«Париж встречает дождём»

© Дюбург Л., 2016

Лет двадцать тому назад Париж встретил меня дождем, но настроение было солнечным. Оно и не могло быть другим, ведь казалось, что все только начиналось. В жизни, в стране, в бизнесе. В начале 90-х мы ринулись открывать «заграницу», о которой мечтали. Неулыбчивые, настороженные, сохранившие привычки «стайного» образа жизни, наивные, с кучей комплексов…

Первая история «О, руссо туристо, облико морале» – как раз о том. Калейдоскоп, мозаика персонажей, оказавшихся на одну неделю вместе. В Париже. Это легкое «ностальжи» по моментам, когда так многого еще не было: денег, возможностей, разочарований и успехов. Но все же было так много: надежд, азарта, легкости. Уверенности в том, что все получится.

Сегодня пасмурно в мире. И Париж здесь ни при чем. Он такой же прекрасный, шумный, безалаберный. Может, лишь только чуть-чуть растерянный. Беспокойство вошло ко всем нам бесшумно, поселилось и как-то незаметно стало частью нас самих. А, может, оно и не кончалось никогда, лишь иногда давало передышку?

Отец Тьери Лакруа – одного из персонажей повествования – написал пьесу «Si vis pacem, para pacem» – хочешь мира, готовься к миру. Месье Лакруа прошел немецкий плен, и, видимо, имел полное право переиначить известное выражение. Правда, мир так и не увидел пьесу, как, впрочем, и устойчивого мира. Спустя почти полвека, журналист Вера Белова, с которой мы познакомились в том же Париже, написала статью «Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами». Ее пацифистский призыв не поняли не только в мире, но даже в собственной редакции.

Судьбы Тьери и Веры пересекутся на несколько часов. Два разных характера. Две культуры, две страны. Но говорить они будут о том общем, что объединяет. О том, что не имеет ни национальности, ни пола, ни религии.

«Когда иссякнет в мире любовь – закончится человеческая история. Мир, по-моему, активно к тому стремится, взяв курс на саморазрушение. И только крохи любви ко всему настоящему с трудом тормозят этот процесс». Признаюсь, что мысль, озвученная в самом конце двух в общем-то незатейливых историй, принадлежит не мне. Но она была нужна для подтверждения того, что самое простое, то самое незатейливое и есть настоящее, то самое главное, что внутри нас.