© Козинцева В.Г., Палеева Ф.М., 2000
© Оформление: изд-во «Феникс», 2000
Ключ к ЭренбургуЭренбург прожил удивительную жизнь.
Или так: удивительно прожил.
Или — грубей, но не менее верно: удивительно, что прожил. По законам времен, в которые он пришел, — то есть по нормам тогдашней нашей страны — он, конечно, был должен погибнуть. Неоднократно.
У него было два лица. Одно знаем мы так привычно, что только оно и возникает, когда произносят: «Эренбург». Официозный борец за мир в 50-е годы, в 60-е тоже; «Люди, годы, жизнь» — эпохальные мемуары; и записки о Европе, и трубка, и «Хулио Хуренито».
Другое лицо — его стихи.
Это лицо мы тоже как будто знаем. Как будто.
В юности, до революции, он отправился за рубеж. И жил там. Встречался с Лениным в эмиграции. Пил чай у него дома. Прозвище даже семейное получил: «Лохматый Илья».
В 30-е годы за это он крепко мог быть наказан.
Он мог быть расстрелян, как Михаил Кольцов, — за то, что он тоже писал об испанской войне, был там и видел правду.
И позже он много был за границей, и потрясающе был: в оккупированном немцами Париже.
Да за одни лишь свои ранние стихи — с религиозной атрибутикой, «декадентские» («Дико воют багровые фраки…») он мог быть зачислен в ряд ненавистных большевикам всех этих акмеистов-футуристов-будетлян-имажинистов — со всем, что следовало затем.
Что он писал в декабре 17-го?
Может, в эти дни надо только молиться,Только плакать тихо…А в 19-м, в Киеве он сочиняет трагедию «Ветер» — совершенно антиреволюционную. Не «контр-»; именно «анти-». Глубже.
Как уцелел?…
Занявшись романами и статьями, он оставлял в стихах непонятные критикам перерывы.
С течением лет он набрал литературный вес, перейдя ту черту, за которой деление на весовые категории уже прекращается.
Был ли он живым классиком? Кто-то считал — да. Иные возражали. (Хотя, казалось бы, тут не бывает двух мнений). В любом случае, был он одним из китов в советской литературе, заслуженным, увенчанным и маститым, — я пишу это, адресуясь к читателям помоложе, и потому подчеркну: «в». Он находился в советской литературе, он не был ею — ментально, вопросами души к миру, своим интимным «я» очень разнясь с соседями по шеренге — К. Симоновым, Н. Тихоновым, А. Твардовским, даже с В. Кавериным.
Комментарии к книге «Избранное», Илья Григорьевич Эренбург
Всего 0 комментариев