«Марийские народные сказки»

Марийские народные сказки (fb2) - Марийские народные сказки 4460K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Фольклор

Марийские народные сказки

Слово из глубины веков

ародные сказки. Что это, как не слово завета, пришедшее из глубины веков. Из уст в уста от поколения к поколению шло это слово: от бабушек и дедушек к внукам, от тех внуков — к следующим — и вот, наконец, дошло до нас с вами, любовно сохраненное, переданное сказителями, собранное учеными-фольклористами.

Вполне возможно, что первоначально сказка создавалась каким-то отдельным человеком, но, передаваясь изустно, она обогащалась, пополнялась каждым новым рассказчиком. Усложнялся сюжет, добавлялись новые реалии, отметалось ненужное, менялась и нравственная, смысловая ориентация. Вот так, забывая малозначительное у добавляя новое, трудился над сказкой народ.

Так что же таится в этом заветном народном слове, какая мудрость предстает перед нами в историях с немудрящим зачином: жили-были, в тридевятом царстве, в одной деревне?.. Многое откроется в них внимательному глазу: свидетельства седой древности — образ жизни наших далеких предков, их представления о мире, воспоминания о неизвестных народах, вымерших животных, геологических и климатических изменениях: события позднейших времен — миграции, борьба за территориальные рубежи и национальное единство, отголоски верований, морали, обычаев, правовых норм, общественного устройства и многое, многое другое. Кое-что в них кажется непонятным, странным с нишей точки зрения, но общая направленность сказок, идеи мира, добра, братства, оптимистический взгляд на мир и являются тем самым зерном, таящимся в глубине народного духа, которое шлифовали, лелеяли сотни поколений.

Много горьких событий знает история: нашествия иноплеменников, междоусобная борьба, территориальные притязания, но в противовес всему этому в легендах, сказках, преданиях ответ идея всеобщего мира. В тяжких испытаниях вызрела она, и народы всегда тянулись друг к другу. Не мудрено, если в марийских сказках вы найдете знакомые мотивы и сюжеты, перекочевавшие из русских, чувашских, мордовских, удмуртских, татарских сказок. Сказка не знала границ.

Живое народное слово — в вечном движении. И ныне, на наших глазах, рождаются сказки, они не застыли, не обрели окончательной формы. Через нас они идут в будущее. Свидетельства этому вы найдете в книге. Пока лишь намеками, упоминаниями, краткими добавлениями, не разрабатываясь сюжетно, входят они в сказку: новые герои — слесарь, машинист; новые обстоятельства — Великая Октябрьская революция; новые реалии — пароход, капсюль, револьвер, газета, механический летающий журавль, так похожий на вертолет, железный человек, которого выковал кузнец, — робот. Сказка идет вровень с жизнью, тысячелетняя история мирно уживается с современностью.

Эта книга — лишь малая толика того, что пришло нам в наследство.

В книгу включены новые сказки, записанные известным марийским фольклористом К. А. Четкаревым, кандидатом филологических наук В. А. Акцориным и обработанные А. Спиридоновым. Сказки в обработке А. Смолякова, переводе и обработке В. Муравьева у оке известны читателям по издававшимся ранее сборникам.

Чоткар-патыр

а зеленом берегу Илети, где впадает река Юшут, у бедного охотника Шумата родился сын Чоткар.

Чоткар рос не по дням, а но часам. Пяти лет он уже стал богатырем-великаном и часто ходил с отцом па охоту, один на один дрался с косолапым медведем и всегда побеждал его. А когда подрос, равного ему по силе не было во всей округе. Одним ударом кулака он мог сломать любую сосну, мог вырвать с корнем столетний дуб.

Поражались люди силой Чоткара и величали его Чоткар-патыр.

Любил Чоткар свой народ марийский, и народ его любил как сына. А богачам он не давал воли, и они, затаив злобу, выжидали время, чтобы отомстить любимцу парода.

Это было давно. Русские еще не строили городов около нас по Волге, а воинствующие ханы жили в степях, где пасли свой скот, и часто нападали на марийские селения.

Узнал об этом Чоткар-патыр. Собрал людей своего лесного края и пошел на степняков войной. Освободил все захваченные врагом земли и прогнал ханов далеко в степь.

Ханские воеводы, проученные войском богатыря Чоткара, перестали нападать на земли марийские.

Однажды разнеслась тревожная весть, что занемог Чоткар-патыр. Со всех концов лесного края собрался к нему народ.

— Дорогие мои! — сказал Чоткар. — Прожил я долго. Пришла пора умирать. Похороните меня па высоком холме у любимой Плети.

Люди опечалились и плакали. Страшно было расставаться со славным богатырем Чоткаром. Но Чоткар успокаивал их:

— Не печальтесь, дети мои родные. Если будет вам тяжело, придите ко мне на холм и крикните громко: «Чоткар, Чоткар! Нас теснят враги!» Я встану и помогу прогнать их. Но помните: звать меня надо в самый тяжелый час, когда увидите, что врага одолеть сами никак не сможете. А меч мой и щит положите со мной.

Чоткар-патыр умер. Он лежал как живой среди лесных цветов. Его положили в дубовый гроб и похоронили на холме между деревнями Нурмучаш и Усола.

С тех пор прошло много лет. Вокруг холма вырос густой лес. Каждую весну холм покрывался душистыми цветами, он был весь в узорах, как красивый дорогой ковер. Близко к холму никто не подходил. Все свято чтили наказ лесного богатыря, жили по его заветам и оберегали его покой. По богачам не нравилось, что трудовые люди ведут себя непокорно. Поэтому богачи задумали черное дело. Они подкупили одного марийца по Имени Эш-полдо, чтобы без нужды поднять Чоткара из могилы.

Пошел Эшполдо к могиле Чоткара и встретился по пути со стариком. Узнав о намерении Эшполдо, седой старик сказал:

— Не ходи туда, нельзя. Чоткар обидится, если понапрасну его потревожишь, и во второй раз не поднимется помогать нам. Тогда враг покорит нашу землю.

Эшполдо, выслушав старика, засмеялся:

— Уж очень вы, старики, всегда осторожны и всего боитесь.

Он и не думал слушаться советов мудрого старика.

Украдкой пробрался к холму, взошел на пего и крикнул:

— Чоткар, Чоткар! Нас теснят враги!

Не успел он крикнуть, как ударил гром, холм содрогнулся, и раскрылась могила. Вихрем пронесся ветер и погнул деревья в лесу. Крышка гроба треснула, из могилы вышел Чоткар-патыр.

Он был так же высок и могуч, как и раньше. Серебром отливали его седые волосы, а белая борода закрывала всю грудь. В руке его блестел тяжелый меч.

— Где враги, кого нужно бить? — прогремел он, сверкая очами.

— Нет никого, — в ужасе проговорил коварный Эш-полдо. — Я только хотел узнать: правду ли говорят о тебе…

— Что ты наделал, несчастный мальчишка! — горестно сказал Чоткар и медленно опустился в свою могилу.

Через несколько лет о смерти Чоткара-патыра узнали ханские воеводы и снова напали па марийские земли.

Храбро дрались марийцы, защищаясь от пришлых кочевников. Но ханы наступали, их было больше. И начали они одолевать марийцев.

— Чоткар, Чоткар! Нас теснят враги, — вскричали марийцы, собравшись у холма.

Но во второй раз Чоткар-патыр не встал…

Кокша-богатырь

 расскажу-ка я вам, почему речку нашу Кокшагой зовут… Было это давно. Прабабка моей прабабки и ее прабабка не помнят, когда это было, но было это так.

На этой самой реке жил тогда злой-презлой владыка Вараш. Охотники промышляли для него белку, лису, горностая и всякую другую пушную добычу, бортники приносили ему мед и воск, а бедные земледельцы — рожь, ячмень и разную огородную снедь.

Тех же, кто его воле не подчинялся, нещадно пороли розгами (такое было уже не так давно — и прабабка моей прабабки, и моя прабабка рассказывали, что богачи да служки царские так наказывали нашего брата, крестьянина, за ослушание).

Долго ли, коротко ли жили так люди, но вот в одном лесном илеме1 у бедных родителей появился на свет мальчик. Назвали его Кокша. Отец сплел ему лыковую колыбельку и подвесил в правом углу избушки, поближе к очагу.

В первую же ночь около колыбельки появился богатырь Кугурак. Он склонился над ребенком и сказал:

— Возьми, Кокша, мою силу, а смелости научит тебя отец.

На вторую ночь к зыбке склонился богатырь Чоткар:

— Бери, Кокша, мою ловкость, а доброту ты получишь от своей матери.

На третью ночь к зыбке явился богатырь Акпатыр:

— Я отдаю тебе мудрость, Кокша, а любить нашу землю тебя научит народ.

С этой поры Кокша стал расти не по дням, а по часам. За двенадцать суток он превратился в высокого, широкоплечего парня — в настоящего богатыря. Отец дал ему лук и стрелы, велел идти на охоту. Кокша натянул тетиву и пустил стрелу вверх. Со звоном лопнула тетива, а стрела улетела выше облаков и не вернулась на землю. Пошел Кокша в кузницу и отковал наконечник для стрелы весом в полтора пуда. На обратном пути он вырвал молодой дубок и сделал из него лук. А из жил убитого им лося свил тетиву. Приладив наконечник к стреле, Кокша решил испытать лук. Он натянул тетиву и выстрелил в вековое дерево. Стрела прошила дерево насквозь, и оно раскололось.

Не прошло и недели, как слуги донесли Варашу о чудо-богатыре.

— Надо отнять у него силу богатырей, — сказал он слугам и научил их, как это сделать.

Часто Кокша уходил на охоту далеко, но возвращался домой одной самой короткой дорогой. Так вот, подручные Вараша в том месте, где Кокша переходил реку, сделали прорубь, а когда мороз затянул ее ледком, засыпали снегом. Возвращаясь с охоты, усталый, но с богатой добычей, Кокша провалился под лед и стал тонуть — плавать не успел научиться. Захлебнулся он водой и совсем было потерял сознание, но вдруг слышится ему голос:

— Вспомни о силе Кугурака. Встань на дно и оттолкнись.

И тут же подручные Вараша увидели, как сперва вспучился лед, потом раскололся на несколько льдин и Кокша-богатырь вышел на берег. «Все равно ему конец, — злорадно ухмылялись они. — Кокше негде обсушиться, и сильный мороз доконает его».

Понял и Кокша, что конец приходит ему. Одежда сразу обледенела. Но тут он снова услышал голос:

— Вспомни о ловкости Чоткара. Вставай на лыжи и беги.

Кокша надел лыжи и во весь дух помчался к дому. На бегу он вспомнил предание о том, как Чоткар, пока жена кипятила воду для ухи, успевал на лыжах сбегать на озеро в сорока верстах от дому, наловить рыбы и вернуться обратно. Кокша бежал так быстро, что домой он явился как ни в чем не бывало. Мороз так и не смог сковать его одежду.

Скоро Кокша узнал, что прорубь — дело рук подручных Вараша. Подошел он к крепости Вараша и крикнул:

— Эй, Вараш! Если ты не трус — выходи, сразимся в честном бою!

— Хорошо, я согласен биться с тобой, но если ты тоже не трус, то заходи, будем драться здесь, в крепости, на ристалище для кулачных боев, — ответил Вараш, и ворота крепости распахнулись. И тут снова Кокша услышал голос:

— Вспомни о мудрости Акпатыра: не бейся с врагами один, а собери друзей, подними народ, недовольный врагами.

Нo не послушался Кокша голоса мудрости и вошел в крепость. Он не знал, что силу Кугурака он истратил, ломая лед, а ловкость Чоткара — в беге на лыжах.

Как только закрылись ворота крепости, на Кокшу надвинулась стража. Схватка была долгой и яростной, но врагов было много, и Кокшу заковали в цепи, на ноги надели кандалы.

— Бросьте его в сорокасаженный колодец! — приказал Вараш…

Долго ли, коротко ли просидел Кокша в колодце, по однажды на край сруба села сорока-белобока. Обрадовался Кокша, просит Сороку:

— Сорока-белобока! Передай моим родным, что я у Вараша в колодце. Пусть они выручат меня.

— Глупых я не выручаю, — ответила легкомысленная Сорока. — Ты сам зашел в логово зверя.

И улетела.

Много ли, мало ли прошло дней, сел на край сруба Коршун.

— Коршун! Коршун! Передай отцу-матери, что я брошен в колодец.

— Не передам я это отцу-матери, — ответил Коршун. — Я дружу с Варашом и кормлюсь теми, кто брошен в колодец. Скоро придет и твой черед.

И тоже улетел.

А время идет и идет. Все больше и больше слабеет Кокша. И уж когда казалось, что нет надежды на спасение, сел на сруб Гусь.

— Друг, выручи меня, — простонал Кокша. — Передай…

— Знаю, чего ты хочешь, Кокша. Глупая тараторка сорока всем болтает, что ты у Вараша в яме, но ты же знаешь, что ей никто и никогда не верил. Не поверили и твои родители. Ведь прошло больше пяти лет.

— Тебе поверят…

Гусь спустился в колодец, вырвал из крыла перо и подал Кокше. Тот смочил перо в кровавой ране и написал па белоснежном крыле птицы свое имя.

И тогда о страданиях богатыря узнали во всех лесных илемах. Самые старые и самые мудрые собрались на совет и стали думать, как помочь Кокше-патыру…

Однажды у Вараша был какой-то праздник. Вдруг перед воротами появилось стадо быков.

— Прими наш праздничный дар, владыка, — сказали старейшины. — Мы хотим заколоть этих быков и угостить твоих храбрых воинов.

— Ладно, — сказал Вараш, — половину быков заколите и сварите на дворе, а остальных загоните в мои хлева.

Старейшины разожгли костры… Подручные Вараша до отвала наелись вареного мяса и завалились спать. Ночыо, когда все в крепости спали, старейшины разрезали бычьи шкуры, связали их в один длинный прочный ремень и спустили в колодец. Кокша обвязался концом сыромятного ремня, и его вытащили.

Под покровом ночи старейшины вывели Кокшу из крепости. Пока богатырь поправлялся и набирался сил, кузнецы ковали мечи и наконечники для стрел. Собрались воины со всех илемов, а во главе ратного войска встал Кокша-богатырь.

Вскоре злой Вараш и его приспешники были изгнаны, народ объявил Кокшу своим вождем, и с тех пор, говорят, эту лесную реку в честь своего богатыря-освободителя люди назвали Кокшагой.

Волшебный меч

то было так давно, что даже самые старые люди не помнят когда, или триста лет назад, или пятьсот, или, может быть, целую тысячу. На берегах спокойной и могучей лесной реки Ветлуги жили марийцы. Они сеяли хлеб, ловили рыбу, ходили на охоту. И жить бы им счастливо и радостно, но появился в прибрежных болотах злой Турни. Он налетал на посевы и сбивал колосья, глушил и пожирал рыбу в речных омутах, а в лесу порывами сырого ветра относил стрелы охотников от цели.

Но одна беда была страшнее всех других: в ночь, когда нарождается новая луна, Турни налетал на илемы и уносил в свое болотное царство девушек. И никто не мог помешать ему. Злодея нельзя было увидеть, настигнуть. Никто не мог угадать, какое из множества селений он выберет для очередной жертвы.

Как всегда весной, у излучины реки собрались люди со всей округи, чтобы отпраздновать день сохи. Среди них был молодой охотник Юанай. Славился он своей смелостью и удачей. Один на один выходил на медведя и поднимал его на рогатину. Юанай никогда не портил стрелой шкурку убитой им белки — он бил зверька точно в глаз.

Но не только этим был славен Юанай. Не было на ветлужских берегах парня красивее и статнее его. Если Юанай брал в руки волынку и начинал играть, смолкали в лесу птицы; если он клал на колени гусли и начинал перебирать струны, пускались в пляс даже древние старики.

На этом празднике Юанай впервые увидел синеглазую красавицу Юкчи. Она, словно белая лебедь, плыла по кругу.

Юанай передал гусли соседу и подошел к Юкчи. Он взял ее за руку и увел на солнечную поляну. Там он сказал ей заветное слово, которое никогда не говорил ни одной девушке.

— Завтра я уйду на охоту, — прошептал Юанай любимой. — Ровно через две недели вернусь, и мы поженимся. Я буду охотиться день и ночь, и мы справим богатую свадьбу.

— Не оставляй меня, — взмолилась Юкчи. — Возьми с собой на охоту. Я умею снимать шкурки и буду тебе помогать.

— Не женское это дело — ходить на охоту. Готовься к свадьбе.

— Я боюсь, что злой Турни унесет меня.

— Не посмеет. Я найду злодея в любом болоте, придавлю рогатиной к земле и огрублю ему голову!

Грустная, со слезами на глазах, проводила Юкчи милого до опушки леса.

Юанаю, как никогда, везло на охоте. День шел за днем, и он завалил лесной шалаш шкурками лисиц, белок и горностаев.

А Юкчи готовилась к свадьбе: вышивала фартуки и полотенца, варила мед и пиво.

До свадьбы оставался один день.

Рано утром Юкчи пошла за родниковой водой.

Солнце поднималось над лесом. Оно золотило листья деревьев, наполняло теплом и радостью всю землю. Юкчи шла по узкой лесной тропинке с коромыслом на плечах. Казалось, она вся светится от счастья. Сегодня она увидит Юаная.

Вот и хрустальный родник. Далеко идти к нему, зато вода в нем чистая, прозрачная. Юкчи поставила ведра, склонилась к воде, залюбовалась своим отражением. Вдруг черная туча закрыла солнце, на землю упал мрак, и свистящий ветер закружился около родника. Кто-то схватил Юкчи, поднял в вышину и понес над лесом…

С богатой добычей вернулся Юанай в дом отца невесты Старик был в тревоге: уж больше часа, как ушла дочь к роднику, а ее все нет.

Юанай бросился по лесной тропинке… У источника сиротливо стояли два пустых ведра, в стороне лежало брошенное коромысло.

— Берегись, Турни! — крикнул Юанай, но только дикий хохот раздался ему в ответ.

Взяв нож и лук со стрелами, Юанай пошел в царство Турни Шел он долго, но только успел ступить на первую зыбкую кочку болота, набежал вихрь, поднял смельчака над лесом и отбросил к лесному роднику…

Юанай, захватив с собой собаку Белолапку, снова пошел к болоту. Пустил он Белолапку впереди себя, и, когда она прыгнула на болотную кочку, вихрь поднял ввысь только ее, а Юанай в это время сумел пробежать по трясине до острова, где обитал Турни.

— Здесь ли ты, Юкчи?! — только и успел крикнуть Юанай. Снова раздался дикий хохот, и неведомая сила как пушинку подняла его над болотами и бросила снова к роднику.

Тогда Юанай вернулся к отцу Юкчи и рассказал ему все.

— Нам ничего не сделать с Турни, сын мой, — сказал старик.

— Но почему?

— Потому что ты думаешь только о себе и о своем счастье. Почему ты ни с кем не посоветовался? Разве ты забыл, что от злодея Турни страдает много людей? Ты должен взять их силу, и тогда ты станешь непобедимым.

— Скажи, отец, как взять эту силу?

— Я помню старое предание. Оно гласит: победить злого Турни можно только волшебным мечом…

— Где взять такой меч?

— Его нужно выковать. Обойди всех родителей, у которых Турни похитил дочерей, возьми у них девичьи украшения. Тысячи матерей до сих пор оплакивают своих детей. Надо собрать все их слезы. Когда ты сделаешь это, я научу тебя, как изготовить меч.

Много было похищено девушек. Собрал Юанай сорок пудов разных украшений. Горе матерей было столь велико, что их слезами он наполнил огромную кадку. Все это Юанай принес к отцу Юкчи.

Тогда они пошли к кузнецу, и тот велел им разделить украшения на две части. Стальные браслеты, железные пряжки поясов, медные серьги пошли на клинок меча, а все серебряные украшения — на рукоятку.

Когда меч был выкован, кузнец охладил его, потом снова раскалил докрасна и опустил в кадку с материнскими слезами. И стал меч таким крепким, что разрубал любой другой меч, а на нем не оставалось даже зазубрины. Серебряная рукоятка меча стала так тяжела, что никакому вихрю не поднять человека, который держит этот меч.

Весь ветлужский народ вышел провожать Юаная на битву.

Когда Турни узнал что выкован волшебный меч, его злоба разгорелась еще больше и затуманила голову. В гневе поднялся он над болотом, страшным ураганом налетел па людей и разметал их. Только один Юанай устоял, держась за рукоятку меча. Сверкнув глазами, он взмахнул мечом — и стих ветер. Юанай увидел Турни: перед молодым патыром стоял трехглавый змей. Он бил огромным хвостом, и земля дрожала от этих ударов. Одна голова извергала огонь, другая — смрадную гнилую воду, третья — дым, который застилал все вокруг.

Еще раз взмахнул мечом Юанай — и слетела голова, извергающая дым. Турни взвыл и полыхнул в патыра длинной струей пламени. Загорелась одежда на Юанае, но он не отступил и отсек огнедышащую голову. Змею ничего не оставалось, как обдать смельчака смрадной водой. Горящая одежда потухла на Юанае, и он снова ударил своего врага…

Задрожала, заколыхалась земля и поглотила обезглавленного Турни. В тот же миг зашевелились, забурлили стоячие воды гнилого болота и ринулись в Ветлугу. Болото высохло, по нему пролегло множество тропинок, и на одной из них показалась красавица Юкчи, а следом за ней все девушки, плененные злым Турни.

Юанай поднял свою любимую на руки и понес… Скоро настал светлый день свадьбы патыра Юаная и красавицы Юкчи.

Гусли-самогуды

 одном лесном марийском илеме жила-была женщина Окалче. И был у нее сын Эчан. Отец его долго был в солдатах. Вернулся домой нездоровый и вскорости умер. Все мужские заботы по хозяйству взял на свои молодые плечи сын. Случалось, он и на охоту ходил…

— Молодец, сыпок, хороший ты мне помощник, но вот беспокоит меня твоя охота. Увидишь на дальнем озере утку с золотыми крыльями — смотри не убивай ее. Много горя и тяжких испытаний она принесет тебе, — часто говорила мать, провожая Эчана на охоту.

Но, как известно, запретный плод сладок. Чем чаще предупреждаешь молодость не делать тот или иной неверный шаг, тем ей скорее хочется сделать его. Так и Эчан. Он кивал головой в знак согласия, а когда выходил на охоту — дорога неизменно приводила его к дальнему озеру.

И вот однажды, когда только-только прошла большая гроза и над лесом коромыслом повисла разноцветная радуга, Эчан снова пришел к берегам дальнего озера. Но что это? В камышах, недалеко от берега, увидел он утку с золотыми крыльями.

Долго целился Эчан, солнце глаза слепило, но стрела, пущенная умелой рукой, не промахнулась.

«Ну, теперь я богатый, — думал Эчан. — Продам утку— и куплю целый руэм2 земли, наряды хорошие закажу и пошлю сватов к любимой моей — красавице Пам-палче».

А в городе как раз была объявлена весенняя ярмарка. Недолго стоял Эчан со своим невиданным товаром. Подошли к нему подручные лужавуя3 той округи и повели в богатый расписной шатер. Лужавуй поднялся навстречу и громко, торжественно произнес:

— Да, не зря говорят мои подчиненные — хороший ты охотник. Вот какую добычу принес мне.

Хотел было Эчан признаться, что совсем не подношение это, что ясак они с матерью уплатили вовремя, но лужавуй и слова ему не дает сказать.

— Передай матери, что теперь я ее всегда буду помнить и внукам, правнукам оставлю завет не давать в обиду семью ее и весь ваш род. Садись со мной, юноша, отведай-ка золотой медовухи…

Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал прислать ему грамоту на руэм земли. Но когда он все рассказал матери, та закручинилась:

— Ох, милость богатого хозяина — до поры! Не к добру его обещания. Зачем ты ослушался меня?

Скоро пришли к ним подручные лужавуя и снова забрали Эчана с собой.

Опять принял хозяин Эчана ласково и произнес:

— Я помню, Эчан, что обещал тебе земли руэм, но мне сказали, что где-то за нашими полями и лесами драгоценный камень лежит. Кто, как не ты, мой лучший охотник, найдет и принесет мне его.

Хотел было Эчан напомнить, что свое первое обещание лужавуй не выполнил, но тот опять слова не дает сказать, садит за стол, зовет виночерпия…

Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал ему два руэма земли. Все рассказал он матери, а та опять закручинилась:

— Вот и увидел ты, сынок, хозяйскую милость. Что я говорила тебе? И зачем ты убил утку с золотыми крыльями? Ну ладно. Я знаю одну добрую старушку. Живет она далеко-далеко, на краю земли нашей. Многих она выручала. Может, и тебя выручит.

Собрала мать котомку, обняла сына и долго махала ему вслед рукой. Долго ли, коротко шел Эчан — неизвестно. Про то, что был он у той доброй старушки, истинная правда, потому что сам Эчан передал людям своего илема такие ее слова.

— Да-а! Частенько наведываются ко мне бедные люди. И у всех у них одни просьбы: указать, где земля хорошая, вольная, где нет богатых да жадных господ, где правда живет. А твоя просьба — первая. Я знаю, где то озеро, на дне которого лежит сундук, а в том сундуке — другой сундук. И вот в этом сундуке лежит тот драгоценный камень. — Старушка махнула рукой — прилетела белая гусыня. — А вот эта добрая вещунья укажет тебе дорогу к озеру. Куда она полетит — туда и иди…

Радостный возвращался домой охотник Эчан: теперь-то у него будет два руэма земли. Теперь-то скоро справит он веселую свадьбу…

Но лужавуй опять, как и в прошлый раз, не выполнил обещания. Взял драгоценный камень и пригласил Эчана за стол, позвал виночерпия.

— Самый лучший ты мой слуга, — начал лужавуй льстивую речь. — Прослышал я, что далеко-далеко, не в наших пределах, живет хороший мастер. Он делает гусли, которые сами играют. Достанешь мне такие гусли — три руэма получишь.

Эчан начал было говорить про свою Пампалче, про свадьбу, но лужавуй опять за свое:

— Такой молодой джигит! Невеста в разлуке полюбит крепче. Да и жениться рано — какой резон? Погулять-походить надо молодому джигиту по белу свету, пока не попал он в тенета семейные…

Помнил Эчан, возвращаясь домой, что лужавуй обещал ему три руэма земли. Все рассказал он матери, но та тяжело вздохнула:

— Понял теперь, сынок, как неблагодарна служба у богатого… И зачем ты убил утку с золотыми крыльями! Гусли-самогуды никто еще не приносил в нашу страну, да и те, кто ходил за ними, сами не возвращались. — Мать обошла сына три раза, взяла несколько волосков с его головы и сказала: — Ну что же, сынок, дал слово — надо держать. И я, и твоя любимая Пампалче будем ждать тебя. Иди, попрощайся с ней.

Пампалче упала на грудь Эчану, крепко поцеловала и подала вышитый солык4. А на нем — родные края, березоньки по-над узкой речушкой…

— Возьми, любимый! В этой роще мы часто встречались с тобой. Вышивала я солык к нашей свадьбе… Я тебя буду всегда ждать…

Поднял Эчан котомку с пирогами да творожниками и отправился в путь. Снова он зашел к доброй старушке и рассказал ей обо всем.

— Да, Эчан, нелегка эта задача Вместо благодарности посылает тебя лужавуй на смерть. Ну ничего. Вот тебе сорок свечей. Придешь к мастеру, будешь ему освещать, смотри не усни. Как только уснешь — он убьет тебя. Но ты положи на колени подарок своей любимой и все гляди на него. Тогда не уснешь и гусли-самогуды получишь. А с гуслями никакой лужавуй тебе не страшен будет. Только скажи: «Играйте, гусельки». А коль остановить их захочешь — скажи: «Хватит».

Долго ли, коротко шел Эчан, но пришел наконец к дому мастера. Тот его принял радушно и сразу принялся за работу.

Десять свечей сжег Эчан, двадцать, клонит его ко сну, по он все неотрывно смотрит па подарок Пампалче. Вот мастер настраивает гусли, Эчан забылся-заслушался и незаметно уснул. Мастер поднял острую саблю… Но тут взгляд его вдруг упал на вышитый солык. Красота и топкость работы покорили мастера. Он разбудил Эчана…

— Счастливый ты, о юноша. Ты первый, кто уйдет отсюда живым. Ничто меня так не гневит, как сон одного, когда другие работают. Но это полотенце… Где ты взял такую чудесную вышивку?

— Его мне подарила моя любимая. Да, наши девушки-марийки вышивать мастерицы. Приходите к нам в гости — милости просим.

Получил Эчан гусли-самогуды и, счастливый, вернулся домой. Но тут он узнал о великом горе: лужавуй взял его Пампалче и объявил своей наложницей. Пампалче отказалась быть одной из жен лужавуя, и он посадил ее в темницу.

Зашел Эчан к лужавую в дом и сказал: «Играйте, гусельки!» Вся дворня, все подручные и советчики лужавуя, да и он сам, пустились в пляс и никак остановиться не могут.

— Хватит мучить меня, Эчан, — взмолился хозяин. — Я даю тебе три руэма земли, забирай свою Пампалче, только уйми эти окаянные гусли, пусть они не играют.

— Я прикажу гуслям не играть, но ты отпусти всех наложниц и обещай не брать больше с наших людей ясак.

— Все обещаю — слово лужавуя.

— Хватит! — сказал Эчан, и гусли-самогуды смолкли.

Встретился Эчан с Пампалче, скоро они вместе вернулись домой.

Гремели барабаны, гудели волынки, но особенно весело играли на свадьбе Эчана и Пампалче гусли-самогуды. И пришел, говорят, на ту свадьбу мастер, нашел себе молодую хорошую мастерицу-марийку да с тех пор так и остался жить в наших краях.

Не зря же гусли наши марийские по всей земле славятся.

Ненчык-патыр

ыло это давным-давно, когда еще нас с вами, отцов и дедов наших не было.

Жили-были на свете старик со старухой. Жили они в довольстве да согласии, но вот беда: детей у них не было.

Долгими зимними вечерами старуха любила шить-вышивать, а старик — лапти плести. За бездельем, известно, время как бык усталый тащится, а за работой да разговором оно зайцем бежит…

Однажды Пайберде, так звали старика, заметил, что со старухой творится что то неладное. Да и разговор не клеился. Он отложил недоплетенный лапоть в сторону и участливо спросил:

— Что с тобой, Унави, старушка моя?

— Скатала слепила я сыночка. Сколько можно жить без дитя родимого?

— Да, скучно без детей, что правда, то правда, — с горечью согласился старик. — Только из чего слепила-то? Из смолы еловой или из глины лиловой? Ну-ну, отвечай…

Пайберде усмехнулся и опять взялся за лапоть.

— А ты не смейся, лучше полюбуйся на сынка, — старуха сняла с печки квашню. — Вот он, родимец наш, — из теста скатала.

Смешно старику: «Спятила Унави на старости лет». Но вида не подает, бережно берет квашню и ставит обратно на печь…

— Хорошо, хорошо! Пусть наш сыночек вдоволь прогреется на печи да сил наберется.

А старуха так вся и светится. Вытащила из сундука пеленки да распашонки всякие, любуется на них и песню поет:

Вырастай скорей из теста, Дорогой сынок. Приведи себе невесту На родной порог. Будут внуки в доме нашем — Гордость старикам!.. Становись сильней и краше Ты на радость нам…

«Совсем рехнулась старуха. Завтра надо вести ее к знахарю», — озабоченно думает старик, а вслух говорит:

— Ну ладно, мать! Отдыхать пора. Завтра посмотрим, как вырос сынок наш.

А наутро проснулся Панберде и только разбудил старуху, как вдруг они услышали голос:

— Маменька, папенька, снимите меня с печи!

«Вот так раз! — удивился старик. — И впрямь сынок на печи объявился. Дела-а!» А старуха мигом встала с постели, толкает Пайберде:

— Ну не редька ли у тебя на плечах — не слышишь, сынок кличет?..

А голос снова зовет:

— Маменька, папенька, снимите меня с печи!

Унави мигом забралась на печь и стала одевать сына. Но ни одна рубашонка и распашонка ему не подходят. Все малы.

— Вставай, лежебока старый. Неси тулуп свой. Дитя одевать надо…

А старик уже тут как тут. Бросает па печку старый тулуп, подает лапоточки и протягивает руки к сыну:

— Иди, родимый, к отцу своему. Я обую тебя.

Но только взял Пайберде дитя на руки — сразу же вместе с ним упал па пол.

— Совсем обессилел, старый. Ребенка не можешь удержать, — подбежала Унави. — Дай-ка мне. Ушибся, сыночек, — она попыталась подмять его на руки, по сама тут же села.

— Да-а! Сынок-то у нас богатырь! — говорит Пайберде. — Так и назовем его: Ненчык-патыр — Богатырь из теста…

Весело теперь живется старикам. У них растет сын. Но вот беда: растет не по дням, а по часам. И такой тяжелый, что вся изба под ним ходуном ходит, качается.

Проснется рано утром Неичык-патыр — перво-наперво берет во дворе большое бревно и играет им, как пушинкой. Потом идет расчищать руэм — вырывает с корнями деревья и складывает их в стороне… Ему — утренняя зарядка, а старикам хорошее поле будет. Сей рожь, ленок, коноплю — богатый урожай бывает на свежей лесной вырубке! Об этом мариец давно знает.

И так увлечется Ненчык-патыр работой, что только на зов Унави позавтракать идет в кудо5 и с аппетитом ест.

После завтрака Ненчык-патыр очень любил играть. Посадит на одну ладошку мать, на другую отца и закружит их по избе, громко напевая любимую песенку:

Я из теста, я из теста, И родился я в квашне, Мне в квашонке мало места — Ненчык-патыр имя мне.

— Унави, старушка моя! Надо большую избу ставить и половины дубовые стелить. Видишь, вот эта половина вчера под Ненчыком прогнулась, а сегодня, гляди сюда, — уже надломилась. Да и с нами он как с куклами играет. Как бы не зашиб нечаянно. Что-то делать надо…

— И на улице с ним сладу нет. Жалуются соседя. Вот опять не послушал меня — убежал. Не натворил бы чего…

Только сказала это Унави — в избу вваливается целая толпа. Среди знакомых соседей бочком-бочком проскользнул в уголок никому не известный мужичок. Ростом — с локоток, а борода его покоится на груди в большой торбе. Пайберде был радушным хозяином и всех пригласил сесть. Соседки начали было присаживаться, но Мужичок-с-локоток вдруг возмутился:

— Мы не в гости пришли, а судить вашего грубияна. Вчера взялся кружить детей, да чуть руки им не вывернул, а сегодня завез девушек на высокую гору и столкнул санки. Все перепугались. А вдруг санки перевернулись бы и придавили кого-нибудь?

— А вот и не все перепугались. Выло очень весело! Да и как санки могли перевернуться, когда Ненчык-патыр сидел впереди! Меня еще никто так не катал на больших санках! — вступилась за Ненчык-патыра Пеналче-Замарашка.

Пеналче — сирота. Жила она как работница у своей тетки, поэтому очень редко выходила на улицу — все была занята домашними работами: то грядки полола, то свиней да гусей кормила. Не то что играть, умыться порой некогда было. Вот все и стали ее звать Пеналче-Замарашкой.

— А ты бы молчала. Вышла один раз на улицу, Замараня, и нос задрала, — набросилась на нее теткина дочка.

— А тебе не на санках кататься, а на сундуках дома сидеть да в зеркало глядеться, — засмеялась Пеналче.

Тут все зашумели. Кто ругал Ненчык-патыра и его родителей, кто защищал. Наконец сам хозяин встал и сказал:

— Я понимаю вас, дорогие соседи, но поделать ничего не могу. Уж больно силен мой сын. Никакого сладу с ним нет. И дома удержать не могу — так и рвется па волю.

Тут вышел вперед Мужичок-с-локоток.

— Конечно, я не сосед ваш… Мне ли норовить советы давать, но я много видел на своем веку и скажу одно: коли сейчас ваше дитя отца-матери не слушается, то потом с ним подавно не справиться. Давайте я возьму его с собой.

Тут опять все зашумели: «Правильно!» — «Заберите его из деревни». — «Сделает детишек калеками!» — «Пусть уходит, по белому свету уму-разуму набирается!» Но Пеналче-Замарашка сказала, что если уйдет Ненчык-патыр, то и она уйдет с ним. Старики тоже не соглашались отпустить сына.

— Пусть все они и уходят из нашей деревни! — выкрикнула тетка Пеналче-Замарашки. — Мне такая грязнуля-племянница не нужна. Я ее и на порог не пущу…

Тетка оглянулась и смолкла на полуслове — в дверях стоял Ненчык-патыр.

— Вот что, дорогие соседи! Ни мать, ни отца из деревни я гнать не позволю. И Пеналче в обиду не дам. Пусть она живет у нас. Сам же я по белу свету пройдусь. Может, найду себе друзей хороших и уму-разуму наберусь.

— Не пойдешь со мной — пожалеешь, — прошипел Мужичок-с-локоток и громко хлопнул дверыо.

Заплакали Пайберде и Унави, но делать нечего. Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Проводили они с Пеналче сына до околицы, помахали рукой и просили скорее возвращаться в родной илем.

Ненчык-патыр поднял котомку, куда старики заботливо сложили ему на дорогу хлеба, сушеного мяса, туара6 и блинов, тоже махнул рукой на прощанье и пошел напрямик, куда глаза глядят…

А Мужичок-с-локоток вышел из избушки Пайберде и быстро проковылял за полевые ворота. Там старик вынул из горбы свою бороду, она оказалась в несколько раз длиннее его самого, развернул, распушил ее — поднялся за облака, полетел через долы и горы, моря и реки. Долго ли, коротко он летел, опустился на поляну посреди леса. На той поляне зияла болыпая-болыная дыра. Мужичок-с-локоток влетел в нее, опустился в подземелье, в царство страшного дракона, и пошел по тому царству. Долго ли, коротко он шел, далеко-далеко увидел большое озеро. Оно было со всех сторон окружено скалами. У одной скалы стоял прекрасный дворец. Пройдя к нему, Мужичок-с-локоток опоясался своей бородой и скоро оказался перед двумя стражниками, которые стояли с длинными острыми пиками, охраняя двери, ведущие в покои дракона.

— Куда прешь, борода? — грубо закричал на него один из стражников.

— Я иду к моему властелину Аждаге! — гордо ответил Мужичок-с-локоток.

— Что? Тебе жизнь надоела? — удивился другой стражник.

— Совсем не надоела. А что, наш повелитель не в духе? — Мужичок-с-локоток даже приостановился в испуге.

— Да есть от чего, — отвечал первый стражник. — Орлы начинают надоедать, развелось их видимо-невидимо, и людей здесь совсем не стало. А ему, сам знаешь, скучно без людского горя. Вот гнев свой на слугах срывать начинает. Кабы у нас да твоя борода — разлетелись бы мы на все четыре стороны… Иди-иди, да в оба гляди. Не прогневи хозяина, — напутственно посочувствовал вслед стражник и помахал рукой…

В больших покоях на троне сидел Аждага. По обеим сторонам трона стояли два стола, украшенные драгоценными камнями. На тех столах лежали мягкие, из лебяжьего пуха, подушки, на них покоились две боковые человечьи головы дракона. Третья голова бодрствовала.

В дверях показался Мужичок-с-локоток.

— Что так долго бродил? — грозно спросил у него Аждага.

— Мир велик, — смиренно отвечал старик.

— Какое мое дело! — рявкнул дракон. — Не видишь, что ли, в нашем царстве совсем не стало людей? Орлы завелись, никто нас не боится, никто не завидует ни нашему величию, ни нашему богатству. Неужели мне самому сгонять людей сюда? Я тебя за нерасторопность вздерну за бороду.

— Воля ваша, — отвечал Мужичок-с-локоток. — Скоро в этих светлых покоях будут люди. Многое видел я на белом свете, сразу все не расскажешь.

— Говори, карлик! Не тяни!

— Во первых, родился богатырь у поселян Пайберде и Унави. Назвали его Ненчык-патыром. За силу и озорство его выгнали из деревни…

— Еще что?

— Там же красавица живет, ни в сказке сказать, ни пером описать. Но никто не знает, что она такая красавица. Про это она и сама не знает. В деревне ее Пеналче-Замарашкой зовут.

— Очень хорошо, — обрадовался дракой. — Вот это вести так вести! Того богатыря — ко мне. А красавицу — тоже давай сюда, только откорми да приодень ее хорошенько.

— Будет исполнено, мой повелитель!

— Кто пришел, с кем разговариваешь? — просыпаясь, спросила правая голова.

— Что тут происходит? — прошипела левая.

— Вперед дремать не станете, — прикрикнула на них третья, средняя голова. — А ты лети и ни мига даром не теряй! Приказала она старику.

Мужичок-с-локоток, кланяясь, попятился назад и скрылся за дверью.

Далеко-далеко от тех мест, где родился Ненчык-патыр, у самой воды стояла кузница. В ней работал человек но имени Кюртне-патыр — Железный богатырь.

Кюртне-патыр был человек веселый, и его голос далеко» разносился по округе:

Я кузнец, силач железный, Для людей мой труд полезный. Силу я свою нс прячу — Я кую металл горячий Для охотника есть стрелы, Сабли — для героев смелых, Сох серебряных немало Землепашцам наковал.. Я кузнец, силач железный, Для людей мой труд полезный…

Очень часто в кузницу наведывался его друг, охотник Пюнче-патыр — Сосновый богатырь. Вот и сейчас он зашел в кузницу.

— Здорово, дружище!

— А, это ты, Пюнче-патыр, здравствуй, здравствуй? Проходи поближе, садись.

— Спасибо! — сказал Пюнче-патыр, усаживаясь на лавку. — Ты знаешь, топор мой износился, новый, поди, уж готов? Да еще луки и стрелы нужны.

— Давно уже все готово! — отвечал кузнец. — Луки согнул из вереска, укрепил железной пластинкой, к стрелам припаял острые наконечники.

— Мне не терпится их испробовать, — сказал охотник.

Но в это время в кузницу вошел человек, по виду совсем мальчишка, хотя ростом был не меньше друзей-богатырей.

— Здравствуйте, богатыри! Извините, что зашел без приглашения. Мне очень нужны сабля, лук и каленые стрелы…

— Здравствуй, здравствуй! Да не сразу, браток, за дело берись, сначала познакомиться надо.

— Я издалека, — отвечал вошедший. — Три года к вам шел. Я — Ненчык-патыр, Богатырь из теста.

— Ха-ха-ха, ну и богатырь! — засмеялся охотник. — Да ты просто квашня!

— Кто много смеется без причины, тому часто плакать приходится, — заметил Ненчык-патыр. — И скажу еще: сам-то ты, зазнайка, похож на сосновую шишку!

— Я зазнайка? Сосновая шишка? — закричал Пюнче-патыр. — Ну нет, такой обиды терпеть я не буду! Бороться или рубиться?

— Я не к тебе пришел, — ответил Ненчык-патыр. — А раз на то пошло, будем бороться. Только, чур, потом не обижаться.

Кюртне-патыр согласно кивнул головой, и богатыри вышли из кузницы, нашли просторную луговину, и борьба началась. Каждый ловчился схватить другого и положить на обе лопатки. Скоро Пюнче-патыр понял, что одолеть ему Ненчык-патыра будет трудно. Мальчишка, как он его назвал про себя, был увертлив, как бесенок, а силен, как медведь. Чем дольше они боролись, тем больше сердился охотник, и тем чаще он ошибался, спешил. Этим и воспользовался юный богатырь. Он улучил момент и, схватив своего противника за пояс, поднял его в воздух, а потом медленно опустил на обе лопатки.

— Довольно, мир, — проговорил охотник.

Они встали и подали друг другу руки.

— Ну вот и хорошо. Уговор дороже денег. Прошу теперь выбрать луки, стрелы, шит, — сказал хозяин, и все три богатыря снова направились в кузницу.

Ненчык-патыр взял предложенную ему саблю, осторожно согнул, взвесил на руке ее тяжесть и одобрительно кивнул головой.

— Да! Сабля подходящая. — Потом он выбрал лук и стрелы и спросил: — Сколько все это стоит?

— У богатыря сила не в кармане, а в его добром сердце. Пусть это будет тебе моим подарком, Ненчык-патыр, — ответил кузнец.

Пюнче-патыр тоже выбрал оружие и пригласил кузнеца и своего нового друга к себе погостить да поохотиться…

В глубоком лесу, посреди небольшой поляны, стоял дом Пюнче-патыра. На цепи висел большой котел. На стенах были прибиты оленьи рога, на них висели луки и стрелы в колчанах, охотничьи ножи. Особое место было отведено сабле, ножны которой были разукрашены драгоценными камнями и перламутром…

Солнце еще не взошло, а друзья уже проснулись и собрались на охоту.

— Итак, дружище Кюртне-патыр, — сказал охотник. — Дома остаешься ты. Оленье мясо — в погребе, вода — в роднике, хлеб и соль — на полке.

— Ладно, ладно, все сделаю как надо, — ответил кузнец. — А вы не прохлаждайтесь, берите ваши луки, стрелы и отправляйтесь в лес. Раннее утро — прекрасное время для охоты…

«Первым делом — обед сготовить, — думал про себя Кюртне-патыр, когда его друзья ушли на охоту. — А для этого…» — дальше он не стал раздумывать и принялся за дело. Взял большую деревянную бадыо, три раза сходил за водой к роднику. Потом пошел в погреб, достал целую оленыо тушу. Решил, что маловато, прихватил еще пол-туши. Вce мясо он тщательно вымыл, разрубил на такие большие куски, что каждым из них можно накормить человек десять. Кюртне-патыр бросил мясо в котел, добавил туда соли и кореньев, растопил очаг, тут же прилег и… заснул богатырским сном.

Проснулся он от сильного стука в дверь.

«Никак охотники вернулись. Долго же я спал. О о как вкусно пахнет мой обед», — думал он, открывая дверь.

Но тут кузней увидел смешного крохотного старика с длинной-предлинной бородой.

— Ты зачем, старик, так стучишь громко, отдохнуть не даешь? — недовольно проворчал Кюртне-патыр.

Но старикашка нс смутился и приказал:

— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!

Вы, наверное, доедались, что этот крохотный человечек был Мужичокс-локоток.

Кюртне-патыр любил гостей, особенно стариков. Он принес и посадил маленького гостя за стол, налил в деревянную чашу суп, выбрал кусок мяса поменьше, отломил хлеба и все подал на стол.

— Ну что это за еда? Да этого и малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок с-локоток и мигом смахнул все на пол.

— Ты что безобразничаешь?! Я таких гостей…

По старикашка нисколько его не испугался. Он, подбоченившись, противно захохотал:

— Хи-хи хи! Ну-ка покажи, как ты таких гостей принимаешь?..

Кузней только хотел схватить незваного гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот. И что удивительно, он ничего не мог поделать со своим странным противником.

Мужичок-с-локоток поволок кузнеца, приподнял угол избы, подсунул туда Кюртне-патыра и придавил его.

— Вот как расправляются с негостеприимными хозяевами, — сказал он. — Пожалел каравая хлеба, теперь лежи под углом.

Мужичок-с-локоток снял котел с цепи и в один миг проглотил все, что в нем было, не оставив ни капли супа, ни кусочка мяса. Потом он перевернул котел кверху дном, положил на тлеющие угли и снова залился противным смехом.

— Ну, браток, спасибо за угощение. Тебе не железо ковать, а у котла стоять. Обед у тебя получился на славу. Не знал я, что ты так вкусно готовишь, иначе давно бы навестил. Хочешь, на добрую память тебе песенку спою? Молчишь? Стало быть, согласен.

Нет мне равного в борьбе — Богатырь я бородатый. Завтра вновь приду к тебе — Жди меня, как в гости брата. Суп и мясо — хороши, И повар, хи-хи, толковый. Благодарен от души. Хи-хи-хи! До встречи снова!

— Ну как, понравилась моя песня? Однако тебе, молодец, не пристало лежать под углом, — Мужичок с-локоток приподнял угол избы и освободил кузнеца. — Не тужи, браток, — сказал он напоследок, — до свиданья! А своим друзьям не забудь приготовить ужин, они придут усталые и голодные…

Закрыв за собой дверь, старикашка распушил бороду и исчез в облаках.

А кузнец сидел, боясь шелохнуться. Он никак не мог понять, что же случилось. «Эх, зх, как унизили меня! — думал он про себя. — И кто? Какой-то бородатый сморчок! Что же я скажу своим друзьям? Еще раз придется еду готовить». От горьких мыслей у него разболелась голова. Наконец, он поднялся с места и принялся за дело. Снова принес воды, мясо, заправил котел, разжег очаг, уселся на лавку и глубоко задумался. Мысли, одна печальнее другой, проносились в его голове. «Признаюсь — просмеют, не признаюсь — поступлю нечестно… Лучше не признаюсь. Стар, видимо, я стад, коль старикашку не смог одолеть. Завтра останется домовничать сам хозяин. Он-то посильнее и помоложе — справится с незваным гостем…» И тут он услышал топот — возвращались его друзья с охоты.

— Посмотри-ка, Кюртне-патыр, — уже с порога, восторженно сияя глазами, воскликнул Ненчык-патыр, — какая сегодня у нас удача! Самого хозяина леса принесли. — С этими словами он снял со своего плеча убитого медведя и положил на пол. — Лук и стрелы твои оказались отличными! Ты славный мастер! Спасибо тебе за подарок!

Кюртне-патыр согласно кивал головой, хмурился и молчал.

— Ты что это в рот воды набрал? — не вытерпел Пюнче-патыр. — На ребячью радость голос подал бы, что ли!

— Не обижайтесь, в дыму да копоти голова разболелась.

— Сказал тоже! Может, в лесу сухих дров не нашел? — съязвил охотник.

— Отстань! — отмахнулся кузнец.

На следующий день домовничал Пюнче-патыр. Он также сварил вкусный суп, прилег отдохнуть на полати и тоже был разбужен сильным стуком в дверь.

— Эй, кто там стучит, отдыхать хозяину мешает?

— Гость пришел, открой дверь!

— Что-то не припомню, кого я в гости звал, — пробормотал охотник, лениво поднимаясь с полатей. Он распахнул дверь и увидел старика ростом с локоток с длинноп-предлинной бородой. Пюнче-патыр грозно нахмурился, но старикашка не смутился и приказал:

— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба.

«Ишь чего захотел такой замухрышка. Хватит тебе небольшой чашечки супа, кусочка мяса да ломтика хлеба, — думал хозяин, подавая все это на стол. — Однако как бы чего не вышло. А вдруг он слуга дракона или сам злой колдун? Отнесу-ка я его и посажу за стол. Чего мне стоит? А там увидим».

Посадил Пюнче-патыр нежданного гостя за стол и сам напротив него сел.

— Ну что это за еда? Да этого малой синичке не хватит! — крикнул Мужичок-с-локоток и мигом смахнул все на пол.

— Ах вот как! — вскочил охотник. — Видать, ты не бывал еще в гостях у добрых людей. Никто не проучил тебя хорошенько.

Он бросился на старичка, а тот сидит как ни в чем не бывало и, подбоченясь, противно хихикает. Только хотел Пюнче-патыр схватить гостя за его длинную бороду, как в тот же миг сам был схвачен за шиворот… И с ним то же самое случилось, что с бедным кузнецом. Насмеявшись вдоволь над Пюнче, Мужичок-с-локоток проглотил всю еду, а пустой котел перевернул кверху дном. Потом поднял угол избы, освободил хозяина, вышел за дверь, распушил бороду и исчез в облаках…

На третий день готовить обед остался Ненчык-патыр. Он также сначала принес и налил в пустой котел поду, разрубил на куски оленыо тушу, растопил очаг и сел на лавочку.

«Ну что стряслось с моими друзьями? — спрашивал он себя. — Словно стыдятся чего-то, глаза прячут. Их ничего не радует — ни отдых, ни охота. Вот вернутся домой из лесу, прямо спрошу», — решил Ненчык-патыр и повернул горевшие под котлом бревна. Скоро его потянуло ко сну, и он задремал. «Что это я? — спохватился он. — Огонь догорит, а суп может не свариться. Нет, сон-батюшка, лень-матушка, вы меня не возьмете». И чтоб не уснуть, Ненчык-патыр взял большую липовую ложку и начал помешивать суп. Когда в котле закипело, он зачерпнул немного супа, попробовал на вкус. «Хорошо! Пусть прокипит, упарится хорошенько мясо — тогда затушу огонь и сниму котел. Придут мои друзья — вот поедят в охотку», — раздумывал Ненчык-патыр, помешивая в котле.

Вдруг в дверь громко постучали, и кто-то потребовал:

— Гость пришел, открой дверь!

— Гостей я не приглашал, но уж коль пришел — дверь открыть тоже сможешь.

Дверь резко распахнулась — в сенях стоял Мужичок-с-локоток.

Он снизу вверх грозно посмотрел на Ненчык-патыра и приказал:

— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!

— Хорошо принимать гостей, которые любят сытно поесть, — радушно говорит Ненчык-латыр, наливая большую чашку супа. Потом он выбрал самый жирный кусок мяса, принес свежий каравай хлеба и положил на стол. — Прошу, гость дорогой. Хоть и не звал я тебя, но как приятно на чужбине видеть знакомых по родной стороне. Может, снова был у наших илемов? Как там мои старики?

По Мужичок-с-локоток будто ничего не видит и ничего не слышит, грозно повторяет приказ:

— Гостя на руках внеси и за стол посади! Подай гостю большое блюдо супа, большой кусок мяса да еще каравай хлеба!

— Ах вот ты какой?.. Ничего не видишь, ничего не слышишь, да и со знакомыми знаться не хочешь. Больно высоко вознесся! А я слугой никогда не был и гостей таких высокомерных принимать не желаю! — проговорил Ненчык-патыр и захлопнул дверь перед самым носом неж-данного гостя.

В ту же минуту дверь с грохотом упала, и Мужичок-с-локоток, противно хихикая, встал перед Ненчык-патыром и прошипел:

— Ну, желторотый воробей, бороться будем или рубиться?

— Кровь стариков я не проливаю, а уж коль ты захотел мою силу испробовать, так и быть — будем бороться, — твердо ответил Ненчык-патыр и, цепко схватив Мужичка-с-локоток за бороду, закружил его вокруг себя. Потом неожиданно отпустил — и старикашка с лета ударился об угол двери, упал на порог и притих, как неживой.

— Да-а, борец из тебя не получился, однако. Да что это с тобой? — забеспокоился богатырь и участливо наклонился над волшебником. И в ту же минуту Мужичок-с-локоток схватил Ненчык-патыра за шиворот, вскочил на ноги и мигом потащил богатыря из избы.

— Хи-хи-хи! — снова залился он противным смехом. — Вижу, сильный да смелый ты стал, походя но свету белому, но, видать, и зла черного нахватался в людях, потому-то я и победил тебя. Тот еще не родился, кто в борьбе одолеет меня. Сейчас я отнесу тебя Аждаге. Будешь его слугой.

У самого порога Ненчык-иатыру удалось ловко схватить старика за бороду у подбородка и приподнять его. Мужичок-с-локоток как-то сразу скис, рука его обессилела.

— Ах вот какой ты гость! Ты не только злой старикашка, но еще и коварный! — говорил Ненчык-патыр, поднимаясь на ноги. — Пошел на хитрость подлую. Тем хуже для тебя! И запомни: ничьим слугой я никогда нe буду.

Ненчык-патыр подошел к высокой сосне и на середине ее, на высохший острый сук намотав бороду и завязав крепким узлом, повесил злого волшебника.

— Ну, как себя чувствуешь? В твоем хилом теле — большая сила. Ты не просто Мужичок-с-локоток, а злой колдун. Много же мне пришлось повозиться с тобой! Сейчас придут мои товарищи, и мы вместе решим, что с тобой делать.

— Отпусти меня, Ненчык-патыр! — взмолился колдуя. — Твои друзья уже исчерпали сердца свои в пороках и зле. Охотник завистлив и хвастлив. Зазнается перед другими. Он ленив, мало думает и беспокоится о друзьях. Кузнец — мастер хороший, но труслив, боится правду сказать… А ты… Только потому ты победил меня, что сердце твое чистое, как у ребенка. Ты смел, ты простил меня, а они из-за трусости своей могут убить.

— Ну хорошо. Я отпущу тебя, но как ты будешь жить теперь?

— Я перво-наперво вознагражу тебя. Ты будешь самым сильным, тебе будет подвластен весь мир земной. Ты будешь самым богатым. Всякое твое желание будет исполнено без промедления.

— Все «будет», «будет» мне одному. А я хочу, чтобы все были свободны и счастливы, и богаты. Хочу, чтоб и ты был хорошим, честным.

— О Ненчык-патыр! Богатыми не могут быть все. Люди никогда не будут чистыми душой и честными в поступках своих. Потому-то и жив я, и здравствую, что еще много есть людей, в чьих сердцах прячется зло. А каждый, в-чьем сердце таится зло, — мой раб.

— И ты хочешь, чтобы я освободил тебя для того, чтобы ты отнимал у людей свободу! Ты уверен, что на земле всегда будет зло? Нет! Мы, люди, победим зло, а ты, коварный карлик, будешь висеть здесь, на суку, на собственной бороде! — решительно сказал Ненчык-патыр, повернулся и пошел к дому охотника.

— Остановись, о юный богатырь! — отчаянно крикнул вслед Мужичок-с-локоток. — Если ты отпустишь меня; сейчас, сию минуту, я освобожу твоих родителей и Пеналче-Замарашку.

— Как? — обернулся Ненчык-патыр. — Где мои старики? Где Пеналче? Говори, презренный колдун!

И Мужичок-с-локоток рассказал о том, как он по приказу дракона Аждаги доставил в подземное царство Пайберде, Унави, что они теперь прислуживают дракону, а Пеналче-Замарашка и другие две юные пленницы стали женами владыки подземного царства.

— Не ври, о подлый старец! Пеналче никогда не станет женой дракона. Сейчас придут мои друзья, и ты поведешь нас в свое подземное царство. Мы всех пленников освободим. И твоему хозяину не поздоровится…

В это время вернулись Пюнче-патыр и Кюртне-патыр. Они уже на охоте признались друг другу и осудили себя за то, что не сказали правду, не предупредили юного товарища о коварном и злом волшебнике. Скорее, без добычи, поспешили они домой и удивились: обед весь цел, на столе большая чашка супа и каравай хлеба. Но где же Ненчык-патыр? Они увидели следы борьбы и еще больше забеспокоились.

— Не похитил ли он нашего друга? — встревожился кузнец.

Они выбежали из дому и увидели Неичык-патыра. Он быстро шел им навстречу.

— A-а, пришли… Очень хорошо. Ешьте покрепче — и в дорогу.

Он рассказал обо всем, но Кюртне-патыр испугался идти на дракона. Он слышал, что много уже богатырей погибло в битвах с ним. Охотник посоветовал, что дракона лучше ждать наверху, когда он выползет из подземного царства, и тогда прикончить. Но Неичык-патыр смело решил идти один, сейчас, сию минуту. Он согласился на прощанье пообедать с друзьями, а потом спешно направился к сосне за Мужичком-с-локоток. Поглядеть на висящего злого волшебника пошли и кузнец, и охотник. И вдруг юный богатырь схватился за голову. На суку висела только борода колдуна. Мужичок-с-локоток исчез. Он по волоску оторвал себя от бороды и поспешил к поляне с заветной норой в подземное царство.

— Эх, растяпа! Что я теперь буду делать? Как я найду дорогу во владения дракона.

Тогда Пюнче-патыр сказал:

— Успокойся, юный друг! Я не оставлю тебя одного. Я знаю в дальнем лесу поляну, где есть нора, из которой погреться на солнышко иногда выползает дракон.

Кузнец устыдился, наконец, своей трусости и решился тоже пойти.

И вот все трое наших богатырей отправились в путь-дорогу.

Скатившись кубарем в подземелье, Мужичок-с-локоток облегченно перевел дух. Теперь ом был во владениях всемогущего Аждаги, под защитой его.

«Ишь освободители нашлись, — злорадствовал он, зная, что друзья пустились в погоню все втроем. — На самого дракона идут. Ну пусть только явятся сюда — мигом угодят в пасть моему повелителю. Будет доволен* мой хозяин…»

И вдруг он услышал словно раскаты грома: «У-у-у! У-у-у!»

«A-а, сам Аждага близко!» — обрадовался Мужичок-с-локоток. И, действительно, скоро он увидел дракона. Его длинное тело иссиня-зеленовато светилось изнутри, две боковые головы па коротких шеях покоились на плечах. Средняя же голова была на длинной шее и как всегда бодрствовала.

И вот три пары глаз уставились на Мужичка-с-локоток.

— Го-го-го-го! — засмеялась средняя голова. — Го-го-го-го! Го-гото! — вторили ей правая и левая.

— О-о, пусть ваше величество всегда будет таким веселым и жизнерадостным! — воскликнул льстивый старик. — Во веки веков.

По Аждага безудержно гоготал. Правая и левая головы так расшумелись, что средняя должна была вмешаться:

— Эй, чего, как пустые бочки, разошлись? — крикнула она и правой лапой ударила левую, а левой — правую головы и тут же сама за голову схватилась и застонала — Мать моя богородица! Все забываю о том, что где больно вам, там и мне больно… Эй ты, чучело гороховое? Хватит смешить мои честные головы, говори, где объявился такой ловкач-богатырь, кто смог при свете земного дня оставить тебя без волшебного украшения. Говори, презренный трус, где борода, которой я одарил тебя?

А ужичок-с-локоток смущенно молчал. Уж очень ему не хотелось говорить о своем позоре. Но спрашивал сам владыка подземного царства, и колдун не посмел умолкать, рассказал все, как было.

— Дорого я бы дал, чтобы полюбоваться на то, как ты висел на своей бороде, — прорычал Аждага, его лапы схватились за живот, и все три головы опять покатились со смеху.

— Мой повелитель, — сказал с обидой в голосе Мужичок-с-локоток. — Вы смеетесь, а я же для вас старался. Пусть я смешон сейчас, но почти выполнил все ваши приказы: еще раньше я сыскал и доставил двух красивых девушек. А теперь лучшую из лучших, красивейшую из красивейших в наше царство привел.

— А где твоя красавица? Давай-ка ее сюда!

— Сию минуту, — подпрыгнул в радости Мужичок-с-локоток.

И тут правая голова заспорила с левой:

— Красавица Пеналче-Замарашка будет моей! — гаркнула она.

— А вот и не твоей! Пеналче-Замарашка будет моей! — вопила другая.

И тут средняя голова так тряхнула сначала правую, а потом левую, что все три головы Аждаги на некоторое время словно оцепенели. Первой очнулась средняя голова. Она увидела Мужичка-с-локоток, застывшего в почтительной позе.

— Ты еще не ушел, дохлая черепаха! Одна нога здесь, другая — там! Привести сюда Пеналче-Замарашку! И прихватить остальных пленниц!..

В покоях Аждаги всегда были юные пленницы. Мужичок-с-локоток похищал девушек и приносил в подземное царство. Всех их роскошно одевали, хорошо кормили и поили. Любая просьба их исполнялась в ту же минуту, а потом в один прекрасный момент одна из невольниц исчезала куда-то. Мужичок-с-локоток уверял остальных, что пропавшую девушку за ласки нежные, за любовь горячую хозяин подземного царства отпустил на волю и что он сам на своей бороде отнес девушку домой… Но на самом деле было не так. Дракон Аждага просто-напросто съедал девушек.

Вот и теперь в покоях Аждаги было три невольницы. Старшую звали Акталче. Ей Аждага прислал в подарок большой золотой сундук, полный дорогих одежд и украшений. Она сидела у зеркала и любовалась новым платьем.

Среднюю звали Окалче. Ее похитил колдун немного позже, и Аждага подарил ей большой серебряный сундук. Она тоже сидела перед зеркалом, примеряя на груди ожерелье.

Обе они так были заняты собой, что не замечали третьей пленницы, совсем недавно появившейся в покоях подземного владыки. Это была Пеналче-Замарашка. Она отказалась принять подарок Аждаги — медный сундук с дорогими одеждами и украшениями. Он так и стоял нераскрытый, а Пеналче-Замарашка сидела у резного окна и грустно пела:

Здесь богатые палаты, Золото, хрусталь… Ничего мне здесь не надо, Только очень жаль: Не могу из плена птицей  Легкой улететь. Надоело мне без дела  В роскоши сидеть.

Потом она подошла к Акталче, но та продолжала наряжаться и смотреться в зеркало. Окалче занималась тем же, и Пеналче-Замарашка сказала громко, обращаясь к ним:

— Ох, девушки, девушки! Ну что хорошего в дорогих нарядах, когда сами в плену? Если бы такое добро было у меня на воле, я была бы счастлива, а здесь…

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, — сказала Окалче, отрываясь на миг от зеркала. — Там, на земле, ты день и ночь работала на свою тетку, не пила так, не ела, да и никаких нарядов не имела…

— Зато у меня там хорошие друзья были. Вот, например, Ненчык-патыр…

— Ха! Где же твой богатырь? Он и пикнуть не посмеет на хозяина подземного царства.

— А я верю, что он найдет и освободит меня, и отца своего, и мать, и вас вместе с нами… А дома пусть я и бедно жила, но зато на свободе была. Не захотела у тетки жить — люди добрые приютили.

— Замарашка права. Неужели ты, подруга, этого не понимаешь? — спросила Акталче. — Ведь нас никто не видит. Нашей красотой и нарядами любуется только старый карлик с бородой.

— Ты тоже права, — согласилась Окалче. — Была бы моя воля — мигом улетела бы в свой илем родной и сказала: «Не плачьте, маменька, не плачьте, папенька, я снова с вами и всегда буду слушаться…»

— На душе как-то холодно и тоскливо! — продолжала Акталче. — Никто тебе дурного слова не скажет, но сердце щемит тревога: что будет дальше?

— Да! — согласилась Окалче. — Я тоже часто грущу. Мне хочется увидеть родное яркое солнышко. Хочу быть среди широких полей и зеленых лугов. И пусть около леса будет голубое озеро, а на берегу прозрачный холодный родник… Больше мне, кажется, ничего не надо.

— А я еще желаю, чтоб у меня были хорошие друзья и любимый человек, — сказала Пеналче-Замарашка.

— Ну ладно, девочки, хватит мечтать, хватит горевать. Мечтой да слезой дело не поправишь. Вот понравимся хозяину подземного царства — и он отпустит нас всех домой. Давайте хорошенько примерим наши наряды, — сказала Акталче и снова открыла свой сундук. — Поглядите, какие бусы! Каждая как глазок лисички блестит.

— А у меня браслет какой! Павлиньим пером переливается, как радуга! — хвастается Окалче.

— Эх вы, — махнула рукой Пеналче-Замарашка. — Говорите о солнце, а сами тешитесь побрякушками.

В это время с большими подносами вошли Унави и Пайберде. И чего только не было на этих подносах! И пирожки поджаристые с мясом, и туара, и команмелна7, и мед, и полный жбан медовухи, разные сладости и напитки.

— Дедушка, бабушка, вы тоже садитесь…

— За стол никого не приглашать! Ишь какие хлебосолы нашлись! Ваше дело — сидеть на сундуках, есть и пить, что повкуснее, чтобы всегда быть ядреными да крепкими, наряжаться во все лучшее, чтобы быть красивыми да пригожими, чтобы понравиться вашему властелину, — затараторил Мужичок-с-локоток, появившийся неизвестно откуда. — Ну что же еще вам надо?

— Солнце! — за всех ответила Пеналче-Замараш-ка. — Луга, леса, реки и озера! Свобода и человек любимый — вот что нам надо!

— О-о! Да вы тут, видать, сговорились. Это все ты, Замарашка, мутишь воду. Так знайте все: ваше солнце, леса, луга, реки и озера, ваш человек любимый — наш повелитель, всемогущий Аждага! Вы самые счастливые девушки на свете — вы жены его. Сегодня, сейчас вы идете к нему!

— Сжальтесь над ними, добрый волшебник, не отдавайте жадному дракону, — взмолились Пайберде и Унави…

— А вас, дохлые сморчки, никто не спрашивает! Вон отсюда!

Мужичок-с-локоток вдруг завертелся волчком все быстрее и быстрее, девушки тоже начали кружиться вокруг него. Неожиданно все двери распахнулись — и Мужичок-с-локоток вылетел вместе с тремя пленницами неизвестно куда…

В это время к золотому дворцу Аждаги подходили охотник, кузнец и Ненчык-патыр. Вдруг они заметили, что из ворот дворца вылетел черный смерч. Смерч быстро приближался, мгновение — и он пронесся мимо них в сторону мерцающего вдали озера.

— Что это такое? — удивился Пюнче-патыр.

— Какой-то вихрь пролетел, — сказал Кюртне-патыр.

— А мне показалось, что из этого облачка кто-то звал на помощь. Наверное, это Пеналче-Замарашку и стариков моих колдун понес к дракону, — сказал Ненчык* патыр, и все трое богатырей устремились туда, куда полетел смерч.

— Ненчык! Ненчык! Сыночек мой! — услышали они из дворцовых ворот крики.

Все обернулись, Ненчык-патыр узнал своих родителей, подбежал, крепко обнял их, поцеловал и снова рванулся в сторону озера.

— Сыночек, не ходите туда! Там дракон. Его победить никто не может — он каждое утро пьет в своем погребе живую воду. Пока мы все живы и здоровы, надо спасаться.

— Нет, дорогие мои! В родных илемах мы так и живем, не выручая друг друга. Вот и подстерегают нас зло и беда поодиночке. Вот и не выходим мы из нужды. Я походил но белу свету и понял, что никогда ближнего не надо оставлять в беде. Кто со мной идет на злого дракона?

— Я! — крикнул Кюртне-патыр.

— Я тоже! — шагнул вперед Пюнче-патыр. — Только не мотает перед боем очистить погребок Аждаги с колдовским напитком.

— О-о, дети мои, — сокрушенно махнул рукой Пайберде. — Вход в тот погреб прикрыт огромной скалой, которую только сам дракон может отодвинуть…

Пайберде показал эту скалу, но Ненчык-патыр не смог отодвинуть ее. Не смогли это сделать и трое богатырей вместе, только немного сдвинули с места. Тогда Пайберде и Унави тоже уперлись плечами, а старик еще и скомандовал:

— P-раз! Два! Три-и — взяли!

Скала с глухим скрежетом отодвинулась, и все трое вошли в мрачный погреб. Пайберде зачерпнул ковшом из огромной бочки, выпил и сказал:

— Вот это да! Я стал такой же сильный, как и в свои молодые годы!

Потом выпили все остальные — и, как на крыльях, устремились в сторону озера выручать Пеналче-Замарашку и ее подруг.

Дракон отдыхал на берегу подземного озера под огромным развесистым дубом. Он разнежился на травке и задремал. Его разбудил черный вихрь, что остановился у дуба, постепенно замедляя круговые движения. Перед Аждагой предстал Мужичок-с-локоток, а три девушки упали на траву.

Средняя голова разбудила две боковые, Аждага сладко зевнул, чуть-чуть не втянув в свою пасть колдуна. Тот, обезумев от страха, вскрикнул, окончательно разбудив дракона.

— Где же твои красавицы? — строго спросил Аждага. — Не эти ли дохлые мухи на траве?

— Что вы, мой повелитель? Они просто закружились, — суетился Мужичок-с-локоток около пленниц, хлопая их по щекам. — И здоровые они, как изволите сами сейчас увидеть, и ядреные, и крепкие — как спелый орех.

— Хорошо-хорошо, но мне не нужны бесчувственнее твари, — Аждага опять зевнул с намерением проглотить Мужичка-с-локоток, но тот держал ухо востро и так проворно отпрянул в сторону, что даже рассмешил Аждагу.

Нетерпение брало свое, и дракон снова грозно спросил:

— Что-то жены мои не оживают долго. С ними надо было обращаться понежнее! Ты убил их, о подлый карлик! Да я раздавлю тебя, как лягушку!

— Не гневайтесь, мой повелитель, — упал на колени Мужичок-с-локоток. — Есть еще средство…

— Говори, какое же это средство? — нетерпеливо заскрежетал зубами дракон.

— Их может разбудить ласковое слово доброго человека.

— Го-го-го-го! Не ты ли этот добрый человек? — съязвил Аждага.

— Нет!

— Может быть, таким человеком ты считаешь меня?

Колдун засмеялся и, словно бросаясь в омут, проговорил робко:

— Нет, мой повелитель…

— То-то же! — внушительно сказал дракон. — Но где же мы найдем добрых людей?

— А их и не надо искать, они сами пришли! — сказал Ненчык-патыр. И дракон, и колдун увидели грех богатырей, Пайберде и Унави.

— Все в ноги поклонитесь! — закричал Мужичок-с-локоток, радуясь, что гнев дракона перейдет на незваных гостей.

— От твоего крика, подлый карлик, наши спины не согнутся! — гордо сказал Пюнче-патыр.

— Уж кто-кто, а ты молчал бы, хилый охотник, — с презрением прошипел колдун. — Или забыл, как барахтался под углом своего собственного дома?

— И он не забыл, и я не забыл! — выступил вперед Кюртне-патыр.

— Сегодня мы рассчитаемся с тобой за всех, и за все. Теперь ты не будешь воровать на земле юных дочерей и уводить в рабство братьев и отцов наших…

— Го-го-го-го! — загоготали все три головы дракона. — Бывало, сюда людей силком не затащить, а сейчас сами пришли.

— Рано смеетесь, Аждага! — оборвал его Ненчык-патыр. — Отвечайте, что случилось с девушками?

— Го-го-го-го! — снова загоготали все три головы дракона. — Сам не знаешь, о юноша? «Язык сладкое, а глаза красивое любят», — так, кажется, говорят на земле. Поглядите все: какие красавицы! А вы, старики, слуги мои, вы — добрые люди, подойдите и разбудите их!

Пайберде и Унави не сдвинулись с места, но когда об этом же их попросил их сын, старики подошли к Поналче.

— Очнись, доченька моя, — тихо сказал Пайберде и нежно прикоснулся ладонью к холодному челу девушки. — Вставай, мы пришли выручать вас.

— Го-го-го-го! — с новой силой загоготали три головы Аждаги. — Слышите, — средняя голова говорит двум другим, — этот старый хрыч пришел девушек выручать. Го-го-го-го! Го-го-го-го!

— Хи-хи-хи-хи! — поддакивал Мужичокс-локоток. — Девушек выручать… Хи-хи-хи-хи!

Скоро три пленницы очнулись, и дракон приветливо сказал им, не обращая внимания на всех остальных:

— Ну, красотки мои! Пойдемте, я вас приласкаю.

— Ни за что! — воскликнула Пеналче-Замараиика.

— Нет! — ответили Акталче и Окалче.

Мужичок-с-локоток подбежал к девушкам, взял за руку Пеналче-Замарашку и потащил к Аждаге. Ненчык-патыр схватил карлика и бросил в сторону кузнеца. Кюртне-патыр не растерялся, поймал колдуна и бросил Пюнче-патыру, тот обратно юному богатырю. Так повторялось несколько раз. Живой мячик перелетал из рук в руки. Наконец, Ненчык-патыру надоела такая игра, и он бросил колдуна на середину озера. Тело карлика скрылось под водой, а над озером поднялся смерч и тут же скрылся из глаз. И сейчас этот смерч носился по морям, поднимая соленые брызги, по лесам, ломая и вырывая с корнем деревья, по полям, приминая посевы, в пустынях, поднимая до самого неба песчаные столбы. А иногда в ярости он бросается на города и деревни, стремясь как можно больше вреда нанести людям.

Пока богатыри перебрасывали Мужичка-с-локоток по кругу, все три головы дракона покатывались со смеху, но когда колдун оказался в озере, Аждага удивленно сказал:

— О-о! Да вы смелые какие! Мне это нравится. Я беру вас в слуги к себе.

— В слуги? — переспросил Ненчык-патыр.

— Ну да, в слуги, — продолжал дракон. — Пюнче-патыр — хороший охотник. Он будет мне доставлять разную дичь, а Кюртне-иатыр — отличный кузнец. У меня под землей железа, меди, серебра и золота — куй, мастери, чего захочешь! Ненчык-патыр, отец его и мать — землепашцы. Они будут растить и собирать урожаи, приносить мне к столу хлеб. Ну что еще? Найдете себе невест, сыграете свадьбы, и заживем в дружбе да согласии.

— Теперь всем нам осталось до земли поклониться всемогущему повелителю, — съязвил осмелевший Пайберде.

Но дракон не почувствовал издевки, не заметил он, как усмехнулись богатыри, так как его внимание отвлекло что-то на вершине дуба.

— A-а! И здесь свили гнездо эти проклятые орлы! — взревел Аждага. — Сейчас я расправлюсь с их желторотыми птенцами…

Дракон повернулся и направился к дубу.

Орлята жалобно запищали. Охотник знал язык птиц и понял, что птицы звали мать и отца на помощь. Он схватился за лук и сказал Ненчык-патыру, что пока не прилетели эти огромные птицы, надо расправиться с драконом.

Ненчык-патыр поднял меч и ударил плашмя по спине дракона. Тот взвыл, но не от боли, а от удивления. Его головы превратились в змеиные — и из каждой пасти метнулись огненные струи. Они бы в одно мгновение сожгли героев, но друзья прикрылись щитами.

Богатыри смело ринулись на дракона, но подойти близко к нему никак не могли: средняя голова, извиваясь на длинной шее, полыхала всесжигающцм пламенем, да и к тому же вблизи просто-напросто можно было угодить в когти Аждаги. Долго бились богатыри. Уже загорелась одежда на Кюртне-патыре, но он мигом сбил пламя; уже в пылу битвы Пюнче-патыр выронил из рук щит и сражался без него; плечо Ненчык-патыра было поражено когтями дракона, но юный богатырь смело шел на Аждагу, тесня его к берегу озера. Наконец, охотнику все же удалось пронзить стрелой правую голову дракона — и из ее раны хлынула кровь.

— Ты умрешь, охотник! Твое сердце заражено ядом черной зависти, зазнайства, — захрипела раненая голова и в предсмертном усилии плеснула в Пюнче-патыра черным ядом.

Затуманился взор отважного охотника, и упал он замертво у могучего дуба.

— Го-го-го-го! — загоготал дракон. — Сейчас ты, Ненчык-патыр, один останешься. И как это я забыл? Ведь кузнец-то труслив, как белка. Одной капли яда хватит ему.

И с этими словами левая голова плеснула в кузнеца желтым ядом. Кузнец пытался прикрыться щитом, но капля яда все же попала на него — и он тоже упал… Ненчык-патыр рванулся защищать друга, прикрыть собой, так как его никакой яд Аждаги не мог убить, но не успел. Зато, оказавшись рядом, он срубил левую голову дракона и услышал крик Пайберде: «Берегись!» Богатырь поднял щит, но струя горячего пламени все же обожгла его, и загорелась одежда на нем.

— Го-го-го-го! — злорадно загоготала средняя голова. — Сейчас я хорошенько прожарю тебя и съем.

Ненчык-патыр бросился к озеру, но споткнулся о левую голову дракона и упал… В тот же миг когтистая лапа Аждаги сгребла юного богатыря и подняла вверх…

В пылу боя никто не заметил, как на макушку дуба опустилась огромная птица. Это была мать орлят. Она алчным взглядом следила за битвой. Зов птенцов о помощи прервал ее охоту, она вернулась ни с чем. «На хороший пир я попала… Вот будет мяса и мне, и орлятам!» — довольно думала орлица, глядя, как воины, один за другим покидая этот «пир», падали мертвыми. «Будет сейчас пожива, крошки мои», — сказала она орлятам и приготовилась к броску. В это время Аждага высоко над озером поднял Ненчык-патыра и дожидался только того момента, когда догорит на нем одежда, чтобы тут же проглотить его.

Напрасно бегал вокруг Аждаги Пайберде и колол его копьем охотника. Дракону это было нисколечко не больно. Он просто нс обращал на старика никакого внимания.

В отчаяньи старик простер руки вверх:

— О могучий юмо8, спаси дитя мое от гибели! — и тут Пайберде увидел огромную птицу, готовую к броску. — О птица! Ты послана всесильным юмо… Растерзай скорее злого Аждагу! Помоги победить его.

Но птица ответила:

— Бедный старик! Юмо здесь ни при чем. Слышишь — всесильный молчит. Не внимал он и молитвам нашим птичьим. Я голодна! Мне надо кормить моих орляток. Вы, люди, никогда не помогаете нам. Ваши охотники часто лишают нас добычи. Вот и поселились мы в подземном царстве. Там, на земле, люди убивают птиц. И мы теперь не щадим людей.

И тут снова запищали птенцы.

— Не шумите, родимые, сейчас я вас накормлю.

— Нет, мать! Эти люди пошли на дракона, защищая нас. Ты должна помочь им.

И только теперь птица поняла, что люди — ее союзники. Она бросилась к средней голове Аждагн и вырвала когтями один его глаз.

Дракой взвыл от боли и выпустил из лап богатыря. Ненчык-патыр упал в озеро, и одежда его погасла. Он выскочил на берег и опять бросился в бой. Но и с одним глазом Аждага был грозен. Он еще злее изрыгал пламя. Но теперь страх потерять последний глаз заставлял его выше поднимать голову и встречать наскоки птицы. Скоро дракон понял, что трудно будет ему победить в этом бою. «Зачем мне рисковать? Сейчас я заключу мир с Ненчык-патыром. Расправлюсь сначала с орлами здесь, иод землей, а потом с этим патыром — на земле».

— О юный патыр! Ты достойный воин. Я отпущу твоих родителей и Пеиалчс-Замарашку. Женись на ней, и живите с богом…

— Нет! — восклинул богатырь. — С черным злом я в союз не вступаю!

— Ну хорошо же… Сейчас я утолю жажду, тогда посмотрим, как ты запоешь.

— А ты не спеши в погреб. Там уже нет твоего зелья. Я и мои друзья постарались об этом. Ты умрешь, презренный дракон!

— О-о-о… — взвыл Аждага. — Не радуйся и ты. Кто отрубит мою среднюю голову, тот погибнет навсегда, пусть даже он самый чистый и невинный. Слышишь? Погибнет!

— Ну и пусть! Я погибну, но и ты больше не будешь брать людей в рабство. И люди на земле будут счастливы. Никто не будет нарушать их мирный труд.

— Правильно, сынок! — крикнул Пайберде и встал рядом с Ненчык-патыром.

И вновь началась битва. Аждаге мешала бессильно повисшая правая голова. Он оторвал ее и метнул в сторону героев. Голова угодила в Пайберде — и он упал… Ненчык-патыр схватил ее и бросил в дракона. Капля черной крови попала в уцелевший глаз Аждаги, и он перестал видеть. Долго еще вертел дракон ослепшей головой, обжигая все вокруг пламенем, но наконец удалось юному богатырю срубить ее. И в ту же секунду хлынул белый яд на Ненчык-патыра…

С громким клекотом подлетела другая птица, орел-отец, и обе они набросились на дракона…

В наступившей тишине около дуба одиноко стоял и плакал Пайберде. Окалче упала в обморок, как только рухнул на землю Пюиче-патыр. Акталче не смогла перенести смерть Кюртне, а Унави и Пеналче-Замарашка лишились чувств, когда Ненчык-патыр оказался в когтистой лапе дракона.

Но скоро очнулись Унави, Пеналче-Замарашка и две другие девушки. Все они в один голос заплакали, и тогда орел-отец взмыл вверх и полетел к роднику с мертвой и живой водой. Окропленная ею любая рана тут же затягивалась. Потому-то орлы не боялись Аждаги и смело жили в его подземных владениях. Скоро орел-отец принес в клюве этой воды и брызнул на всех погибших. Тут же ожили Пюнче-патыр и Кюртне-патыр.

— А против белого яда и живая, и мертвая вода бессильны, — сказала орлица-амать. — В битве с драконом мы сдружились с вами и должны выручать друг друга. Попрощайтесь с Ненчык-патыром — и орел-отец вынесет вас на землю.

Долго и безутешно рыдала Унави над сыном: О сыночек мой родной-единственный, Мы так долго ждали тебя на белый свет, Но так быстро илем ты наш покинул. И ушел ты. Мы, старцы, осталися Коротать свой век без помощничка, Без помощничка, без кормильца…

И Унави поцеловала сына три раза в холодный лоб и скорбно отошла в сторону…

И тут же припала к Ненчык-патыру Пеналче-Замарашка, причитая:

Мой единственный, синеглазый мой, Ты зачем же одну меня оставил, Без отца родного, без матушки, Без тебя, мой патыр любимый? И одна мне дороженька осталася — За тобой, долгожданный, синеглазый мой, За тобой. Ненчык-патыр любимый…

Пеналче-Замарашка схватила нож, но в это время слеза ее упала на холодный лоб юного богатыря, и он открыл глаза.

Орел-отец вынес наших друзей на землю. Скоро они отпраздновали три веселые свадьбы. Кюртне-патыр женился на Акгалче, Пюнче-патыр взял себе в жены Окалче, а Ненчык-патыр, понятное дело, стал мужем красавицы Пеналче. Гремели барабаны, играли гусли, гудели волынки, и все пели и плясали до упаду. И я там был, крепкую брагу пил и плясал с красавицей Пеналче. Не верите — спросите у самого жениха — Ненчык-патыра…

Много-много лет прошло с тех пор. Бегут поезда по земле, плывут по воде пароходы, летают самолеты в небе, мчатся яркие звезды — корабли космические — все это сделано руками потомков Кюртне-патыра. Шумят на земле леса зеленые. Много в них зверей и птиц. Это потомки Пюнче-патыра заботливо охраняют природу от холодного топора, от злобного браконьера. От края и до края колышутся нивы… Это потомки Ненчык-патыра выращивают на земле богатые урожаи…

Не зря говорят в пароде: «Хлеб — всему голова». Может, потому в этой сказке Ненчык-патыр — Богатырь из теста — был самым сильным, добрым и отважным.

Ивук

или в одном селе старик и старуха, и были у них две дочери-красавицы.

Однажды приехал в село из неведомых краев незнакомый юноша и посватался к старшей дочери. И невеста понравилась жениху, и жених — невесте, а родители не хотят отдавать дочь за незнакомого человека.

Уехал жених ни с чем.

А утром проснулись старик со старухой — нет старшей дочери.

Ждали ее до обеда, ждали до вечера, ждали весь следующий день, искали повсюду, людей расспрашивали — нет девушки!

Прошел год, а о старшей дочери ни слуху ни духу.

Ровно через год приехал в село другой юноша и посватался к младшей дочери. Старик отказал и этому жениху.

Уехал жених, а ночью пропала младшая дочь.

Остались старики одни в своей избушке, живут — горюют.

Прошел год, и пять, и семь лет прошло — о дочерях ни слуху ни духу.

Через семь лет родился у стариков сын. Обрадовались ему старики, назвали сына Ивуком.

Растет Ивук не по дням, а по часам: через неделю он уже начал бегать, через две — передрался со всеми деревенскими мальчишками и всех поколотил.

Как-то спросил Ивук старика со старухой:

— Скажите, отец-мать, почему у меня нет ни братьев, ни сестер?

— Были у тебя две сестры, — отвечает старик. — Да вот уже восьмой год, как пропали, и нет о них ни слуху ни духу. Искали, искали мы их, так и не нашли.

— Теперь я пойду искать сестер, — говорит Ивук.

— Не уходи, сынок! Если ты уйдешь, кто ж о нас позаботится, кто пас накормит? — вздохнул старик.

— Не печалься, отец, без хлеба не будете, — отвечает Ивук.

Нанялся Ивук в работники, целое лето работал, заработал амбар хлеба.

— Теперь хватит вам хлеба на три года, — сказал Ивук отцу с матерью. — А я пойду разыскивать сестер.

Идет Ивук по дороге и видит: дерутся возле дороги три чертенка.

— Из-за чего деретесь, чертенята? — спрашивает Ивук.

— Нашли мы чулки скороходы и шапку-невидимку, а поделить никак не можем.

— Уж так и быть рассужу вас.

Обрадовались чертенята.

— Дели, дели скорее!

— Вон за той горой лес, — говорит Ивук. — А за лесом большая липа. Кто первым добежит до липы и сюда вернется, тот получай шапку-невидимку и чулки-скороходы. А ну — раз, два, три!

Побежали чертенята, а Ивук сунул в котомку чулки-скороходы, шапку-невидимку и пошел своей дорогой.

Полдня бежали чертенята до липы, полдня — назад, а когда воротились, Ивука уже след простыл.

— Обманул нас Ивук! Обманул! — закричали чертенята.

— Это ты виноват! — винят старшие младшего. — Ты первый крикнул: «Дели!»

— Вы старшие, вы и виноваты! — оправдывается младший.

Раскричались, рассорились чертенята и вновь затеяли драку.

А Ивук шел-шел и пришел в лес.

Наступила ночь, В поле темно, в лесу еще темней. Идет Ивук по темному лесу и видит: горит среди леса костер, у костра сидит старик-охотник.

— Здравствуй, дедушка! — говорит Ивук.

— Здравствуй, Ивук, — отвечает старик. — Куда путь держишь?

— Были у меня две сестры, — говорит Ивук, — да вот уже восьмой год, как пропали. Иду их искать. Не видал ли ты, дедушка, моих сестер?

— Давно я живу в этих местах, — отвечает старик, — но не встречал здесь твоих сестер. А вот как раз восемь лет назад пролетал из ваших краев мимо нашей земли мудрый волшебник Йорок Йорокович. Уж не он ли унес одну из твоих сестер?

— Скажи, дедушка, где живет Йорок Йорокович? Чует сердце, у него сестра.

— Иди по лесу все время на восход солнца, — отвечает старик, — и придешь к Йороку Йороковичу.

Шел-шел Ивук по лесу на восход солнца. Долго шел и пришел наконец к большому дому. Ворота открыты настежь, у ворот лежит и греется на солнце огромный лев.

Надел Ивук шапку-невидимку и прошел мимо льва. Миновал двор, поднялся на крыльцо, вошел в дом.

Долго бродил Ивук по дому и не встретил ни одного человека. Вдруг в последней комнате он увидел молодую женщину.

«Так ведь это, верно, моя старшая сестра Майра!» — подумал Ивук.

Снял он шапку-невидимку и сказал:

— Здравствуй, сестра Майра, я — твой брат Ивук.

Обрадовалась Майра, обняла брата, накормила-напоила и спрятала в большой сундук.

Вечером вернулся домой Порок Йорокович:

— Почему в доме чужим духом пахнет?

— Ты среди людей летал, чужого запаху с собой принес, — говорит ему жена. — Не был ли ты у моих отца-матери, не видел ли моего братишку?

— Нет, сегодня не был, завтра слетаю.

— А если бы ты встретил моего брата, — продолжает спрашивать жена, — что бы ты с ним сделал?

— Я бы его обнял, поцеловал и пригласил к нам в гости, — отвечает Йорок Йорокович.

— А ведь брат к нам в гости сам пришел! Вот он, мой брат Ивук, — сказала Майра и раскрыла большой сундук.

— Зачем же ты дорогого гостя в сундук заперла? — спрашивает муж.

— Тебя боялась, — отвечает Майра. — Ведь я не знала, как ты встретишь моего милого брата.

Три дня жил Ивук у зятя. Три дня поил кормил его Йорок Йорокович, а через три дня Ивук говорит:

— Теперь пойду проведаю младшую сестру. Только не знаю, где ее искать.

— Твоя младшая сестра замужем за владыкой птиц Орлом Орловичем, — сказал Йорок Йорокович. — Есть у тебя чулки-скороходы, да не знаешь ты их силы. Скажи только: «Несите меня, чулки-скороходы, туда, куда я хочу», — и понесут тебя чулки-скороходы, куда захочешь, самой прямой дорогой.

Проводили Ивука сестра и Йорок Йорокович до ворот. На прощание Майра дала Ивуку платок и сказала:

— Когда захочешь есть, расстели платок, и появятся перед тобой кушанья, какие только пожелаешь.

А Йорок Йорокович вырвал у себя с головы волосок:

— Дорога твоя длинная, все может случиться. Так вот, если случится с тобой беда, сожги волосок — и я явлюсь к тебе на помощь.

Взял Ивук платок, взял волос, поблагодарил, попрощался, надел чулки-скороходы и вмиг очутился во владениях Орла Орловича.

Обрадовались младшая сестра Анна и ее муж Орел Орлович дорогому гостю.

Целую неделю Орел Орлович угощал зятя, рассказывал, какие на свете чудеса.

Однажды рассказал он, что есть на свете Черный город, в том городе — высокая каменная башня, которую день и ночь охраняет свирепая стража. А в той башне заперта девушка невиданной красоты.

— Кто же она, эта девушка, и за что ее заточили в башню? — спросил Ивук.

— Эта девушка — царская дочь, — ответил Орел Орлович. — Ее похитил из родного дома злой колдун, который правил Черным городом. Но теперь не колдун властен над ней, он сам сидит в подземелье, закованный в цепи. А Черным городом правит колдунья, еще более злая и могущественная, чем гот колдун. Она отняла у него город, а пленную царевну, завидуя ее красоте, повелела запереть в башню.

— Я выручу царевну! — сказал Ивук. — Спасибо за честь, за угощенье, а мне пора отправляться в путь.

На прощанье сестра Анна подарила брату гармонь, которая у Ивука в руках сама играла, а в чужих руках голоса не подавала. Орел Орлович вырвал у себя из крыла перышко и дал его Ивуку.

— Кто знает, что с тобой может случиться! А если случится беда, подпали перышко на огне — и явлюсь я тебе на помощь.

Поблагодарил Ивук за подарки, надел чулки-скороходы и в тот же миг очутился в Черном городе.

Не успел он оглядеться, как схватила его стража и бросила в большую тюрьму, что в полверсты длиной, в сорок саженей шириной.

Видит Ивук: в тюрьме много людей — кто чуть жив, кто уже помирать собрался.

В полдень пришел стражник, принес обед — ведро помоев.

— Не ешьте помои! — крикнул Ивук людям. — Я вас настоящей едой накормлю.

Развернул он платок — подарок Майры, — на нем всякого угощения видимо-невидимо!

— Ешьте, пейте, кто сколько хочет!

Поели люди. Кто был чуть жив — сил набрался, кто собирался помирать — о смерти и думать забыл.

На следующий день, когда принес стражник помои, арестанты все ведро вылили ему на голову.

А Ивук сказал:

— Пусть ваша колдунья сама хлебает эти помои.

Побежал стражник к колдунье и доложил:

— Ивук в тюрьме всех людей мутит! Арестанты помои на меня вылили, а Ивук сказал: «Пусть ваша колдунья сама хлебает эти помои».

Рассердилась колдунья, велела за Ивуком следить, глаз с него не спускать.

Стражники подсмотрели, как Ивук свой платок расстилает, людей кормит, отобрали у него платок и отнесли к колдунье.

Тогда Ивук взял гармошку и заиграл плясовую. А как заиграл Ивук на гармошке, заплясали все люди в тюрьме, и стражники тоже не вытерпели, начали приплясывать.

Кончил Ивук играть, стражники перестали плясать и побежали скорее к колдунье.

— Есть у Ивука, — говорят, — волшебная гармошка. Как заиграет на ней, никому нельзя устоять на месте, ноги сами пляшут.

— Отобрать у Ивука гармошку и принести мне! — приказала колдунья.

Захотела колдунья поиграть на гармошке — не подает гармонь голоса в чужих руках.

Велела колдунья привести Ивука.

— Ивук, покажи мне, как ты играешь на своей гармошке.

— Эта гармошка не простая, а волшебная, — отвечает Ивук. — Я открою тебе ее секрет, только вели всем уйти из дома, запри двери на ключ, чтобы никто того секрета не подслушал.

Приказала колдунья всем уйти из дома, заперла двери на ключ и говорит:

— Ну, теперь играй!

Заиграл Ивук на гармони, и в ту же минуту заплясала колдунья. Плясала-плясала, из сил выбилась, а остановиться не может.

— Перестань играть! — кричит она Ивуку. — Сил моих больше нет.

— Не перестану! — отвечает Ивук.

А колдунья уже совсем задыхается.

— Возьми все мои богатства, — взмолилась колдунья, — только перестань играть!

— Отдай ключи от башни, в которой заперта царевна, тогда перестану, — говорит Ивук.

Отдала колдунья ключи и померла.

Отпер Ивук хитрые замки, раскрыл тяжелые двери и вывел из башни на волю прекрасную царевну.

Потом выпустил Ивук людей из тюрьмы и приказал разрушить тюрьму и весь Черный город, чтобы и памяти о нем не осталось, а построить на его месте новый, Белый город.

Ивук женился на прекрасной царевне, и стали они жить-поживать в новом городе.

Царевна в доме хозяйничает, Ивук на охоту ходит.

И вот однажды Ивук заблудился и забрел в глухую чащу. Видит: посреди чащи скала, в скале дверь, запертая на железный засов. Отодвинул Ивук засов, открыл дверь, а за дверью в подземелье сидит древний старик, закованный в тяжелые цепи.

— Давно я тебя, Ивук, здесь ожидаю, — говорит старик. — Отдай мне лося — твою добычу, я есть хочу.

Отдал Ивук ему лося, старик съел лося целиком, со шкурой и костями. Потом поднялся на ноги и разорвал тяжелые цепи.

— Спасибо тебе, Ивук, что освободил меня!

Захохотал старик и исчез, как будто его вовсе не было.

Воротился Ивук домой, а дома горе: неведомо как и неведомо куда исчезла жена.

Тогда надел Ивук чулки-скороходы и сказал:

— Несите меня, чулки-скороходы, к моей милой жене!

И тотчас очутился он в каком-то незнакомом месте: вокруг темный лес шумит, между черными корнями ручей бежит, над ручьем на горе черный дом стоит, и спускается по тропинке к ручью его жена — прекрасная царевна— Ох, Ивук, Ивук! — сказала она и заплакала. — Зачем ты освободил злого колдуна от цепей? Это он похитил меня, и теперь жить мне до самой смерти в его черном доме.

— Не бывать этому! — ответил Ивук. — Садись ко мне на плечо, полетим домой.

Села прекрасная царевна ему на плечо, но не смогли чулки-скороходы нести двоих так же быстро, как несли одного.

Не пролетели Ивук с царевной и полпути, как хватился ее колдун. Оседлал он своего волшебного коня и вмиг догнал беглецов.

Одним ударом свалил колдун Ивука на землю, потом разжег жаркий костер и бросил его в огонь.

А прекрасную царевну посадил впереди себя на коня и умчался домой.

Опалил Ивука огонь, опалились волосок и перышко, которые дали ему когда-то зятья.

Тотчас же явились Орел Орлович и Йорок Иорокович, Раскидали они костер, положили Ивука на зеленую траву.

Свистнул Орел Орлович — слетелись к нему птицы со всего света. Приказал он самому быстрому орлу:

— Лети в огненное царство. Там бьют два ключа: один с мертвой водой, другой — с живой. Принеси на одном перышке мертвой воды, а на другом — живой.

Слетал орел в огненное царство и принес па одном перышке мертвой воды, на другом — живой. Брызнул Орел Орлович на Ивука сначала мертвой водой, йотом живой, и ожил Ивук.

Сказал ему Йорок Иорокович:

— Не увезти тебе жены от колдуна, пока не достанешь коня, который был бы быстрее, чем его конь — Пусть царевна выведает у колдуна, есть ли на свете такой конь.

Обул Ивук чулки-скороходы, прилетел к ручью, дождался царевны и велел ей разузнать, есть ли на свете конь, который был бы быстрее, чем у колдуна.

А колдун, как нарочно, в тот вечер сам расхвастался:

— Ни у кого нет такого коня, как у меня! Только один конь на свете быстрее его, но того коня никому не добыть, потому что за него нужно сослужить трудную службу: пасти три дня табун лошадей у ведьмы, да так, чтобы ни одна лошадь не убежала.

Рассказал Ивук зятьям, что узнал.

Говорит Ивуку Йорок Иорокович:

— Иди к ведьме и наймись в пастухи. Вот тебе плетка. Как будешь лошадей выгонять из конюшни, хлестни этой плеткой каждую лошадь. Только, смотри, ни одной не пропусти, не то худо будет.

Пришел Ивук в дремучий лес, нашел избушку на куньих ножках. Стоит избушка в лесу, на краю оврага, а вокруг нее двенадцать столбов: на одиннадцати столбах надеты человеческие черепа, а двенадцатый столб — пустой.

Сидит в избушке ведьма, нижние зубы у нее в ноздри воткнулись, верхние — на подбородок вылезли.

Эй, бабушка, возьми меня в пастухи! — говорит Ивук ведьме. — Хочу я сослужить тебе службу, а себе добыть коня.

— Упасешь моих коней три дня, чтобы ни один не пропал — будет тебе конь, — говорит ему ведьма. — Не упасешь — съем тебя, а голову воткну на пустой столб!

Согласился Ивук.

Утром выгнал он из конюшни лошадей, как выгонял — каждую хлестнул плеткой. Выбежали они за ворота и умчались в лес.

Пошел Ивук искать лошадей. До самого вечера бродил но лесу — ни одной не нашел.

Загоревал Ивук и подумал:

«Видно, торчать моей голове на двенадцатом столбе».

И тут услыхал он вдали конское ржание. Видит, его зятья собрали всех лошадей в один табун и гонят к нему.

— Иди, Ивук, открывай ворота! Лошади сами придут домой, — говорят зятья.

И верно: лошади сами пришли в конюшню.

Запер их Ивук и пошел спать в каморку рядом с конюшней.

А в стене каморки была щелка. Ивук не спит, в конюшню через шелку поглядывает.

Ночыо пришла в конюшню ведьма, дунула-плюнула на лошадей и приказывает им:

— Завтра обязательно убегите от Ивука!

На другой день зятья снова помогли Ивуку собрать разбежавшихся лошадей.

Ночью Ивук снова не спит, в щелку подглядывает.

Пришла в конюшню ведьма, дунула-плюнула на лошадей, а потом принялась их бранить:

— Если завтра не убежите от Ивука, я с вас со всех шкуру спущу!

Утром выпустил Ивук лошадей. Десять вышли, а одиннадцатой все нет и нет. Зашел Ивук в конюшню, а одиннадцатая лошадь на его глазах обернулась серой птицей и улетела.

Пришел Ивук вечером на пастбище. Йорок Йорокович и Орел Орлович собрали уже десять лошадей, только одиннадцатой нет.

— Где же еще одна лошадь? — спрашивают зятья.

— Не успел я хлестнуть ее плеткой, — отвечает Ивук, — обернулась она птицей и улетела.

Тогда свистнул Орел Орлович, и слетелись на его свист птицы со всего света. Спросил их Орел Орлович:

— Не прилетала ли сегодня в ваши леса и поля чужая птица?

Одна птичка-синичка отвечает ему:

— Видела я, сегодня прилетела в наш лес какая-то чужая птица и спряталась в дупле старого дуба.

Помчался Орел Орлович к старому дубу. Схватил серую птицу, бросил о землю, и обернулась она серой лошадью.

Пригнал Орел Орлович лошадь в табун.

— Ну, — говорят зятья Ивуку, — теперь гони лошадей к ведьме. А как станешь выбирать себе коня, бери самого плохого.

Пригнал Ивук лошадей и говорит ведьме:

— Пас я твоих лошадей три дня, ни одной не потерял. Теперь давай мне обещанного коня.

Выпустила ведьма во двор десять лошадей — одна другой лучше, а одиннадцатая — лохматая, кривоногая, худая — кожа да кости, того гляди упадет.

— Выбирай! — говорит ведьма. — Какая приглянется, ту и бери.

Выбрал Иву к плохонького кривоногого конька.

Возьми хорошую лошадь! — уговаривает его ведьма. — Кривоногая-то три шага шагнет, на четвертый свалится.

Нет, — говорит Ивук, — беру плохого конька.

Накинул Ивук уздечку на кривоногого конька, вскочил па него, и взвился конек под небеса.

Летит Ивук на чудесном коньке над полями, над лесами и спрашивает у него:

— Сможешь ли ты увезти меня и прекрасную царевну от злого колдуна?

— Смогу, — отвечает конек Ивуку. — Не догонит нас злой колдун. Его конь — мой младший брат.

Опустился Ивук возле черного дома у быстрого ручья, подхватил свою милую жену — прекрасную царевну, и поднялись они под облака.

Ивук и царевна уже домой прилетели, а старый колдун только спохватился.

Вскочил колдун на своего коня, ударил его плеткой. Взвился конь под облака, подлетел к Белому городу, а вниз не спускается. Кружит конь над городом и спрашивает чудесного конька, своего старшего брата:

— Братец, можно мне на землю спуститься, с тобой рядом встать?

— Сбрось злого колдуна, тогда спускайся ко мне, — отвечает старший брат.

Поднял конь злого колдуна выше облаков и стряхнул с себя. Ударился колдун оземь и разбился.

А Ивук с прекрасной царевной жили долго и счастливо.

Конь с серебряной гривой

ам, где юный Элнет встречается с матушкой-Волгой, давным-давно, в седую старину, жил богатый и могущественный князь, и была у него красавица дочь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И умница она была, на всякие задумки да веселые игры горазда.

Уже давно бы пора дочке князя замуж выйти, но хороших женихов в округе той — хоть шаром покати — не было. Воины и стражники — все как один грубые и спесивые, советники князя — лентяи и бездельники, жиром заплыли. А подручные — мало того, что скучные подхалимы и доносчики, так вдобавок ко всему еще и воры. И так ей эти женихи опротивели — хоть в петлю.

По пока не о ней сказ. Пока мы расскажем о Кори, его отце и братьях.

Жили в одном глухом илеме старик со старухой, и было у них три сына. Младшего звали Кори. Жили они дружно, работали старательно, из года в год наживали добро. Отец больше других любил младшего сына. За то, что послушным был, что работал старательно и веру отцов хранил в чистоте.

Умирая, отец наказал сыновьям:

— Я оставляю каждому из вас по равной доле денег и прошу первые три ночи зажигать но сорок свечей на моей могиле.

В первую ночь должен был идти старший сын. Моему не хотелось.

— Ты был любимцем отца, — сказал он Кори. — Тебе и зажигать свечи на его могиле.

Купил Кори сорок свечей, поставил их на могиле и всю ночь просидел возле нее.

Настала очередь среднего брата. Но он побоялся сидеть на кладбище ночью, а деньги, оставленные отцом на свечи, промотал. Кори с утра до вечера работал на чужом поле, получил за это деньги, купил сорок свечей, зажег их на могиле отца и снова сидел до утра не смыкая глаз.

На третью ночь он пошел на кладбище за себя, зажег свечи и задремал…

13 полночь все кругом осветилось, к могиле спустился белый крылатый конь с серебряной гривой. Встал он перед Кори и сказал человеческим голосом:

— За твою верность памяти, за твое трудолюбие я должен служить тебе. Вырви из моей гривы три волоска, и как только я тебе понадоблюсь, сожги один. А пока — прощай!

И исчез, как будто его и не бывало…

Утром Кори вернулся домой и видит: братья седлают коней.

— Куда это вы собрались?

— Едем к устью Элиста. Там дочь князя устраивает состязание. За самого сильного и ловкого выйдет замуж.

— Возьмите и меня с собой…

— А кто будет хлеб убирать, сено косить? Оставайся и за домом следи.

Вскочили братья на коней — и след их простыл.

Кори вышел в поле, вынул из-за пазухи серебряный волосок и зажег его. Дрогнула земля — и перед ним появился крылатый конь.

Кори вскочил на коня и сразу же превратился в стройного, нарядного молодца.

Конь взвился над полями и лесами, а Кори запел:

Аргамак, лети, как птица Над сторонушкой родной! Мне давно ночами снится Встреча с девушкой одной.

На берегу Элиста людей видимо-невидимо. Посреди поляны стоит высокая ель. На ее макушке висит шелковый платок. Кто на полном скаку попадет стрелой в этот платок, тот получит его от дочери князя в подарок.

Много молодых всадников пытались это сделать, но никому не удалось даже задеть платка.

Кори дождался своей очереди, вихрем промчался по опушке и пустил стрелу. Сверкнув оперением, она пролетела около платка, слегка задела его, и он начал падать к земле. В это время Кори успел подскакать к ели, поймал на лету платок, сунул его за пазуху и ускакал.

На другой день братья опять собираются к Элисту.

— Снова едете? — спрашивает их Кори.

— Если бы ты видел… Вчера какой-то молодец чудеса показывал.

— Возьмите меня!

— А кто будет навоз возить, рожь обмолачивать? Кто за скотом присмотрит?

И ускакали, только пыль заклубилась над дорогой.

Кори быстро управился с домашними делами и снова вызвал верного друга…

А дочь князя новое испытание придумала. Села она на балконе, под самой крышей высоких княжеских хором, надела на палец обручальное кольцо и сказала громко;

— Кто на коне взлетит до балкона и снимет кольцо, тому и быть моим женихом.

Были среди всадников и отважные, и умелые, был» кони и быстрые, и сильные, но никто не смог достичь балкона.

Вдруг как ветер пронесся по улице белый конь с серебряной гривой, взвился вверх до самого балкона, и всадник быстро снял с пальца красавицы золотое колечко, улыбнулся ей и исчез.

На третий день братья снова седлают коней:

— Разве состязания еще не кончились? — спрашивает Кори.

— Кончились. Какой-то хитрец достал кольцо невесты и ускакал. Сегодня будет пир, и дочь князя надеется, что придет ее суженый.

— Может и мне поехать?

— На пир зовут только тех, кто состязался. А тебе надо коноплю толочь, лыки драть, лапти плести. Сиди дома.

Пришпорили братья коней — полетела в бедного Кори грязь от копыт.

Пир у князя начался сразу во всех палатах. Наверху, на втором этаже, пировали советники, стражники, подручные, старшины, сборщики налогов и прочая дворня; там же сидели и участники состязания. В нижних палатах — все остальные — простой люд.

Кори на этот раз не стал вызывать крылатого друга, пришел на пир в своей одежде пешком и тихонько сел у самого порога.

В разгар пира дочь князя стала обносить гостей медовухой. Обошла она всех в верхних палатах, а молодца с кольцом не нашла. Решила спуститься вниз, но князь сказал:

— Туда не ходи. Там мужичье косолапое, они и на коня-то садиться не умеют, на их руки в мозолях никакое кольцо не надеть.

Не послушалась она отца, спустилась в нижнюю общую палату. И поняла, что князь плохо знает свой народ. Крестьяне и охотники были чисто одеты, как и подобает на пиру, сидели чинно, не бахвалились, как советники, не лебезили перед ней, как подручные. Они с достоинством принимали из рук девушки расписной ковш с пенистой брагой, пили и низким поклоном благодарили хозяйку.

Красавица не надеялась найти здесь своего суженого и поэтому не глядела на руки гостей. К Кори она тоже подошла и подала ковш с брагой, улыбнулась в ответ на его поклон и хотела идти дальше. Вдруг она увидела, как парень вынул из-за пазухи шелковый платок и стал вытирать им губы. Дрогнуло сердце девушки — «Неужели этот чумазый в лаптях — мой суженый?» — подумала она, но не подала виду и обошла всех гостей до последнего. Потом велела слуге наполнить большую чашу медом и снова подошла к Кори. Парень обеими руками принял чашу, и дочь князя увидела, как на одном из его пальцев сверкнуло золотое кольцо. Она взяла Кори за руку и повела в верхнюю палату.

— Вот мой суженый, — сказала она отцу.

Князь помрачнел, как туча, но промолчал.

За день до свадьбы он сказал Кори:

— Ты должен наловить в озере рыбы для свадебного пирога.

А подручным своим он дал тайный наказ: сделать так, чтобы лодка, дойдя до середины озера, стала тонуть, а если Кори поплывет к берегу — поразить его стрелой, потом объявить всем, что жених утонул.

Кори дали лодку и рыболовную спасть. Дочь князя вышла на берег озера, чтобы проводить его. Как только Кори сел в лодку, девушка прыгнула за ним. Лодка отошла от берега и стала тонуть. Но Кори не растерялся, он быстро вытащил серебряный волосок, зажег его — и тотчас возле них появился крылатый конь. Жених и невеста сели на коня, и он на глазах изумленных подручных взвился над озером и унес молодых.

Вскоре Кори отделился от братьев, построил дом и зажил с молодой женой в любви да согласии. А крылатый конь с серебряной гривой остался служить им до конца верой и правдой, не раз еще выручал из любой самой тяжкой беды.

И до сих пор выручает, я вам скажу…

Два брата

огда-то жили два брата-охотника — Миклай и Пагул. Были они похожи друг на друга как две капли воды.

Жили братья очень бедно. Жили они, жили и надумали идти по свету счастья искать.

Вот идут они по дремучему лесу и вдруг видят — па поляне прыгают два зайчонка.

Вскинули братья ружья, прицелились.

— Миклай! Пагул! — просят зайчата. — Не убивайте нас, мы будем вашими верными товарищами.

Опустили братья ружья и говорят:

— Ну что ж, пойдемте с нами.

На другой полянке увидели братья двух лисят.

Вскинули братья ружья, а лисята просят:

— Миклай! Пагул! Не убивайте нас, мы будем вашими верными товарищами.

Идут они, идут, вдруг прямо иод ноги братьям выкатились два волчонка. Прицелились братья, хотели выстрелить, а волчата говорят:

— Миклай! Пагул! Не убивайте нас, мы будем вам верными товарищами.

— Хорошо, — отвечают братья. — Будем товарищами.

Наконец лес начал редеть, братья вышли на опушку. А на опушке играют два медвежонка. Хотели братья медвежат застрелить.

— Миклай! Пагул! Не убивайте нас! — говорят медвежата. — Мы будем вам верными товарищами.

И пошли они дальше: Миклай, Пагул, два зайчонка, два лисенка, два волчонка и два медвежонка.

Скоро вышли они на дорогу. У самой дороги росла высокая старая ель.

— Братец, — сказал Миклай, — наступило время нам с тобой расстаться. Я пойду направо, ты иди налево. А на эту ель повесим нашу котомку с блестящими замочками. Если ты первым придешь сюда и увидишь, что блестят замочки по-прежнему, значит, я жив-здоров, а если заржавеют замочки, значит, я уже умер. А коль я первым вернусь к этой ели, то узнаю о твоей судьбе.

Обнялись братья и разошлись каждый своей дорогой — один направо, другой налево. И с каждым из братьев пошел зайчонок, лисенок, волчонок и медвежонок.

Миклая дорога привела в большой город. Бродил-бродил он по городу, устал и присел отдохнуть возле царского дворца.

Выглянула из окошка царевна. Увидела она молодого охотника с лесными зверями и очень удивилась.

— Эй, охотник, — говорит царевна. — Иди во дворец, расскажи, почему тебя дикие звери слушаются.

— Выйди сама сюда, — отвечает Миклай. — Меня во дворец стража не пустит.

— Я бы вышла, да твоих зверей боюсь.

— Не бойся, они без моего приказания не тронут.

Вышла царевна к Миклаю. Сидят они, разговаривают. Рассказал Миклай царевне, как они с братом жили в лесу и как дикие звери стали их товарищами.

Говорит царевна Миклаю:

— Ты мне полюбился. Иди к моему отцу-царю, сватай меня, я за тебя замуж пойду.

— Эх, — вздохнул Миклай, — не смейся надо мной. Ведь ты царская дочь, а я простой охотник, разве ты пойдешь за меня?

— Раз полюбила, значит, пойду.

Взяла царевна Миклая за руку и повела сама во дворец. Пришли они к царю, и царевна говорит:

— Отец, отдай меня замуж за этого охотника.

— Что ты, что ты! — замахал руками царь. — Не отдам тебя за простого мужика.

— Если не отдашь, то я завтра же умру, без него мне жизнь не мила.

Пошел царь за советом к царице.

— А вдруг и правда умрет! — говорит царица. — Уж лучше выдадим ее за мужика.

Выдали царь с царицей дочь за Миклая.

Стал Миклай жить в царском дворце, спать па перинах, есть с золотых тарелок, пить из хрустальных стаканов.

По прошло сколько-то времени — загрустил Миклай, захотелось ему в лес на охоту.

— Собери мне какой-нибудь еды, я пойду на охоту, — сказал Миклай жене.

Напекла ему царевна на дорогу пирогов и говорит:

— Только не ходи в тот лес, что за большим болотом. Много туда людей ходило, да ни один не вернулся.

Сложил Миклай пироги и булки в котомку, взял ружье, кликнул своих зверей и тронулся в путь.

Не послушал Миклай жены, пошел в лес, что за большим болотом.

«Зверя там должно быть много, — думает. — Охота хорошая, авось не пропаду!»

И только вошел он в лес, как увидел лося. Миклай за ним, а сохатый от него. Бежит лось, продирается сквозь чашу, деревья ломает, через овраги перескакивает, а Миклай со своими зверями следом бежит.

До самого вечера гонялся Миклай за лосем. А как стемнело, пропал лось, словно его и не было.

Решил Миклай заночевать в лесу. А тут как раз увидел он — под высокой слыо костер теплится. Раздул Миклай огонь, сварил ужин, сам поел, зверей накормил и стал укладываться спать.

Вдруг слышит: кто-то вверху на елке стонет:

— Ой-ой-ой! Холодно мне! Озяб я!

Посмотрел Миклай вверх, видит: сидит на елке маленький старичок, лицо с кулачок.

— Если озяб, слезай с елки, погрейся у костра, — говорит Миклай.

— Я бы слез, да боюсь твоих зверей.

— Не тронут тебя звери, — сказал Миклай.

— Не тронут так не тронут… Только на всякий случай коснись медведя тонким концом вот этой палочки. — И старик кинул Миклаю палочку.

Взял Миклай палочку, коснулся ею медведя, и в гот же миг медведь превратился в каменный столб.

Выронил Миклай палочку из рук, а старичок соскочил с елки, коснулся своей палочкой Миклая и его зверей — и все они превратились в каменные столбы.

А Пагул бродил-бродил по свету и возвратился тем временем к тому месту, где расстались они с братом. Подошел он к старой ели, взглянул на котомку и видит: потемнели блестящие замочки.

«Милый браг, что с тобой случилось?» — подумал Пагул и пошел по той дороге, по которой когда-то ушел Миклай.

Шел-шел Пагул, и привела его дорога в большой город. Остановился Пагул отдохнуть у царского дворца.

Увидела его царевна, приняла за Миклая, выбежала из дворца и бросилась обнимать:

— Миклай, муж мой любимый, где же ты пропадал столько времени? Почему в дом не идешь?

Понял Пагул, что здесь жил его брат.

— Хорошо ли охотился? — спрашивает царевна.

— Хорошо, — отвечает Пагул.

«Значит, брат пошел на охоту и не возвратился», — думает он про себя. А вслух говорит:

— Напал я на след крупного зверя, надо бы догнать его. Собери мне какой-нибудь еды, я опять пойду в лес.

— Не уходи, — уговаривает его царевна.

Но Пагул свое твердит:

— Надо зверя изловить.

Делать нечего, собрала царевна Пагула на охоту и сказала на прощанье:

— Еще раз прошу тебя: не ходи в тот лес, что за большим болотом. Много туда людей ушло, да ни один не возвратился.

«Значит, не послушался он совета, пошел в тот лес», — подумал Пагул и направился за большое болото.

Только вошел в лес, как навстречу выбежал лось. Погнался Пагул за лосем и к вечеру очутился возле потухающего костра.

Сел Пагул у костра, раздул огонь, сам поел, своих зверей накормил и стал устраиваться на ночлег. Вдруг слышит: что-то на вершине елки зашумело, раздался тоненький скрипучий голос:

— Ой-ой-ой! Холодно мне! Озяб я!

— Коли озяб, слезай с елки да погрейся у костра, — говорит Пагул.

— Слез бы я, да твоих зверей боюсь. Возьми-ка мою палочку, коснись тонким концом своих зверей.

Взял Пагул палочку, ударил легонько медведя тонким концом, и превратился медведь в каменный столб. Коснулся Пагул камня толстым концом — камень снова превратился в медведя.

— Ах, вот ты кто! Ты злой колдун! — закричал Пагул. — Но больше не придется тебе творить зло!

Коснулся Пагул тонким концом волшебной палочки елки, на которой сидел старик. Елка окаменела, и сам старик превратился в камень. Свалился камень с высоты, рассыпался в пыль. Подул ветер и развеял пыль.

Глядит Пагул: стоит в лесу видимо невидимо каменных столбов. Целый день ходил он от одного камня к другому и ко всем прикасался толстым концом волшебной палочки.

Стали камни оживать: взмахнули крыльями птицы, поднялись звери, зашевелились люди.

Оживил Пагул и брата с его зверями.

Обнялись братья, расцеловались.

Потом Миклай вернулся в город к жене, а Пагул поставил себе избушку в расколдованном лесу.

А на охоту они всегда ходили вместе.

Иван-охотник

или брат с сестрой — Иван да Авдотья. Иван охотником был, держал двух собак: одну звали — Катай, а другую — Валяй. Уйдет Иван с собаками на охоту, Авдотья домашними делами занимается. Принесет он дичины, сестра накормит его и собак и снова отправит в лес.

А около их жилья было огромное озеро. Вот пошла раз Авдотья за водой, глядь, на другом берегу стоит парень в красной рубахе и так на гармошке играет, аж сердце тает в груди. Скучно было Авдотье одной в дому, вот и присела она на берегу, сначала слушала, потом запела, а затем и плясать пошла.

Парень и спрашивает:

— Что, понравилась музыка?

— Понравилась, слов нет.

— Так давай я на твой берег переберусь.

— А как?

— Очень просто. У твоего покойного отца шелковая плеточка была, над дверью висела. Возьми ее и хлестни озеро в мою сторону.

Принесла Авдотья плеточку, хлестнула озеро, и перекинулся мостик с берега на берег. Перешел парень, поиграл-поплясал с ней и уходить собрался.

— Постой, — говорит Авдотья. — Люб ты мне. Оставайся у нас.

— Я бы остался, да у тебя есть брат, а у него — собаки Катай да Валяй. Очень боюсь я их, — отвечает парень.

— Так что же делать?

— Давай изведем его. Притворись больной, скажи, что умираешь, и поможет тебе лишь молоко медведицы.

Вернулся Иван — сестра лежит, охает, вот-вот помрет. Побежал он быстрее в лес искать медведицу с малыми медвежатами. Катай и Валяй за ним бегут. Выследили медведицу. Прицелился Иван, а она и говорит:

— Не стреляй. Я знаю, что тебе мое молоко нужно Возьми.

А молодец в красной рубахе уже учит Авдотью другому:

— Не задрала Ивана медведица, дала молока, а в придачу еще и самого большого медвежонка. Проси теперь львиного молока.

Напоил Иван Авдотью медвежьим молоком, спрашивает:

— Ну как, лучше тебе стало?

— Немного лучше. Только недолго я проживу, если львиного молока не отведаю. Иди, Иван, на Черное озеро, там львица со львятами живет.

Пришел Иван на Черное озеро, выследил львицу, прицелился, а она и говорит:

— Не стреляй, дам тебе молока.

Молодец в красной рубахе снова Авдотыо учит:

— Не убила Ивана львица. Пошли его снова на Черное озеро. Есть там мельница о двенадцати дверях, двенадцати поставах, которая без хозяина мелет. Пусть намелет муки и накормит тебя.

Послала сестра брата на ту мельницу вместе с собаками и медведем. А сама снова парня в красной рубахе принимает, гуляет-веселится с ним. Он и говорит:.

— Теперь я сам с Иваном расправлюсь. Его собаки на мельнице взаперти останутся, он один вернется. Съем я его и тебе дам мясца.

Намолол муки Иван, забросил куль за спину и пошел. А собаки с медведем принялись просыпанное слизывать и остались на мельнице взаперти, за двенадцатью дверями. Вернулся Иван, а его уже сестра с нечистым в красной рубахе у дверей встречают.

— Съедим тебя, — говорят. — Нет у тебя теперь защитников.

А он и отвечает:

— Подождите. Долго я по лесу ходил — тело мое грязное, нужно помыться в бане.

Мойся, да побыстрей. А мы пока поиграем-повеселимся.

Затопил Иван баню, наносил воды, сидит на порожке пригорюнившись. Подлетает тут кукушка и говорит ему:

— Кук-кук, кук-ку-кук. Не торопись, Иван. Плесни в печь водицы, притуши огонь. Товарищи твои уже одиннадцать дверей сломали.

Плеснул он водицы, притушил огонь. А сестра с нечистым торопят его — проголодались, мол, порезвившись да поиграв.

Стал мыться Иван. И опять кукушка кукует над баней:

— Кук-кук, кук-ку-кук. Помедленней мойся, почаще мочалку намыливай да пореже споласкивай. В дороге твои друзья.

Стал он медленней мыться, чаще мочалку намыливать да реже споласкивать. А Авдотья с дружком уже у порога бани ждут его.

— Выходи, — кричат. — Мы тебя и недомытого съедим.

Да гут налетели на них Катай, Валяй и медведь. Иван кричит им:

— Авдотью не трогайте. Хватайте дружка ее.

Начали тут собаки катать и валять нечистого, начал медведь ломать его — загрызли до смерти. Бросил Иван его тело в печь и сжег. А сестру посадил в бане на цепь, поставил перед ней чан, говорит:

— Пока не съешь все банные угли и не наплюешь полный чан желчи — не выпущу.

Но не живется теперь Ивану в доме у озера — слышно, как сестра воет от злости да цепи грызет. Пошел он по свету странствовать вместе со своими товарищами. Целый день по темному лесу шел, к ночи вышел в поле, к большому городу. Нигде ни огня, ни людей, только в крайней избушке свечка в окне теплится. Заглянул — там старушка.

— Бабушка, пусти переночевать.

Пустила она. А Иван стал расспрашивать, почему в городе ни огонька, ни людей не видать.

— Худо, Иван, — отвечает старушка. — Повадились к нам три змея: трехголовый, шестиголовый и девятиголовый. Почти всех жителей съели, а сейчас требуют на съедение царских дочерей. Завтра старшую царь отправляет, всем оставшимся жителям бумаги разослал, чтоб собрались на проводы ее.

Утром старушка отправилась провожать царевну, а Иван с товарищами поспешил в ту сторону, откуда должен нагрянуть змей. Пришел к большому мосту через речку с черной водой, встал посреди него, рядом собаки и медведь сели, ждут. А тут и кучер царский подъехал, ссаживает царевну:

— Поскорее слезай. А то змей и меня заодно съест.

Увидела царевна Ивана, заплакала:

— Не ты ли змей будешь? Не ты ли съесть меня хочешь?

— Нет. Я Иван — охотник. Не плачь, не отдам тебя змею!

Услышал его слова кучер, спрятался в кустах, решил посмотреть, что дальше будет. Не много прошло времени — задрожала земля, подъехал змей трехголовый.

— Кто на мосту стоит? — спрашивает. — Ые Иван ли охотник?

— Это я, Иван. Драться с тобой пришел!

Рассердился змей, бросился на Ивана. Л собаки с медведем уже вцепились ему в бока, рвут зубами и когтями. Выстрелил Иван и убил змея. А три его головы на берегу под стопудовый камень спрятал.

Обрадовалась царевна, спасителю своему подарила перстенек именной и платочек и отправилась домой. А кучер тут как тут.

— Дай, — говорит, — расписку, что я змея убил и тебя спас. Не дашь — убью.

Дала царевна расписку, привез ее кучер домой, царь пир устроил, а Иван спит себе в избушке. Старушка вернулась веселая, рассказывает, какой молодец кучер, сумел убить змея.

На следующее утро Иван другого змея на мосту ждет. Убил и его, а шесть голов спрятал под стопудовый камень. И средняя дочь подарила ему перстень с платочком. А кучер опять у нее расписку взял.

И третьего змея прикончили товарищи. Младшая царевна одарила Ивана перстеньком, платочком да еще и поцеловала.

А кучер уже требует у царя награды за спасение дочерей, младшую же норовит взять в жены. Делать нечего, объявляет царь свадьбу, приглашает всех до единого жителей на пир честной. Собралась старушка во дворец, Ивана зовет, а он не идет. Отправилась одна.

Во дворце скандал: объявила младшая дочь царя, что не пойдет за кучера замуж, что не он спас ее.

— А кто же? — спрашивает царь. — Все жители здесь. Укажи мне спасителя.

— Нет его во дворце, не все собрались.

Стали спрашивать. Старушка и вспомнила, что у нее дома Иван остался. Послали за Иваном. Одел он все три перстня на палец, все три платка на шею и приехал.

— Вот кто нас спас! — в один голос воскликнули царевны.

Тем и кончилось, что кучера за обман сослали на каторгу, а Иван женился на младшей. Пожил он немного во дворце и вспомнил о сестре, решил взять ее кухаркой. Поехал, освободил се, хотя не все еще свое нутро очистила она углем, не всю еще злобу выплевала. Задумала дурное дело. Разыскала в золе обгоревший зуб своего дружка, в карман спрятала. Стала работать она у Ивана кухаркой. А однажды подстерегла момент и сунула ему спящему этот зуб в ухо. Распухло у Ивана ухо, умер он. Плачет молодая жена, убивается. А Катай, Валяй и медведь никого близко не подпускают, не дают хоронить друга.

Авдотья выкопала трехсаженную яму, выложила ее камнем и похоронила брата. Целую неделю собаки рыли ход в могилу, медведь камни вытаскивал — достали тело и отнесли к той самой старушке. Стала она обмывать его и увидела обгорелый зуб. Выдернула — и ожил Иван. Собрался во дворец, а старуха предупреждает:

— Встретит тебя сестра в облике жены, скажет, что родила без тебя ребенка, будет совать тебе его в руки — не бери. Возьмешь — превратишься в собаку.

Так и случилось. Насильно всунула сестра ему младенца — стал Иван собакой, но разум человечий не потерял. Побежал он в город — как-то нужно кормиться! — сел у магазина, кланяется каждому входящему. Увидел это купец — взял на службу умную собаку.

А товарищи разыскали его, прибежали в магазин, скачут, лают. Взял Ивана медведь в лапы и отнес к старушке.

— Говорила, не бери ребенка. Не послушался. И вот кем стал, — ворчит старушка.

Потом взяла она шелковую плетку, хлестнула Ивана, и стал он краше прежнего. Подает ему старушка плетку, говорит:

— Хлестни-ка ею свою сестру, но руки не подавай.

Так и сделал Иван — охотник. Ударил сестру плеткой, и превратилась она в лошадь. Надел он узду, седло — целый день гонял ее по городу. А потом привязал к железному столбу и ну бить ее. Увидели это городовые, спрашивают:

— Зачем гак сильно лошадь бьешь?

— Это не лошадь, это неверная сестра, — отвечает Иван.

Не верят городовые. Тогда хлестнул он ее заветной плеткой — превратилась лошадь в Авдотыо. И рассказал Иван людям, сколько горя хлебнул он по вине сестры. Затем провел Авдотью по всему городу, чтоб все плевали на нее, и чтоб никому не повадно было поступать так, как поступила она с братом.

Маршан и Золотой дьявол

 давние-предавние времена не то в городе, не то в деревне жила-была одна женщина. И был у нее один-единственный сын — Маршан.

Муж ее перед самым рождением сына ушел сплавлять лес и не вернулся. Сказывают, что погубил его Золотой Дьявол…

Про Золотого Дьявола говорили давно — и отцы, и деды, и прадеды. Появился он неизвестно откуда, и где его дворец, куда он часто уносил красивых девушек, никто не знал…

Женщине одной жить всегда несладко, но коль у нее еще и детишки есть — совсем плохо. День и ночь работала она: нахала, сеяла, урожай растила. Подрос сынок — помощником ей стал. Любил он ходить по лесам, собирал ягоды да грибы, а мать носила их на базар, продавала. Потом Маршан научился ремеслу плотницкому — и дела в их семье пошли веселее.

Скоро Маршану и невеста сыскалась. В небольшом соседнем илеме росла красавица Саскай — Он полюбил се и собирался привести в родной дом, познакомить с матерью.

— Справим Кинде пайрем9, сынок, поставишь новую избу — и приведешь тогда свою Саскай, — согласно кивнула мать.

Сын так и светится радостью на работе. Собрали они хороший урожай. Вот уже и изба скоро будет готова. Кроет Маршал крышу сосновыми досками и громко поет:

Я люблю родимый край, Я люблю мою Саскай. Скоро я построив дом — Будем жить мы дружно в нем.

Но тут небо помутнело — откуда ни возьмись нагрянули тучи, ударил гром… Кубарем скатился Маршан на землю. Взглянул на соседний илем и увидел огонь. Горела изба, где жила Саскай.

Когда прибежал Маршан — там уже от избы ничего не осталось.

— Пропала наша любимая дочка… Сгорело и добро все, и урожай, — причитал отец.

— Сгорела наша Саскай, — вторила ему мать. — Осталось нам, горемычным старцам, пойти по миру…

— Нет, не сгорела ваша Саскай, — выступил вперед старик Лксай. — Когда блеснула молния, я увидел, как в небо взлетел Золотой Дьявол. Это он унес вашу дочку и спалил избу. Долго же он будет калечить счастье людей!.. Сколько прожил на белом свете — не проходило ни одного года, чтобы Золотой Дьявол не уносил из нашей округи в свой черный полон красавицу.

Люди, собравшиеся вокруг, скорбно молчали, а отец и мать Саскай безутешно плакали. Но тут подошел к ним Маршан и сказал:

— Хватит горевать, родные мои. Ваше горе не меньше моего. Я разыщу и освобожу нашу Саскай. А вы идите в мой новый дом и живите. Я скоро вернусь вместе с моей любимой, с вашей дочерью.

Взял Маршан лук и стрелы, сунул за широкий холщовый пояс керде10 и отправился в путь.

Долго ли, коротко он шел, но пришел к высокой горе. Перейти ее нельзя — кругом крутые отвесные скалы. Хотел обойти гору, но тоже не смог — выбился из сил. Поставил шалаш и прилег отдохнуть.

Среди ночи блеснула молния, ударил гром, и скоро в его шалаш постучался кто-то.

— Эй, богатырь, все счастье проспишь! Вставай скорей!

— Счастье свое я уже и так проворонил, и ты, гость нежданный, отдыхать мне не мешай. Вот наберусь сил и дальше пойду искать врага людей, Золотого Дьявола. А ты — если добрый человек, если приюта ищешь — заходи, милости прошу. Отдохнем вместе.

Заходит к нему невзрачный старец — и пошла беседа…

Маршан рассказал обо всем, а старик ему совет дает:

— Знаю я Золотого Дьявола. И Саскай твоя у него взаперти сидит. Золотой Дьявол тебе, бедному, нищему, красавицу не отдаст. А на золото он падкий. Ты вот пойди-ка на эту гору, там золота — видимо-невидимо. Набери его в эту корзину лыковую и преподнеси Золотому Дьяволу — он тут же выпустит твою красавицу.

— Но как же я взойду на такую крутую гору?..

— А я для того дам тебе коня крылатого…

На том и порешили… Старец хлопнул в ладоши — перед шалашом тотчас же появился крылатый конь. Глаза его как угли горели. Маршан смело вскочил на копя — и мигом оказался на вершине горы.

Отпустил он коня и пошел собирать золото. Его на горе было так много, что корзина лыковая скоро была доверху наполнена им. Поднял Маршан корзину и пошел к тому месту, где он оставил коня крылатого. А коня-то и след простыл.

Загоревал Маршан, но вдруг слышит голос старика:

— Эх, Маршан, Маршан… Зачем же ты отпустил коня. Привязал бы вон к тому дубу… Ну теперь расплети лыковую корзину и свей веревку. Потом спусти на ней золото и сам слезай.

Маршан положил в карман самый большой кусок золота, остальное опустил вниз. Старец, как только получил золото, тут же рванул веревку. Маршан выронил се и остался на горе один-одинешенек.

— Ха-ха-ха, о наивный юноша! Доверие всегда губит вас, людей! Ха-ха-ха! Хорошо ты послужил Золотому Дьяволу. Теперь сам ты умрешь на этой золотой горе, как все тридцать других простофиль, в том числе и твой отец. Ха-ха-ха! — разнеслось эхо, и наступила зловещая тишина.

Вскоре Маршан услышал с разных сторон шипение и увидел в темноте синие и зеленые огоньки, которые медленно приближались к нему. Это были огромные змеи. И только сейчас Маршам вспомнил, что лук и стрелы он забыл внизу, в шалаше. Но на счастье керде оказалась за поясом. Он выхватил ее и начал отрубать змеям головы. По глазам-огонькам он легко определял расстояние и рубил направо и налево. Долго бился Маршан, но все новые и новые змеи ползли и ползли из всех щелей. Тогда он, не долго думая, быстро связал шкуры зарубленных змей, копен этой веревки привязал к одиноко стоявшему над обрывом дубу и мигом спустился на землю. В шалаше он взял шой лук, стрелы и пошел искать дворец Золотого Дьявола.

Шел он, шел и наконец увидел высокий белокаменный дворец. Мраморные ворота его были закрыты, но Маршан не зря был хорошим плотником. Он быстро смастерил высокую лестницу и перелез через ограду.

Дворец был пуст. Все тридцать палат его были заполнены золотом и всякими драгоценностями. Но в тридцать первую палату Маршан зайти не смог — на дверях ее висел огромный замок. Он прислушался. В глубине палаты кто-то пел. Мягкий девичий голосок донес до Маршана слова:

Мне бы перышки собрать, Мне бы белым гусем стать, Улетела б я домой, Где Маршан, любимый мой…

— Я здесь, Саскай! — крикнул Маршан и рванул огромный замок.

— Ах, Маршан! Этот замок волшебный. Меня может выпустить только сам Золотой Дьявол, если я соглашусь стать его женой. Но я лучше навеки останусь в плену за этой каменной дверыо, чем изменю тебе.

Маршан схватился за голову: «Как быть? Как выручить любимую?»

— Слушай, Саскай! — решился он. — У меня есть золотом самородок. Я повешу его па березе, на берегу реки, и спрячусь, а ты скажи Золотому Дьяволу, что согласна выйти за него, только прежде должна помолиться в кюсото11 или в любой другой березовой роще у чистой воды. Скажи — таков обычай. В воде ты увидишь отражение золотого самородка и укажешь на него Золотому Дьяволу.

— Хорошо, дорогой. Твое слово для меня свято. Я сделаю так. Рядом с дворцом как раз есть березовая роща.

И тут мелькнула молния, ударил гром. Маршан только успел спрятаться за колонну, как во дворец влетел Золотой Дьявол.

Маршан повесил на высокой березе, на берегу реки, самородок и стал ждать. Скоро он увидел Золотого Дьявола. Тот гордо шагал к роще. Одежда торжественно сияла на нем, переливаясь всеми цветами радуги. Следом за ним смиренно шла Саскай…

— Ну, иди, любовь моя, помолись, а потом тебя ждет богатый стол и мои мягкие покои…

— Что это? — Саскай указала в воду. — Там золото?!

Золотой Дьявол как был одет, так и прыгнул в озеро.

Долго он искал золото, но только замутил воду. А Маршан тут как тут. Вынырнул Золотой Дьявол глотнуть воздуха — Маршан и срубил ему голову.

Вернулись домой молодые. И такая была у них веселая свадьба, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Нянькин сын

или когда-то у моря царь с царицей. Хорошо жили, вот только детей у них не было. И узнала однажды царица верное средство против бесплодия. Тут же посылает ома слугу на берег моря и велит ему словить серебряную чудо-рыбу, мясо которой очень помогает в подобных делах.

Поймал слуга рыбу, доставил царице. Вызывает она няньку-стряпуху и наказывает ей:

— Приготовь-ка мне эту рыбу, да, смотри, сама ее не ешь.

Приготовила нянька рыбу, а прежде чем на стол подавать, все-таки попробовала кусочек: вдруг пересолила или, наоборот, мало соли положила?

Через год родила царица сына и назвала его Иваном. Родила и стряпуха и тоже Иваном нарекла ребенка. Крепкими, здоровыми росли малыши: один красив — да и другой не хуже, один резв на ноженьки — да и другой не отстанет, один силен — да и другой не уступит, один глазом остер — да и другой не менее. Среди сверстников не было равных им. И росли они вместе, и играли вместе. Только по-разному кликали их: одного царевичем, другого нянькиным сыном.

Вот подросли они и решили белый свет посмотреть да себя показать. А прежде заказали кузнецу кистени богатырские выковать.

Выковал кистени кузнец — по девяти пудов каждый. Подбросили их богатыри в небо, а когда те падать стали, каждый подставил ладонь. Ударились кистени и в прах рассыпались.

Тогда заказали они оружие потяжелее, по двенадцати пудов. Эти кистени, ударившись о богатырские ладони, раскололись на половинки.

Сделал кузнец еще одну пару — по пятнадцати пудов. Эти выдержали испытание. Взяли их Иваны и пошли по свету странствовать.

Долго ли, коротко ли шли они, только вышли к перекрестку дорог, к межевому столбу. А на столбе том надпись была: «Налево пойдешь — на гулянье попадешь. Направо пойдешь — голову потеряешь».

Вот и говорит Иван-царевич своему спутнику:

— Поеду-ка я по левой дороге. Посмотрю, что за гулянье там. А ты по правой езжай Узнай, в чем там дело, и ко мне ворочайся. Да смотри не задерживайся.

— Хорошо, — отвечает ему Нянькин сын. — Только возьми-ка вот этот белый платочек и почаще поглядывай па него. Коль начнет он чернеть — значит, худо мне.

И разошлись они по своим дорогам. Иван-царевич попал на гулянье: пьет, пляшет, с девушками играет — совсем забыл о платочке. А нянькин сын в это время ратное дело справляет…

Долго шел Иван, пока не пришел в незнакомое совсем царство. Устал и в первый же домик у дороги постучался. Открыли ему старик со старухой, приветили гостя: накормили, напоили, спать уложили. Перед сном Иван повесил над головой свой трехфунтовую гирю па бечевке и наказывает старикам:

— Сплю я крепко, коль нужда придет разбудить меня — перережьте бечевку, гиря упадет мне на лоб, я и проснусь.

Сказал и уснул. День спит, второй, третий… Забеспокоились старики, будят, а разбудить не могут. Срезали тогда веревку, стукнула гиря Ивана по лбу — он и проснулся. Проснулся и слышит: по всей округе колокола звонят.

— Что за праздник у вас сегодня? — спрашивает он старичков. — Почему в колокола бьют?

— Да не праздник у нас, сынок, а горе. Повадился в царство упырь шестиголовый, разорить грозится, выкуп требует. И повезут ему сегодня царскую дочьУслышав это, Нянькин сын быстро собрался и поспешил навстречу незваному гостю. Только вышел на берег моря, па широкий мост, как задрожала земля, закрутилась пыль столбом — едет на тройке недруг, лютый упырь. Увидев Ивана, споткнулись на мосту резвые кони, пали на колени.

— Что вы спотыкаетесь? — спрашивает их упырь. — Иль богатыря Ивана — Нянькиного сына почуяли? Так его нет еще на белом свете.

Вышел тут Иван и говорит:

— Ошибаешься. Я тут. Давно тебя поджидаю.

Вот сошлись они, сшиблись. Ударил упырь — покачнулся Иван. Да как ударит в свою очередь пятнадцати-пудовым кистенем — сшиб упырю главную голову. А потом уж и остальные снес, завалил их камнями, а тело в воду бросил.

Спасенная царевна бросилась к Ивану, во дворец приглашает. А он отнекивается:

— Некогда мне. Не выспался я что-то. Пойду досыпать.

Воротился он в домик добрых стариков, поел, попил и снова спать завалился. А перед тем опять гирю над головой повесил и наказал старикам разбудить его при нужде. День спит, два спит, три… На четвертый снова будят его старик со старухой.

Потянулся Иван, почесал лоб, куда ударила гиря, и, услышав колокольный звон, спрашивает:

— Что за трезвон на дворе? Уж не праздник ли какой?

— Нет, сынок, не праздник. Наехал теперь девятиголовый упырь, выкуп требует. И повезут ему сегодня среднюю царскую дочь.

Собрался Иван наскоро и поспешил к морю. Только вышел к мосту, как задрожала земля, лес зашатался, пыль солнце закрыла — скачет девятиголовый упырь. Въехал на мост, тут конь и его спотыкаться начали. Он и спрашивает их:

— Что ж вы, мои вороные, спотыкаетесь? Неужто Нянькина сына почуяли? Так его еще на белом свете нет.

А Иван выходит и говорит:

— Вот он я. Давно тебя поджидаю.

Сшиблись супротивники. Земля задрожала. Ударил упырь — сбросил Ивана в воду по пояс. Выскочил богатырь на сушу, взмахнул пятнадцатипудовым кистенем и сшиб упырю главную голову. Поганые головы его камнями завалил, а тело в воду бросил.

Обнимает его спасенная царевна, во дворец приглашает, большую награду сулит, только отнекивается богатырь:

— Не пойду я. Но доспал чуток. Видишь, зевота одолевает. Пойду лучше посплю.

И снова улегся он в доме стариков. Гирю подвесил. А через три дня его опять будят. Услышал он колокольный звон и спрашивает:

— На сей раз, верно, настоящий праздник приспел? Вон как трезвонят!

— Нет, сынок, не праздник. Младшую дочку царя отдают на съедение двенадцатиголовому упырю.

Поспешил Иван к морю. Видит, земля шевелится, лес пластом лежит, горы качаются, солнца совсем не видно — едет двенадцатиголовый упырь. Въехал он на мост — встали кони.

— Эй, кони-вороны, что встали? Уж не Иван ли Нянькин сын объявился?

— Здесь я. Давно тебя поджидаю, — отвечает Иван.

Сшиблись они. Ударил упырь Ивана — сбросил в воду по самую шею. А тот выбрался и в ответ снес ему своим кистенем главную голову. Поганые головы камнями завалил, а тело по воде пустил.

Подбежала тут к нему младшая царевна, обнимает, целует спасителя, обещает любить его вечно, зовет к отцу во дворец. Полюбилась Ивану красавица царевна, на сей раз не стал отказываться. А у дворца их уже царь встречает, Ивана благодарит и говорит, что желает такого богатыря называть зятем, и пусть Иван выбирает любую из его дочерей.

Так Нянькин сын женился на младшей царевне, и стали жить они в любви и согласии.

Да что-то скучно показалось Ивану в царских палатах, захотелось руку богатырскую потешить. И говорит он царю:

— Дай-ка мне, царь, ружье, хочу погулять в твоих лесах, зверя-птицу добыть.

Подарил царь Ивану свое лучшее ружье. Тот положил в котомку пороху, соли, несколько сухарей и отправился d лес. Целый день бродил по лесу — ни одного зверя не встретил. Присел отдохнуть. Вытащил сухари и стал их грызть. Вдруг откуда ни возьмись прилетела маленькая птичка, стала вокруг него крутиться, крошки выпрашивать. Кинул Иван ей кусочек, проглотила она сухарь и превратилась в огромного старика с длинной-предлинной бородой. Схватил тот старик Ивана, притащил его к бездонной пропасти и сбросил вниз.

Долго падал Иван: все вокруг потемнело, свет белый померк, а потом опять стало светло. Упал он в глубокое озеро, вылез, осмотрелся и понял, что находится он в подземном царстве.

А Иван-царевич в это время пил-веселился. И попался ему случайно на глаза платок Ивана — Нянькина сына. Почернел с концов платочек. Вот тогда и вспомнил о друге Иван-царевич Взял он кистень свой пятнадцати-пудовый отправился в путь, на розыски.

Шел, шел и пришел к избушке стариков. Узнал от них, что убил его друг трех упырей и живет теперь во дворце. Отправился Иван-царевич во дворец. А там все принимают его за Нянькина сына: встречают приветливо, за стол усаживают. Царь и спрашивает:

— Ну как, милый зять, понравилось тебе ружье? Подстрелил ли какую дичину?

Понял царевич, что друг его находится где-то в лесу, и ответил:

— На этот раз не встретил я ни одного зверя. Но ничего, завтра снова пойду.

Только младшая дочь царя догадалась, что это никакой не муж ее. А Ивану-царевичу она очень приглянулась, и решил он отбить жену у друга. «Я царский сын, а он сын служанки, — подумал он — И мне по праву должна принадлежать царевна». С такими мыслями и отправился он в лес. Взял свой богатырский кистень, сухарей и других припасов. Вот дошел он до того места, где Нянькин сын отдыхал, и тоже присел на колоду, чтоб отдохнуть и перекусить.

Подлетела тут к нему маленькая птичка и ну вертеться около, выпрашивать крошки. Бросил ей царевич кусочек, и превратилась она в великана-старика. И говорит великан:

— A-а, ты еще живой? Так теперь я тебя съем за то, что ты убил моих сыновей.

Да только Иван-царевич не стал сидеть сложа руки: размахнулся кистенем и ударил. Отклонился старик, взметнулась его длинная борода, вот тут-то Иван и ухватил ее крепко-накрепко. Взмолился старик:

— Не убивай меня, пощади.

— Скажи сначала, где находится мой друг.

Привел великан его к пропасти. А царевич не отпускает бороду.

— Теперь достань его, — говорит.

Вырвал старик волосок из бороды, опустил его вниз и крикнул:

— Держись за волос и поднимайся!

Ухватился Нянькин сын за волос и вылез из пропасти. И не успел царевич оглянуться, как ударил Нянькин сын старика кистенем и убил, а тело вниз сбросил.

Рассердился Иван-царевич, говорит:

— Ты что это не спросясь убил моего побежденного врага? Мне была нужна его волшебная сила.

А сам думает, как бы избавиться от Ивана, царевну в жены забрать.

— Я тебя от смерти спас, — говорит. — Теперь ты должен во всем меня слушаться. Вот тебе волосок, спустись по нему в пропасть и подними мне старика.

Взял Нянькин сын волосок, наклонился над пропастью и отпустил туда конец волоса. А Иван-царевич подошел к нему сзади и столкнул со словами:

— Хотел стать земным царем — так будешь подземным. А я возьму то, что мне должно принадлежать по рождению: царевну и царство в придачу.

И снова Нянькин сын оказался в подземном царстве. Сел на берег озера и затужил: не выбраться теперь.

В скором времени упала в подземелье лебедь с перебитым крылом. И взялся Иван ухаживать за ней. Вылечил он лебедь. Стала собираться лебедь на волю, на белый свет и спрашивает:

— Как отблагодарить тебя?

— Возьми вот этот волшебный волосок, — говорит Иван. — И привяжи конец его на земле к дереву.

Все сделаю, как ты велишь, мой спаситель, — ответила лебедь и полетела вверх.

А в это время Нянькин сын выдернул из бороды убитого старика еще один волос. Один конец его закрепил на поясе, а к другому привязал свой кистень.

— Поднимайся, — крикнула ему сверху лебедь.

Ухватился Нянькин сын за волосок и поднялся на белый свет, на вольную волю. А вслед и кистень поднял. Поблагодарил лебедушку и отправился во дворец.

Хотел миром поговорить он с Иваном-царевичем, но не захотел и вызвал друга на смертный бой. И в бою зашиб Нянькин сын царевича до смерти.

Мирком да ладком стали жить они с молодой царевной. А когда царь умер, править страной стал Иван. Говорят, что он до сих пор царствует.

Как мышка и воробей поссорились

ружили мышка с воробьем. Всегда советовались, помогали друг другу, были вместе в беде и в радости. Жили так примерно две недели, пока не поссорились. Однажды мышка ушла домой, а воробей в это время нашел конопляное семечко и съел его. Рассердилась мышка, пода-а воробья. Воробей тоже рассердился и тоже подал в суд.

Царь зверей лев и царь птиц орел рассмотрели жалобы и поднялись друг на друга войной и все из-за одного конопляного семечка. Сошлись птицы и звери в большом лесу. Птицы сверху быот, звери снизу, а победить ни одно войско нс может. Наконец изловчился лев и ударил орла лапой, сломал ему крыло.

Разошлись с поля боя птицы и звери, а орел остался сидеть на суку. Трое суток сидел, проголодался — ведь летать и пишу добывать он нс может со сломанным крылом. Шел лесом охотник, увидел орла, наставил ружье, а орел и говорит:

— Не убивай меня. Возьми домой, накорми, вылечи.

Приютил старик-охотник орла. А был он богат, стадо имел большое. Целый год жил орел у старика — все стадо извел. Что пи день — то быка съедает. Старикова жена даже ругаться стала. Наконец зажило крыло, орел и говорит старику:

— Выпусти меня на волю.

Выпустил его старик. Взмахнул орел крыльями и улетел. Так высоко поднялся, что и не видно его стало.

«Прощай, мое богатство», — подумал старик.

Только через сутки вернулся орел, говорит:

— Садись на меня. Будем расчет держать.

Поднял старика в небо высоко-высоко и бросил вниз. А у самой земли подхватил на крылья.

— Ну как, страшно? — спрашивает.

— Страшно. Думал, умру от испуга, — отвечает старик.

— Вот и я то же самое чувствовал, когда ты в меня из ружья целился.

Понес орел старика дальше. За леса унес, за высокую гору. Долетели они до бронзового дворца, спустились к воротам.

— Подожди меня, — говорит орел. — Я к младшей сестре зайду.

Зашел во дворец, спрашивает сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Хорошо живу.

— Жалеешь ли меня, жалеешь ли мать и отца покойных?

— Жалею, братишка, тебя. А еще больше — мать и отца.

Ничего не сказал ей орел, повернулся и вышел. Дальше полетели. Долетели до серебряного дворца, спустились к воротам.

— Подожди меня. Зайду среднюю сестру проведать.

Зашел во дворец орел, спрашивает сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Живу по-прежнему.

— Жалеешь ли родителей, меня?

— Тебя очень жалею, — отвечает сестра. — А родителей — еще больше.

Повернулся орел и вышел за ворота. Полетели дальше. Спустились к крыльцу золотого дворца. Зашел орел, спрашивает старшую сестру:

— Как поживаешь, сестрица?

— Живу по-старому.

— Жалеешь ли родителей, меня?

— Жалею, да что мертвым от моей жалости? Тебя больше жалею. Оставайся жить у меня.

Целую неделю гостил старик у сестры орла, а потом домой запросился. Собрали его в дорогу, а сестра еще и сверток в белой тряпице подает, наказывает:

— Положи, дедушка, сверток за пазуху, да в дороге не открывай.

Посадил орел старика на спину, довез до большой горы, опустил на землю. Дальше — пешком добираться. Идет старик месяц, другой — не видно дома. А когда, наконец, подходить стал, решил отдохнуть. Сел и думает: «Да что подарку сделается, если я на него раз взгляну?» Развернул тряпицу — и возник перед ним золотой дворец. Загоревал охотник: как теперь его домой доставить?

Пока сидел так, подошел к нему какой-то седой, страшный на вид старик, говорит:

— Кто тебе разрешил на моей земле дворец ставить?

— Не сердись. Только не могу я собрать его вот в эту тряпицу.

— Я помогу, только дай слово и запиши кровыо, что отдашь мне то, чего не видел в своем доме.

Согласился старик. Взял у колдуна собранный в тряпицу дворец и задумчиво побрел домой: все гадал — чего же он дома не видел.

А дома в его отсутствие родился сын. Три года ему исполнилось, пока отец путешествовал. Увидел он сына, затужил — придется отдавать. И золотой дворец уже не радует.

Вот вырос сын. И однажды ночью приснился старику тот колдун. «Время отдавать обещанное», — напоминает. А старик и сына нс отпускает, и не говорит о своем обещании никому. Тогда и сыну тот колдун во сне явился. «Почему не идёшь ко мне? — спрашивает. — Ведь отец обещал отдать тебя мне в службу».

Проснулся утром сын, стал собираться к колдуну. Со слезами проводили его старик и старуха. Долго шел он по лесу — вышел на маленькую лужайку. На лужайке стоит избушка, в избушке на печке лежит старуха.

— Бабушка, пусти переночевать!

— А, это ты? Заходи. Мой старший брат давно поджидает тебя. Да только жить у него ты не сможешь, убьет он тебя.

Ничего не ответил ей юноша, лег спать, а утром пустился в дальнейший путь.

— Погоди-ка, — останавливает его старуха. — Дам я тебе совет. Когда придешь к брату, не соглашайся служить, а нанимайся в работники. У него есть двенадцать девушек, среди них — одна его дочка. Если сумеешь ее взять — освободишься от колдуна. А как взять ее — скажет моя сестра. Ты у нее сегодня ночевать будешь. А чтоб не заплутался — вот тебе шелковый моток-путевод.

Солнце по небу бежит, тропинка но лесу, а моточек по тропинке. К вечеру парень добрался до другой сестры колдуна, переночевал, а утром дальше собрался. Старуха и говорит ему:

— Выслушай мой совет. Невдалеке от дома колдуна увидишь озеро. Подкарауль, когда двенадцать девушек-уточек будут купаться, и укради у самой бойкой одежду. А что дальше делать — узнаешь сам.

Пошел он за шелковым моточком дальше, встало на пути озеро. Схоронился он в камышах, а когда девицы-уточки стали купаться, спрятал у самой бойкой одежду. Выкупались они, вышли на берег. Одиннадцать оделись и стали птицами, а двенадцатая не найдет свою одежду, плачет:

— Кто взял мою одежду? Если старый человек — будь мне матерью или отцом, если молодой — сестрой или братом, если юноша — будь мне мужем.

Вышел после этих слов сын охотника и вернул одежду. Оделась девушка, обернулась уточкой и говорит:

— Сумел одежду взять, сумей взять и меня.

— А как это сделать?

— Нанимайся работником к моему отцу. Через три дня он предложит тебе жениться на мне, да постарается подсунуть работницу. Но ты не зевай: когда обернемся мы голубками, я буду ходче других зерно клевать, остальных крылом забивать. Меня и проси в жены.

Пришел парень к колдуну, говорит:

— Дедушка, я пришел. Но не в слуги, а в работники хочу наняться.

— Как хочешь. Только знай, работники у меня долго не живут.

Проработал парень три дня, колдун ему и говорит:

— Хорошо работаешь. Хочешь, выдам за тебя дочку?

— Нужна жена, но только дочь твоя, а не стряпка.

— Завтра выведу тебе двенадцать девушек, обращу их в голубок. Если узнаешь среди них мою дочь — забирай, если нет — съем тебя.

Рано утром выпустил старик-колдун двенадцать голубок, насыпал пшеницы. Они прыгают, играют, клюют зерна, а одна проворнее всех клюет, других крылом забивает.

— Эту беру, дедушка, — говорит парень.

— Хорошо. Бери ее. Да только дам я тебе еще работу: выруби десятину леса, выкорчуй пни, вспаши, посей и вырасти до завтра пшеницу.

Затужил парень, а девушка говорит:

— Не кручинься, ложись спать. Я все сама сделаю.

И верно, утром на месте леса пшеница колосится. «Ах, — думает колдун. — Дочь ему помогала! Ну погоди-те, несдобровать вам!» Натопил он жарко-прежарко баню и посылает их париться. Зашли они в баню, а девушка говорит:

— Плюнь в этот угол, а я плюну в другой.

Плюнули они по углам, превратились в мух и вылетели в окно. Немного погодя посылает колдун в баню стряпку:

— Поди-ка проверь. Если зажарились, неси сюда, я их съем.

Подходит стряпка к бане, кличет:

— Скоро ли вымоетесь?

А плевки из углов отвечают:

— Еще не домылись, подожди.

Докладывает стряпка колдуну:

— Моются еще.

Опять посылает он ее к бане, и опять отвечают ей плевки:

— Еще веником не парились.

Нс поверил колдун, приказывает:

— Загляни и посмотри на них. Может, они давно уже убежали.

Стала стряпка дверь в баню открывать, а плевки ей:

— Ой, не входи! Мы еще белье не одели.

Рассердился колдун, сам пошел в баню. Увидел, что дочери с зятем нет, выслал погоню. А те уже далеко бегут. Приложит девушка ухо к земле, слушает. Услыхала погоню, обратилась в стадо, а жених пастухом стал Спрашивает его погоня;

— Ты не видел, пастух, не пробегали ли здесь парень с девушкой?

— Три года пасу я скотину, но никого не встречал здесь.

Повернули обратно, доложили старику, что никого, кроме пастуха со стадом, не встретили Рассердился колдун, приказал схватить пастуха. Вот опять настигает их погоня. Да обратилась девушка в монастырь, а парень попом стал. Спрашивает его погоня.

— Не пробегал ли кто здесь?

— Тридцать три года в монастыре живу, — отвечает он, — по никого в этих местах не встречал.

Вернулась погоня ни с чем, и опять рассердился колдун. Велит на сей раз хватать всякого, кто встретится. Заслышала девушка погоню, обратилась в большое глубокое озеро, а парень гусем стал. Прискакала погоня, видит — никого кругом, только одинокий гусь по озеру плавает. Озеро глубокое, широкое — не перейти его. Повернули обратно, доложили колдуну, а он на сей раз только рукой махнул: с такими глупыми слугами не поймать ему дочери с зятем.

Пиром да свадебкой закончилась эта история. Boт что может случиться, даже если всего лишь мышка с воробьем поссорятся.

Как Никита царя побил

сть такая поговорка у марийцев: не всяк Никита — дурак. Расскажу-ка и я об одном. Жили когда-то два знаменитых мастера — Никита да Филиппка. Никита — по слесарной части дока, Филиппка — столяр отменный. Похвалился как-то Филиппка смастерить утку и одиннадцать утят, да чтоб плавать могли А Никита не-уступает — сделаю журавля летающего! Узнал про го-царь, приказал им явиться во дворец.

— Сделаете за двенадцать дней, — говорит, — награжу!

Филипп за работу взялся, а Никита знай погуливает. Проходит одиннадцать дней — утка с утятами уже готовы, а Никита, по базару гуляя, еще только винты для журавля своего покупает.

Точно в срок приходят царские посланники. Филиппка запустил своих уток в воду, те и поплыли. Народ ахает, дивится, а Никита последние болтики на журавле подкручивает. Успел-таки. Поднял он птицу, покрутил что-то взмахнула она крыльями и полетела, в самое поднебесье-поднялась, глазами не достать, только крик ее слышен: «трлють-трлють!»

Выдал царь мастерам награду — каждому по триста рублей. А журавлем летающим царевич заинтересовался. Приметил он, как Никита винт крутил, и решил сам попробовать. Уселся на птицу, повернул винт — журавль взлетел и понес его в неведомые края. Пропал царевич.

Приказал царь Никиту словить да в тюрьму запереть — он виноват, что наследник пропал. Пожалела мастера лишь царская дочь, пришла проведать и говорит ему:

— Не твоя вина, что наследник пропал. Напрасно ты здесь томишься.

— Да, несправедливо царь со мной поступил.

— А сможешь ты смастерить другого журавля, полететь на нем и разыскать моего брата?

— Найду, — отвечает Никита. — Лишь бы на часок па базар выбраться, чтоб купить нужные материалы.

Пошла царевна к отцу и упросила его выпустить Никиту со стражниками на базар. Смастерил он нового журавля. А царь ткнул мастера своим жезлом и говорит:

— Найдешь наследника — пятьсот рублей дам. А пока пусть твои отец с матерью в тюрьме посидят как заложники, чтоб не сбежал ты со своей птицей.

Сел Никита на журавля, повернул винт и — фр-р-р — из-под царского носа, только и услышал царь вдалеке: «трлють-трлють!»

Пронеслись внизу земли Ирода, пронеслось море синее, летит Никита над землей царя Аполлона и вдруг слышит знакомое: «трлють-трлють!» Глядь, а это первый его журавль внизу стоит. Спустился Никита, смотрит — стол, весь заморскими винами уставлен, фруктами невиданными в серебряных блюдцах, а вокруг никого. Поставил он своего журавля, отправился царевича разыскивать. Долго ходил по дивному саду, но никого не встретил. Вернулся — а журавля нет. Выпил с горя рюмку вина, захмелел и спать повалился. Утром вновь отправился на поиски. Вернулся — журавли на месте, а царевича опять нет. Тогда написал он записку, чтоб царевич ждал.

Тем временем царский сын возвратился, прочел записку и осерчал: что это, дескать, какой-то слесаришка мной командует. Хотел завести журавлей, да не вышло — Никита вывернул по винтику, вот они и перестали летать. Пришлось царевичу вместе с дочерью царя Аполлона дожидаться мастера, а не катать на журавлях прекрасную царевну, не летать с ней беззаботно в поднебесье. Вернулся Никита и говорит:

— Отец твой, царь Ирод, приказывает возвращаться домой, иначе он лишит тебя наследства.

— Придется возвращаться. А ты, моя красавица, — сказал царевич дочери Аполлона, — жди. Стану царем — вернусь!

Полетели они в родные края, покружили над царским дворцом, голос журавлиный подали. Весь народ высыпал встречать их. Царь выдал мастеру пятьсот рублей, выпустил из тюрьмы его родителей, но самого Никиту взял во дворец, служить солдатом-слесарем. Что поделаешь, такова царская воля.

Однажды царевич с сестрой полетели на журавлях прогуляться. Вдруг поднялся сильный вихрь и унес царевну. Поискал, поискал царевич сестру, да ни с чем и вернулся. Затужил царь, повелел объявить народу указ: «Кто разыщет царевну — получит ее в жены и полцарства в придачу». Много нашлось охотников жениться на царской дочери, да никому не удалось разыскать ее. Приказал тогда царь своему солдату-слесарю:

— Собирайся в путь. Найдешь дочь — получишь ее в жены. Не найдешь — голову отрублю.

Согласен, — отвечает Никита. — Только дай мне в помощники мастера Филиппку.

Привели Филиппку, дали еще и машиниста Ивана, посадили на корабль и отправили. Полтора года плыли они, пока не пристали к какому-то острову. Пусто на острове, простор без конца и края, только дикие гуси летают над бесплодной землей. Подстрелили путники трех гусей, попили, поели и спать легли. Наутро вновь добыли гусей, Никита с Филиппкой отправились па поиски царевны, а Иван кашеварить остался. Только успел он сварить обед, как вдруг является Опкын: ростом в сажень, борода в две сажени, голова как смоляной котел, глаза как хлебные караваи. Спрятался за куст Иван, а Опкын съел весь суп, проглотил мясо и ушел.

Затужил Иван: чем кормить товарищей? Побежал на озеро, настрелял гусей, новый обед варить принялся. Только начал суп закипать, как явились Никита с Филиппкой, спрашивают:

— Иван, готов ли обед?

— Нет еще, только закипает.

— Что-то ты, брат, долго варишь. Не повстречал ли кого? А может, красавица какая приходила, вот ты и запоздал, а?

Ничего не сказал им Иван. А на следующее утро Филипп кашеваром остался. И с ним такая же история приключилась. На третий день остался у костра Никита. Только суп сварил, как за спиной появился Опкын.

— Никита, чем угощать будешь? Супом или своими косточками?

— Ни супа не попробуешь, ни меня не возьмешь, — отвечает Никита.

— Ай-ай. Какой ты прыткий. А сможешь столько, съесть и выпить, сколько я могу?

— Отчего не смочь? Конечно смогу.

— Тогда пойдем ко мне в гости.

В своих двухэтажных каменных палатах усадил Опкын Никиту за стол, поставил перед ним суп в ведерном котле да ведро водки. И себе ставит столько же. Принялись за обед — Никита то одно спросит, то другое, а как только Опкын отвлечется, льет суп и водку под стол.

— Молодец, — говорит Опкын. — Все съел. Видно, по силе и крепости мы равны.

Сам же он, съев котел супа и опорожнив ведро водки, задобрел сначала, потом захмелел и начал подремывать. А как только клюнул, наконец, носом в стол, Никита выхватил кинжал и единым махом снес ему голову. Из бороды Олкына выпали двенадцать ключей. Стал Никита отпирать ими двери в логове чудища: за одной обнаружил комнату с золотом, за другой с серебром, далее — с медыо, драгоценными камнями, богатой одеждой. В двух комнатах увидел человеческие головы — Опкын хранил там головы убитых врагов. Все двери открыл, только к одной так и не смог подобрать ключа. Нет на ней ни замка, ни другого какого запора — только круглая как блюдце пластина вделана. Стал он ее рассматривать, как никак слесарь. Видит, от центра идут семь насечек, а вокруг пластинки — двенадцать. Догадался, что секрет у замка по лунному календарю рассчитан. Поставил он пластину вертикально по самой большой насечке, повернул ее сначала семь раз, потом двенадцать раз — и дверь со звоном распахнулась. Глядь, а перед ним царская дочь. Вот уж не думал, не гадал, что это Опкын украл ее, что это он мог вихрем обернуться* В честном состязании такого ни за что б не победить. А царская дочь в слезах бросилась ему на шею, шепчет:

— Никитка, не выбраться нам отсюда. Хитер и силен Опкын, убьет он тебя, а голову отрубит для своей коллекции.

— Не печалься, красавица, — отвечает Никита. — Опкын мертв. Собирайся-ка лучше домой.

Девушка на радостях расцеловала Никиту и подарила ему свой именной перстень.

— Спасибо, — говорит, Никитушка. Опкын хотел жениться на мне, но я сказала, что дала обет Солнцу не выходить замуж полтора года. Завтра этот срок кончается. А теперь я буду твоей женой.

Надели они одежды, которых не касалась игла, чтоб обвенчаться в них, поверх свадебных нарядов надели старое свое платье и отправились на корабль. А Филиппку с Иваном зависть берет: и невеста у Никиты, и полон корабль серебра-золота. Решили они сбросить его с корабля. Так и сделали, на самой середине моря выманили Никиту на палубу, да и спихнули за борт. Увидела это царевна и бросила ему тайком надутый бычий пузырь. Лег он на пузырь, смотрит — корабль все дальше и дальше уплывает, волны кругом, ни земли, ни острова не видать. Отдался Никита на волю ветра, авось куда-нибудь и прибьет.

Долго ли, коротко ли плыл он на пузыре, но занесло его на тот же самый остров, только чуть подальше от прежнего места. Вышел он на берег, лег отдохнуть под кривую березу и заснул. Проснулся от голоса человеческого:

— Дядюшка, смотри! Убийца моего отца под кривой березой спит.

Смотрит Никита — мальчик стоит. А издали ему чей-то голос отвечает:

— Возьми ломоть белого хлеба и бутылку молока. Накорми, напои его и веди ко мне.

Накормил, напоил мальчик обессилевшего Никиту и повел к своему дядюшке — Опкыну. Оказывается, остров этот принадлежал двум братьям-Опкынам. Привел мальчик Никиту в трехэтажные каменные палаты. Навстречу выходит страшилище еще больше прежнего: ростом в три сажени, а шириной в полторы — и говорит:

— Убил ты моего брата, Никита. Но меня тебе не одолеть. Посажу я тебя в темницу каменную. Будешь сидеть до конца жизни, если не смастеришь мне какую-нибудь диковинку. А смастеришь — награжу и отпущу домой.

Запер его великан в темнице. Кормил хорошо, но скучно Никите без свету белого, без воли вольной. Затосковал он, попросил принести бересты кусок да шило — решил делом заняться. Вычертил на бересте детали летающего журавля и просит великана:

— Отдай эти чертежи кузнецам, пусть выкуют мне детали, а я смастерю тебе диковинную птицу, что летать может.

Выполнил Опкын его просьбу. Собрал Никита журавля, проверил все детали и просит великана выпустить его, чтоб провести испытания. А тот, остерегаясь, что улетит Никита, приказал ему научить управлять птицей племянника.

И вот в один прекрасный солнечный день поднялся мальчик на журавле в небо, стал кружить над трехэтажными палатами своего дядюшки, радостно кричать с высоты, и его журавль вторил ему птичьим голосом: «трлють-трлюгь, трлють-трлють!» Несказанно обрадовался великан: есть теперь у племянника такая диковинка, что забыл он и о смерти отца, и обо всем на свете.

— Ты искупил свою вину, — сказал он Никите. — Я награжу тебя.

— Не нужно мне наград, — отвечает мастер. — Отправь меня лучше домой.

— Хорошо. Вот тебе волшебная шашка. Поди под кривую березу, поставь шашку между ног, скажи: «Направо-налево» и три минуты никуда не смотри. Поможет тебе шашка и на войне. Но запомни: не верь жене своей и не показывай ей эту шашку.

— Спасибо, Опкын. А теперь прощай.

— Не прощай, а до свидания. Ты еще вернешься.

Пошел Никита под кривую березу, поставил шашку меж ног, сказал: «Направо-налево!» — и закрыл глаза. А когда открыл, то увидел, что находится на чердаке царского дворца, а внизу народ валом валит из крепости на пристань, играет музыка — это подошел корабль, на котором вернулись Иван и Филипп с царевной.

Царь-отец в честь спасения дочери задал пир и решил тут же выдать ее замуж за одного из спасителей. На руках принесли их с корабля, усадили за стол, стали потчевать. А сговорились они так: Иван берет царевну, а Филипп — серебро и золото Опкына. Только начали свадьбу играть, спускается с чердака Никита и входит в зал. Берет он табуретку и садится впереди всех. Возмутились именитые гости — полковники, генералы, сенаторы — как так, какой-то мужик впереди них сел. А он сидит себе, именным перстеньком царевны поигрывает. Заметила она свой перстенек, обрадовалась, три чарки вина подряд поднесла ему. Удивились гости такой чести. А царская дочь повернулась к родителям и говорит:

— Батюшка, матушка, господа генералы и сенаторы, рассудите: потеряла я ключ от своей светелки, а вместо потерянного взяла другой. Старый ключ нашелся, и новый при себе — который выбросить?

— А какой был лучше?

— Старый лучше, — отвечает.

— Коль старый лучше, новый и выбрасывай, — советуют гости.

Тут царевна и объявляет:

— Вот мой настоящий спаситель — Никита. А Иван с Филиппкой — обманщики и убийцы. Это они на обратном пути столкнули Никиту с корабля, они забрали все сокровища Опкына.

— Делай с ними, Никита, что хочешь, — закричали гости.

— Ничего я не буду делать. Пусть отправляются подальше и на глаза мне никогда не показываются.

Прогнали изменников. Вот так из-за своей зависти, корыстолюбия потеряли они невесту, богатство, а главное — родину.

Обвенчались Никита с царевной в той самой одежде, что взяли у Опкына. Но не принесла она им счастья. Не умел Никита держаться по-царски, не мог обращаться согласно этикету к генералам и сенаторам, иностранным гостям, и одевался не так, как следует цареву зятю. Разлюбила царевна Никиту. Году не прожили, как стала посылать она весточки одному из заморских царевичей, чтоб шел он войной на их государство, освободил ее от мужи-ка-слесаря, постылого, нелюбимого, волею судьбы ставшего ее мужем. Тот, не долго думая, двинул войско на Иродово государство. Испугался царь, собрал полковников и генералов, приказал выступить навстречу неприятелю. А те только и умеют, что мундир носить да умный вид делать: подпустили войско к самой столице. Хотел Ирод сдаваться на милость победителя, да Никита отговорил, пообещал расправиться с врагом. Побежал на чердак, поставил шашку промеж ног, махнул рукой и сказал: «Направо-налево!» Бросил шашку, а сам глаза закрыл на три минуты. Открывает, а шашка уже у его ног лежит, вся в крови. Посмотрел Никита в подзорную трубу — враг разбит. Объявили его героем — спасителем родины. И жена присмирела, ластится, выспрашивает, как это смог одолеть он несметную вражью силу. Долго отнекивался Никита, но в конце-концов открылся жене, показал ей волшебную шашку.

Ночью, когда уснул он глубоким сном, подменила царевна чудесную шашку такой же, только простой, а волшебную переслала своему поклоннику. Собрал царевич еще одно войско и двинул его на Ирода. Взяли враги город, а Никиту привязали под брюхо белой лошади и пустили на волю случая, как самого ненавистного врага, чтоб умер он мучительной медленной смертью от голода и холода, чтоб забила его лошадь копытами или о пеньки и деревья, пытаясь освободиться от неудобной ноши. Только лошадь эта оказалась волшебной: вышла она в поле, заржала три раза подряд — и, как на крыльях, полетела, над полями, над лесами, через море на остров Опкына, к кривой березе. И вновь увидел его мальчик, побежал к дядюшке.

— Опять Никита вернулся. Висит привязанный под брюхом у лошади.

— Пойди и развяжи.

Привел мальчик Никиту к дядюшке, а тот и спрашивает:

— Зачем не послушал меня, зачем доверился жене? Ну ладно, не буду наказывать за то, что тайну открыл. Дам тебе другую шашку. Побей врагов своих — они и мне враги. И жену новую заведи.

Дал ему великан еще одну шашку. Пошел Никита к кривой березе, поставил шашку между ног, произнес заклинание и вновь очутился на чердаке царского дворца. Спустился в палаты, поздоровался с тестем. Тот обрадовался, что жив Никита, слезу пустил: ведь теперь он уже не царь, а всего лишь управляющий. Отдала дочь все его царство в кабалу, изменила не только отцу и мужу, но и родине.

— Не тужи, папаша, — говорит царю Никита. — Дай мне роту пехоты, взвод артиллерии да роту кавалерии — расправлюсь с неприятелем.

Собрал он войско и отправился в поход на заморского царя. Подошли к столице, Никита даст приказ своим солдатам:

— По первому сигналу стреляйте снарядами, по второму — пусть скачет конница, по третьему — наступает пехота.

Встал он на холме, навел подзорную трубу на город и подает первый сигнал: ударила артиллерия, обрушились крепостные стены. Подает он второй сигнал: кавалерия ворвалась в город. А по третьему — пехота пошла. Хотел неприятельский царь воспользоваться чудесной шашкой, да заветного слова не знает. Вывел тогда он войска в поле, решил там бой дать, да Никита уничтожил их своей шашкой. Захватил столицу, покорил государство, а прежнего царя сослал на далекий остров. Бывшую жену превратил в служанку, а служанку жены сделал царицей. Честен и справедлив был Никита: дал свободу и волю простым людям, оттого государство его стало самым сильным на свете.

Старуха родила змея

ил нищий татарин со своей старухой. Старик ходил по миру и этим кормил свою старуху. Детей у них не было. Вот пошел как-то татарин за милостыней, а жена в его отсутствие родила, да не ребенка, а змея. Приходит нищий домой, видит, старуха его сидит у окошка пригорюнившись.

— Что ты пригорюнилась, жена, не заболела ли?

— Посмотри-ка, что лежит в углу на одежде! — отвечает жена.

Посмотрел и сразу попятился.

А змей его спрашивает:

— Куда ты ходил, отец?

— Ходил я собирать хлеб!

На следующее утро змей говорит отцу:

— Сходи-ка к богатому татарину, проси, чтобы он выдал самую младшую дочку за меня замуж.

Пришел нищий к богатому татарину и стал у его двери. Подали ему ломоть хлеба.

— Я пришел к вам не подаяния просить.

— Зачем же ты пришел? — спрашивает хозяин.

— Я пришел просить тебя отдать твою младшую дочь за моего сына.

Не говоря ни слова, схватил богатый татарин нищего и избил до полусмерти. Приходит тот домой, словно кровяной комок.

А змей спрашивает:

— Папа, спросил ты, выдаст ли он дочку за меня замуж?

— Не то, что выдать дочку, он меня так избил, что из меня сделал кровяной пенек.

На следующее утро змей опять говорит отцу:

— Сходи, попроси у богатого татарина его самую младшую дочь замуж за меня.

Нечего делать! Поплелся старик опять к богатому татарину. Тот и разговаривать не стал. В страшном гневе избил его до смерти. Затем искрошил на куски, сложил куски в мешок, а мешок повесил на спину быка (у старика был бык, который ходил за ним постоянно). Принес бык домой искрошенные куски мяса. Стоит и мычит у калитки. А старуха выбежала и думает: «Верно, послал он хлеб, что насобирал, а сам где-то остался».

Сняла мешок с быка, вытряхнула и видит изрубленное человеческое мясо. Догадалась она, что это останки ее бедного мужа. С горькими слезами вернулась она в избу.

А змей спрашивает:

— О чем ты плачешь, мама?

— Как же мне не плакать! Искрошили твоего отца на куски, — отвечает старуха.

— Вынеси меня, мама, на волю.

Вынесла она змея на волю.

— Мама, сложи искрошенные куски, как полагается.

Послушалась она, сложила куски мяса. А змей прополз три раза взад и вперед по изрубленному телу, и куски срослись. Прополз еще раз от головы до ног отца, и отец ожил.

Ну, папа. — спрашивает змей, — что, богач выдаст за меня дочку или нет?

Отец ничего не может ответить, ошеломленный.

А змей все твердит:

— Папа, сходи завтра еще разок да спроси, выдаст он, наконец, дочку за меня замуж или нет?

Нечего делать. Опять пошел нищий к богатому и спрашивает: — Выдашь ли дочку?

Со злости истолок богач нищего и сжег его, превратил в золу. А останки, кусочки, косточки, золу сложил в мешок: повесил мешок на спину быка и послал домой. Старушка сняла мешок со спины быка, заглянула и залилась слезами. Идет она в избу, а змей спрашивает:

— Почему ты плачешь, мама?

— Как же мне не плакать! Сожгли твоего отца, а золу мне послали.

— Вынеси-ка меня, мама, к отцу!

Вынесла она змея. Высыпала осторожно золу на чистое место посреди двора. А змей размешал золу и принялся ползать но ней взад и вперед, поднимая пыль, и превратилась зола в человеческий труп. Прополз змей но мертвому телу еще раз, и ожил старик. Принес змея в избу и положил на перину. Змей спрашивает у отца как ни в чем не бывало:

— Ну что, выдаст богач дочку-то за меня или нет?

Отец ничего не мог ответить, точно онемел.

А змей за свое: — Папа, сходи-ка еще попытай, может быть, выдаст за меня дочку.

Опять приходит нищий к богатому татарину. Увидев нищего, богач очень удивился и задумался.

— Уж не знаю, что с ним делать, в землю, что ли, закопать? — спрашивает богатый татарин дочку.

— Не надо его закапывать в землю и не надо убивать, а надо просить у него такое приданое, чтоб он сам отказался от сватовства, — говорит ему младшая дочь-Проси у него сорок одну саврасую кобылу, чтоб они были одной масти, и хвосты у них были как один, и сорок одного пегого мерина, и чтобы был посреди его двора сад, а в этом саду журчал бы ключ, и чтобы в саду были разные птицы, и распевали бы они на разные голоса.

Потребовал богач у нищего это приданое. И что же?

Старик татарин ни слова не говоря повернулся и пошел к себе домой. Пришел старик домой к сыну. Сын его спрашивает:

— Ну что, выдаст ли богач за меня дочку?

— Да уж очень большое приданое просит!

— Какое же приданое?

— Просит он сорок одну саврасую кобылу, сорок одного пегого мерина, как один, и чтобы у нас во дворе был сад, в саду журчал бы ключ, и чтобы распевали в саду разные птицы на разные голоса.

— Папа, — говорит змей. — Зарежь ты своего быка, сложи в большой котел и вари его до тех пор, чтобы не осталось ни крупинки мяса.

Отец с матерью сварили целого быка в большом пивном котле. Едят его все вместе, а змей почти все слопал один.

— Папа, волоки за мной бычью кожу.

— Папа, брось бычью кожу в эту яму, — говорит, а сам в это время полез в яму. — И если я закричу тебе «тяни-и-и», то ты начинай тянуть.

Пошел под землей сильный гул — послышался крик: «Папа, тяни-и».

Напрягаясь изо всех сил, потянул отец кожу и вытянул вместе с бычьей шкурой сорок одного мерина, все одной масти, с одинаковыми хвостами. Бросил кожу в яму, и опять послышался крик: «Тяни-и-и». И вытянул старик сорок одну саврасую кобылу одной масти, с одинаковыми хвостами. Снова бросил кожу в яму и слышит тот же крик: «Тяни-и-и». И вытянул старик красивый сад, в саду журчит ключ, и разнообразные птицы распевают на разные голоса.

— Теперь иди к богачу, — приказывает змей. — Мне оставь одну саврасую кобылу. Открой ворота, приданое само придет за тобой.

Придя к невесте, отец открыл ворота, и тут же появились сорок саврасых кобыл, сорок один пегий мерин, и вырос сад, в саду зажурчал свежий ключ и запели разнообразные птицы на разные голоса. Все это богатство наполнило двор невесты.

Обрадовался богач и говорит нищему: — Пусть жених приходит к нам завтра.

Вернулся нищий домой. А змей спрашивает:

— Когда просил прийти к нему?

— Завтра просил.

На следующее утро свернулся змей на спинах трех саврасых кобыл и поехал к богачу. Все повысыпали встречать жениха. Младшая дочь открыла ворота. С нетерпением поджидала она жениха! И что же? Все видят, что во двор въезжает змей, колесом свернувшись на лошади. Увидев змея, все попрятались. Младшая дочь живехонько забежала в заднюю избу, а змей вдогонку за ней — тоже вполз в избу — девушка в беспамятстве упала на лавку. Змей пополз около девушки, задел ее, и в ту же минуту свалилась змеиная шкура и превратился змей в юношу, прекрасного как солнце. Девушка открыла глаза, посмотрела на него — перед ней стоял жених, прекрасный как солнце, такой красивый, что на всем свете не сыщешь другого такого. И она сразу его полюбила и тут же обняла его.

Но он остановил девушку:

— Подожди обнимать меня, принеси мне скорее одежду.

Девушка живехонько принесла ему белье и верхнюю одежду. А змей отдал девушке свою кожу:

— Возьми эту кожу, запри в сундук и не показывай ее никому: ни сестрам, ни матери!

Положила она кожу в сундук и закрыла его на замок. А потом молодые обнявшись легли на лавку. Мать с отцом и сестра со стариком заглядывали в окна.

— Неужели же змей съел нашу молоденькую дочку? Посмотрели пристальнее в окно и увидели: лежат они в углу, переплелись ногами и мирно спят.

Тогда родители и сестра вошли в избу. Молодые встали. Жених сияет точно солнце. Вся семья очень полюбила его. Начались приготовления к свадебному пиру. Помылись в бане. Сели за богатый ужин. Потом улеглись спать. Утром встали, и отец не мог насмотреться па зятя и предложил ему:

— Пойдем, сын мой, погулять по берегу озера.

Когда они ушли к озеру, мать отправилась к соседям, а сестры стали приставать к невесте с расспросами.

— Где ты спрятала кожу?

Узнали, что кожа в сундуке. Взломали его и вынули змеиную кожу. Тут же затопили печку и бросили змеиную кожу в огонь.

И в ту же минуту вдруг не стало жениха на берегу озера, потерял отец зятя. Бросился туда-сюда, нигде не нашел его и вернулся в горести домой. Стал спрашивать:

— Приходил ли зять домой?

— Нет, не приходил!

Ждут-пождут, нет зятя. Побежала к озеру сама невеста. Нет как нет. Пришел вечер. Сидит семья, горюет. Приходит к ним охотник. Тоже повесил голову, сидит задумавшись.

— Ты-то о чем горюешь? — спрашивает богатый татарин.

— Я, — говорит, — не горюю, а сижу в изумлении. Сижу и думаю: видел я сегодня чудо невиданное.

— Что же такое ты видел?

— В лесу, около источника, где я раньше постоянно обедал и не раз ночевал, появился маленький домик с чердаком. Зашел я в этот домик, поднялся на чердак, стал тихонько около дверей и принялся наблюдать. Увидел я стол, на столе кипящее молоко в белом котле и много других разнообразных кушаний. Вдруг открылось окно и влетела на чердак птичка. Влетела птичка и сразу же отведала молока из котла, отведала и другие кушанья, а потом запела такую песню:

«Женился я на девушке, дал ей в приданое сорок одну саврасую кобылу одной масти и с одинаковыми хвостами. Женился я и дал в приданое сорок одного пегого мерина одинаковой масти и с одинаковыми хвостами. Привез невесте сад в красивой ограде. В саду журчал ключ. На ветвях деревьев распевали разнообразные птицы на разные голоса. Такое приданое я дал своей невесте». — Пропела птичка эту песню и сказала: «Пусть отведает мой обед любой зашедший сюда путник». — Тогда я приблизился к столу, отведал по разу все кушанья и насытился. Вспоминая это чудо, задумался я крепко, — так кончил охотник свой рассказ.

Тут сказала младшая дочь татарина:

— Сведи меня к этому домику.

Охотник согласился. На следующее утро стала собираться в путь вся семья: мать, отец и сестры. Но младшая дочь обиделась.

— Если идете вы, то мне уж придется остаться дома.

Тогда решили — пусть младшая дочь идет в лес с охотником.

Придя к источнику и увидев маленький домик с чердаком, девушка сказала охотнику:

— Постой, дядя, ты не заходи со мной.

И вот она вошла в домик одна и не останавливаясь, шагнула прямо к столу. Залетает туда же маленькая красивая птичка. Только хотела она отведать молоко из котла, как девушка, сняв со своего среднего пальца серебряное кольцо, бросила его в котел. Тут же птичка превратилась в красавца-юношу, он и сказал девушке:

— Ну, думал я перехитрить тебя, но ты оказалась хитрее меня!

Вышли они вместе и направились к родному отцу жениха — старому нищему татарину. Построили они дом у родного отца в три раза прекраснее, чем дом богача — отца невесты. И стали жить неразлучно.

Бабин сын

или-поживали царь с царицей. И все бы хо-у них не было бы хорошо, да детей у них не было. А уж так ребёночка хочется…

— Да хоть бы найти где, — говорит однажды царица.

Только вышла на крыльцо, глядь, мальчик лежит. Обрадовалась, принесла домой. А как назвать ребенка?

— Коль ты нашла его, — говорит царь, — так и назовем — Бабин Сын.

Любознательным рос сынок: все газеты и журналы, какие нашлись в царстве, прочел, до иностранных добрался. Вычитал он однажды, что есть-де на свете гусли-самогуды. И захотелось ему эти гусли у себя иметь. Вот и говорит он отцу:

— Собирай меня в дорогу — поеду за гуслями-самогудами. Купи коня да палицу покрепче прикажи выковать.

— Не езди, — советует отец. — Пропадешь. Уж сколько добрых молодцев за этими гуслями уехало, да никто еще не возвращался.

— Все равно поеду.

Делать нечего. Купил отец коня на базаре, приобрел двадцатипятипудовую палицу.

— Ладно ли? — спрашивает.

— Сейчас проверим.

Нажал сын пальцем на спину коню, конь и присел.

— Не годится. Покупай другого.

Купил царь другого коня. Сел Бабин Сын на него, сдавил коленями — конь зашатался.

— И этот не годится.

Нашли, наконец, подходящего коня. Сел Бабин Сын на него, взял палицу, взял в сотоварищи двух солдат и поехал в путь-дорогу.

Долго ли, коротко ли ехали путники, только выезжают на большой заливной луг. Смотрят — мост стоит через речку, широкий, крепкий, хоть езжай на двух шестерках лошадей враз. Подивились, поехали дальше. И версты не отъехали, как увидели красивый дом. Зашли. Хозяев нет, а тепло в нем, печь протоплена, кушанья разные приготовлены, в шкафу вина стоят заморские. Вот Бабин Сын и говорит:

— Поживем здесь. Попьем, поедим, хозяев дождемся. Коль добрые хозяева — за еду и питье сполна расплатимся.

Попили, поели, а тут и вечер наступил. Тревожно стало, вдруг хозяева ночью вернутся. Решили выставить на мосту караул. Ушел караульный, а Бабину Сыну не спится. Прихватил он палицу и отправился на мост. Видит, спит караульный в кустах. Только не стал он его будить, а лег поперек моста, палицу под голову положил. В полночь слышит шум, гром: кто-то едет на тройке. Не доезжая девяти сажен, пали лошади на колени, а седок и спрашивает их:

— Что с вами, лошадки? Вокруг света обежали — ни разу не споткнулись, а у самого дома пали на колени.

— Не проехать нам поперек моста человек лежит, — отвечают лошади.

— Уж не Бабин ли Сын к нам пожаловал? Вставай, Бабин Сын. С миром ли, с войной ли пожаловал?

— Со всякой нечистью не мирюсь, — отвечает Бабин Сын. — Будем биться.

Съехались-схватились. Ударил Бабин Сын полуночного гостя палицей, тот и рассыпался. Спихнул он останки в воду да спать пошел.

Утром спрашивает караульного:

— Тихо ли было на мосту, спокойно ли?

— Тихо-спокойно, — отвечает солдат. — Всю ночь у перил просидел, глаз не смыкал: ни птицу летучую не увидел, ни зверя рыскучего не заметил.

Вечером посылает Бабин Сын другого товарища сторожить мост, а сам идет следом. Залез тот под мост и ну храпака задавать. А Бабии Сын опять лег поперек настила. И опять в полночь кто-то едет. Не доезжая шести сажен, шестерка лошадей встала как вкопанная.

— Что вы, лошадушки? — спрашивает седок. — До дому всего ничего осталось, а вы спотыкаетесь?

— Не проехать нам, поперек моста человек лежит.

— Неужели Бабии Сын нас встречает?

— Он самый, — отвечает ему Бабин Сын.

— Жду не дождусь, когда нечистую голову снесу.

Съехались противники. Ударил Бабин Сын палицей, упал ночной гость. Ударил второй раз — тот и рассыпался. Спихнул он останки в воду, а сам спать пошел.

Утром спрашивает товарища:

— Что видел-слышал?

— Ничего не видел и не слышал. Всю ночь сидел глаз не смыкая…

Не стал ругать их Бабии Сын, а вечером наказал строго-настрого:

— Коли те две ночи проспали, так уж эту не спите. Сидите за столом. Я расстелю платочек и наполню стакан водой. Предстоит мне жестокая битва. Коль вода в стакане убывать будет, а платок чернеть начнет, значит, худо мне. Доливайте воду в стакан, стряхивайте черноту с платочка — этим мне поможете. А уж коль я погибну, то за вашу жизнь и мухи дохлой не дам — убьет вас нечистый.

Вот лег он поперек моста, караулит. В полночь подлетела девятка лошадей, в трех саженях от моста встали лошади. Возница и спрашивает:

— Что с вами, лошадушки? Весь белый свет облетели, а мостик одолеть не можете…

— Не проехать нам, поперек моста человек лежит.

— Так это Бабин Сын меня встречает? Ну так вставай, выходи. Коль с миром пришел — помиримся, коль с войной — драться будем.

— Никогда не мирился с нечистыми, — отвечает Бабин Сын. — Я с войной пришел!

Сошлись-встретились. Да силы равными оказались, никто верх взять не может. Наконец изловчился ночной гость, подмял Бабина Сына. Тот и просит его:

— Когда государства воюют, и то перемирия делают. Давай отдохнем, а отдохнувши, начнем снова?

— Нет, — отвечает нечистый. — Не отпущу. Убью тебя.

— Так дай хоть сходить с товарищами проститься.

— Нет, не дам. Прощайся отсюда.

Снял Бабин Сын сапог с левой ноги и бросил в сторону дома. Влетел сапог прямо в окно спальни, разбудил спавших товарищей. Глянули те, а носовой платок уже почернел с краю, и воды в стакане осталось чуть на донышке. Долили они воды, встряхнули платок, расправили на нем складочки. Туг отбросил Бабин Сын нечистого, ударил его со всей силы палицей и убил. Тело в воду спихнул, лошадей отослал туда, откуда пришли они, а сам домой направился. Идет и думает: «А что нас на дальнейшем пути ждет? Пойду вперед, проверю».

Прошел с версту, смотрит, стоит такой же дом. Но не зашел Бабин Сын в него, а встал под окнами и слушает. И услышал разговор четырех женщин. Одна из них, младшая видимо, и говорит:

— Вот, мамаша, убил Бабин Сын наших братьев, но и ему худо будет. Пойдет он дальше за гуслями-самогудами, а я на его пути вымечу из своего живота песчаную пустыню на сто верст длиной, за ней сделаю лужок, а на нем ручеек. Остановятся они там, я их и съем.

Другая, средняя дочь, говорит:

— Если это не удастся, я вымечу из чрева песок на двести верст, а в конце пустыни поставлю чайную. Остановится там Бабий Сын — я его и съем.

А тут и старшая голос подает:

— Я вымечу пустыню в триста верст. В конце ее поставлю чайную и пивную. Там и придет конец Бабину Сыну.

Старуха добавляет:

— Если же вы, дочки, не сможете погубить его, так уж я догоню и проглочу Бабина Сына.

Под утро вернулся Бабин Сын к товарищам и говорит и м:

— Пора в путь трогаться.

Проехали путники немного — перед ними песчаная пустыня в сто верст длиной раскинулась. Жара, пить хочется, лошади в песок по колено вязнут — еле одолели пустыню. А там увидели чудесный свежий лужок с ручейком, бросились к нему. Но Бабин Сын запретил им приближаться, взял саблю — и давай рубить луг и ручей крест-накрест. Убил младшую дочь.

А дальше опять песок — уже в двести верст. Одолели путники пустыню, к чайной подъезжают. Туг Бабин Сын вновь выхватил саблю и принялся рубить чайную. Убил и среднюю дочь.

В триста верст песок лежит на пути. Но и его одолели путники. Вышли к чайной и пивной. Да Бабин Сын опять не позволил своим товарищам заходить туда. Убил он и старшую дочь. Убил и говорит:

— А теперь, друзья, поскакали быстрее, не ю погибнем здесь.

Погнали они коней, а сзади уже голос слышится:

— Стой, Бабин Сын! Все равно догоню и съем.

Как ни погоняли они коней, а настигла их старуха. Вот уже одного схватила, пока ела его да водой запивала, двое других дальше ускакали. Второго схватила и съела. Бабина Сына черед подходит.

— Погоди, — кричит старуха. — Дай напьюсь, тогда мигом нагоню и проглочу.

Гонит Бабин Сын коня, уже и деревня какая-то видна, а на конце ее кузница, вся из чугуна отлитая. Только-только захлопнул Бабин Сын чугунные ворота, как и старуха уже здесь.

— Открой, Илья Муровин, — кричит она кузнецу. — Не то и кузницу, и всех, кто в ней, проглочу единым махом.

А кузнец Илья Муровин отвечает:

— Погоди, успеешь. Отдам я тебе Бабина Сына.

Были у кузнеца стопудовые тиски. Раскалил он их так, что близко не подойти, и кричит старухе:

— Эй, мать нечистой силы, суй в трубу язык. Посажу я на него Бабина Сына.

Сунула старуха язык в трубу, кузнец схватил его щипцами и зажал в тиски. Так и сдохла нечистая.

Спрашивает Илья Бабина Сына:

— Куда путь держишь?

— Иду за гуслями-самогудами.

— Не достать тебе эти гусли, — говорит кузнец. — Поработай у меня три года, мы с братьями раздобудем эти Гусли.

А было у Ильи Муровина одиннадцать братьев, сам двенадцатый.

Отработал Бабин Сын три года. Вот отдает ему Илья гусли-самогуды и говорит:

— Можешь ехать. Только остерегайся: проедешь ты триста верст и увидишь на лужке у дороги коровьи кишки. Будут они упрашивать, чтоб ты разрубил их. Только не поддавайся их уговорам.

Вот едет Бабин Сын путем-дорогою. Доехал до лужка. А там, и правда, кишки лежат коровьи. Все спутаны-перепутаны. Говорят жалобно:

— Пожалей, Бабин Сын, разруби нас.

А гусельки за спиной наигрывают.

— Нет, не буду, — отвечает Бабин Сын.

А гусельки играют-наигрывакл. Кишки еще жалобнее просят, умоляют:

— Разруби.

«Эх, будь что будет!» — подумал Бабин Сын и разрубил кишки. Только разрубил — замолкли гусли, исчезли из котомки, будто их там и не было. Повернул Бабин Сын коня и поехал печальный к Илье Муровину.

— Почему вернулся? — спрашивает его Муровин.

— Гусли пропали.

— Говорил я тебе, не руби кишок, а ты не послушался. Теперь трудно будет гусли вернуть. Но ничего, поищем с братьями, авось и вернем гусли.

Живут они неделю, две, месяц уже на исходе. Вот и говорит как-то Муровин:

— Нашли мы гусли. Но чтоб взять их, нужно тебе жениться, а в приданое эти гусли и просить.

Вот отправились братья сватать девушку. Говорят ее отцу:

— Выдашь дочку за Бабина Сына?

— Выдам, если исполните все, что я прикажу. Сначала выпейте вино из сорокаведерной бочки.

Начали пить братья. А Илья незаметно высвистнул все вино на ветер, говорит отцу девушки:

— Сорок ведер — одному не хватит напиться. Отдавай дочку.

— Погоди. Вот съешьте сорок ведер каши — отдам.

Раскидал Илья по ветру всю кашу, говорит:

— Отдавай дочку.

— Нет, — отвечает ее отец. — У меня баня истоплена, три дня топил. Если сможете вымыться — так и быть, отдам.

Вот подошли они к бане, а она раскалена докрасна, на три сажени не подойти. Дунул Илья, разметал жар по ветру — вымылись спокойно. Опять требуют дочку.

Нечего делать отцу — сыграли свадьбу. В первую ночь Илья говорит Бабину Сыну:

— Будь осторожен. Положит невеста руки на тебя — умрешь.

Ложатся молодые спать. А жена руки на Бабина Сына складывает. А руки-то тяжелые как свинец. Задыхаться начал Бабий Сын, насилу выкарабкался из-под них. А Илья наблюдал за всем этим. Вот и ложится он с невестой вместо Бабина Сына. Только положила она на него руки, как он оттолкнул их, вскочил с кровати, схватил девушку за ноги и подвесил вниз головой. Бьет он ее плеткой, а изо рта у нее посыпались змеи, ящерицы, лягушки. Когда они вышли, легкими стали ее руки.

— Теперь можешь спать, — говорит он Бабину Сыну.

На следующую ночь снова предупреждает:

— Остерегайся, если она успеет положить как следует на тебя ноги — задавит.

Ложатся молодые спать. Жена ноги на Бабина Сына положила, еле успел выкарабкаться из-под них. А Муровин тут как тут. Ложится вместо друга. Только положила она на него ноги, как он вскочил, схватил ее и повесил вниз головой. Бьет плеткой, а изо рта у нее запекшаяся кровь идет кусками. Вышла тяжелая кровь.

На третью ночь Муровин наказывает:

— Остерегайся. Положит она на тебя свои груди. Если выберешься — останешься жив.

Только положила она груди — так тяжело стало Бабину Сыну, что он еле выкарабкался из-под них. И опять Муровин ложится, отталкивает ее груди, хватает за ноги и вешает вниз головой. Па сей раз изо рта ее пошло хлебное. А когда все кончилось, Муровин сказал:

— Теперь она стала настоящей девушкой. Можно ничего не опасаться. Вези ее домой.

Сел Бабин Сын на коня, впереди себя посадил жену, а между собой и ею поставил гусли-самогуды. Простились молодые с братьями и поехали. Едут путем-дорогой, гусельки им песни наигрывают. Так и доехали.

Дома отец на радостях закатил пир. Хорошо пили на нем, хорошо ели, а уж зажили-то молодые и того лучше.

Алам-патыр

или старик со старухой. Были у них сын и дочка. Сына звали Алым-патыр, а дочку — Акталче. Пришло время, и умерли старик и старуха, а Алым-патыр с Акталче построили себе дом и вокруг него поставили железный частокол. Дом охраняли две собаки — Шекшинча и Окшинча. Стали жить да поживать богатырь Алым со своей сестрой Акталче.

Собрался как-то Алым-патыр на охоту. Ходил, ходил по лесу, да и залез под костяной мост. Едет лесом Вувер-кува12на белом мерине и поет:

Белый мерин, беги быстрей. Еду я есть богатыря Алыма.

У костяного моста вдруг останавливается белый мерин.

— Уж не думаешь ли ты, что мы доехали до богатыря Алыма? Нет! Еще не доехали! — говорит Вувер-кува и бьет белого мерина палкой: «Хлоп!» На шум выходит из под костяного моста богатырь Алым. Вувер-кува слезает с мерина и спрашивает:

— Как будем драться, на кулачках или в обхват?

Не отвечая, схватился богатырь Алым с Вувер-кувой. Долго они бились. Вот-вот Вувер-кува победит богатыря. Он и кричит собакам:

— Шекшинча, Окшинча! Хватайте ее!

Искусали собаки Вувер-куву.

Пошел Алым домой, приближаясь к дому, запел.

Ой, Акталче, Акталче, Железные цепи — йолдырт!

Акталче сняла цепи, богатырь Алым вошел в дом. Акталче накормила, напоила брата, накормила его собак, высушила онучи и лапти. Улеглись спать. Утром снова накормила Акталче брата завтраком, дала поесть собакам. А он наказал ей:

— Если придет кто-нибудь и будет проситься в дом грубым голосом — не пускай. А услышишь тонкий голос — отвори, это буду я.

Только ушел, пришла к его дому Вувер-кува и запела грубым голосом:

Ой, Акталче, Акталче, Железные цепи — йолдырт!

Акталче отвечает:

— Уй, уй, это не мой брат. У тебя грубый голос.

Убежала Вувер-кува на гору, легла на вершине с высунутым языком, точно мертвая. Прилетела птичка и выклевала ей язык. Голос Вувер-кувы стал тоньше. Снова пришла она к дому. Пришла и запела, теперь уже тоненьким голосом:

Ой, Акталче, Акталче, Железные цепи — йолдырт!

«Йолдырт!» — отворяются ворота. Вувер-кува вбежала в избу и съела похлебку для собак. А богатырь Алым ходит и стреляет себе хорьков и лисиц. Затем залезает под костяной мост. Опять едет с песнями Вувер-кува на белом мерине:

Белый мерин, беги быстре!  Еду я есть богатыря Алыма.

У костяного моста мерин останавливается.

— Ты думаешь, что мы доехали до богатыря Алыма?

Нет! Еще не доехали, — говорит Вувер-кува и бьет мерина палкой: «Хлоп!» На шум выскакивает богатырь Алым и бросается на Вувер-куву. Вот-вот поборет она богатыря.

— Шекшиича, Окиинча! — кричит Алым собакам. — Что вы смотрите? Хватайте ее!

Собаки набросились на нее и искусали.

Подъезжает богатырь Алым к дому, запевает:

Ой, Акталче, Акталче, Железные цепи — йолдырт!

А Вувер-кува уже успела опередить его. Говорит Акталче Вувер-куве:

— Идет мой брат. Как тебя спрятать, во что превратить?

Превратила ее в серебряный перстень Акталче, спустила железные цени с ворот. Входит богатырь Алым в избу, а поужинать нечем. Вувер-кува съела и его суп, и тюрю для собак. Голодные спать легли. А утром — онучи и лапти не высушены, суп не сварен. Собаки голодные скачут туда-сюда, вот-вот проглотят серебряный перстень. Акталче ругает собак:

— Ой, высохли бы ваши головы! Бросаетесь на все.

— За что бранишь их, — отвечает Алым-патыр. — Они ведь есть хотят.

Наконец накормила, напоила она брата и отправила на охоту.

Пострелял он хорьков, лисиц и опять залез под костяной мост. Едет с песнями Вувер-кува:

Белый мерин, беги быстрей. Еду я есть богатыря Алыма.

У костяного моста остановился ее белый, мерин.

— Ты думаешь, что мы доехали до богатыря Алыма? Нет, еще не доехали, — говорит Вувер-кува и бьет мерина палкой: «Хлоп!» На шум выскакивает Алым из-под моста и бросается на Вувер-куву. Вот-вот поборет она богатыря.

— Шекшинча, Окшинча, — кричит он собакам. — Хватайте ее!

Набросились собаки и искусали Вувер-куву. А Алым-патыр направился домой, у дома запел:

Ой, Акталче, Акталче, Железные цепи — йолдырт!

А Вувер-кува уже опередила его. Акталче и говорит ей:

— Брат идет. Как тебя спрятать, во что превратить? Превратила ее в шелковый моточек. Спустила на воротах железные цепи. Вошел Алым, а дома нет еды ни ему, ни собакам. Говорит он сестре:

— Осерчала, что ли, сестренка? Почему не кормишь?

— Нет, не осерчала, голова болит, — отвечает.

Бегают голодные собаки по избе, норовят наброситься на шелковый моточек. Акталче ругает их:

— Ой, посохли бы ваши головы! Бросаетесь на все.

— Зря ругаешь собак, — говорит Алым-патыр. — Голодные они.

Легли спать. Утром накормила Акталче брата и собак и говорит:

— Принеси мне живого хорька, Хочется поиграть с ним.

— Ладно, — отвечает Алым и отправляется на охоту. Поймал он хорька, застрелил лисицу и снова залез под костяной мост. Опять едет с песнями Вувер-кува:

Белый мерин, беги быстрей. Еду есть богатыря Алыма.

У костяного моста остановился белый мерин.

— Ты думаешь, что мы доехали до богатыря Алыма? Нет, не доехали.

Тут бьет она мерина палкой. На шум выскакивает Алым и бросается на Вувер-куву. Вот-вот поборет она его.

— Шекшинча, Окшинча! — кричит он собакам. — Хватайте ее.

Покусали собаки Вувер-куву. А Алым-патыр отправился домой. Подходя к воротам, запел:

Ой, Акталче. Акталче, Железные цепи — йолдырт!

А Вувер-кува уже опередила его. Превратила Акталче ее в зеленый моточек и спустила с ворот железные цепи. Вошел Алым-патыр в избу, а в избе — хоть шаром покати: нечего есть. Собаки бросаются на зеленый моточек, Ак-талче ругает их:

— Посохли бы ваши головы! Что вы на все бросаетесь?

— Эй, сестра, зря ругаешь их, ведь собаки проголодались, — говорит Алым и дает ей живого хорька. Поиграла она хорьком, открыла окно и выпустила. Побежал хорек, а собаки следом и застряли в железной изгороди. Тут поднимается Вувер-кува, бросается на Алыма-патыра. Вот-вот победит. Просит тогда он сестру:

— Помоги мне, брось под ноги золы. А Вувер-куве брось под ноги гороху.

Акталче бросила под ноги брату гороху, а Вувер-куве бросила золы. Свалила Вувер-кува Алыма, связала руки и ноги, запрягла лошадь и положила его в телегу.

Вот везут они Алыма-патыра. Доезжают до ржаного стога.

— Эй, ржаной стог, ржаной стог, — говорит Алым. — Придется остаться тебе в поле.

— Что говоришь? — спрашивает Вувер-кува.

— Говорит он, что одна завязка на путах у него ослабла, — отвечает Акталче.

Стала Вувер-кува затягивать завязки. Завязывает, погон притопывает. Поехали дальше. Доезжают до овсяного стога.

— Эй, мой овес, мой овес! Останешься ты в поле, — говорит Алым.

— Что он говорит? — спрашивает Вувер-кува.

— Он говорит, что ослабла одна завязка.

Затягивает Вувер-кува путы, ногой притопывает.

Доехали до ячменного стога.

— Эй, мой ячмень, мой ячмень. Останешься ты в поле.

— Что он говорит? — спрашивает Вувер-кува.

— Говорит, что завязка ослабла, — отвечает Акталче.

Затягивает завязки Вувер-кува, ногой притопывает.

Так доехали они до дома Вувер-кувы. Встретили их ее дочери. Говорит Вувер-кува дочерям:

— Везу я мякинную чушку, бросьте ее в яму!

Дочери бросили Алыма в яму, в лоб ему воткнули иголку. Сами попили, поели, спать легли. Утром говорит Вувер-кува:

— А ну-ка, дочери, накормите, чертовки, мякинную чушку.

Подходит к яме старшая дочь и спрашивает:

— Твой ржаной сноп тебе бросить — «тюгыл-тюгыл», твой овсяный сноп тебе бросить — «тюгыл-тюгыл» или твой ячменный сноп тебе бросить — «тюгыл-тюгыл»?

— Ладно мне и ржаной сноп, — отвечает Алым-патыр.

Бросила она ржаной сноп. Ест Алым зернышки из снопа.

На следующий день приходит средняя дочь, спрашивает:

— Твой овсяный сноп тебе бросить — «тюгыл-тюгыл» или твой ячменный сноп тебе бросить — «тюгыл-тюгыл»?

— Ладно мне и овсяный сноп, — отвечает Алым-патыр.

Бросила она овсяный сноп. Лежит Алым на соломе, зернышки из снопа выбирает и ест.

На следующий день младшая дочь идет откармливать мякинную чушку. Настряпала ватрушек, напекла блинов, растопила масла в чашке, взяла бурак квасу. Накормила Алыма-патыра, ослабила одну завязку. Вот мать ее спрашивает:

— Разжирела наша мякинная чушка?

— Да, — отвечает младшая дочь. — Уже иголка на лбу жиром заплыла.

— Хорошо, — говорит Вувер-кува и велит старшей дочери истопить баню.

Старшая дочь затопила баню. Пошла за водой. Приходит на мостик, черпает воду ренгетом. Раз черпнет — \вода вытечет. Другой черпнет — вода вытечет. Увидела это синичка, запела:

— Сестра, глиной — «чык-чык»!

Залепила дочь Вувер-кувы решето глиной, наносила воды, докладывает матери:

— Баня готова.

Вынула Вувер-кува Алыма из ямы, принесла в баню, вымыла, положила чистого у забора, а сама домой пошла нож точить. Пролетает мимо ворона, Алым и говорит ей:

— Эй, ворона, ворона. Скажи моим собакам, что-де режут вашего хозяина.

Отвечает ворона Алыму-патыру:

— Буду есть сало с твоих глаз — «шогылдок!», буду есть сало с твоего зада — «шогылдок!»

Сказала и улетела. Летит сорока. Алым-патыр говорит ей:

— Эй, сорока, сорока. Скажи моим собакам, что-де режут вашего хозяина.

Отвечает сорока:

— Буду есть сало с твоих глаз — «шогылдок!», буду есть сало с твоего зада — «шогылдок!»

Улетела сорока. Летит кукушка.

— Эй, кукушка, кукушка, — говорит Алым-патыр. — Скажи моим собакам, что-де режут вашего хозяина. Пусть бегут сюда.

Полетела кукушка, крикнула собакам Алыма:

— Кук-кук! Вашего хозяина режут!

Не верят собаки кукушке. Возвращается она к Алыму-патыру, а он снова ее к собакам посылает. И снова она собакам кричит:

— Кук-кук! Вашего хозяина режут. Бегите быстрей.

Подкопались собаки под железный частокол, быстро примчались на помощь, перегрызли завязки на руках и ногах хозяина. А он и говорит им:

— Съешьте Вувер-куву, предательницу Акталче, дочерей Вувер-кувы, не трогайте только младшую.

Разорвали голодные собаки и съели их. А Алым-патыр стал жить с младшей дочерью Вувер-кувы в согласии и довольствии.

Сереброзубая Памплче

огда-то давным-давно жил в марийском лесном краю бедный старик.

Старуха его умерла, старшая дочь вышла замуж и уехала за дальние леса, на высокую гору, а при нем осталась одна младшая дочка — светлая, как звезда, и прекрасная, как луна. Сереброзубая Памналче.

Очень любил старик свою меньшую дочь, души в ней не чаял.

Так и жили они: старик охотился, ловил рыбу, а Памналче собирала в лесу грибы и ягоды.

Однажды утром старик пошел на лесное озеро ловить рыбу, а Сереброзубая Пампалче отправилась в лес.

Набрела Пампалче на полянку, красную от спелой земляники, и принялась собирать ягоды в лукошко.

Рвет она ягодку за ягодкой, укладывает в лукошко и поет:

Там, где ясное солнце восходит, Разгорается алая зорька. Разгорается зорька, Солнце восходит, Согревает зеленую землю.

Подняла Пампалче голову, посмотрела вокруг, увидела на дереве серую кукушку, улыбнулась ей и снова запела:

Ловит в озере рыбу отец, А я на полянке Среди белых цветов Собираю землянику в лукошко, Каждый день Собираю в лесу землянику.

Наполнилось лукошко доверху красными ягодами, и пошла Пампалче домой.

Идет она по лесной дороге и видит: растет у дороги темная ель, а на ели сидит черный коршун, машет черными крыльями, кивает девушке головой. Плохая примета — встретить коршуна, не к добру эта встреча.

Остановилась Пампалче, спросила тихим голосом:

— К чему повстречался ты мне, черный коршун? Что киваешь мне?

Ничего не ответил ей коршун.

Не знала Пампалче, не ведала, что в это самое время с ее отцом случилась беда.

Захотелось старику пить, наклонился он над озером и коснулся воды губами. Вдруг пошли по озеру черные волны, забурлила вода, и высунулась из темной глубины черная ручища, схватила старика за бороду и потянула в озеро.

Испугался старик, стал молить грозного Водяного владыку:

— О великий грозный Водяной владыка! Не губи ты меня, отпусти домой!

Отвечает старику Водяной владыка:

— Я отпущу тебя домой и позволю тебе ловить рыбу по всех моих озерах, если отдашь за меня замуж свою дочь Сереброзубую Пампалче!

Заплакал старик и согласился отдать Пампалче замуж за Водяного владыку.

— Отдам, отдам! — говорит. — Привози двенадцать пайданов13 браги, двенадцать пайданов пива, и отпразднуем свадьбу.

Отпустил Водяной владыка старикову бороду и сказал:

— Иди домой да смотри не забудь своего обещания! Завтра жди меня в гости.

Поплелся старик домой. Идет, спотыкается и думает горькую думу. Тяжело ему расставаться с дочерью, не знает, как сказать Пампалче про то, что обещал отдать ее в жены Водяному владыке.

Спрашивает отца Пампалче:

— Отчего ты невесел, батюшка?

Старик вздохнул и отвечает:

— Обвалились ступеньки у нашего крыльца. Чем их чинить — не знаю…

— Не горюй, отец, завтра починим крыльцо, я уже и доски припасла.

А отец головы не поднимает, еще ниже клонит. Снова спрашивает его дочь:

— Почему ты, батюшка, стал еще грустнее?

— Да вот сгнила крыша…

— Это не беда! — отвечает Пампалче. — И крышу перекроем…

Тут старик заплакал и открылся ей:

— Обещал я, дорогая моя доченька, отдать тебя замуж за Водяного владыку. Завтра придет он сюда и заберет тебя в свое подводное царство.

Плачет старик, а дочь его утешает:

— Не горюй, отец! Уйду я от Водяного владыки к моей старшей сестре, что живет за дальними лесами на высокой горе.

Чтобы никто не узнал ее, надела Пампалче самый старый и рваный кафтан, залепила свои серебряные зубы еловой смолой.

— Дочь моя, — сказал ей на прощанье отец, — пусть беда обойдет тебя стороной!

Поклонилась Пампалче отцу, обняла его и тронулась в далекий путь — за дальние леса, к старшей сестре своей.

Идет Пампалче по темному лесу, идет по топкому болоту, днем просит солнышко указать ей прямую дорогу, темной ночью просит ясный месяц осветить ей путь.

Красное солнышко ей дорогу указывает, месяц ночью путь освещает.

На другой день вдруг слышит Пампалче впереди на дороге конский топот, слышит — рога трубят.

Спряталась она в частых кустах, легла на мягкий мох.

Видит Пампалче: по дороге едет Водяной владыка.

Едет он на черном жеребце, по обеим сторонам идут юноши в белых кафтанах и несут зеленые березовые ветви.

— Ту-у, ту-у! — громко трубит Водяной владыка в золотой рог, так громко, что деревья дрожат и птицы за-мол кают.

Зарылась Пампалче в мох. Водяной владыка не заметил ее проехал мимо.

Поднялась Пампалче, побежала дальше.

Повстречались ей девушки в зеленых свадебных кафтанах, в обшитых блестками свадебных платках.

— Куда идете, сестрицы? — спрашивает их Пампалче. А девушки отвечают ей песней:

Идем за невестой. За красивой невестой с серебряными зубами, Светлой, как звезда, Красивой, как луна. Идем за Сереброзубой Пампалче, Чтобы увезти ее к Водяному владыке.

— Идите, идите, она вас давно поджидает, — сказала им Пампалче и побежала дальше.

Повстречались ей мужчины в свадебных вышитых рубахах.

Куда идете, дядюшки? — спрашивает их Пампалче. А мужчины отвечают ей песней:

Идем за невестой, За Сереброзубой Пампалче, Красивой, как луна. Светлой, как звезда. Несем с собой двенадцать пайданов браги, Несем с собой двенадцать пайданов пива.

— Идите, идите, — говорит им Пампалче. — Невеста нас ждет не дождется.

Повстречались ей женщины — на головах лисьи шапки, на груди серебряные ожерелья.

— Куда идете, тетушки? — спросила их Пампалче.

А женщины отвечают ей песней:

Идем за невестой. За Сереброзубой Пампалче, Светлой, как луна, Прекрасной, как солнце. Есть у нас двенадцать пайданов меду, Есть у нас двенадцать пайданов масла.

— Идите, идите, — говорит им Пампалче. — Она совсем заждалась.

Бежит Пампалче по лесу, а навстречу ей плетется, ковыляет старуха, такая дряхлая, что от старости вся мохом обросла.

— Куда идешь, бабушка? — спросила Пампалче старуху.

Старуха прошамкала глухим голосом:

Иду за невестой, За красивой невестой с серебряными зубами, Румяной, как спелая клубника. Светлой, как солнце. Иду на свадьбу гулять, Буду петь и плясать.

Засмеялась Пампалче, отвалилась еловая смола, заблестели серебряные зубы.

— Я узнала теия! Ты Сереброзубая Пампалче! — закричала старуха и вцепилась в Пампалче костлявыми пальцами. — Из моих рук не уйдешь, я сама отведу тебя к Водяному владыке.

Вырвалась Пампалче и побежала.

Бежит Пампалче, летит, словно птица, а старуха не отстает от нее ни на шаг, потому что это была не просто старуха, а злая ведьма Вувер-кува.

Добежала Пампалче до дальнего леса, до высокой горы, нет у нее уже сил бежать дальше, а Вувер-кува вот-вот догонит и схватит ее.

Влезла Пампалче на высокую сосну и запела:

Ой, сестрица, сестрица, Спусти мне шелковую лестницу! Не то поймает меня Вувер-кува, Отдаст в жены Водяному владыке.

Подбежала Вувер-кува к сосне, отломила свой костлявый палец, выдернула свой кривой зуб, сделала топор и стала рубить под корень сосну, на которой сидела Пампалче.

Ой, сестрина, сестрица! Спусти мне шелковую лестницу! Не то поймает меня Вувер-кува, Отдаст в жены Водяному владыке.

— поёт Пампалче.

А сестра отвечает ей с горы:

— Подожди, сестрица, я шелковый клубок разматываю.

В это время вышел из лесу медведь. Жалко ему стало Пампалче, подошел он к Вувер-куве и говорит ей:

— Дай порублю сосну, а ты отдохни.

Отдала Вувер-кува топор медведю, а сама легла под куст и заснула.

Медведь взял топор и забросил его в озеро.

Проснулась Вувер-кува — нет ни медведя, ни топора, только круги по озеру идут.

Рассердилась старуха, одним глотком выпила всю воду из озера, достала топор и опять принялась рубить сосну.

Пошел по лесу страшный шум и стук, задрожала высокая сосна, а Пампалче запела еще громче:

Ох, сестрица, сестрица, Спусти шелковую лестницу! Не то поймает меня Вувер-кува, Отдаст в жены Водяному владыке.

А сестрица снова отвечает ей с высокой горы:

— Подожди, сестрица, я шелковую лестницу плету.

Услыхала песню Пампалче рыжая лиса, прибежала под сосну и говорит Вувер-куве:

— Ты устала, бабушка! Дай-ка мне топор, я помогу тебе, сосну порублю.

Дала Вувер-кува рыжей лисе топор. А той только этого и нужно было: схватила она топор, стукнула один раз по сосне, а в другой раз размахнулась и закинула топор в озеро.

Снова Вувер-кува выпила всю воду из озера, достала топор со дна и принялась сама рубить сосну.

И опять запела Пампалче:

Ой, сестрица, сестрица, Спусти мне шелковую лестницу! Не то поймает меня Вувер-кува, Отдаст в жены Водяному владыке.

Ничего не ответила ей сестра.

Затрещала сосна, стала валиться, но тут спустилась сверху шелковая лестница. И поднялась по ней Сереброзубая Пампалче на высокую гору, к старшей сестре своей.

Как увидели звери лесные, что Сереброзубая Пампалче спаслась, обрадовались, пустились в пляс. Запели в зеленых ветвях голосистые птицы, а на высокой горе весело запела Пампалче:

По блестящей шелковой лестнице  Поднялась я на высокую гору — Не поймает меня Вувер-кува, Не достанет Водяной владыка.

Колдун Карт

 некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой. Дочери их замуж вышли, сыновья поженились. Да только вот беда: от бедности старики никак избавиться не могут.

И порешили они младшего сына своего отправить к карту уму-разуму набраться. Карт14 с радостью принял ученика.

Много ли, мало ли времени прошло — заскучали старики. Как-то сидят вечерком при лучине. Дед лапти плетет, а старуха пряжу прядет. Вдруг слышат, кто-то в окно бьется. Открыли окно, влетел голубок, да и говорит человеческим голосом:

— Здравствуй, отец! Здравствуй, мать. Что, не узнаете сына родного?

Бросились отец и мать к голубку, а он продолжает:

— Дорогие мои, некогда нам обниматься-целоваться. Кончается срок. Совсем замучил меня Карт. Не карт он, а злой колдун…

— Сыночек мой, — зарыдала мать.

— Сегодня же пойду и заберу тебя, — решительно сказал отец.

— Не так просто забрать. Ты должен меня опознать. Сначала колдун выведет к тебе трех солдат. Ты приглядись внимательно — я подмигну тебе левым глазом. Потом подлетят три белых лебедя, и тоже — шевельну левым крылом. В третий раз ты должен угадать меня из трех голубей. Я опять шевельну левым крылом. Но если не угадаешь, то я навсегда останусь рабом злого колдуна.

Покружился голубок на прощанье над своими родителями и вылетел из избы.

В назначенный срок отец пришел к колдуну, а тот выводит ему трех солдат. Волосы русые, глаза голубые, ростом одинаковые… Во всем схожи, словно горошинки из одного стручка.

Прошел старик раз, другой и видит, что один из солдат подмигнул ему.

Тут и сказал старик:

— Вот мой сын.

— Ну что ж, старик, ты угадал, — недовольно пробурчал колдун, а про себя решил присмотреться — не подает ли сын знак какой. Опустились во двор три белых лебедя. И опять разницы никакой. Но заметил старик: пошевелилось у одного из них левое крыло.

Отец угадал и на этот раз, но колдун уже понял, в чем дело, и решил, что теперь-то уж не проведут его.

Подлетают к старику три голубя. Кружатся они, сесть хотят на землю, да колдун не дает. Так и кружат они… II вдруг старик увидел, что у одного голубя на груди пятнышко красное. «Так это же сын мой, когда прилетал, поранился о стекло»…

— Вот мой сын! — твердо сказал отец.

И тут же голубь обернулся добрым молодцом. Они крепко обнялись и вернулись домой.

Старуха совсем извелась в тревоге. Встретила она их радостно, да потчевать нечем. Совсем неурожайный год выдался.

— Не горюй, мать, как-нибудь проживем. Я обернусь конем, а ты, отец, отведи меня на ярмарку и продай какому-нибудь богатею. И деньги большие получишь, и я обратно вернусь. Только не отдавай уздечку.

Обернулся сын в красивого коня, и привел отец его на ярмарку. Собрались вокруг покупатели. Каждому хочется купить такого коня, но больно дорого старик запрашивает. И только один богатый покупатель нашелся, отдал деньги, вырвал у старика уздечку и увел коня. Обрадовался старик такому богатству, да и забыл наказ сына. Вернулся домой, закричала на него старуха:

— А где уздечка? Эх ты, слепой растяпа! Кому коня продал?

А колдун привел коня во двор, привязал к столбу и давай хлестать.

Хлестал-хлестал да устал.

— Вот передохну — снова начну. А пока пусть тебя солнце печет да слепни и мухи кусают, — прохрипел колдун и ушел спать.

Подходит к коню красна девица, отогнала мух и елейней, хочет отвести коня покупать в речке, да отвязать не может. Нашла в дровянике топор и перерубила привязь.

Вскочил колдун, будто ему палец отрубили, вышел на крыльцо, а конь в мышку превратился. Колдун тут же, обернувшись кошкой, помчался за ней. Тогда мышка в рыбку превратилась и прыгнула в речку. Кошка обернулась щукой и — следом…

Подошла красна девица к речке и видит, что рыбка выскочила из воды к ней под ноги и в кольцо превратилась. Подняла она колечко и надела на свой тоненький мизинчик. Как раз впору. Глядит, любуется.

Вдруг, откуда ни возьмись, появляется перед ней злой-презлой колдун и кричит:

— Отдай мое кольцо!

— Нет, — говорит красна девица, — не отдам! Я нашла его.

— Отдай, не то превращу тебя… — зашипел колдун и схватил ее длинными когтистыми пальцами…

Соскользнуло кольцо на землю и рассыпалось на тысячу бусинок, а колдун тотчас обернулся в черного петуха и начал алчно клевать их.

Красна девица, улучив минутку, подняла одну бусинку — и перед ней встал добрый молодец. Схватил он черного петуха да и свернул ему шею…

Подошел молодец к красной девице, спасительнице своей, взял ее за руку и повел в дом отца.

Белая лебёдушка

очему невзлюбила мачеха своего пасынка Тойдемара — неизвестно ни богу, ни дьяволу. День и ночь заставляла она его гнуть спину на тяжелой работе.

Весной, как только растаял снег, вышел Тойдемар в поле землю пахать, овес сеять.

За обидами да попреками только и помнил он, как всходы зеленым ковром взошли, как летом, перед грозой, бушевало его поле тугими волнами, а потом золотым чубом кланялся ему овес, благодарил за уход, за заботу…

Однажды заметил он следы у межи, и привели они его к озеру. Поставил он силки и поймал белую Лебедушку. На лапке у нее алела кровь. Принес он домой Лебедушку, приложил подорожник и перевязал рану.

Как только вышел Тойдемар, мачеха схватила Лебедушку, общипала ее и перья бросила в печь.

Загоревал-заплакал Тойдемар, и одна слезинка упала на Лебедушку. И вдруг птица стала девицей-красой с длинной косой.

Взял Тойдемар ее за руку и сказал:

— Не гневайтесь, матушка и родимый батюшка. Благословите нас…

Мачеха будто язык прикусила.

Благословил их отец. Нарядили девицу в белое подвенечное платье. На ноги обули красные сапожки. На голову надели ярко-зеленую., вышитую серебром шапочку — та-кыо — а поверх накинули легкий платок. А рядом с ней — Тойдемар. В белой вышитой рубашке, опоясанный синим пояском.

Сыграли свадьбу…

Хорошо теперь Тойдемару. Никакие обиды мачехи не могут омрачить его любовь к девице-красе. Не наглядится, не налюбуется он ею.

Только невесело Лебедушке. Невзлюбила мачеха и невестку. То и дело понукает. С утра до вечера молодая жена не разгибает спину. Но не работа мучит девицу, а обида.

Однажды говорит она Тойдемару:

— Милый, как тяжело, как неуютно жить на этой земле. Давай улетим к моим братьям и сестрам — лебедям.

— Человек не птица… — только и смог ответить Тойдемар.

Как-то ранним осенним утром мачеха послала свою невестку к лесному роднику, за водой. Подошла девица к роднику и запела грустную песню.

Услышали белые лебеди, прилетели к своей сестрице и сбросили ей по одному перышку. Собрала она их и припрятала иод елочку.

На другое утро она опять ушла к роднику. Радуется злая мачеха, но встревожился Тойдемар: почему задерживается опять сегодня любимая?

На третье утро Тойдемар видит краешком глаза, что жена поглядела на него грустно, будто прощаясь, и опять отправилась в лес с ведрами.

Тойдемар пошел следом, притаился у родника и видит, что его любимая собрала перья и снова стала Лебедушкой.

Спохватился Тойдемар, да поздно. Взмахнула крыльями Лебедушка и полетела. И так захотелось ему улететь вместе с ней, что он горько заплакал.

Услышали лебеди, вернулись, сбросили но перышку — и вдруг желание Тойдемара исполнилось: он превратился в белоснежного лебедя.

Высоко поднялась лебединая стая и тут же растаяла в облаках.

Слепая любовь

ри сестры пошли купаться. Плещутся в воде и ведать не ведают, что на одежду самой красивой из них улегся огромный черный змей. Вышли сестры из воды. Две оделись и домой пошли, а третья плачет, умоляет змея отдать ее платье. Змей на это и говорит:

— Пойдешь за меня замуж — верну платье.

Поплакала, поплакала девушка и дала свое согласие змею. Пришла домой в слезах, мать и спрашивает:

— Что случилось, доченька? Почему плачешь, моя красавица?

— Ой, мама, как мне не плакать? Купалась я на речке, завладел моим платьем огромный черный змей и не отдавал его до тех пор, пока не согласилась я выйти за него замуж. Скоро он за мной явится. Куда же спрятаться от постылого?

Вдруг зашумело-загремело на улице. Это змеевы сваты за невестой приехали. Заперла мать все двери и ворота, а дочь на полатях под тулупом спряталась, да не помогло это — разбили сваты окна и забрали девушку, укатили вместе с ней на море-окиян.

Через три года приехала дочь к матери в гости, да не одна приехала — привезла своих сына и дочь. Стала мать расспрашивать ее о житье-бытье за змеем.

— Хорошо живу, — отвечает дочь. — Ем на золоте, сплю в шелках!

Накормила, напоила мать гостей, спать укладывает. Да все выспрашивает у дочери:

— Как звать-величать твоего мужа? Где живет он? Исаном Исанычем его зовут-вел и чают. А живет он в море-окияне.

Вот заснула дочь, а мать взяла косу острую и отправилась к морю-окияну. Встала на берегу, крикнула:

— Исан Исаныч, выходи! Встречай гостью! Всколыхнулось море, вынесло на огромной волне змея к берегу. Только ступил он на берег, взмахнула мать косой и снесла ему буйную голову. Залилось море кровью от берега до берега, зашумело, застонало. Нахлынула огромная волна и унесла с собой кровавые останки.

Вернулась мать домой, но ничего не сказала дочери. А та погостила и назад собралась.

Вот подъехала она к морю-окияну, крикнула радостно:

— Исаи Исаныч, муж мой милый, встречай жену. Но не откликнулся змей, только набежала волна и шепнула, что убит Исаи Исаныч своей тещей, ее матерью.

Закричала, заплакала жена, стала от горя рвать свои волосы, стала щеки свои царапать. Потом обняла детей и сказала им такие слова:

Сынок мои, сиротинушка, стань жаворонком! Летай над землей, пой веселые песни. А ты, доченька, обернись кукушкой. Летай от дерева к дереву, Песней своей утешай одиноких!

Сказала она эти слова, обняла детей на прощанье и пошла в море-окиян. В последний раз взволновалось море; зашумела, нахлынула волна и поглотила ее.

С тех пор поют жаворонок и кукушка о счастье, которое может несчастьем обернуться, если слепая любовь на свой лад это счастье строить примется.

Сорок один жеребёнок

ил в одной деревне старик, и было у него три дочери.

Однажды ожеребилась старикова гнедая кобыла и принесла сорок одного жеребеночка.

Но недолго радовался им старик: в один день ушли все жеребята за море.

— Кто пойдет искать жеребят? — спросил старик дочерей.

— Я пойду, — сказала старшая дочь.

— Иди, дочка, — проводил ее отец. — Только не ходи прямой дорогой, а иди окольной.

Пошла старшая дочь к морю, как велел отец, не прямым путем, а окольным.

А старик тем временем надел на себя медвежью шкуру, прибежал прямой дорогой к полевым воротам, которые стоят в конце села, чтобы скот в поле не уходил, поля не травил, и лег у самых ворот.

Подошла старшая дочь к полевым воротам, увидела медведя, испугалась и скорее назад повернула.

Старик прямой дорогой пришел домой раньше дочери и, лишь дочь на порог, спрашивает ее:

— Ты почему, дочка, вернулась?

— У полевых ворот лежит медведь, — отвечает дочь. — Если уж у полевых ворот медведь, так что же дальше будет!

На следующий день вызвалась искать жеребят средняя дочь. И ее послал отец окольной дорогой, а сам опять оделся в медвежью шкуру, побежал прямой дорогой и лег у полевых ворот.

Пришла средняя дочь к полевым воротам, увидела медведя, испугалась и повернула скорее назад.

Приходит она домой, отец ее спрашивает:

— Ты почему, дочка, вернулась?

— Если уж у полевых ворог медведь лежит, то что же дальше будет! — отвечает дочь. — Не пойду я искать!

На третий день собралась на поиски жеребят младшая дочь.

Надела она свое самое лучшее платье, запрягла кобылу в тележку, взяла серебряную плетку, посадила в тележку белого ястреба и дворовую собачку.

Вышел отец ее проводить и говорит:

— Поезжай не прямой дорогой, а окольной.

Девушка уехала, а отец надел медвежью шкуру, прибежал к нолевым воротам и лег поперек дороги.

Подъехала девушка к воротам и говорит:

— Встань, медведь, пропусти меня!

Медведь ничего не отвечает, с дороги не уходит.

Тогда девушка хлестнула медведя плеткой.

Подвинулся медведь, пропустил тележку.

А девушка поехала по дороге. Едет и веселую песню поет:

Моя маленькая тележка, катись, катись! Серебряная плетка, извейся! Белый ястреб, покрикивай! Дворовая собачка, полаивай! Еду я искать жеребят!

Доехала девушка до морского берега, переплыла через море на большой лодке. На другом берегу переоделась девушка в мужскую одежду и поехала дальше — жеребят искать.

Вечером приехала она в деревню и попросилась к одной старухе на ночлег.

У этой старухи был сын — красивый юноша по имени Улем.

Девушка переночевала у старухи, а утром говорит:

— Бабушка, отпусти Улема со мной жеребят искать.

Отпустила старуха Улема.

Посадила девушка Улема в тележку рядом с собой и запела веселую песню:

Моя маленькая тележка, катись, катись! Серебряная плетка, взвейся! Белый ястреб, покрикивай! Дворовая собачка, полаивай! Еду я искать жеребят!

В этот день девушка с Улемом отыскали десять жеребят.

Когда вернулись домой, Улем говорит матери:

— Кажется мне, что наш гость — не парень, а девушка: и голос у него очень нежный, и сам он очень красив.

На второй день Улем с девушкой привели еще десять жеребят, на третий — еще десять, а на четвертый — одиннадцать.

Собралась девушка уезжать, а Улем просит ее остаться еще хоть ненадолго.

Пожила девушка у старухи еще немного и поехала домой, а Улем ее провожает.

Вот едут они к морю, и девушка поет:

Моя маленькая тележка, катись, катись! Серебряная плетка, взвейся! Белый ястреб, покрикивай! Дворовая собачка, полаивай! Разыскала я жеребят моего отца. Теперь еду домой!

— Сколько дней я жила у вас, — сказала девушка, — а ты, Улем, так и не догадался, что не парень я, а девушка.

— Я давно догадался, — отвечает Улем. — Будь моей женой.

— Прежде надо отвести жеребят отцу. Но если я тебе по душе, то пришли перед праздником подарок — шелковые качели, и я вернусь к тебе.

Приехала девушка домой, пригнала сорок одного жеребенка.

Обрадовался старик-отец, обрадовались старшие сестры.

Живет девушка дома. Перед праздником прислал ей Улем подарок — шелковые качели.

Повесила девушка шелковые качели на высокую сосну.

Покачала отца, потом старшую сестру, потом среднюю. Потом подружек покачала.

А потом села сама на шелковые качели, раскачалась выше дома, выше сосны, взлетели качели до неба, и улетела девушка далеко-далеко, за море, к Улему.

Сарманай

ил да был в наших краях добрый-предобрый Сарманай — муху, что говорится, не обидит. Попросит у него кто зерна для посева или сена для скотины — в жисть не откажет, а уж хлеба кусок, туара или лепешку — последние отдаст. Как и все соседи его, Сарманай любил ходить на охоту, но только с добычей из леса он редко возвращался. Птицу ему жалко: «А вдруг у нее в гнезде птенчики малые?» — думает Сарманай и опускает лук. В белочку прицелится, по опять же засмотрится, как та спокойно грызет орехи или шелушит еловую шишку, и снова снимет стрелу с упругой тетивы и обратно положит в колчан.

Да что там птички да белочки! Ни медведя, ни волка убить он не может. Одним словом — добрая душа Сарманай!

Известно, что за добро люди добром и платят. Как только решил жениться Сарманай и отделиться от своего отца, никто не отказал ему в помощи поставить большой илем. Ведь у добрых людей и детей, и гостей всегда хватает. Поэтому все и решили, что у Сарманая должен быть просторный илем. Одни соседи дали ему на свадьбу телочку-пеструшку, другие овцу с ягнятками. А отец подарил молодым резвого пегого коня, собачка Гав-гав и кот Черные уши сами сыскались. Хорошего человека любят не только люди, но и зверь, и скотина всякая…

Но прознал о добром Сарманае серый хищник — волк.

А что дальше случилось, вы узнаете из сказа, который сложили люди в светлую память о добром Сарманае.

Средь лесов — илем онгай16, Мирно спит в нем Сарманай. А жена дитя качает, Тихо песню напевает, Кот на лавочке вздремнул, Под крыльцо Гав-гав нырнул, Сирота-пастух в сарае, А овечки Сарманая С телкой пестрою в хлеву, Конь в ночном, стрижет траву…

Темной ночыо пришел серый волк и увел коня Сарманая.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай. А жена дитя качает, Тихо песню напевает, Кот на лавочке вздремнул, Под крыльцо Гав-гав нырнул, Сирота-пастух в сарае, А овечки Сармамая С телкой пестрою в хлеву…

Темной ночью пришел серый волк и увел овечек и пеструю телку Сарманая.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай. А жена дитя качает, Тихо песню напевает, Кот на лавочке вздремнул, Под крыльцо Гав-гав нырнул. Сирота-пастух в сарае…

Темной ночью пришел серый волк и увел с собой па стуха.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай. А жена дитя качает, Тихо песню напевает, Кот на лавочке вздремнул, Под крыльцо Гав-гав нырнул…

Темной ночью пришел серый волк и увел с собой собаку Гав-гав.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай.  А жена дитя качает, Тихо песню напевает, Кот на лавочке вздремнул…

Темной ночью пришел серый волк и увел с собой кота Черные уши.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай. А жена дитя качает, Тихо песню напевает…

Темной ночыо пришел серый волк и увел жену с ребенком.

Средь лесов — илем онгай, Мирно спит в нем Сарманай…

Рассказывают, что проснулся Сарманай на заре — надо выходить на луга сено косить. Хотел приласкать жену, а жены-то и негу. Испугался Сарманай, кличет жену, зовет кота Черные уши, свистит собаку Гав-гав, окликает пастуха — никого. Особенно огорчился Сарманай, что лыковая зыбка, куда он сам клал вчера вечером своего любимого первенца-сыночка, тоже оказалась пустой.

Что делать? Пришел он к старой Арняше, что жила на краю селения. К этой Арняше со всех окрестных селений приходили те, у кого большая беда случилась.

— Скажи мне, почтенная Арияша-кокай, где мое дитя, где жена, где скотина?..

— Знаю, Сарманай, что у тебя горе большое, — отвечала Арияша. — Беда — она всегда за порогом стоит и ждет только момента переступить его. Ты при доброте своей забыл, что в мире зло живет. Вот оно к тебе и пожаловало… Но ничего. Стрелу пускаешь ты метко на сюремах16.

Бери в старом чулане отца свой лук, колчан со стрелами и ищи логово серого волка. Он полонил не только твоих родных и скотину. У него томятся в плену и другие наши сородичи…

Долго искал Сарманай логово хищника, но не мог найти. Тогда он собрал охотников со всей округи, и все вместе они, наконец, напали на след серого разбойника. А раз вышли охотники-марийцы на след, то уж догонят, затравят любого хищника! Как ни плутал, ни петлял серый волк, но от меткой стрелы Сарманая не ушел.

Скоро нашли охотники логово зверя и освободили всех пленников. Забрал Сарманай жену, своего сынка-первенца и кота Черные уши, собаку Гав-гав, сиротку-пастуха, овечку с ягнятами, телку-пеструшку, коня и всех их привел в родной илем.

Спать бы теперь спокойно Сарманаю. Но нет. Сказывают, что с той поры Сарманай всегда просыпается в полночь и проверяет, на месте ли его жена, детки малые и скотина. Потом выходит па крыльцо и окидывает взглядом соседние илемы. Все спокойно. Возвращается Сарманай, целует жену и крепко спит до утра.

Сказывают еще и о том, что лук и колчан со стрелами не в чулане лежат, а висят в просторном илеме Сарманая на самом видном месте.

Ненчык-патыр

или когда-то в одном селе старик и старуха, детей у них не было. Сильно горевали старик и старуха.

Говорит однажды старик:

— Давай, старуха, сделаем себе сына из теста.

— Давай, — согласилась старуха.

Замесила она тесто, вылепила из него человечка, завернула человечка в тряпицу и положила на печь.

Лежит человечек из теста на печке день, лежит другой… А на третий день старик не вытерпел и говорит:

— Посмотри-ка, старуха, как там наш сыночек.

И вдруг с печки послышался голосок:

— Жарко здесь! Снимите меня с печи!

Обрадовались старик и старуха, сняли сыночка с печи, а он и впрямь как настоящий мальчик, только очень маленький.

Живет мальчик в избе у старика и старухи и растет не по дням, а по часам.

Рос мальчик двенадцать дней, вырос в крепкого парня. На тринадцатый день говорит старику и старухе:

— Вы меня вырастили и выкормили, теперь я буду вас кормить. Пойду наймусь кому-нибудь в работники.

— Ведь тебе всего двенадцать дней, — сказал старик. — Куда тебе работать!

— Чую я в себе богатырскую силу, — отвечает ему мальчик. — Справлюсь с любой работой.

Нанялся он в батраки к одному злому и жадному богачу. Богач задавал своему батраку столько работы, что и десятерым не справиться, а парень со всем один управлялся.

Прозвали люди сына старика и старухи за его силу Ненчык-патыр, что значит Богатырь из теста.

Ненчык-патыр трудится, ни от какой работы не отказывается, а время идет. И вот подошел срок расплачиваться хозяину с батраком за работу.

И тогда жадный хозяин, чтобы не платить, задумал погубить Ненчык-патыра.

Думал-думал хозяин, как погубить Ненчык-патыра, и наконец придумал.

Позвал он его и говорит:

— Сходи на дальние поля и пригони оттуда моих овец.

А на дальнем поле не овцы паслись, бродили там стаи голодных волков. Понадеялся, что голодные волки сожрут Ненчык-патыра.

Пришел Ненчык-патыр на дальнее поле.

— А ну, идите-ка сюда! — крикнул он волкам. — По полю бродите, хозяина забыли!

Окружили его голодные волки, зубами щелкают, вот-вот разорвут.

Выдернул Ненчык-патыр из земли березу с корнем и давай волков бить! Заскулили волки, поджали хвосты.

Погнал их Ненчык-патыр, как овечье стадо, на хозяйский двор.

Пригнал он волков к хозяйскому двору:

— Эй, хозяин, открывай ворота! Я твоих овец пригнал!

Выглянул хозяин в окошко, увидел волков, затрясся от страха и забился в дальний угол, за печку.

— Заболел я, не могу выйти! — кричит хозяин из-за печки. — Открой сам ворота и загони овец в хлев.

Загнал Ненчык-патыр волков в хлев и улегся спать на сеновале.

Спит Ненчык-патыр, храпит на весь дом. А хозяину не до сна. «Ну и работник у меня! — думает хозяин. — Даже волки ему нипочем. Как же мне его извести?»

И придумал хозяин послать Ненчык-патыра в лес к медведям: уж медведи-то, решил он, не отпустят Ненчык-патыра живым.

— Сходи в лес, пригони оттуда моих лошадей, — приказывает хозяин Ненчык-патыру.

Пришел Ненчык-патыр в лес, поднял медведей из их берлог и погнал на хозяйский двор. Гонит да еще покрикивает:

— А ну, идите домой! Хозяина своего забыли!

Увидел хозяин, что Ненчык-патыр медведей гонит, убежал в избу, заперся на все запоры-засовы и кричит:

— Сам загоняй лошадей в хлев!

Загнал Ненчык-патыр медведей в хлев и пошел спать.

Крепко спал в эту ночь Ненчык-патыр, а хозяину не до сна. Позвал он соседей-богачей, стал у них совета просить.

Соседи присоветовали послать Ненчык-патыра к Чертову озеру: пусть его черти утащат.

Повеселел хозяин и говорит Ненчык-патыру:

— Года три назад ушел мой брат жить в Чертово озеро да с тех пор ни разу ко мне в гости не наведывался. Поди-ка разыщи его и позови ко мне на команмелна.

Пришел Ненчык-патыр на Чертово озеро.

Заросло озеро черной осокой, разлилось гнилой водой среди болота, затянулось мелкой ряской, а под ряской колышется бездонная трясина.

Это озеро люди обходили за версту, а но ночам и за все десять.

Выскочил из воды старый лохматый черт, схватил Ненчык-патыра, потянул в трясину. А Неичык-патыр не поддается. Стукнул он черта по лбу кулаком, встряхнул за шиворот, как котенка, и сказал:

— Нехорошо родных забывать! Брат тебя на команмелна зовет. А ну собирайся — пойдем в гости.

Увидел хозяин, что Ненчык-патыр возвращается жив-невредим да еще тащит за собой лохматого черта, замахал руками, закричал дурным голосом:

— Не хочет, видно, братец в гости идти. Не держи его! Пусть он в свое озеро возвращается!

Отпустил Ненчык-патыр черта и сказал:

— Ну, хозяин, кончился срок моей работы — теперь плати что полагается.

Делать нечего, пришлось жадному богачу расплачиваться с работником.

Расплатиться-то расплатился, а зло затаил.

Вернулся Ненчык-патыр в родной дом к отцу, к матери, отдал им заработанные деньги, а сам пошел гулять на улицу.

Играли на улице дети хозяина-богача, бедиякам-то не до игры — работать надо.

Подошел к ним Ненчык-патыр и попросил, чтобы приняли ребята его в свою игру.

— Поймай летящую стрелу зубами — тогда примем! — отвечают они.

Выпустил Ненчык-патыр стрелу из лука прямо в синее небо. Унеслась стрела за облака, а как стала падать вниз, то поймал ее Ненчык-патыр зубами.

— Теперь, — говорят ему хозяйские дети, — нырни в эту прорубь, отплыви на середину реки и разломай лед — тогда примем тебя в машу игру!

Нырнул Ненчык-патыр в прорубь, проплыл до середины реки, разбил головой толстый лед и вышел наружу.

— А теперь разбей каменную гору — тогда примем тебя в нашу игру!

Подошел Ненчык-патыр к каменной горе, пнул гору ногой — качнулась каменная гора, пнул в другой раз — посыпались с горы камни. Семь раз пнул — рассыпалась гора в мелкие камешки, но ушла от Ненчык-патыра его богатырская сила.

Рассказали тогда дети своему отцу: нет уже у Ненчык-патыра его богатырской силы.

Обрадовался хозяин и приказал своим слугам вырыть яму глубиной в сорок саженей, а потом схватить Ненчык-патыра, связать его крепко-накрепко и бросить в ту яму.

Одни слуги побежали яму копать, другие набросились на Ненчык-патыра, связали ему крепкими ремнями руки-ноги и кинули в яму.

Лежит Ненчык-патыр в глубокой яме и день, и два, и месяц, смотрит в ясное небо.

Прилетела ворона, села на край ямы.

Говорит Ненчык-патыр вороне:

— Ворона, ворона, слетай к моему отцу, к моей матери! Скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму, чтобы я погиб от голода.

Каркнула ворона в ответ:

— Не стану я звать твоего отца, не буду я звать твою мать! Умирай скорее — я тогда выклюю тебе глаза.

Улетела ворона, прилетела сорока.

Стал Ненчык-патыр просить сороку позвать отца с матерью.

— А мне-то какое дело! — ответила сорока. — Не полечу.

Летел мимо белый гусь.

— Эй, белый гусь! — крикнул Ненчык-патыр. — Лети к моему отцу, к моей матери, скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму. Хочет богач-хозяин, чтобы я погиб от голода и жажды. Уже недолго жить мне осталось! Пусть идут скорее, пусть приведут жирного быка, пусть принесут острый топор!

Поднялся гусь высоко в небо, полетел к старикам:

— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Злые люди бросили вашего сына в глубокую яму. Зовет он вас на помощь. Велит привести жирного быка и принести острый топор!

Заплакали старик со старухой и говорят:

— Не смейся над нами, гусь! Нашего сына нет в живых, погубили его. Остались от Ненчык-патыра одни только косточки…

— Нет, не умер он, — ответил гусь. — Только спешите, уже недолго осталось ему жить.

Поверили старик со старухой гусю, пригнали к глубокой яме, где томился Ненчык-патыр, быка, принесли острый топор.

Увидела старика со старухой ворона, закричала:

— Кар-кар! Идут отец и мать, гонят быка, несут топор. Если съест Ненчык-патыр быка — вернется к нему богатырская сила, и разрубит он топором свои крепкие путы!

Испугался хозяин, приказал слугам:

— Засыпьте яму доверху песком, завалите камнями — пусть Ненчык-патыр задохнется.

А старик уже столкнул в яму быка. Съел Ненчык-патыр быка, и вернулась к нему его богатырская сила.

Стали слуги заваливать яму песком да камнями, а старик уже кинул в яму топор.

Разрубил Ненчык-патыр все путы, поднялся на ноги, вытолкнул песок с камнями и вышел из ямы.

Как увидел Ненчык-патыра жадный хозяин, перепугался, не знает, что делать, где спрятаться.

Побежал богач куда глаза глядят. Попалось ему на пути болото, и потонул он в том болоте.

Огонь и человек

дин мужик облюбовал себе в лесу место под ржаное поле. Хорошее место — на холме, на южном склоне.

Стал мужик сводить лес, валить деревья, расчищать поляну.

С рассвета дотемна раздавался по лесу стук его топора: тюк да тюк, тюк да тюк.

Сначала он срубил деревья, потом принялся корчевать пни.

А когда подошло время сеять рожь, оглянулся мужик и видит: сил положил много — места расчистил мало. С такого поля не прокормишься. Да еще бревна и пни надо-с поля прочь убрать. Тоже работа нелегкая.

Сидит мужик под елкой и горюет.

Вдруг видит он: но лесу среди черных лип и белых берез, среди желтых сосен и зеленых веток идет кто-то. Вроде бы и человек, да чудной какой-то. Быстро идет, словно ветром его несет. Кафтан на нем алый, широкий, длинные-полы развеваются, белую подкладку кажут.

Приблизился он к мужику, остановился и говорит:

— Удачи тебе, мужик, в твоем деле. А что ты делаешь?

— Лес под поле свожу. Трудился, трудился не покладая рук — расчистил лишь малое место. С такого поля не прокормишься. Да еще надо бревна и пни убрать, тоже работа нелегкая.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Помоги, приятель. Вдвоем больше сделаем.

— Я один управлюсь, а ты отойди в сторону.

Мужик отошел в сторону, а тот распахнул свой алый кафтан, взмахнул широкими рукавами на белой подкладке, взмахнул алыми полами.

Стали рукава белым дымом, а полы алым пламенем.

И тотчас же наваленный на поле сушняк задымился, полетели искры, забушевало пламя, охватило и пни, и бревна.

Мужик испугался.

«Высок его дым, остер красный язык, этак он и меня съест, — подумал мужик. — Бежать надо».

Кинулся мужик прочь, да споткнулся о ведро с водой. Ведро опрокинулось, вода разлилась, пламя потухло.

Обернулся мужик, видит: вместо бревен и пней одна серая зола, а на поляне стоит тот, в алом кафтане, в своем прежнем обличье и похваляется:

— Видал, как я с бревнами и пнями управился?

Видал, — отвечает мужик. — Спасибо тебе. Да кто же ты такой будешь?

Я — Огонь. И тебе спасибо, мужик, за угощенье: ведь для меня нет ничего лучше смолистой сосны и белой березы. Теперь ты приходи ко мне в гости. Угощу я тебя тем, чего ты никогда не едал: печеным да вареным.

Полетел Огонь дальше, а мужик распахал ноле и посеял рожь.

Хорошо уродилась рожь. Осенью убрал ее мужик, смолотил, сложил в клеть.

«Теперь можно и в гости сходить», — решил мужик.

Пришел он к Огню:

— Здравствуй, друг Огонь.

— Здравствуй, друг мужик. Садись за стол.

Уселся мужик, а Огонь выставил перед ним горячих блинов жареных да румяных пирогов печеных.

Очень понравились мужику блины и пироги. Правду говорит: жареный, да еще с маслом, и лапоть съешь.

Наелся мужик, завел беседу.

— Что-то ты, друг Огонь, вроде отощал, вроде поменьше ростом стал.

Как тут не отощаешь, когда в доме ни обеда, ни ужина: ни смолистых плах сосновых, ни белых поленьев березовых, ни даже щепы осиновой, — вздохнул Огонь. — Ежели я сегодня не подкреплюсь, то завтра мне придет конец.

— Зачем же тебе, друг, конца ждать? Пойдем ко мне, уж я найду, чем тебя попотчевать.

Пришли они к мужику. Наколол мужик сухих березовых дров для друга.

Набросился Огонь на поленья, вмиг спалил. От поленьев осталась маленькая кучка пепла, зато Огонь сразу раздобрел, повеселел, алым румянцем заиграл и помирать раздумал.

— Давай, мужик, вместе жить, — говорит он. — Ты меня будешь кормить, а я на тебя работать.

— Давай, — согласился мужик.

Поставил мужик посреди своей деревянной избы каменные палаты — печку, и поселился Огонь в печке.

Так подружился человек с огнем. Огонь жарит блины, печет пироги, щи да кашу варит, в холодную пору согревает, а человек заботится, чтобы всегда в доме были дрова.

Солдат и Азырен

олго воевал солдат в чужих краях. Службу нес исправно, пулям не кланялся, в походах не унывал, смерти не боялся. Бывало, станут докучать ему старые раны, и Азырен17 тут как тут: «Плохи твои дела, служивый».

А солдат услышит звук трубы — и снова в строю.

Шли годы, отвоевался солдат, пришло ему время возвращаться домой. Много верст прошагал, а устали не почувствовал. Знамо дело, возвращается в родные места.

Наконец и родная деревня показалась. Подоспел солдат к своему дому, а его никто не встречает. Толкнул дверь, вошел в избу. Видит: лежит брат в постели, а около него притаился Азырен в косой, глаз с больного не сводит, — Здравия желаю, старый знакомый! — поздоровался солдат с незваным гостем. — Ты зачем в наш дом пожаловал?

— Вовремя ты явился, служивый, — отозвался Азырем. — Твой брат уже одной ногой в моем царстве.

— Ну что ж, со временем все там будем, — заметил солдат. — Только ты, старый, на войне побывал, а устава не знаешь. Если человек отправляется в твое царство, он должен иметь при себе домик из дубовых досок.

— Правда твоя, — с неохотой отозвался Азырен. — Даю отсрочку на один день. Завтра приду за твоим братом.

Ушел Азырен, а солдат не стал терять времени, взялся за пилу и рубанок. К утру гроб был готов, обшил его солдат железом.

Рано утром зазвенела коса у порога, появился в избе Азырен.

— Вижу я, ты, солдат, хороший мастер, — сказал он. — Домовину сделал крепкую, не поленился, железом обшил.

— Ты меня, пожалуй, перехвалишь, — ответил солдат. — Ложись-ка сам, посмотрим, надежно ли гроб сработан.

Отложил Азырен свою косу, улегся на жесткое ложе.

А солдату только этого и надо. Захлопнул он крышку гроба да еще стянул его железными обручами.

— Не шути со смертью, — кричит ему зловещий Азырен. — Плохо это для тебя кончится.

— Ты рано пришел за моим братом, — отвечает солдат. — Отправляйся сам вместо него в свое царство.

Отвез солдат гроб к лесному глубокому озеру, опустил его на самое дно…

А у дома родного его встретил брат. Обнялись они и зажили счастливо. До сих пор живут.

Солдат — лекарь

днажды занедужила царская дочь: тает, сохнет день ото дня, словечка вымолвить не может. Призвал царь заморских лекарей. Наехали лекари со всех концов. Навезли три воза лекарств. По не помогли царевне ни заморские лекари, ни их лекарства.

Тогда старик водовоз, который возил на царскую кухню воду с реки, посоветовал царю:

— Надо солдат поспрашивать, они люди бывалые, может, кто из них и возьмется вылечить твою дочь.

Собрал царь на площади свое войско и спрашивает:

— Эй, солдаты, кто из вас возьмется вылечить мою дочь? Кто вылечит, тому пожалую большую награду.

Один солдат выступил из рядов и говорит:

— Ваше царское величество, дозвольте, я попробую.

— А сумеешь ли? — спрашивает царь.

— Сумею или нет — не знаю, а попытаться надо, не пропадать же девке, — отвечает солдат.

Повели солдата во дворец. Глянул он на царевну и сразу понял, что болезнь у нее не простая, что тут без нечистой силы не обошлось.

— Чтобы вылечить твою дочь, — говорит солдат царю, — требуется мне десять рублей денег.

— И ста рублей не жаль, только вылечи, — ответил царь и приказал выдать из казны десять рублей.

Взял солдат деньги, пошел на базар, купил карман орехов, потом зашел к самому лучшему в городе кузнецу.

— Смастери мне, — говорит солдат кузнецу, — железного человека с пружиной, чтобы он руками мог двигать. И еще отлей полсотни чугунных орехов.

Выковал ему кузнец железного человека, отлил полсотни чугунных орехов. Насыпал солдат в один карман простых орехов, в другой — чугунных, погрузил железного человека на телегу и привез в царский дворец.

Железного человека он поставил в комнате, через которую был ход к больной царевне, а сам завалился на кровать, лежит и орехи щелкает.

Наступила ночь. Вдруг слышит: кто-то стучится в дверь.

Солдат спрашивает:

— Кто там?

Голос из-за двери отвечает:

— Гости пришли.

— Гостям всегда рад, — сказал солдат и открыл дверь.

Вошел в комнату черт, рогатый, с хвостом. Этот черт каждую ночь царевну пугал, от такого страху царевна и занемогла.

— Ты, солдат, зачем сюда пришел? — спрашивает черт.

— А ты сам-то зачем пожаловал? — закричал солдат. — Что тебе здесь надо? Вот я тебе покажу.

Поплевал солдат на ладони, засучил рукава.

Оробел черт и говорит:

— Потише, потише, солдат.

— Не могу потише! — кричит солдат. — Когда я сердит, мне все нипочем, да я сейчас сам не знаю, что с тобой сделаю!

Совсем перепугался черт.

— Ну успокойся, успокойся! — просит солдата.

— Не могу успокоиться, — отвечает солдат. — Давай в шашки сыграем, тогда, может быть, успокоюсь.

Договорились играть так: кто проиграет — тому щелчок в лоб.

Начали игру. Солдат играет, а сам достает из кармана по орешку и грызет.

— Дай, солдат, и мне орехов погрызть, — просит черт.

— Погрызи, — сказал солдат и отсыпал черту пригоршню чугунных орехов.

Положил черт чугунный орешек в рог, а разгрызть не может.

А солдат знай себе скорлупу выплевывает и над чертом посмеивается:

— Эх ты, вздумал со мной в шашки тягаться, а сам ореха разгрызть не можешь!

Играли, играли, наконец солдат выиграл.

— Ну, теперь держись! — говорит солдат черту. — Разобью тебе лоб!

Поплевал солдат на ладони, засучил рукава. Задрожал черт — вспомнил, как солдат с орехами управлялся, — и просит:

— Солдатик, ты полегче щелкай.

— Не могу полегче. Очень уж я разошелся.

— Ну, хоть немножечко полегче.

— И немножечко не могу. Вот мой хромой брат, что в углу стоит, тот может полегче ударить. Разве его попросить?

— Сделай милость, солдат, пусть твой брат щелчки бьет, — просит черт.

Подвел солдат черта к железному человеку, нажал пружину.

Стукнул железный человек своим железным кулаком черта по лбу — пролетел черт через всю комнату, выскочил за дверь и удрал.

Прибежал черт домой и жалуется:

— Пошел я сегодня в царский дворец царевну пугать, а там солдат! Да такой сердитый, еле ушел от него живым.

Тогда старший черт — кривые рога — приказывает молодым:

— Завтра пойдете в царский дворец втроем.

На вторую ночь заявилось во дворец трое чертей.

— Что ты здесь делаешь, солдат? — спрашивают.

— А вам что здесь надо? — закричал на них солдат. — Сейчас я вам задам трепку!

— Ну, потише, потише! — успокаивают его черти.

— Не могу потише, — отвечает солдат. — Если хотите, чтобы я успокоился, давайте играть в шашки.

Начали черти играть с солдатом. Опять договорились играть на щелчки.

Солдат играет и орехи грызет, а черта на него глаза таращат. Завидно им стало, просят солдата:

— Дай нам орехов!

Нате, — отвечает солдат, — грызите! — И отсыпал каждому по полной пригоршне чугунных орехов.

Солдат один за другим орехи щелкает, а черти и одного ореха разгрызть не могут.

Играли-играли, и солдат выиграл.

— Ну, подставляйте лбы! — говорит солдат.

Черти перетрусили, а вчерашний битый черт подсказывает:

— Просите, чтобы сам не бил, а брата заставил.

— Солдат, сделай милость, не бей сам, заставь брата щелчки бить! — просят черти.

— Ладно, пусть будет по-вашему.

Подвел он чертей к железному человеку, нажал пружину. Ударил железный человек кулаком одного, другого, третьего, черти и с ног долой, а как опомнились немного, давай бежать без оглядки!

Воротились они домой, рассказали старшему черту все, как было, и тогда черт говорит:

— Завтра все вместе пойдем.

Наступила третья ночь, опять заявились гости в царские покои. Впереди старший черт — кривые рога, за ним все остальные толпятся.

— Что ты здесь делаешь, солдат? — спрашивает старший черт. — Как ты посмел моих младших братьев бить?

— Я и тебя сейчас поколочу! — закричал солдат.

— Потише, потише, солдат! — говорит старший черт.

— Я потише не могу, — отвечает солдат. — Если хочешь, чтобы я успокоился, давай в шашки играть.

На этот раз договорились играть на три щелчка.

Солдат играет и орехи грызет, скорлупу по углам расплевывает, а чертям опять дал чугунных орехов и старшему тоже дал. Сунул старший черт в рот чугунный орешек, да не разгрыз, только зуб сломал.

— Эх ты, — говорит ему солдат. — Ореха раскусить не можешь, а еще со мной играть сел.

Играли играли, и солдат обыграл старого черта.

Обыграл и давай чертей стращать:

— Вот сейчас я вам лбы поразбиваю!

Старший черт испугался и просит:

— Бей, солдат, потише!

— Не могу, — отвечает солдат.

Побитые черти подталкивают старшего:

— Проси, чтобы он заставил бить щелчки своего брата.

— Солдат, не бей сам, — просит старший черт, — заставь брата щелчки бить!

Согласился солдат.

Ударил железный человек своим железным кулаком старшего черта в лоб в первый раз — у черта рог обломился, со второго щелчка черт на ногах не удержался, а с третьего вылетел за дверь и убежал без оглядки. А за ним убежали и остальные черти.

Запер солдат за ними дверь, лег и заснул.

Утром приходит царь:

— Как дела, солдат?

— Ничего, спасибо.

Пришел царь к дочери, та уж совсем от страха опомнилась и говорить начала.

Дал царь солдату двадцать пять рублей и говорит:

— За такую твою услугу я даю тебе отпуск от службы, гуляй, солдат, сколько хочешь…

Царская шапка с тремя крестами

 одного царя нежданно-негаданно пропала ночью шапка с тремя крестами. Ну искал же он ее! Сыск нарядил — а все без толку, не может найти.

Проходил этими местами солдат, зашел в кабак, выпил, услышал про шапку и с пьяной-то головы расхвастался — найду шапку.

Доложили об этом царю. Вызывает он солдата и спрашивает:

— Найдешь ли? Не зря ли хвастаешься?

— Найду. Только снаряди меня в путь-дорогу. Дай три корабля. В первом буду я с солдатами, во втором — провиант на три года, в третьем — порох и прочее огненное зелье.

Снарядил царь корабли. Поплыли. Вот море миновали, пристали к чужому берегу. Отправились вглубь неведомой страны. Версты три прошли — стоит дом, окружен забором в сажень высотой, ворота заперты. Стучат, стучат — никто не открывает. Перелезли они тогда через забор, заходят. В горнице сидит девица — сестра сатаны, точит нож, у ног ее змей лежит, свернувшись кольцами. Солдат и спрашивает:

— Зачем ты нож точишь?

— Вас зарежу.

— Не режь нас. Лучше в карты сыграем. Обыграешь — делай с нами что хочешь. Проиграешь — отдавай царскую шапку.

Согласилась дочь сатаны, достала карты. Начали играть, а солдат и говорит:

— Э-э, разве это карты? Вот у меня карты так карты.

— Сходи, принеси, — просит она.

— Нет, не пойду. Ты обмануть меня хочешь. Вот дай в залог царскую шапку — тогда пойду.

Отдала она шапку, А солдат быстрее к кораблям. Якоря поднимает, паруса распускает. Увидела это девица в окно, поняла, что обманул ее солдат. Посылает в погоню змея:

— Разбей корабли солдата-обманщика.

Увидел солдат, что змей вдогонку летит, отцепил один корабль. Ударил змей этот корабль — на дно пустил. Отцепляет солдат второй корабль, что с порохом, ставит на него капсюль. Ударил змей в корабль — порох взорвался и отбросил его на двадцать пять верст. Опять догоняет змей солдата. А тот спустил с последнего корабля маленькую лодочку, сел в нее с товарищами и гребет к ближайшему берегу. Разбил змей и последний корабль, а разбив — повернул обратно.

Вышел солдат на незнакомый берег, увидел дом, зашел. А там сидит на лавке косой сатана и нож точит.

— Зачем нож точишь? — спрашивает солдат.

— Тебя резать. Зачем обманул мою сестру? Теперь с жизнью прощайся.

— Разреши мне, сатана, помолиться перед смертью.

— Молись, пока я нож точу.

Начал солдат молиться, а сам на косого поглядывает:

— Помоги мне, бог-спаситель! Сколько хромых, немых, слепых и косых я вылечил…

Услыхал сатана, спрашивает:

— А меня сможешь вылечить? Если сможешь — отпущу.

— Это мне — раз плюнуть, — отвечает солдат. — Неси сорокаведерный котел с краном, олово, сорок бычьих кож, два пуда шпилей и сто кирпичей.

Принес все это сатана. Солдат разложил кирпич на полу, развел огонь на нем, повесил над огнем котел, положил в котел олово.

— Ложись, — говорит, — косой, под кран.

Лег сатана глазами под кран. А солдат накрыл его сорока шкурами, прибил эти шкуры шпилями к полу, сбегал в подполье и загнул там концы шпилей. После этого я говорит:

— А ну, косой, пошевелись изо всей силы.

Попытался сатана — не смог и чуть-чуть шевельнуться.

— Теперь лечить буду, — сказал солдат и отвернул кран. А сам побежал прочь. Потекло горячее олово на глаза сатане, закричал он, рванулся от страшной боли и ярости — разорвал сорок шкур.

— Все двери, все ворота, закройтесь-захлопнитесь! — кричит.

Захлопнулись все двери и ворота. Только и успел солдат в козий хлев забежать. Ищет его сатана, оба глаза его лопнули, шкура с морды слезла. Зайдет он в одну дверь, все ощупает — идет в другую. А солдат в это время поймал козу, зарезал ее, а шкуру на себя натянул. Зашел сатана в хлев, стал шарить. Да попался ему в руки козел. Очень не любил козел, когда его за ноги хватают — боднул сатану. Тот рассердился, выкинул его через забор, а за ним и козу, в шкуру которой спрятался солдат — раз козла выбросил, так и коза не нужна.

— Спасибо, сатана, — крикнул из-за забора солдат. — Прощай. Теперь я тебя от косоглазия навсегда вылечил!

Заревел от злости сатана, говорит солдату:

— Погоди радоваться, попадешь еще к моей младшей сестре. Не миновать тебе ее дома.

И точно, пришлось зайти и в ее дом. Видит солдат, сидит и горнице девушка-красавица, точит нож.

— Зачем нож точишь, красавица?

— Тебя резать. Обидел ты мою сестру, брата покалечил…

— Они сами виноваты, — отвечает солдат. — Не встретили меня, не приветили, а сразу за нож. И ты тоже так же меня встречаешь. Лучше бы накормила, напоила, спать уложила. Ты девушка красивая, пригожая, я б тебя замуж взял. Пойдешь ли?

Согласилась девушка. Стали жить вместе. Полгода проходит, год пролетает — родила девушка мальчика. А солдат все думает, как бы домой подобру-поздорову убраться. Вот построил он лодку, снарядил ее и говорит жене:

— Я поеду сегодня рыбачить, не скоро вернусь.

Взял он царскую шапку, сел в лодку, да только поняла жена, что уезжает он насовсем, заголосила:

— Не уезжай! Разве плохо мы жили? Разве я тебе не нравлюсь, разве сын не нравится?

Ничего не ответил солдат. Тогда подняла она ребенка и говорит:

— Вернись, пожалей сына. Посмотри на него!

Не повернулся солдат.

— Ах, так! — крикнула жена. — Тогда получай своего ребенка!

Взяла она ребенка и посадила на маленькую дощечку, оттолкнула дощечку от берега: — Бери!

Но не взял солдат ребенка, а оттолкнул дощечку веслом к берегу.

— Твоя взяла, — пробормотала жена. — Теперь ты свободен. А если бы взял руками — остался здесь навеки.

Переплыл солдат море. Пошел берегом. Вот и вечер наступил. На земле спать боязно, звери дикие вокруг бродят. Видит, дуб стоит. Пошел к нему. Смотрит, вокруг дуба пыль лежит — десять саженей в длину, четверть аршина в глубину. «Что это такое? — думает он. — Откуда здесь столько пыли?»

Залез на дуб, сидит. В полночь подошел к дубу лев, а немного погодя подлетел тот самый змей, что утопил корабли солдата. И стали они биться. Землю когтями роют, только пыль летит кругом. «Кому помочь? — думает солдат. — Льву или змею? Змей топил корабли, погубит он меня. Помогу лучше льву».

Спустился он тихонечко с дуба и отрубил голову змею.

— Спасибо, солдат, — говорит лев. — Помог ты мне.

Каждую ночь бились мы здесь вот уже двенадцать лет и двенадцать суток. И никто победить не мог. Теперь проси за помощь все, что хочешь!

— Ничего я не возьму, — отвечает солдат. — Отвези только меня к царю.

— Хорошо. Вот отдохну немного и отвезу. Только никому не говори, что на мне ездил. Скажешь — съем.

Привез солдат царю его шапку с тремя крестами. Получил щедрые награды и генеральский мундир. Да скоро в кабаке все пропил. И осталось ему только вспоминать о своих приключениях. Забыл он наказ льва и проболтался:

— Эх, — говорит. — Прокатился я однажды! Десять тысяч верст за полчаса одолел.

— Кто же вез тебя так? — спрашивают.

— Лев, — отвечает солдат.

Вышел он из кабака, а лев уже тут сидит.

— Проболтался? — спрашивает. — Съем я тебя.

— Не ешь. Дай еще хоть месяц пожить.

— И дня не дам.

— Так хоть полдня дай.

Дал ему лев полдня. Солдат закупил десять пудов меду, десять ведер вина, цепь трехпудовую, молот пудовый и привез все это в назначенное львом место.

— Угостись, прежде чем меня есть, — предлагает.

Съел лев десять пудов меду, выпил десять ведер вина, захмелел.

— Прилягу пока, отдохну, — говорит.

Заснул лев, а солдат привязал его цепью за шею, поднял над ним молот и заплакал. Услышал лев его плач, проснулся, спрашивает:

— Что плачешь, солдат? Жалко с жизнью расставаться?

— Нет, мне тебя жалко, — отвечает солдат. — Ты спьяну приказал привязать тебя цепыо и ударить молотом по голове.

Задумался лев, а потом и говорит:

— Ладно. Пусть будет так, будто я тебе ничего не говорил, и ты ничего обо мне не рассказывал.

Ушел лев, а солдат и по сей день здесь живет.

Солдатская сказка

рослужил солдат двадцать пять лет. Везде по-бывал, всего повидал. Прошел срок службы, и отправился он домой. А в кармане-то всего-навсего три копейки. Купил солдат на эти три копейки ладану в монастыре. Зашел в лесок, набрал хворосту, разложил костер и ладан в огонь положил. И пошел тут сладкий дух во все стороны.

Донеслось благоухание до бога на небе.

— Что за приятный запах! — молвил он ангелу. — Поди, узнай, кто зажег ладан.

Слетел ангел на землю, видит — солдат сидит у костра, ладан сыплет в огонь.

— Что ты тут делаешь, солдат?

— Ладан жгу. Было у меня три копейки. Что на них купишь? Вот и потратил я деньги на ладан. Приношу дар богу, иного дать ему не могу.

Узнал об этом бог и снова посылает ангела на землю:

— Передай солдату, чтоб он шел в город, к большому мосту. Будут проплывать под тем мостом три рыбы. Первых двух солдат пусть не трогает, а третью должен поймать.

Пришел солдат в город, сел под мост, как ангел наказывал, и ждет. Вот появилась первая рыба длиной в полтора аршина. Появилась и исчезла. Вторая рыба проплыла, она была длиной в сажень. А тут и третья рыба показалась, самая большая — в полторы сажени. Когда проплывала она мимо солдата, он легонько коснулся рукой ее спины, и превратилась рыба в прекрасную девушку.

— Что же нам делать? — затужил солдат. — Куда идти? Дом-то мой совсем развалился, наверное.

— Не тужи, — ответила девушка. — Куда ты пойдешь, туда и я следом. Что ты будешь делать, то и я буду.

И пошли они в город искать работу. Долго искали, наконец нанялись к одному купцу сторожить его сад. Хозяин отвел им маленький домик, и стали они жить как муж и жена. И все бы хорошо, да решили купец с приказчиком извести солдата, отобрать у него красавицу жену. Призывают они его к себе и говорят:

— Узнай, солдат, откуда и куда солнце ходит, далеко ли оно от нас и каково по величине. Да пусть само солнце под всем этим подпишется.

Затужил солдат, вернулся домой в слезах.

— Что случилось? Почему ты плачешь? — спрашивает жена.

— Да как тут не заплакать. Задал мне купец трудную задачу — обмерять солнце, да чтоб оно само под этим подписалось.

— Не тужи, это мое дело. Ложись лучше спать.

Утром, когда солнце только-только начало всходить на небосклон, молодая жена открыла окно и сказала:

— Сестрица моя старшая, подойди ко мне.

Опустилось солнце, село па подоконник:

— Зачем ты позвала меня, сестрица?

— Скажи мне, откуда и куда ты ходишь, какова величина твоя, и как далеко в небо забираешься.

Ответило солнце, а солдат отнес его ответы купцу. Очень удивился купец и тут же послал его с этими же вопросами к месяцу. Только месяц оказался братцем прекрасной девушки и тоже дал ответ. Стали купец с приказчиком голову ломать, что бы такое придумать, чтоб извести солдата. И придумали.

— Скажи, когда твой отец в загробный мир ушел? — спрашивает приказчик у купца.

— Уж двадцать пять лет с тех пор прошло.

— Вот и пошлем солдата к нему, пусть принесет отцов именной перстень. Уж оттуда-то он не выберется.

Передали солдату приказ купца, затужил он. Приходит домой в слезах. Выслушала его жена и говорит:

— А вот это твое дело, ты сам его должен выполнить. Только пойдешь не один, а с приказчиком. Когда опуститесь в загробное царство, вначале пойдете направо, затем прямо, потом свернете налево и увидите ледяную гору. На нее вам не подняться. Но будет сидеть на склоне горы ворон. Обратитесь к нему за помощью, он поможет.

Все так и случилось. Перебрались солдат с приказчиком через ледяную гору. За горой три дороги расходятся в разные стороны. Куда идти? Сели на распутье отдохнуть. Только сели — промчалась по дороге тройка. И кричали они, и руками махали, но тройка не остановилась. Снова присели — опять тройка летит мимо. Тогда вышли они на дорогу, дождались следующей тройки и ухватили ее под уздцы. Встали кони, глядь, а это и не кони совсем, а люди. И в корень запряжен как раз купцов отец.

— Что вам надобно? — спрашивает ездок.

— Твой коренник нужен, — отвечает солдат.

— А кто ж его заменит? Мне ехать нужно.

— Вот этого запрягай, — сказал солдат и подтолкнул к ездоку приказчика.

Тут же запрягли его, и тройка умчалась. Остались солдат с отцом купца на развилке одни. О чем они беседовали — неизвестно. Но перстень именной старик отдал солдату. А тут и тройка подкатила, и снова запрягли старого купца.

А солдат с приказчиком вернулись домой и рассказали купцу все, что видели. Солдат добавил еще, что старик передал с ним наказ сыну: людей не обижать, чужого добра те брать, а свое раздать бедным. Самому купцу жить подаянием, ходя из дома в дом. Не то не миновать ему участи отца.

Испугался купец, раздал все свои товары беднякам. А дом с надворными постройками отдал солдату и его молодой жене.

Вот так!

Иван-царевич и Безручка

ыли у царя сын с дочкой. Вот пришло время умирать ему, он и наказывает детям:

— Живите дружно, любите друг друга. Ты, сын, почитай сестру, как родную мать; а ты, дочь, ухаживай за братом, как за родным отцом. Умер царь-отец, и остались они жить вдвоем: Иван-царевич на смотры войск ездит, а сестра дома сидит. Так и жили, пока не подоспели года жениться Ивану-царевичу.

— Сестрица, а не присмотреть ли мне невесту? — спрашивает он.

— Поступай как знаешь, — отвечает сестра.

Полюбилась царевичу дочь полковника. Всем хороша, да больно уж характерна. Не понравилось ей, что брат с сестрой так любят друг друга. Вот и решила молодая жена поссорить их.

Вот поехал как-то Иван-царевич на смотр, а она в его отсутствие прирезала всех кур. Возвращается Иван, а жена и жалуется:

— Все-то ты доверяешь сестре, а она, гляди, всех кур извела.

— Что ж, — отвечает Иван-царевич. — Это отцов капитал, а мы себе еще добудем.

В следующий его отъезд жена всех уток прирезала. Жалуется. А он прежними словами отвечает: не наш, мол, это капитал…

Гусей, овец, коров, лошадей извела завистница, а у мужа на все один ответ:

— Не наш капитал…

Так и жили. А тут и сынок у них появился. Да такой красивый и пригожий — всем на загляденье. Иван-царевич души в нем не чает. Да только пришло время уезжать на очередной смотр. А завистливой жене так захотелось досадить сестре Ивана-царевича, что и родного сына не пожалела — убила младенца.

Возвращается Иван-царевич, а она уже навстречу бежит со слезами:

— Доверял ты сестре, потакал ей, все выходки ее уносил — теперь она и до сына нашего добралась. Убила, Злодейка, нашего сыночка.

Очень рассердился Иван.

— Сын — это наш капитал, — говорит. — Теперь сестре ответ держать придется!

А жена советует:

— Отведи ее в лес, отруби руки да и оставь там. Пусть идет на все четыре стороны.

Так и сделал Иван-царевич. Оставил сестру в лесу, ушел и даже не оглянулся.

А безрукая девушка плачет, убивается. Что же делать ей, как жить дальше?

Вот пошла она куда глаза глядят. День шла, второй… Проголодалась очень. А тут город на пути. Зашла девушка в какой-то сад, дотянулась до нижнего яблока и съела его.

А садом этим владел купец. II очень дорожил он редкими наливными яблоками. Как раз в это время послал он в сад сына пересчитать яблоки. Глядь, одного не хватает. Прибежал сын к отцу:

— Отец, одного яблока не хватает.

— Кто же мог взять его?

— Спит в нашем саду безрукая девушка. Может, она взяла…

— Приведи ее сюда.

Привел купеческий сын девушку. Очень уж понравилась она купцу своей красотой, да и жалко ему стало бедную Безручку. Он и говорит:

— Сможешь ли ты курам корм задавать? Если сможешь, живи у пас.

И осталась она в купеческом доме.

Год прошел, другой, а тут и сыну жениться пора. Посылает его отец к одному купцу: присмотреть невесту среди его дочерей. А сыну ни одна не нравится. Посылает к другому купцу, к третьему. Не найдет сын невесты по душе.

— Что-то ты, сынок, больно разборчив. Какая же невеста тебе нужна?

А Иван и говорит:

— Отец, полюбилась мне наша Безручка. Жить без нее не могу! Никакой другой невесты мне не надо.

— Красота красотой, так ведь она кроме как скотине корм задавать ничего другого и делать-то не может.

— Ничего. Я буду торговать, а она по дому хозяйничать — проживем!

— Делай как знаешь.

Сыграли свадьбу. Пожили немного, а тут Иван собрался торговать. Наложил товаров в арбу, поехал по деревням.

— Дай руку, отец, — говорит. — Поеду нынче на твое счастье.

Ездил, ездил, пытал отцовское счастье, да без толку — только убытки получил. Вернулся домой ни с чем.

В следующий раз поехал уже на счастье матери удачу искать. Да опять вернулся с убытком. В третий раз поехал на свое счастье. Все товары продал, но прибыли не получил.

Затужил Иван — нет удачи в торговле. Как жить дальше? А Безручка говорит:

— Попытай и мое счастье.

Собрал он остатки товаров и поехал. Только на сей раз бойко пошла торговля. С большим барышом вернулся Иван домой: па каждый рубль рубль прибыли получил.

— Ну, жена, — говорит, — большое у тебя счастье. Еще раз съезжу.

Разбогател Иван. Еще один магазин приобрел. Говорит отцу:

— Ты не стар еще. Торгуй здесь, а я поеду в другой город.

Уехал Иван и попал в тот самый город, где царствовал Иваи-царевич. Магазин поставил у самых царских ворот. Торгует, а народ к нему — как мошкара к свету. Нанял двенадцать приказчиков, чтоб деньги считать. Еще два магазина поставил. Уважаемым человеком в городе стал. Полюбился он Ивану-царевичу за честность и рассудительность, за доброту и покладистый нрав. Пригласил он молодого купца к себе в царский дом гостем жить. Да не понравилось это царевой жене, невестке Безручки…

А сама Безручка тем временем родила мальчика. Вот и шлет отец Ивану письмо: «Приезжай посмотреть на сына». Да только не получил тот письма, перехватила его невестка, а купцу отписала от имени его сына: «Не нужна мне эта жена. Сейчас я с царем дружен. Не пристало мне с безрукими якшаться. Прогоните ее из дому вместе с ребенком».

Очень расстроился купец. «Что случилось с сыном? — думает он. — Ведь так любил Безручку, а сейчас гонит». Да делать нечего. Привязал он внука к Безручке и проводил ее со слезами.

Шла она, шла — пришла к ручью. Наклонилась попить, а ребенок и упал в воду. Заплакала ома, заголосила, а сделать ничего не может — рук-то нет. Вдруг на другом берегу ручья показался старик:

— Сунь руки в воду и вытаскивай ребенка, — говорит он.

— Да как же я вытащу, коль рук у меня нет? — плачет Безручка.

А старик на своем стоит.

Вот сунула она обрубки в воду, потянулась к сыну и достала его, — выросли руки, стали как прежде.

Долго ли, коротко ли скиталась Безручка по свету, но пришла все же в город, где торговал ее муж и где жил ее брат — царевич. Стучится к брату:

— Пустите нищенку переночевать.

Не пускают. Походила она вокруг дома и снова стучит:

— Пустите. Пожалейте хоть вы, люди добрые, коль судьба меня не жалеет. Мне много места не нужно, только то, что сама займу, да ребеночек, да котомка.

Пожалели нищенку, пустили в дом. Глядит на нее Иван-царевич и думает: «Что-то уж больно похожа эта нищенка на мою сестру. Только сестра-то безрукая…» Глядит на нее муж и думает: «Вылитая жена, только с руками да с ребенком».

Вот и говорит ей Иван-царевич:

— Нищие всегда много сказок знают. Не расскажешь ли нам какую? Уж очень хочется сказочку послушать.

— Рассказать могу. Да не будете ли сердиться на мою сказку?

— Нет, не рассердимся.

— Ну, так слушайте, да не перебивайте. «Жил царь с дочкой и сыном. Перед смертью наказал он детям жить в дружбе, почитать друг друга. Так они и жили, пока не женился царевич на дочке полковника. А та очень завидовала их дружбе, вот и решила она извести царевну. Изрезала как-то всех кур, а мужу говорит: «Смотри, что твоя сестра наделала!» А он отвечает: «Ничего, это не наш капитал. Наживем еще». В следующий раз прирезала она уток, потом гусей, овец, коров, лошадей, а у мужа один ответ: «Не наш капитал…» Тут невестка до того рассердилась, что сына собственного убила. А мужу советует: «Отруби за это сестре руки и пусти се на все четыре стороны». Брат так и сделал…»

— Отрубил? — в волнении закричал царевич.

— Не сердись и не перебивай, иначе не буду рассказывать, — говорит нищенка.

— Продолжай, — отвечает ее муж. — Очень уж интересная сказка.

— «Брела, брела сестра с отрубленными руками по лесу — вышла к городу. И очень есть захотела. Забрела в сад и съела яблоко. Увидел ее в саду купеческий сын, привел к отцу. А тот пожалел безрукую девушку и оставил при доме, чтоб она скотине корм задавала. Понравилась она купеческому сыну. Всех прочих невест отверг он, а на ней женился».

— Женился? — воскликнул муж ее.

— Не сердись и не перебивай, иначе рассказывать не буду.

— Рассказывай, — просит Иван-царевич. — Интересная сказка.

— «Стал купеческий сын ездить с товарами, да куда ни поедет — все с убытком возвращается. Попробовал на счастье безрукой жены торговать — тут и улыбнулась удача, большой барыш получил. Отца оставил он при старом магазине, а сам поехал с новым в другой город. А в это время жена его сына родила. Вот зовет его старик-отец на сына полюбоваться, а в ответ приходит письмо: «Гоните ее вместе с сыном прочь, не пара она мне». Прогнали ее из дому, сына кушаком к ней привязали. Шла она, шла, пить захотела. Наклонилась над лесным ручьем, а сын и выпал прямо в воду. Стала она доставать его, тянула, тянула обрубки — и выросли у нее новые руки, достала ребенка со дна. Вот он, тог ребенок, ползает у моих ног».

Узнали тут брат и муж свою сестру и свою жену в этой нищенке, обрадовались. Приветили ее, приласкали, повинились перед ней. А злую невестку, убившую своего сына, привязали к лошадиному хвосту, провели по всему городу и пустили в чисто поле, чтоб разнес, развеял конь ее по клочкам во поле, чтоб и памяти не осталось.

Так-то вот, навредишь другому — самому хуже будет!

Тоймет и поп

или-были старик со старухой. И было у них три сына. Старший, Ямет, сплавлял лес, клал но илемам печи. Все считали его деловым и хозяйственным. Средний, Паймет, ловил рыбу, ходил на охоту, был находчивым и смекалистым. Младший же, Тойметом звали его, только и знал, что с утра до ночи работал: сеял горох, коноплю, ячмень да пшеницу, полол, удобрял поле.

Придет домой Ямет, своим барьшом хвалится и смеется над младшим братом, Тойметом:

— А тебе, грязнуля, вечно за сохой ходить, в земле да в вонючем навозе копаться.

— Тоймет! Тоймет! — вздыхает Паймет, вернувшись с охоты. — Как прекрасно в лесу! Смотри, какую добычу я принес, а ты не то чтобы тетиву на лук натянуть — стрелять из готового лука не можешь…

Молчит Тоймет. Берет косу и идет на луга. Скотине на зиму корм нужен…

Вот однажды отец приметил, что кто-то повадился в горох ночью ходить. Приказывает отец старшему сыну поймать незваного гостя.

Ямет сел на меже. Выпил одну чарку, другую. Калым у него богатый был в той поре — отмечал он его, да так наотмечался, что скоро уснул и до утра не вставал. Проснулся, когда солнышко его распалило, пришел домой, говорит отцу:

— Никого не видел и не слышал. Ночью все было тихо.

Посылает старик Паймета.

— Тебе, сынок, и бог велел поймать пришельца. И глаз у тебя зорок, и рука крепка.

Наймет сегодня рано уходил на охоту, много бродил по лесу и с устатку скоро уснул.

А на третью ночь отправляет старик Тоймета и говорит:

— А если никого нс поймаешь — сам пойду сторожить.

— Куда ему? Его с испугу родимчик схватит, — смеются братья.

— Ничего, Тоймет, вот возьми-ка сладкой медовухи для смелости, но утром вора ты должен привести, — подбадривает отец.

А Тоймет и не думал бояться. Поле он сеял, полол, удобрял. На своем поле честный труженик ни бога, ни черта не боится. А медовуху он взял, пришла к нему думка одна…

Вылил он в плошку медовуху, а сам сел под высокую березу, что росла у межи, и стал ждать.

В полночь небо загудело, зашумело, и видит Тоймет: спустился прямо на гороховое поле журавль длинноногий да и начал клевать горох. Клевал-клевал он горох, да, видать, пить ему захотелось. Горох всегда, что говорится, водичкой запивать надобно. Так вот тут-то журавль и увидел плошку. Раз глотнул из плошки, два глотнул — и опьянел, конечно, скорехонько, взлететь не может. Поймал его Тоймет и направился домой.

Ведет, стало быть, Тоймет журавля и вдруг слышит человеческий голос:

— Отпусти меня, добрый молодец, я подарок тебе сейчас принесу — не пожалеешь.

— Неси, — простодушно сказал Таймет. — Посмотрим на твой подарок. Только вряд ли он дороже того труда, который ты потратить вздумал.

Скоро журавль принес Тоймету большой сундук.

— Ха! Зачем мне пустой сундук? — Добра у нас нет. Бедные мы…

— А это не простой сундук. Он показывает все, что делается на земле, как живут и дальние, и близкие народы, как работать надо и как строить новую счастливую жизнь.

— Вот это интересно, — обрадовался Тоймет. — Погляжу, как в других странах жнут да сеют. Может, что полезное увижу.

Отпустил он журавля, взвалил сундук на плечи и направился к дому. В это время к заутрене шел поп. Остановил он Тоймета, спрашивает, зачем ему такой большой сундук нужен. Рассказал Тоймет все попу, как на исповеди, а поп и про заутреню забыл. Зовет он Тоймета к себе в дом, посылает слугу баню топить. Тоймет и не подумал ничего плохого. Помылся в бане. Но пока он мылся, поп заменил сундук.

Пришел домой Тоймет и рассказал про журавля да про сундук. Собрались все родные Тоймета в кудо и открыли сундук. Но сундук как был пустой, так и остался. Смеются братья над Тойметом. Встал отец и начал сам собираться в поле.

Долго уговаривал Тоймет отца снова отпустить его сторожить горох да с незваным гостем посчитаться. Наконец согласился отец. И снова Тоймет сидит под березой, а плошка с вином стоит на само-м видном месте. В полночь прилетел журавль и опять начал горохом лакомиться. Потом глотнул раз, другой из плошки и захмелел — взлететь не может.

Хватает его Тоймет за ноги и громко кричит:

— Ах ты, керемет!18 Мало того, что труд чужой потравить решил, так еще слово свое не держишь. За такое дело самосуд над тобой всем честным людом устроим.

И тут снова услышал Тоймет человеческий голос:

— Верь мне, о добрый молодец! Не отдавай на страшный суд. Приведу я тебе козу. Когда блеет она — золото сыплется.

Обрадовался Тоймет:

— Вот это интересно! Но не могу я поверить, чтобы коза золотом блеяла. Золото, знамо дело, большим трудом достается. Веди-ка свою козу, да, смотри, без обманов.

Скоро приводит журавль козу и говорит:

— Коза, сыпь золото!

Мигом заблеяла коза, и начало сыпаться золото. Тут взял Тоймет козу, накинул на шею петлю из веревка пеньковой и повел, стало быть, домой.

Встречает его поп — он давно караулил Тоймета — зовет отдохнуть с устатку, а сам, пока отдыхал Тоймет, заменил волшебную козу своей, обыкновенной. Вернулся домой Тоймет, собрал родных в кудо и сказал:

— Коза, сыпь золото!

Молчит коза, только глазами ошалело водит. Потом вдруг заблеяла, но никакого золота, окромя мелкого навозного горошку, не посыпалось. Совсем расстроился Тоймет, а братья хохочут над ним — прохода не дают. Упросил он отца и в третью ночь пошел горох сторожить. В полночь снова Тоймет поймал журавля.

— Ну, хватит измываться тебе над честным человеком. Теперь я свой суд над тобой, керемет, совершу. Сверну тебе шею — и не будешь ты травить чужие посевы. Мне надоело возиться с тобой — завтра рано утром убирать горох надо.

— Остановись, о добрый молодец! Над доверчивостью твоей кто-то смеется. Не я тебя обманул, а кто-то другой. Я подарю тебе волшебную палку. Только скажи: «По спине и ногам!» И тот, кто обманул тебя, тут же будет наказан.

— Хорошо, — говорит Тоймет. — Но если ты меня обманул, то самого тебя и изобьёт твоя палка. Неси мне ее.

Приносит журавль палку, а Тоймет командует:

— По спине и ногам!

Но палка не двигается с места.

— Ты опять же обманул меня! Это тебе не пройдет! — закричал Тоймет и схватил журавля за шею.

— Остановись, о добрый молодец! — воскликнул журавль. — Здесь нет обманщиков — и не бьет палка, бить некого.

— Хорошо. Вот я сейчас пойду прямо к попу вместе с тобой, и там в присутствии духовного пастыря мы испробуем твою палку.

Идет Тоймет к попу, несет волшебную палку да журавля ведет.

Встречает его поп.

— Здравствуй, здравствуй, мой верный прихожанин. Помолиться или исповедоваться? Рад видеть тебя. Заходи, гостем будешь.

— В гости — оно можно, только вот прежде я хочу правду найти. По спине и ногам! — скомандовал Тоймет.

И в ту же минуту палка вырвалась из рук и давай крестить попа справа и слева. Закричал поп не своим голосом, а Тоймет говорит:

— Ну, журавушка, спасибо тебе, помог ты мне найти одну правду. Давно я слышал от людей, что поп — обманщик, но не верил. Оказывается, молва тоже на ровном месте не растет. Отпускаю я тебя, журавушка, с миром на все четыре стороны. А ты, толстый мошенник, говори сейчас же, где сундук, где коза волшебная, которую ты заменил своей безбожной скотиной…

О Тоймет! Уйми свою палку. Все, все я верну и никогда не буду больше обманывать свою паству.

Вот так-то, — сказал Тоймет. — Правду долго не спрячешь.

Забрал он сундук, козу и вернулся домой.

Начали было братья снова смеяться над Тойметом, но тот, не долго думая, скомандовал:

— По спине и ногам!

И вмиг начала палка охаживать, насмешников. Завопили они что было мочи, а Тоймст говорит:

— Ну вот что, дорогие братушки мои. Хватит смеяться над честным тружеником. Пора и вам вместе со мной растить и убирать урожаи.

— Не будем больше смеяться, убирать горох пойдем вместе с тобой и с отцом, только уйми, ради бога, эту палку.

Тоймет был человеком незлопамятным. Он тут же утихомирил разбушевавшуюся палку.

Все братья обнялись и поклялись жить дружно да в согласии. На посевной, на косовице, на уборке урожая они все вместе выходят в ноле и на луга…

И с тех пор, стало быть, не верят марийцы всяким попам да дьякам.

Как поп журавлей ловил

ил в селе Рожки Малмыжского района поп. Росточка небольшого, да руки загребущие, глаза завидущие. Ко всем прочим своим доходам решил он еще и приторговывать. Высмотрел у одного марийца доброе гороховое поле и купил. Да вот беда — повадились на горох журавли. Щиплют и щиплют.

Побежал поп к бывшему хозяину:

— Ты что мне такое поле продал? Изведут журавли весь горох…

— А ты вези в поле корыто, налей в него водки. Поклюют журавли гороху, пить захотят. А напьются, захмелеют — бери голыми руками! И от потравы избавишься, и мяса добудешь.

Так поп и сделал: привез корыто, налил водки. Па следующее утро запрягает он лошаденку, берет веревку и едет в поле. Глядь, а там несколько десятков журавлей лежат. Принялся их за ноги вязать да в телегу бросать. А веревку резать жаль, так всех и связал одной веревкой. «Ну, — думает, — теперь я мясом на зиму обеспечен!»

Пока ехал, журавли от тряски в чувство приходить начали, зашевелились. Привязал он конец веревки к поясу, чтоб не сбежали, и дальше едет. Тут взмахнули журавли крыльями и стали подниматься в небо. Не успел поп отвязаться, так они и его с собой прихватили. Летят, крыльями машут, а за ними поп летит по воздуху, руками-ногами дрыгает. Так и летели верст двенадцать в одной связке, пока не увидели птицы гороховое поле и не если на пего подкрепиться.

Тут уж попик быстрей пояс отстегивать: не о мясе думы, а о собственной шкуре. Да и припустил бежать что есть духу. Прибежал в какую-то деревеньку, просит мужиков отвезти его домой. Согласился везти его дедушка Онто, запряг лошаденку, посадил попа. А в дороге спрашивает:

— Кто это тебя так напугал?

Рассказал поп о своем приключении» а Онто рассмеялся:

— Дурак ты, дурак. Надо было к телеге их привязать. Уж с телегой-то тебя никто не утащит.

А поп такого страху натерпелся, что и на телеге сидеть боится, просит привязать его покрепче: а ну как журавли налетят! Привязал его дед Онто крепко-накрепко. Едут дальше, а дорога в лес поворачивает. Вдруг выскакивает из кустов медведь и прямиком к ним. Кобылка испугалась, попятилась да из хомута и вылезла, понеслась галопом обратно в деревню. Онто — за ней. Л попик и рад бы побежать, да не может — привязан к телеге.

Подбежал медведь к повозке и ну толкать ее. А оглобли-то не пускают, в землю втыкаются. Забежал тогда медведь спереди, сунул голову в хомут и побежал, будто лошадь.

И стало под попом сыро да дурно…

А направлялся медведь к пчелиным колодам русского мужика из Курьи. Давно он туда похаживал, пчел тревожил, мед воровал. Л телега ему понадобилась вместо лестницы, чтоб до колоды достать, что на ели была подвешена.

Мужик тот давно заметил, что кто-то тревожит его борти. Решил подкараулить вора. Сидит он в кустах с большим ружьем, глядь, подкатывает к его колодам какой-то мужик на огромной бурой лошади. Вдруг лошадь вылазит из хомута и лезет к колоде.

— Ах, воры! Ну я вам покажу!

Прицелился мужик и бабахнул из ружья. У попа ухо будто бритвой срезало, а медведь кубарем с телеги.

Услышал поп выстрел, обрадовался: «Охотники. Теперь под медведем я не погибну». А как почувствовал боль, так смекнул, что его тоже за медведя приняли, только за маленького. Перепугался, кричит:

— Не я! Не я! Я не медведь!

— Вот сейчас узнаешь, вор, как медок воровать. Будешь тогда кричать «не я мед ел»!

Подбежал мужик к телеге, а там поп привязан. Удивился, что воры с собой попов на разбой возят. Но не повел попа в участок — уж больно дурно от него пахло. Отвязал и отпустил подобру-поздорову.

Как прибежал поп в село, как залез на печку, так долго оттуда не слазил.

Как мужик отдавал бычка учиться грамоте

телилась у мужика корова бычком, и решил мужик того бычка продать.

Привел теленка в город на базар, стоит торгует, никак продать не может: очень маленькую цену дают за бычка.

Вдруг подошли к мужику какие-то мужчины и говорят:

— Ты, старик, не продавай бычка, а отдай его учиться грамоте. Сейчас продашь — получишь самое большее три рубля, а выучится твой бык грамоте — будет вас со старухой на старости лет кормить.

Прикинул мужик в уме, что выгоднее, и решил отдать бычка в ученье.

— Да вот беда, не знаю, где берут бычков в ученье, — говорит мужик.

— Мы знаем, — отвечают мужчины. — Оставь его нам, а уж мы похлопочем, определим куда надо.

Отдал мужик бычка чем людям, вернулся домой довольный.

— Ну, старуха, — говорит жене, — определил я нашего, бычка учиться грамоте. Детей у нас нет, а бычок вырастет, выучится и будет нас с тобой на старости лет кормить.

— Вот и хорошо! — обрадовалась старуха.

Через месяц пошел мужик в город бычка проведать, разыскал на базаре тех людей, которым его оставил, спрашивает:

— Как мой бычок поживает?

— Хорошо поживает. Понятливый к ученью оказался твой бычок.

Поблагодарил мужик добрых людей еще раз и вернулся в деревню.

Прошло два месяца, и опять собрался мужик в город, бычка проведать.

Пришел на базар, отыскал людей, которым бычка оставил, и спрашивает:

— Ну, как теперь идут дела у моего бычка?

— О-о-о! — говорят люди. — Выучился твой бычок, грамоте, стал большим начальником.

— Вот эго да! — удивился мужик. — Как же мне с, ним повидаться?

— Повидаться с ним можно, — отвечают люди. — Иди за нами, отведем тебя к бычку.

Привели они мужика в управу.

— Вот здесь твой бычок служит, самый большой начальник тутошней конторы: земский начальник.

Отыскал мужик в управе земского начальника, поздоровался с ним и спрашивает:

— Ну, бычок, как дела?

Земский начальник даже присел от удивления, а мужик гладит его по спине, по голове и ласково приговаривает:

— Бычок ты мой, бычок… Вот ведь каким ты стал, бычок… Старался, хорошо учился, на большого начальника выучился…

Земский руками отмахивается, ногами отбрыкивается, а мужик от него не отстает. Лопнуло терпение у земского, вскочил он на ноги и закричал:

— Ты, мужик, с ума сошел! Такой, сякой да разэтакий!

А мужик его уговаривает:

— Неужели хозяина не признаешь? А ведь я тебя от ножа спас. Ну ладно, если меня не признаешь, приведу к тебе твою матушку.

Вернулся мужик в деревню, говорит старухе:

— Наш бычок большим начальником сделался. Только меня он теперь признавать не хочет. Придется привести в город корову.

Привел мужик в город корову, встал под окнами земской управы. Корова мычит, мужик земского начальника выкликает:

— Эй, бычок, меня не признаешь — ладно, а мать родную грех не признать!

Выглянул в окно земский начальник, закричал на мужика:

— Пошел отсюда, дурак! Какой я тебе бычок?

Набежали сторожа и прогнали мужика взашей.

Побрел мужик, повесил голову и думает;

«Вот ведь какие нынче бычки пошли неблагодарные… Лучше бы я его продал тогда!..»

Медведь — барской породы

 старые времена жил в одной деревне мужик. Люди работали, а он все больше на печке лежал да завидовал чужому достатку.

Однажды утром стала его жена печку растоплять — глядь, а дров-то ни полена.

— Эй, муженек! — будит она мужа. — У меня опара для блинов поднялась, а дров даже на растопку нет. Вставай-ка да отправляйся в лес!

Не хочется ленивому мужику с теплой печки слезать.

— Разбери сараюшку, все равно скотины нет, — говорит он жене.

— Опомнился. Сарай-то мы сожгли на прошлой неделе.

Делать нечего. Слез мужик с печки, сунул за пояс топор и пошел в лес.

Стояла в лесу липа, сухая да дуплистая, вот ее-то и принялся он рубить — крон, крон, крон!

Вдруг послышался из дупла голос:

— Мужичок, не руби мою липу!

— Недосуг мне с тобой разговаривать! — отвечает мужик. — У меня дома опара скисает.

— Не руби! — говорит тот же голос. — Иди домой. У тебя во дворе уже лежат готовые дрова.

— Ну что ж, если лежат, так пойду. Невелика радость топором махать.

Заткнул мужик топор за пояс и пошел домой. Приходит домой и видит: во дворе у крыльца лежат дрова — раза два-три хватит печку истопить.

Прошло несколько дней, дрова кончились, жена опять посылает мужика в лес.

Взял он толстую палку и пошел. Пришел к липе, постучал: тук, тук!

— Что тебе нужно, добрый человек? — спрашивает голос из липы.

— Опять за дровами пришел, — говорит мужик. — Да чтобы не охапка была, а стояли бы на дворе поленницы.

— Иди домой, будут у тебя дрова, сколько просишь. Возвратился мужик домой, а на дворе стоят поленницы, и дрова в них сухие, чистые — полено к полену.

Проспал мужик спокойно одну ночь, другую, а на третью никак не заснет. Лежит и думает: «Куда это годится такая жизнь! Дров — за три года не сожжешь, а хлеба в доме нет. Скотины тоже нет».

И пошел мужик снова к липе.

— Что тебе нужно, добрый человек? — спросил голос.

— Нет у меня хлеба, — говорит мужик, — нет скотины. Хочу, чтобы были у меня полные хлева скотины и кладухи хлеба вокруг гумна!

— Иди домой и спи спокойно: будет у тебя все, что просишь.

На другое утро просыпается мужик, выходит во двор, а там стоят большие сараи и хлева, в хлевах — скотина, вокруг гумна — кладухи хлеба, а в избе — полные сундуки денег и всякого добра.

Стал мужик из богачей богач.

Вовсе обленился мужик: только пиво пьет да блины ест.

И захотелось ему стать начальником.

Пришел он к липе, стукнул о ствол палкой:

— Сделай меня начальником!

— А каким же начальником хочешь ты стать? — спрашивает его голос из липы.

— Сельским старостой.

— Иди домой — будешь сельским старостой.

Только вернулся мужик домой, слышит — в окошко стукнули:

— Иди на сход, дяденька! Сельского старосту будут выбирать.

На сходе выбрали сельским старостой этого самого мужика.

Ходит он теперь по деревне — все ему кланяются.

Долго ли, скоро ли — надоело мужику пешком ходить.

Опять пришел он к липе: тук! тук!! — постучал палкой.

— Что тебе нужно? — спрашивает голос из липы.

— Надоело мне пешком ходить, хочу на лошади ездить, — отвечает мужик. — Сделай меня волостным старостой.

Стал мужик волостным старшиной, пешком не ходит — ездит по волости на паре лошадей с колокольцами.

Но и этого показалось ему мало, захотел он стать важным барином.

Подъехал он однажды на своей паре лошадей к липе, стукнул: трах, трах!

— Эй, липа! Я хочу важным барином стать!

— Поезжай домой и ложись спать, — отвечает голос из липы. — Завтра твое желание исполнится.

Вернулся мужик домой, завалился спать.

Просыпается утром и чувствует, словно лежит он на пуховой перине, покрыт мягким одеялом. Обрадовался мужик.

«Вот теперь я большой барин!» — думает он.

Вылез на волю, огляделся, а вокруг — лес дремучий.

Глянул на себя мужик, а на нем выросла длинная бурая шерсть, it сам он превратился в медведя.

Заревел мужик по-медвежьи.

С тех пор и пошла среди марийцев поговорка:

«Медведь — барской породы: он когда-то важным барином был».

Как старухино желание исполнилось

или старик со старухой. Вот уж и смерть у порога, а ни детей у них, ни какой другой памятки о прожитой жизни: с чем начали век свой, с тем и доживают.

Вот и говорит однажды старуха:

— Старик, а старик. Жизнь мы с тобой прожили, а ничем не отличились; умрем и в памяти людской не останемся. Раздобудь-ка денег, буду купчихой, может, этим прославлюсь.

Что старику делать? Пошел деньги искать. Шел, шел, а навстречу ему старик седой.

— Куда путь держишь? — спрашивает тот старичок.

— Да вот захотела моя старуха купчихой стать, послала деньги искать, чтоб открыть торговлю. Ума не приложу, где взять…

А старичок и говорит:

— Живу я в глухом лесу, у большой реки. Запрягай-ка ты лошадь и приезжай ко мне. Помогу твоему горю.

Назавтра запряг старик лошадь, отправился в лес. А возвратился с целым мешком серебра. Открыли они со старухой торговлю, живут, горя не знают. Да неймется старухе, опять отправляет мужа в путь:

— Не хочу быть купчихой. Поезжай, добейся мне царского звания.

Отправился старик в лес, к большой реке, жалуется мудрецу:

— Беда! Хочет старуха царицей быть. Не знаю, что и делать.

— Не тужи, будет т$оя старуха царицей.

Стали жить они во дворце. Вокруг солдаты стоят, слуги носят старуху на руках, а ест-пьет она на серебре да золоте. Да только и такая жизнь ей не по нраву. Говорит она старику:

— Надоело мне быть царицей. Хочу стать хозяйкой всего мира, землей и небом командовать.

Поскреб старик затылок и отправился в лес. Жалуется:

— Беда, мудрейший. Не хочет старуха быть царицей, хочет землей и небом властвовать.

— Что ж, приезжайте завтра ко мне оба. Будут твоей старухе и земля, и небо подвластны.

Приехал старик со старухой назавтра в лес, к большой реке, старичок в баньке их вымыл, за стол усадил. Мужа пивом угощает, а жене какой-то напиток подносит. Выпила она и превратилась в черного дятла. Л старик захмелел с пива, забыл про жену и поехал домой.

С тех пор летает черный дятел, плачет, ищет своего старика, а хмельной старик все еще в лесу блуждает.

Кошкавуй

или три брата. Отец у них умер, старушка-мать последние дни доживала. И решили разделить они отцово хозяйство. Двое старших забрали все лучшие земли, а младшему, Кокшавую, дали лишь клочок пустоши при дороге. Из десяти лошадей взяли себе девять, а Кокшавую — захудалую клячу.

— Вот твой надел, — говорят. — Далеко ездить не надо, пашня у самой дороги. И лошадь у тебя самолучшая, помнишь, батюшка покойный сам об этом говорил, когда наши-то еще жеребятами были. А чтоб ты не обижался на нас, дадим тебе впридачу и матушку. Сами бы с ней жили, да ладно, уважим тебя.

Вот вышли братья пахать, Кокшавуй и кричит на свою клячу:

— Но-о! Что отстаешь? Братья говорят, что ты стоишь всех их лошадей. Но-о!

— Замолчи, Кокшавуй. Не позорь нас. Не то прибьем твою лошаденку.

А Кокшавуй опять:

— Но-о! Что отстаешь? Что братьев моих позоришь? Они же поручились, что ты лучшая лошадь в нашем табуне.

Рассердились братья и прибили лошадь Кокшавуя. А он снял с нее шкуру и понес на базар. Да припозднился, прибыл в село, где был базар, в сумерки. Смотрит, в одной избе свет горит. Заглянул в окошко — хозяйка попа привечает, пока мужа нет.

— Если муж придет, — спрашивает поп, — куда меня спрячешь?

— Запру в сундук.

Только сказала, а Кокшавуй уже — «кылдэ-гылдэ» — стучит в окно.

— Кто там? — спрашивает хозяйка.

— Путник я. Приехал на базар. Пустите переночевать.

— Мужа нет. А без него не пускаю.

— Пусти, коли просят. Уложишь в сарае, — советует поп. — Если увидит муж мои галоши, скажешь, что путника они. Вот и будет тебе оправдание.

Пустила хозяйка Кокшавуя. Залез он на сеновал, завернулся в лошадиную шкуру и спит в тепле. А вскоре и муж хозяйки вернулся. Пока выгружал товары, жена успела спрятать попа в сундук.

— Есть ли у нас ночлежники? — спрашивает муж. — Чьи это галоши в сенях стоят?

— Есть один. На сарае спит.

— Так позови. Пусть дома спит, ночи-то холодные.

Покормил хозяин Кокшавуя, а тот такие речи заводит:

— Вижу, хорошо торговля у тебя идет. Да денежки-то не водятся.

_ Это верно. Торгую неплохо, а куда деньги деваются — сам не знаю.

— А тут и гадать нечего. Завелся у тебя дома черт, он все дело и портит. Хочешь, выведу его?

— Сколько возьмешь за это?

— Торговаться не буду. Во сколько оцепишь мою работу — столько и возьму.

— Дам сто пятьдесят рублей.

Стал Кокшавуй по избе ходить, будто черта ищет. Заглянул в сундук, а поп ему шепчет:

— Не выдавай, дам тебе сто рублей.

— Ладно. Когда буду читать заклинания, снимай одежду, распусти волосы и выбегай из сундука на четвереньках.

Затем подходит к хозяйке и шепчет: «Коль не хочешь, чтоб я попа мужу выдал, плати». Отдала ему хозяйка семьдесят пять рублей.

Принялся Кокшавуй изгонять черта: вынул из кармана какую-то бумагу и ну бормотать что-то, будто молитву читает. Услышал это поп, разделся, распустил волосы, выскочил из сундука и шмыг на четвереньках за ворота.

Благодарный хозяин отвалил Кокшавую сто пятьдесят рублей. На утро тот разменял их мелкой монетой, разменял и хозяйкины деньги — полный мешок получился. Пошел к попу, а тот завтракал как раз. «Отдавай, — говорит, — должок». Денег у попа не оказалось, так он отдал хорошего жеребца с упряжыо и коляской, да еще и завтраком накормил.

Вот приехал Кокшавуй домой и говорит матери:

— Сходи-ка к братьям, попроси пудовку, скажи, деньги мерять буду.

Дали братья мерку, а сами подслушивают у избы. А там, и точно, деньги меряют: скажет Кокшавуй — столько-то пудовок и — «чы-ж-ж» — сыплет монеты в подполье.

Не выдержали братья, вошли и спрашивают:

— Скажи, Кокшавуй, где столько денег раздобыл?

— Вас благодарю, братья. Не убили б вы мою лошадь — не пошел бы я на базар и не добыл бы столько денег.

Порешили братья между собой: видно, дороги нынче на базаре лошадиные шкуры. Зарезали восьмерых своих кобыл, одну оставили, чтоб шкуры на ней везти, и приезжают на базар.

— Почем шкура? — спрашивают их.

— По сто рублей каждая.

Просмеяли их на базаре. Еле-еле по тридцати пяти копеек за штуку выручили братья, да и те деньги от огорчения пропили в кабаке. Приезжают злые — и сразу к Кокшавую. Заскочили в избу и — «троп-троп» — спящему дубинками по голове.

Да только не брата они били, а мать. Не смогла она в эту ночь на печь влезть, вот и поменялась местами с сыном, легла на его кровать. Утром слез Кокшавуй с печи, а мать мертва. Обмыл ее, обрядил в дорогие одежды, посадил в коляску и повез в село в церковь, отпевать. А по пути в кабак заглянул. Сам пьет и целовальника угощает. Опьянел целовальник, говорит:

— Кто у тебя в коляске? Что не угостишь человека? Пусть выпьет, согреется.

— Э, — махнул рукой Кокшавуй, — что старух-то поить.

А целовальник сует водку покойнице. Да только она не говорит с ним и водку не берет. Рассердился целовальник, толкнул ее — старуха и упала.

А Кокшавуй кричит:

— Зачем ты убил ее!

Мигом протрезвел целовальник. Сует деньги, просит не давать делу хода.

Взял Кокшавуй двести рублей, наменял мелочью и просит у братьев пудовку. «Зачем?» — спрашивают они.

— Деньги мерить. За матушку получил, которую вы убили.

Посовещались братья и решили, что продал он покойницу на базаре, иначе откуда деньгам взяться? Прибили своих жен и привезли на базар.

Подходят люди к возу, на котором они разложили мертвецов, спрашивают, дивятся на братьев. А тут и стражник подоспел.

— Зачем, — спрашивает, — привезли мертвецов на базар? Где взяли их?

— Да это наши жены.

— Кто же их убил?

— Мы сами и убили, чтоб продать да денег побольше заработать.

Засвистел стражник в свисток — «чыр-чыр», — схватили глупых да жадных братьев. И поделом им: не делай зла другому, на себя же и накличешь беду.

Лепёшки на молоке матери

авным-давно в одной лесной деревеньке полюбили друг друга молодой охотник и красавица девушка. Наглядеться не могли, все свое время проводили вместе: то в лес пойдут земляники отведать, первыми лесными орехами полакомиться, то на луга венки плести, то на речку. Да недолго длилось их счастье. Позавидовала ему дочка богача, пошла к колдунье, та и приворожила к ней молодого пария.

А девушка та тяжела уже была. Родила она дочку. Поплакала над ней, поплакала, да делать нечего, против обычаев не пойдешь, осмеют, выгонят из деревни с младенцем — пошла в лес, завернула девочку в чистенький белый платок и оставила там под колодой. Сама же, помыкав горе в одиночку, вышла замуж за вдового бездетного лесника. Родила она ему трех сыновей-красавцев, стала им хорошей матерью, а мужу — доброй женой.

Сыновья выросли ловкими, смелыми, острыми на глаз и твердыми на руку. Пошли они однажды в лес, да неудачной охота оказалась. Вечереть стало, а ничего еще не добыли.

— Останусь я в лесу ночевать, — говорит младший. — На зорьке настреляю дичины и вернусь. А вы домой идите.

Остался он в лесу и решил еще походить до темноты, попытать счастья. Шел он, шел, видит, под огромной елью стоит низенькая замшелая избушка. «Здесь и заночую», — решил он. Постучался — дома никого. Заглянул в печь — полна печь кушаний: и жареное тебе, и пареное… Да не решился парень без хозяев хозяйничать. Достал из сумки ломоть хлеба да кусок мяса, поел, запил ковшичком холодной воды и лег спать на лавку.

Вдруг открывается дверь, и входит девушка такой красоты, что глазам смотреть больно — даже светлее, кажется, в избе стало. Да глаза ее почему-то печальны, а вид задумчив. Не заметила девушка молодого парня. Открыла печь, поела, села на лавку к ногам охотника и заплакала, запричитала:

Милая матушка оттолкнула меня, Как лодочку оттолкнула от бережка, — Одной мне плыть и одной горевать… Милая матушка оставила меня, Как птица птенчика в горящем лесу, — Одной мне гореть и одной угаснуть…

Жутко, боязно стало парню, но и красота девичья манит, не дает отвести взор от печальной красавицы. Так всю ночь и провел молодой охотник, глаз не сомкнувши, страшась и любуясь девушкой. А утром чуть свет поспешил домой, забыв и про охоту, и про свою славу удачливого стрелка. Да только куда ни пойдет — тропинка опять выводит его к избушке. Пришлось и второй раз заночевать здесь же. И снова провела ночь красавица в слезах и причитаниях. И снова не мог охотник оторвать от нее глаз. Только почему-то показалось ему, будто за прошедший день девушка стала постарше.

Утром красавица ушла из избушки, и охотник отправился восвояси. Кружил по лесу до вечера, да без толку — привела его тропа сюда же. Плачет, горючими слезами заливается красавица, а он лежит, смотрит на нее и думает: «Третью ночь вижу одно и то же, а расспросить, посочувствовать несчастной судьбе не решаюсь. Может, сумею помочь чем ее горю. Спрошу-ка ее об этом».

— О чем ты так плачешь, красавица?

— Как мне не плакать. Сирота я, без роду-племени. Жила здесь с бабушкой. Ударила меня судьба раз, да, видно, мало ей показалось — ударила и во второй: умерла моя бабушка. Как мне теперь жигь-горевать одной в этом лесу. Красота моя и молодость без глаза людского вянут, горят от тоски, и жить мне весь век свой старухой в этой избушке.

Заметил охотник: и верно, морщинки лучатся у глаз красавицы.

— Так выходи замуж, вот и будет тебе родной человек!*— посоветовал он.

— За кого же выходить в этом лесу?

— Выходи за меня, я тебя никому в обиду не дам.

— Согласна. Люб ты мне. Приезжай за мной на трех подводах — приданое у меня большое. Да не пугайся, коль увидишь меня не такой, какова я сейчас.

Вышел охотник из избушки, а тропинка тут же вывела его на опушку леса, почти к самому дому. А дома братья уже собираются на поиски его. Обрадовались, увидев младшенького здоровым и невредимым. А он и говорит:

— В лесу, недалеко от опушки, есть избушка, а в ней живет девица-красавица. Решил я жениться на ней. Готовьте три подводы, поедем за невестой.

— Да как же ты женишься? Обычай не позволяет младшему переходить дорогу старшим братьям. Пусть сначала они женятся, а ты подожди.

— Не могу ждать, слово невесте дал, ждет она.

— Матушка, батюшка, — говорят старшие братья. — Пусть женится, коль обещал невесте. Мы не в обиде. Обычаи созданы людьми, люди и изменить их могут.

Запрягли братья трех лошадей и поехали за невестой. Входят они в избушку, а младший что-то замешкался у входа, видят — сидит старуха, старая-престарая, щеки отвисли, глаза тусклые и во рту нет ни одного зуба.

— Где же тут девушка-красавица, невеста нашего брата?

Молчит старуха. Тут вошел младший, братья и спрашивают:

— Где же твоя невеста?

— Да вот же она, — показывает юноша на старуху.

Делать нечего, собрали братья приданое, усадили старуху на воз и отправились домой. А там уже праздничный стол накрыт, гости пришли. Как такую невесту покажешь? Да делать нечего, гости требуют ее, чтоб посмотреть, оценить.

Как ввели ее, так все и ахнули от удивления. А она села за стол, но ничего не ест: мясо в правый рукав опускает, суп в левый выливает. Попросила затем плясовую сыграть на свирели. Был среди гостей одни юноша, дальний — двенадцатого колена — родственник, стройный, красивый, веселый, а уж на свирели играл… не выскажешь. Как заиграл он — вышла старуха плясать. Да так ладно пошла, будто и не старуха вовсе. Тряхнула правым рукавом — вырос вокруг избы чудесный сад, тряхнула левым — разлилось озеро, птицы в саду поют, гуси-лебеди по воде горделиво плавают…

Тут бы венчаться надо, да говорит невеста жениху, что будет она венчаться, пока не попробует маленьких лепешек, сдобренных материнским молоком. Пусть-де мать сцедит своего молока да замесит на нем тесто.

Пошел жених к матери, а та и говорит:

— Что ты, откуда ж быть молоку? Вы, мои дети, еще маленькими все до капли выпили.

Возвращается он к невесте:

— Нет у матери молока.

— Пусть попробует. Как будто для дочери. Неужели ни капли не даст мне?

Пришел сын к матери и просит:

— Матушка, попробуй. Как будто для дочери сцеживаешь.

Вспомнила тут мать свою доченьку, которую оставила в лесу, всплакнула, вспомнив. Глядь, а в грудях молоко. Замесила она на нем тесто, испекла маленьких лепешек, угостила невесту. И как только та откусила кусочек — превратилась сразу же в такую красавицу, что второй подобной на всем белом свете не сыскать.

— Мама, — сказала она. — Устрашилась ты молвы людской и оставила меня младенцем в лесу у колоды. Так не нарушай и сейчас обычай — не венчай сына с дочерью. Вернулась я к тебе, к родной матери. Назови же меня дочкой.

— Родная ты моя, прости. Обманули меня тогда, сорвали землянику, а есть не стали — выбросили. Виновата я пред тобой. То-то грудь у меня часто болела. Видно, то молоко, что тебе предназначено было, давало о себе знать.

— Не беспокойся, мама. Не будет грудь у тебя болеть, и я молоком материнским горькую жизнь свою сдобрила. А как же со свадьбой быть?

— Объявим гостям, что уж коль ты молока моего попробовала, то стала мне дочерью, и нельзя теперь выдавать тебя за моего сына. А чтобы свадьба не сорвалась, выбери из гостей юношу, что тебе по нраву, вот и обвенчаем вас.

Так и сделали. Подошла невеста к молодому музыканту и сказала:

— Вот мой суженый, матушка. Благослови нас.

После этого сыграли веселую свадьбу и отвезли невесту в дом жениха. Жили они долго и счастливо, в любви и согласии дожили до самой старости. Он играл на своей свирели самые нежные мелодии, а она наградила его тремя сыновьями и четырьмя дочками. А когда умерла, дети посадили на ее могиле березку. Каждой весной прилетала туда кукушка и куковала. Тоскливой была песня одиноком кукушки, ведь она-то не знала ни своей матери, ни своих детей.

Поп, слесарь и вор

или на свете мужик с женою. Ни бедные, ни богатые. Было у них три сына. Сыновья подросли. Куда-то их надо определить. Если дома их оставить да пахарями сделать, им земли не хватит. Скотины тоже маловато. Охотниками сделать, так лес в руках богачей.

Решил мужик отдать их в ученье. Жене и говорит:

— Отдадим сыновей в ученье!

А жена заголосила:

— Если всех троих отдашь, кто же за нами будет ухаживать? Хоть одного оставь дома для опоры родителям!

Мужик был еще в силе и решил всех троих выучить. Посадил их в сани, довез до города и остановился на базаре. Подошел к ним ной и спрашивает:

— Что продаешь, мужик?

— Сыновей привез в ученье отдать, — отвечает мужик.

— Отдай мне одного, я выучу его на попа, — говорит поп.

— Бери любого, только выучи его, — отвечает мужик.

Поп выбрал старшего и увел.

Подходит вор. Он в шляпе, с тросточкой. Вор спрашивает:

— Что продаешь, мужик?

— Сыновей привез в ученье отдавать, — отвечает мужик.

— Одного я возьму на выучку, сделаю его богатым, — говорит вор.

— Бери любого, сделай только богатым, — отвечает отец.

Вор выбрал среднего и увел. Мужик думает! «Хорошему человеку отдал сына. Он в шляпе, с тросточкой. Повезло сыну». Он и не предполагал, что сына вручил знаменитому вору.

Подходит к ним черный от копоти слесарь и спрашивает:

— Что продаешь, мужик?

— Сыновей привез в ученье отдавать, — отвечав мужик. — Двоих определил, вот самый младший остался.

— Я беру твоего сына и сделаю человеком с золотыми руками.

— Бери, сделай из него мастера на все руки, — отвечает отец.

Слесарь взял младшего и увел.

Сыновья проучились три года. Как-то они встретились и надумали все трое ехать к отцу, повидаться. Приезжают они домой, мать с отцом им очень обрадовались.

— Вот, — говорит отец, — наши дети возвращаются! Какими умными они стали, какая красивая одежда у них! А ты, мать, не хотела их отпускать.

Потом отец, усадив своих сыновей за стол, спрашивает старшего:

— Ты на кого выучился?

— На попа, — отвечает старший сын.

— И то дело: когда свой поп, на церковь меньше расходу.

Спрашивает теперь среднего:

— Ты на кого выучился?

— На вора, — отвечает средний сын.

Отец не поверил, думал, сын шутит. Ведь он отдавал его такому солидному господину со шляпой, с тросточкой.

Спрашивает самого младшего:

— А ты на кого выучился?

— На слесаря — мастера на все руки.

— Хорошо! Дома мастер пригодится: то соху починить, то топор поточить, — говорит отец. А сам все думает о среднем сыне и переспрашивает:

— Ты действительно на вора учился?

— Да, отец, это правда. Ты же отдавал меня знаменитому вору, — отвечает средний сын.

— Отдавать-то отдавал, но не думал, что он такой. Нехорошему же делу ты учился!

Сказал это отец и пошел к попу посоветоваться.

— Все мои сыновья хорошему научились в городе. Только средний научился нехорошему. Все три года учился воровать. Его надо разучить! Поговорите, батюшка, с ним. Пусть он отучится воровать.

Поп позвал к себе среднего сына мужика и начал его отчитывать:

— Вот ты, говорят, в городе научился воровать! Это же большой грех. На том свете из твоих рук сделают грабли и будут разгребать горящие угольки. Будешь в аду, а там тебя повесят над костром! В рай никогда не попадешь!

Юношу поп так и этак запугивает.

— Говорите — воровать грех. Курить, водку пить, пугать людей божьим наказанием — тоже грех. Вы-то, попы, сами курите, выпиваете, пугаете людей вечным адом и другими грешными делами занимаетесь! Ты, батюшка, хоть ругай меня, хоть не ругай, а чему научился, того не брошу! У богатых воровать, я считаю, не грешно!

— Ох, ты какой умный! Никак тебя не образумить! — кричит поп. А сам думает: «Как-нибудь надо с ним, разделаться. Проучить надо богохульника! Иначе по его примеру начнут грабить купцов, попов, помещиков. Я поставлен их оберегать!» — Подумал и сказал:

— Я не верю, что ты научился воровать! Ты меня и бога обманываешь. Вот у меня, например, в конюшне стоит откормленный жеребец. Докажи, что ты умеешь воровать. Я приставлю к жеребцу трех сторожей, сможешь его украсть?

— Смогу! — ответил юноша.

— Если сможешь, то сегодня же приходи и укради! Тогда я поверю.

Вор ушел, а поп приставил к своему жеребцу трех сторожей и наказал: «Увидите вора, пристрелите его, как собаку!»

— Как прикажете, батюшка, так и сделаем! — отвечают сторожа.

В это время вор тайком зашел в церковь, пробрался в алтарь, оделся в поповскую ризу, наклеил себе бороду и вышел. В лавочке купил четверть водки и пришел ночью к поповской конюшне. Открывает дверь конюшни:

— Ну, как вы караулите? — говорит сторожам поповским голосом. — Вы, наверное, озябли: ночи холодные. Когда зябнешь, то водка может согреть. Вот вам водки принес, пейте до утра понемногу. Уж вы сегодня караульте хорошенько! — сказал поп-вор. Сам оставил сторожам четверть водки и стакан и ушел. «Да, батюшка сегодня расщедрился. Позаботился о бедных. Даже водки принес», — думают сторожа. Сами сначала попробовали по стакану, потом выпили по второму. А дальше водка сама в роч пошла. Опьянели сторожа и уснули мертвым сном. А вор зашел в полночь в конюшню и увел жеребца.

Утром выходит поп и приказывает к двенадцати часам запрягать жеребца. Подходит к конюшне, а сторожа лежат мертвецки пьяные.

— Что с вами случилось? — спрашивает их поп.

— Как что случилось, — промычали они. — Вы же сами, батюшка, напоили ночью.

Поп заглянул в стойло, а жеребца там нет. «Сумел же этот окаянный воришка украсть моего жеребца», — подумал про себя и заспешил к вору. Приходит к нему и спрашивает:

— Конь у тебя?

— У меня!

— Отдашь обратно?

— Отдам, почему не отдать! Только напрасно ты спорил и говорил, что я не смогу украсть твоего жеребца, — говорит вор.

— Му, оказывается, ты заправский вор, — говорит поп, кланяется и уводит своего жеребца.

Отец начинает укорять своего сына: «У нас в роду не было воров. Ты нарушил завет наших прадедов, украл у попа жеребца. Какой стыд! Какой позор! Больше ты, сынок, не ходи воровать».

— Я не хотел. Да батюшка сам уговорил воровать. Сам толкнул к греху. Что я мог сделать. Хотел он меня погубить, пристрелить! Нанял для этого трех сторожей с ружьями! Но ничего у него не вышло! Я проучил его, жирного борова! — отвечает сын.

— Если он сам толкнул на воровство, то он сам согрешил. Еще хотел совершить второй грех — убить тебя, направляя на смерть, — говорят братья. — Хорошо что ты сумел его проучить!

Как раз в это же самое время в гости к попу приехал знакомый купец. Вот поп за столом рассказывает своему приятелю:

— В нашем селе есть такой хитрющий вор, что у меня от трех сторожей через три двери вывел жеребца.

— Да, это интересно, — говорит купец. — Давай позовем его сюда. Дадим порученьице украсть и убьем. Не то все начнут нас грабить.

— Да благословит господь! Убить надо его во время кражи, — сказал поп, перекрестился и послал своего слугу за вором.

Вора привели. Купец и спрашивает его:

— Это ты знаменитый вор?

— Да, я! — отвечает юноша.

— Так вот слушай, — продолжает купец. — Я положу под подушку триста рублей в бумажнике, в руки возьму револьвер, лягу спать при зажженной лампе, да при такой светлой, чтоб иголку можно было найти на полу. Сможешь украсть мой бумажник? Сумеешь украсть — все триста рублей твои! Но имей в виду, если тебя замечу, застрелю!

— Украду! — сказал вор.

Пошел он ночью на кладбище, а там в часовенке лежал покойник. Привез его к дому купца. Открыл тихонечко окно. А купец в это время лежал в постели с револьвером. В спальне горела светлая-светлая лампа. И вот вор тихо-тихо поднимает покойника в окно. Как только в окне показалась голова, купец, думая что это вор, выстрелил из револьвера прямо в голову. А вор сразу же толкнул покойника в спальню купца.

— А-ха! Попался, наконец! — от радости кричит ку-пец. — Уж слишком ты хвастался у моего приятеля, отца Василия! Теперь не будешь воровать! Гнить будешь, раб божий, в сырой земле! — так сказал бы поп Василий. Ох, обрадую его! Застрелил бедняцкую собаку!

Купец собрал всех домочадцев и приказал вынести убитого, запрячь лошадь и увезти на кладбище хоронить. Сам тоже отправился.

Приезжает купец с похорон, смотрит — под подушкой нет бумажника. Плакали триста рублей! Купец заподозрил своего работника, которого оставлял охранять дом во время похорон. И стал допрашивать его:

— Зачем ты взял моих триста рублей?

— Ничего я не брал, — говорит работник. — Ты убил одного, меня тоже, видимо, собираешься убить! Но я, Епи-махович, не крал!

— Ну-ну, ладно! Пусть пропали триста рублей, зато я сегодня знаменитого вора убил! — успокаивает работника купец.

Однажды он снова отправился к отцу Василию в гости, У него как раз гостил архиерей. Купец не смел при архиерее заикнуться о том, как он убил вора, но все же потерял свои триста рублей, о которых знали лишь вор и отец Василий.

За столом повели разговор о том и о сем. Затем поп начал рассказывать архиерею:

— У нас в селе живет знаменитый вор! Он при трех сторожах через три двери сумел вывести моего жеребца из конюшни!

— Ну-ка, приведите нечестивца сюда ко мне, — говорит архиерей.

Работники попа привели вора. При виде его у купца ум за разум зашел. Никак не может понять, как убитый им вор остался живым и невредимым! Но спрашивать не стал: опозорили бы его.

Архиерей и спрашивает вора;

— Говорят, ты большой мастер воровать?

— Раз говорят, то, значит, так и есть, — отвечает вор.

— Скажи-ка, сын мой, а зачем воруешь?

— Да ведь все воруют! Вот отец Василий напугал соседку концом света и утащил у нее курицу. А купец Еии-махович продает всем муку, смешав ее с мелом и золой.

— Да как ты смеешь! — крикнули было пои и купец.

— Да вы успокойтесь, господа! Все мы грешны перед богом. Кто больше, кто меньше. Но на отца Василия и Епимаховича, видимо, милому юноше наговорили. Я их знаю как верных и честных служителей царя и бога.

Затем архиерей решил извести такого опасного для церкви и царя вора. «Начнет хулить священнослужителей, народ отторгнет от церкви. Начнет позорить купцов, купцам и государю вред», — думает он.

— Сын мой, докажи мне, что ты стоящий вбр! — го-ворит он. — Приходи ко мне сегодня к десяти часам вечера. Я лягу спать с револьвером. В карман положу пятьсот рублей. Если сможешь их вытащить — деньги будут твои-ми. Замечу во время кражи, застрелю на месте! Знай! Я зажгу в своей спальне десятилинейную лампу.

— Хорошо! — отвечает вор. — Украду твои деньги!

Вор направился к озеру, набрал полное ведро раков, надел белую, как снег, одежду, большой белый колпак с крестом, приклеил себе бороду и пошел в церковь, в которой служил архиерей. Вынув из шкафа свечи, зажег и прикрепил их к спинкам рачков и пустил их на пол. Раки расползлись по церкви со свечками на спинах. И это выглядело очень таинственно в ночной церкви. Сам вор залез на колокольню и начал звонить в колокола.

Церковный сторож открывает церковные врата и видит, кто-то стоит: весь в белом, с огромной свечкой в руках, а на полу какие-то существа со свечками ползают. Он сильно испугался и стал быстро креститься. В это время раздался громовой голос:

— Здесь, в этой церкви, сегодня ночью должен служить архиерей Пантелеймон в честь моего дня, Михаила архангела. Завтра мой праздник! А он, бездельник, сидит дома с револьвером в руках и бережет свое богатство! Если не явится сюда, безбожного греховодника громом поражу!

В ужасе прибежал церковный сторож к архиерею. А тот думал, это идет вор и закричал: «Руки вверх! Пристрелю!»

— Благочинный! Отец мой святой! — завизжал сторож.

Присмотрелся архиерей — стоит перед ним с поднятыми руками церковный сторож. Сторож в ужасе передал ему:

— Беда, благочинный! В церковь спустился с неба сам Михаил архангел! С ним двенадцать апостолов со свечками. Он хочет поразить тебя громом! За то, дескать, что забыл ты служить в честь Михаила архангела. Завтра, батюшка, день святого Михаила архангела. Церковь-то наша Архангельская.

Архиерей посмотрел на календарь. Да, действительно, завтра день Михаила архангела. Как же он мог забыть об этом?! Сторож еще добавил, что архангелу известно, что архиерей вместо службы сидит дома с револьвером и бережет свое богатство. Архиерей не на шутку испугался, как был, побежал в церковь. По дороге думает: «Беда! Что со мной будет? Архангелу Михаилу даже известно, что я дома делаю. Безграничны очи божьи! О-о, свят, свят, свят! Спаси меня, боже!»

Прибежал архиерей в церковь, увидел действительно святого Михаила архангела. Как на иконе! Встал перед ним на колени и стал умолять его:

— Господи боже, не убивай меня! Я действительно грешен! Забыл о твоем дне, занялся мирскими грешными делами. Прости и другие мои грехи: часто выпиваю, заглядываю на чужих жен, присваиваю церковную казну.

— Ах ты, безбожник! Язычник несчастный! Завтра мой праздник, а ты забыл службу нести! К тому же еще блудничаешь как козел, воруешь церковные деньги! Не на служителя Христа похож, а на язычника-бандита, с револьвером бегаешь! Бросай свое оружие! — громовым голосом говорит Михаил архангел.

Архиерей Пантелеймон только тут заметил, что у него в руках револьвер. Скорее бросил свое оружие. И начал ползать вокруг Михаила архангела и целовать его божьи ноги.

— Я накажу тебя, отец Пантелеймон, на первый раз! — продолжает он громовым же голосом. — Поражать громом не стану, так как сам раскаялся во всех своих грехах. Сними всю свою одежду, сложи ее у церковных врат, а сам будешь лежать в обнаженном виде в алтаре до восхода солнца. Вот мое наказание. Исполнишь — отпущу все твои грехи! У-у, несчастный! Забыл о боге! Иди!

Архиерей был рад исполнить все, лишь бы «бог» не поразил громом. Сложил свою одежду у церковных ворот, лег в алтарь, лежит и боится от страха даже вздохнуть. Глаза закрыл и думает про себя: «Велики божьи чудеса! Какой громовой голос! А апостолы перед ним ползают со свечками! Спаси боже, на этот раз пронесло!» А вор в это время вынул из одежды архиерея пятьсот рублей и ушел. На память архиерею оставил вместо громового голоса огромную трубу, в которую говорил, вместо апостолов — простых озерных рачков со свечками.

Архиерей утром встал, присмотрелся и видит, на полу церкви — ступить некуда — валяются мертвые рачки с огарками от свечей.

— О-о-о! — восклицает он. — Видно, вместе с богом с неба спустились рачки! Везде чудеса всевышнего!

Оделся в свою одежду и пошел домой. По дороге сунул руку в карман — денег нет. От злости топнул ногой и произнес:

— Ну, обманул же меня, дурака, вор! Об этом никому не расскажу. Не то позора и срама не миновать.

Так разбогател этот вор. Построил магазин, накупил товаров и начал торговать. Отца и мать обеспечил. Да толку мало вышло из этой торговли. Произошла революция. При народной власти его магазин закрыли. Сам вор исчез. Говорят, бежал в другую страну. Брат, который учился на попа, в повой жизни увидел свет и отказался от церкви. А тот, который выучился на слесаря, стал большим инженером и живет припеваючи.

Ученый медведь

ил один царь, и была у него дочь-невеста. Стали к ней свататься соседние царевичи да королевичи и, как полагается по обычаю, требовать в приданое полцарства.

Очень не хотелось царю расставаться с половиной царства. Думал он, думал, как бы устроить так, чтобы и обычая не нарушить, и женихов отвадить. И наконец придумал.

Царь спрятал дочь в подземелье и повелел объявить, что отдаст ее замуж за того, кто найдет, где она спрятана. А кто возьмется искать да не найдет, тому голову с плеч.

Многие пытали счастье, да никто не смог отыскать царскую дочь, только головы лишились.

А в том царстве в одной деревне жили два брата. Жили они очень бедно, и было у них всего добра — старенькое ружьишко и гармонь.

Однажды посчастливилось братьям застрелить в лесу медведя.

— Я придумал, брат, как нам с тобой разбогатеть, — говорит младший брат старшему. — Сделаем так: я залезу в медвежью шкуру, и пойдем с тобой по селам. Ты будешь на гармони играть, я в шкуре плясать, будто я не человек, а ученый медведь. За такую потеху всякий даст пятак, а то и больше.

В базарный день пришли братья в ближнее село. Старший на гармони играет, младший в медвежьей шкуре пляшет. Люди вокруг собрались, дивятся на медвежьи штуки. Невдомек им, что это не медведь, а человек в медвежьей шкуре. Надавали денег братьям целую шапку.

Стали братья ходить по деревням и народ потешать-веселить.

Скоро слухи об ученом медведе дошли до самого царя. Повелел он привести медведя во дворец. Посмотрел царь представление и говорит поводырю — старшему брату:

— Оставь мне своего медведя на один день. Сколько запросишь, столько и заплачу тебе.

— Отчего ж не оставить! — отвечает старший брат. — Только пойдет ли медведь к тебе?

Царь позвал медведя, и тот подошел к нему.

— Ну, если так, ладно, — согласился старший брат.

Остался медведь в царском дворце.

Поздней ночью вывел царь медведя во двор. Со двора провел в сад, в самый дальний угол, к большому дубу, открыл под дубом потайную дверь, сам в дверь вошел и медведя за собой тянет.

Под землей оказались богатые покои, в тех покоях и прятал царь свою дочь.

Привел царь медведя к дочери и сказал:

— Это, дочка, ученый медведь. Посмотри, как он умеет танцевать.

Сказал так, а сам ушел.

Осталась царевна одна с медведем. Взяла она скрипку и заиграла. А медведь поднялся на задние лапы и закружился.

Царевна играет — медведь пляшет-кружится.

Смотрит царская дочь на медведя, и показалось ей, что медведь танцует не по-медвежьи, а по-человечьи.

— Что-то не похожа твоя пляска на медвежью! — говорит она. — Если ты человек, то остановись, дан мне посмотреть на тебя. Вот уже много лет, как я, кроме батюшки, живого человека не видела.

Остановился медведь.

— Теперь я знаю, что ты человек, — говорит царевна. — Так сними же с себя медвежью шкуру.

Сбросил младший брат медвежью шкуру. Царевна взглянула на него, и полюбился он ей.

— Возьмешь меня замуж? — спросила царевна.

— Возьму, — ответил младший брат.

Тогда царевна говорит ему:

— Теперь ты знаешь, где я спрятана. Как выйдешь отсюда, гак вызовись меня искать и найди.

Насыпала царевна золота младшему брату за пазуху, надела на него шкуру. А тут и царь воротился.

— Ну как, позабавилась медвежьей пляской?

— Позабавилась, — ответила царевна.

Вывел царь медведя из подземелья, отдал поводырю — старшему брату, расплатился с ним.

Вышли братья из столицы за городские ворота. В лесу снял младший брат с себя медвежью шкуру, отдал старшему брату все золото и сказал:

— Иди, брат, домой, а у меня тут есть еще одно дело.

Братья распрощались и разошлись разными дорогами: старший — домой, в деревню, а младший — назад, в город.

Вернулся он в город и стал похваляться:

— Я найду царскую дочь!

— Пожалей свою голову, — уговаривали его люди.

А он и слышать ничего не хочет;

— Пойдемте со мной и увидите, что я не хвалюсь! Видят люди, что не отговорить парня, и пошли с ним в царский дворец.

— Я найду твою дочь, — говорит младший брат царю. — Попробуй, — отвечает царь. — Найдешь — отдам ее тебе в жены и полцарства в придачу. А не найдешь — прикажу казнить.

— Согласен! — отвечает парень.

Прошел он в сад, открыл потайную дверь, спустился в подземелье и вывел оттуда царевну.

Царь даже позеленел от злости, да делать нечего: надо слово держать. Выдал он дочь за того парня и отделил полцарства в приданое.

Леший и мужик

ыла у мужика на берегу озера бортная сосна. В начале лета, когда все вокруг зацвело, поселилась в борти пчелиная семья. А когда пришла пора брать мед, мужик взял веревку, топор, рубанок, ружье и поскакал на своей белой кобыле к озеру. Да вот незадача — веревка-то гнилой оказалась. Тогда срубил он молодую липку, надрал лыка и уселся на бережку напевая — принялся веревку плести.

А в озере том жил леший со своей матерыо-чертовкой. Услышал он песню, вышел к мужику и спрашивает:

— Что ты тут делаешь, марий?

— Веревку плету.

— А зачем тебе веревка?

— Вот завяжу ею это озеро и унесу.

Испугался леший, взмолился:

— Ой, марий, не делай этого. Пожалей нас с матушкой. Где ж мы жить-то будем?

— Где хотите, там и живите. Мне до вас дела нет.

— Ну так подожди чуток, я к матушке сбегаю.

Прибежал леший к матери и говорит:

— Матушка, беда пришла. Сидит на берегу нашего озера мэрий, веревку плетет, хочет веревкой этой озеро унести.

Говорит мать лешему:

— Иди к мужику и вызови его на спор: кто быстрее бегает — того и озеро будет.

Возвращается леший и говорит мужику:

— Айда, мэрий, пробежимся на спор. Кто быстрее окажется — тому и озером владеть.

Сел мужик на свою белую кобылу и поскакал, куда там лешему тягаться…

Вернулся леший к матери и говорит:

— Ох, матушка, не угнался я за мужиком. Зажал он между ног свою кобылу да как побежит — что ни шаг, то сажень…

А она ему советует:

— Попробуйте побегать по лесным полянкам. Там-то он живо в кустах запутается.

Пришел леший к мужику и говорит:

— А теперь давай по лесу пробежимся.

— И там тебе меня не одолеть, — отвечает мужик. — Вот разве с моим братцем малым сладишь. Ты выйди на полянку и покличь его: «Агач! Агач!»

Вышел леший на полянку и кличет: «Агач! Агач!» А там под кустиком заяц дремал. Испугался он крика и задал стрекача. Только его и видели.

Воротился леший к матери, спрашивает:

— Что же дальше нам делать? Не одолел я даже младшего братца мэрий: глазом не успел моргнуть, как он из виду скрылся.

— А ты поборись с мужиком.

Выскочил леший на берег, говорит:

— Давай, мужик, бороться.

— Эх, жаль мне тебя. В борьбе я удержу не знаю, как бы не покалечить ненароком. Поборись ка лучше с моим отцом. Он стар, весь шерстью оброс. Поди в лес да окликни его: «Мишка! Мишка!»

Зашел леший в лес и давай кричать. Вышел на шум медведь и начал его мять да ломать. Насилу ускользнул леший из его объятий.

Прибегает к матери, жалуется:

— Ой, мама! Что там марий, когда его дряхлый отец чуть не заломал меня…

А мать успокаивает:

— Ничего, ничего. Теперь вы поцарапайтесь.

Услышала это лягушка, что пряталась под зеленым листом, выплыла па бережок и говорит мужику:

— Берегись, марий. Мать посоветовала лешему царапаться с тобой. А когти у него — что крючья железные.

Поблагодарил мужик лягушку за подсказку и принялся за дело. Содрал с ели смолистую кору и привязал на спину в семь слоев, наточил рубанок.

Вышел леший и предлагает:

— Давай, мужик, царапаться.

— Давай.

Стал леший драть кору со спины мужика. Шесть слоев содрал, в седьмом когти застряли, залились смолой. Схватил мужик рубанок и ну строгать спину лешему, только шкура клочьями полетела. Взревел леший и быстрей в озеро.

— Матушка, — жалуется, — у мужика такая спина твердая, что все когти затупил. А он, посмотри, что со мной сделал.

— Возьми-ка ты наш тридцатипудовый кистень. Кто перекинет его через озеро — тому и владеть им.

Вынырнул леший, говорит:

— Айда, мужик, кистень через озеро кидать.

— Айда.

Кинул леший, перелетел кистень через озеро и в землю вмялся, одна ручка торчит.

Мужик и говорит:

— Сам вытаскивай из земли. Или я ручку оборву, силу свою не рассчитавши.

Притащил леший кистень, отдает мужику. А кистень тот настолько тяжел, что мужик еле ручку поднял. Стоит, смотрит на небо.

— Что ты на небо смотришь?

— А вон, видишь, туча идет, — отвечает мужик. — Хочу на нее твой кистень забросить.

Испугался леший, просит воротить кистень, он ему самому нужен. Схватил — и быстрей в озеро.

— Матушка, — говорит, — марий хотел забросить наш кистень на тучу, я еле отговорил его.

— Ну так попробуй пересвистеть мужика.

Мужик и на это предложение лешего согласился, только поставил условие, что свистеть они будут, взобравшись на верхушку ели.

Забрались они на ель. Мужик привязался поясным ремнем. Свистнул леший — оглох мужик на левое ухо, чуть не свалился с дерева. Теперь его очередь. Поднял ружье и выстрелил. Леший от испуга на землю рухнул, встал, поковылял к матери:

— Матушка, не сладить мне с мужиком. Он так свистнул, что я свалился с дерева.

— Да, не одолеть нам марий. Сходи, узнай: какой он выкуп за озеро просит.

Вышел леший к мужику, спрашивает:

— Какой выкуп за озеро возьмешь?

— Много не попрошу, наполни мою шляпу золотом — и хватит.

Побежал леший за деньгами. А мужик в это время вырыл яму, опустил в нее большущий мешок, а сверху шляпу приладил. Высыпал леший иуд золота — точно и не сыпал, ничего в ней нет. Второй раз сбегал, третий, пока не наполнился мешок, а потом и шляпа.

— А теперь проводи меня до дома, — говорит мужик.

Взвалил леший мешок па спину, сверху мужика посадил со всей его поклажей и отправился к его жилью. Идет он и видит у самой дороги лодку.

— Что это? — спрашивает.

— Это челнок моей матери, она им ковры ткет.

— Возьму-ка я его, своей матери покажу.

— Возьми.

Несет леший лодку, полный мешок золота, мужика со-всеми его пожитками. Видит, жернов лежит у дороги.

— А это что?

— Пряслень моей матери, она его на веретено надевает, когда пряжу прядет.

— Возьму-ка я и его.

— Бери.

Леший и жернов на шею повесил. Идут дальше, видят изгородь.

— А это что?

— Это бёрдо моей матушки, она им нитки прибивает, когда ковры ткет.

— Возьму и его.

— Бери.

Прихватил леший и это. Идут дальше, видят стог ссиа.

— А это что?

— Это пряжа моей матушки.

— Возьму и ее.

— Бери.

Подхватил леший и стог сена. Идут дальше, видят стожар — жердь, вокруг которой стог мечут.

— А это что?

— Это веретено моей матушки.

— Возьму и его.

— Бери.

Понес леший и «веретено». Видит, соха лежит.

— Это что? — спрашивает.

— Мотыга моей матушки.

— Заберу и ее.

— Бери.

Повесил леший и соху на себя. Идут дальше, видят, борона лежит.

— Что это?

— Гребешок моей матушки.

— Возьму, своей матери покажу.

— Бери.

Навесил на себя леший и борону. Идет с мужиком на плечах, его пожитками, полным мешком денег, лодкой, жерновом, изгородью, стогом сена, стожаром, сохой и бороной. Еле добрел до мужикова жилья.

Заходят в избу. Мужик и говорит жене:

— Эй, жена, я проголодался. Свари что-нибудь.

А жена отвечает:

— Что я тебе лешего, что ли, сварю? Дома хоть шаром покати, а ты где-то шляешься.

Леший как услышал это, так и задал стрекача, ни разу не оглянулся даже. После того случая, говорят, леший боится показываться мужику на глаза или спорить с ним.

Волынщик на свадьбе

дин веселый волынщик гулял на празднике. Да так загулялся, что до дому не дошел — подкосил хмель его резвые ножки. Свалился он под березку и заснул. Так и проспал до полуночи. Вдруг слышит сквозь сон, кто-то будит его: — Вставай, вставай, Тойдемар! Свадьба в разгаре, а играть некому. Выручай, голубчик.

Протер волынщик глаза: перед ним мужчина в богатом кафтане, в шляпе, мягких козловых сапожках. А рядом буланый жеребец, запряженный в черную лаковую коляску.

Сели. Свистнул, гикнул мужчина — понеслись. А вот и свадьба: большая, богатая, гостей видимо-невидимо. Да гости то все резвые, веселые — только играй, волынщик! Вспотел Тойдемар от такой игры, просит дружку:

— Подай, савуш, вон то полотенце, что на стене висит, лицо утру.

А дружка отвечает:

— Не бери его, я лучше другое дам.

«Почему он этим утираться не разрешает? — думает волынщик. — А ну, попробую. Хоть глаз один вытру».

Вытер глаз — и что же видит? Сидит он на пне посреди болота, а вокруг хвостатые да рогатые прыгают.

«Так вот на какую свадьбу я попал! — думает. — Надо убираться подобру-поздорову».

— Эй, дорогой, — обращается он к главному черту. — Мне надо домой до петухов попасть. С утра на праздник в соседнюю деревню приглашали.

— Не тужи, — отвечает черт. — Мигом доставим. Играешь ты отменно, гости довольны, хозяева тоже. Сейчас же и поедем.

Свистнул черт — подкатила тройка буланых, лаковая коляска. Так одурманенный глаз видит, а чистый видит другое: три ворона черных да пень суковатый. Сели — полетели. Нс успели оглянуться — вот и дом. Волынщик в двери быстрей, да и петухи как раз запели — разбежались хвостатые.

Родные к нему:

— Где был-пропадал?

— На свадьбе.

— Да какие сейчас свадьбы? Ни одной в округе не было. Ты где-то здесь прятался. Только что на улицу выглядывали, тебя не было, а сейчас объявился.

— Я на коляске подъехал.

— А ну покажи!

— Вон на улице стоит.

Вышли на улицу — а там огромный еловый пень.

С тех пор и говорят: пьяный до дому и на пеньке доедет.

Богатырь Иван Зверев

ак-то сынишка одного богатого марийца пошел на гумно и убил там мышку. Вернулся домой и докладывает отцу:

— Папа, я убил какого-то зверя.

— Ладно, — отвечает отец. — Отчего не убить, коль сила есть?

Загордился мальчишка. Вышел на улицу, хвастается. А ребята давай его дразнить: «Иван Зверев» да «Иван Зверев».

Вот и говорит он тогда отцу:

— Папа, ухожу я по миру странствовать: силушку свою потешить, удаль показать да славу нажить.

Взял он маленький топорик (большой тяжел для него), косу, половник, жердочку от хмеля, сел на саврасого мерина и поехал. Едет он, едет, лес проехал, луг — выехал в чисто поле, на богатырскую межу. А солнце печет, слепни мерина донимают. Слез Иван, схватил половник и ну махать направо-налево. За какой-то час прихлопнул восемьдесят двух здоровенных слепней. Вырыл могилку, похоронил их, а сверху воткнул колышек с дощечкой и надписью: «Здесь в течение часа Иван Зверев убил восемьдесят двух богатырей». И поехал дальше.

Не проехал он и ста саженей, как нагоняет его какой-то богатырь. Поравнялся с колышком, прочел надпись, испугался. Однако думает: «Не будет же этот Иван Зверев ни с того ни с сего убивать меня?» Решил окликнуть:

— Богатырь Иван Зверев, стой!

Испугался Иван громкого голоса, от испуга с савраски свалился, а виду не подает, укоряет богатыря:

— Я ехал, дремал, а ты кричишь. Подсади теперь меня (сам-то он только с пня садился на своего мерина).

Посадил его богатырь на коня, а сам призадумался: «Что-то больно мал да легок богатырь Иван Зверев». Не отъехали они и ста саженей, как подскакал к столбику с надписью еще один богатырь. Тоже испугался, но риск-пул окликнуть чудо-богатыря Ивана Зверева. И опять тот свалился с коня, на сей раз осерчал:

— Что вы кричите? То один, то другой. Сплю я, устал. Попробуйте-ка одолеть за час восемьдесят двух богатырей!

Присмирели богатыри, боятся слово вымолвить. Едут молча. Затем один и спрашивает:

— Богатырь Иван Зверев, а куда ты путь держишь?

— Еду жениться на царской дочери.

Вот подъехали они к стольному городу, разбили лагерь в царском саду. Узнал про то царь и выслал войско в триста солдат. Выставил встречь ему Иван одного из богатырей, а сам спать завалился. Разбил богатырь войско. На следующий день царь посылает пятьсот солдат, а Иван — другого богатыря. Сам же взялся топорик свой да косу точить.

Полегло все царское войско, остался у царя лишь один богатырь, которого он три года в подземелье откармливал. Вот и спрашивает его царь:

— Пришел на нас войной знаменитый богатырь Иван Зверев, накопил ли ты силушки, побьешь ли его?

— Если была б у земли ручка, я бы взялся за нее и землю повернул, — отвечает богатырь.

Наутро пришел черед биться Ивану Звереву. Вышел он в поле, положил косу и топорик в густую траву, воткнул жердочку от хмеля и влез на нее — посмотреть, не идет ли противник. А он уж тут как тут: ступит — земля вздрогнет, деревья качнутся. Не удержался Иван, упал с жердочки.

— Иван Зверев, богатырь, что ты лежишь?

— Слушаю, как земля над тобой смеется, — отвечает Иван. — Послушай-ка сам. Три года, говорит, сидел под землей, а теперь навеки ляжет.

Лег богатырь рядом, прямо на косу, слушает. А Иван как дернет косу за рукоятку, так и перехватил ему горло. Взял свой топорик и стал рубить шею. Целый день рубил, вспотел, умаялся, кое-как отрубил голову. К вечеру вернулся к сотоварищам и говорит:

— Уф, устал. Целый день бились. Даже труп убрать сил не осталось. Подите, сбросьте его в овраг.

Пыхтели, пыхтели богатыри, кое-как оттащили тело. «Ай да Иван Зверев, ай да богатырь, — говорят между собой. — Хорошо, что мы тогда посадили его на коня, а то б обоих прикончил».

Вот так и женился на царевне Иван Зверев. Полцарства себе взял, а другую половину двум богатырям отдал.

Сказка дальше идет, а я здесь остаюсь.

Глупый сын

ила-была старуха. И был у нее единственный сын — Кокша. Вот задумал он жениться и говорит матери:

— Матушка, разреши мне жениться.

А мать отвечает:

— Рано еще тебе. Побывай на свадьбе да на похоронах, постой под дугой с колокольчиком, тогда и женись.

А тут и свадьба в деревне случилась. Кокша, помня наказы матери, пришел туда, посмотрел на гуляющих, а затем зашел в подклеть, взял дугу с колокольчиком и поднял ее над своей головой, стоит.

Застали его люди за таким занятием и поколотили, приняв за вора.

С горькими слезами воротился Кокша домой. Рассказал все матери, а та и говорит:

— Глупенький ты мой, на свадьбе нужно петь и плясать, и хороводй водить.

В следующий раз оказался глупый Кокша на пожаре. Поет, пляшет, в ладоши хлопает. И тут поколотили его. Вернулся в слезах. А мать снова наставления дает:

— Глупенький ты мой, на пожаре нужно хватать ведро да заливать огонь, приговаривая: «Попади вода в глаз огню!»

Однажды увидел Кокша огонь во дворе. Смотрит — мужики суетятся, ведра с водой стоят. А это поросенка палили. Схватил глупый парень ведро и окатил поросенка. Рассердились мужики, поколотили его. Весь в слезах прибежал он к матери, а она опять советует:

— Глупенький ты мой, в таких случаях нужно сказать: «Пусть ваше мясо будет вкусным, пусть не переводится оно в доме!»

Умер однажды мужик в деревне. Вынесли тело во двор, положили на чистую солому и стали обмывать. Тут Кокша и подвернулся: «Пусть ваше мясо будет вкусным, — говорит. — Пусть не переводится оно в доме!» Опять поколотили глупца.

А вскоре умерла его мать. Некому стало советы Кок-ше давать. Не знает он, что с покойницей делать. Да слышал где-то, что мертвых отвозят на кладбище. Посадил он мать на тачку и повез. Вез, вез — устал; сел отдохнуть под дерево и заснул. Тачку посреди дороги оставил.

В это время проезжал той дорогой купец на тройке. Налетел на тачку и опрокинул. И матушка Коюши упала прямо под колеса тарантаса. Испугался купец, стал деньги Кокше совать, обещал похоронить его мать.

Схоронил Кокша матушку, взял у купца деньги и зажил. Новый дом построил, скотину завел, купил себе белую шляпу, белый кафтан, вышитую рубашку, блестящие сапоги со скрипом. Женился на умной и трудолюбивой девушке. Но и после этого иногда такие дела творил, что люди ахали. Рассказывают, ехал однажды с базара с возом горшков и по пути все горшки на пни надел — жалко ему стало, что пни в такие холода без шапок стоят.

Вот так Кокша.

Мудрая невеста

 древние времена на ярмарке в нашем селе был такой случай… Народу, как и всегда, съехалось много. Привел на ярмарку одни молодой парень барана продавать.

Спрашивают у него покупатели:

— Эй, жених, за сколько продаешь своего барана?

— А я и сам не знаю. Отец велел мне его продать и привести обратно домой.

Кругом, конечно, смеются, рады потехе. Собралась толпа. Совсем застыдили парня, да выручила его одна девушка.

— Продаешь барана? — спросила она у парня.

— Да, продаю, только я его еще и домой должен привести. Отец мне так наказал.

Девушка нисколько не удивилась, достала ножницы, остригла барана и отдала парню шерсть.

Продал парень шерсть и вернулся домой с покупками и с бараном.

Отец удивился и решил, что пришло время женить сына — вон как в плечах раздался. И к тому же смекалистый уже стал.

И тут рассказал простоватый парень о неизвестной девушке.

«Вот бы ему такую жену», — думает отец, а вслух спрашивает:

— А где живет эта девушка?

— Спросил я у нее, а она ответила загадками: «Живу там, где до сих пор зима стоит».

Всю ночь продумал отец над словами девушки, а утром говорит сыну:

— Бери сватов и поезжай искать двор, где стоят сани. Там и живет твоя невеста.

Долго ездили сваты с женихом по деревням, наконец увидели в одном дворе сани. Постучались — и выходит на крыльцо та девушка.

— Здравствуй, красавица! — говорят сваты. — А где ваши родители?

— Мать ушла менять черное на белое, отец отправился сердце и печень из дерева вырезать, а брат со снохой косят золото.

Сваты решили, что она над ними насмехается. Засобирались домой. Один из сватов попросил напиться.

— А мы пьем воду, в которой утопленника поймали. Сейчас принесу, — сказала она и пошла в клеть.

Схватили сваты шапки в охапки, да и были таковы. Вернулись к отцу опечаленные.

— Неужели вы не нашли мудрую девушку? — спросил их отец.

— Найти-то мы ее нашли, да зачем мне такая невеста? — сказал сын. — Она только смеяться над людьми и умеет.

— Ничего вы не поняли, — сказал отец, когда сваты поведали ему о разговоре с девушкой. — Она сказала, что мать ее полощет белье на реке, отец пошел вынимать мед из бортей, а брат со снохой жнут. Она хотела угостить вас медовухой, а вы за обиду приняли.

Наутро сам отец отправился к мудрой девушке и уговорил ее выйти замуж за сына.

Жили они все дружно, но вот отец заболел и сказал сыну и невестке:

— Дети мои, я зарыл в огороде клад. Откопать его можно осенью или весной.

Похоронили отца. Сын и в дождь, и в осеннюю слякоть перерыл весь огород, но клада не нашел.

Тогда жена советует ему:

— Давай поищем в саду.

Перерыли землю около всех яблонь. И все напрасно — нет клада.

Весною еще раз перекопали…

— Неужели отец обманул нас? — огорчился сын.

— Нет, твой отец правду сказал, — говорит жена. — Видишь, как сильно цветут наши яблони, как зеленеют грядки. Хороший урожай будет. Трудолюбие — лучший клад. Это хорошо знал твой отец и завещал нам хорошенько трудиться на земле.

Отцовы наказы

или-поживали отец с сыном. Вот пришел смертный час старика-отца, он и говорит:

— Скоро я умру. А ты запомни мои наказы, пригодятся. Когда пахать будешь — смывай лемех в начале и в конце борозды. Не отпускай жену в гости одну. Не выходи в новой шубе на улицу без палки. Дашь кому лошадь в работу — доглядывай. А коль с гостями застольный разговор не сумеешь завести — позови соседей.

Да был у отца старый друг. И ему наказал он посматривать за сыном, поучить его уму-разуму. Наказал, да с тем и помер.

Вот выехал сын пахать. Взял в поле кисть небольшую, корытце с водой. Пройдет борозду — обмоет лемех. А земля к сырому еще больше пристает. «Ну и наказы отец дал, — думает он. — Лучше уж делать по-своему». Так и поступил. А отцов друг все это видит да на ус мотает.

Сшил парень шубу. Вышел на улицу, а про палку забыл. Набежали тут окрестные собаки, все полы у шубы порвали.

Дал он лошадь одному мужику, чтоб дрова привезти, а доглядеть за ней и не подумал. Нагрузил тот такой воз, что жеребая кобыла, не доносив, выкинула жеребенка. Подобрал мертвого жеребенка отцов друг и в амбар себе спрятал.

А тут и праздники наступили. Зовут молодых в гости родители жены. Сам-то он не пошел, а жену с младенцем, забыв наказы отца, отпустил. А у нее, оказывается, старый дружок в той деревне был; встретились они на празднике, былое вспомнили — пляшут, смеются, любуются друг другом. А жена и говорит: «Подожди, попрошу отца баню истопить, там и встретимся».

Истопили баню. Оставила ома младенца в предбаннике, а сама с любовником моется. Увидел это старый отцов товарищ, осерчал: забрал ребенка и унес к себе домой.

Испугались любовники и, чтобы скрыть пропажу, сожгли баню. Прибежала дочь к родителям, плачет-заливается: «Ой, сгорел мой сыночек, крошка моя, кровиночка!» Отец-мать утешают, сочувствуют горю — не догадываются о проделках дочери. Да и муж погоревал-погоревал, да делать нечего, успокоился.

Через некоторое время и сами они пригласили родителей в гости. Приветили, за стол усадили, а разговор не ладится-не клеится. Спасибо, тесть подсказал пригласить соседей.

Пришел тот самый старик, осмотрелся и говорит:

— А не рассказать ли вам сказочку?

— Расскажи.

— Слушайте да на ус мотайте. Жили-поживали отец с сыном. Умирая, отец наказывал: смывай лемех в борозде, не отпускай жену в гости одну, не выходи в новой шубе из дому без палки да не отдавай лошадь в работу без догляду. Не выполнил сын наказов: плуг ржавеет, поле с краев сорной травой зарастает. Не понял сын, что плуг смывают, припахивая целину, — тогда заблестит он, и поле чистым будет. А шуба — вот она, на вешалке висит: сверху новая, а полы подраны собаками. Кобылка-то ваша жеребая ходила, а где жеребенок? Не доглядел, парень.

Сбегал старик домой, принес из амбара мертвого жеребенка!

— Получай приплод, — и продолжает: — Говорено было: не отпускай жену одну. Жена за порог — муж, дети и дом из головы вон! Загулялась-заигралась — ребенка потеряла. Опять в доме поруха. Да не тужи, верну я ребенка.

Принес старик и сынишку, живого-здорового.

— Спасибо за науку, — говорит парень. — Понял я, что плохо поступил, забыв наказы отца, не советуясь со старшими. Впредь умнее буду. Да только как же с женой быть, чтоб не забывала она о доме, заботилась о муже и детях?

— А тут уж я тебе совет дам, — отвечает тесть. — Жене нужны ласка да таска. Потаскай-ка ее трижды в день за косы да приголубь трижды — вот и увидишь, что получится.

С тех пор молодые зажили в дружбе, любви и согласии и хозяйство вели справно на удивление сельчанам да на радость родителям.

Как муж жену учил

или муж да жена. Красива, светла, чиста лицом была жена — как зеркало. Зато муж — черен, некрасив, как оборотная сторона его. Оттого и переживал, задумывался: «А любит ли она меня такого?» И решил он испытать жену. Однажды легли они спать, среди ночи упал муж с кровати и закричал:

— Умираю, умираю!

— Что с тобой, что случилось? — спрашивает жена.

— Видел я вещий сон. И было в том сне сказано мне, что жизни моей остался всего один день.

Затужила, загоревала жена, да что поделаешь, коль смерть пришла, стала собирать мужа в последнюю дорогу.

Прошел день, наступил указанный срок. Муж и говорит:

— Ну, жена, пора мне. Прихвати-ка мой вышитый поясок, а чтоб не скучно было на том свете, возьми вина белого да красного и закусить чего-нибудь.

Собрала жена все, что он просил. А муж продолжает:

— Не кручинься, не плачь. Слезами горю не поможешь, лучше улыбнись, провожая меня. Пойдем мы на крутой бережок, там и расстанемся.

Перестала плакать жена, улыбнулась. Вот пошли они на бережок, на крутой обрыв. Муж просит:

— Свяжи-ка мне, жена, руки пояском.

Связала жена руки мужу. Встал он на краю обрыва и приказывает:

— А теперь разбегись и столкни меня в воду.

Нечего делать, разбежалась она, хотела толкнуть, да муж уклонился. Упала красавица в воду, стала тонуть. Кричит, плачет, на помощь зовет. А он ей отвечает:

— Да как же я спасу тебя? У меня руки связаны. Где же был твой ум, когда руки мне вязала, когда в воду меня толкала? Я б такое с чужим человеком не смог сделать. А ты? Прощай, не жена ты мне больше.

А жена тонет, то покажется ее голова в волнах, то-снова скроется. Жалко стало мужу. Подергал он руки, крепко связаны. Да зато ноги свободны. «Авось вытащу, — думает. — Была не была». Бросился он в волны, поплыл к тонущей жене.

А за сценой этой наблюдал один старый рыбак. Увидел он, что дело плохо, что оба уже тонут, подогнал к ним лодку и вытащил незадачливых супругов.

— О, сколько чудес на свете! — воскликнул он. — Сто лет прожил, а такого не видывал.

Отвез их на берег, стал расспрашивать жену.

— Вдвоем вы или втроем живете?

— Вдвоем, дедушка.

— А что же руки мужу связала?

— Так он сам просил.

Стал спрашивать мужа:

— Для чего ты руки связал?

— Решил жену испытать, любит ли?

— О, глупые люди! Коль глупость глянет в зеркало — она же и отразится.

— Чем упрекать нас, — говорит старику муж, — лучше выпьем красного вина за то, что ты спас женщину Марину Яковлевну.

Понял рыбак иносказание мужа, да повернул по-своему:

— Согласен, выпьем за утонувшую глупую жену.

Выпили они. Муж наливает белого вина.

— Выпьем, — говорит, — за умершего ее мужа.

— Хорошо, — стоит на своем старик. — Выпьем за настоящего мужчину, который одолел мнительного мужа.

Выпили они. Загрустили муж и жена: жаль ему терять такую красавицу, жаль и ей расставаться с таким бесстрашным и самоотверженным человеком.

Посмотрел на них старик и говорит:

— О-хо-хо. Что же вы, столько лет прожили, а не знаете, что семья — как зеркало: чем крепче, надежнее оборотная сторона, тем чище и ярче лицевая!

Как одну девушку за трёх женихов отдавали

авно это было. Жили муж с женой, и была у них дочь на выданье. Вот приехал однажды жених к ней свататься. Всем хорош парень: и лицом и ростом вышел. И уж так матери понравился, что уговорила она дочь подарить ему вышитый платочек, чтоб скрепить сговор.

Дня не прошло, как в дом новый жених нагрянул, еще лучше прежнего. Он пришелся но сердцу отцу невесты, и вновь их сговор был скреплен вышитым шелковым платочком.

А тут и третий в ворота стучит. Ладный да пригожий, понравился он невесте. И тоже с подарком домой отбыл, чтоб к свадьбе готовиться.

Вот тут-то и всполошились родители: как же так получилось, что единственную дочку сразу трем женихам просватали? Да не долгим было их беспокойство. Ведь давно известно, что женщина из любого положения вывернется. И тут так же случилось.

Подвесила мать невесты к потолку две зыбки: в одну собачку уложила, в другую — кошку. Качала их, баюкала, и превратились они в девочек. Стали расти девочки не по дням, а по часам. И вскоре сравнялись с дочерью, такими стали, что всех троих различить невозможно.

А тут и женихи подъезжать начали. Сыграли родители одну за другой три свадьбы, выполнили свое обещание женихам, уважили родичей.

Прошло время, и приезжает один из зятев в гости к ним с молодой женой. Отец с матерью усадили их за стол, потчуют пирогами и медовухой. Тесть и спрашивает потихоньку зятя:

— Доволен ли ты, зятек, своей женой.

— Доволен, отец. Вот только ночью она почему-то шипит да царапается.

Догадался тесть, что этому зятю в жены досталась дочь, что из кошачьего племени происходит.

Вскоре и вторая пара приехала погостить у родителей. Усадили и их за стол, потчуют пирогами да медовухой. А тесть спрашивает зятя тихонечко:

— Доволен ли, зятек, своей женой?

— Доволен, отец. Да только ночью она почему-то рычит и кусается.

Понял тесть, что эта дочь — из собачьего рода-племени.

А тут и третья пара приехала. Родную дочь отец принимал с почестями: усадил в красный угол, угощал жареным гусем да восемнадцатилетней выдержки медовухой. Попили они, поели, а затем поехали в гости к молодым — родной дочери и любимому зятю.

А у первых двух зятевей жизнь не ладилась, да и попробуй уживись с кошкой да собакой!

С тех пор в народе молва идет: коль не живет семья мирно, значит, жена происходит из кошачьего либо собачьего племени.

Не спрашивай того, о чём нельзя спрашивать

тую весну отпустила домой и пастуха, но наказала строго-настрого: людям о своей тайне не говорить — иначе смерть.

Возвратившись к людям, мариец вновь нанялся пастушить. Пригнал он однажды стадо к старому раскидистому дубу, под которым и прежде любил в обеденные часы подремать в тени, прилег, да вдруг услышал, как ворона, сидевшая на ветке, прокаркала:

— Вот глупец. Лежит и не знает, что под дубом закопана сорокаведерная бочка с деньгами.

Вечером пригнал пастух стадо, взял лопату да бегом к заветному дубу. Копнул под корнями, а бочка сама вылазит, будто выталкивает ее земля. Всю ночь таскал он домой деньги, еле управился к утру.

Завел он себе хозяйство: построил светлые хоромы с надворными постройками, купил лошадь, скотину, птицу. Привел хозяйку в дом, девку справную, здоровую, и зажил счастливо, ни в чем не нуждаясь.

Крепкое хозяйство прибыток дает. А куда излишки девать? Вестимо, на базар. Вот запрягает он однажды пару лошадей в тарантас, берет жену с собой и едет как барин. Едет, ухмыляется, а потом как захохочет.

Не нужно забывать, что он знал язык животных. Вот и показался ему забавным разговор мерина с кобылкой. Давайте и мы послушаем:

— Что ж ты не тянешь? — спрашивает мерин. — Я один воз везу.

— Ты мужчина, тебе и везти, — отвечает кобылка. — К тому же ты несправедлив ко мне: посмотри назад — на моей стороне больше груза. С твоего краю хозяин сидит, он легкий, а с моего — толстенная хозяйка.

Вот тут-то и захохотал наш мариец.

— Что ты смеешься? — спрашивает жена.

— Просто так, — отвечает муж, помня наказ царицы змей.

— Нет, ты ответь!

— Да не могу я сказать. Скажу — умру.

— Умри, да скажи. Иначе я с тобой жить не буду. Спрыгну с тарантаса и уйду к родителям.

Бывают же такие глупые жены! Коль втемяшится что в голову — не уймешь, пока своего не добьются.

— Не скажешь? — кричит. — Тогда прощай!

Спрыгнула с тарантаса и пошла назад. А муж не выдержал, окликнул:

— Остановись! Скажу! Будь что будет — скажу. Вот вернемся с базара, ляжем, в постели и скажу.

Продал мариец свой товар, купил корму для лошадей, калач для собаки, пшена для кур, сладости детям, а жене — бухарский платок. Дома раздал подарки. Собаке калач кинул, а она не ест. Подошел петух, принялся клевать калач и спрашивает у собаки:

— Почему ты не ешь?

— Кусок в горло не идет, — отвечает она. — Жаль хозяина, умрет он сегодня.

— Пусть умирает. Нечего жалеть такого человека. С женой не может справиться. У меня их двенадцать, а всех держу в строгости. Взял бы плетку двухвостую, что в амбаре висит, да поучил бы строптивицу уму-разуму.

— Ты прав, петух. Если умрет хозяин, то и дети его с голоду погибнут, и все хозяйство в упадок придет.

Как услышал эти слова пастух, пошел в амбар за плеткой. Обидно ему стало, что петухи смеются над незадачливыми мужьями.

Заходит он в дом, а жена опять:

— Скажи, наконец, отчего ты в пути хохотал?

— Так ты опять спрашиваешь то, о чем мне нельзя говорить! — сказал пастух и грозно взмахнул плеткой.

Как увидела жена плетку, сразу смекнула, что дело-то не шуточное, коль всегда ласковый муж за плетку взялся. И отвечает ему смиренно:

— Прости ты меня неразумную. Никогда больше не буду выспрашивать того, о чем ты говорить не хочешь.

Да простят дети, внуки и правнуки этого марийца за то, что он на жену плетку поднял. Не сделай он этого — погиб бы сам и всех своих потомков погубил.

Так что держите-ка свои секреты при себе.

Как девушка мужа себе выбирала

дной девушке очень замуж хотелось. И года подошли, а никто свататься не едет. Так недолго старой девой остаться. Вот и решила она сама мужа искать. Собралась и пошла.

Идет она, идет, а навстречу Ворон.

— Куда путь держишь, красавица?

— Жениха ищу.

— Не пойдешь ли за меня? Я еще покуда холост.

— А что ты ешь-пьешь? — спрашивает девушка.

— Да в еде я неприхотлив. И в навозе пищу найду.

— Нет, такой жених мне не нужен.

Идет она дальше, а навстречу — Мышь.

— Куда путь держишь, красавица?

— Жениха ищу.

— Не пойдешь ли за меня? Я еще покуда холост.

— А что ты ешь-пьешь?

— Ем я хлеб пшеничный да маслице, блины медом да молоком запиваю.

— Вот ты мне подходишь, — говорит ему девушка. — За тебя пойду замуж.

Сыграли они свадьбу большую и шумную, ведь род мышиный богат и многочисленен. Гуляли три дня и три ночи. На четвертый в баньке помылись и стали жить, как все люди живут: жена у печки хлопочет, а муж пищу да наряды для жены добывает.

Однажды стала она блины печь, но масло вдруг кончилось. Вот и посылает она муженька за маслом. Тот шмыг в амбар и приносит маленький кусочек во рту — все, что осталось. Жена и говорит;

— Что ж ты, милый, так мало принес? Принеси побольше.

Что делать? Решил муж и соседский амбар наведаться по старой привычке. Залез через норку, схватил большой кусок масла и обратно полез. Да застала его за этим делом хозяйка, схватила скалку и прихлопнула.

Ждет-пождет девушка муженька, а его вес нет. Пошла разыскивать.

Вы не видели моего мужа? — спрашивает соседку.

— А каков он из себя?

— У него маленькая головка, маленькие ушки, маленькие глазки и хвостик маленький.

— А не его ли я пристукнула скалкой, когда он в амбар масло воровать залез? Посмотри, вот он лежит.

— Ой, что же вы наделали, беду на мою головушку накликали, моего маленького муженька убили, — запричитала жена. — Да много ли масла он бы унес?

Взяла она мужа, завернула в три блина, понесла в лес и оставила там на большом словом пне. А неподалеку от того места мужик поле пахал. Устал он, проголодался и решил в лес зайти, ягоды лесной отведать. Видит, на пне блины лежат. «Вот и еда, — думает. — Видно сам бог мне послал». Съел блины, водичкой ключевой запил.

Примялся мужик снова пахать. — Но! — кричит на лошадь. А из живота тоненький голосок это же повторяет: — Но!

И такой на мужика страх напал: на что ни посмотрит — всего боится. Прибежал домой и говорит жене:

— Жена, кто-то в животе моем сидит, что ни скажу — все повторяет. Что ж теперь будет? Страшно мне.

А из живота опять голос доносится:

— Жена, кто-то в желудке моем сидит, что ни скажу — все повторяет. Что ж теперь будет? Страшно мне.

Тут и жена перепугалась. Побежали они к знахарке, говорят ей:

— Бабушка, помоги, мы к тебе но делу пришли.

А из живота опять:

— Бабушка, помоги, мы к тебе по делу пришли.

Помяла старуха в чем дело, спрашивает:

— Что ты съел?

— Блины. Они в лесу на пне лежали.

— А с какой начинкой те блины были?

— Мышонок в них завернут был.

— Ясна мне твоя болезнь. Вместе с блинами ты мышиного духа наглотался. Дам тебе снадобье: отвар черемухи да настой коры дуба. Три дня ничего не ешь, только пей его. А жена пусть испечет блинов — дунь на них и отнеси в лес на то же место. И уйдет болезнь так же, как и пришла.

Так и сделал мужик: отнес блины в лес и три дня пил бабкино снадобье, после чего пропал его страх и пропал голос, доносившийся из желудка. А бабке за добрый совет он богатый поминок послал.

Как я пчёл караулил

Когда-то у моего отца была пасека. Всем своим пчёлам отец давал имена. Одну звал Анной, другую Майрой, третью Тайрой или ещё как-будь.

Подошел я к речке и вижу: на том берегу огромный медведь пчелу Тайру и раздирает ее на части.

Что делать?

Я туда, я сюда… Бегал-бегал, искал-искал лодку — не нашел.

Схватил я себя за волосы и перебросил на другой берег.

А медведь совсем уж Тайру разодрал, только валяются на земле ее кости.

Собрал я пчелиные кости и стал складывать из них поленницу. Складывал-складывал — выросла моя поленница до самого неба, стукнулся я головой об облако. Да так сильно стукнулся, что упал вниз, на землю.

Упал я вниз, угодил в болото и увяз в нем по пояс. Барахтался-барахтался — никак не могу выбраться. Что делать?

Сбегал домой за лопатой, еле-еле откопал себя. А если бы не откопал, наверно, так и погиб бы там.

А медведь съел пчелу, объелся — пошевелиться не может. Развалился он на лужайке и греет свое толстое брюхо на солнышке.

— А-а-а! — закричал я. — Попался!

Медведь вскочил — и бежать!

Медведь бежит, я за ним, медведь бегом — я скоком, медведь скоком — я бегом, вот-вот догоню его.

Да тут оказался на пути дуб, а в том дубу — дупло, медведь — туда.

Подошел я к дубу, смотрю; дупло-то маленькое, мой палец — и тот не лезет. Что делать?

Тогда разбежался я и прыгнул в дупло с разбега — прямо к медведю. Схватил его за бороду и говорю:

— Вот теперь попался!

Хотел домой его вести, да дыра в дупле мала: и самому не выйти, и медведя не вывести. Что делать?

Подумал я, подумал, сбегал домой, принес пилу с топором, свалил дуб и вышел из дупла.

Вышел сам и медведя вытащил.

Стал медведь со мной бороться. Я тогда еще маленький был, силенки мало. Изломал меня медведь всего и съел.

Вот сижу я в животе у медведя и задыхаюсь. Что делать?

Сбегал домой, принес острый нож и распорол медвежье брюхо. Еле-еле отыскал себя в медвежьем брюхе. Если бы не нашел, наверно, так там бы и помер.

Бросил я медведя и пошел на пасеку пчел сторожить. Пришел и вижу: летает Тайра вместе с другими пчелами как ни в чем не бывало.

Сорок одна небылица

ри брата рубили в лесу дрова. Пришло время обедать. Стали братья обед варить: набрали воды в котелок, сложили костер, а разжечь костер нечем. Как на грех, ни один не взял с собой из дому ни кремня, ни спичек. Посмотрели вокруг и видят: горит за деревьями костер и сидит возле огня старик.

Старший брат пошел к старику и попросил:

— Дедушка, дай огоньку!

— Расскажи сорок одну небылицу — дам, — ответил старик.

Постоял-постоял старший брат, ни одной небылицы не придумал. Так и вернулся ни с чем.

Пошел к старику средний брат.

— Дай огоньку, дедушка!

— Дам, если расскажешь сорок одну небылицу, — ответил старик.

Средний брат почесал в затылке — ни одной небылицы не придумал и тоже вернулся к братьям без огня.

Пошел к старику младший брат.

— Дедушка, — говорит младший брат старику, — собрались мы с братьями обед варить, да огня нет. Дай нам огня.

— Если расскажешь сорок одну небылицу, — говорит старик, — дам тебе огня и еще вдобавок котел и жирную утку, что варится в котле.

— Ладно, — согласился младший брат, — расскажу я тебе сорок одну небылицу. Только, чур, не сердись.

— Да кто же на небылицы сердится!

— Ну ладно, слушай. Родилось нас у отца-матери трое братьев. Умирали мы один за другим, и осталось нас всего семь человек. На семерых братьев один был глухой, другой — слепой, третий — хромой, четвертый — безрукий, а пятый — голый, ни клочка одежды на нем не было.

Однажды собрались мы и пошли ловить зайцев. Опутали одну рощу нитками, а глухой брат уже услышал.

«Вон-вон, там шуршит!» — закричал глухой.

А тут слепой зайца увидел: «Ловите! Он в овраг побежал!»

Побежал хромой вдогонку за зайцем — вот-вот поймает… Только безрукий уже схватил зайца.

Положил голый зайца в подол и принес домой.

Зарезали мы зайца и натопили из него пуд сала.

Была у нас на всех одна пара отцовских сапог. И стал я тем салом отцовские сапоги смазывать. Мазал-мазал — хватило сала только на один сапог. Рассердился несмазанный сапог и убежал от меня. Сапог бежит, я — за ним. Прыгнул сапог в какую-то дыру под землю. Свил я веревку из мякины и за сапогом спустился. Тут и догнал его!

Стал я назад вылезать, да веревка оборвалась, и свалился я опять под землю. Сижу я, сижу в дыре, а тут весна наступила. Свил себе журавль гнездо, вывел журавлят. Повадилась за журавлятами лиса лазить: сегодня одного утащит, завтра — другого, послезавтра за третьим приходит. Подкрался я однажды к лисе — и хвать ее за хвост!

Побежала лиса и меня за собой потащила. У выхода я застрял, а лиса рванулась — и хвост оторвался.

Принес я домой лисий хвост, распорол его, а внутри лежит бумажка. Развернул я бумажку, а там написано: «Старик, который варит сейчас жирную утку и слушает небылицы, должен твоему отцу десять пудов ржи».

— Вранье! — рассердился старик. — Небылица!

— А ты и спрашивал небылицы, — ответил младший брат.

Нечего делать старику, пришлось отдать и котел, и утку.

Как лиса женила марийца на царской дочери

 маленькой избушке среди дремучего леса жил один бедный марийский парень по имени Иван. Не было у него ни лошади, ни коровы, а бродили по пустому двору лишь петух и две курицы. Да и тех кормить было нечем.

Однажды зимой в морозный день забежала в избушку лиса.

— Добрый человек! Я три дня ничего не ела, — говорит она парню. — Спаси меня от голодной смерти, дай одну курицу, а уж я тебе за твое добро добром отплачу.

Пожалел парень лису, отдал ей курицу.

Через неделю опять прибегает лиса:

— Добрый человек, я целую педелю ничего не ела, с голоду умираю, дай мне еще одну курицу!

Отдал парень лисе и вторую курицу.

Съела лиса курицу и осталась в избушке. Живет день, другой, третий; проголодалась и снова просит:

— Отдай мне петуха, добрый человек!

Отдал парень лисе и петуха.

Наелась лиса и говорит:

— Теперь, добрый человек, я тебя женю.

— Какая же девушка пойдет за меня, за бедняка? — вздохнул парень.

— Найдем тебе невесту, — отвечает лиса. — Высватаем царскую дочь.

— Что ты, лиса! Разве царь отдаст за меня свою дочь! Да и не станет жить царевна в моей избушке, — говорит парень.

— Коли я обещала, будет царевна твоей женой. Только слушайся меня во всем.

Пошла лиса к царю.

— Кланяется тебе, царь, Лесной владыка, — говорит лиса, — и просит отдать ему в жены твою дочь.

Удивился царь, а лиса принялась расписывать, как Лесной владыка красив да как богат.

Согласен я отдать Лесному владыке в жены свою дочь, — говорит царь, — если пришлет он мне в подарок сто волков, сто зайцев и сто белок.

Идет лиса по лесу, пост веселую песню, а навстречу ей волк.

— Хорошо ты поешь, лиса! И чему только радуешься?

— Была я у царя в гостях, сладко поела-попила. И вас, волков, царь к себе приглашал. «Пусть, говорит, сто волков приходят ко мне, уж я их попотчую!»

Обрадовался волк. Собрал он девяносто девять волков, сам сотый, и побежали они к царю в гости. Встретили на дворе их царские сторожа, загнали в сарай и заперли на замок.

А лиса дальше по лесу идет, песню поет. Встречается ей заяц.

— Отчего ты так весела, лиса? — спрашивает заяц.

— Была я у царя в гостях, сладко попила-поела, вот теперь и веселюсь. И вас, зайцев, царь тоже приглашал «Пусть, говорит, ко мне сто зайцев в гости приходят».

Обрадовался заяц, собрал девяносто девять зайцев, сам сотый, и поскакали они к царю в гости. А там их уже поджидали: загнали царские сторожа зайцев в сарай и заперли.

Идет лиса дальше. Встретила по дороге белку и ей сказала, что царь приготовил угощение на сто белок.

На следующий день лиса чуть свет заявилась к царю.

— Ну что, — спрашивает лиса, — доволен ли ты подарками Лесного владыки?

— Доволен, — отвечает царь.

Назначили свадьбу на следующий день.

— Да приведите на свадьбу тысячу гостей, — сказал царь. — Пусть все знают — выходит замуж царская дочь.

Вернулась лиса к парню. Рассказала ему, что согласился царь отдать свою дочь за него замуж и велел привести на свадьбу тысячу гостей.

Загоревал парень:

— Кого же в гости звать? Деревья лесные — сосны да елки, что ли, поведем?

— Не горюй! — отвечает лиса. — Будут на твоей свадьбе гости не хуже, чем на других свадьбах.

Темной ночыо пробралась лиса в деревню и угнала тройку лошадей. Подкатила лиса на лихой тройке к лесной избушке.

— Эй, Иван! — позвала лиса. — Садись в повозку, едем в город.

Поехал Иван с лисой в город.

По дороге лиса учит парня:

— Как приедем в город, я выскочу из повозки и пойду по главной улице. Все бросятся меня ловить, а ты не зевай, беги в лавку, бери самую лучшую одежду, расписную дугу, серебряную уздечку и грузи в повозку.

Приехали они в город. Соскочила лиса с повозки и пошла потихоньку посреди улицы.

— Лиса! Смотрите, лиса! — закричали люди и бросились ловить лису.

Опустели дома и дворы, опустели лавки: все за лисой погнались. А лиса хоть и тихо бежит, а в руки не дается. Увела она людей на соседнюю улицу, а Иван тем временем зашел в самую богатую лавку, набрал все, что ему было нужно, нагрузил полную повозку и скорее выехал за город.

А лиса уже поджидает его.

— Теперь едем к царю, — говорит она.

Боязно парню к царю ехать, но раз уж дал слово во всем лису слушаться, не стал ей перечить.

Вот и царский дворец виден, осталось лишь мост переехать. Вот и мост проехали.

— Стой! — говорит лиса.

Остановил Иван лошадей.

— Ломай мост, — приказывает лиса, — чтобы только одни сваи торчали.

Принялся парень разбирать мост. Разобрал он мост, тогда лиса развесила по сваям рубашки, сапоги, повесила дугу с уздечкой, а потом повела парня к царю.

— Не такую свадьбу я ожидал! — рассердился царь. — Я же велел привести тысячу гостей!

— Мы не виноваты, — отвечает лиса. — Это ты виноват.

— Как так — я виноват?

— Течет перед твоим дворцом большая река?

— Течет.

— А есть мост через реку?

— Есть.

— Так вот, ехали мы по мосту, а с нами гостей видимо-невидимо. Мы-то с Лесным владыкой вперед проехали, мост твой столько народу не выдержал и рухнул.

— Врешь ты, остроносая! — еще больше рассердился царь. — Мост у меня крепкий, не мог он провалиться.

— Если не веришь, сам взгляни, — отвечает лиса.

— Эй, солдат! — крикнул царь. — Сходи, посмотри, что с мостом случилось. Наверное, врет лиса.

Сходил солдат куда приказали, воротился и докладывает:

— Правду сказала лиса — рухнул мост. Смотреть страшно: торчат над водой сваи, а на них рубашки, шляпы, сапоги и дуга расписная. Видно, много народу провалилось.

— Ну ничего — отвечает царь. — Провалились так провалились. Новых гостей позовем.

Тут же в царском дворце сыграли свадьбу. Три дня пили-ели, веселились.

Настало время парню везти молодую к себе. Закручинился парень: как подумает о своей избушке, так от страха даже слова вымолвить не может.

А лиса ему шепчет:

— Не робей, все хорошо будет.

Выехали царь и Иван с молодой женой да с лисой из дворца, за ними сто повозок с гостями.

Едут они но лесной дороге и доезжают до перекрестка. К Ивановой избушке надо было направо повернуть, а лиса налево поворачивает, во владения злого Змея.

Проехали немного, лиса говорит:

— Я вперед побегу, предупрежу, что свадьба едет, — и выскочила из повозки.

«Ну, теперь я совсем пропал! — думает парень. — Лиса убежала, не вернется. Куда я свадьбу повезу?»

А лиса тем временем со всех ног бежит по дороге. Увидела она большое стадо овец.

— Чьи это овцы? — спросила лиса у пастуха.

— Злого Змея, — ответил ей пастух.

— Бедный ты человек! — воскликнула лиса. — Едет сюда Лесн-ей владыка с бесчисленным войском, хочет убить Змея. Вот узнает он, чей ты слуга — несдобровать тебе!

— Что же мне делать? — испугался пастух.

— А как спросят тебя, чье это стадо, отвечай, что это стадо Лесного владыки.

Бежит лиса дальше. Видит стадо коров и табун лошадей. И тут велела она пастухам и табунщикам сказать, что все эти коровы и лошади Лесного владыки.

Бежит лиса дальше, и вот перед ней большой красивый дом с садом. Только не видно в доме хозяина.

— Чей это дом? — спросила лиса.

— Мой, — отвечает грубый голос из дома.

— А ты кто?

— Я — Змей.

— Если ты Змей, то скорее прячься! Едет сюда Лесной владыка с бесчисленным войском и хочет тебя убить!

— Куда же мне спрятаться?

— Я покажу тебе хорошее место, где можно спрятаться, — говорит лиса.

— Покажи, лисонька!

— Вой, видишь, дуб, а в дубе дупло. Полезай в дупло и сиди там, пока Лесному владыке не надоест тебя искать.

Зашипел Змей, вполз в дупло и свернулся там кольцом. А лиса вышла за ворота и стоит — поджидает свадьбу.

Между тем свадьба едет по дороге. Увидал царь стадо овец и спрашивает пастуха:

— Эй, пастух, чье это стадо?

— Лесного владыки, — отвечает пастух.

«Богатый у меня зять!» — думает царь. — Я — царь, и то у меня нет столько овец». Дал пастуху золотой и поехал дальше.

Увидел царь стадо коров и табун лошадей.

— Чьи это коровы? Чьи это лошади? — спрашивает.

— Лесного владыки, — отвечают ему пастухи.

Еще больше удивился царь богатству своего зятя.

Вот подъехали они к дому Змея, а лиса уже и ворота открыла. Смотрит царь на дом, на сад.

«Вот так дом! Вот так сад! — думает он. — Даже у меня, у царя, такого нет».

Лиса приглашает всех в дом:

— Заходи, дорогой сват! Заходите, дорогие гости!

Три дня пили-ели, веселились гости.

Стал царь похваляться, что все-то он может сделать.

— Царь, а ты можешь разбить вот этот дуб в 1цеп-ки? — спросила лиса и показала на дуб, в котором прятался Змей.

— Эй, подкатите сюда самую большую пушку! — крикнул царь.

Подкатили самую большую пушку, зарядили.

— Стреляй по дубу! — приказал царь.

Выстрелила пушка, и разлетелся дуб на мелкие щепки.

Тут злому Змею и конец пришел.

Царь и гости разъехались по домам, а Иван с женой-царевной остались жить да поживать в доме Змея, и лиса при них жила не горевала, каждый день лапшу с курятиной хлебала.

Заячий домик

остроил заяц себе домик. Хоть и маленький, а хороший: с крышей, с окнами, с дверью и даже со столом и лавками.

Построил заяц домик и убежал в гости, а двери не запер.

Заяц в гостях веселится, а в это время в его домик забрался сверчок.

— Чрик-чрик, чрик-чрик, чр-чр! — пропел сверчок свою, песенку. — Хороший домик! — Улегся на лавку и заснул.

Вернулся заяц домой и тоже лег на лавку.

Полежал заяц на одном боку, на другой повернулся и придавил ненароком сверчка.

— Чр-чрик! — пискнул сверчок.

Испугался заяц — и прыг из дома.

Скачет зайчишка-трусишка по дороге, плачет-заливается. Встретился ему медведь.

— О чем плачешь, заяц? — спрашивает медведь.

— Забрался в мой домик какой-то зверь, — отвечает заяц. — Где я теперь зимой жить буду?

— Не горюй, кум заяц, я тебе помогу, — говорит медведь.

Пришли медведь и заяц к заячьему домику. Заревел медведь что есть силы.

Услышал сверчок медвежий рев и спрашивает:

— Чрик-чрик, чрик-чрик, чр-чр! Кто там?

Медведь послушал-послушал и убежал в лес: кто его знает, что за зверь сидит в домике?..

Остался заяц один.

Скачет он по дороге и плачет-заливается.

Идет навстречу зайцу лиса.

— Заинька, дружок, куда бежишь? О чем плачешь-горюешь?

— Эх, кумушка, нет у меня теперь своего домика! Забрался в него какой-то зверь и не выходит, — пожаловался заяц.

— Я помогу тебе, — говорит лиса. — Я тебя в беде не оставлю.

Пошли лиса с зайцем к заячьему домику.

Лиса прямо в дом входит, хвостом машет, сердитым голосом кричит:

— Эй, кто здесь есть, а ну, выходи! Не выйдешь добром — когтями исцарапаю, зубами искусаю!

А сверчок отвечает ей:

— Чрик-чрик, чрик-чрик, чр-чр!

Лиса послушала-послушала: кто его знает, что за зверь — и в лес убежала.

Заяц туда-сюда по сторонам посмотрел и снова заплакал. Скачет он по дороге, а навстречу ему петух.

— Зайка, братишка, о чем плачешь? — спрашивает петух.

— Эх, дружище петух, — отвечает заяц, — беда у меня! Зима скоро, а в моем домике какой-то зверь засел и меня в дом не пускает. Медведь хотел выгнать и лиса хотела, да не смогли…

— Нс горюй, друг заяц, я тебе помогу, — говорит петух.

Пошли они к заячьему домику.

Петух обошел вокруг домика, осмотрел его со всех сторон и запел:

Ку-ка-ре-ку! В доме запру! Голову отсеку-у!

Сверчок из домика пе выходит.

Прыгнул петух на порог и опять поет:

Ку-ка-ре-ку! В доме запру! Голову отсеку-у!

Сверчок со своей лавки отвечает:

— Чр-чрк, чр-чрик!

Петух вскочил на лавку, клюнул — и нет сверчка.

Заяц обрадовался, скачет-приплясывает.

А петух по всем углам посмотрел, захлопал крыльями и запел:

Ку-ка-ре-ку! В доме запру! Голову отсеку-у! Другой то никакой песни у него не было. А заяц подумал: «Вот как разошелся петух! С моим обидчиком расправился, теперь и мне несдобровать».

Выскочил заяц из домика — и в лес.

С тех пор зайцы домов не строят, а живут просто под кустом.

Сказка — туда, я — сюда.

Сказка — подальше, а я — поближе.

Волк на свадьбе

ри дня рыскал голодный волк по полям да по лесам, по проезжим дорогам — искал, чем бы набить пустое брюхо.

Повстречал волк на дороге мужика, щелкнул зубами и говорит:

— Мужик, я тебя съем.

— А я тебе, серый волк, хотел к зиме красную шубу сшить, но, видно, не придется, — отвечает мужик. — Что ж, ешь!

Подумал-подумал волк: и есть хочется, и шубу к зимним холодам сшить тоже неплохо бы.

— Не буду тебя есть, — говорит волк мужику. — Шей мне красную шубу.

— Шить так шить, — отвечает мужик. — Ложись на землю, сначала сниму с тебя мерку, потом сошыо.

Лег серый волк на землю и вытянул лапы, а мужик взял толстую палку и давай отхаживать волка по голове, по загривку, по спине.

Терпел-терпел волк, не вытерпел и спрашивает:

— Ну как, готово?

— Нет еще, — отвечает мужик. — Это я с тебя только мерку снял, а сейчас начну шить.

Колотил, колотил мужик волка, наконец устал.

— Готова твоя шуба, — сказал он волку и ушел своей дорогой.

Поднялся волк: спина у него болит, каждая косточка ноет.

«Зато зимой не замерзну, — думает волк. — В красной-то шубе никакой мороз не страшен».

А есть волку все равно хочется.

Видит, пасется на горе белый баран.

— Баран, баран, сейчас я тебя растерзаю и съем!

— Ешь, — говорит баран. — Только зачем тебе меня на части рвать — зубы тупить? Лучше открой свою пасть пошире, я сам тебе в пасть прыгну, проглотишь меня целиком.

«И правда, — подумал волк, — зачем понапрасну зубы тупить!»

Разинул волк зубастую пасть, а баран разбежался да как стукнет волка рогами в широкий лоб! Волк так и свалился на землю.

Лежит волк и удивляется: «Целого барана проглотил, а есть пуще прежнего хочется. Лучше бы на части его растерзать, чем целиком глотать».

Поднялся волк и побрел искать удачи в другом месте.

Видит, на зеленом лугу пасется лошадь. Волк к пей:

— Лошадь, я тебя съем.

— Прежде чем меня съесть, надо сначала пересчитать мои тысячи, — говорит лошадь.

— Какие тысячи?

— А те, что у меня сзади.

Зашел волк сзади, видит: хвост, а в хвосте тысячи волосков.

Стал волк считать волоски в лошадином хвосте, а лошадь хвать его копытом в широкий лоб и умчалась к своему табуну.

Очнулся волк — в голове у него словно в пустом котле гудит.

«Это от счета голова кругом идет! — подумал волк. — Никогда теперь не стану считать лошадиные тысячи».

Побрел волк дальше.

Встретил собаку.

— Вот тебя-то, собака, я сейчас растерзаю и съем.

Собака испугалась, поджала хвост и говорит:

— Не ешь меня, дядюшка. У моего хозяина сегодня свадьба. Пойдем-ка лучше на свадьбу — там наешься досыта!

Согласился волк, и побежали они в деревню.

Собака под ворота — и волк за ней, собака в избу — и волк туда же, собака под стол — и волк под стол.

А в избе полно народу. Гремят барабаны, гудят волынки, люди поют, свистят, пляшут — вся изба ходуном ходит.

Какой кусок упадет со стола — все волк и собака поедают.

Волк наелся и говорит собаке:

— А что, племянница, не спеть ли и мне?

— Спой, дядюшка, — отвечает собака. — Сегодня свадьба, сегодня все поют.

— У-у-у! — завыл волк под столом.

Люди услыхали волчий вой, притихли, осмотрели все кругом в сенях, поискали во дворе, а под стол заглянуть не догадались.

Поискали-поискали люди волка и снова веселиться начали.

Собака говорит волку:

— Сейчас Миклаева жена выйдет плясать. Ах, как хорошо она пляшет!

— Может, и мне сплясать? — спрашивает волк.

— Спляши, спляши, дядюшка!

Вышла плясать Миклаева жена, и волк из-под стола вылез.

— Волк! Волк! — закричали все.

Набросились люди на волка, кто с дубьем, кто с кнутом — еле-еле ушел серый со свадьбы.

Лиса и медведь

днажды лиса и медведь нашли на дороге пирог. Пришли они в лесную избушку и поделили пирог: медведю половину пирога и лисе половину.

Лиса свою долю сразу съела, а медведь разок откусил, остальное на стол положил, про запас оставил.

Улеглись звери спать: медведь — широкие штаны — на печи, лиса — хитрая голова — на лавке возле стола. Как только медведь заснул, лиса хвать его пирог — и съела.

Ночью медведь проснулся и думает: «Доем-ка я пирог».

Слез с печи, глядит — на столе пусто.

Понял он, что лиса съела его пирог, рассердился:

— Теперь, лиса, я тебя саму съем!

— Виновата я перед тобой, дяденька, — отвечает лиса. — Ешь, только прежде свари, вареная-то я вкуснее.

— Огня нет, печку разжечь нечем, — говорит медведь.

— А вон, дяденька, огонь, — показывает лиса на луну.

— До этого огня высоко, не достану.

— Высоко-то высоко, а все же с высокой елки можно достать. Полезай, дяденька, на елку, — уговаривает лиса.

Взял медведь сухую лучину, влез на высокую елку.

Протянул медведь сухую лучину к луне — не достать.

— Тянись, тянись, дяденька! — говорит ему лиса снизу. — Совсем немного осталось. Подпрыгни и достанешь.

Послушался медведь лису, подпрыгнул и кубарем с еловой верхушки! Чуть до смерти не убился, а лиса убежала.

Мужик, медведь и лиса

или в одной деревне старик со старухой. Однажды среди зимы кончились у них дрова. Говорит старуха старику:

— Поезжай, Кавырля, в лес за дровами. Запряг старик лошаденку в сани, взял топор, взял пилу и поехал.

Приехал он в лес, повалил елку, распилил на плахи, хотел плахи па поленья колоть.

Вдруг послышался страшный треск, и на поляну вышел из чащи медведь.

— Эй, мужик, я тебя сейчас съем! — зарычал медведь.

Испугался старик, топор из рук выронил, от страха не может с места сдвинуться.

А в это время бежала мимо лиса, между кустами петляла, пушистым хвостом след заметала.

Увидел медведь лису, испугался.

«Опять рыжая какую-нибудь шутку надо мной сыграет, — подумал он. — Уж лучше не попадаться ей на глаза».

Оглянулся медведь вокруг: оежать поздно, спрятаться негде — стоят на поляне только стариковы сани с дровами.

— Эй, старик, я лягу в сани, а ты вяжи меня, будто дрова, — говорит медведь Кавырле. — Не сделаешь, как велю, — худо тебе будет.

— Ложись, — согласился Кавырля.

Улегся медведь в сани. Кавырля принялся вязать его, словно дрова.

Подбежала лиса и говорит:

— Здравствуй, Кавырля. Что ты делаешь?

— Дрова вяжу.

А лиса-то сразу приметила, какие дрова лежат у него в санях.

— Разве это дрова? — говорит она. — Настоящие дрова, прежде чем в сани грузить, топором на поленья раскалывают.

— Скажи, что в санях расколешь, — шепчет медведь. — Бери топор, делай вид, что плахи на поленья колешь. Не то съем тебя.

— Я плахи в санях расколю, — говорит Кавырля.

Взял топор, размахнулся, и тут медведю конец пришел.

Смоляной бычок

ил в одном селе старик — мастер на все руки. Однажды пожаловалась ему старуха:

— Бедно мы живем с тобой, старик! Нет у нас никакой скотины.

— Плохо без скотины, — согласился старик. Велел он старух-е приготовить кудели, а сам пошел в лес.

Принес старик из лесу смолы, старуха начесала кудели, и смастерил старик бычка.

Спина у бычка смоляная, вместо глаз — плошки, ноги — четыре толкушки, а хвост — из кудели.

Смастерил старик бычка и пустил па луг трапу щипать.

Пасется бычок на лугу возле леса и поет:

Я бычок — смоляной бочок, Глаза у меня — плошки, Ноги — толкунки, А хвост — из кудели!

Вышел из лесу медведь и говорит:

— Ах, бычок, хорошую ты поешь песню!

— Садись-ка мне на спину — еще лучше спою, — отвечает смоляной бычок.

Взобрался медведь ему на спину — и прилип!

Смоляной бычок с медведем на спине прибежал домой к старику и старухе:

— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Отпирайте ворота, открывайте двери!

Отпер старик ворота, открыла старуха двери — вбежал смоляной бычок в избу и сбросил медведя в подполье, а старик запер подполье на засов.

На другое утро опять пасется смоляной бычок на лугу возле леса и поет свою песню:

Я бычок — смоляной бочок, Глаза у меня — плошки. Ноги — толкушки, А хвост — из кудели!

Вышел из лесу волк и говорит:

— Ах, бычок, какую хорошую песню ты поешь!

А бычок ему на эго:

— Садись ко мне на спину — еще лучше спою!

Залез волк к нему на спину — и прилип!

Смоляной бычок с волком на спине прямой дорогой побежал домой к старику и старухе:

— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Отпирайте ворота, открывайте двери!

Распахнул старик ворота, открыла старуха двери, вбежал бычок в избу и сбросил волка в подполье к медведю, а старик запер подполье на засов.

На третий день снова пасется смоляной бычок на лугу возле леса и поет:

Я бычок — смоляной бочок, Глаза у меня — плошки, Ноги — толкушки, А хвост — из кудели!

Выбежала из леса рыжая лиса — и к бычку.

— Ах, какую хорошую песенку ты поешь! — говорит лиса.

— Прыгай ко мне на спину, еще лучше спою, — отвечает смоляной бычок.

Вспрыгнула лиса ему на спину и завязла в черной смоле, а бычок со всех ног пустился домой, к старику и старухе.

Подбежал к дому и кричит:

— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Отпирайте ворота, открывайте двери!

Вбежал бычок в избу и сбросил лису в подполье к волку и медведю.

Бычок в хлеву сено жует, а старик в избе большой нож точит.

Медведь из подполья спрашивает:

— Дедушка, что ты делаешь?

— Нож точу, тебя резать хочу!

— Ой, не режь меня! — взмолился медведь. — Я пригоню тебе пару коней.

Выпустил старик медведя.

Медведь сбегал на дальние луга и пригнал старику пару коней, а сам в лес ушел.

Остались в подполье волк и лиса.

Смоляной бычок в хлеву сено жует, а старик в избе большой нож точит.

Волк из подполья спрашивает:

— Дедушка, что ты делаешь?

Старик отвечает:

— Нож точу, тебя резать хочу!

— Дедушка, — взмолился волк, — не режь меня, я тебе корову пригоню!

Отпустил старик волка.

Сбегал волк к стаду, отбил корову и пригнал ее старику.

Поставил старик корову в хлев, выпустил волка за ворота и вернулся в избу.

Сидит старик в избе, нож точит, а лиса из подполья спрашивает:

— Дедушка, что ты делаешь?

— Нож точу, с тебя шкуру снять хочу!

— Ах, дедушка, отпусти меня, — просит лиса. — Я твоей старухе праздничный наряд добуду!

Выпустил старик лису, а лиса побежала прямо на свадьбу в соседнее село.

Увидали ее люди, закричали:

— Глядите-ка, лиса пришла! Лиса пришла! Спляши, лисичка!

А лиса говорит:

— Сплясала бы, да одета я не по-праздничному.

Принесли лисе нарядный зеленый кафтан. Надела лиса кафтан, а плясать не стала.

— Сплясала бы я, да нет у меня серебряного ожерелья и красной шапочки, — отговаривается.

Дали ей серебряное ожерелье, дали красную шапочку. Надела лиса ожерелье и шапочку и пошла плясать.

Пляшет лиса и веселую песенку напевает. Прошла круг, а потом остановилась и говорит:

— Тесно мне в избе! Раскройте дверь — буду во дворе плясать!

Открыли люди дверь, вышла лиса во двор.

Пляшет, пляшет лиса, а сама на раскрытые ворота поглядывает. Улучила удобную минутку и как была — в кафтане, ожерелье и шапочке — юркнула в ворота.

Прибежала лиса к старикову дому, отдала старухе праздничный кафтан, серебряное ожерелье и красную шапочку.

— Носи, старуха, праздничный наряд, — сказала лиса и убежала в лес.

Зажили с тех нор старик и старуха без горя и забот, а смоляного бычка держали в холе и почете.

Откуда у кулика длинный клюв

орона и кулик жили когда-то на одном болоте. У вороны тогда был длинный клюв, а у кулика короткий.

Едва загорится утренняя заря, едва покажется солнце, кулик уже скачет с кочки на кочку, шарит своим коротким клювом в густой траве, копается в мутном болотном иле — ищет еду.

А ворона спит допоздна. Уж и солнце взойдет, и роса высохнет, и земля нагреется, а ворона только просыпается.

— Здравствуй, кулик!

— Здравствуй, ворона!

— Еду ищешь?

— Еду ищу.

— И много нашел?

— Мало.

— Ты поглубже хватай. От тебя все жуки на дно попрятались.

Сунет кулик клюв в воду — да глубоко ли заберешься, когда клюв короток?

А ворона смеется-заливается:

— Ха-ха-ха, эх ты, короткоклювый!.. Смотри, как надо жуков ловить.

Сунет ворона свой длинный клюв в воду — хвать! — и поймала жука.

Завидно голодному кулику: он полдня с кочки на кочку скакал и ничего не поймал, а ворона только успела глаза продрать — и вот уже с обедом.

А ворона кулика поддразнивает:

— Кар-кар, кулик, все ищешь?

— Ищу.

— Ну ищи, ищи. Ты все ищешь, а я уже сыта. Эх ты, не мог обзавестись хорошим клювом.

Обидно кулику слушать вороньи насмешки, и вот однажды решил он украсть у вороны ее длинный клюв.

Наступила ночь. Ворона взлетела на березу, уселась на суку и заснула.

Дует ветер, колышет ветки на березе. Ветки шумят, друг с другом играют.

Спит ворона, ничего не слышит.

А кулик не спит. С дерева на дерево, с ветки на ветку потихоньку подобрался он к спящей вороне, схватил длинный вороний клюв и улетел.

Проснулась ворона, а ее длинного клюва нет. Погналась она за куликом.

Летит кулик по лесу, а ворона за ним, сейчас догонит.

Выбился кулик из сил, камнем упал вниз и спрятался под кустом. Искала-искала его ворона, да так и не нашла.

Но кулику и с длинным клювом не стало легче жить. Раньше он целый день по болоту без страха рыскал, а теперь не столько еду ищет, сколько по сторонам оглядывается, нет ли где поблизости вороны.

Так и живет кулик не на дереве, а под кустом — от вороны прячется.

Лиса, сова и сорока

роснулась ночыо Лиса — ух, как есть хочется! Со вчерашнего дня кусочка мяса во рту не было!

Вылезла она из норы, оглянулась, думает: чем бы ей поживиться? Видит: на ветке дуба Сова сидит — там, в дупле, у нее гнездо, а из дупла клювики торчат, Сова в них еду кладет, совят кормит. Посчитала Лиса — раз, два, три, четыре, пять. Пять клювиков — пять совят. Вот Лисе и пожива!

Подбежала Лиса к дубу, постучала хвостом по стволу и запела сладким голосом:

— Сова, тум, тум! Пятеро совят — пятеро ребят. Дуб срублю — всех изловлю! Лучше одного брось!

Испугалась Сова, думает: «Милости от Лисы не жди. Дуб срубит, всех совят погубит. Лучше уж я одного отдам».

Заплакала и сбросила Лисе совенка. Подхватила его Лиса и потащила к себе в нору. Потом вышла, облизнулась и снова по дубу хвостом стучит:

— Сова, тум, тум! Четверо совят — четверо ребят. Вот залезу па дуб, всех совят найду! Лучше сбрось одного!

Горше прежнего заплакала Сова и со страху сбросила Лисе второго совенка. А та унесла его к себе в нору.

Тут заря занялась, птицы запели в лесу. Проснулась Сорока-Бслобока, вылетела из гнезда и затрещала на весь лес:

— Что-что-что па свете слыхать, что видать? Кто-кто-кто женился, кто родился, кто летать научился? — она всегда первая узнавала все новости и разносила их по лесу.

Увидела Сорока-Белобока Сову всю в слезах, подлетела к ней и еще быстрее затрещала:

— Ты что? Ты что? Ты что плачешь, подружка? Что случилось, что стряслось?

Рассказала ей Сова про свою беду, а Сорока-Белобока ей в ответ:

— Что ж ты? Что ж ты? Что ж ты? Сказала бы Лисе: «Дуб срубить — топора у тебя пет, на дуб залезть — лестницы нет». И ушла бы Лиса ни с чем!

Улетела Сорока-Белобока другие новости узнавать, а Лиса дождалась ночи, подошла к дубу и стучит хвостом:

— Сова, тум, тум! Трое совят — трое ребят. Дуб срублю — всех погублю, залезу на дуб — всех найду! Сбрось лучше одного!

А Сова ей в ответ:

— Иди прочь, Лиса! Дуб срубить — топора у тебя нет, на дуб залезть — лестницы нет!

— Кто это тебе сказал? — спрашивает Лиса.

— Сорока-Белобока сказала. Она все знает.

«Ах, вот оно что! — подумала Лиса. — Ну, ладно, поймаю я эту Сороку-Белобоку!»

Пошла Лиса на пригорок, легла на травку, лапки разметала, голову на плечо уронила, хвост в сторону отмахнула, не глядит, не дышит, не шевелится — мертвой прикинулась.

Занялась заря. Прилетела Сорока-Белобока, затрещала:

— Ты что, ты что, ты что, Лиса, совсем померла?

Лиса молчит, недвижима лежит — совсем мертвая.

— Вот что! Вот что! Вот что! Тогда я шерстки твоей нащипаю, в гнездо положу! Сорочатам моим спать будет мягче!

Только села Сорока-Белобока на Лису и стала щипать лисью шерстку, как Лиса — ам! — и схватила Сороку за белый бок.

— Попалась! — говорит. — Ты зачем Сову уму-разуму научила? Теперь я тебя съем!

— Что ты? Что ты? Что ты? — затрещала Сорока-Белобока. — Разве сороку с белого боку едят. Перьями подавишься! Ты за хвост ухвати да изо есть силы тряхни, тогда и съешь меня в свое удовольствие.

Схватила Лиса Сороку-Белобоку за хвост да как тряхнет! Только перья у нее в зубах остались! А Сорока-Белобока вырвалась и улетела.

Села на ветку и затрещала:

— А что? А что? А что? Плохо ли? Подругу выручила, недруга проучила!

Говорят, до сих пор жива та Сорока-Белобока, по лесу летает, новости узнает, кого выручит, а кого и проучит.

Лиса и перепелка

огда-то давным-давно Лиса и Перепелка были хорошими друзьями.

Как-то пожаловалась Лиса пернатой подружке:

— Выручай, Перепелочка. Три дня росинки в рот не брала. Может, найдешь, что поесть?

— Хорошо, — отвечает Перепелка. — Я тебе помогу, кумушка моя.

В это время на базар шла богатая торговка.

Лиса спряталась в кустах, а Перепелка выскочила на дорогу перед торговкой, крикнула: «Пульдрик!» — и побежала вперед.

Торговка задумала поймать Перепелку и продать на базаре. Поставила она корзину и побежала за Перепелкой.

А Лиса выскочила из кустов, схватила корзину и была такова.

Перепелка заманила торговку в лес, крикнула еще раз: «Пульдрик!» — и улетела к Лисе.

Открыли они корзину. Чего только там не было! Масло, яички, жареный гусь. Наелись они, напились, и говорит Лиса Перепелке;

— Никогда за свою жизнь не ела столько вкусного! Большое спасибо тебе, подруженька! А теперь рассмеши меня. Может, забаву какую придумаешь?

Пришли они к реке. А па берегу в это время купцы отдыхали.

Перепелка подлетела к ним, села одному купцу на голову и крикнула: «Пульдрик!»

Другой купец захотел убить ее, замахнулся, но Перепелка в это время вспорхнула, и купец вместо Перепелки стукнул по голове соседа, да так, что тот скатился в воду.

А Перепелка села на голову другого купца и снова крикнула: «Пульдрик!»

Третий купец размахнулся и тоже сгоряча не попал по Перепелке, а только оглушил другого купца. И тот покатился с берега…

Так передрались купцы и угодили в реку.

А Лиса, наблюдая эту сцену, покатывалась от хохота.

Перепелка подлетела к Лисе, а та от смеха не может слово сказать. Долго хохотала Лиса, схватившись за живот. Наконец утихла и снова просит Перепелку:

— Ой, насмешила, подруженька, насмешила! Спасибо… Теперь придумай, как бы напугать меня, да так, чтобы скучно не было.

Видит Перепелка, что нет конца просьбам Лисы, и решила проучить ее.

Подумала она, подумала и сказала:

— Хорошо. Я выполню твою просьбу. Иди ты, кума, на опушку, на зеленую лужайку. Там увидишь стадо. Вот и жди меня там.

Прибежала Лиса на опушку и катается по травке.

Вскоре к Лисе подлетела Перепелка и крикнула; «Пульдрик!» На крик сбежались собаки, стерегущие стадо. Перепелке что, спряталась она в траву, а Лиса еле вырвалась и добежала до своей норы. Сидит и дрожит от страха.

Вскоре подлетела к норе Лисы Перепелка и спрашивает:

— Кумушка Лиса, выходи! Собаки давно уже убежали! Да что ты притихла? Жива ли?

Лиса выползла из норы, дрожит вся.

— Я-то жива, но душа у меня в пятках от страха. Спасибо тебе, подруженька! Есть хотела — накормила. Посмеяться хотела — нахохоталась. Испугаться хотела — напустила ты на меня такого страху, что чуть жива осталась.

Лиса уселась штопать свой ободранный хвост, а Перепелка улетела.

Говорят, что потому и перестали дружить Лиса и Перепелка.

Гусыня и Лиса

вила Гусыня гнездышко у реки и захотела вывести маленьких гусяток. Но, как известно, доброе дело всегда зло поджидает… Снесет Гусыня яичко, выйдет погулять-прогуляться, поплавать да мягкой травкой полакомиться, а яичко-то кто-то и сворует.

Раз своровали, два своровали… И задумалась бедная Гусыня: как дальше быть? Думала-думала и решила пойти к кузнецу. Пришла она к кузнецу и попросила поставить ей домик у реки.

Кузнец был человеком добрым. Сбил-сколотил он крепкий железный домик с резными окошками и сам поставил его на высоком речном берегу. Переселилась Гусыня на свое новое местожительство, вывела гусяток и живет-поживает, горя не знает. То на речке поплавает она со своими гусятками, то на ближайшее озерко сводит их. Чуть почует беду Гусыня — сразу нырнут все в домик, запрутся на засов и сидят себе преспокойиеиько, как за каменной стеной.

Однажды под осень они услышали тихий стук в дверь.

Выглянула Гусыня в окошко — на крыльце стоит нежданная гостья, рыжая Лиса.

— Пусти меня, кумушка, в дом обогреться, видишь, как небо тучами затянуло… — просит Лиса.

— Кумой я твоей пока не была, тебя не знаю — как пущу в дом незнакомую? Слышала я о том, что ты воруешь цыпляток и что до гусятинки ты тоже охоча. Нет, не пущу я тебя в дом, Лиса Патрикеевна.

— Ну тогда я возьму да и столкну твой домик в реку, — рассердилась Лиса.

Но как ни пыталась рыжая сдвинуть домик с места — не смогла.

Но давно известно, что Лиса никогда не откажется от легкой поживы. Не силой, так ловкостью, не ловкостью, так хитростью возьмет.

На следующее утро она снова появилась под окнами.

— Дома ли ты, хозяюшка? — спрашивает Лиса, постучав в дверь.

— Нет дома мамы. Она на базар ушла, — отвечают простодушные гусятки. Обрадовалась Лиса: «Вот подстерегу ее на дороге и съем. А потом и детки ее от меня никуда не денутся».

А Гусыня в это время возвращалась с базара, несла серебряный котел. Увидела она Лису и быстро под котел спряталась. Лиса раньше никогда такого котла не видела и решила, что это луна свалилась с неба.

— О луна! Помоги мне найти Гусыню, — попросила Лиса. — Я хочу съесть ее.

Котел, конечно, не отозвался, и Лиса поспешила на базар.

А Гусыня вылезла из-под котла, побежала поскорее домой и заперлась на все засовы.

Лиса искала, искала Гусыню на базаре, да и вернулась ни с чем. Подбежала к железному домику, постучала и спрашивает:

— Соседушка моя, вернулась ли ты с базара?

— Вернутъся-тр я вернулась, — отвечает Гусыня, — но когда же это я соседкой твоей стала?

— Ну как же, да я во-он там живу, у Глинистого озера.

— Нет, не ври. Там живет моя подружка Уточка, а она ни разу мне про тебя не рассказывала. Нет, не соседка ты наша, и в дом я тебя не пущу.

На следующий день Лиса снова явилась.

— О добрая-предобрая вещунья, белая Гусыня… — ласковым голосом затянула Лиса.

— А мамы дома нет, она ушла на базар, — опять проболтались доверчивые гусятки.

«Ну уж сегодня я непременно Гусыню съем», — обрадовалась Лиса и побежала на базар.

А Гусыня ее сразу приметила, спряталась за тыквами.

Бродила-бродила Лиса по базару, как ни принюхивалась — все тыквами да капустой пахнет. Так ни с чем и вернулась.

На следующий день выглянула Гусыня в окно и видит: смиренно сидит под окном Лиса, а рядом с ней лежит курица.

— Это я для тебя, кумушка Гусыня, принесла. Забудем про наши ссоры. Устроим пир, будем друзьями.

— Хорошо, — говорит Гусыня. — Ты оставь курицу. Я сварю ее и приготовлю хороший стол.

Рано утром отправилась Лиса к Гусыне. Резво бежит, радуется: «Ну теперь глупая Гусыня никуда не уйдет. Съем ее вместе с гусятками».

Подбежала Лиса к знакомому домику, постучалась и спрашивает:

— Подружка Гусыня, дома ли ты?

— Дома, дома, — отозвалась Гусыня.

— Сварила ли курицу?

— Сварила, сварила.

— Пусти меня…

— Полезай в окно! — говорит Гусыня.

Видит Лиса, что высоко и окно узкое, да жадность се одолела, и решила она но что бы то ни стало добраться до Гусыни.

А хозяйка из окна голос подает:

— Я тебе веревку спущу. Сделай петельку, накинь на шею. Мы с гусятками потащим тебя через окно и наш домик…

Лиса накинула петлю на шею и встала на задние лапы.

— Тяните! — нетерпеливо закричала она и жадно проглотила слюну…

Задохнулась Лиса в петле. И поделом. Так ей и надо!

Любознательный заяц

ил в нашем марийском лесу Зайчишка, очень-очень любознательный, но трусишка: всего-превсего боялся. Увидит Лису — и припустит от нее во все лопатки, а если уж Волк завоет, то душа у косого, замирает, а Мишка-медведь зашастает по лесу — она, душа его, совсем в пятки уходит.

Особенно боялся косой грозы с громами да молниями и Деда Мороза с большой бородой и суковатой палкой. Но вот подрос Зайчишка и захотелось ему, наконец, узнать, кто же самый-самый сильный, кого больше всех бояться следует. Поскакал он вдоль быстрой речки, встретил около поля соломинку и спросил у нее:

— Соломинка, соломинка, ты сильная?

— Сильная, а тебе что, косой, надобно?

— Прыгни в воду, а я перейду по тебе на другой берег.

Прыгнула легкая соломинка в реку, подхватило ее течение и унесло.

Огорчился Заяц, да делать нечего. Поскакал он дальше. Увидел головешку в костре. Черная, дымит…

— Эй! — крикнул он и громко чихнул от дыма. — Сила у тебя какая?

— Ты не думай, что я обуглилась. Внутри у меня огня много. Могу весь этот лес спалить, речку в пар превратить.

— Да-а, — восхищенно протянул Заяц и снова чихнул. Обрадовался косой, что наконец перейдет на ту сторону реки, и просит головешку:

— Прыгни в воду и испари ее…

Хвастливая головешка не долго думая прыгнула в речку, зашипела и потухла.

Вдруг Заяц услышал с берега громкий хохот.

«Охотники», — успел подумать он и мигом хотел пуститься наутек, да не тут-то было — окаменел Зайчишка со страху.

А на берегу стоит и хохочет-заливается волынка.

Увидел ее косой, хочет слово молвить, да язык не слушается. Наконец, кое-как, робко, заикаясь, спросил:

— К-к-кто т-ты т-такая? П-почему см-меешься?

— Я волынка. Когда хочу, тогда и хохочу.

— Ты сильная?

— Конечно, а ты, Заяц, и не знал? Ха-ха-ха-ха… Я могу всех плясать заставить, Плакать, смеяться…. — И опять зашлась хохотом, да так сильно, что скоро лопнула.

Наступила зима. Опять прискакал Заяц к реке. Видит, что заковал ее лед в блестящую броню. «Вот, — думает Заяц, — кто самый сильный». Прыгнул он на лед, спрашивает:

— Лед, лед, ты, на вернее, самый сильный?

— Да-а! — самодовольно загудел лед да крякнул так, что косого чуть родимчик нс схватил.

Выскочил Заяц на берег, а в это время выглянуло ясное солнце, распустило свои золотые лучи, растопило лед, охорашивается…

— Ну, теперь видишь, косой, кто самый сильный?..

Но что это? Вдруг солнце испуганно вобрало свои лучи и спряталось за облако.

А случилось это потому…

На реке женщина стирала белье, жарко ей стало, и погрозила она солнцу вальком.

Увидел эго Заяц и тоже припустил со всех ног… Отдышался в лесу, смекнул, что, видно, человек и есть самый сильный, раз его даже всесильное жаркое солнце боится.

Осмелел он (любопытство верх взяло), прискакал к избе этой женщины и крикнул:

— Тетушка, тетушка, ты ведь самая сильная на свете, да?

А той и ответить-то некогда: команмелна печет да еще дитя в люльке качает. Известное дело, хозяйка никогда сложа руки не сидит.

— Ах ты, куцехвостый бездельник! Не приставай с глупыми вопросами, не мешай работать. Вот тебе блин, скачи себе в лес.

Но Заяц не унимается, опять и опять спрашивает.

Рассердилась женщина, погнала косого от избы, да вот какая незадача случилась — ударила нечаянно его сковородником по губе.

С тех пор Зайчишка с рассеченной-то губой и бегает,

Как на свете медведи появились

сем известно, что телосложением медведи с людьми схожи, а отчего это так — вряд ли кто знает. Вот и послушайте, что в свое время старые люди об этом говаривали.

Шли однажды по дороге две женщины и мужчина. Шли, шли, притомились и присели у большого моста отдохнуть, перекусить и водицы испить. Одна легкомысленная женщина и говорит спутникам:

— Гляньте, какая глухомань кругом. В этом лесу можно здорово кого-нибудь напугать.

— А что ж, — поддерживает ее вторая. — Это было бы забавно. То-то побегут, то-то завопят!..

— Ага, — продолжает первая. — Все товары побросают. А мы их возьмем.

— Разбогатеем. Как сыр в масле будем кататься!

— Да что вы, бабы, — говорит мужчина. — Разве можно людей пугать?! А грабить — смертный грех!

Но не слушают его женщины. Смеются, скачут, радуясь выдумке, кричат, представляя, как людей пугать будут. Шубы наизнанку вывернули и мехом вверх надели, волосы свои длинные распустили и закрутили впереди узлом — вроде как это морда у зверя, сучки еловые в рукава вдели — как будто это когти громадные.

Хотел мужик образумить их, да куда там — не было еще в жизни такого случая, чтоб один мужчина переубедить двух женщин сумел. Они и его страшилищем нарядили.

Вот слышат: колокольчики звенят — купец едет. Засели под мостом. Поравнялся купец с засадой — ряженые выскочили, зарычали страшными голосами. Шарахнулись лошади, опрокинули воз, оборвали постромки и ускакали. Купец — за ними бежать. А все его товары шутникам достались. Спрятали они их под мост и снова ждут.

Вот едет ной на ярмарку. В руках кошель с деньгами — пересчитывает еще раз денежки-то. Выскочили ряженые, бросил поп от страха свой кошель и ну лошадей погонять — еще рад остался, что так дешево отделался.

Шел той дорогой древний старик. А был ои из тех старцев, что в те давние времена но дорогам ходили да людей уму-разуму учили — кудесник одним елевом. Вот подошел он к мосту, сбросил свою нищенскую суму, положил посох — решил отдохнуть и водицы испить. Тут и выскочили ряженые, зарычали страшными голосами.

Только не испугался старик. В своих скитаниях по белу свету он многое видел, а уж злых-то людей за любой личиной мог различить.

— Что ж это вы путников пугаете? — спрашивает старик.

А тс не отвечают, только еще пуще рычат.

— Ну, коль так, то вашим делам и наряд впору — носите его всю жизнь! — сказал старец и пошел своей дорогой.

И превратились ряженые в зверей. Вот так на свете медведи появились, только об этом редко кто знает. А уж медведи и вовсе сторонятся людей — стыдно им за те прошлые проделки.

Собака и дятел

или в одной деревеньке старик со старухой. И была у них собака. Днем на солнышке грелась, ночыо дом сторожила.

Вот состарилась собака, старуха и говорит старику:

— Старик, а старик, зачем нам такая собака? Не рычит, не лает, а все лежит на завалинке и дремлет. Сведи ее в лес.

Послушался старик и свел собаку в лес.

Бредет собака по лесу, жалобно воет, на судьбу свою жалуется. А навстречу дятел:

— Что ты так жалобно воешь?

— Горе пришло — вот и вою. Была я молода — стариков и старухин дом сторожила, за это свой хлеб получала, а сейчас состарилась. Прогнали меня хозяева. Как дальше жить — не знаю.

— Не печалься. Пойдем со мной, как-нибудь проживем вдвоем. Ты будешь птенцов моих охранять, а я еду добывать.

И стали они жить вместе. Собака дупло сторожит, а дятел по лесам да полям летает, провиант добывает. Да только тоскливо собаке в лесу, домой хочется. И говорит она дятлу:

— Дятел, дятел, выросли твои птенчики. Некого мне охранять. Как же мне теперь дальше жить?

— Не тужи, — отвечает дятел. — Что-нибудь придумаем. — Полетел дятел в деревню, сел на дом старика и старухи и ну стучать:

Тук-тук! Клювом постучу — Дом по бревнышкам раскачу, Старика со старухой заклюю!

Испугались старик со старухой, залезли на печку и тулупом укрылись. А дятел не унимается:

Тук-тук! Завтра прилечу— Дом по щепочкам размечу, Старика со старухой заклюю!

Улетел дятел, а старуха и говорит старику:

— Беги, старик, скорее в лес, разыщи нашу собаку и домой приведи. Не то завтра прилетит дятел и заклюет нас.

С тех пор собака у стариков хорошо жила: вкусно ела и сладко пила.

Как топор в лес ходил

днажды пошел Топор в лес. Топорищем поигрывает, обухом постукивает, лезвием поблескивает. Разыгрался Топор: с кочки на кочку прыгнет — сосенку затешет, в ложбинку сбежит — осину подрубит, на пригорок поднимется — ель свалит. Да еще и бахвалится:

— Я ваш хозяин. Захочу — погублю, захочу — помилую!

Росла в лесу маленькая стройная березка, такая красивая, что все окрестные деревья только ею и любовались. Увидел ее Топор, засмеялся:

— Ха-ха-ха! Что дрожишь, тонконогая? Вот стукну раз — и душа вон!

Испугалась березка, взмолилась:

— Не бей меня, Топор. Не губи. Я еще только жить начинаю. Обещал на мне жениться молодой весенний дождик…

— Лор-лор-лор! — грубо загоготал Топор. — Не бывать этому! — и одним махом срубил березку.

Качнулась березка, побежали по стволу слезы, как серебряные капельки, и упала она на землю.

Зароптали деревья, зашумели, закачали вершинами, стали жаловаться на Топор Калиновому Мосточку. Рассердился Калиновый Мосточек и говорит Топору:

— Почему ты деревья без нужды рубишь? Зачем красавицу-березку сгубил?

А Топор и слушать его не хочет. — Ты еще меня учишь, скрипучая развалина?! — говорит. — Вот я тебя! — и принялся рубить настил.

Прорубил дыру, упал в воду и утонул.

Поделом грубияну!

Гусь и утка

от построил Гусь дом и надумал жениться. Вышел на птичий двор и закричал:

— И-га-гата! И-га-га! Встречай, невеста, жениха!

Глядь, бежит к нему Утка. Коротконогая, широконосая, с ноги на ногу переваливается.

«Ну что же, — думает Гусь. — Хоть неказиста невеста с виду, да, верно, хозяйка хорошая». И взял ее в дом. Наступил вечер. Подошла Утка к Гусю и крякает:

— Ларт! Ларт! Стель! Стель! Лечь! Лечь!

— Га-га-га! — закричал Гусь. — Что это ты говоришь? Тебе стелить постель? Ах ты, лентяйка! Сама не можешь постелить?!

Вытянул Гусь свою длинную шею и ну клевать, и ну щипать Утку.

Испугалась Утка, побежала из дому, крича:

— Ларт! Сама гнездо совыо! Ларт! Сама постелю. С тех пор утки перестали крякать: «Стель, стель». ми гнезда выот, сами постель пухом устилают.

Синица

иница, синица, куда летишь?

— Коноплю клевать.

— Не клюй коноплю, хозяин поймает.

— Я на ель взлечу.

— Синица, синица, что на ели делать будешь?

— Шишки клевать.

— Не клюй шишки, подавишься.

— Я шелуху вниз плевать буду.

— Не плюй шелуху на землю, пойдешь и наколешься.

— Я по жердочке ходить буду.

— Синица, синица, не ходи по жердочке — лапку занозишь.

— Я к кузнечику полечу, он занозу вынет.

Зимовье в лесу

 одного хозяина был Красный Петух. Такой проныра! Чуть дверь приоткроешь — так сразу в избу норовит. Вот и сказал однажды хозяин в сердцах:

— Погоди, проказник. Придут гости — в лапшу угодишь!

Испугался Красный Петух. Решил бежать со двора. Да одному-то страшновато. Забежал в хлев и говорит:

— Эй, Черный Бык, Круторогий Баран, Жирная Свинья, Белый Гусь, послушайте, какую я новость узнал, когда в хозяйский дом забежал! Скоро будет праздник, понаедут к нам гости. Вот и решили хозяин с хозяйкой вас заколоть, чтоб мясную лапшу сварить и гостей ею потчевать.

Затужили Бык, Баран, Свинья и Гусь, а Красный Петух утешает:

— Не печальтесь, что попусту горевать. Лучше идемте в лес жить! Ля — петух компанейский, с вами заодно пойду!

Так и сделали животные — убежали в лес. Черный Бык с Круторогим Бараном на лесных полянках пасутся, Жирная Свинья землю роет, коренья да желуди ест, Белый Гусь в лесном озере плавает, а Красный Петух орешки щелкает.

По вот пролетело красное лето. Собрались Черный Бык, Круторогий Баран, Жирная Свинья, Белый Гусь и Красный Петух на полянку, стали совещаться, как зиму зимовать.

Черный Бык говорит:

— Надо теплое зимовье строить. Без него мы замерзнем.

Круторогий Баран говорит:

— Ну так строй! Мне изба не нужна, у меня шуба теплая.

Жирная Свинья говорит:

— И мне изба не нужна. Я зароюсь в землю, там и перезимую.

Белый Гусь говорит:

— Зачем мне избушка? Сяду на еловую лапку, одно крыло подстелю, другим укроюсь…

Красный Петух говорит:

— Я — петух компанейский. Никому избушка не нужна — так и мне тоже. II у меня есть два крыла…

— Вы как хотите, — сказал Черный Бык, — а я построю зимовье.

Принялся он сруб рубить, мох сушить, дрова заготавливать. К холодам поставил избушку и стал жить в тепле.

Пришла холодная зима. Выпал глубокий снег. В снегу мокнет Баранья шуба, на ветру леденеет. Нс выдержал Круторогий Баран, стучится в зимовье:

— Эй, Черный Бык, пусти зимовать. Замерз я.

— Не пущу, — отвечает Черный Бык. — У тебя шуба теплая, перезимуешь на воле.

— Если добром не пустишь, то разбегусь и бодну твою избушку — раскатится она по бревнышкам. А если пустишь, буду тебе во всем помогать.

Пустил Черный Бык Круторогого Барана в избушку.

А тут и Жирная Свинья стучится:

— Эй, Черный Бык! Пусти зимовать.

— Не пущу. Ты можешь в землю зарыться и там зиму скоротать.

— Если добром не пустишь, то разрою завалинку и избушку твою свалю. А если пустишь, буду тебе во всем помогать.

Пустил Черный Бык и Жирную Свинью.

Под вечер прилетел к избушке Белый Гусь, стучится:

— Эй, Черный Бык! Пусти зимовать.

— Не пущу. У тебя есть два крыла: одно постелишь, другим накроешься — вот и перезимуешь.

— Если добром не пустишь, то весь мох из-под бревен выщиплю, выстужу избушку. А если пустишь, буду тебе во всем помогать.

Пустил Черный Бык в избушку и Белого Гуся.

Ночью стучится в дом Красный Петух:

— Эй, Черный Бык! Пусти зимовать.

— Не пущу. Пас четверо, тесно будет. У тебя есть два крыла — укрывайся ими. Или замерз?

— Нет, нс замерз. Но я — петух компанейский. Куда все — туда и я. Если добром не пустишь — крышу разберу, с чердака землю разгребу — выстужу избу. А если пустишь, буду тебе во всем помогать.

Пустил Черный Бык и Красного Петуха в избушку.

Живут впятером, горя не знают. Ждут весеннего тепла.

Узнали про то зимовье Волк и Медведь. Решили разорить его, а Быка, Барана, Свинью, Гуся и Петуха съесть. Пришли к избушке, Медведь и говорит:

— Ты, Волк, врывайся первым, а я за тобой.

— Нет, лучше ты, Медведь, иди первым, ты сильнее меня.

— Ладно, только ты помогай мне.

Услышал их разговор Красный Петух и закричал:

— Воры идут! Воры идут!

Встали Бык, Баран, Свинья и Гусь за дверь, приготовились незваных гостей встречать.

Только ворвался Медведь в избушку, как Черный Бык подхватил его на рога и прижал к стенке. Круторогий Баран разбежался и хлоп своим крепким лбом Медведю в брюхо. Упал Медведь, а тут Жирная Свинья своими острыми клыками всю шкуру ему распорола в клочки. Белый Гусь в глаза клюет. А Красный Петух сидит на шестке и командует:

— Вяжи вора! Вяжи вора!

Еле вырвался Медведь и убежал вместе с Волком в лес. Сели они отдышаться, Медведь и говорит:

— Ох-хо-хо… Ну и натерпелся я страху. Насилу ноги унес. Один прижал меня ухватом к стенке, другой в живот колотушкой бьет, третий ножом режет, четвертый долотом в глаза норовит. А самый страшный сидит на шестке и командует: «Вяжи вора! Вяжи вора!» Хорошо, что успел убежать. А то б конец мне пришел…

И ушли Волк с Медведем подальше от этого страшного места.

Откуда у зайца белая шубка

 вы знаете, что раньше у Зайца не было теплой белой шубки. Зимой и летом бегал он в одном и том же сереньком зипуне.

Однажды зимой забрался он под старую ель. Попрыгивает, поскакивает, ланками но бокам похлопывает: очень уж холодно в ту пору было.

«Эх, — думает, — несчастная моя жизнь. Каждую зиму замерзаешь. Да еще и трясешься от страха: как бы волк не задрал, как бы филин не поймал, как бы лисица не задавила. Вот был бы я человеком — сидел бы в теплом избе, ел пироги с капустой да с морковью, на улицу выходил бы в шубе, в лаптях да теплых онучах…»

Размечтался Заяц и не заметил, как Волк к нему подкрался. Еле выскользнул косой из его зубастой пасти. Заверещал, заплакал — точь-в-точь как маленький ребенок. А Волк по пятам бежит, ни на шаг не отстает, вот-вот догонит…

Той порою в лес пришли старик со старухой, чтобы хворосту нарубить. Слышат, будто ребенок где-то плачет. А были они бездетные, тихо — и пусто было в их доме — ни сынка нет, ни дочки. Вот и говорит старуха:

— Слышишь, старик? Будто ребенок плачет. Пойдем подберем — вот радость-то на старости лет нам выпала!

И пошли они в ту сторону, где Заяц кричал. Л тот летит не разбирая дороги, так прямо на стариков и выбежал. Взял его старик за уши и сунул за пазуху. А Волк увидел людей — и в чащобу скорей.

Принесли старики Зайца домой — не нарадуются, не знают, как и угодить ему. Старуха пироги с капусткой и морковью печет, старик колыбельку лыковую плетет. Посадили Зайца па лавочку, пирогами угощают, горячими блинами с молочком да с маслицем.

Напоили, накормили, в колыбельку спать уложили. Старик Зайцу белые валенки катает, старуха белую шерсть прядет, варежки да тулупник вяжет.

Стал Заяц у стариков в дому жить, белые валенки, варежки и тулупчик носить, пироги есть. Да вот беда — жарко, душно в избе, дымом пахнет, да и пироги уж приелись. Не понравилось Зайцу человеческое житье. Стал он в лес проситься. А старики не отпускают. Уговаривают остаться.

Вот положила его старуха вечерком в колыбельку и песенку запела, а Заяц ей подпевает:

— Куда ты, мой зайчик, собрался бежать?

— В осинник, чтоб горькой коры поглодать.

— Где ты, мой мальчик, так лапки побил?

— Об наст свои косточки я раздробил.

— Где же ты хвостик свои потерял?

— Мои хвостик охотничий пес оторвал.

— Ушки запачкал ты чем, не пойму?

— Сажей запачкал их в вашем дому…

Тут увидел Заяц, что дверь в избу не плотно прикрыта, выпрыгнул из колыбельки и в лес убежал: в белом тулупчике, белых варежках, белых валенках — самокатках. В них и ходит с тех пор зимой. А летом свой наряд под кустик прячет.

Вам эта сказка, а мне — кадка масла!

Содержание

Чоткар патыр. Обработка Г. Корогенкова и В. Волжском.

Кокша — богатырь. Обработка А. Смоликова……

Волшебный меч. Обработка А. Смоликова……

Гусли-самосуды. Обработка А. Смоликова……

Менчык-патыр. Обработка А. Смоликова……

Ивук. Обработка В. Муравьева………

Конь с серебряной гривой. Обработка А. Смоликова.

Два брата. Обработка В. Муравьева…….

Иван — охотник. Обработка А. Спиридонова…..

Маршан и Золотой Дьявол. Обработка. А. Смоликова.

Нянькин сын. Обработка А. Спиридонова…..

Как мышка и воробей поссорились. Обработка А. Спиридонова Как Никита царя побил. Обработка А. Спиридонова Старуха родила змея. Обработка А. Спиридонова.

Бабин Сын. Обработка А. Спиридонова……

Алым-патыр. Обработка А. Спиридонова……

Сереброзубая Пампалче. Обработка В. Муравьева.

Колдун карт. Обработка А. Смоликова…….

Белая Лебедушка. Обработка Л. Смоликова…..

Слепая любовь. Обработка А. Спиридонова…..

Сорок один жеребенок. Обработка В. Муравьева….

Сарманай Обработка Л. Смоликова…….

Ненчык патыр. Обработка В. Муравьева……

Огонь и человек. Обработка В. Муравьева……

Солдат и Азырен. Обработка Л. Смоликова…..

Солдат — лекарь. Обработка В. Муравьева……

Царская шапка с тремя крестами. Обработка Л. Спиридонова.

Солдатская сказка. Обработка Л. Спиридонова.

Иван-царевич и Безручка. Обработка Л. Спиридонова.

Тоймет и поп. Обработка Л. Смоликова.

Как пои журавлем ловил. Обработка Л. Спиридонова.

Как мужик отдавал бычка учиться грамоте. Обработка В. Муравьева………….

Медведь — барской породы. Обработка В. Муравьева.

Как старухино желание исполнилось. Обработка Л. Спиридонова…………

Кокшавуй Обработка Л. Спиридонова……

Лепешки на молоке матери. Обработка А. Спиридонова.

Поп, слесарь и вор. Обработка В. Акцорина.

Ученый медведь. Обработка В. Муравьева……

Лешин и мужик. Обработка 10. Байгузина…..

Волынщик на свадьбе. Обработка Л. Спиридонова.

Богатырь Иван Зверев. Обработка А. Спиридонов.

Глупый сын. Обработка А. Спиридонова…..

Мудрая невеста. Обработка А. Смоликова….

Отцовы наказы. Обработка А. Спиридонова….

Как муж жену испытывал. Обработка А Спиридонова.

Как одну девушку за трех женихов отдавали. Обработка А. Спиридонова…….

Не спрашивай того, о чем нельзя спрашивать. Обработка A. Спиридонова…………

Как девушка мужа себе выбирала. Обработка А. Спиридонова.

Как я пчел караулил. Обработка В. Муравьева.

Сорок одна небылица. Обработка В. Муравьева.

Как лиса женила марийца на царской дочери. Обработка B. Муравьева………….

Заячий домик. Обработка В. Муравьева…..

Волк на свадьбе. Обработка В. Муравьева…..

Лиса и медведь. Обработка В. Муравьева…..

Мужик, медведь и лиса. Обработка В. Муравьева.

Смоляной бычой. Обработка В. Муравьева….

Откуда у кулика длинный клюв. Обработка В. Муравьева.

Лиса, Сова и Сорока. Обработка. В. Муравьева.

Лиса и Перепелка. Обработка А. Смоликова….

Гусыня и Лиса. Обработка А. Смоликова…..

Любознательный Заяц. Обработка А, Смоликова.

Как на свете медведи появились. Обработка А. Спиридонова.

Собака и дятел. Обработка А. Спиридонова….

Как Топор в лес ходил. Обработка А. Спиридонова.

Гусь и Утка. Обработка А. Спиридонова…..

Синица. Обработка. А. Спиридонова……

Зимовье в лесу. Обработка Л. Спиридонова….

Откуда у Зайца белая шубка. Обработка Л. Спиридонова.

Тираж 100000.

Цена 60 к.

Марийское книжное издательство.

1

Илем — хутор.

(обратно)

2

Руэм — вырубка, место, где корчуют лес под посевы.

(обратно)

3

Лужавуй — главный сборщик податей, ясака.

(обратно)

4

Солык — полотенце с вышитыми концами (повязывают голову победителю в состязаниях во время праздника, а также невеста повязывает жениху на свадьбе).

(обратно)

5

Кудо — летняя кухня.

(обратно)

6

Туара — творожник.

(обратно)

7

Команмелна — слоеные блины.

(обратно)

8

Юмо — бог.

(обратно)

9

Кинде пайрем — праздник хлеба, праздник урожая.

(обратно)

10

Керде — сабля.

(обратно)

11

Кюсото — священная роща.

(обратно)

12

Вувер-кува — ведьма.

(обратно)

13

Пайдан — деревянное ведро.

(обратно)

14

К а р т — жрец.

(обратно)

15

Онгай — здесь: удобный, уютный.

(обратно)

16

Сюрем — старинный праздник.

(обратно)

17

Авырен — смерть.

(обратно)

18

Керемет — злой дух, нечистая сила.

(обратно)

Оглавление

Марийские народные сказки

Слово из глубины веков

Чоткар-патыр

Кокша-богатырь

Волшебный меч

Гусли-самогуды

Ненчык-патыр

Ивук

Конь с серебряной гривой

Два брата

Иван-охотник

Маршан и Золотой дьявол

Нянькин сын

Как мышка и воробей поссорились

Как Никита царя побил

Старуха родила змея

Бабин сын

Алам-патыр

Сереброзубая Памплче

Колдун Карт

Белая лебёдушка

Слепая любовь

Сорок один жеребёнок

Сарманай

Ненчык-патыр

Огонь и человек

Солдат и Азырен

Солдат — лекарь

Царская шапка с тремя крестами

Солдатская сказка

Иван-царевич и Безручка

Тоймет и поп

Как поп журавлей ловил

Как мужик отдавал бычка учиться грамоте

Медведь — барской породы

Как старухино желание исполнилось

Кошкавуй

Лепёшки на молоке матери

Поп, слесарь и вор

Ученый медведь

Леший и мужик

Волынщик на свадьбе

Богатырь Иван Зверев

Глупый сын

Мудрая невеста

Отцовы наказы

Как муж жену учил

Как одну девушку за трёх женихов отдавали

Не спрашивай того, о чём нельзя спрашивать

Как девушка мужа себе выбирала

Как я пчёл караулил

Сорок одна небылица

Как лиса женила марийца на царской дочери

Заячий домик

Волк на свадьбе

Лиса и медведь

Мужик, медведь и лиса

Смоляной бычок

Откуда у кулика длинный клюв

Лиса, сова и сорока

Лиса и перепелка

Гусыня и Лиса

Любознательный заяц

Как на свете медведи появились

Собака и дятел

Как топор в лес ходил

Гусь и утка

Синица

Зимовье в лесу

Откуда у зайца белая шубка

Содержание Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg