиновичу Меняло Шмуль Бухнеру Гузман Соломон Гузман Лии Борик Маня Рабинович Бети Цыбулевская Арби Саре Клейнер Хайкису Айзман Меер Виницкому Штейнер Лаптачук Цаликова Мирвису Новопруцкий Мордехай Зелцеру Давидов Финкель Берте Львовне Каплун Арончик Каплун Рае Львовне Борок Лейзер Рабиновичу Блюме Хана Эпштейн Шаие Клавдие Яковлевне Вайншток Ройт Соне Франк Иосиф Московичой Хане Шиндель Зафту Лизы Исааковны Гойферман Ангстрих Васерман Ройтбергу Вайсман Либману Айхенбаум Берманой Подольский Кац Эстер Горешевской Ройтфарб Блюму Розенфельд Кременб Трумер Сойфер Белиновичу Зигель Паул Вебер Вилиаму Готесман Фагельбоиму Фремд Рахель Акерману Крупарул Берману Штейнберг Хана Розманой Суре Копел Яков Котляру Клейн Эва Звагальской Медник Табачнику Квитко Михаил Феишер Любе Иосиф Франк Московичу Това Ногина Эдуарду Кузнецову Илана сестра Гутману Илелю Насилевич Ицхаку Школьнику Штейнберг Броня Анатолию Малкину Бенпорат Сима Арие Лейб Ханух Левинзон Мойша Сендеру Левенсону Шушана Фудим Марку Нашпиц Амос Халфин Анатолию Шоранский Шмул Бекер Вольфу Залмансон Залауда Гаудлик Борису Пансону Визанка Абдала Юрию Федорову Мулер Иосиф Борису Ципленок Цифер Лева Алии Глейзеру Лиза Коэн Алияу Гутман Виржина Митра Дмишицу Марку Ида Леви Арие Хануху Каталан Сузана Александру Морзанко Ильман Кравчик Евев Соломоновне Ульбрайх Шуперу Соломону Наумовичу Захария Авраам Марку Нашпиц Давид Залуга Иосифу Менделевич Менцер Мордехай Школьнику Ицхаку Штейнберг Броня Анатолию Малкину Милер Иосиф Менделевичу Кивейко Фейга Анатолию Алтману Бренер Ривка Анатолию Шаранскому Шмеэл Дуненайс Борису Пенсон Дафрир Рахель Алексею Мурзанко Хаим Зайчик Залмансону Кукавка Иосифу Бегуну Назария Хана Дайч Заиму Львовичу Игор Хая Дралюку Циони Хаим Лавочнику Моисею Бенционовичу Арони Малка Белик Любе Хаймова Дина Босовой Берте Гизи Федре Магидой Берте Давидовне Готлиб Марковой Бужер Дралюку Сетров Бениамин Эпшейнам Шарон Долин Хахам Рае Финкель Амалия Босовой Рабинович Рыбакову Капельникова Линской Гершензон Королю Мирза Роман Краснову Портной Ваксману Фридман Фридману Шейнтон Израиль Циркину Клейнер Эстер Веостерой Гродская Лилия Рубинштейну Шмуклер Изя Олзе Лее Абрамовне Пилецкий Гросману Шор Хана Меламедам Файн Рита Левинсону Олькеницкий Смоленской Берте Лейкин Улицкой Горенштейн Харазу Зингер Колосовскому Кучер Аиса Воробейчику Мотлу Топчик Бодницкому Табакман Мендульбауму Бренер Аптекар Мине Припас Хаим Ланда Исааку Смитанка Песису Яше Мясковска Марковой Рахели Новопрудки Мордехай Зельцеру М. Ф. Сайкович Тихте Черновиц Корнблиту Финкель Берта Хайтов Дине Хахам Рахель Трубштейну Юсиму Борик Маня Заславской Т Штейнманц Штейнманцу Фельдман Гельденбергу Охман Уманской Иофа Клара Козловой Кастнер И. Трафлерой А. М. Готлиб М. Маркевой Р. М. Трекфель Кернерой Цамир Мириам Авербуху А. М. Бурко Мойша Банкайте Ципоре Херсликович Исаак Рыжовой С. И. Брусилевский Френкель Беле Аб. Смилянская Э. Гершковичу С. Э. Майстерман И. Фаликовой Л. О. Максимов Пинхасовой Хаят Д. Хильченко Иос. Иос. Игор Шолом Дралюку Р. Д. Максимова Яхиэла Доставой С. Б. Олькиницкая Роза Волковой Белинькой Либа Ирусалми Хане Чемеринский Песису З. Т. Рахлис Ривка Фельдману М. З. Г. Жданов Горенштейну

24

как только переехали в хулон нам дали кв. напротив кино Рон вот там и была работа люди приезжали я даже наткнулась на провокатора несмотря на то что хорошо зарабатывал кк столяр и жену устроил на кухни где она таскала а он выпивал поставил условие чтобы ему дали кв на на ссуду а даром матевировал что он там оставил дом наши конечно не дали если мне не дадут кв. я уезжаю обратно и уехал вывез большущий багаж а старушку мать оставил в црифе говорил ей отправим багаж и за тобой приедем к вечеру захожу как всегда смотрю сидит старушка на пороге позвонила куда надо мне ответил человек подождите вернулся сказал что их багаж ушол в 12 ч. а они улетели в 1 ч 15 мин я старушку уложила спать и позвонила второму сыну он утром приехал и забрал маму к себе кк только они доехали до вены их кк видно ждали и через короткое время он передавал в газеты и радио такие небылицы лож меня он исключительно пачкал и мое имя поместили в газетах во всех городах что я выманиваю у приезжих деньги и многие перестали писать мне и другим я писала под другим именем с другого адреса недавно одна семя приехала оттуда и сказали что мкб знает мой почерк и теперь я диктую детям и внукам и шлю много писем бог с тобой а я продолжаю кому как помоч что эпизодов не перечесть

25

Сирожа мальчик помню сейчас он уже полковник года три назад узнал что семя из его двора собираются выезжать он меленько очень на маленькой бумашке написал зашол к соседу снял с него туфель поднял стелку подложил бумашку прибил обратно и сказал чтоб обязательно нашол нас и чтоб мне отдал это в один вечер позвонил человек и подал мне маленьки клачек бумашки и сказал мне вы сами поймете я с трудом это разшефровала переписала и хочу этот гимн тут поместить народу доблестному крошечной стра ны я благодарностью волнением посвящаю свой скромный труд на долгие многие лета в год обилейнный вам желаю. пусть никогда к вам не придет беда пусть смех детей звучных не умолкает и пусть растет прекрасная страна земля израиля цветет благоухая я знаю всё всю правду ваших дел все ваши думы чаяние тревоги вы знали что уж никогда не будет впереди иной другой истоптаной дороги во имя справедливости единой вы все кк один пошли в опасный страшный бой закончились бои и мести кровавых дней вы горес — тью земле сынов своих предали от слез погасли очи матерей но знали вы за что вы воевали и снова солнце выплывает из за туч и птицы пролетают косяками и детски лепет слышится вокруг но очень хрупок мир на головами вы грудью встанете за ваш прекрасный край я знаю вы себя не щадите я чужестранец враждебной вам страны но благо — дарность прошу принять. Друг.

26

дали 65 руп пенсия на каждый мес так я тоже хочу для страны и мне дали работу обслуживать новых и я просила начальнику об этой семи Яхнес Мишка что я хотела иметь их здесь прошло время и в один день читаю имена смотрю Яхнис Хаим-Мишка и жена Клара и 2 мальчика послали в Бершеву я придя домой взяла чемодан обошла всех соседев и с полным поехала в телавив оттуда в бершеву нашла они мной обрадовались ну а икар как с парнусой[74] он ответил кому одноглазый нужон да и второй плохой я знала что в хулоне есть иргун[75] слепых кое кк у них переночевала утром его с собой и поехали нашла директор был в кабинете я ему от и до и к нему приучили собаку устроили сторожем в ирия[76] бершеву а жену в качество уборщицы квартиру дали 3-го сына родила и вот через лет 6 получила письмо старший бармицву чтобы приехать я организовала всю семю и одного знакомого с суситой[77] эту радость что мы приехали не описать выпили я огляделась что все наброшено нет шкафа я сказала ко всем еслиб можно какой шкафик один обозвался я столяр и мы сойдемся и тут досок принесли и составили и нас всех сфоторафировали и эту память я сохраняю для меня это фото дороже денег такие исторические фоты у меня много чем я и горжус а тут же когда опять выпили говорю может получится из этого парня что по бармицве один обозвался его друг в ирушалаеме ишивой[78] ведает не фанатики я ему дала руку и сказала надеюсь вы слово сдержите а потом и второй и трети сын пошли по стизе и мы были у двох на свадьбы а трети еще в цова[79] и по се день я счастлива и имею море удовольствие

27

еще интересный епизот хожу по делу вижу женщина не молодая стоит и ломает руки да плачет я к ней подошла успокоила она говорит я хочу покончить собой и не знаю как и где мне брат родной послал вызов мы двое остались только после гитлера брат очутился в исроэл а я в черновцы и вот приехала а жена не хочет меня с ними жить мол мне дадут квартиру одельно а они одельно и я ответила что конечно вам дадут квартиру не плачте будте вполне спокойны квартиру получите и для того чтобы вы да не переживайте будьте моей знакомой а сама пошла в обсорбцию и начала хлопотать и конечно ей дали квартиру близко от брата она была до тово счастлива все это описала своим в черновцах где они просили ее сфоторафироваться со мной они хотят видеть это лицо и мы снялись и я по сегодня храню эту фоту а родственники и знакомые писали ей если у вас есть такие искрение люди так и мы не отказались с ней познакомиться и я послала им 4 вызовы и мы по сегодня друзя и я обслуживала приежих и спрашивала где ваши родственики и таким образом связывала очень многих а по ск в советском союзе нельзя переписываться с америкой мне давали имена и откуда они выехали я все записала отнесла равину Васерману и он сказал какие у меня будут тяжелые вопросы он мне поможет когда а вот эти имена мы связали с людьми кто потерялся и многие нашлись а те кто в израиле получали посылки американски и по ныне получают так что им хорошо а что не подходит находят меня ибо знают что я всегда найду кому надо

28

один случай из многих хочу описать прибыла с мальчиком мать учительница англискаго языка но искалеченая совсем не способна к труду с 2мя костылями хорошо учился в доме все делал ея муж тоже наверно не грубиян но почему то по вечерам начал по поже приходить в один вечер ей не спалось и она пошла попить в кухни видит ея муж крепко обнявшись прислугой заснули она открыла окно и долго не думая выбросилась на смерть не убилась но кости поломаны после того с мальчиком приехали сюда как видно муж действал акульным путем и они получили вызов мальчик окончил школу и начал так называемо зарабатывать кому двор убирал кому что когда бы я не пришла в комнате гениальная чистота а мальчик в кровати читает я решила он должен учиться пошла к Бенямин Вест сказал где написано что все должны учиться я растроилась и сильно стукнула в стол и сказала этот мальчик да будет учиться а о питание не будете беспокоиться утром я пошла к ним с радостью мальчик еще в кровати я подымаю его обув смотрю не только падметок нет но и стельки проношены взяла зашла к сапожнику сказала эти ботинки к вечеру должны быть готовы мальчик пошел в гимназия но его отправили домой не было форма черные бруки и голубая рубашка смотрю одно утро мать с костылями тащится я в окно стучу ты куда она мне сказала я ей сказала вернись домой будет порядок зашла в магазин гверет[80] Шор взяла бруки где меня знали скорей отнесла и мальчик бегом успел в школу заплачивать такие и другие долги помогла мне Батья жена ижинера мальчик окончил тихон[81] дирекция направила его в университет на стипендию в срок пошел в цова[82] и там учился по окончание службу сдал экзамен сейчас он кацин[83] и женился мать его живет и дышит счастьем

29

за одно еще один эпизот из многих прибыли муж и жена до того больна была в лагере у немцов когда они мне сказали что в батяме есть семя ее брат и если им дадут батям так он сумеет уйти с дому что то заработать опять борьба в сохнуте тогда батям никому не давали но я и мои сотрудницы мне поддержали и мы с большими трудностями достали и они получили кв. возле ея брата она была счастлива вся семя брата заходили к ним его фамилия Брукнер

30

не могу пропустить еще одно из многих переживание в начале 47 в Саратов приехали драм трупа из Москвы во главе Михулис и Эпельбаум ставили король-лир и кровавую шутку театр каждый вечер был переполнен мы хотели еще кое что посмотреть но им видно сказали хватит они видно собрались выехать в Одессу Черновцы случайно мы узнали что артист Эпельбаум погиб на сцене кк что никто не знает в газетах не пишут виновных не ищут через время мы узнали что Михулис погиб вроди при катастрофе где кк не известно но что-то мы почувствовали не приятное факт начались грязные фельетоны то на врача то на ижинеры и каждым днем эти фельетоны увеличились мы горечью почувствовали соседи старались преподнести нам газету мол читай на что ваши способны мы жили во дворе университета где вроди люди культурные называя нас космополитами в один вечер вошел к нам професор Альтшулер просил мужа сделать ящик для упаковки книг со вздохом сказал да я дослужился меня сняли с кафедры но спасибо голову оставили посылают меня в Аткарск в качестве учителя его асистентка еврейка не замужняя одинокая от всей семи одна осталась живо после Гитлера и ему не разрешают взять собой вроди учителя не нужны помошника но что с ней будет бедняшка жена Альтшулера переживала професора Шварц директор первой советской больницы специалист по печени сняли с работы за большинство греха люди видели его стоять в очередь с поднятым воротником а бабы над ним потрунивали всех и всего не перечесть но даже на такого директора механического завода Исак Осипов Карась который был примером многих заводов во время войны его рабочие уважали потом в самое тяжелое время войны не голодали в 1950 мой сын вошол к директору по дело и он сказал Фимка уж я и почуствовал моего сына Олега в Суворовской школе не приняли со всеми лутчими отметками и на меня готовят материал хоть мои рабочие плохое не могут говорить они способны выжать чего и не было мы получали из варшавы газету ды фолк штымы в один день к нам вошол офицер вроди еврей спросил вы чемеринские да так прекратите получать фолк штыму я пыталась доказать что газета она пролетарская он не дал мне говорить и сказал я вам советую нашим переживаниям границы не было сейчас сожгли где какая бумашка но ночами не спали ибо муж в армии такое пережил план то н, к, в, д везде должна выполнять они хотели мой муж подписал на рабочего руского а он категорически нет так начал замечать следят и 3 года он это чувствовал когда его освободили из армии он это лицо видел еще в бендеры по дороге домой но с бендеры его след простыл а потом мы лиш узнали что нам готовят бараки в биробижан и тут та самая картина руские жоны говорили своим мужям евреям нам ехать нечего мы дома если вас пошлют ежайте так было во время погромов евреи бегали куда не знали тоже самое было нам сказано до смерти сталина но на 21 създе когда хрущев открыл все преступление и все ужасы что при сталина люди и не евреи пережили и план выселение нас в биробижан мы думали что в конце концов наши переживание кончились но не долго мы отдыхали

31

еще один эпизот и хватит в один день сижу в одном доме по делу вдруг забегает соседка плачет у нее есть брат в ирушалаеме у него жена умерла но старшей дочке 22 года она приехала к этой тети посвятила ей секрет что беремена и чтоб не опозорить фамилию вособености отца так решила подброситься под машиной чтобы носила характер катастрофы я это выслушала и сказала покончить собой время есть я что то попробую что то имею в виду взяла адрес девочки и сказала если придет человек и скажет меня такая и такая рекомендовала но чтобы отец не знал я была тоесть и сейчас знакома этими людьми после гитлера мальчик остался и кк видно родители культурные были он голодный без обуви в школу ходил и одна девочка тоже работала и училась в гимназии они познакомились подружили решили сойтись им дешевле и оба строго решили пока не будут устроены чтобы детей не иметь они закончили учебу прекрасно устроились и уже могли но ничего не случилось кк видно не один аборт и я знала как они хотят деточку я к нему передала что он мне нужен в их интересах он пришел он был безумно рад я дала ему адрес и обяснила что он должен там у себя приготовить отел и конечно ее познакомить с женой и знакомым говорить что жена беремена он поехал в ирушалаем познакомиться она послала телеграмму в такой то день я приеду ее встретили и отел нашли близко к род дому и с Врачем договорились что кк только она родит так доктор переведет ее в другую комнату а жена его ляжет на место ее и так все случилось сестра из больницы научила кк кормить роженица вернулась домой отец ее выдал замуж у нее там два мальчика эта девочка что родилась уже выросла красивая умная за богатых родителей и я рада что мне эта мысль пришла эти родители до таво счастливы им меня не забыть

32

в 1908 отец моей маме приехал из Килии прощаться своей самой младшей дочери говорил я еду в палестину хочу быть похоронен в святой земли через месяца 2 приехал мамин самый старши брат женой и четыре сына взрослые сказали едут в Аргентину за счет Барон-ирш который им сказал что еврейское государство будет в аргентина они ехали в селах учиться сельское хозяйство вести что получилось мы уж видем что там антисиметизм когда мы приехали сюда я начала писать искать фамилию Абрамовичи и по ск я осталась одна в живых после гитлера так ищу конечно уж внуков моего дяди Мойши жена его звали Дина у них было 4ре сына никогда не переписывались в те годы прошло много времен и я получила писмо что он носит имя его дедушки имеет большую семю и если я хочу они мне или верней моей семи пошлют денги сколько нада чтобы мы к ним приехали я соотвецвенно поблагодарила за внимание но написала что мы к вам никогда не приедим по ск живем в своей стране добитой много кровью а вы к нам милости просим но ответа больше не произошло до сегодняшнего дня авось еще получу тепер по ск в аргентина как мы знаем антисемитисм я бы им написала да адрес их затерялся забылся

33

еще один эпизод о детства и продолжается поныне еще в Байрамче мы были 5ть подруги самая близкие были Хана и Таба мой отец на празники детям заказывал обув я уговорила Ханы закажи себе тоже на задаток ск у тебя есть и у меня есть 35 копеек главно чтобы относили людям работу в день празника я свои новые не хотела одеть меня мама побила за это на другой день отец спросил почему не одеваю я сказала Хана тоже заказала и у нее не хватает денег выкупить он дал мне чтобы мама не знала и так оба были в новой обуви прошло ск лет и к одной подруги приехал брат из армии инвалид на левую руку и выбрал самую красивую Табу хоть ей было 16 ну и женились и по ск его родители жили в раион между рускими так он тоже начал пить и родители решили чтобы они уехали в Татарбунар и он перестанет пить но и там продолжал дети уж подросли и в один день она взяла детей и приехала в Акерман все друзя позаботились достали квартиру мальчик пошол в портняжный и девочка хотела быть сестрой прошло пара лет и эти брат и сестра договорились еще товарищами чтобы по льду уйти в одесу там жизнь новая и лутче они дошли и на границе их забрали на 10 лет в сибир эта мать плакала переживала но она не одна была закончили эти ужасные 10 л и нашли свою мать в черновцы сын женился имеет уж дочку вышла замуш и имеет 2х сын и доч и сразу по приезду в нашу страну я писала во всех городах искала родных кто жив остался после гитлера и нашла Табу где и ее дети мне писали я была счастлива такой нахотки сын с семя приехали доч начала учить иврит а он кк портной нашол работу но кв. им не дают мне много трудов стоило добиться им кв. машину он имел и начал таскать из мастерской по руски без совести и стыда доч в это время познакомилась с парнем и в один ден жена принесла билет на свадьбу мы конечно не пошли мне стыдно было что он себе позволял они свадьбу сыграли и отвезли молодых в Бельгию мы думали что он там останется но нет ему здесь лутче у него шикарное кв. получаю письмо из черновцы мать умерла говорю ему давай пошли вызов сестры он мне ответил муж ее там на хорошей должности и категорически их сюда не хочу требовать я конечно с ним не сочлась поняла что он боится что придется сестры помоч и к нему больше не ходила и ходить не собираюс и делала свое дело послала вызов в 1974 приехали и позаботилась чтобы им дали кв. возле двоюродной сестры сыну ихнему было пора идти в цова[84] а доч должна была кончить университет англиского языка главное трудолюбивая не желает никого беспокоить ей дали клас где ней довольны и не брезгует никакой работы она себе сняла кв. мы ей одолжили деньги она дала чеки и выплачивает точно но с оцом было много царот[85] не мог он подобрать работу и сказал моя жена была прислугой так я лутче повешусь его жена вынуждена устроиться в институт Вайцман как прислуга это конечно было нам больно обидно в один ден убирала комнату директора он глядел что-то она не похожа на уборщицу спросил чем вы работали там откуда приехали она ответила медсестрой сказал уборщиц мы найдем а сестры нам нужны и все пошло как надо в один день мне обшая знакомая расказывает что делать муж то ее не работает денег у них нет я тут же побеспокоилась моей Тобочки дочки между моими приятелям собрали 1100 лир она была счастлива и муж начал в раматган бухгалтерские курсы и они дали ему работу там же он счастлив она сделала курс и ей дали работу сестры поработала получила получку и мне отдала прошло время вдруг один день как я вижу явилась испугалась что такое ответила что там где они живут хозяйка сказала что продает весь дом чтобы они выбрались и если могут достать денги она им продаст эту кв. я с ними пошла к моим бывшим сотрудникам и мы решили надо купить а деньги надо много у них в касу было 8 тыс это не деньги и Мойше Левенсон дал им писмо и им дали 25 тыс за подпись Левенсона и 20 тыс дали с работы и эту кв. купили и они до тово счастливы что не знают кк мне отблагодарить получила от них уж 3 писма пишут что сын службу кончил ответила что приеду к нему на свадьбу

34

помоч людям надо хотеть такие и другие случаи у меня есть всех эпизодов фоты я довольна что была полезна людям я собирала конверты для отправки посылок и связывала очень много городов в росии многих вызвала с трудностями но приехали это не значит что я ошибку не совершала благодаря хороших условия мой муж жил до 1966 а там его уверяли что он кандидат и умрет по дороге я посвятила себя олим хадашим[86] тут я должна писать о преступлении что сделала по отношении к себе я в моей жизни по завещание моей бабушки никому плохово не делала что делать надо кто нуждается в помощи когда мне предложили зарплату я отказалась ибо знала что страны нету денег и так продолжаю мой любимый внук встретился с одной хорошей девочки где в доме 5 душ детей мать больная работает один отец девочка всем нам понравилась значит надо что-нибудь думать и подумала — это эгоизм я живу в квартире одна так надо им помоч квартирой приходите живите по ск квартира мне без денег дана и даже за воду не плачу и решили что до конца моей жизни я буду жить в меньшей комнаты и собрались и установили свадьбу и молодые из свадьбы вошли в готовый дом к ним приходит молодеж поют танцуют и ушла к сыну жила у них год в один день встретил меня старый мой подопечный Брукнер говорит знает что уж 2 года как муж умер а его жена год назад и сказала она ему по ск. ты рестораны не любишь так чтоб подобрал себе женщину и он решил меня искать и нашол меня и без всяких церемон сказал за все хорошее хочу тебе дать пожить по человечески не думала что выйду замуж в 70 лет я видела что этот человек открытой руки и открытом серце в то время внучка вышла замуж и он дал 1000 фунтов это была сума мы венчались и если бы он пришол в моей кв. он жил бы поныне и он сказал давай пойдем в бейтавот[87] и выбрал самы лутчий его сын приехал взял его в банк и перевел все деньги себе мол процентов поболше через 4 мес он пошел взять 4ресто фунт а директор говорит у вас денег нет так до тово растроился и заболел его положили в больницу ходила к нему с утра до вечера и заболела пока меня оперировали в отдел генекология мой золотой преданый муж умер

35

как второй муж мой умер я не оставила привычки замечать кто нуждается смотрю в бейтавот развозит обед студенты и студентки ново прибывшие знакомое лицо я спросила и не ошиблась зайдите ко мне и она пришла они из Киева они давно имели сюда приехать сестричка 10 л ходит в школу силно хочет учится в гимназию должна внести 1000 лир и у меня нет я купила вексель за 4ре фунта и взяла 1000 выплачивать по 100 в мес дала ей она была счастлива в один день вижу парень обед развозит он ко мне я ищу вас садитесь вот на тот стул мне нужны 1500 лир для университета я поехала с ним в комитет и некая Хана вынесла ему эти деньги вот так я кое что делаю в один день пришла женщина с девочкой 2.5 годика жалуется девочку негде оставить соседка хочет 500 чтобы взять ребенка уже вечереет чтобы опять в комитет ехать и я вспомнила что у нас в 68 квартире живет один который хвалится что денег много я к нему дайте пожалуйста достал из кармана 500 я такие деньги в свои руки не беру идемте со мной и вы дадите на другой день он приходит поболтали вдруг поднялся повернулся и обнял так крепко и начал целовать и я поняла что он купил меня за эти 500 ко мне больше не приходите случай уж должен был меня научить но я сделала еще хужее в одно пятница в часа 2 вышла ждать сына взять меня к ним вижу сидит человек которого видела у новой соседки чтобы гулять с ней 2 часа а теперь она его не хотела иметь у себя у него была болезь он не чувствовал и писил и делал в штанах вижу этот человек грустный и говорит мне что старушка заперла двер и ему придется спать на скамейке я дала ему мой ключ а приеду я в среду вернулась бог ты мой так воняло что в комнату не войти мальчик мой и устроила его тоже как надо

36

с иголкой в руки я зарабатывала в 78 лет мне доктор запретил в связи с ухудшением состояние серце и глаз для меня это был удар очутиться бездельницей и я осталась без средств случайно встретилась с человеком которым я тоже немало добра делала у меня есть выход для вас с положение есть старик почти слепой жена умерла будете готовить убирать и все будет в порядке я ухватилась кк утопающи за соломину и поехала смотрю у него спальня возле кухни диван где буду спать человек культурный взяла свои вещи и переехала прошло 2 недели я смотрю у него ненормальные моменты я сразу не придала значение но это сумашествие стало чаще я встречаю соседа а он меня иронически спросил ну кк живете я ответила хуже быть не может вы попали в глубокую яму кк слепая лошадь я вас вытащу как он спит возмите вещи и если имеете куда ехать бегите нашли комнату привезли сапу газовую плиту фрижидер стол стуля и все хозяйство дети принесли мне посуду сейчас живу спокойно довольна и моя семя довольны мной они собой довольны хорошо устроены за большим не гонимся только бы дождать долгожданный мир люди которые пришли сюда раньше нас еще больше всех пережили да сколько крови пролили что просачиваются у нас люди неблагородные и нечестные конечно стыдно обидно но семя не без урода страна наша составлена из много разных лоскутков я как портниха вам говорю и надеюсь что по моему истино правдивому описанию люди, вы меня поймете а если потребуется я могу лично обяснять и рассказывать каждое просшествие не с целю заработка я хочу чтобы люди прочли чтобы люди узнали они много должны узнать чтобы ценить людей и любить жизнь со всей искреней души

По воздуху сдержанности

«голод памяти проживают как ветер…»

голод памяти проживают как ветер сидя помните иосифа? в яме на дне

«но и выход в город могучий не утешает…»

но и выход в город могучий не утешает хор страдания выводит двунаправленный ком я так не могу больше

«помнишь / хрупки народы…»

помнишь хрупки народы и господь узкий меч наклонился внутри

«помню землю сиона…»

помню землю сиона мимо кит-страдание плыл все зашлось пылью жаждой воздуха не помнить сион — это помнить ничто в случае исходящего бога-беглеца

«у меня ни света…»

у меня ни света его понимания, вечности храни горечь в кувшине по сравнению с это страх и удар но откуда — пожалуйста — камень и сердце набито битком

«это к нам…»

это к нам хрупкого го́ря печальны вовеки столбцы дует добычей

«седьмой день…»

седьмой день вечернее небо оливковых листьев на вершине земли воображение запаха средней души человек я мужчина — мне велено богом а по сути фантазия узловатый пинок и он сплюнул

«и это сбылось…»

и это сбылось брат ухлопает брата и третий сказал а давайте на время и они сказали давайте небом застроен господь

«его приговор…»

его приговор нечто хрупкое по воздуху сдержанности

«а пришли они жизни во вторник…»

а пришли они жизни во вторник мимо кивками семь дней и пинок и на третий в нём будет пусть мрака ничто и пригнулись под страха мясистой рукой

«мой вопрос им блаженный…»

мой вопрос им блаженный аромат рук его снисхождения

«ближе пыли наблюдать хорошо…»

ближе пыли наблюдать хорошо вымирание облака узлы добыч набухают в случае тени

«и я скажу им пыль…»

и я скажу им пыль полагая позора на спину узлы человек я под аркой земли беззакония

«факел стыда…»

факел стыда в руке хрупкого куст — человек Я

«смерти кустарник…»

смерти кустарник при входе задержка земной крючок за пределами шпилька оттуда и ночь и лицо лес закружит подводный

«голубь воли сказал мне господь…»

голубь воли сказал мне господь отказаться воды́ от души а земля навсегда вот спасибо

«это сбылось…»

это сбылось голод господень, во-вторых, говорят по вертикали голубь-господь да воздуха длани еще один день или слово пепла мешок и сказал говоря ничто и ничто — это бог человек и страданье ведомо

«этот голубь — опус зла…»

этот голубь — опус зла хорошо и сказал и нырнул ему там вершина — тень радости

«восьмой день…»

восьмой день третьего месяца стоя засыпаю во сне говорю ударяюсь об угол соседнего дома обернусь и ничего на этой улице меня не знает хотя бы дерево и то горит мимо просится снег и не узнать его синь под глазами тьма одесная долготою дня не исполнится и не водворится и не забудется доползёт до кровати уткнётся и разревётся

Временные но исправимые неудачи

*

перевесил полки поместились книги и ноты посуда и припасы переполнявшие безобразной толпой треугольную вскарабкались на бывшую книжную чинно и аккуратно уселись в ряды

*

ватный консервный и войлочный план выполнены и хочется в теплый климат снова выше нуля тает снег ногам мокро какая-то вечная радость

*

керосиновая лампа на столе будильник — несъедобное перец соль хлеб маленькие тарелочки с салом селедочками баночка с маслом нарисованный на обороте стол показывает наличие остатков значит не голодны это впечатление должно несколько потускнеть если принять во внимание что они составят основу завтрака

*

мороз не трескучий ночь яркая луна пишу Давиду письмо вы́резал круги для крышки ведра немцы в Ливии обороняются у англичан временные но исправимые неудачи Соня по обыкновению сидит на голове у Ривы и давит на призывы о помощи она отвечает сейчас

*

благодаря дрожжевым лепешкам и конфетам благодаря дрожжевым лепешкам и конфетам обед с трудом поместился в желудке погода прекрасная мороз мягче глубокий снежный покров белый-белый оравы мальчишек на лыжах коньках на углах поджидают грузовые машины машина замедляет ход на повороте один из них закидывает крючок и вся толпа летит англичане в Ливии не имеют достаточного для быстрого разгрома Роммеля перевеса заканчиваю консервную шкатулку в уборной растет забавный и отвратительный сталагмит

*

почувствовал вдохновение задумал переносной пюпитр и шкатулку к вечеру мороз крепчает наше давление продолжается в Африке англичане действуют успешно на д. Востоке затишье завтра самый короткий день

*

самый мрачный день из-за субботнего замечания Волоколамск взят работаю более активно от Давида изрядно отрезаны Сима исчезла

*

за день в душе переживаю вновь и вновь Керчь Феодосию отремонтировал столик сделал пупчик к чайнику пробку к бутылю вылазка в гастроном добыл масло гуляш и горчицу вернулся к 2 часам ночи и покрасил всё что было можно

*

голова кружится от радости мечтаем мы мечтаем без конца мороз лютый мне в парусиновых ботинках хорошо яркая зима лунная ночь сверкает в снежной пыли в следах-колеях тишина да поскрипывание шорох шагов заглушенных снегом кажется это крайний север и кроме снега ничего по воду я бегу а не хожу нам было бы неплохо мы наступаем спокойно и безостановочно

*

в течение дня удалось достать хлеба и мороженого это было нашим обедом на днях в уборной с удовольствием слушал как девушка поет украинскую песню приближается наиболее острый момент кампании 42-го

*

лампа при помощи оттяжки может принимать три боковых и одно центральное положение получается 4 освещения комнаты как бы 4 варианта квартиры перевешивая лампу мы создаем иллюзию перехода из комнаты в комнату 4-х комнатная квартира с квартирной хозяйкой которая иногда бывает не в духе

*

с Волги везут льдины одну потеряли на Самарской она прозрачна как глыба стекла и очень красива я уволок ее в погреб

*

утром по воду пошел упал с ведрами вставая снова упал ударился в нос в губу смешал кровь с водой грустно шкоду наделал воду налил люди будут падать женщины успокаивали меня

*

после распилки дров ищу ламповые стекла купил молочничек чайницу сахарницу блюдца (розетки) горчицу появилась перспектива получения стекла но общее положение тревожное

*

сварили мясо мерзлый картофель по рецепту девочка ожидает трамвая в проходе между двумя сугробами сани с дровами въедут на тротуар разгружаться и совершенно закупорят проход снег твёрд обрывист и скользок японцы оккупировали голландскую индию филиппины держатся

*

с утра много пишу пробую стоять более прямо объективность во главу угла оделся дошел до окна посидел на стуле вернулся и лег окно не замерзло

*

изготовил несколько бумажных коробочек для соли и сахара тоскую по бритве унылая поляна перед окнами мысль излучается

*

гулял по коридору и купался поменял бельё в ожидании купания поиграл на пианино к вечеру прорвалась пелена завтра весна

*

привел в порядок подержанную корзинку Соня была в распреде взяла утку добыл совершенно гениальный паек кг масла топленого и курочку (1/2 кг) за 66 руб по случаю масла обед не варили на Самарском спуске ручей пробил дорогу среди высокого льда и снега шумит в глубоком ущелье когда прохожу останавливаюсь немного

*

разлив Самарки со спуска Пионерской смотреть через пути вода под деревьями вдали небольшое село по колено домики в воде

*

бои на харьковском внезапно затихают в распреде взял муки (1 кг) и хлеб пишу но мало и непродуктивно пошел читать газеты в шахматы играть второй налет 1000 самолетов береговой обороны Англии на Эссен

*

удары с воздуха по Западной Германии 2-ого фронта нужно ожидать и мы опять прикреплены к блага́м столовая распред

*

стараюсь по утрам играть сейчас Бетховен книжный магазин закрыт достал юношеский сервиз чайный красивый Василий Федорович выслушал меня нашел что сердце не так плохо много картофельных волнений бои на севастопольском на харьковском

*

бумага подготовлена и отсортирована карандаши очинены камертон и резинка в карманчике на цепи все это можно вынуть в 4–5 секунд как только я при людях начинаю писать вид нотной бумаги приводит их в музыкальное настроение начинается пение или игра

*

возвращаясь с поля впитывал и впитывал красо́ты здешних мест небо занимает столько места облачные атласы часто зарисовываю формы выкраивать различные фигуры из облаков так же легко как и слова из букв небо просторно и они свободно ярус за ярусом помещаются выше и выше вчера идя по земле я снова спугнул зайца как хорошо что всё обладает способностью быстро уменьшаться в объеме исчезать в клубах пыли полежал на спине глядя на облако-десерт

*

купил напильник в ларьке конфеты думал подкрепиться но очередь стал делать ящик-бювар тепло-то как покрасил его и день прошел и день прошел

*

часы не проданы кастрюли приобретены тюфяки и одеяла получены яички и лапша — достижение дня Москва должна устоять

*

как сильно затянулся утренник Сима достала целый хлеб не очень гоняемся за обедами на месяц карточек не хватит

*

я внимательно слежу за ручьями которые промывают себе дорогу в устарелых сугробах на некоторых участках улиц потоки заливают всю мостовую по Пионерской вниз бьет сильный поток с водопадами на Самарской ночью всё подмерзает солнце яркое высокое хочу придумать вместилище для муки деревянное

*

с утра работал над ларцом днем также забежал домой для этой цели когда я близок к окончанию вещи приятно думать о ней дай бог чтобы не кончилось немедленно все это

*

дней несколько обедов не варили электроплитки действуют отлично погоды прохладные присутствовал на опере Дембского о как оголены мелодии украинские а вечером пирог с изюмом от Бети теплое письмо из Ленинграда

*

первая прибавка пайка люди целуются на улицах близится лето все выползают из грязных нор греются на солнце эти дети похожие на старичков за каждой крапивиной стоит очередь и ждет когда она появится из земли жить стало легче ходят трамваи на рынке можно купить чертополох началась огородная компания каждый ленинградец стал огородником мы с Олькой выворачиваем камни мостовой и делаем гряды их было всего три но всё лето мы будем живы

*

наступление немцев продолжается все время мысли обращаются к тому что как там происходит неровное в холмах поле покрытое яркой зеленью с трудом можно различить вдалеке танки зеленые предметы скрываются в неровной почве вырастают земляные фонтаны и медленно оседают в беспрерывный гул группы возбужденных бойцов быстро всматривающихся вперед приникают к земле коротко перекрикиваются между собой посеревшие лица раненых апатичные углубленные в свои страдания родные

*

погода пасмурная ветер подымает много пыли еще вчера был дождь немного холодает и нужно по хозяйству сделать систематизацию вещей каких-то успокоиться

*

сижу работаю за окном шум падающего дождя однообразный длительный температура снова поднялась нет дождь начался ночью мы не спали и слышали что Севастополь отдан если возможны колебания то небольшие уже почти 40 и в пределах кажущегося однообразия появляется множество неуловимых оттенков

*

сидел дома допоздна писал и читал нами отданы Богучары и Кантемировка враг пробивается на восток связь с Кавказом под угрозой бои у Воронежа отступим ли дальше?

*

сделал ящик в табуретке и полочку в столике сразу стало легче

*

морозный иней небо ясное и солнце греет хорошо в ларьке печенье утром успел сделать полку на юго-восточной стене комната (15,5 кв. метров) похожа не то на склад не то на каюту: по всем стенам полки итого сейчас полок 2 книжные 4-этажная с выступающей плоскостью 2-этажная хозяйственная 4-этажная с выступающей плоскостью треугольная мелочная широкая ординарная во всю стену круглая для посуды и ажурная обилие полок спасает положение

*

отсчитываю каждый зимний день отступление медлится очевидно задача шире возможны 3 варианта удара Испания — Франция через Крит на Грецию через Сицилию на Италию

*

с утра в ларьке конфеты в распреде мыло спички вернулся пообедать никого не застал а как тепло снег выпал ночью неглубокий местами тает в Тунисе не до решающих боев французы в ближайших к немцам пунктах отступают видна неопытность

*

от Софочки из Ленинграда ужасное письмо они голодные им холодно куда делись сухари мука крупа все это напоминает о неустойчивости благополучия а скользко как! и сильный ветер подтаивает сделал зарубки на резиновых подошвах скольжу теперь в перпендикулярном направленьи

*

вот-вот кончится жизнь еще 31-го декабря я встречала новый 42 год было приятно на душе я зажгла свечку на столе кипел самовар и мы съели по три ржаные лепешки на душе было радостно и уютно ужас охватывает когда смотришь близких видишь как постепенно они обессиливают олька уже не встает с кровати сегодня мы целый день почти ничего не ели в магазинах не было даже хлеба счастье — я получила вино за которым стояла с 9 утра до 12 дня на 28-градусном морозе холод так охватывает ноги чувствуешь страшная лапа смерти выхватывает людей нет ничего впереди трамваи не ходят мимо меня идут люди с кастрюльками бидонами везут саночки на саночках дровяных больные часто самодельно сколоченные гробы еще чаще покойники завернутые в простыни или так не завернутые странно видеть живое полное и красивое лицо в столовой где я стояла у столика и ждала грязные особенно потерпевшие исхудавшие хлебали мутную водичку два часа ждали лепешек из дуранды одна женщина брала эти лепешки руками заворачивала в бумажку ей было жалко их съесть но не выдержала-развернула и отламывая по маленькому кусочку съела причмокивая и смакуя большинство мужчин теперь падают и умирают на мертвецов набрасываются раздевают их вытаскивают карточки когда стоишь у прилавка у тебя выхватывают хлеб его бьют а он запихивает в рот очень хочется есть неужели не получим хлеба не могу заниматься завтра экзамен я еще не любила неужели пройдет эта зима мы ее переживем эту ужасную жизнь сегодня есть сухие дрова

*

утром слушал радио не понял ничего количество пленных невелико разгромленные части уже взяты отдал топор и пилу поточить а к вечеру почистил тротуар осталось еще: январь, февраль, март

*

занимался и чистил снег отобрал наточенные топор и две ножовки в ларьке ничего от Миши несколько книжек не нужных ему сейчас просит чтобы полежали у нас до конца войны полежали до конца войны

Примечания

1

Аристотель. Поэтика. / Пер. М. Л. Гаспарова. // Аристотель. Собрание сочинений: В 4 тт. М.: Мысль, 1983. Т. 4. С. 655.

(обратно)

2

Судя по описанной в одном из писем встрече с Ициком Мангером, речь, скорее всего, идёт о Варшаве.

(обратно)

3

Мне очень хочется покоя (нем.).

(обратно)

4

Наша страна (иврит).

(обратно)

5

Корчагин К. Идентичности нет. // Новый мир. 2015. № 11. С. 170.

(обратно)

6

White H. The Value of Narrativity in the Representation of Reality // Critical Inquiry. 1980. Vol. 7, No. 1. (On Narrative). P. 8.

(обратно)

7

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. / Пер. Ю. А. Асеева. М.: Наука, 1980. С. 283.

(обратно)

8

Fineman J. The History of the Anecdote: Fiction and Fiction // The New Historicism. / Ed. H. A. Veeser. London: Routledge, 1989. P. 60, 61.

(обратно)

9

Gallaher C., Greenblatt S. Practicing New Historicism. Chicago: University Of Chicago Press, 2001. P. 20.

(обратно)

10

Анкерсмит Ф. Р. Возвышенный исторический опыт. / Пер. под ред. А. А. Олейникова. М.: Европа, 2007. С. 366.

(обратно)

11

Русское слово «возвышенный», которым обычно переводят английское «sublime», отсекает важную часть значения последнего, наиболее близко, кажется, передаваемого по-русски оборотом «внушающее благоговейный трепет».

(обратно)

12

Анкерсмит Ф. Р. Возвышенный исторический опыт. С. 367.

(обратно)

13

Felman Sh., Laub D. Testimony: Crises of Witnessing in Literature, Psychoanalysis, and History. NY.; L.: Routledge, 1992. P. 5.

(обратно)

14

Лехциер В. Нарративный поворот и актуальность нарративного разума // Международный журнал исследования культуры. 2013. № 1 (10).

(обратно)

15

Earl M. Documentary Poetry and Language Surge // Poetry Foundation. 30.04.2010. -poetry-and-language-surge/

(обратно)

16

Harrington J. Docupoetry and archive desire // Jacket2. — 27.10.2011. -and-archive-desire

(обратно)

17

Александр Авербух. erlaubt // Каракёй и Кадикёй. 5766 (2015). № 3.

(обратно)

18

Kukulin I. Documentalist Strategies in Contemporary Russian Poetry // The Russian Review. Vol.69 (October 2010). P. 586.

(обратно)

19

О цикле стихов «Жития» и документальной поэтике с Александром Авербухом беседует Виталий Лехциер // Цирк Олимп+TV. № 20 (53) -tv.ru/articles/658/o-tsikle-zhitiya

(обратно)

20

Корчагин К. Идентичности нет. // Новый мир. 2015. № 11.

(обратно)

21

Заставить тебя все забыть — есть не только одна жизнь — быть с тобой, быть для тебя (нем.).

(обратно)

22

Почитать что-нибудь прекрасное (нем.).

(обратно)

23

Мы всё еще молоды — ты не знаешь му́ки (нем.).

(обратно)

24

И что она рассказала со слов миры пляс их больница была ад на земле (нем.).

(обратно)

25

Я этого не вынесу (нем.).

(обратно)

26

Это из письма кошки (нем.).

(обратно)

27

Вне города из-за запрета на покупку валюты (нем.).

(обратно)

28

Я договорилась, чтобы он сдал анализы и сходил к врачу (нем.).

(обратно)

29

Проблемы (идиш).

(обратно)

30

В учреждении по медицинскому страхованию (эст.).

(обратно)

31

Было бы еще терпимо (нем.).

(обратно)

32

Хочется заставить себя почувствовать тебя ближе, и потом на ум приходят все те слова, сказать которые нет никакой возможности (нем.).

(обратно)

33

Кадиш — поминальная молитва (иврит).

(обратно)

34

Для чтения поминальной молитвы (нем.).

(обратно)

35

И далее больше она вообще не сказала ни слова (нем.).

(обратно)

36

Невозможное (нем.).

(обратно)

37

Самое прекрасное, что дала нам жизнь (нем.).

(обратно)

38

Это тоже будет иметь значение (нем.).

(обратно)

39

Нам все равно (нем.).

(обратно)

40

Долго это уже не будет продолжаться, а после все будет хорошо (нем.).

(обратно)

41

Это, видимо, что-то вроде того, как животные зализывают свои раны (нем.).

(обратно)

42

И какой смертельно усталой я была (нем.).

(обратно)

43

Я хочу, чтобы это повторилось (нем.).

(обратно)

44

Еще из Берлина (нем.).

(обратно)

45

Синее и красное (нем.).

(обратно)

46

Тогда все это в конце концов закончится (нем.).

(обратно)

47

И твое последнее письмо жжет — Боже, я все это знаю, даже если ты мне об этом не пишешь — если бы только можно было все поскорее сделать — но пока будешь рядом то с одним, то с другим — да и какой толк, если это вот все постоянно одолевает — что-то делать, делать — и все это продолжается без конца. Я бы все это могла спокойно вынести, но знать о твоей жизни и не иметь возможности что-нибудь предпринять. Спокойной ночи — Господи — сказать по-настоящему спокойной ночи в первый раз — а потом уже будет все равно (нем.).

(обратно)

48

Какая моя самая большая мечта? (нем.)

(обратно)

49

Обжигает мою кожу (нем.).

(обратно)

50

Мне необходимо чего-то не хотеть, чтобы оно сбылось (нем.).

(обратно)

51

Что делает жизнь настоящей, и я хочу жить, пока они будут там (нем.).

(обратно)

52

Один Бог знает, с каким тяжелым сердцем (нем.).

(обратно)

53

О, Боже — Иде, конечно, уже не до того! — Иначе нам же не выбраться! (нем.)

(обратно)

54

Мне очень хочется покоя (нем.).

(обратно)

55

И старик был трогательный, как яичница — и все было, кажется, в порядке, пока… (нем.)

(обратно)

56

Беспорядок (иврит).

(обратно)

57

Заповедь (иврит).

(обратно)

58

Тайная полиция в Румынии (рум.).

(обратно)

59

Дом престарелых (иврит).

(обратно)

60

Еврейское религиозное учебное заведение для детей (иврит).

(обратно)

61

Дом для людей преклонного возраста (иврит).

(обратно)

62

Обряд обрезания (идиш).

(обратно)

63

Саван (иврит).

(обратно)

64

Контора (иврит).

(обратно)

65

Махсан — кладовая, склад (иврит).

(обратно)

66

Чиновник (иврит).

(обратно)

67

Наглость (иврит).

(обратно)

68

Наша страна (иврит).

(обратно)

69

Уколы (иврит).

(обратно)

70

Армия (иврит).

(обратно)

71

Контора, кабинет, офис (иврит).

(обратно)

72

Барак (иврит).

(обратно)

73

Объединение русскоязычных репатриантов (иврит).

(обратно)

74

Ну а самое главное, как с заработком? (иврит).

(обратно)

75

Организация (иврит).

(обратно)

76

Муниципалитет (иврит).

(обратно)

77

Израильская модель автомобиля.

(обратно)

78

Еврейское высшее учебное религиозное заведение (иврит).

(обратно)

79

Армия (иврит).

(обратно)

80

Госпожа (иврит).

(обратно)

81

Средняя школа (иврит).

(обратно)

82

Армия (иврит).

(обратно)

83

Офицер (иврит).

(обратно)

84

Армия (иврит).

(обратно)

85

Беды, неприятности (иврит).

(обратно)

86

Новые репатрианты (иврит).

(обратно)

87

Дом престарелых (иврит).

(обратно)

Оглавление

Опыт о свидетельстве

«чтобы не кончилось немедленно…»

Пока тебя уже нет

Вонйа

  пойдешь / чужой…

  ранних садов тьма малиновая пьяней…

  страх господень…

  наспех живи…

  кто возьмет и скажет…

  а они кого-то зовут зовут…

  а они кого-то зовут зовут…

  смотри небо поет…

  нити желания…

  прыжок / в сторону…

  свидетельство четвертого лица…

  вот уходят вещи за которыми встать бежать…

  прощается / как дерево раскачивает надлом…

  тридцать восемь тридцать девять сорок…

  еще исходит вечер…

  король исчезает мудрым…

  прямая линии речь…

  волнение пригубив…

  разной тревоги всякая дичь и плавь…

  мы за тобой а ты под небо…

  исус / мой брат родной…

  веришь ли это опять слова…

  нет проснись о садах…

  выйду на балкон…

  эта тишина вокруг…

  леденцами оглоданного золота…

  кто распахивает небо-полынь…

  кто говорит?

  больше не говорю…

  не люди / пусть во мне говорят…

  рокот — потоп…

  время расступается — в боги…

  но это другая война где слова да пули…

  аня заговорила…

  тряслось и рябело…

  не спи / мысли не сходятся…

  ігор з нами не заводили…

  очень не били…

  в ногу отступаем…

  мы были по пояс в раю…

  бьется и прячется…

  а дрожать / не доро́гой…

  не знаю / мови сійської…

  затихали сады…

  ставай уходить…

  восходи — / пуля не ноша…

  коли повертаюся…

  вычитаем судьбу ее…

  а ты ему отдам…

  все вышли к поржавевшим поездам…

  Город, пылящий седыми ликами…

Житие

По воздуху сдержанности

  «голод памяти проживают как ветер…»

  «но и выход в город могучий не утешает…»

  «помнишь / хрупки народы…»

  «помню землю сиона…»

  «у меня ни света…»

  «это к нам…»

  «седьмой день…»

  «и это сбылось…»

  «его приговор…»

  «а пришли они жизни во вторник…»

  «мой вопрос им блаженный…»

  «ближе пыли наблюдать хорошо…»

  «и я скажу им пыль…»

  «факел стыда…»

  «смерти кустарник…»

  «голубь воли сказал мне господь…»

  «это сбылось…»

  «этот голубь — опус зла…»

  «восьмой день…»

Временные но исправимые неудачи Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg