«Оборотень»

Людмила Сурская Оборотень

ОБОРОТЕНЬ или кого мы способны полюбить Глава 1

Она бежала, мелькая за стволами деревьев. Развевающееся белое платье, путаясь в траве, сковывало её движения. Подхватив, дрожащими руками подол, мешающий её бегу, цепляясь носками модных туфелек за старые вылезшие на поверхность земли, и от этого высохшие корни, она с трудом дышала. Неведомая сила несла её на совершенно непослушных ногах вперёд. Щёки женщины, несмотря на бег, оставались, бледны, а лицо несчастно. Она падала, царапая руки в кровь, поднималась, и бежала дальше, вперёд, к месту дуэли, где решалась судьба её счастья и семьи. «Немедленно, сейчас же остановить эту глупую стрельбу. Жорж сошёл с ума! Бог мой, какая нелепица! Как он мог решиться стреляться с бароном! Все знают, какой меткий он стрелок, и какие страшные истории про него рассказывают. Что за беда, его интерес и ухаживания ко мне. Мне дела нет до них. Он знает, я люблю только мужа. Граф сам держал его за друга и привёл в наш дом. Ах, Жорж, что теперь будет!» Шляпка, скатившись, упала, болтаясь на ленте, била по спине, волосы растрепались. Когда прогремел выстрел, она вскрикнула и, зацепившись носочком туфельки за подвернувшуюся кочку, упала без чувств. Сколько провалялась так, без сознания, трудно сказать. Очнулась от того, что огромный доберман лизал её белое без кровинки лицо, а потом, оскалив пасть, как будто ухмыляясь, задрав здоровыми лапами на ней платье, принялся рвать с неё одежду добираясь до тела. «Господи, что это?» Лиз хотела закричать, но голоса не было, попробовала подняться, но пёс, навалившись мощной грудью, свалил её вновь. Лиз вдруг почудился в том псе оскал барона. Ей вспомнились враз все невероятные истории, что нашёптывались о нём в салонах, и она, охваченная отчаянием и страхом, вновь потеряла сознание. Очнулась от тяжёлого дыхания над собой и капель горячей слюны на лице. Лиз в ужасе отшатнулась от него, прикрывшись рукой. Доберман насиловал её, поняв это, она дико закричала. На этот раз голос прорезался. Но ей это мало помогло. До темноты провалялась в кустах. Пёс, карауля и виновато поглядывая на неё, лежал невдалеке. Было ясно, что он перегрызёт горло каждому, кто посмеет подойти к Лиз. Но ей было всё равно. Она уже ничего не боялась, просто подняться, и идти не было никаких сил. В поместье пришла к полночи, подранная псом одежда с трудом прикрывала тело. Пёс, сопровождая, шёл поодаль. Качающаяся от слабости и потрясений она упала на кровать. Очнувшись, узнала, что Жорж смертельно раненый скончался. Было бы наивно предположить что-то другое. Слёз не было, только боль сжала сердце, да пустота поселилась в груди. Потом забралась в ванную и долго с остервенением, натираясь мочалкой, мылась. Удар, что приготовила ей судьба, оказался невероятно тяжёлым, почти сокрушительным. Жизнь потеряла смысл.

После похорон оставаться в поместье не могла. Страх рвал душу. Постоянно хотелось залезть в ванную и мыться, мыться, бесконечно поливая себя водой. Ощущение горячей слюны и собачьего дыхания не отпускало, а от воспоминаний того, что последовало дальше, её начинало морозить и трясти. Забрав сына, переехала в Москву в дом, доставшийся ей по наследству от отца и обновлённый новыми постройками мужем. Но лучше и спокойнее не становилось. В состоянии глубокой депрессии даже пыталась покончить с собой. К счастью, Лиз удалось спасти. Но вернуть её душевный интерес к жизни не смогли. Забросив ребёнка и ни с кем стараясь не общаться, она отказывала в приёме всем, прячась от людей. Надеялись — время лечит, и графиня потихоньку придёт в себя. Но дни бежали, переходя в месяцы, а она, по-прежнему не желая ни с кем, ни говорить, ни общаться не покидала своего добровольного заточения. Общество быстренько сочинило, носило и смаковало очерёдную сплетню, а именно: красавица Лиз серьёзно больна, у неё проблемы с рассудком, она сошла с ума. Любителей посплетничать хватало, пусть самую малость и возможно беззлобно, но старались, носилось это по всей Москве. Известие докторов, о том, что беременна, прозвучало для графини не хуже грома среди ясного неба и свело её на самом деле окончательно с ума. Растрёпанная женщина с сумасшедшими глазами, мало теперь напоминающая Лиз, била себя в живот кулаком, безумно крича только одно: — «Доберман, доберман». Маленького Владимира боялись к ней допускать. В кулуарах модных салонов, уже не стесняясь, закручивали сюжеты одной сплетни заковыристее другой. Заключались пари, заламывая крутой конец той истории. Элегантные дамы носили с каждым днём обрастающие новыми подробностями новости из салона в салон. Выглядела та беременность очень странно. У народа появился ещё один повод весело провести время. Приезжал с визитом, извинениями и предложением помощи барон, но она устроила такое светопреставление, что «Спаси нас боже!» Давно служащие в семье слуги взяли на себя смелость посоветовать, уехать и подождать её выздоровления. Да и доктор был того же мнения. А лакей не раз, получающий от него подарки и неплохие чаевые, даже обещал лично его уведомить об этом. Лиз не была безнадзорной. Приходил доктор, следя за её беременностью, но она, как заведённая кукла твердила о том, что это не ребёнок, а доберман, и он не должен появиться на свет. Горничные, слуги жалели несчастную, добрую к ним и всегда весёлую барыню, ругая графа за дуэль и глупую смерть, но помочь ничем не могли. Как тени, скользя теперь по сумрачному дому, присматривали за молодым графом Владимиром, да плакали. Молясь, просили у Бога покоя и выздоровления, но у Господа, вероятно, были другие заботы… Родив ещё одного сына, Лиз после тяжёлых родов, не приходя в сознание, умерла. Было по всему видно, что за жизнь она не цеплялась и с удовольствием покинула так обидевший её мир.

Бедный малютка, его еле успели спасти и выходить. К тому же у малыша ушки, ручки и ножки были страшно волосатыми и действительно напоминали лапки собаки. Учитывая трагическую смерть его отца и матери, крещение провели сразу же, не откладывая. Ребёнок лёг на руки бывшей няньки Владимира. Она, занимающаяся теперь детьми, нарекла малыша Сержем. Крёстным отцом вызвался и настоял быть барон. Он с трепетом отнёсся к той роли и против имени не возражал. Так и осталось — Серж. После похорон графини по прошествии месяца, новорождённого ребёнка забрал он. Никто собственно не чинил препятствий его порыву. Поступок барона был объясним. Сочувствие и сглаживание вины. Потому как опять же не было никому дела до ребёнка. Да и кому им заниматься, если не крёстному отцу. Вот ведь как — была семья и волею судьбы, нет её. Старшего Владимира пригрел в своей семье брат Жоржа. Но там ему не суждено было быть обласканным и любимым. А этот, вновь родившийся, был не у дел. Причём связанный с такими трагическими событиями, и чтоб не беспокоить свои души и беречь свой покой, о нём вскоре все забыли. Лиз похоронили вместе с мужем в семейном склепе, что обосновался на деревенском кладбище поместья, среди дивных лугов и белоствольных берёз. Редкие посетители старого кладбища рассказывали, что у входа в склеп частенько видели воющего или лежащего, положив морду на лапы, здоровенного, с телёнка не меньше, добермана.

Глава 2

Время не стояло на месте, оно бежало по протоптанным и не очень дорожкам. Строились красивые дома, прокладывались новые дороги. Гремели войны, богатели и разорялись рода. Старея, уходило одно поколение и подрастало, наступая на пятки прогрессом другое, говорящее по-французски и по-немецки. Любящее всё нерусское, но, случалось, ценящее поэзию и художников. Поколение, закатывающее глазки от модной музыки, разбирающееся в свободах и европейской политике, а также не только выписывающее себе наряды не хуже французов и немцев, но и проводящее там большое количество времени. На всё это, естественно, нужны были деньги, и каждый искал способ, как их достать. Правда, параллельно с этой праздной знатью тащила Россию другая ветвь небедных людей. Это — промышленники и торговый люд, которые тоже хотели домов в столицах и камеристок с гувернёрами для своих чад, а ещё власти. К одному из таких родов, прочно обосновавшемуся в столице, и принадлежала Таня.

С нетерпением ждали весну, поглядывая на календарь и солнце. Вот она, не заставляя себя долго упрашивать, и пожаловала. Воздух дышал нежным теплом и какой-то весенней особой чувственностью. Таня приехала на место встречи с единственной подругой пораньше. Со стороны она казалась нежным, ломким, грациозным ребёнком, но это было совсем не так. Княжна по возрасту и подходу к жизни считалась уже взрослой девушкой. Погода была чудесной, настроение тоже. Хотелось, просто радуясь весеннему солнышку, прогуляться. Выбравшись из летнего экипажа, пошла по дорожке вглубь парка, а, вернувшись и присмотрев понравившуюся зелёную садовую на чугунных лопатых ножках с гнутой спинкой скамеечку, ту на которой бы её сходу рассмотрела Наташа, устроилась на ней. Вообще-то, Таня любила эту аллейку, часто приезжала побродить, посидеть, поглазеть вокруг, почитать. Положив рядом вязаную сумочку, сделанную по последней моде, достала из неё роман. Конечно о любви. Но с чтением не сложилось. Солнышко, щекоча щёку и грея плечо, отвлекало от чужой книжной любви, заставляя полыхать жаром грудь от своего реального, хоть и маленького и пока ещё не определившегося, но счастья. Тем более, пока нет Натали, можно покопаться в своём сердечке. Помечтать. Кажется, она даже рада, что та опаздывает. Есть время продумать всё, о чём она собиралась с ней говорить. Ей всё время кажется, что она не успела должным образом подготовиться. И теперь не знала, с чего начать и о чём говорить. А с ней случилось такое… Её поклонник и вздыхатель, изящный красавчик и острослов, граф Владимир Ветров, неожиданно намекнул ей на своё пылкое чувство к её особе. «Ах, какое счастье!» Просил написать ему письмо и положить непременно локон. Она, естественно, пока ничего не обещала, решив поговорить об этом тайном предмете со своей подругой. Но Натали запаздывала, а роман никак не хотел читаться. Она сидела почти неподвижно и только иногда с нетерпением от затянувшегося ожидания, постукивая пальчиками, облачёнными в кружевную перчатку, по лавочке. «Ах, граф, он такой умный и такой галантный. Все девицы сходят по нему с ума, а он выбрал её. Какие стихи он ей читал на ушко, на балу у князя Юсупова». Женихи не появляются как по волшебству: только выходя в свет их можно сыскать. Вот мама и возила Татьяну, вопреки желанию мужа, по балам и салонам. Тот считал, что дочь хоть и хорошо воспитанная особа, но ещё очень юная, чтоб сделать правильный выбор и посему след попридержать её дома. Но у маменьки на этот счёт были иные мысли — пусть танцует, но под её строжайшим присмотром. Юсуповский дворец каждый раз поражал воображение княжны новым великолепием. Князь истинный ценитель всего прекрасного. В тот раз она замешкалась у парадного крыльца с белокаменной лестницей. Так оно было прекрасно, к тому же, как могло быть иначе, если Владимир стоял именно там. Жаль, что он совсем не нравится маман. Но ведь не маман делить с ним судьбу, а ей. Значит, ей и выбирать. К тому же отец непременно разрешит поступить ей по-своему. Но подруга задерживалась и княжна начала как бы уже томиться.

Натали прилетела, перебив её мечты на самом интересном месте, раскрасневшаяся и возбуждённая. Сначала она бросилась на шею к ней, потом, плюхнувшись рядом, весело рассмеялась. Таня не упустила момента упрекнуть:

— Это была целая вечность! — воскликнула она. — Я думала, что никогда не дождусь тебя.

На Натали выговор подруги не произвёл ни малейшего впечатления. Ей столько надо рассказать ей о своём счастье и похвастаться новым веером и чудесной шляпкой, что не до ерунды. Поймав изумлённый взгляд Тани, после ещё одного обмена поцелуями, объявила, что тоже спешила на встречу к подруге с радостными новостями. Немного поиграв, и подразнив друг друга, решая кому первому делиться секретом, покладистая Таня уступила всегда спешащей подруге первенство, выбрав себе роль внимательной слушательницы. Они шумели, привлекая внимание прогуливающихся, но им просто некогда было разыгрывать благовоспитанных и скромных девиц. Новости фонтаном рвались из них. Но сейчас же открыться не удалось. Бродивший без хозяина невдалеке от них здоровый, молодой доберман с ошейником на сильной красивой шее, осмелев, подошёл и сел перед скамеечкой, на которой щебетали они с подругой. Его мощная грудь с двумя светло-рыжими пятнышками вздымалась почти около руки Тани. Наташа напугалась, а Таня погладила по крутому, умному лбу, не моргая смотревшую на неё собаку. Почесала за ухом, приводя таким образом пса в блаженное состояние. Тот отвесил губу и слизнул слюну. Посмеиваясь над испугом подруги, попросила:

— Не томи, прошу, начинай, Натали. У меня тоже есть, что тебе рассказать, — поторопила она подругу.

Поёживаясь и с опаской посматривая на пса, та принялась поучать:

— Как ты не боишься, подумай сама, ведь чужое животное всегда опасно, а тут такой лось… Он, право дело, не меньше, чем с телёнка.

Псу не понравился её тон, и он зарычал на неё, но был призван к порядку.

— Как не хорошо, — сурово сказала она. — Лежать! — И повернувшись к подруге заметила:- Ты такая трусиха. Смотри, смотри… Видишь он в ошейнике, значит хозяин рядом. И к тому же ласковый, как котёнок, говори свой секрет, говори… — раззадоривая, Таня потрепала его ещё раз и ещё… — Говори уж, хвастайся…

Она ещё раз подняла глаза к небу, а ладошки к подбородку.

— Решилась моя судьба. Я выхожу замуж. — Выпалив это, девушка захлопала в ладоши. Бурно предлагая подруге порадоваться за неё. — Моё счастье — дело уже решённое.

Танины глазки действительно вспыхнули.

— Как здорово, это, действительно, счастливый сюрприз. Не сомневаюсь это достойный молодой человек. Ну же, ну, открывайся… Говори скорее кто твой избранник?

Татьяна подумала, что речь идёт о её брате. Именно он симпатизировал Натали. «Ах, если б это действительно было так». Натали же не собираясь таиться, не для этого ли прибежала, выложила всё:

— Ты его знаешь, его невозможно не знать… Я не смею верить, что это случилось. Лучший, конечно, самый лучший! — с восторгом произнесла она. — Внимание! Это… граф Владимир. Ну как сюрприз! — она опять хлопала в ладоши и счастливо смеялась. — Вчера он сделал мне предложение. И я отдала ему своё сердце. Ну что ты так удивлённо моргаешь. Счастливее меня девицы, ты не сыщешь во всей вселенной. Поздравляй же меня, поздравляй скорее!

Рука её, гладившая пса, остановилась, и он протестующее подкинул её сильной мордой, мол, давай продолжай гладить. «Граф Владимир…» — колоколом било в её ушах. Если б сейчас разразился ураган, принёсший шквальный ветер или, закрывая весеннее солнышко, повалил снег, Таня бы так не изумилась, как от этих переливающихся счастьем слов подпрыгивающей от возбуждения подруги. И она не просто моргала… У Татьяны выпала из рук книга, она ахнула и чуть не вскочила с места. Конечно же, подруга приписала то своему сюрпризу и вновь счастливо засмеялась. Невероятными усилиями удалось побороть в себе это желание и привинтить себя к месту. Она тёрла пальчиком висок и думала: «Мне это кажется или я на самом деле слышала от Натали именно то имя». Таня хотела, было, открыть рот и возразить Натали, что такого просто не может быть и та что-то напутала, но слов не получилось. Она удивлённо смотрела на сияющую подругу. Чтоб спрятать свою растерянность, она обняла Натали, зарывшись лицом в цветы её шляпки, и неожиданно издала негромкое всхлипывание, которое заставило спросить подругу: — «Что случилось?» Таня, весьма взволнованная заверила, что то от радости за неё. К её облегчению, та, удовлетворилась этим, ибо ничего больше на эту тему не сказала. Взгляд, взволнованной княжны, поймал пару чёрных пронзительных глаз, сидящего невдалеке добермана. Таня смутилась: «Бог мой, чего он так смотрит?» Слёз пока ещё не было, они булькали в горле и от этого его страшно давило, а грудь, ту просто разрывало непонимание. И совсем уж плохо, где-то в животе рождалось тягучее чувство беды и страха. На такой выбух радости, Таня не ответила, ей было не до светских любезностей. Такой силы удар хватило бы сил перенести. Она пристально смотрела на подругу, изумляясь всё больше и больше. Не будь княжна в таком возвышенном состоянии, она б наверняка заметила, что подруга такому её сюрпризу не обрадовалась. А маленькая, миленькая, лапушка Натали щебетала:

— Он вскружил мне голову. Всё было, как во сне. Он желал моих писем, и я ему писала их пачками, поливая духами и вкладывая локоны. Это так романтично, — хихикала Натали, теребя подругу за руку. — Теперь твоя очередь делиться секретом. Тоже значимый, не иначе. Ты меня так подгоняла, — с новой силой и азартом затормошила Натали подругу.

«Надо же, когда уж успела пачки-то сочинить!?» До Тани дошло, наконец-то, что полноправная невеста графа от неё хочет, но говорить о графе, она сейчас совсем, совсем не только не желала, но и не собиралась. Но молчать тоже уже становится не прилично.

— Сущая ерунда, — чуть слышно проговорила она. — Прости милая, твой секрет затмил мою ничтожной силы новость. Сейчас не стоит даже об такой глупости вспоминать, — наконец-то нашлась Таня, переиграв в непростой борьбе чувств себя.

— Жаль, мне так хотелось послушать, — сморщила носик она, но не надолго. Ещё бы! Счастье распирало и она вновь зачирикала про себя. — Таня, я такая счастливая, такая…

— Я рада, — безжалостно обрывая, промямлила княжна, стараясь скрыть от подруги лицо. Она искала срочно причину занять себя делом. Вспомнив о маленькой коробочке с печеньем, купленном только что в кондитерской на углу, она принялась, отвернувшись намеренно от неё, под благовидным предлогом, рыться в сумочке, вынимая лакомство, и раскрыв, скармливать дорогое печенье, лежащей под ногами собаке. Пёс ел и облизывался. Под самый конец громко вздохнул, что можно было расценить, как выражение сожаления — мало. Он протестующее потыкался ей в ладонь. Таня достала ему ещё печенье. Бедная, она хотела сейчас только одного: пропасть, исчезнуть, испариться.

— Танюша, он откусит тебе руку, — волновалась Натали.

Пёс, почувствовав в словах Натали суровую нотку, поднял глаза на Таню, в них мелькнуло беспокойство. Словно спрашивал — не грозит ли ей опасность.

Чтоб успокоить собаку сказала ровно и даже получилось чуть-чуть насмешливо:

— Напротив, он слизывает аккуратно, боясь причинить боль.

— Ну, как тебе будет угодно… — надула та губки.

— Смотри, какой он воспитанный, — деланно засмеялась Таня, — кланяясь, благодарит меня.

Мимо прошли молодые люди, галантно сняв шляпу, поклонились им. Барышни в смущении кивнув отвернулись, продолжив разговор.

— Какая-то ты странная сегодня, — изумилась Натали заметив, наконец, состояние подруги.

Таня пожала плечиками и, играя непонимание, рассмеялась.

— Это тот Владимир, о ком я думаю, — на всякий случай, почти дрожащим голосом, но во всю изображая беззаботность, спросила Таня.

— Граф Ветров, посмотри, у меня есть его портрет. — Она торопливо достала кулон с груди и, щёлкнув крышечкой, развернула к Тане портрет.

Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы переварить эту новость. Она была в полнейшем шоке До неё дошёл весь ужас случившегося. «Сомнений нет, речь идёт о моём Владимире. Так неужели же это всё?» — буравил мозг навязчивый вопрос, хотя ответ на него и так был ясен. На этот раз в глазах потемнело, и она откинулась на спинку лавочки, чтоб не упасть бесчувственным кулем вперёд. «В это невозможно поверить. Он несколько дней назад целовал мои пальчики и локон волос. Что же это получается… Ложь?! Всё обман?! Какая чудовищная жестокость!»

— Ах, Таня, он буквально преследует меня. На каждом балу не отходит ни на шаг, — смеялась счастливо, отмахивая раскрасневшиеся щёки кружевным платочком, Натали.

«Он так-то ещё около десятка таких дурочек, как мы крутится, нашёптывая всякие глупости, которые совершенно не предназначены для девичьих ушей. Ах, получается, отец прав, когда, заметив его внимание ко мне, мелькание возле меня и разговаривая со мной об этом человеке, говорил, что он заурядная личность, всего лишь охотник за приданым, типичный прожигатель жизни и чужих денег, игрок, любитель женщин и возлияний. А я глупышка не верила и сердилась». А ведь это лишь малое, что говорил про него папа. Он понял его душонку, а она со своими охами и ахами, начитавшись глупых романтических книжек и романов, всё пропустила. Но от этого ещё больнее. Помилуйте, неужели её, Таню, нельзя любить просто так? Неужели только за маменькины мануфактуры и папенькин титул ей суждено стать чьей-то женой? Никогда. Лучше одна или в монастырь. Да неужели сама она ничего не значит… Граф — чудовище. Он хотел не Таню, а её состояние! Деньги, папа! Теперь она будет ненавидеть богатство. Не сможет есть, спать… Ей точно хочется умереть. Убежать куда-нибудь и рыдать, рыдать, рыдать. А Натали, негодница, имея симпатию к графу, молчала. Но ведь и Таня тоже молчала. Должно быть, все неуверенные в себе девицы ведут себя так. Надо привести мозги в порядок, а для этого нужно одиночество. Бежать, непременно бежать из Москвы. А что, это блестящая идея!

Внимательно наблюдавший за ней пёс заурчал. Последующие действия девушки внушили ему ощущение беспокойства. К ней вернулся наконец-то дар речи. Сославшись на нездоровье, Таня с некоторой поспешностью поднялась. Ей лучше уйти отсюда. — Мне пора! — неожиданно для Натали сорвалась с места она. — Я запамятовала, мама велела… Мне непременно надо… Извинившись перед Натали, стараясь не горбиться, отправилась по дорожке к своему экипажу. Проглотивший её печенье, доберман глубоко разочарованный поднялся и какое-то время бежал следом, но потом, поняв, что не до него, отстал. Не зря говорят, беда не приходит одна. В её случае — так и было. Таня расстроилась ещё и за брата. Алексей был неравнодушен к Натали. Об этом мало кто догадывался. Люди, чьи чувства искренни, а не фальшивы, как правило, не склонны их обнаруживать. И вот теперь, одно тянуло за собой другое. Танино несчастье автоматически накрывало и брата. «Что ж мы такие не счастливые-то. Одной волной утопило обоих», — печалилась она, приказывая кучеру ехать. Алёша непременно потеряет покой. Он только что вернулся с Кавказа и влюбился. Какой он сильный и смелый на войне, а с девушками застенчив и робок. Замешкался, не успел открыться, хотя ей казалось, и Наташе он тоже понравился, но жизнь вынесла совсем в другой бок, сразив одним ударом и его и Таню. Ах, почему в жизни всё неправильно. Ведь Натали такая с Алексеем была бы красивая и счастливая пара, а так не иначе как получится беда. Раз Владимир водил их обоих за нос, значит, он подлец. Но все барышни доверчивы и наивны, бредят о рыцарях и безумно красивых героях, а Алёша, естественно, проигрывает Владимиру в общении, красноречии и красоте. У этого мерзавца Владимира, что внешность, что язык, всё работает на притяжении глупых девиц в западню. Во-первых, он не такой как все. К тому же граф насмехается над моральными принципами и юродствует над всем миром. А это так модно. Может случиться и так, что образ всего лишь маска неверующего в любовь, оправдывающая его беготню с пошлой вознёй от одной юбки к другой. Женщины его интересуют не иначе как трофей, да ещё способ одолеть скуку. Натали никак не будет с таким негодяем счастлива. Ведь он такой сюжет разыгрывает, непременно, с каждой. «Какая ты скорая на расправу девица, а вдруг он любит её, и между деньгами и чувствами, граф выбрал последнее», — укорила она себя. — «Хотя навряд ли дело обстоит именно так. У семьи Натали денег больше чем в моей. К тому же она одна наследница, а нас с братом двое». — Тут же вытеснив прежнюю романтическую мысль, в голову ворвалась другая, более здравая и реальная. Всё забавно и горько. Она находилась в плену эмоций. День не казался уже таким светлым и радостным, а погода чудесной. Ей даже показалось, что ветер сменил направление, и небо закрыли мохнатые тучи. Воздух враз сделался тяжёлым для дыхания, и мерзкая сырость бросила её в дрожь.

Глава 3

Приехав к дому, торопливо покинув экипаж и стараясь не столкнуться с мама, заперлась в своей комнате. На разговоры с км-то не было никаких сил. Сославшись опять на головную боль, к столу не вышла. Надо подумать и поплакать. Неизвестно заснёт ли Натали в эту ночь, но Таня точно нет. Она же не каменная скульптура. За думами решила: здесь оставаться нельзя, ежедневно видеть блаженное лицо подруги и выслушивать любовные секреты, какие девушки имеют обыкновение нашёптывать друг дружке в задушевные минуты. Это выше её, Таниных сил. Хоть и любит она подругу, но предупреждать Натали об опасности бесполезно. Что касается Тани, она бы тоже не поверила и не послушала. А что она имеется, княжна теперь уверена. Крутить голову двум за раз порядочный не может… в этом она убеждена. В отношениях с Натали тоже не всё будет ладно. Во-первых, она не поверит ни единому её слову, а во-вторых, ещё наговорит гадостей в горячке, а Тани ой как не хотелось бы эту дружбу терять. Значит, надо воспринять всё так — подруга на руках своей судьбы качается, Таня своей. Придётся радоваться, что её Бог уберёг от такой участи, да и судьба была на страже, раз дала Натали первой шанс высказаться. К тому же Таня не бестолковая пустышка, а умная барышня. Если подумать это и не любовь, скорее всего, даже, а так придуманное увлечение. Нафантазировала. Ох уж этими глупыми пустыми фантазиями, мы губим в себе себя. Она его почти не знала и видела, любуясь, как и многие девицы издалека, только на балах. Отчего должна без больших душевных травм пережить такую неприятность и жить дальше. Но для наступления такого райского покоя и равнодушия, надо успокоиться и прийти в себя. «Кто против? Я за!» Лучше бы уехать в Париж, но маменька не позволит. Тогда непременно в поместье то самое, что папенька купил родовое Ветровых, а для Тани послужит приданным. «Чем плоха идея? По моему отлично!» К тому же, место, хоть и в глуши, а райское и чудным образом, стараниями папеньки, благоустроенное. «Конечно, как я не догадалась, — встрепенулась она, осенённая новой догадкой, — граф потому и продал, что весь в долгах, а болтали, мол, распродаёт потому, что собрался навеки распрощаться с Россией. Весёлая жизнь дорого стоит, а он именно такой и живёт. Папа прав, а я была словно суслик слепой. Всё лежало на поверхности, и можно было догадаться самой, так и было бы, если б не влюблённость. Именно она навела тень на плетень и лучше никогда, никогда не влюбляться. Теряются ориентиры и здравый смысл. А сейчас, самое правильное — бежать в поместье, подальше от беды и сраму… Да туда, непременно туда. Там чудесно, парк, лес, воздух. Но для этого нужно сказаться маменьке больной? Обманывать не хорошо, но что же делать, как поступить, если очень надо…»- Так-то разволновавшись, она долго не могла придумать себе подходящую болезнь. Но поднатужившись осилила.

Папенька её баловал и уступал во всём, а маменьку она страшно побаивалась. Папенька из старых титулованных князей. Когда-то давным-давно, дед папеньки прокутил некогда богатое состояние, оставив семью ни с чем. Отец папеньки немного выправил положение, а уж папенька, женившись на маменьке, развернулся на всю катушку. Маменька происходила из богатых, но абсолютно не родовитых промышленников. Внешности она была самой обычной и, учитывая своё происхождение, не смотря на деньги, рассчитывать на завидную партию не могла. За ней пробовал волочиться повеса камер-юнкер, но родитель, раскусив его намерения, быстро отбил тому охоту. Девушка приуныла. И тут такая удача. Молодой, привлекательный князь. Как выяснилось умный и весьма деловой. Их свела необходимость и воля интересов. Папеньке нужны были деньги, а родителю маменьки, получается деду Тани, титул и положение в свете, но вопреки всему, случилось так, что молодые с годами не отдалились, а дружба, зародившаяся между ними, перешла во что-то большее и на удивление всех, они полюбили друг друга. Жили дружно и счастливо, занимаясь каждый своим делом. Папенька достатком, а маменька домом. Теперь касательно папеньки, по положению своему в свете, она держала его на соответственной волне. Маменька изо всех сил старалась поддержать достоинство рода мужа и показать теперь их общее не малое состояние обществу. Таня смотрела на папеньку с маменькой в детстве с радостью, а позже с завистью, ведь ей было заметно, как их глаза до сих пор излучают любовь и счастье даже от того, что они рядом. Особенно это было заметно, когда маменька льнула к сильной груди папа и это её «Ах, Николя!» вызывало у романтической натуры Тани умиление и желание подражания. Маменька прожила всю жизнь правильно, не допуская, чтоб на неё кто-то бросил тёмное пятнышко, и по такому же строгому кодексу учила жить дочь. Мама зорко следила, чем она занимается и кого выбирает в подруги. Таня считала, что это папенькин титул сделал с ней такой перекос. Только после одобрения маменьки Тане разрешили дружить с Натали. Папа воспитания дочери не касался, считая, что девочку должна опекать мать. Научить всему, что умеет сама, к тому же женщине сподручнее быть полезной девочке. Алексеем же занимался лично папенька, не доверяя никому. Он давал ему неограниченную свободу и «карманные деньги», а за это Алёша должен был учиться и пристойно себя вести, не попадая в неприятности с полицией и избегая дурных компаний. Образование папенька ставил на первое место.

Но мужчины и женщины в России топтали разные половицы. Учитывая, что маменька дочке таких вольностей не позволяла, вот Таня и боялась, что она легко поломает все её планы относительно имения. Таня, конечно же, считала такое положение вещей настолько неоправданным, настолько и вредным. Но всё будет ещё хуже, высуни она язык. А ей ой как хотелось поскорее забыть о скороспешной влюблённости. А маменька, оставив её в Москве или отправившись сопровождать дочь в имение, испортит ей всю обедню. Ведь тогда прощай свобода. Ей уготовлена будет почти казарменная жизнь. Тут хорошо бы папа, сказал своё веское слово. Маменька не умеет с ним спорить, уступая тут же во всём. «Ах, как она его любит, позавидуешь!» Потянулись скучные дни. Так и не в состоянии придумать болезнь, она пошла по простому пути, прикинулась немощной. Вставать с постели не в силах — кружится голова. Ходить тоже не в силах — подгибаются ноги. После недели такой «хворобы», семейный лекарь посоветовал свежий воздух и покой. Таня ликовала. «Я молодец!» Алексей, глядя на её несчастное лицо, но совершенно хитрые глаза, скептически качал головой: «Любят эти девицы на выданье устраивать мороку с чувствами и здоровьем. С чего ей плохо, если кровь с молоком. Не иначе, как влюбилась». Подумать-то подумал, но предпочёл оставить при себе. Да и вызвать сестру на откровенность не смог. Маменька правильного вывода к счастью Тани в супротив Алёши не сделала. И выдумка Тани была близка к осуществлению. Когда маменьке пришлось выбирать между Италией и поместьем, она выбрала поместье, и Таню собрались отправить под присмотром гувернантки француженки, старой няньки и пары дворовых девок, маменькиных жандармов — Марфы и Прасковьи. Перед отъездом, маменька положила руку свою на её голову и молилась, призывая покровительство Божьего. А Таню просила научиться хоть немного прилично себя вести и не срамить их с отцом головы. Таня с трудом сдерживала улыбку, не в силах поторопить маменьку. Впереди ждала свобода. Отец тоже прижал к себе, без слёз, но с улыбкой объявил, что она воспитанная надлежащим образом барышня не даст повода тревожиться без определённой причины и сохранит на плечах свою голову. Он погладил головку дочери, которая стояла вся красная, опустив лицо вниз, и думала о том, что как они обманываются на её счёт. Таня поцеловала папеньку, скрывая в уголках губ улыбку, опустила эту самую голову ещё ниже. Родители, выказывая противоположность, опять сошлись в одном — быть разумной. А разве не поэтому она сбегает отсюда. «Но как они нежно друг на друга смотрят!» Княжна, катясь в экипаже, ликовала: «Моя взяла! Старая нянька будет спать, француженка читать романы и гулять, вздыхая в парке или саду, девки опасны, но как-нибудь одолею». Натали приезжала к ней пару раз навестить и, поохав над так некстати, неизвестно с чего, приключившейся болезнью, спешно укатывала готовиться к свадьбе. Носясь с визитами по Москве, она вскоре забыла о Тане. Оно и понятно, в счастье не до подруг. Но Таня сейчас была рада этому.

Правда, для соответствующей проводам картинки, пришлось выдавить слезу. О пока родные окрестности проплывали за окнами кареты, слёзы пропали. Она вытерла редкие слезинки почувствовав облегчение и удовольствие. Совсем уж несчастной княжна в случае такого коварства графа себя вовсе не считала и чтоб не думать больше о Владимире, переключила своё внимание на мелькающие за окном кареты пейзажи и возможности помечтать о непременно счастливом её будущем. Княжна так была рада свободе, что её не смутили даже не лёгкие лесные дороги. Ещё бы! Еле дождалась, когда кареты выедут со двора и двинутся в путь. Она смотрела в окно экипажа или, остановив, гуляла по полянке, любуясь каждой травинкой и слушая в захлёб радующихся лету птиц. Они словно девчонки сплетницы делились друг с другом новостями, беспрерывно треща. «Вот о чём они могут болтать и ругаться, о луже, в какой купались в жаркий день или о том, кто у кого стащил найденное семечко, а может у них шире интересы и они обсуждают то, что видели под крылом, например меня? Ах, болтушки!» — смеялась она. Всё у неё вызывало восторг и восхищение. Хоть и было поместье не далеко от Москвы и настроение порхающее, но из-за дорог, казалось маленькие неудобства, которых поначалу и не замечала, но на которых пришлось не мало помучиться, сошло почти на нет. И слова музыкой звучащие в ушах: Свобода! Свобода! К концу тренькали: Свобода, свобода. Обрадованная в начале пути Таня и готовая терпеть сложности и трудности сколько угодно, всё же к концу путешествия почти выдохлась. Экипаж показался громоздким, а путь бесконечно медленным. «Вот почему есть лошади везущие экипаж по земле, и нет крылатого пегаса несшего такой же возок по небу. Как в мифах. Это выход. За миг домчит и никаких хлопот и усталости. Опять же сплошная экономия времени», — недовольно дёргала уставшим плечиком она. Экипаж катился размеренно, скуку развеивали на вынужденном отдыхе. Два раза лошади отдыхали, их выпрягали и отпускали пастись. После пусть не долгого, но ожидания путь княжне казался немного утомительным. Но быстрее, жалея лошадей и ссылаясь на волю батюшки, кучер гнать отказывался. Обнаружив то, что надеяться на быструю езду не приходится, она не впала в уныние. Справедливо решив: И всё равно это было для неё приключением. Тем более, что погода на всём протяжении пути была чудесной. Всяческих неожиданностей, коими пугала мама суждено было избежать. Добрались все в сохранности.

Большой и добротный дом не просто нравился ей, а манил, навевая то сказочный образ, то тайну. Раскинувшийся рядом парк и чудный сад, были выше всяких похвал. «Надо кончать читать романы, а то во всём вижу сказки. Взрослая же девица. Придётся увлечься чем-нибудь серьёзным. Только вот чем? Хотя без романов тоже скучно». Поместье, предназначающееся ей в приданное, купил и перестроил отец для неё. Справедливо считая, что его родовое гнездо перейдёт сыну Алексею. Но и дочь не оставляя в обиде, давал тем самым возможность выбрать мужа по сердцу, но с умом и не спеша. Таня и сама понимала, что жить по любви, как это наблюдала она у родителей гораздо приятнее, нежели, как это происходит со слезами, причитаниями и отчуждением в семье Натали. А теперь попав в неприятную ловушку с графом, она и сама не будет торопиться с выбором. Получается, увлечение это одно, а семья и любовь совершенно другое. И с этим спешить ни к чему.

Челядь выбежала навстречу, едва повозка въехала в ворота и, крича громкими голосами, кинулись к ней: «Княжна, княжна…» Болтая без умолку тянули сундуки и саквояжи. Раздавая всем улыбки, взбегая по гранитным ступеням в дом, оглянулась: «Какая благодать!» — Липовая аллея, по которой она только что въехала в поместья, была невероятно стройна и красива. — «Липы, ну точно девушки в своих новых бальных платьях, на первом в жизни балу! Ах, как пахнет! Только нюхать и наслаждайся», — раздувала ноздри она. Вокруг царило и брало в плен пьяное медовое удушье. От малейшего ветерка, разыгрывалась жёлтая буря цветущих лип. Разведя руки, словно пытаясь обнять луг и лес вокруг неё, вскрикнув от счастья, прокружилась, но, поймав недоумённые взгляды челяди, одёрнув себя, степенно вошла в дом. Крыльцо привело к двери ведущей в квадратную гостиную. Шедший за ней следом управляющий, покашляв в кулак, повернувшись к ней заметил, что она выглядит прекраснее, чем год назад. Таня, проглотив комплимент, мило улыбнулась. Заглянув во все комнаты, прошла по просторной зале, освещённой по стенам светильниками и большой люстрой посередине потолка. Погладила старинную, краснодеревную мебель с высокими спинками и фигурными завитушками и, оглянувшись, не видит ли кто её детского порыва, заторопилась дальше. Заглянув в комнату, заставленную мягкой мебелью, подумала: «Похоже, диванная, с яркой обивкой диванов и множества полукругом размещённых кресел вокруг овального стола с двумя канделябрами на концах». Прошлась ещё, но вскоре потеряла интерес. «Спешить не буду со всем осмотром, хватит на сегодня, — решила она, — просмотрю только спальные комнаты. Надо же выбрать для себя и определиться». Взглянув на них ради любопытства и выбрав себе понравившуюся с первого взгляда, приказала занести вещи. «Две комнаты, чудная кровать, много света», — радовалась, кружась перед зеркалом, она. Теперь Таня взрослая дама и может распоряжаться собой по своему усмотрению. Она б, конечно, предпочла комнаты родителей, там есть ванная, но вдруг нагрянет с проверкой мама и устроит ей разнос. Полюбовавшись ещё разок на свой цвет лица, который внушал зависть подругам, свою изящную фигурку, она взялась за работу. Желание княжны лично заняться своими вещами, озадачило девок, посланных маменькой за ней шпионить, но они, пороптав, отступили: «Капризничай».

Покончив с разборкой привезённых сундуков, Таня заглянула полюбоваться на себя в зеркало. Хотя не было сомнений в том, что она красавица, всё же проверить никогда не мешает. Улыбнувшись своему чудному отражению с большими выразительными глазами, аккуратненьким носиком, нежно очерченными губками и поправив локоны, вышла в сад. «Какой прелестный сад, а сколько в нём скульптуры мраморной, да и деревянная не дурна. Опять же цветники выше всяких похвал. Интересно, кто же всем этим хозяйством занимается?» Выяснилось, что Митрич. Всю жизнь этого крепостного мастерового мужика звали Митькой и только под старость за его мастерство, народ нарёк уважительно Митричем. Он был человеком верным, всю жизнь при поместье, жил себе тихо, сооружая в саду и парке экзотические арки, беседки, вырубал из камня столы и скамьи, мостил дорожки. Разрабатывал и строил беседки сам, без заморских зодчих, а так же сажал дивные цветущие кусты и заморские деревья. Укрывая и возясь с ними потом всю зиму. А ещё Митрич любитель был заниматься деревянной скульптурой, выстругивая и вытёсывая различные, замысловатые фигурки из дерева. Около старого мастера всегда крутились заинтересованные дворовые ребятишки. Митрич не гнал детишек, терпеливо втолковывая азы своего мастерства в детские головы. Таня наблюдала издалека за таким необычным процессом. Добром и терпением светились его глаза. Особенно распирало его идеями после того, как князь свозил его с собой в Европу. «Мы можем иметь у себя тоже и даже лучше», — изрёк по приезду домой ни сколько не обескураженный величием тех парков Митрич и с азартом принялся за дело. Князь не мешал, полагаясь полностью на его вкус.

Неделю Таня повалялась с книгой, радуясь свободе и бесконтрольности. Только тихая и покойная жизнь, которой так обрадовалась с самого начала девушка, теперь ей положительно опротивела. Девки и бабы занятые домашней работой и плетением кружева, ей не докучали, но самой стало тошно слоняться по поместью. Она, конечно же, видя, какая красота выходит из — под их пальцев, попробовала тоже заняться подобным делом, но у неё мало из того чего получилось. Нитки путались в узлы, и из-под пальцев выходила безобразное месиво. Отказавшись от этой идее, принялась усердно читать. Потянулись однообразные дни. Утром чай, потом прогулка. Обед и с книгой на кушетку. С наступлением ночи, когда всё в доме утихало, запирались двери, тушился огонь. И опять до утра сон. Разленилась так, что и вставать до свету стало в тягость. Тане после нескольких дней прозябания стало не просто скучно, а просто — осточертело. Но у молодости это быстро проходит, она горит. Вот и Таня, глядя на Митрича, загорелась новой полезной идеей — обучить детей грамоте. «А почему бы и нет, каждый должен сделать в этой жизни что-то для своей страны и народа. Для страны ей вряд ли удастся расстараться, это удел мужчин, а вот с грамотой крепостным она может помочь. Не виноваты же они, что родились оными, а она княжной. Главное зерну упасть в приготовленную почву, а идее поселиться в её голове, там уж она бросила все силы на её осуществление. Найдя в людской комнату, заставила сначала выбелить её, а потом наделать столов и лавок. Митрич, пока ещё плохо понимая смысл её беготни, подчинился. Отправив в город за мелом конюха, попросила напилить Митрича одинаковых дощечек и покрасить их в чёрный цвет. Садовник справился и с этим. «Чудит княжна», — почёсывал он, от непонимания такого дела, себе затылок. Когда привезли мел, она посадила детей за парты, раздала высохшие от краски доски, кусочки мела и начала урок. Дни полетели быстрее и интереснее. Француженка отговаривала, но княжна принципиально не желала следовать её совету, но девки — шпионки думали по-другому. «Ещё чего!» — возмущались они и велели мадам писать по-французски княгини донос.

С Таней не зря случился такой порыв. На глазах всегда было благородство отца. Она любила и восхищалась им. Благотворительность была в семье в чести. Приданным жены распоряжался папа. Папа же вёл все дела семьи. На фабриках стоял отдельно стол, куда работники могли обратиться за помощью. Помогал отец также престарелым и откликался на всякого рода людские несчастья. Папа не сорил на всякое баловство деньгами и зачастую просители получали от ворот поворот, но давал на коммерческое отделение университета и имел большое количество своих стипендиатов. С удовольствием спонсировал создание музеев, лечебниц, школ, а также заботясь о душе отваливал на строительство храмов, церквей и богаделен. Тогда богатство растрачивалось многими на самые ничтожные выходки. Купцы и фабриканты скупая у разорившейся знати дома ставили возле них серебряные фонари, делали дворецкими обедневших генералов или кутили в Париже спуская прорву денег. А папа нет. Жил сам по возможности скрашивая жизнь другим. Вот и Таня, имея перед глазами пример отца, решила попробовать свои силы в этом направлении сейчас в поместье.

Глава 4

Митрич, вооружившись тележкой, собрался в лес за материалом для уроков своего деревянного творчества. Ребятишки, завидев такие его сборы, напросились в помощники к садовнику. Им страсть как нравилось ходить с ним в лес. Таня решив, что такой чудный день провести в лесной чаще не так уж и плохо, велев кухарке приготовить корзину с продуктами с собой, не отстала от весёлой компании тоже. Войдя в лес, едва не задохнулась от радости. Это первый раз в своей маленькой жизни Таня гуляла на просторе, как хотела и с кем хотела. Ох! Если б это было возможно, то она с удовольствием прожила бы несколько жизней, пять, десять. Одной, чтоб пожить как ей хочется точно мало. А хочется непременно быть всем сразу. Учить детей и их лечить. Рисовать картины и петь в опере. Или просто вот порхать то бабочкой, то птичкой, а что, это здорово! Она, как маленькая, не владея собой от восхищения, бегала, прыгала вместе с детворой, рвала цветы и даже сплела венок. Устав играть и дурачиться, все сгрудились возле Митрича. «Прогулка получилась занимательной», — думала она, посматривая на садовника и ребятишек, он рассказывал о дереве, выбирая пригодное для скульптуры. Замечая и собирая чудные корни, показывал детям, из чего, что получится. «Вот диковинный подсвечник, а это девушка с кувшином, этот точно страшилище, русалочка. Смотрите, рак, а это чудище усатое, полосатое»- Разбирал он, занятно рассказывая, находки с детьми. Таня с не меньшим интересом, чем ребятня слушала мастера, стараясь найти свой, на что-то похожий корень иль пень. Полдня пролетели, как минута. Наконец, находившись и уставши чрезвычайно, нашли уютное местечко, расстелили скатерть и, разложив еду, пообедали. Ребятишки давно посматривали на вкусно пахнущую корзину, но спросить барыню не осмеливались. Каждый из них кроме куска чёрного хлеба и кружки воды, ну ещё, если повезёт брюквы пареной или свеклы, ничего, никогда в будний день не пробовал. А тут пирожки, яички, компот — благодать. Таня, прикусив пирожок, поглядывала на работающую крепкими челюстями детвору. Сын кухарки рассказывал историю про хряка Борьку пробившегося из хозяйственного двора в барское пространство и гонявшегося по саду за управляющим. Все смеялись и пропустили момент, когда на поляну вышел доберман и, посмотрев мутными глазами на них, упал, как подкошенный под ноги Тани. Из раненой ноги и бока текла кровь. Присутствующие на поляне уставились на неё в оцепенении. Так и было минут пять. Таня, онемев, сидела неподвижно, а испуганные девочки, прорвав тишину, завизжали, бросившись врассыпную. Митрич, придя в себя, кряхтя, упав на колени перед собакой, принялся осматривать животное. Потом встал, пройдя под деревьями, сорвал листочки и, приложив к ранам, осмотрелся. Таня, поняв, что он ищет то, чем перевязать раны, загнув подол платья, оторвала оборку нижний юбки, одну, другую. Корни из тележки разобрали на руки, а собаку перенесли на тележку. Свернув скатерть, и скоренько собравшись, отправились назад, в поместье. Лёгкое, праздничное настроение пропало. Митрич хотел перенести собаку в конюшню, но Таня приказала нести в дом, в её комнату. Так легче за псом ухаживать. Иначе с его ранами и в таком плачевном состоянии псу легко попасть в могилу. Приехавший лекарь вынул пули из бедра и брюха, обработал простреленную насквозь ногу. Кухарка носила настои трав, которые заливали в, держащую Таней, открытую собачью пасть, а ещё она старательно делала примочки несчастному животному промывания и перевязки.

— Скорее всего, не выдюжит, — качал головой Митрич. — Дорогая собака. Жаль. Странное ранение. Может случайность, а может, отстреливали животинку.

Таня напрягла головку воспоминаниями.

— Мне, кажется, я видела эту собаку в парке, на своей последней прогулке в Москве…

Митрич не перечил.

— Всё может быть… Хотя где Москва и где мы… Ты б княжна аккуратнее, чужая псина, стрельба же опять странная, может, больна бешенством собачка.

Верить в такое совершенно не хотелось. К тому же Таня не была робка душонкой.

— Совсем не похоже на то, — засомневалась девушка, щупая сухой нос и прислушиваясь к тяжёлому дыханию.

Однако, почёсывая лохматый затылок, поживший на белом свете Митрич, не склонен был к радужным прогнозам.

— Всякое бывает…

Ругаться с Митричем в планы княжны не входило, но и отступать от своего она не собиралась. Потрогав сухой нос она сказала не обращаясь ни к кому. Просто так сказала:

— Температура не спадает.

Митрич, приложив ладонь, согласился:

— Да нехороший жар держится. Ночь будет решающая. Утром высветится вся картина, выживет псинка или закопаем. Везучий чертяка, итак вон как повезло, сердобольная барышня приютила.

Таня, борясь с отчаянием, собралась схватиться за жизнь животного с грозной Смертью. У окна бросили старый тулуп и вторым укрыли. Пёс молчал, только всё время пытался проглотить комок, словно застрявший в сухом горле. Таня поняла, что животное мучит жажда, но пить давать не разрешал доктор и, она, видя мучения животного приспособилась, обмакивая тряпочку в воде вливала те капельки ему в рот. Ночью пса начало трясти, морда заострилась, а зубы оскалились. Таня заплакала, она поняла — Смерть уже касалась своей жуткой косой несчастное животное. Он столько выдержал, когда его кромсали ножом, вынимая пули. Ни пикнул, ни кого не укусил. «Господи, что же делать? Как-то надо его согреть, но как?» Скинув подушку на пол, она уложила на неё голову пса и, укрыв его своим одеялом, прилегла рядом. Пахло псиной, но она переборола себя. Дрожь не утихала и она, не долго думая, забравшись под одеяло, подтянула, ставшую слабой, тушу огромного пса к себе. Обняв, принялась греть животное своим телом и дыханием. Не заметно усталость взяла верх и она уснула. Утром долго не могла понять, где она, отчего ж на полу и почему так воняет псиной. Только заметив лапу пса крепко обнимающего её и его ровно сопевшую морду рядом на подушке, вспомнила всё. «Значит, он выжил, раз дышит. К тому же, похоже, дыхание ровное». Накинув халат, вышла помыться. «Воняет, бр-р». Когда она вернулась, пёс косил большим, умным глазом, но голову от подушки не поднимал. Присев на корточки девушка подвинула ему еды. Доберман зарыл морду в одеяло. Пёс пребывал в состоянии безнадёжного уныния.

Она знала, что должна предпринять что-то для его спасения, ведь он решительно не желал жить.

— Не капризничай, надо поесть. Выпей хотя бы сырое яичко. Тебе полезно. К тому же попей водички. — Уговаривала она. Пёс, не желая понимать, спрятал морду под лапу. Но Таня, решив не отступать, раскрыла одной рукой собачью пасть, другой рукой вылила из скорлупы в неё сырое яичко. Она поставила его перед выбором: либо перекусить ей руку, чтоб не повадно было лезть, либо проглотить. Поморгав, доберман вынужден был проглотить. Немного полежав, он попытался подняться, она не дала, но пёс повторил попытку. Поймав его умоляющий взгляд, Таня отпустила. Идя с шатающимся животным рядом, поддерживая его за ошейник, вывела в сад. Пёс часто останавливался на отдых и посматривал на неё.

— О! — удивился садовник, — выжил?

— Кажется, да…

— Тогда пойдёт на поправку.

Пристроившись к дереву, он вылил содержащиеся в нём настои трав и повернулся к девушке. Мол, я готов.

— Если всё, идём домой, тебе ещё лежать и лежать, — погладила она его по голове.

Вернувшись в комнату, Таня, устроив пса поближе к своей кровати, сбегала на кухню за свеженьким бульоном из птицы. На этот раз пёс не кочевряжился и съел всё. День, укрытый тулупом он, казалось, спал. Таня несколько раз нагибалась, пытаясь угадать: спит или притворяется, но определить было трудно, не открывая глаз, пёс молчал. Вечером попросился опять на прогулку, держась уже увереннее и крепче. Вернувшись, обрадованная Таня промыла и перебинтовала ему раны. Он терпел боль, морща нос и поднимая верхнюю губу, обнажающую здоровенные клыки. Правда, она не очень-то их боялась. Если не перекусил её руку, позволив лазать в пасти, значит, обойдётся. Но в ночь спать на полу, на подстилке, категорически отказался. Проявив вдруг упрямство, капризничал. Уткнувшись крутым огромным лбом в её подушку, он сопел, просясь на кровать. Таня после неоднократных попыток уложить его, как полагается на своё место, уступила и, откинув одеяло, освободила край кровати. «Давай» Пёс аккуратно, чтоб не задеть девушку лапами взобрался на постель. «Что я делаю? Нарушаю все нормы санитарии, но он так просится, больные все капризные оказывается, что люди, что звери. Пусть спит, если ему так хочется». Пёс лежал спиной к ней и даже похрапывал. Но утро она опять встретила в его объятиях, причём пёс не спал, а, хитро пряча один глаз в подушку, подсматривал. Ей даже показалось, что его коричневая морда расплылась в улыбке. «Надо же какие новости…» Усевшись поудобнее, то есть подобрав под себя ноги, за что она всегда получала нагоняй от мамы, а сейчас была сама себе хозяйкой потому и делала то, что желала, она говорила с ним:

— Доброе утро. Не притворяйся, я же вижу, что ты проснулся. Как же тебя звать, величать красавчик? Джек, Тор, Граф, Лорд, Барон…

При последнем слове пёс постучал по её руке лапой.

— Значит Барон. А ты умный, — погладила она его по бровям, с жаром чмокнув в нос.

Пёс тут же, одаривая Таню ответными ласками, принялся её лизать.

— Это ещё что за телячьи нежности, ты меня всю измусолил. — Смеясь, отбивалась она. — И давай-ка слазь с постели, а то нас не поймут. К тому же у меня много дел. Надо снять с тебя повязки, давая возможность тебе зализать раны самому. Потом прогулять ваше сиятельство и покормить, а ещё у меня школа. Понимаешь ты меня, ребят учу, причём и девочек тоже. Я совсем с тобой забросила детей. — Перечислив всё это ему, Таня принялась выполнять озвученные пункты один за другим. И начала она с обработки его ран. Замазав зелёнкой, чтоб сушило, взялась за свой туалет. Пёс лежал на животе, прикрыв морду лапой, и внимательно подсматривал за ней. Взгляд его был настолько заинтересованный, что Таня, смутившись, приказала ему отвернуться. Пёс, казалось смущённый её речами, прикрыл глаза, но стоило девушке отвернуться, как он сверлил её взглядом, пуская слюни. Побрызгав его духами от чего, он принялся отфыркиваться, девушка, шлёпнув беднягу легонько по ляжке, отправилась с ним на прогулку в рощу. Пёс, ковыляя поплёлся следом и, погуляв, упал на травку, пытаясь зализать раны.

— Слаб ещё, — погладила она красивую коричневую шерсть спины, — отдохнёшь, пойдём, позавтракаем. Тебе надо хорошо питаться и не капризничать.

Он и не отталкивал еду, а, вернувшись, умяв миску и облизнувшись, попросил добавку. Кухарка, умиляясь, налила ещё. Съев и это, улёгся около Таниных ног. С собой на занятия, его не взяла. Это вызвало в нём бурю эмоций. Рассерженный пёс колотился лапами во всю силушку в дверь. Дети посмеивались, отвлекаясь, и девушка вынуждена была его пустить. Он лёг под её ногами и моментально затих. Так и побежали дни за днями, толкая время вперёд. Раны затягивались, а доберман по-прежнему просился к ней на кровать. Таня так привыкла к нему, что читала псу в слух романы и разговаривала, сожалея о том, что он не человек. Однажды, когда она перед зеркалом занималась своей причёской, пёс встал на задние лапы, передними обняв её за шею, бесцеремонно устроив слюнявую морду у неё на плече и заглянул, ухмыляясь, через него в зеркало. Таня рассмеялась, и легонько стукнув его по лбу, скинула на пол и пригрозила:

— Будешь безобразничать, пойдёшь жить в конюшню.

Это было вполне справедливо. Но пёс в знак протеста фыркнул, только девушка не уступила.

— И вообще ты выздоравливающий, к тому же взрослый мальчик, а не щенок, поэтому пора тебе спать на своей постельке. — Указала она на расстеленный у кровати тулуп.

Пёс, стерев с морды обиду, моментом принялся лизать ей сначала ладонь, а потом и пальчики.

— Не подлизывайся, это неправильно и не гигиенично. Понял?

Но доберман ничего не хотел понимать. Он заметался по комнате, а потом принялся грызть рану на ноге, демонстрируя Тане, что он ещё больной и у него не всё зажило.

Напугавшись его реакции, она оставила всё, как есть, но предупредила, что долго это продолжаться не может. Пёс, улёгшись рядом и обняв её своими огромными лапами, хитро закрыл глаза и спрятал улыбку.

Глава 5

Каждую субботу в поместье устраивалась баня, и Таня ходила мыться вместе со своей старой нянькой, которая совсем не одобряла её дружбы с доберманом. Их сопровождали две дворовые девки, помогающие им, которые тоже орали от его приближения, страшась оскаленных клыков. Как говорится: чем аукнется, тем и откликнется. Пёс платил им тем же, стараясь при любом случае обгавкать или поддать мордой под зад. Так что пса с собой, как он не пытался прошмыгнуть, ни под каким видом, не взяли. Таня в восторге была от берёзового и дубового веников, пара и русского кваса с брусникой. Но среди недели предпочитала европейскую ванну, что устроил отец на западный манер в отремонтированном доме. Папа поставил водокачку, протянул водопровод и сделал котельную. Жаль, что ванных было ещё мало, только в родительской спальне и общая. Но папенька обещал со временем обеспечить ими все покои. В этот вечер, когда она пошла в ванную освежиться, окрепший пёс поплёлся за ней. Хотела уже прогнать, но передумав решила покупать его в травках тоже, чтоб не вонял псиной. Обрадовавшись заминке, доберман с удовольствием проскользнул за ней, стараясь изо всех сил влезть ещё и вместе с девушкой в то огромное чугунное корыто.

— Ох, хитрюга, ты любишь купаться, оказывается. Давай соблюдать очерёдность, сначала я потом ты.

Пёс, положив лапы на край ванны, принялся терпеливо ждать своей очереди. Не отказывая себе в удовольствии рассматривать её и хлебать воду из той ванны. Тани было весело и она плеснула в него водой, но доберман не ушёл, а, прикрыв лапой морду и отфыркиваясь, пристроился опять на прежнее место, только на этот раз, пытаясь огромным языком слизать капельки с плеч и груди княжны. Девка, что помогала ей купаться, умирая от страха, хлопнула пса по крутой спине, и ворча: «Видано ли дело с таким телёнком играться. Страсть какая». — Завернув Таню в простыню, по её повелению ушла. Оставшись с ним одна, она защёлкнула защёлку на двери и указала ему на ванну, в которой только что купалась сама. Пёс, сразу же, не заставляя себя упрашивать, плюхнулся в мыльную пахнущую травами воду. И тут Тани пришла идея снять с него ошейник. Пусть помоется и отдохнёт, решила она, купая его в пене. Совсем не кошмарная идея. Нормальная же. Но когда она, отложив ошейник на столик, повернулась назад, к ванной, чтоб потереть его мочалкой, прикусив губу, онемела… Вместо добермана из ванны на неё смотрел, виновато улыбаясь, молодой человек лет 28–30. Русый и светлокожий с небритыми щеками. Таня, потеряв сознание, грохнулась рядом с ванной. В себя она пришла от того, что пёс старательно лизал ей лицо. Она, торопясь избавиться от наваждения, закрыла глаза и вновь открыла, но ничего не изменилось, пёс, тревожно посматривая на неё, приводил её в чувство широким горячим языком. Таня, отстранив его, испуганно заглянула в ванную, но она была пуста. Девушка, поднявшись, проверила запор, он был задвинут. «Значит, никто не покидал ванны. Тогда что это было?» Зажав ладонями бухающие виски, она принялась вспоминать… Она, накупавшись, уступила место псу. Доберман был в ванной, когда она сняла с него ошейник и повернулась, но сейчас он в ошейнике и в комнате кроме неё и собаки никого нет. Так снимала она его с шеи собаки или нет? Если нет, тогда объяснимо происшедшее. Ей просто стало дурно и она, как чувствительная барышня грохнулась в обморок. Накинув сорочку и халатик, выпустила пса. Покачиваясь, но, не желая ничего никому рассказывать о своих галлюцинациях, поспешила в свою комнату. Откуда-то взявшийся страх заставил закрыть дверь на запор. А когда доберман улёгся рядом, она не стала прогонять. «Что со мной, я ж никогда, кроме бабы Яги и Кощея бессмертного в детстве не боялась, откуда взялся этот липкий страх? Ведь сказки давно закончились, я выросла и в них к тому же никто не верит, другой век. Получается, мне почудилось и ничего не произошло. Просто впечатлительной девушке померещилось. Могла переутомиться. Тем более, со мной такой огромный пёс». Полежав немного, она, обняв его за шею, придвинула максимально к себе. Пёс не возражал. Полежав ещё немного и поцарапав руку об ошейник, Таня взялась его отстёгивать, пёс ощерился и заворчал, но девушка, проявляя упорство, отстегнула кожаный ремешок и опять покачнувшись, грохнулась на подушки. Рядом с ней лежал всё тот же парень, которого она только что видела в ванной. Он потянулся за ошейником, а она отдёрнула руку не уступая. Потёрла на всякий случай глаза, но видение не исчезло. Привлекательный молодой человек, щуря глаза и виновато улыбаясь, смотрел на неё. Сквозь пробивающийся в окно лунный свет, это выглядело мистически. Она попробовала, что-то сказать, но слов не получилось одно бульканье. Он помог ей, заговорив сам:

— Только не падайте вновь в обморок, — предупредил он, — я не привидение и не монстр. К тому же готов ответить на все множественные твои вопросы.

— Но…,- пыталась выразить в словах свою мысль Таня, только у неё опять ничего не получилось и тогда она, прибегнув к помощи пальцев, показала на ошейник и на него.

Он, придавливая на себе обоими руками одеяло, пробовал объяснить:

— Так получилось, что я родился сыном оборотня. Но куда же вы опять, — похлопал он её по щекам, — не с чего так часто хлопаться, я успел заметить, вы барышня не робкого и глупого десятка.

Она метнулась. Куда? Наверное, на потолок. Он ловко поймал. Прижал к себе.

— Не… не прикасайтесь ко мне… — сделала она попытку вырваться из его рук.

— А вы не скачите.

Внимала она медленно. И происходило это не от слабости воображения, а от предмета этого самого воображения. Оборотень!

— Мне дурно. Я не понимаю, я ничего не понимаю, — попыталась она ещё раз освободиться.

Красивое, мужественное лицо спокойно. Бархатный голос чёток и ровен:

— Тем хуже для вас. Тут и понимать-то ничего не надо, примите всё как есть. Я одинок и мне не у кого попросить помощи. Меня пытались убить.

— Как! Но такого не бывает! Оборотни только в книжках и бабке Матрёны сказках. — Бормотала она, совсем растерявшись.

— Как видите, бывают, — вздохнул он, дотягиваясь до своего ошейника в её руках.

Таня заволновалась и отдёрнула руку. Она пока не решила с кем ей страшнее с доберманом или вот с этим чудом.

— Ты укусишь меня или поцарапаешь, и я буду тоже собакой? — дрожащим голосом спросила она. — А может я уже оборотень, ведь доберман меня царапал?

Он усмехнулся и тряхнул красивой головой.

— Из каких таких источников вы, милое дитя, таких глупостей набрались?

Таня задумалась: а действительно — откуда растут ноги её познаний?

— Так и быть я скажу. Из книг, а разве не так?

— Абсолютно.

— Но пишут и рассказывают… Говорят, вас убивает только серебреная пуля.

Он насмешливо отрезал, а потом твёрдо потребовал:

— Не верьте. И извольте прекратить говорить глупости. Отдайте мне ошейник, и я опять стану доберманом.

Таня, посмотрев на лоскут кожи, задумалась, а потом резко отдёрнула руку.

— Значит, непременнейше хотите поговорить? Ну да, конечно, вы ж всегда жалели, что я не человек.

Она, вслушиваясь в его необыкновенной красоты, бархатный голос, спросила совершенно ни о том, о чём хотела.

— Вы голый?

Он развёл руками.

— Представьте себе. — И уточнил:- Вас что, это пугает?

Выглядел он при этом абсолютно невозмутимым и сносил её каверзные вопросы со спокойствием стрелка.

— Собственно нет… Не знаю… М-м- да… — запутавшись покраснела она.

— Мы ж провели столько ночей на одной постели, — улыбнулся он.

Совершенно сделавшись пунцовой, она попробовала выкрутиться из щекотливого положения.

— Не путайте меня. Это не считается. То с собакой…

Её обескураженный взгляд полоснул по нему. Она вспыхнула, её руки инстинктивно поправили волосы и прикрыли грудь.

— Это одно и тоже сударыня. И вот ещё что, раз уж зашла об этом речь, княжна, вам придётся достать мне одежду. Я заплачу… Не сразу, как выберусь из этой истории.

Она подалась к нему пытаясь рассмотреть и простонала:

— Вы, правда, не опасный и я не превращусь в оборотня?

— До сих пор же не превратилась.

— Это правда, но…

Она витала в облаках романтических эмоций.

Он был серьёзен и просьба была его тоже не смешная:

— Милая барышня, пожалуйста, без паники! Вам это ничем не грозит, уверяю вас. Будьте великодушной. Помогите мне, пожалуйста, раз уж вы в курсе. Обратиться за помощью больше не к кому. Умоляю, не бойтесь меня. Я понимаю — это обуза. Но прошу, сжалится над несчастным. Что касается награды, то этот вопрос будет решён полюбовно, как полагается между друзьями. Ведь мы друзья? Позвольте мне надеяться…

Увидев озадаченное личико барышни, улыбнулся и сделал попытку взять её за руку, она взвизгнула и неожиданно сделала своему необычному гостю вызывающее замечание:

— Не приближайтесь ко мне… — И на той же ноте продолжила:- Надеетесь, я так глупа! Я вовсе не легкомысленная особа.

Сейчас она отправила бы его с большим удовольствием куда подальше. Только не рядом, только не рядом…

— Хорошо, хотя мы столько проспали рядом, — пробормотал он, гася улыбку. Ну не глупышка ли!

Первым делом она смутилась и покраснела. Потом уж, рассматривая его руки издалека, нет ли на них шерсти, нерешительно пробормотала:

— Как ваше имя, не Барон же, в самом деле.

Заметив его пристально- насмешливый взгляд, сконфуженно поджала губы: «Я ему что, подопытное животное что ли».

А тем временем оборотень заметил, что вопрос поставлен не просто оскорбительно, а вызывающе и помучив её ещё, назвал своё имя. Оно оказалось прекрасным.

— Сергей.

Она потихоньку начала успокаиваться и даже подумала, как он несчастен и как переживает в этом ужасном виде. Вопросы её были уже осмысленные.

— У вас правильная речь и вы человек не простого сословия… — уже хладнокровно заявила она. — Как же такое возможно?…

Он в согласии склонил голову набок и дипломатично заметил:

— Угадали. Я учился в Германии и жил в Париже. Успокоились?

— Разве можно тут успокоиться, такой чертополох в голове. Я просто не представляю. Знаете, весной по улицам гнилая оттепель идёт, снежную кашицу по жидким дорогам весна наквасила. С неба такая ещё неопределённая дребедень сеет. К зиме ещё или уже к весне?! Вот и у меня что-то на вроде этого сейчас в голове или в таком же роде. Это вам я в парке скормила всё печенье? — осенила вдруг её догадка.

Он не отпирался.

— Жалко?

Она помедлила и несколько смущённым видом, тщательно подбирая слова, продолжила:

— Нет, просто интересно, за кого я получила от маменьки. Каким же образом вы оказались здесь? Надеюсь не из-за вкусного печенья.

Он, улыбнувшись, немного приподнял о себе завесу.

— Обернувшись доберманом, я, скрывшись, избежал смерти. Но убийца, сообразив, что я жив, повсюду искал меня. Снять ошейник с себя мне не под силу. Вернуться назад я уже не мог. Тогда я был страшно голоден, и вы помогли мне своей щедростью.

Танино женское любопытство перебороло осторожность и страх. Она просто изнывала от желания узнать, каким всё-таки образом он оказался здесь и почему его пытались убить. Однако спросить об этом напрямик в лоб долго не решалась, но женское любопытство — это такой тайфун… и она обернулась к нему с вопросом:

— Вас хотели убить, потому что оборотень?

Он понял её опаску и хитрость.

— Совсем нет, никто не догадывался об этом. Знали о моей тайне двое, отец и моя нянька. Но их давно уже нет на этом свете. Царство им небесное. В безвыходном положении доверился одному человеку и не ошибся в нём, но случай забрал его у меня, он погиб, а я остался, совершенно одинок и без помощи. Потом пришло на ум одному циничному негодяю убить меня. Я был не готов к такому, даже предположить подобного не мог потому, как знал оного с детства…

Он замолчал, а княжна, внимательно посмотрев на него, заинтересовавшись, продолжила допрос.

— Тогда за что?

Серж вздохнул и попытался объяснить ей положение дел:

— За имение, наследство и деньги. Не догадываясь и не предполагая о моей тайне, идя на хладнокровное убийство, он понял, что убив меня, будет владеть всем моим имуществом. Раненый я нашёл в себе силы застегнуть ошейник и, превратившись собакой, уйти. Он ничего не понял, а мне оказалось так гораздо проще спастись, нежели человеком. Спасибо вы нашли и приютили.

Она сокрушённо и медленно покачала головой, прижимая ладони к сердцу. Но непонимание и раздумье сменило любопытство. Именно так она смотрела на него- с большим любопытством.

— Я совсем запуталась, — потёрла она для картинки виски. — Ты действительно плохо выглядишь и рана вон на тебе, хотя не удивительно.

— У вас перестали дрожать руки, значит, вы думаете головой, — накрыл он её пальчики своей ладонью. Таня пыталась выдернуть, но у неё это плохо получилось. — Я не обижу вас, не волнуйтесь так. Отплачу добром за добро.

Серж надеялся на её сговорчивость и помощь, хотя иголки сомнения тоже кололи: «А если она всё же заупрямится?»

Дрожь действительно прошла, уступив место любопытству. «Интересно, кто этот симпатичный и такой таинственный незнакомец?» — подумала она, напуская на себя максимум равнодушия. Ведь кем-то в этом мире он есть?! Так устроены женщины — любопытство пересиливало страх. Сразу же, как только, более — менее, её сердце и голова успокоились, она принялась рассматривать его. Благородное лицо, жесты, говор… Решительно его не стоит бояться.

— Я знаю многих молодых людей, у меня имеется старший брат, но вас никогда не встречала ни в салонах, ни на приёмах, вы чужой…

— Ни на балах… Я ж вам, сударыня, говорил, что учился и обитал в Европе. Пока жив был отец, мы жили уединённо, не выезжая из поместья, стараясь держаться подальше от Москвы и света. Позже я выехал в Германию.

— Откуда же берутся… оборотни?

— На генетическом уровне. Отец был им. Прекратить это можно только одним способом. Нам нельзя иметь связь с женщиной.

— Почему? — захлопала она глазами.

— Чтоб не иметь последствий, то есть детей. А он не удержался. Очень любил мою мать. Она была не свободна… В результате вместо того, чтоб мучения рода на себе прекратить, он оставил после себя продолжение — меня.

У Тани непроизвольно вырвалось:

— Господи, как страшно и должно быть обидно…

— Я переживу, зато буду последним. Поэтому и говорю вам, меня не стоит бояться. Помоги мне, детка, достань одежду и спрячь у себя, пока я не поправлюсь окончательно и сориентируюсь в происходящем около моего имени и состояния.

Его откровенность и горячность с которой это было сказано успокоила. А его обращение «детка» даже умилило. Но княжна ещё колебалась. Придумывала на чём бы его поймать и к чему бы прицепиться. Спросила то, что первым пришло на ум:

— Вы крещёный? Хотя я, наверное, глупость спросила.

Ответ последовал без промедления.

— Крещёный.

— Как же это возможно? — пылко воскликнула она.

— Запросто, меня крестили сразу же после рождения. Я объяснял вам, княжна, никто не знал и надеюсь не узнает…

Таня сдалась. Чего ей в самом деле лезть на стену, если Бог его принял.

— Хорошо, тут у папа, есть кое какая одежда, правда, вышедшая из моды и ещё охотничий костюм. Халат тоже найду, только он такой тёплый, хотя, позволь, кажется, есть ещё один шёлковый.

— Отлично. Кое — каким гардеробчиком буду обеспечен, — расплылся в улыбке он.

Но она, придав своему голосу суровый тон, спустила его с небес на землю.

— Вам, сударь, придётся выполнять мои условия, — заявила она.

Он с покорой сложил руки на покрытой коричневыми волосами груди.

— Сударыня, с моей стороны было бы не вполне порядочно выставлять ещё и свои рога… Я заранее принимаю всё. И поскольку мы друзья, прошу перейдём на «ты».

— Принимается. Теперь мои условия. Первое, — спать придётся в моей комнате, чтоб не пригналась сюда маменька. Это будет мой конец. Второе, — выходить вы… ты из неё будешь только доберманом. А сейчас скажи мне, как твои раны?

— Почти зажило всё, как на собаке, — пошутил он.

— Голова в таком кавардаке совсем не помощник, завтра продумаю, куда тебя спрятать. — Пообещала она, укладывая гудящую головушку на подушку. «Интересно, какого цвета его глаза, у добермана были жёлто- коричневые, какие же у него?»

— Прошу не бойся…

— Вот ещё, я и не боюсь. Откуда такое проклятие на ваш род? — не выдержала всё же она.

— Это давняя и долгая история, я тебе когда-нибудь позже расскажу. Спасибо за то, что поверила и оставила. — Сергей смотрел на девушку, и ему почему-то очень хотелось, чтобы её непосредственность и вера в чудо продолжалась, хотя бы ещё немного.

— Время покажет, правильно или ошибочно было моё решение, — заявила она по- стариковски мудро.

Он обрадовано воскликнул:

— Таня, ты чудо.

Она промолчала. Он не торопил, вернее не смел торопить с разговором. Таня поняв, что он намолчался псом и сейчас жаждет поговорить, но не решается её утруждать, решила прекратить игру в молчанку. Она, разглаживая перед собой одеяло и стараясь смотреть тоже перед собой, а не туда, куда косили её глаза, прошептала:

— Ты свёл меня сегодня своим сюрпризом с ума.

Серж, смотря на неё в упор, но пряча улыбку, отшептался:

— Прости, но я сопротивлялся, как мог, а ты сама, свет мой, отстегнула ошейник.

Княжна промолчала. Что правда, то правда. Так оно и было. Не дождавшись ответа, он вздохнул.

— Отвернись, а то я не усну, — попросила она.

Она думала, что он будет оправдываться, а оно вот что…

— Если не увижу твоё лицо, не усну я, и опять же моей вины в том нет, ты сама приучила, — заявил он.

— Это как понимать? — подскочила она на подушке.

Он, сверкая белозубой улыбкой, объяснил.

— Спать в обнимку.

Она обрадовалась темноте. Сквозь тёмный бархат ночи он не видит краски на её лице.

— Тогда мне след, надеть на тебя опять ошейник и отправить на подстилку… — стараясь говорить ровно, прошептала она.

— Уговорила. Поворачиваюсь спиной.

— И на полметра не приближайся.

— Как жестоко.

— Серж…

Отбросив игру, он сделался совершенно серьёзным.

— Договорились, ягодка.

«Бедный, бедный молодой человек… Но самый замечательный из всех мужчин, обладающий самыми лучшими манерами, самый сдержанный и самый добрый», — засыпая думала она.

Разбудил её стук в дверь и бормотание за оной. Таня долго не могла понять и вспомнить, что произошло и почему она спит в объятиях этого красивого сильного мужчины. Девушка, не торопясь отзываться, разглядывала его ровное лицо, длинные пушистые ресницы и покрытую светлыми чуть рыжеватыми волосиками мощную грудь. «Никакой бы другой породой он быть не мог. Только доберманом». — Пронеслось в голове. — «Интересно, какие у него ноги и вообще рост. Так лёжа не очень определишь. Учитывая размеры пса, должен быть не малым». Сообразив, что он под одеялом голый, она покраснела и скоренько отодвинулась.

— Не стучите, я поднимаюсь, — прокричала она девкам, охаживающим кулаком дверь. — Принесите мне завтрак сюда и побольше.

По тому, как дёрнулись его ресницы, она поняла, что он проснулся, но тянет время, ожидая её реакции и действий. Сегодня она чувствовала себя с ним спокойнее и доверчивее. Вчерашнее общение сняло напряжённость, а мучительное раздумье нашло выход. Она уже поругивала себя, что могла думать о нём в плохом свете.

— Серж, просыпайся, не хитри, — провела она пальчиком по небритой щеке, тут же быстренько отдёрнув, испугавшись своего порыва. — Пока умоемся, нам принесут завтрак. Ты побудешь в спальне, я никого сюда не пущу. Прикажу, пусть накроют в комнате. Как только выйдут, я запру дверь и позову тебя.

— Не буду же я сидеть за столом голый, — ухмыльнулся он.

— Это необязательно. Я сейчас достану халат папа. Сама любила заворачиваться в него и поэтому он тут. Только отвернись, я встану.

— Княжна, не смешите меня, я видел вас всю и всяко.

Ей нечем было крыть.

— Это, правда, нахальные глаза добермана преследовали меня всюду, я предположить не могла…, но будем считать это понарошку, отворачивайся, иначе останешься без халата. Больше я не попадусь на твои фокусы.

— Уже не смотрю. Поторопитесь.

Достав халат и бросив его ему, она ушла к тазику с кувшином умываться.

— Давайте помогу, — раздалось сзади.

Она, обернувшись на такой приятный голос, подняла голову. Над ней навис Серж. «А глаза всё-таки зелёные с жёлто- коричневым ободком, — промелькнуло в голове. — Рост же опять только на такого Геракла и потянет».

— Спасибо и с добрым утром. Я обо всём на свете забыла сегодня и даже об уроках вежливости, — пролепетала она, передавая кувшин из дрожащей руки ему.

— Вы сегодня просто обворожительны. И ваш наряд вам к лицу.

Потом умывался он, а она поливала воду на руки и шею. «Может, если мне себя ущипнуть, всё исчезнет», — мучилась она, посматривая на плескающего на лицо воду парня. Но не тут-то было, Серж, умывшись, протянул руки за полотенцем. «Всё точно, миражи не требуют к себе внимание».

Марфа принеся еду, попыталась было пройти в спальню княжны, чтоб убрать постель, но Таня, перекрыв дорогу, объявила, что ещё поваляется немного и Марфе это сделать следует попозже. Удивлённо пожимая плечами, девка, оглядываясь на сопровождающую её до дверей княжну, ушла, а та торопливо защёлкнув засов, позвала:

— Серж, выходите.

— Что уже? — удивился такой расторопности он.

— Тс-с! — приложила она пальчик к его губам, показывая глазами на дверь.

Глава 6

Приклеившая ухо к той стороне двери девка, подпрыгнула. «Мужчина, откуда?» Но сколько потом не слушала, больше ничего ухо не расшифровало, хотя явно слышался за дверью разговор и переливающийся колокольчиком смех княжны. Правда и того, что ей попало на слух, уже достаточно, чтоб заняться изыскательным делом. «Это уж через край, назвать собаку человеческим именем. Надо всё хорошенько проверить, а иначе может быть беда. Барыня, осерчав, запросто выпорет».

После завтрака только Таня отправилась с доберманом на прогулку, как Марфа принялась обшаривать комнаты. Но кроме халата князя ничего подозрительного не нашла. Только это не в счёт, княжна любит в нём валяться. Заправив постель, перемыв и убрав набор для умывания, а так же забрав посуду после завтрака, она ещё раз проверила облазив со всей тщательностью комнаты, но тщетно. Никого. «Неужели она с собакой, как с человеком разговаривает? — осенила её догадка. — А я подумала уже Бог весть что». Вернувшись с прогулки и проведя уроки в своей школе, Таня отправилась с доберманом в комнату папа и, найдя, что искала, принялась рассматривать его одежду, выбирая пригодное для Сержа. Марфа проходя мимо и услышав её речь, заглянув, обмерла. Княжна, демонстрируя одежду папеньки доберману, спрашивала оного: подойдёт это или нет для носки. Тот сидел перед ней и спокойно посматривал на её вертения вешалками у себя под носом. «С ума сошла не иначе или игра у неё такая? — прикинула Марфа удивляясь. — А я уже панику себе организовала». Выбрав, что ей приглянулось, Таня, забрав вещи, ушла в свою комнату. Собака потащилась за ней хвостиком. Марфа еле успела спрятаться за дверь. Но доберман, унюхав её там, зарычал. Таня, заглянув за дверь, удивилась.

— Марфа, ты чего прячешься?

— Так боязно барыня, ходишь сама с собой разговариваешь, да вон с ушастым, — кивнула она на стоящего на стороже пса.

— Понятно, ты посчитала меня ненормальной. Ошибаешься, это я от скуки развлекаюсь так, игру себе выдумала.

— А-а?!

Смеясь, княжна забежала в свои комнаты и, сняв с добермана ошейник, отвернулась, давая ему возможность одеться.

— Ну и как я тебе? — прошептал он через несколько томительных минут над её ухом.

Она обернулась и с удивлением осмотрела вещи, ладно сидящие на его стройном теле. «Молодой человек хорошо сложен, умён и воспитан, жаль, что несчастен», — подумала она, но спросила о другом:

— Есть хочешь?

— А такой вариант возможен? — смущённо улыбнулся он.

— Прими меры безопасности. Запрись. Я схожу на кухню и принесу. Вернусь, постучу условным стуком, вот так, — показала она.

— Договорились.

Она принесла, взгромоздив на поднос пирожков, щей, ломоть свежего хлеба и четверть курицы, а ещё кувшин с морсом.

— Ешь.

— А ты? — вскинул он большие глаза.

Смутившись, она покрошила в руке пирожок.

— Мне хватит пирожка с ягодой.

Он справедливо заметил:

— Ты же не птичка…

Княжна настояла на своём и, чтоб прекратить разговор, даже выдвинула идею:

— Не хочется есть совсем… Надо послать Марфу с Прасковьей завтра за земляникой.

— Зачем, сами сходим, — предложил он. — Погуляем и ягод соберём. Меня эти стены скоро раздавят.

Она, обдумывая его предложение, изумлённо выгнула брови. Но свою сомнительную мысль относительно их прогулке, она оставила при себе, лишь воскликнув:

— Но как? — это невольное восклицание, казалось, вырвалось из неё неосознанно.

Он взял двумя пальчиками чашку из тонкого фарфора и, сделав глоток, принялся рассматривать роспись на ней. Княжна пояснила, что сервис очень старый, фамильный и был приобретён папа вместе с домом. Получается, принадлежал бывшим хозяевам этого дома.

Ей показалось, что фарфор зазвенел в его руках. Вероятно, показалось… Серж, совершенно спокойный, кивнул и продолжил:

— Я полагаю, что мы сделаем так… — он поморщил лоб, подумал и объявил:- Ты возьмёшь с собой мою одежду. Когда тебе захочется поговорить, доберман исчезнет. — И вдруг неожиданно для неё спросил:- Почему ты взялась учить крестьянских детей?

Таня немного растерялась, но очень скоро взяла себя в руки. Ответ был неожиданно для неё самой откровенный.

— Должны же мы хоть что-то полезное сделать для своего народа. Я не могу не понимать какова пропасть разделяющая у нас мужчину и женщину… Понимаю, но вынуждена признать, что не разделяю таких законов и порядков. Мужским кругам дано всё, женщинам ничтожно мало. И чтоб не сделали мы, всё смешно и не так, а самое страшное — противозаконно.

Она говорила и говорила, должно быть, то кричала душа. Серж внимательно слушал. Она оборвала свою речь. Он покрутил в руках вилку с вензелями. Таня, не став объяснять кому до них принадлежало серебро, решив, что понятно и так, промолчала.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался он.

— Семнадцать, — ответила она вызывающе громко.

Он посмотрел на свою собеседницу, встретил невинный вопросительный взгляд, поколебался, а затем произнёс:

— Дитё, а рассуждаешь, как старушка. Я боюсь, что из этого не выйдет ничего путного.

Конечно же, она заметила, как в уголках его губ, дрогнула предательская улыбка. Таня, забрав пирожок, ушла, отщипывая от него, к окну: «Оценщик нашёлся».

— Обиделась, княжна, я, уверяю вас, меньше всего этого хотел. — Отложив еду, подошёл он к ней. — Это, правда, только ваше дело. Но послушайте меня… Так заведено на Руси, принято так и этот воз тебе не свернуть, даже если ты расплющишь об него голову. — Было заметно, что он волновался путаясь в «ты» и «вы». Серж продолжил:- Смог только один- великий Пётр откатить его чуть- чуть… И то старый свет бился в кровь не столько за бороды, сколько против вывода в свет баб. Протяни он ещё лет двадцать или хотя бы десять, возможно школы были бы обязательным атрибутом даже самого захолустного села. Сейчас же о таком из власть имущих даже никто не помышляет, та под силу ли тебе, крошка, изменить что-то. Так ты измучаешь себя и только.

Ей так хотелось, чтоб он не насмехался, а понял. Ведь она пришла к выводу, что этот юноша весьма чувствительный и благоразумный. А он насмехается… Если только попробовать растолковать… Она горячо принялась объяснять:

— Разве они виноваты, что родились бедными, а мы богатыми. Нет. Так что плохого в том, если я научу их грамоте, а там уж кто куда пробьётся. Но, Серж, согласись, что грамотность это для них шанс. — Горячилась она, видя, как он улыбается её речам, пощипывая ухо. — Мне противно смотреть, когда поят лошадей шампанским и кормят отменным овсом, а крепостные живут не по-людски. Так не должно быть. Это не правильно.

— Успокойся. Я уважаю твоё мнение. Подумай сама, мы мало, что можем изменить. Разве что попробовать самим жить по-другому. Будешь курочку?

— Нет. Доедай и позову Пелагею, чтоб забрала поднос.

— Не торопи, я хочу получить удовольствие от еды. Поищи у родителя бритву мне надо побриться.

Таня присмотревшись, как он обгладывает куриные косточки, улыбнулась. «Доберман перемолол бы их сейчас в муку», — подумалось ей.

— Представила, как бы их сгрыз Барон, — громогласно хохотнул он.

Она бросила на него тёплый взгляд.

Марфа, проходившая мимо, поначалу отпрянула, а потом, припав к двери, принялась слушать. Старая княгиня наказала строго настрого, под страхом наказания следить, а то, что происходит тут не так просто разобрать. Вот явно же слышала мужской смех… Опять мужик, но откуда? Она сама чуть не взвизгнула, получив шлепок по заду. Прасковья, поддавшая ей, стоя руки в бока позади неё, хотела знать о так заинтересовавшем её предмете.

— Тише ты, — зашипела Марфа на девку.

— И что там интересного? — тут же приложилась ухом она.

— Голос мужской и не первый раз уже слышу. Княгиня выпорет и за косы оттаскает, если проморгаем.

— Так проверим давай, если есть мужик, то его где-то прячут.

— Какая разумная, я не глупее тебя, уже проверила и ничего, — возмущённо объявила она.

Та, подбоченясь, топнула ногой.

— Тогда ничего и нет.

— А голос, а смех? — ткнула она пальцем с обгрызенным ногтем в дверь. — Не доберман же хохочет… Хотя «сердечный друг» может выпрыгивать утром в окно.

— Я об этом не подумала, давай проследим.

— Ты здесь, а я снаружи, чтоб наверняка. В доме караулить я усну, а там свежее поветрие, для моего организма в самый раз.

— Договорились. Заметила, она странная стала, еду с собой набирает да ещё сама и носит. И опять же помногу берёт, а как птичка клевала…

— Это, поди ж ты, добермана своего откармливает, лихая к нам его прибила, с неё станется. Он, таскается за ней, как привязанный.

— Может быть ты и права. Такой теленок страсть одна, на какой ляд он ей сдался. Загрызёт не поморщится. Мало ей, что жуть такую в доме терпим, ещё и барскую еду на эту псину переводить.

— Барышня чувствительная. Стало быть, от скуки и нежного сердца заботу себе приобрела. Надо куда-нибудь его сдыхаться.

А в комнате за столом, Таня, волнуясь, прикрыла его смех тут же ладошкой, но опоздала, Марфа успела услышать.

— Серж, ради Бога, аккуратнее, маменька приставила ко мне большой отряд надзирателей. Нянька, конечно, не в счёт, а вот француженка и её личные девки, — это опасные соглядатаи. Маменьке нашепчут, здесь будет инквизиция.

— Прости. Мне нельзя постоянно быть в образе Барона, получилось очень долго на этот раз. Некому было снять ошейник. Одеть я его могу, а снимать должен быть помощник.

Догадка кольнула сердце, голос задрожал:

— Значит, долго находиться в шкуре добермана для тебя опасно?

— Да. Я могу не вернуться в человеческий образ, — сказал он правду.

Жалость опалила душу. «Боже мой, какой он несчастный!»

— Серж, но ведь ты приятный молодой человек… Женская добродетель, наверное, не в силах устоять падает в немалом количестве к твоим ногам…

— Предположим, но я не подбираю. Скажи, к чему ты клонишь? — улыбнулся он принимая от неё салфетку.

Она неуверенно докончила наконец-то свою мысль.

— Ты бы мог иметь верную подругу…

— Подругу?…

Он опять улыбнулся и принялся пить морс. Таня, поняв что ей никто отвечать не собирается, вероятно, на показавшийся ему глупым вопрос, перешла от советов на реальность:

— Давай я тебе полью на руки и иди, отдохни, пока Марфа здесь всё уберёт.

Ей показалось, что он был в каком-то возбуждённом состоянии и в то же время о чём-то сосредоточенно думал. «Гложет что-то», — подумала она.

— Надо написать письмо управляющему, чтоб не беспокоился моим долгим отсутствием и не выпускал дела из рук. Принеси, пожалуйста, бумагу и приборы.

— Там на моём столике найдёшь всё необходимое. Я со скуки пробовала сочинять. Кузьма поедет в город, повезёт продукты маменьке и доставит в целости и сохранности твоё письмо.

Ей было интересно с ним. Он был так начитан, он был так образован… Интереснее человека она представить не могла. Они вдвоём совершали путешествия в мир искусства, литературы, религии и даже политики, случалось даже вступали в бурные споры.

Глава 7

Забывшись, они спустились с облаков на землю при яростном стуке в дверь. Он перешёл в спальню, а Таня, запустив Марфу, перекрыла вход к ней. Та не могла скрыть своего удивления на съеденное за раз такое количество еды. «Наверняка Пелагея права и сердобольная княжна точно кормила добермана, тогда почему не сгрыз пёс кости? Одни загадки с такой прыткой барышней. Газ да глаз нужен». Прибрав со стола, она ушла. Таня, заперев тут же дверь, зашла в спальню. Написанное письмо лежало на углу стола, а Серж спал на кровати. Сапоги отца стояли у стула. «Хорошо хоть размер батюшки оказался на полразмера больше чем у молодца. А то бы пришлось просить конюха сплести лапти. Правда, неизвестно под каким предлогом. Ой! Пока вспомнила, надо найти бритвенный прибор папа». Вытянув ключ из замочной скважины, и заперев дверь, пошла в комнаты родителей на поиски. Разыскав бритву, спрятала её под складку платья, она видела, как насторожённая Марфа шла шаг в шаг, тяня шею и усердно подсматривая за Таней. «Маменькины инструкции чётко выполняются. Но меня так просто не возьмёшь!» Вернувшись назад, она тут же закрыла за собой, перед носом сунувшейся за ней девки, дверь. Вот эти-то её запирания и не давали покоя Марфе. «С чего такая таинственность, раньше всё было нараспашку. Пелагея права надо проследить за окнами».

Попав в свои комнаты, Таня, положив бритву на его камзол, так быстрее найдёт, отыскав роман, попробовала читать. Получалось с трудом, вернее вообще никак не получалось. В голову лезли всякие глупые мысли. Ну, например, что лежит он сейчас, как доберман, точно так же дёргая во сне ногами. Устыдившись подсматриваний, перешла из спальни в комнату и села у окна, не столько опять читая, сколько посматривая в сад. В какую же неимоверную историю она попала. Ведь то, что лежит сейчас на кровати нереально. Об оборотнях рассказывали всё время разные страшные истории. Она с замиранием сердца слушала их всегда, но и всего лишь. Ведь историю прослушать, как книгу прочитать. У них в доме была даже своя рассказчица — бабка Матрёна. Слушали все с большим удовольствием. Наслушавшись, потом страшились расходиться, но в следующий раз опять с превеликим азартом собирались на очерёдные посиделки. Матрёна рассказывала не отвлекаясь от дела, крутя веретено, пряла пряжу или вязала шерстяные варежки и носки. Но это не миф и не сказка, он существует. Полёживает себе на её кровати и в ус не дует. Как теперь выкручиваться, кто знает… «Ах, как будет, так и сложится. Не съест же он меня, в самом деле. К тому же, я с таким приключением, почти забыла о Натали и Владимире». В раздумьях она не заметила, как Серж проснулся и осторожно подойдя, встал за её спиной. Поняла, что он рядом, когда сильная рука легла на её плечо. «Передвигается, как собака, совсем не слышно». — Промелькнуло в голове.

— Что ты делаешь? — спросил он, с тревогой посматривая на её блуждающий взгляд.

Она с заинтересованным видом принялась перелистывать книгу.

— Читаю?

Она решив, что он хочет начать разговор, поддержала. Он пристально смотрел на неё.

— В сумерках… Жалеешь, что ввязалась в эту историю. Может и правда подох бы и все проблемы сами отпали. Но видно человек так устроен, бороться вопреки разума за свою жизнь. Она ж мне не нужна, для чего так старался выжить не понятно. С другой стороны, ты так усердствовала отогнать от меня костлявую, что мне стыдно было умирать, пришлось помогать тебе.

— Бог с тобой Серж, откуда страшные мысли в голове и такие дивные речи. Да и не жалею я ни о чём. Просто диковинно всё, как в жутких историях. Кто знает своё будущее? Никто, а вдруг чары спадут…Чаклунку можно попробовать поискать…

— Княжна, ты не поняла. Оборотень — это на генетическом уровне. Ошейник, это подарок колдуна. Я могу, конечно, и сам пересилить природу, но это отнимает много энергии и забирает весомый кусок жизни. Получается чудовищно болезненный процесс.

Она обмерла:

— Ужас! Ну, не знаю, мне так кажется, что всегда можно ко всему приспособиться и найти выход, — горячилась она, пытаясь что-то доказать ему… себе. Её очень напугала его обречённость. Теперь она понимала, почему его трудно было лечить. Он не хотел выживать. А на них пса в лесу вынес его величество случай. И она бодренько обнадёжила его. — Теперь у тебя есть друг — я. Мы, если объединим усилия, непременно справимся с ситуацией.

Он, продолжая разговор, поднял с кушетки журнал и, развернув, полистал его.

— Ты чересчур яростно принимаешь к сердцу мой вопрос. Значит, тебя задело за живое. У тебя добрая душа, девочки ребёнка, но тебе эта игра может скоро надоесть.

Таня поглядывая на запретный маменькой журнал, который она не спросясь стянула и привезла с собой сюда напряглась и который он сейчас листал, осторожно тянула:

— Не знаю, не уверена, ничего загадывать не хочу, и заверять тоже не буду… Время покажет. Серж, давай не паниковать. Ты крепкий и сильный мужчина, чтоб выжить, тебе нужен был помощник. Прошу не отказывайся. Для того, чтоб жить, у тебя всё есть.

Не заметить она не могла, как он, наткнувшись на какую-то статью, улыбнулся и мельком посмотрел на неё. Она сжалась, догадываясь, что это за статья. И сходу начала оправдываться:- Это журнал мама, я без спросу взяла… Она говорит, что в нём много чепухи и низкий уровень морали и всё это вместе напыщенная болтовня.

— Хотелось проверить? — сузились в смехе его глаза до щёлочек. Княжна кивнула. Он откинул злополучный журнал и повернулся к ней:- Я уверен, что тебе понравилось. Как же такая блестящая мысль, как непослушание пришло в твою головку, а?

Она в задумчивости почесала кончик носа. Что ж ему сказать… Смеётся поди или собрался учить. Но сказать точно что — то надо. Не мотать же всё время головой, как жеребчик. С ноткой сомнения в голосе она проныла:

— Должна ж я знать…

— Ну да, ну да… Гулять пойдём?

— Прости, я совсем забыла.

Домашние видели, как она прогуливалась с доберманом, вела беседу с Митричем, трепавшим, подставившуюся под руку собаку, за грациозную шею и красивую морду.

— Прижился, выправился, если мешает, велите к стае в псарню притулим или на конюшню к лошадям. Нас это не обяжет. Красивый кобель.

— Право не стоит беспокойства. Это не сделало меня страдалицей. Мне веселее и спокойнее с ним, — погладила она добермана по крутому лбу. — Завтра хочу прогуляться по лесу, первых ягод нарвать…

— Совсем ни к чему, княжна, девки завсегда насобирают, неугодно ли сказать.

— Самой хочется потешиться, сорвав с кустика. Согласись, Митрич, — так романтично. К тому же с таким сторожем, как Барон не страшно.

— Баловство тут водится. Поместье по ту сторону леса не в добрых руках оказалось. Старый князь Гучковский умер так сын старший при деле и бумагах. А такой, прости Господи, злодей, жуть. Собираются у него такие же ненормальные повесы и гуляют. Народ разбегается по норам в такое их весёлое время. Боюсь я за вас. Они когда в гулянии не разбирают, кто в руки идёт, их там общество внушительное съезжается. Баб везут, цыган и веселятся, варвары. Потом с залитыми глазами охотятся.

— Ах, помилуйте! Мы далеко не пойдём с Бароном. Да и где то поместье и где мы. Сам прикинь, князя Гучковского поместье от нас довольно таки не близко. Мне очень самой хочется. Я по краешку дороги.

— Ну, если только так. То тогда, конечно, всегда можно. — Уступил садовник.

— Пойдём мы, а то поздно уже. Правда, вечер чудесный. Так бы села на лавочку у одной из ваших фигур утопающих в цветах и смотрела на звёзды до утра, пока они не начнут гаснуть…

— Нежная душа и молодые годочки. Вам бы самое время с князем каким иль графом молодым ворковать, а где ж тут сыщешь, зря вы барышня белокаменную покинули.

— Какой вздор. Меня Москва совсем не прельщает. И что, право, за беда. Здесь так прелестно. К тому же мне никто не нужен.

В десятом часу Марфа засветила ночную лампу. Ужинала Таня опять у себя в смежной со спальней комнате. В доме господствовала тишина. Да и кому собственно шуметь-то. Только из сада доносились голоса о чём-то бойко спорящих Митрича и её няньки, да с хозяйственного подворья мычание скота и ржание лошадей. Заперев за Марфой дверь, она вынесла лампу в спальню, чтоб сквозь окна не просматривалась комната и в полусумерках поманила Сержа к столу.

— Пожалуйста, садись.

— Поесть, разлюбезное это дело, чего же не присесть, — подтрунивал он. — Это не миска на полу с пойлом или костями. Опять же при свечах, сплошная романтика.

Это его замечание показалось ей бестактным, но в уныние не загнало. Не надувая губок, она, заливаясь краской, принялась оправдываться:

— Послушай, я же не знала… Даже не догадывалась…

— Я простил и забыл, — посмеивался он, подсаживаясь к столу и берясь за салфетку.

— Ты разберёшься в полумраке? — спросила она шёпотом.

— Давай, пожалуйста, без переживаний и церемоний! Я на нюх возьму, — пошутил он. — Ты сама почему опять говеешь? Так и будешь пирожком обходиться подсовывая мне куски послаще и по больше?

Попробовала шутить.

— Как это твоё недоверие не приятно слышать. Ешь. Мне хватает. По честности и справедливости тебе говорю. К тому же это кусок рыбки, — улыбаясь щипала она пирожок.

— Позволь тебе не поверить.

Она продолжила игру.

— Не обессудь, но я не могу, для меня то, что я съедаю лишнее, и давай не будем пререкаться. Я ещё хочу покупаться время найти.

— О! Мне бы тоже не помешало, — тут же заявил он. — А то псины запах источаю.

Она прыснула в ладошку, но выкрутившись перешла на серьёзный тон.

— И как, сударь, мы порешим это…

Он отложил еду и уставился на неё.

— Сударыня, о чём печаль, мы же были уже в подобной ситуации.

— Тю-тю, я не знала, что ты человек, — поводила она пальчиком под его носом. — Я полагаю теперь другой разговор.

— Не сердись, я пошутил. Сделаешь, как захочешь.

— Вот непременно надо меня сконфузить, — поправила она выбившийся из-под лент локон. — Сударь вы врединка.

Он, приложив руку к груди, покаялся.

— Я меньше всего того хотел. — Свой последующий вопрос он задал с озорной улыбкой. — Так что с купанием?

Она, зажав голову в тиски ладоней, думала.

— Не торопи сейчас, сейчас… Ура! Я придумала.

— Отлично коли так.

Глава 8

Накинув ночной халат, Таня позвала Марфу, велев всё убрать, забрала добермана и отправилась в ванную. Шла, радуясь тому, что как здорово кто-то придумал эти мыльни. Купаться в них куда приятнее, чем в лоханях или корытах, которые таскались в комнаты и вытаскивались обратно, оставляя после себя следы и беспорядок. Вот если б это ещё было в самой спальне или рядом с ней, то прелестнее не было бы ничего на свете. Папа обещал расстараться. Значит, когда-нибудь так и будет, а Тани не терпится уже сейчас пожить в той жизни, она бы избавила её в этой ситуации от сложности с купанием Сержа, так жаль! Отказавшись от услуг Прасковьи и развернув добермана мордой в угол, плескалась с удовольствием и детским восторгом осыпая пса шаловливыми брызгами. Но тот, спрятав уши под мощные лапы, не повернулся. Терпеливо снося её игры, улёгся на пол: «Забавляйся!» Промокнув себя простынёй и одевшись, позвала собаку, пёс с шумом плюхнулся в ванную, Таня сняла ошейник и в свою очередь закрыла глаза. Когда его рука накрыла её руку, она вздрогнула.

— Серж, что?

— Лежать здесь после тебя одно удовольствие. Дай что-то, чем бы я помыл голову и открой уж свои глаза. Мне это решительно не мешает.

Её глазки вспыхнули огоньками, и она, вздёрнув носик, вступила с ними в словесную дуэль.

— Зато для меня то не позволительная роскошь, — отрезала она.

Он, играя улыбкой, поморщился. Такая себе хитрая комбинация из неудовольствия и смеха.

— Мадмуазель, вы острая на язычок девочка.

— Возможно, раньше я за собой такого не замечала. Всё?

— Не торопи, ангел мой. Дай побаловать себя ещё немного…Так прелестно. Вода тёплая. Пахнет травами и чудной девушкой.

Пропустив реплику про «чудную девушку» она подарила надежду.

— Потерпи, в субботний вечер помоешься в бане.

Его красивые брови в сомнении сошлись на переносице.

— Как ты себе это представляешь?

Она посмеивалась.

— Быть может также сударь. Заканчивайте с купаньем и сушитесь. А то это вызовет непременно подозрение у Прасковьи. Позвольте вам напомнить, что я и так отказалась от её услуг сегодня, а это непременно подтолкнёт её на любопытство.

Любопытство то их с Марфой давно уже съедало и, воспользовавшись тем, что княжна купается, а Прасковья её стережёт, Марфа шарила по комнатам девушки. Найденная бритва для голения рядом с кувшином воды для умывания, сначала отняла у неё язык и ноги, а потом ничего, взбодрившись, она замыслила отследить княжну и её таинственного гостя.

А в душистой ванной тешил себя купанием Серж, ему хотелось продлить удовольствие, но княжна торопила, и молодому человеку ничего не оставалось, как выбираться.

— Жаль, но ничего не поделаешь… А баня это здорово, но помнится, меня туда не пустили. Всё я готов.

Таня открыла глаза. Перед ней стоял скалящий пасть в улыбке доберман. Не удержавшись, она поцеловала пса в чёрный влажный нос и умные глаза.

— Какой ты чистенький.

Пёс смущённо отступил. Таня, опомнившись, открыла дверь и, пропуская собаку впереди себя обойдя изумлённую Прасковью, отправилась в свои комнаты.

«Совсем княжна на собаке свихнулась, мало того, что держит у себя в комнате и кормит с господского стола, ещё и купается с ней».

Когда Таня сняла с него ошейник и повернулась, Серж уже лежал на своей половине кровати. «Какой смысл, если под утро мы оказываемся в одном клубке и потом это безумие, но я к нему привыкаю. Отчего ж мне так не везёт с мужчинами. Один подлец, второй всем хорош, но оборотень». — Рассуждала она, гася лампу и смущённо пряча своё лицо от его насторожённого взгляда.

— Таня, ты чем-то расстроена?

— Вовсе нет.

— Я не слепой…

— Тебе показалось. Так прекрасно, луна хозяйничает как у себя дома.

— Позволь открыть окно?

— Ты прав. Здесь нечем дышать! Я сама, а то могут заметить. Так пахнет летом, травой и лесом, просто захватывает дух и напрочь, шальной птицей, вылетает сердце. Ах, Серж, так хорошо! — подбежав к окну, распахнула его во всю ширь. Подумав, забралась на подоконник, закинула голову, устремляя глаза вверх на укрытое звёздами небо. «Такая благодать, а ведь ничего не замечала».

— Луна действительно перестаралась, да и звёзды светят, как фонари в Рождественскую ночь, а небо чистое без единого облачка. Ты права чудный вечер. Но лучше тебе лечь, а то разгуляешься и не уснёшь.

— Позволь дать тебе совет…

— И что это будет? — прервал он её.

— Не давать мне советов. Меня маменька забросала ими. — Отвернулась она от него, делано устраиваясь удобнее на подоконнике. И тут почувствовала, что в комнату устремились комары. Видно, весенний воздух им казался слишком свеж и кровопийцы заторопились в тепло. «Вот об этом я совершенно не подумала, увлёкшись романтикой. Сейчас они обглодают нас, как собака кость. Ой! Про собаку лучше помолчать».

Блаженство продлилось недолго. От смешных дум её отвлёк шум. Обернулась на него. Серж собирался. Таня, ещё не понимая, что произошло, метнулась к нему на перерез. Закрывая собой проход в смежную комнату, стояла, раскинув руки, словно эти свои хилые силёнки она могла противопоставить его мощи и силе. «Какое безумие! Что она сделала не так?»

— Куда?

— Разве не понятно. Я ухожу.

— Но отчего, зачем?

— Ты доходчиво объяснила, что загостился и надоел тебе. Прошу прощение за доставленное беспокойство.

— Серж, ты не можешь такого сделать. Тебе пока опасно куда-то идти, да и некуда тебе это сейчас сделать… — Попробовала она уговорить его.

— Разберусь, поживу на улице, ерунда… Не волнуйся, вещи я верну…

— Нет, нет, позволь возразить тебе, ты решительно не прав. Я сегодня и сама не узнаю себя совсем, находясь в каком-то особенном настроении.

Он отступил, лязгнув зубами. Надо заметить он был внушительным.

— Княжна уйди, я могу нечаянно сделать больно…

Но Таня подавила в себе испуг. Желание оставить его и позаботиться о несчастном выявилось сильнее. Она заставила себя подождать, когда пройдёт его суровое желание и он, разомкнув плотно сжатые уста, будет способен говорить. Но он всё молчал. Тогда она решила говорить сама:

— Серж, не горячись, у тебя же всегда была холодная голова.

— Всегда? Не знаю, но вам, сударыня, лучше уйти…

— Я не пущу тебя, ты совершенно ввергаешь меня в отчаяние… Ах, Серж, это жестоко. А говорил — мы друзья. — И повиснув на его шее, она не позволила сделать ему ни шагу. — На что ты так обиделся. У меня не было намерений тебя так расстраивать.

Изумлённый её таким порывом, он вернулся и присев на кровать, держа её на коленях, пробурчал:

— Тогда, что происходит? Ты то кусаешься, как скорпион, то взрываешься, как ураган… Перещеголяла пожалуй даже свою маменьку. Да ты сударыня просто злючка.

— Я не знаю, — не отпуская его шею и пряча лицо на его плече, прошептала она. — Но прошу тебя, не обижайся и не уходи. Я не хочу, чтоб ты попал в беду и пропал.

— Ладно, перебирайся на свою половину, да отцепись уж, я не уйду, дай возможность мне лечь.

— Ты обманешь…

— Слово чести даю, позволь мне раздеться.

— Хорошо, я встану у двери, — воинственно заявила она.

— Какая же ты смешная. Уйти я и в окно могу.

— Тогда я закрою окно.

— Как же ты за один раз справишься с окном и с дверью?

— Да это так, наверное, ты прав и у меня, навряд ли, что-то получится, но в таком случае, я не слезу с твоих рук.

— Смотри, я снимаю рубашку, потом брюки, дай мне возможность снять сапоги…

Она переместясь на кровать, и держа его по-прежнему крепко за шею, повисла на нём со спины. Серж посмеиваясь, лёг рядом, а она всё не отпускала.

— Ты чего так завелась?

Она горячо шептала:

— Я усну, а ты непременно обманешь и уйдёшь.

— Ты же держишь мою руку… — опешил он.

— Во сне пальчики расслабятся, и ты выскользнешь, — покачала головой она.

— Ну давай, я ради твоего спокойствия, положу руку под твою голову. Так тебе спокойно?

Так она точно успокоилась. Засмеявшись, уткнулась ему под мышку.

— Теперь эта вздорная девчонка хихикает.

— Мне ваши волосики, сударь, щекочут нос.

— А ты не засовывай его куда не след.

— Так получилось

— Ну вот, всё и устроилось. Позвольте вам пожелать покойной ночи и приятных сновидений, шалунишка. — Улыбался он освещённый таинственным светом хозяйки ночи — луны.

«Надо же, имение стало нам родным. И всё как-то устроилось само собой. Только б не доведалась маменька. Он приятен не только от своей силы и мужественности, но и от натуральности и простоты, которые до прелестного неподражаемы и, которые справедливо могут считаться лучшим даром природы. А как это чудесно сочетается с его благородной наружностью, глазами полными жизни и огня», — раскладывала по полочкам лежащего рядом молодого человека, не способная так быстро заснуть, как притворилась Таня.

Пока они укладывались, Прасковья с Марфой не отказываясь от осенившей идее и быстренько состряпанного плана, заступили на караул. Марфа поставила стул к дальней стене, что напротив комнаты княжны, а Прасковья прохаживалась в парке под окнами. Ей приходилось сложнее. Всё бы было ничего, но проклятые коты своими орачками и любовными песнями, доводили почти до бешенства. Выдержав такое издевательство над своими нервами почти всю ночь, под утро попала под таз воды, что, не выдержав, выплеснула в окно на кошек француженка, приехавшая с княжной и обучающая её языку и манерам. До кошек не долетело, а вот Прасковья нахлебалась вдосталь. Отряхиваясь, как мокрая курица, поругивая храпевшую сидя на карауле Марфу, за её выдумки и причуды, она бродила на своём посту от людской через господские покои во двор. «Сама сдурела, мне покоя не даёт. Подумала бы своей квашнёй, откуда здесь мужику взяться? Не с конюхом же Прошкой, княжна связалась. Это вообще бред. Да и тот на двор выходил по нужде от себя, значит, спит в своей постели на соломенном тюфяке». Растолкав Марфу, она объявила о нулевом результате своей слежки и посоветовала ей прекратить фантазировать или поменяться с Прасковьей местами.

Он спал, уткнув лицо ей в щёку и дыша в самое ухо, щекоча и горяча его. Отчего она до самого утра не могла уснуть. Его рука, лёжа на её груди, крепко прижимала девушку к себе. Нога в тонком трико покоилась тоже на ней, не позволяя шелохнуться, чтоб не потревожить. От этой близости сильного мужского тела её кидало в жар, а от того, что ей путь к такой мужественной красоте заказан, знобило. Полуобморочное состояние не дать ни взять. Без преувеличения, от подобной метаморфозы ей то хотелось от сжигающей её жары раздеться, то накинуть на себя от холода несколько одеял. Посматривая сквозь щели полуприкрытых ресниц на него, ждала неминуемого пробуждения, чтоб, притворяясь спящей, посмотреть на его реакцию. Но не может же он быть таким железным. Ведь живой же или она не интересует его совсем как женщина. «Зачем тебе эта игра, — тут же мудрый голосок возразил в ней, — ведь между вами никогда ничего не возможно и на это есть тысяча причин, начиная с того, что он оборотень. И кончая: мама с папа, которые ни за что не пойдут на это, если узнают о нём правду. Так для чего же мутить воду. Но их в эту сложную правду можно и не посвящать. — Моментом обеспечила она себе отход. — Быстро же я забыла Владимира. Получается, то была просто девичья ерунда, каприз. Серж намного интереснее, привлекательнее, сильнее и романтичнее. Ах, если б не оборотень».

— Доброе утро сударыня, — провёл он подушечкой пальца по её губам.

Придётся играть. Она вынуждена была открыть глаза и потянуться. «Да, не густо. Она ожидала чего-то большего. Мог бы и поцеловать».

— Доброе утро, ты не забыл, мы идём по ягоды сегодня.

— Я помню. Захвати с собой воды, набродишься, очень захочется пить. Я, правда, знаю, где есть родник, но бегать за каждым глотком с одного конца леса на другой это так неудобно и ног опять же никаких не хватит. Ты выспалась?

— Угу.

Покрыв его голову своей подушкой, она соскользнула с постели и отправилась умываться и одеваться. Серж, посмеиваясь, последовал за ней, помогая девушке в этом.

Глава 9

Пока солнце засияло в полную силу, они успели позавтракать и собраться. Он одарил её комплиментом, от которого она довольно улыбнулась. Ещё бы, ведь он сказал:

— Много я видел красивых женщин, однако вашим родителям удалось сотворить потрясающую картину!

Её признавали за взрослую, красивую барышню. Это приятно.

— Ты в наряде папа тоже замечательно выглядишь, — высказала своё мнение, краснея она.

Он улыбаясь любезно поклонился.

Митрич попробовав ещё раз с утречка отговорить княжну от бестолковщины, как он считал её поход в лес, отступил. Пёс нёсся впереди. Его рубашку брюки и сапоги она уложила в большую корзину, прикрыла куском старого покрывала, сверху пристроила пирожки и бутылку воды с маленьким берестяным лукошком. И только усадьбу скрыла стена леса, доберман принялся, забегая вперёд неё, лая и подпрыгивая, просить отстегнуть ошейник. Таня смеялась, но, не уступая его усилиям, шла вперёд. Ей очень хотелось набрести на необычной красоты поляну, усыпанную множеством различных цветов и, конечно же, ягодами. И цветы непременно должны быть разные, разные. И Таня, как водится, наберёт букет, а потом сядет, и будет плести венок. Нет, два венка, себе и Сержу. А потом она упадёт в цветы, и будет смотреть на кружева облаков по голубому небу и думать. Вот думать и рассуждать она может о чём угодно, о травинке в руке, помятом цветке, жужжащей пчеле, промчавшейся стрекозе. Она представила Сержа в веночке и с травинкой в губах, наклоняющегося над ней и… в горле моментом пересохло. Нет, лучше не думать о таких глупостях. Попрыгав рядом, Барон обиделся и, отбежав в сторонку, замелькал за стволами деревьев, удаляясь. Что-то ей подсказывало, что, имея такое благородное сердце, он её не бросит. Поэтому и забавлялась: «Пусть позлиться, всё равно вернётся!» Из под ног выскочил тетерев, она взвизгнула и отпрянула к дереву. Эти лесные курицы гуляют где им вздумается. Постояв, придерживая сердце и кышнув на наглеца, их ту видимо не видимо, засмеявшись, пошла дальше. Барон не появлялся, только чувствовала что он где-то рядом. Наконец лес как-то вдруг расступился, поредел и отошёл назад. Солнце, пробившись сквозь толщу кроны, указало путь, и она почти бегом выскочила на открывшуюся широкую поляну, усеянную высокими белыми зонтиками дикой моркови, а чуть пониже волнами вьющейся кашки с запутавшими в ней желтоглазыми ромашками и голубыми лютиками. Под ногами полыхнула земляника. Она бросила корзину и, восторженно улюлюкая, кинулась к ягодам. Но тут её внимание привлекли грубые мужские голоса, доносящиеся откуда-то спереди, и на поляну вышли трое с охотничьими ружьями на плечах. Издалека ей показалось, что первым шёл граф Ветров. Ей бы насторожившись, спрятаться в кусты или не поднимать головы вовсе, прячась за высокими цветами, пусть пройдут мимо, но она, растерявшись от неожиданной встречи, проявляя излишнее легкомыслие, встала во весь рост. Охотники, захохотав, вероятно от сказанной кем-то непристойности, направились прямиком к ней. Таня поздно сообразила о сделанной глупости, но прятаться было уже поздно и глупо. К тому же что плохого княжне мог сделать граф. Солнце било ей в глаза и она, прикрыв козырьком ладони их, попыталась рассмотреть из-под неё, подошедших с ним мужчин.

— Княжна, какая неожиданная встреча, — приложил он её ручку к своим насмешливым губам. Криво брошенным взглядом он не мог не заметить, как помрачнела девушка.

Таня, присматриваясь, обвела, ухмыляющиеся, неприятные, покрытые красными пятнами лица, дышащих перегаром мужчин, и ей стало опять тревожно. Всё внутри её сразу напряглось и насторожилось, точно догадываясь, что перед этими людьми надобно таиться: «А вдруг это те о ком предупреждал Митрич?» она почти обмирала.

— Отчего же сударь, как раз и нет, я на своих землях, а вот вы явно заблукали…

— Гм! Какая цыпочка колючая. — Заметил, кривя улыбку один. Круглолицый с пухлыми слюнявыми губами, пытаясь подойти поближе, он раздевал её маслеными узкими глазками. — Где Владимир, там непременно красотки.

— Мы охотились в угодьях князя Гучковского, но вероятно отклонились от маршрута. Пардон, вы сердитесь. — Постарался быть любезным Ветров, оттесняя от неё напарника.

— Да, красавица, — влез в разговор третий хлыщ. Задумчиво рассматривая её он ухмыляясь тянул:- Мы приехали сюда в надежде, найти прекрасных дам, провести время не скучно в их обществе и вина и чего-нибудь этакого, а он подсунул нам распутных дворовых девок и потащил на охоту. Так что ты, крошка, от нас просто так не отделаешься.

Княжна, не давая нервной дрожи задавить её, сделала вид, что речь того господина её не касаема. Княжна постаралась уверенно провести разговор с графом:

— Полно граф, идите своей дорогой. — Она говорила ровно, но по спине при упоминании имени Гучковского пробежали противные мурашки. «Такое чувство, как будто кто-то провёл ногтём. Теперь ясно именно о такой встрече волновался Митрич. И с такими негодяями водится граф Владимир?! Это уж слишком гадко! Не обычнее было бы видеть его среди нормальных, порядочных людей. А третий очень похож на управляющего князя Шилевского, что княжну Софию облил кислотой за то, что отказала ему в ухаживаниях. Она читала об этом и видела портрет разыскиваемого злодея, в папенькиной газете. Красивый профиль с орлиным носом, волевой подбородок… Засмотришься. А такой негодяй. Получается, писатели, заверяя нас, что люди с таким благородным лицом должны быть бесподобны, абсолютно не правы. Значит, вот где он скрывается. Ничего себе встреча. Пресвятая дева, помоги! Чудная компания собралась».

— Княжна Татьяна, сделайте одолжение, прогуляйтесь со мной, — попросил Владимир, не отпуская её руку. Она в отчаянии посмотрела на помятое лицо графа: «О, Боже!»

— Сударь вам лучше пригласить было свою невесту, — парировала она, пытаясь высвободить свою руку.

— М- м-м-да! А ты ревнуешь…,- засмеялся зло он. — Не вам сударыня притворяться!

Его красивое лицо не казалось ей сейчас таким. «Какие мы девицы глупые, влюбляясь без разбора в смазливые личики, калечим себе жизнь». Злые глаза, буравившие её сейчас, не предвещали ничего хорошего.

— Граф не забывайтесь! — Она старалась говорить уверенно, но голос дрогнул.

— Ах, вы меня в отчаяние повергаете. — Кривлялся он, переходя на жёсткий, грязный тон. — Я ж тебе куколка нравился, ты готова была порхать за мной по первому зову…

Княжна выгнула спину и гордо вскинула подбородок:

— Граф, позвольте вам напомнить о чести…

Сопровождающие графа охотники захихикали. Затем управляющий грубо поторопил Владимира.

— Вольдемар, что ты с ней возишься. Бери, заткни ей рот, да пойдём. А то ещё настроение испортит своими проповедями, — заключил он.

Но тот не собираясь подчиняться, огрызнулся:

— Ты чертовски не благороден. Ты уже своими дикими методами заткнул одной, что тебе это дало? С барышнями надо культурно, она сама поймёт. Умная девочка. Хочешь, чтоб одарил тебя лаской? Да, княжна? Так мы расстараемся, — ухмыльнулся граф.

Громогласный хохот потряс лес.

— Вольдемар, что вы делаете? — напугалась Таня, пытаясь освободить из его цепких рук локоть.

— Что я делаю? — обернулся он к хохочущим друзьям, предлагая повеселиться с ним вместе. Те так долго тянуть были не намерены.

— Ваньку валяешь. Бери её на плечо и пошли.

— И, правда, граф, время теряем… — Покрутил перед носом зонтик цветка управляющий Шилевских.

Владимир, потянув её к себе, закинул на руки. А Таня, опомнившись изо всех сил, под пьяный мужской хохот, принялась кричать:

— Помогите, помогите…

Потом крик перешёл на визг.

Они снова разразились громким смехом.

— Заткнись, кто тебя здесь услышит, — наставительно пробасил Гучковский, пытаясь зажать всё же рукой в грязной замшевой перчатке ей рот, — и потом, кто тебя звал, сама пришла, добровольно.

Теперь смех был просто оглушительным.

Казалось, доберман не бежал, а летел. Залюбуешься. Каждая мышца гармоничного животного подчинена скорости. Не вероятной силы прыжки приближали его к группе. Ещё одно усилие и он свёл челюсти на руке графа. Взвыв от боли и схватившись за перекушенную истекающую кровью руку, он выронил девушку. Бывший управляющий Шилевских, опомнившись и схватившись за ружьё, не успел им воспользоваться. Кинув вопящего Владимира, пёс, оскалившись, перехватил шею стрелявшего, и она хрустнула, как кусок сахара в щипцах. Управляющий упал, точно подкошенный, ружьё, грохнувшись ему на грудь, выстрелило. Третий — Гучковский, стоявший от всей этой картины соляным столбом, увидев перед собой окровавленную морду пса, бешено вращающего глазами, грозно рычащего, вдруг сорвался с места и, забыв о болтающемся за спиной ружье, потрусил прочь. От греха подальше. Пёс, было сорвался вдогонку, но пришедшая в себя Таня ухватив его за ошейник потянула на себя, но не удержав такую силищу упала и проползла за ним несколько метров по траве, кричала: — Не надо, ради меня. Стой.

Поняв, что она не отпустит, Барон прилёг рядом, тяжело дыша и виновато смотря ей в глаза, словно пытаясь сказать: — «Только ради тебя, он остался жить». С морды вместе со слюной капала кровь. Таня, опустив глаза, глотая слова, прошептала:

— Всё, уходим Барон.

Забрав корзину и крепко держа добермана, она побежала, как могла на не желающих слушаться ногах прочь. Добежав придерживая рукой вылетающее из груди сердце, до небольшого овражка, она ухватилась за наклонившуюся над ним берёзу и долго стояла, тяжело дыша и обнимая нежное дерево. Доберман лежал рядом. Потом, сделав несколько шагов в сторону поляны, упав на колени в траву и непослушными руками, расстелив лоскут покрывала, присела, на залитый солнцем склон и, расстегнув ремешок на собаке, отвернулась. «Господи, как же это будет, что же это будет?» — колотились бестолковые вопросы в её голове, мешая остыть и прийти до конца в себя. Таня повернулась на его шаги, натянув панталоны, но голый до пояса, он пытался спуститься к ручью и отмыться от крови. Взяв салфетку, укрывающую корзину, она последовала за ним следом. Прополоскав рот и несколько раз вымыв лицо, он холодной водой растёр грудь. Знала, что лучше б не следовало это делать, но не смотреть не могла. Смотрела на играющие в солнечных лучах мускулы, жемчужные капли воды, украшающие налитую мужской силой грудь. Серж молчал, отворачиваясь от неё, Таня не навязывалась, спокойно ожидая невдалеке, пока молодой человек отмоется и остынет после боя. Она даже не подумала о том, что он это воспринял наоборот, как брезгливое чувство к себе и вновь с новым рвением принялся отмываться. Не выдержав уже, Таня подошла ближе и попробовала вытереть его сама. Он, сначала, отшатнувшись, как от удара, потом закрыл глаза и позволил высушить себя. Он чувствовал себя ужасно.

— Спасибо что вернулся и помог. Ты, правда, не сердишься, что я сдержала тебя? Прости, пожалуйста, я так боюсь за тебя, — тихо роняла она слова, — а сейчас идём, оденешь рубашку, ты замёрз от такого обильного купания.

— Я убил человека… До этого случая я не знал сего джентльмена. А вот убил.

Княжна желая проявить единение с ним погладила его большую ладонь и осмелев добралась до плеча:

— Это не человек. Этой двуногой особи нет названия. Он выплеснул в лицо княжны Софи Шилевской бутылочку серной кислоты. Её милое личико стало похоже на страшную маску. Пол лица сожжены. К тому же, этот гнусный мерзавец, превратив её в монстра, бежал. Выходит, отсиживался в этом осином гнезде. Она не хочет жить, её караулят. А он веселился и кутил. Ах, Серж там разбиты все в доме зеркала. Она единственная дочь. Её семья несчастна. И всё это из-за того, что бедняжка не захотела с ним бежать и тайно обвенчаться. Теперь она отмщена.

Конечно, в её речах правда, но он всё равно не находил себе места. Отвечал односложно, невпопад и путаясь.

— Какая дикость… Но я…

— Успокойся, — взмолилась она, — большого зла на тебе нет. Никто не может тебя упрекать и ты сам себя тоже. А, если уж разбираться, то во всём моя вина. Это я не должна была подвергать себя и тебя опасности. Меня предупреждали, а я не послушалась. Вот Бог меня и наказал. — Она многозначительно показала пальцем в небо. — Владимиру тоже поделом, тот ещё негодяй… Всё к чему он прикасается погибает.

— Ты знаешь графа Ветрова? — развернулся он резко к ней. Последние слова, которые она произнесла больно кольнули его. — Скажи во имя неба, что связывает тебя и графа?

Пришлось объясняться. Но испытывая чрезвычайное неудобство от недосказанности, всё же сказала она не всю правду.

— Уверяю тебя, меня с ним не связывает ничего. Он жених моей подруги Натали. Я уже сейчас предвижу, что несчастнее женщины на этом свете не будет.

Казалось, с облегчением барон отпустил её.

— И тебе он не нравился? — с недоверием уточнил он.

— Нет, — солгала она совершенно с добрыми намерениями. К тому же сейчас совсем не уверенная в том, что это вообще с ней было.

Серж, ни на мизинец не веря, пытался вывести её на чистую воду.

— Но он жгуче красив и разговорчив. К тому же любимец весьма многих особ прекрасного пола. Девицы умирают от любви к таким?

Княжна не стушевалась и нашла слова казалось успокоившие его.

— Его красота зла и разрушительна. У меня мурашки по спине от его прикосновений.

Он даже в волнении улыбнулся.

— Княжна, ты прелестна своей наивностью. Бояться светского льва и не дрожать перед кровавой мордой оборотня… Может, тебе, ягодка, уехать лучше в белокаменную? — деликатно предположил он.

Таня разнервничалась.

— Как можно, для чего?

Он с горечью объяснил:

— Убийство. Эти негодяи могут с пылу, жару в это дело запутать тебя…

Она вспыхнула и тут же оказала сопротивление. Качая головой, заявила:

— О, нет, нет! Невозможно! Совсем нет. Удвоенная опасность угрожает тебе. Моё имя они даже не упомянут. Это сразу выставит их в не лучшем свете. А вот на добермана они наверняка натравят урядника и начнут охоту сами. И не только они, но и людей взбаламутят тоже. Ведь наверняка мерзавцы объявят, что на них напал сумасшедший пёс. Представляешь, какая охота на тебя начнётся. Поэтому прошу, без меня ни шагу. С моим именем связать тебя не могут, вместе нас до схватки не видели. Серж, настоятельно прошу, будь осторожен.

Он откинулся на покрывало и, подставив грудь солнышку, закрыл глаза. Таня, почувствовав запах земляники, где-то рядом, отклонила листочки под рукой и… заплакала. Оскорбление, нанесённое ей сегодня мужчинами, было уж чересчур велико. Долго продвигающиеся из самого сердца к горлу рыдания прорвались, наконец, наружу. «Это заполнившее её напряжение сходило сейчас горючими слезами, а всему виной, конечно, земляничка, которую так ей захотелось сорвать. Это, непременно, именно она её так расквасила. Это, безусловно её аромат наполнив головку, так искупал слезами. Почему жизнь совсем не благосклонна к ней. За что такая нелюбовь?» Почувствовав её хлюпанье, Серж присел рядом.

— Княжна, в чём дело?

Сильно закусывая нижнюю губу, чтоб не выплеснуть сразу наружу всю ту горечь, что жгла изнутри, она, отворачиваясь, тихо проговорила:

— Страх и ясное понятие того, что могло случиться, добрались до моих глупеньких мозгов… Не смотри на меня, я проревусь и успокоюсь. Несносная, противная девчонка. Митрич предупреждал, что в поместье у Гучковских не порядок, а я как же, сама себе кум королём, не послушала его. Что там какой-то Митрич, сама с усами. Вот тебе и получила по усам. Бог мой, какие мерзости мог сотворить со мной Вольдемар. Серж, какая же я дура.

Он посмотрел на её растрепавшиеся светло-русые прядки, падавшие на лицо и мешавшие сейчас ей, отчего она постоянно встряхивала головкой, и ему представал овал её симпатичного зарёванного личика. «Поправить бы, но страшно спугнуть. Как она мила. И эта тонкая аристократическая ручка, что пытается прикрыть источающие горькие ручьи огромные глаза, как она прелестна… Жаль, что он не сможет составить ей счастье. А эти маленькие яркие губки, просто ждут жаркого огня. Они точно прекрасны в своей обиде. Было бы не плохо их сейчас утешить. Да и вообще во всей фигуре этого неземного создания пробивалось что-то совсем лёгкое, детское, начиная с этих ещё недоразвитых форм и кончая её играми и капризами, которые присущи ещё маленьким избалованным девочкам. Но в той же головке чувствуется ум и характер. Кому эта сказка достанется…»

— Успокоилась и забыла, — решившись обнял он её, прижав к себе, — ему сейчас не до нас. Ты пришла землянику собирать, давай займёмся этим чудным времяпровождением. Ветерок, ягодами пахнет. Смотри, весь склон в землянике. Берём ягоды или листья тоже?

— Листья — то зачем? — прыснула она.

Её смех не задел его:

— Ты права, если мне память не изменяет, их берут в начале зимы.

— Но зачем? Или вы опять морочите мне голову?

— Так уж ведётся из старых времён. На Руси их собирают в начале зимы и применяют, как заменитель китайского зелёного чая. И вообще всегда считалось: если в доме есть земляника, лекарю там делать нечего. Странно, что ты не в курсе…

— Надо же, а я действительно не знала. А ты не шутишь?

— Давай доставай своё лукошко, я займусь сбором, а ты приведи себя в порядок. Растрёпанная, чумазая, с разорванном, испачканном платьем… Любопытные разговоры посторонних тебе совсем не нужны. Ручей чистый, как слеза, умойся и застирай грязные пятна.

Она, передав лукошко ему, спустилась на дно оврага, к журчащему свои песенки ручью. «Как он звонко разговаривает с берегом, интересно, о чём и как умудряется при таком беге так ровно дышать!» Солнце сюда проникало меньше, зелень кустов прятало весело поющую воду от тепла. Умывшись, она попробовала достать на спине крючки, чтоб, расстегнув, снять платье, но у неё ничего не вышло. После неоднократных попыток достичь цели, она позвала его:

— Серж?! — не услышав ответа, враз напугавшись, закричала ещё громче, — Серж…, ну где ты, что ты, ау?

— Таня, в чём беда? — раздался совсем рядом с ней его хрипловатый голос.

Она легонько хлопнула собранным веером по груди.

— Негодник. Я думала, что ты ушёл…,- всхлипнула она.

— Не мудри, помощь моя нужна?

— Да. Расстегни мне на спине крючки. — В тайне она надеялась, что он прижмёт её к себе и, может быть, даже поцелует. Получается, она во всю распушила пёрышки, но тут же пришлось расстаться с розовыми мечтами. Серж, справившись с крючками и забрав у неё платье, принялся отстирывать его сам, а её, чтоб не болталась под рукой, отправил наверх к лукошку с земляникой. Оно было почти полным. Пока Таня добрала до верха, Сергей, справившись с работой, поднялся из оврага на склон, разбросал платье на раскидистом кусте молодого орешника на просушку и подсел к ней на покрывало.

— Пока ему доведётся высохнуть, мы можем перекусить, у меня подводит живот, сударыня.

Поймав его откровенно восхищённые взгляды на себе, заявила:

— Я с удовольствием выполню ваше желание, сударь, но придётся повернуться вам ко мне спиной. К тому же Серж, у тебя покраснели плечи от солнечных лучей и вашей милости, чтоб не болело, лучше накинуть на себя рубашку.

— Насчёт плеч пожалуй ты права. Лучше не рисковать. Будь добра, рубашку передай ко мне, а что касается тебя, на тебе с просушкой платья меньше одежды не стало. Что за манера у барышень, натягивать на себя килограммы тряпья. В которые можно одеть пятерых. Ей Богу, мне не до твоих прелестей.

— Противный…

— Давай раскладывай свои припасы, а то я пойду на охоту за птицами, — пригрозил, усмехаясь, он.

Таня, достав здоровенный кусок хлеба, разломила его надвое. Получилось один больше, другой намного меньше. Надавив наверх ягоды, подала больший кусок ему, меньший принялась быстрее, чтоб не поменял, жевать сама. Запах ягоды пьянил. И она, закрыв глаза, откусывая очередной кусочек, втягивала ноздрями тот аромат. Девушка не заметила, как Сергей положил ей на кусок поверх ягод здоровенную гусеницу. И только она поднесла кусок к губам, как та, пошевелив своими усиками антеннами, задела ей верхнюю губу. Таня, бросив на салфетку кусок, завизжала. Сергей посмеиваясь, забрал насекомое, избавляя от гибели, пересадил на белый цветок ягоды.

— Что ты так верещишь, красавица, ведь ты её только поцеловала, а не откусила.

Таня, сломав пушистую ветку подвернувшегося под руку куста, принялась гонять хохочущего молодца, умудряющегося жевать выхваченные на бегу пирожки и курицу. Поймать так запросто проказника не получилось. Держа по предмету в каждой руке, он бегал кругами, вокруг покрывала, дразня её, но далеко от стола не удаляясь. Так удобно выхватывать с него еду.

— Серж, прекрати ребячество, ты подавишься…

— А ты выброси хворостину…

Затолкав остатки пирожка в рот, он поймал её освободившейся рукой.

— Попалась?! — довольный произведённым эффектом, принялся хохотать.

— Позволь, но так не честно…,- заканючила Таня, не очень отбиваясь.

— Нормально, садись и ешь, опять на себе в мою пользу экономишь. Я на твой кусок с ягодами, белое мясо курицы положил. Должен быть вкус неимоверный. — Усаживая её рядом, пообещал он.

Но Таня ради продолжения любезной сердцу игры заканючила:

— Но по нему лазил этот твой червяк зелёный. Фу!

Серж толи не понял, толи подыграл.

— Ты считаешь, что они по ягодам не ползают, вон посмотри, — наклонил он её к кусту земляники. — Ешь и не фокусничай.

Он был совсем рядом, его губы почти касались её щеки и Тане страх как хотелось, чтоб он её поцеловал. Но Серж сорванным листочком, снял кусочек земляники с её верхней губы и отвернулся. «А мог бы и языком облизать…», — недовольно поморщилась она. Наевшись, он откинулся на покрывало и, положив ладони под щеку, уснул. Таня, прогулявшись в кустики и по бережку овражка, посидев без какого-то дела, в надежде, что он как в ночи, притянет её к себе, пристроилась рядом. Но такого звездопада не случилось. Серж, словно окаменел. Зато, обернувшись на шорох в кустах, она сама превратилась не хуже библейской статуи в камень. Там выронив корзинку с ягодами, застыла с открытым ртом Марфа. Таня опомнившись, метнулась к ней.

— Марфа, стой, не кричи. Сколько ты хочешь, чтоб об этом никто не узнал?

— Я не могу, должна княгини всё рассказать…,- еле ворочая языком, прошептала девка, отмерев.

— Но не пучь так глаза. Подожди. Послушай. Ты никому ничего не должна. Маменька тебя не наградит, а только выпорет за то, что просмотрела. А я расплачусь. Проси, что хочешь. Платок новый, сарафан, бусы или вот хочешь, колечко своё подарю…

— Княгиня убьёт меня…

— Скажешь, точно выпорет, не проболтаешься, никто тебя не тронет.

— Ой, я несчастная, — запричитала девка, хватаясь за голову.

— Хочешь колечко?

— Ага! Маменька ваша увидит, скажет украла… В кутузку сволокут.

— А ты спрячь. К тому же случиться беда, я скажу, что подарила тебе. Ну, что по рукам.

— Значит, мне не показалось, и мужчина был, а Прасковья твердит: «Тебе приснилось…» Выходит нет, был.

— Твоя правда. Был…

— Славу Богу, это я к тому, что с ума не сошла пока что.

— Так мы договорились?

— А вдруг кто узнает, я погибла тогда…

Таня поняла, что в девке ведут борьбу двое. Соблазн заполучить подарок и страх перед княгиней. Победа может быть за любым.

— Никто же не узнал… — тянула она пристально смотря Марфе в мечущиеся глаза.

— Он, чьих кровей будет, пристойного ли роду? Как вы решились на такое беспутство, барышня, тихая же покорная была? Батюшка-то ваш расстроится сердечный, он души в вас не чает, как вы могли…

— Марфа, это моё дело.

А Марфе всё хотелось непременно знать, аж в подробностях.

— И где это с ним снюхались, ведь в Москве из рамок дозволенного вы не вышли, а тут дальше усадьбы и церкви и шагу не делали. Так где?

Так ей княжна всё и выложила. Обойдётся. Покусывая травинку, пробурчала:

— Это не важно.

А та не отставая продолжила допрос.

— Где же он скрывается и как попадает в дом?

Таня покачала головой и насмешливо сказала:

— Марфа, тебе его не уследить.

А девка зыркая глазищами по кустам вопрошала:

— А доберман куда пропал, вы ж с собакой ушли? Охранник называется.

— Там в лесочке, ямку в тени вырыл и спит себе, — махнула в сторону леса Таня.

Марфа сморщила в думах лицо так, что глаза превратились в щёлочки и пытала:

— А если всё плохо кончится и будет дитё, что делать будем, убьют тогда меня и не только матушка, но и батюшка ваш… Ох, я горемычная, за что так Господь прогневался надо мной…

Таня тихо рассмеялась.

— Об этом можешь не беспокоиться. Не будет. Бери кольцо… К тому же кончай причитать, разбудишь человека. Тогда я за твою жизнь листочка берёзового не поставлю.

— Все так говорят, а потом ау-ау… — Не обращая на её увещания, гнула свою линию стражница.

— Я не все, бери.

Опустив в ладонь девки кольцо, Таня, не оглядываясь, вернулась на покрывало, но лечь не смогла. Всё внутри дрожало. Она села рядом, подтянув колени к подбородку и уложив на них голову, закрыла глаза. А вокруг пели и дразнились птицы, стрекотали кузнечики и летали здоровущие стрекозы. Совсем где-то рядом жужжал, собирая пыльцу с цветов, шмель. Вот трудяга! Не хотелось ни о чём думать, ни куда-то идти. Пусть летит весь мир в тар-та-ра-ры. Какое ей до всех дело. Понятно, что решение отдариться это не выход. И получив одно, девка будет тянуть из неё всё больше и больше, но пока пути другого она не нашла, может быть позже придёт на ум что-то более стоящее и оригинальное, а сейчас придётся довольствоваться этим. Очнулась от его руки погладившей плечо.

— Татьяна, что с тобой? К тому же плечико и шейку солнышко поцеловало.

— Ничего особенного. Слушала лес, птиц, заботливого папашку шмеля. Поздно уже, солнце садится, будем возвращаться в поместье.

— Где твоё кольцо?

Не подумав о его зоркой хватке, сочиняла на ходу.

— Потеряла…

— Княжна ты ещё и растеряша, одевайся и давай поищем… Ну чего ты сидишь, поднимайся. Хотя стой, — потянул он носом, — кто здесь был, пока я спал?

Таня отвернулась, натягивая на себя платье, пряча лицо и выгадывая время на раздумья. «Об этом она не подумала. Совершенно забыла, выпустила из виду его собачьи способности».

— Застегни…,- подставила она ему спину.

— Изволь, только врать ты не умеешь, так, честно и по порядку, кто нас тут застал, и от кого ты откупилась?

От неожиданности она на несколько секунд утратила самообладание. Не почувствовать это с его нюхом он не мог. Она умоляя поднесла руки к горлу.

— Поклянись, что ты не наделаешь глупостей.

— Это смотря что ты подразумеваешь под таким несчастьем. Так в чём дело? Кто потревожил тебя?

Она понимала, что лучше было бы смолчать, но она не в силах была это сделать. Она чувствовала себя беспомощным перед ним. Но прежде чем открыться она выставила условие.

— Не уйдёшь от меня и не кинешься бороться с ней.

— Значит, это женщина? Кто же она?

— Обещай.

— Столько крючков уму не постижимо. Ты дышать в нём можешь? — ворчал он, расправляясь с застёжками и тоже тяня время.

— Серж?!

— Ау!

— Не разочаровывай меня…

— Хорошо, обещаю, итак, кто это и что эта особа видела? — допытывался он.

Хоть и с большой неохотой, но княжна вынуждена была сказать правду.

— Марфа.

«Похоже, Серж не очень удивился». — Отметила Таня для себя, посматривая за ним.

— У неё собачий нюх, как она на нас вышла? — продолжил он допрос.

— Ягоды собирала, — выпалила она.

Серж размял, вероятно, затёкшие ноги или просто оттянул паузу и потребовал сказать:

— И что она решила?

Таня, искоса наблюдавшая за ним, помявшись, сказала опять правду:

— Вообще-то, она заподозрила раньше, что у меня любовник, но не нашла доказательств. А тут нечистый дух вынес её на нас. Ну и…

Его бровь взлетела вверх, а глаз прищурился:

— И ты согласилась принять на себя эту роль?

До этого отводившая блеснувшие слезой глаза, она под его напором, перевела на него.

— Это гораздо лучше для тебя, чем правда.

Он был сражён:

— Но что будет с тобой? Эта стая запросто закидает, тебя, моя красота, камнями и, не моргнув глазом, заплюют.

Она заткнула уши и не желала его слушать.

— Ах, изволь не пугать меня. Пока она будет молчать, а там что-нибудь придумаем.

— Но ведь она на этом не остановится, ты понимаешь это? — взмолился он.

Но она хорошо понимая его тревогу, очень просто сказала:

— Пока будет чем, буду откупаться. Ты, почему не раздеваешься?

— Тебе тяжело нести, поэтому до кромки леса пойдём так, — упёрся он.

Он забрал корзинку и двинулся по дорожке, увлекая за собой княжну. Они шли по узкой тропинке прогулочным шагом и почти до самой усадьбы вели самый банальный разговор. Она, вышагивая рядом с ним, с удовольствием болтала обо всём, что приходило в голову. Княжна щебетала о чудном дне. Приятным глазу цветах, о птицах раскачивающихся на ветке. Он задумчиво улыбался слушая её глупости. Каким бывает счастье он не знал, но подозревал, что очень похоже вот на это.

Глава 10

Встревоженный носящимися по округе, как болтливые сороки, новостями, Митрич, встречал её у ворот. Тревога бродила по его лицу. Избавиться от неё он не смог даже с возвращением княжны.

— Княжна, тут такие страсти рассказывает дворня, а вас всё нет и нет.

— Ты о чём?

— Охотившихся в лесу гостей князя Гучковского, не то волки погрызли, не то собака бешеная. Мы уж и не знали куда податься, чтоб вас разыскать.

— Я ж помнила твои наставления, рядышком около усадьбы была. Птиц слушала, да зелёными коняшками — кузнечиками, любовалась.

— На што вам та забота, в саду и парке что ли того добра мало. Хошь слушай, хошь смотри. Знамо ли дело по лесу девице — барыне шастать.

— Я не одна, со мной сторож. — Погладила она посиживающего рядом смирно добермана.

— Против таких варнаков как Гучковский, ничем не убережёшься. Это уж наверняка у Бога терпение лопнуло на его злодейства.

Марфа внимательно наблюдала со стороны, просматривая под всеми углами подходы к дому, но кроме добермана ничего заслуживающего внимания на её острый глаз не попало. Княжна прошла в свои комнаты и заказала ужин. Прасковья уже не спрашивая где накрывать принесла еду в комнаты и как просила княжна, ссылаясь на нагулянный аппетит, побольше. Марфа разглядев такую прорву еды, сразу смекнула, что любовник княжны в доме. «Но как он вошёл? Она же сама следила за её приходом и всеми подходами к дому. Но не может же такого просто быть, чтоб она всеми этими вкусностями кормила собаку. А что, если это кто-то из дворовых? Ведь в городе у неё не было не только жениха, но и поклонника. Стеснительная барышня, к тому же молода. Но ведь стрижка и цвет волос того, кого она видела в лесу, решительно не подходит никому из дворовых, да и рост тоже». — Крутилась она у замочной скважины, но вставленный ключ, не давал ей возможности заполучить информацию. — «Однако, как же посмотреть? Откуда посмотреть, кто у неё может быть там? Дура я набитая», — вдруг осенило её. — «Это она отвлекает нас с той собакой, а кавалер в это время по заду дома пробирается и шасть в открытое заранее окошко. Получается осечка, я совсем не там глаза тружу. А что, если поставить лестницу к окну и заглянуть в него. Отличная мысль. Прасковья поможет. Если всё тихо обделать, никто не догадается». Она еле дождалась, когда стемнеет и, словив Прасковью, потащила в хозяйственный двор за лестницей. Та хоть и ворчала, но шла. Лестница с трудом вытащена из-под навеса, пошла в дело. Вдвоём они, пыхтя и надуваясь, подтащили её к стене около заветного окна. Вышедший, на крыльцо людской, Митрич с интересом наблюдал за качающимися под тяжестью лестницы на плечах девками. Кое — как выставив по стене лестницу, поддерживаемую скептически настроенной Прасковьей, Марфа полезла к окну. Когда упитанная девка, добравшись до окна, прилипла курносым носом к стеклу, её заметил доберман. Приготовившись идти после ужина купаться, он скучал в ожидании копошившейся в смежной комнате с переодеванием Тани. И тут вдруг такое развлечение. Проскользнув, незамеченным ползком под столом, он вымахнул у окна. А тут ещё и Митрич, не удержавшись от интереса, подойдя не заметно для девок, прошипел на ухо поддерживающей лестницу Прасковье:

— Вы чего здесь такое выделываете?

Случилось так, что эти два эпизода совпали по времени и лестница, дрогнув, под орущими и отшатнувшимися девками, с великим шумом рухнула. Марфа крича, как скаженная на потерявшего способность говорить Митрича и почёсывающую ушибленное место под грудью Прасковью, торчала в мягкой вскопанной недавно садовником под посадку цветов клумбе. Прасковья с Митричем переглянувшись, с трудом вытащили охающую и хромающую бывшую ещё минуту назад в крепком теле девку. Митрич оценив повреждённую и не подлежащую восстановлению клумбу, принялся рассказывать им, кто такие они есть и с чем их обоих вместе и порознь едят.

— Это ещё ты хорошо, летя с той верхотуры отделалась, могла бы шею запросто сломать и себе и Прасковьи. А что за кашу ты мне из клумбы организовала, корова, за каким мёдом тебя туда понесло?

— Окно хотела протереть, — сочинила та на ходу.

— Ну да, ночью, другого времени не нашлось, рассказывай сказки.

— Правду баю.

— Тогда чего же взлетела вороной.

— Пёс напугал…

Таня вскочила в комнату на грохот за окном. Доберман стоял лапами на подоконнике и хитро скалился в улыбке.

— Что там? — заглянула она в густой вечер, но ничего не увидела, — что-то упало, я слышала?

Пёс спрыгнул на пол и потопал, не оглядываясь к двери, Тани ничего не оставалось, как последовать за ним. Шутки в ванной с брызганьем на пса, мирно рассматривающего стену, на этот раз так спокойно не обошлись. Он, развернувшись, шлёпнул пару раз по воде лапой, купая её в фонтане взлетевших под их мощью мыльных брызг. Девушка, прикусив губу, нырнула в мыльную пену.

— Бессовестный, отвернись к стене. — Помотала она ему пальчиками перед носом.

Не затягивая купанье, она быстро, при таком пикантном случае, выскочила в простыню из воды, уступая ему ванную. Торопилась быстрее снять ошейник для того, чтобы услышать его голос. Но слух вырвал сначала совсем другое: он смеялся.

— Княжна, ты хитрая киска, любишь проказничать сама, но обижаешься, когда это делают с тобой другие.

— У нас сила шуток разная. Как вода с настоем из мяты и хвоща?

— Я могу остаться здесь даже ночевать.

— Неужели?

— А что, это идея.

— Тогда я пошла.

— Княжна, а одежда… Так в простыне и пойдёшь?

— Ой, отвернись, — напугалась Таня, обнаружив его правоту.

— Жди, когда я водружу на шею ошейник и начну сверлить стену глазами.

— Ну, хорошо, я тебе это припомню, — пообещала она.

И когда в спальне доберман, крутясь под ногами, подставлял шею, предлагая ей снять ошейник, она, нырнув под одеяло, отвернулась от его претензий. Барон, подождав милостыни, перепрыгнул через неё и лёг рядом. Таня, удивляясь его наглости надулась, но ошейник принципиально не сняла. Барон, сверкнув умным глазом, придвинулся к ней и, обняв её лапой, положил морду к ней на плечо, словно всем своим видом показывая, что ему и так не плохо. Таня, воспользовавшись закрытыми его глазами, ловко отстегнула ошейник. Сергей, не ожидавший такого, растерялся, оказавшись практически перед ней голым, он запаниковал.

— Провокаторша, — бурчал он, закрывая ей ладонью глаза. — Отвернись, дай одеться.

Утром, проснувшись опять в его объятиях, с трудом вытянула из его закрытых замком ног свою ножку. «Как так получается, ведь засыпаем мы каждый на своей половинке кровати. Нас разделяет не малое расстояние, но просыпаемся мы вместе». Серж спал. Не став его трогать, прикрыв дверь, вышла в сад, захотелось нарвать цветов и непременно к завтраку поставить на стол букет. Марфа, заметив такое дело, не преминула сделать ревизию. Толкнула дверь здоровым плечом, та поддалась. Проскользнув, как позволяли ушибленная нога и рука в комнаты, она заковыляла в спальню и, не сдержав удивления, вскрикнула. «Ай!» На постели княжны спал мужчина.

— Дьявольщина, — сел он в кровати от её айканий.

Марфа раскрыв рот, и во все глаза, разглядывая светлого, даже немного рыжеватого молодого, незнакомого ей господина, привалилась на подламывающихся ногах к косяку. Она не знала, радоваться ли ей или огорчаться сейчас.

— Ну, что хлопаешь зенками, увидела, наконец, то зачем охотилась и катись отсюда. Пикнешь кому об том или княжну донимать станешь, убью и волкам на забаву скормлю. Поняла? — Грозно пошёл, на проглотившую языка девку, он. — Не слышу?

— По-ня-ла…,- понеслась она бегом к двери. Марфа и не помнила сама, как выкатилась из покоев. «Что за нечистая тут метёт и откуда его, каким ветром наносит?» Ей казалось, что она вскрикнула и даже кричала, а, тем не менее, язык во рту с трудом шевелился.

Пелагея, наткнувшись на хромающую Марфу, с выкатившимися из орбит глазами, воскликнула:

— О, а ты куда опять несёшься и с каким бредом на этот раз?

— Ты права, мне в другую сторону требуется. — Поковыляла она в людскую, резко развернувшись и поменяв маршрут. «Лучше уйти от греха подальше, чем сболтнуть лишнего. Как знать. А что, если этот сатана исполнит свою угрозу. Так уж лучше не соблазняться».

Глава 11

Таня вернулась, топя лицо в цветах. В глазах её горели частички утренней зари. Присев на краешек кровати поводила цветами по лицу Сергея, тот открыл глаза и потянулся.

— О, ранняя пташка! Ты гуляла без меня?

— Мне просто захотелось иметь к завтраку букет и непременно выбрать цветы самой. Умывайся, я солью. Позавтракаем, с кухни чудно пахнет блинами, и пойдём, пройдёмся.

Они так и сделали. Помахав ковыряющемуся в клумбах садовнику рукой, придерживая за ошейник добермана, она направилась в рощу, и там отпустив пса, присела на пенёк. Не прошло и полчаса, как с опушки послышался говор пробирающихся сквозь чащу людей, прислушавшись к шуму и голосам, Таня поняла, что идёт облава. Она заметалась, не зная на что решиться и какую хитрость предпринять. Бежать поздно, собаку непременно заметят на открытом пространстве перед поместьем. А голоса приближались и собачий лай тоже. От бессилия, топнув ногой, прибегла к чисто женскому методу — заплакала. Но видно слёзы выдавили страх, и голов заработала. Таня завела пса за кусты волчьих ягод и сняла ошейник. Серж обомлел:

— Ты с ума сошла не иначе. Я раздет.

Она, не глядя на него, путаясь в одеждах, сняла с себя нижнюю юбку и, протянув ему, попросила:

— Одевай быстрее и, приткнув подол между ног, ложись на траву, я сверху. Скорее. Пойми, они ищут добермана. Это, скорее всего, по заявке князя Гучковского идёт шум, а парочка, валяющихся в кустах молодых людей, их только позабавит.

Серж всё понял. Организовав себе штаны, и выбрав место чтоб не угодить в муравейник, он улёгся на траву. Помогая расшнуровать ей лифт, внимательно наблюдал за тем, что она будет делать дальше. А Таня, скинув кружевной лифт платья кинула его рядом, а когда голоса приблизились к ним, упала на Сержа, прижавшись губами к его губам. В поцелуях опыта она не имела и поэтому ничего другого предложить ему не могла. Прибежавший на лай охрипших собак усатый толстый урядник, раздвинув кусты и подивившись на предмет собачий тревоги, хохотнул, и цепь, подгоняя собак, потопала дальше. Сергей, не раз доводивший поцелуями до исступления девиц, но давший себе зарок никогда не прикасаться к княжне, целовал её сейчас сам с великим азартом. Давно затих лай и голоса, а он не отпускал её губ, не так давно ласкающих травинку и сейчас пахнущих свежим соком. Наконец, отпустив её рот, он продолжал удерживать в объятиях её тело. Стараясь говорить, как можно беспечнее он выдавил из себя:

— Кажется, ушли…

Таня, спрятав горевшее лицо на его груди, пыталась кивнуть, никак не догадываясь подняться.

— Действительно ушли. Я так боялась…

— Ты поэтому дрожишь? — не выпуская её из рук, шёпотом спросил он.

— Сущие пустяки. Какая-то букашка заползла и неприятно щекочет… Надо убираться отсюда, пока ещё в какую-то ловушку не попали.

Любуясь её раскрасневшимися щёчками, он улыбаясь вдруг предложил:

— Давай покатаемся по вечернему холодку на лошадях.

Она удивилась, но предложение приняла. Правда не ведала, как это всё осуществить.

— Изволь. Я с превеликим удовольствием. Только вот, как ты это себе представляешь?

Серж объяснил свой план.

— Княжна, всё можно сделать без мороки. Ты приказываешь конюху седлать двух лошадей. Одну под женское седло. Вторую под мужское. Цепляешь к мужскому седлу сумку с моей одеждой и выезжаешь. Отъехав немного, ты снимаешь с добермана ошейник, я переодеваюсь и мы отправляемся на прогулку.

Но она заметила в том плане прореху и оттого тут же уточнила:

— Как же я объясню необходимость иметь мне за раз две лошади?

Он задумался и высказал самое простое решение:

— Попробуем никому ничего не объяснять…

Она посчитала это легкомыслием и рассердилась.

— Серж, это не реально, придётся придумывать какую-нибудь правдоподобную ложь. Ну, например, я пригласила на прогулку какого-то знакомого. Правда, какого, и откуда ему тут взяться, я так сразу не соображу.

— У тебя будет ещё время придумать, — он отпустил её и она, поднявшись и отворачиваясь от него, начала торопливо одеваться. Потом, озорно сверкнув глазами, подобрала ошейник и быстро застегнула его ему на шее. Доберман стоял перед ней в её нижней юбке, с заткнутым на поясе подолом. Зрелище было смешнее не сыщешь и она принялась хохотать. Доберман, поморгав на неё огромными глазами, взялся зубами рвать с себя тряпку. Таня сообразив, что потеряет юбку, посмеиваясь, освободила его от неё. Почувствовав себя свободным, пёс боднул её под зад крутым лбом. Таня, не ожидая ничего такого, чуть не упала и, обернувшись, погрозила ему кулаком. Пёс виновато сел рядом и лизнул присевшую на пенёк девушку в щёку: «Мир!» Проверив издалека, нет ли в имении чужих, пошли к дому. А пообедав и проведя уроки в своей маленькой школе, попросила приготовить ей лошадей.

— Для кого же вторая лошадка, барышня? — не удержался конюх.

— Для учителя верховой езды.

— Я сам научу, коль потребно, — с жаром предложил он.

Таня, смущаясь от того, что опять приходится врать, отвела лицо и пробормотала:

— Благодарю, Прохор, но с учителем надёжнее.

— Где ж вы его тут нашли? — вопрос какого она боялась всё же последовал.

— Это моё дело. — Грубо отрезала она. Нельзя было ошибиться в выражении не просто непонимания, но и потрясённого неодобрения, написанного на лице конюха. Естественно, она его прочитала и поэтому, стараясь ни на кого не смотреть, потрусила, держа повод второй, к лесу. Доберман нёсся рядом.

Великолепный летний день набирал обороты, обещая прогулке быть приятной. «Похоже, мы поторопились и до прохладного вечера, я могу не дотянуть». Но вместе с тем, её страх перед лошадью прошёл. Правда, она не неслась вскачь, но, и с лошади тоже не свалилась. Повезло! Скрывшись на лесной дороге и свернув в чащу, Таня отстегнула ошейник, который он, избегая утреннего повторения инцидента, спрятал тут же себе в карман. Пять минут спустя он стоял уже рядом с ней.

— За что такое недоверие? — засмеялась она. — О нет, нет, не говори этого, я сама догадаюсь!

— За безобразия, ей лишь бы смеяться, а моё самолюбие страдай. — Ворчал он, подсаживая её вновь на лошадь. — Боже милостивый, княжна, я не могу предположить, что вы отчудите в следующий раз! — Она приготовилась к упрёкам, но ещё минута и он занялся конём. — Бог мой, как я соскучился по скачкам.

— Серж, осторожнее, ваша лошадь норовиста.

Он резвился, как ребёнок с игрушкой, в скачке то несясь от неё далеко вперёд, то возвращаясь назад к княжне. Намётанным глазом присматривая за Таней, как она держится в седле, указывая, что следует больше наклоняться вперёд, легонько привставая на ходу, приноровляясь к шагу лошади. Княжна, ловя его подсказки, старательно пыталась выполнять. Успех сладок и она наслаждалась им. Так учась и резвясь, они объехали всю округу и только под вечер, налюбовавшись таким редким розовым, а не малиновым закатом, совсем в сумерках изволили вернуться в поместье. Безмерно устав, она с трудом добралась до комнат. Есть совсем не хотелось только пить. Даже раздеваться не было сил. Она позволила Марфе снять с себя костюм для верховой езды и накинуть кружевной халатик на атласных голубых бантах, а Прасковью попросила принести ужин и непременно кувшин клюквенного морса не забыть. Доберман ухмылялся, наблюдая за этой процедурой, полёживая себе на диване. После того, как ушли девки и Таня заперла дверь, сняв с него ошейник, Серж потянулся, расправляя плечи и подошёл к двери прислушиваясь к удалявшимся шагам. Через минуту он услышал стук хлопнувшей за ними в людскую двери.

— Убрались восвояси, можем говорить. Ты так устала, отчего же смолчала и ни словом не обмолвилась об этом?

— Ты безумно радовался, я не хотела тебя огорчать. Покупаюсь и взбодрюсь. Ужинай, я не хочу.

Он недовольно заметил:

— Таня, опять?

— Это серьёзно. Налей и подай мне морсика, очень хочется пить. Ты опять подглядывал за мной. — Расслабившись на подушках, подоткнутых под спину и бока полулёжа на кушетке, попросила она напиток и тут же укорила ему за учинённые безобразия.

— Мне никто не давал команды отвернуться. Примите сударыня, свой морс. Может, хоть маленький кусочек плюшечки, сжуёте?

Она тут же высказала своё неудовольствие.

— Ох, оставь меня. Мне ещё надо набраться сил, чтоб покупаться.

— Покупаешься. — Пообещал он, торопливо проглотив ужин. — Я готов идём.

Уйдя в спальню и сняв одежду, застегнул на шее ошейник и, подойдя к двери, принялся ждать, когда поднимется она. Таня вставала, охая, держась то за ноги, то за спину. Подняла, найдя мимоходом свалившуюся при лежании с ноги парчовую туфлю, и отправилась к двери. Передвигалась не спеша, маленькими шажками. Не обращая внимания в ванной на добермана, разделась и, плюхнувшись в тёплую воду с настоями из трав, блаженно застонала. «Какая прелесть! Одно плохо выбраться отсюда сама я не смогу». Закрыв глаза и поискав рукой собаку, она отстегнула ошейник. Сергей догадался сам, что с ней сейчас происходит. Покупав её и завернув в простыню, подоткнув подушку под голову, уложил на обтянутую кожей рядом с ванной кушетку. Окунувшись в пахнущую травами воду сам и получив удовольствие от купания, намотал на бёдра её халат принялся думать, как ему выкручиваться. Серж, собрав разбросанное бельё девушки и заткнув за пояс ошейник, прикинул, что делать в такой ситуации. Но как тут не крути, а попасть в её комнаты разом они могут только на его ногах. Поэтому, подняв, пробующую сопротивляться, княжну на руки, он, приоткрыв дверь, проверив коридор: «Кажется, пуст, и куда деваться, надо попробовать пройти». Почти у самой комнаты вылетела на них с тазом и кувшином воды Марфа, но, увидев его, с перепуганным лицом, отвернулась к стене. «Так-то лучше». — Ухмыльнулся Серж, занося, побледневшую, от такой встречи княжну в комнату. Её наклонённая к нему головка с тихо качающимися кудрями, щекоча, касалась его щеки. «Это невероятно трудное испытание вести себя с ней, как с сестрой». — Перекривился своим мыслям он.

Зажжённые Марфой лампы бросали то свет, то тень, беспрестанно ведя игру на предметах обстановки и бледном лице встревоженной девушки. Зелёная лампа в спальне и синяя висячая в комнате, создавали необычную игру света… она в своём страхе и смущении была прелестна. «Я сам сойду с ней с ума». — Старался не смотреть на неё Серж. Не касаться её он не мог…

— Успокоилась и забыла думать о ней. Спи, я сказал. — Проговорил он жёстко.

— Марфа маменьке предана, как собака…,- уронила она слово и прикусила язычок на последнем слове.

— Она никому не скажет, да ей никто и не поверит. Сочтут за сумасшедшую. Откуда тут мужскому духу взяться.

— Позволь мне переодеться.

— Ты и так хорошо упакована, отдыхай. Это мне надо переодеться, я разгуливаю в твоём халате.

Оттесняя все тревоги, сон от усталости, и принятых с духмяными травами ванн, сморил буквально сразу же. Всю ночь ей снились, то безумные скачки, где они неслись, обгоняя друг друга, то их нарошенский поцелуй за кустами, для маскировки и отвода глаз. Только как ей было хорошо в том сне, век бы не просыпаться…

Глава 12

Утром разбудила нянька, охаживающая деревянное полотно двери сухоньким кулачком. Таня приоткрыла дверь, придерживая её, и не давая старушке проникнуть в комнату. Тут же высказала своё неудовольствие:

— Няня, что за спешка. Я вчера так устала на прогулке.

Та, отерев сухенькими пальчиками ротик, заторопилась с объяснениями:

— Письмо от матушки, ещё вчера пришло, а я уснула и запамятовала.

В глазах княжны застыл испуг. Это ломало все её логические построения. Таня, разорвав спешно конверт, пробежала глазами текст и, побелев в бессилии, прислонилась к косяку.

— Что княгиня-то прописывает нам? — вернула её в реальность нянька. Она смотрела на неё с большим любопытством.

— В гости будет сегодня, — побелевшими губами прошептала она. В сердце сразу будто вбили гвоздь: «Это конец!»

Нянька всплеснула ручками.

— Какая радость, пойду, извещу людей. — В её бесцветных глазах, загорелись радостные огоньки.

Таня, в панике захлопнув дверь и приходя потихоньку в себя от известия, подлетев к мирно сопящему Сергею, принялась будить.

— Серёжа просыпайся, ну Серёжа, что ж ты так сладко спишь и совсем меня не слышишь, — горячо кричала она, тормошила его. Это было похоже на крик души.

— Таня, что за шум ты подняла, — потянулся тот, ловя её за трясущую его руку.

— Маменька, едет сюда маменька…

Он не разделил её паники. Хотя и очень смутился, покраснел, — но проговорил:

— Ну и что за беда. Пусть себе катит…

Она была немного разочарована его недооценкой предстоящих трудностей, но не было лишнего времени совсем, чтоб терять его на пустяки. Всё же вкратце она уделила этому минутку.

— Серж, ты не знаешь маменьку, я буду ходить по струночке, вязать, вышивать и заниматься всякими глупостями… и потом, как быть с тобой? У неё такой нюх…

Перебив её, он быстро и весело спросил:

— Она что не любит собак?

— На дух не переносит, — замахала она руками. — Её любимицы кошки.

— Бр-р! Я могу и сорваться, если она притащит такую с собой, — ухмыльнулся он.

— Серж, право не до шуток, как быть? У нас нет ни часа на промедление! — волновалась она.

— Пока всё оставим как есть, а там посмотрим. Если уж будет очень напирать, то надо поискать место, чтоб пересидеть маменькин налёт. У вас что-нибудь, сударыня, такого — эдакого поблизости нет на примете?

От его спокойствия её глаза просветлели надеждой. Таня потёрла виски и вспомнила:

— Охотничий домик в лесу и даже с баней, — идея озарила её так стремительно, что она не успела её ещё обработать в своей голове. Она смотрела на него, мол, какую реакцию произвели на него её слова. Он же остался вполне доволен.

— То, что надо. Будет шуметь и очень воспитывать, отведёшь меня туда, — вырвалось у него.

Таня же не разделяла его беспечности.

— Серж, но как ты там справишься, я не понимаю?

— Ты снимешь с меня ошейник, и я прекрасно выкручусь, — разложил всё по полочкам он.

— А если опасность? — пугалась она.

— Не надо так нервничать, княжна. Ошейник будет всегда у меня под рукой, застегнуть я смогу. Доберманом они меня не возьмут. Пристрелить могут, взять нет.

Таня в страхе схватилась ручками за щёчки.

— Серж что ты такое говоришь…

— Право не вижу причины так кручиниться, успокойся. Ты умывалась? Нет. Давай займёмся этим приятным занятием. Я солью, ты помоешь глазки…

Она вынуждена была признать:

— Сударь, у вас железные нервы.

— У меня не простая жизнь, в которой я научился отделять зёрна от плевы. Давай шевелись. Вы должны, сударыня, встреть маменьку, как полагается богобоязненной девице. Любая ошибка может всё испортить. И все твои усилия будут напрасны.

Она больше ничего не сказала и выбежала из комнаты, чтобы встретить маменьку.

Увы! Богобоязненно не вышло. Радостно тоже не сложилось. Княгиню она встречала с доберманом у ноги. «Уж лучше сразу окунуться в то, что меня ждёт и искать выход, всё равно девки всё с ходу выболтают». — Решила она. Маменька, обнявшись и заметив рядом с дочерью этакую ушастую и клыкастую махину, повела ручкой, что означало «псину прочь». Надежды на чудо и возможную деликатность маменьки не обращать внимание на такие вещи, лопнули как мыльный пузырь. Её воля была встречена мрачным молчанием. Но не к удовольствию маменьки Таня, набравшись храбрости, воспротивилась. Шокированная предстоящей разлукой, она, едва приоткрывая свой ротик, тусклым голосом, соглашаясь со всеми условиями, просила за пса, только маменька даже не стала её слушать. На Таню полилась яркая речь бурным воспитательным потоком. Она, потупясь, и думая о том, что он никогда не кончится, молчала. По правде она готова была его слушать часами, лишь бы маменька уступила. Но конец очертился. Маменька одной последней фразой разрушила её надежды: «Собирайся, мы возвращаемся»- заявила княгиня. Эта страшная угроза подействовала. Глотая слёзы, Таня как можно медленнее переставляя ноги, отвела Барона к Митричу и, рассказав про бурный разговор с маменькой, которая неизвестно что может натворить, оставила пса на того, надеясь изловчиться и выкроить время на него позже, хотя бы когда маменька приляжет отдохнуть. Решила, что надо браться за дело прямо сегодня не откладывая в долгий ящик. Она надеялась что-нибудь непременно придумать. Доберман на прощание слизнул с её щёк катившиеся слёзы горячим влажным языком. Таня, не удержавшись, прижала голову пса к своей груди.

— Да, полно княжна так убиваться, никто его тут не обидит. — Не удержался от вмешательства в такую душещипательную сцену любви Митрич.

— Умоляю, Митрич, присмотри. Я отблагодарю.

— Бог с вами, княжна, где это видано убиваться за собакой, как за человеком. Вы и так устроили ему райскую жизнь. Так-то любой двуногий со всем сердцем захочет на его место.

— Митрич, ты не понимаешь, — вздохнула она, отпуская пса и не оглядываясь, убежала.

Митрич, конечно же, не ответил. Он, обдумывая её слова, почесал торчащую в разные стороны макушку: «Может и не понимаю, чай не голубых кровей, но как можно понять эту взбалмошную девчонку, вытворяющую такое с псом».

Княгиня хозяйским глазом осмотрясь, враз распорядилась закрыть «баловство» со школой. Не понравилось ей и общение дочери с садовником, а также хождение его в барские хоромы. Пресекла, не откладывая в долгий ящик, и это. В общем, маменька умудрясь за короткий срок, сунуть нос непременно во все дела, всё переиначить, понаделала много путанины. Таня была в отчаянии. Тем более, отдыхать развоевавшаяся маменька отправилась ни так скоро, как бы ей хотелось. Но только за ней закрылась дверь и Марфа с Прасковьей заходили на цыпочках, как Таня, нарушая все запреты, поспешила к Митричу за доберманом. Однако не обошлось без Марфы, она видела, как Таня заводила в свою комнату пса. «Значит, доложит, ворона, маменьке, но пока та спит, они её потревожить не посмеют и у меня есть время». Захлопнув перед носом Марфы дверь, она торопливо освободила его от ошейника. Но Сергей не проявляя тревоги, посмеивался:

— Княгиня в ударе, сущий полководец…

Хотя эта мысль приходила ей самой, сейчас ей она показалась неприятной. Таня недовольно заметила:

— Серж, это совсем не смешно.

— Неужели же из такого ангельского создания, как ты через двадцать лет получится такое же сердито-командное существо, как твоя маменька. Как же её выдерживает твой папенька. Вот кому-то тёща достанется.

Таня, нисколько не смущаясь, поспешила со своей и маменькиной реабилитацией:

— Я в папа и тут ты ошибаешься, они очень любят друг друга так, что можно только позавидовать. Папенька её обожает, а она от него тает.

— Поразительные вещи ты рассказываешь. Ты не сердишься, я завернулся в твой халат, чтоб быстро сориентироваться во время опасности. Представь себе, сколько потребуется времени мне только для того, чтоб снять сапоги и панталоны.

— Серж, делай, как тебе лучше. Ах, я так расстроена. Прошу, ты поешь и полежи. Я покараулю, обещала она ему, — не смотря на то, что её мысли находились в страшном беспорядке. В ней шла борьба за его благополучие и её дух. Несмотря на своё возбуждённое состояние, она не могла придумать ни одного способа, чтоб облегчить участь Барона. Ведь он нуждался сейчас в её поддержке.

Он чувствовал, что его мысли крутятся возле него и пытался отвлечь её внимание.

— Полежи со мной, чувствую я, придётся дальше засыпать без тебя…

Она смотрела на его прищуренные в смехе глаза, длинные ноги, мощную грудь, крутые плечи так нравившиеся ей и с тоской принимала его правду и понимала, наверное, это всё. От этого была готова лишиться чувств. Ведь, как только проснётся маменька, Марфа наябедничает и она непременно придёт сюда. И тогда за ослушание Митричем не обойдётся. Обратиться ещё раз к маменьке с просьбой представлялось ей невозможным. Единственное решение, которое пришло ей на ум- придётся вести его в охотничий домик отца. Именно этот вариант может быть претворен в жизнь. Думала именно об этом, а ему сказала:

— Если я буду рядом, ты не уснёшь, а будешь говорить о разных глупостях. Поторопись с обедом и отдыхай, — говоря это, она, стараясь быть спокойной, даже взяла книгу и прилегла на кушетку. Серж, покончив с едой и вымыв руки, подхватил её на руки и уложил на кровать рядом с собой.

— Какая упрямая. Тебя, должно быть, часто наказывали?

— Отчего же ты так решил?

— Не послушная девочка и весьма беспокойная.

— Совсем нет, но каюсь, случалось, мама наказывала, в отличие от папа.

— А он?

— Папенька никогда.

Вдруг он спросил совершенно не относящееся к разговору:

— Почему он купил этот дом?

— Не знаю. Думаю — понравились места и поместье. А может, по тому, что продавали.

— Но он здесь, как я понял, почти не бывает, если только с охотой. Тогда для кого же его перестраивали и расширяли?

Она смутилась, но сказала правду.

— Для меня. Это моё приданное. Папа разрешил мне выбрать мужа по своему вкусу, но желательно с его одобрения.

Скрыть изумление и насмешку он не мог. «Что говорит эта девочка?»

— Почему же до сих пор не выбрала, и я отказываюсь верить в такой демократический жест родителя в пределах нашей лапотной России, с замашками крепостничества от малого до большого. Что так удивлена, объяснить? Помещики удерживают при земле крепостных. Семьи свои они держат по точно тем же законам. Батюшка царь это же крепостничество использует для удержания около себя придворную знать и всю Россию. Просто нам легче не думать об этом. Нам всем только кажется, что мы вольные, ан нет. Все в крепостном ярме. Жена у мужа. И все мы у царя. Это с одной стороны даёт порядок, а с другой гробит нас всех… Ах! Хватит об этом. Поговорим о тебе. Неужели же твоё сердце пребывает совершенно свободным и ни кем не заинтересованным?

— Не встречается такой, как папенька.

А он продолжал насмешничать.

— Неужели ж свахи обошли своим вниманием ваш двор, а на многочисленных балах у премиленькой, родовитой и богатой барышни нет поклонников?

Только Таня, принимая всё за чистую монету, добросердечно объясняла:

— Поклонники и человек, с которым захочется пройти рука об руку по жизни это другое. И к тому же, я хочу любить своих детей и мечтаю, чтоб они были похожи на мужа. Знаешь, Серж, мне не интересны люди, которым от меня нужны титул и деньги.

— Какими вольностями, сударыня, вы меня потчуете. Я в растерянности, — потешался он. — А чтобы хотелось тебе?

— Чтоб любили меня, просто любили. Такую, какая я есть.

— Надо же. Занятно. Но мне понятно твоё желание. Такое хочется всем, но не у каждого и всегда получается.

— Я хочу, как у мама с папа, — надула губки она.

— Дались они тебе. У каждого свой путь к счастью. Сейчас твоя мама накрутит нам хвоста, — сел он в кровати, заслышав стук в дверь. — Беги, открывай. Княжна не капать из глаз дождём. Выше курносый нос.

Таня открыла. Маменька величественно вплыла в комнаты и, выискав распластавшегося у кушетки добермана, брезгливо поморщилась. Свита со скрещенными руками на груди и непроницаемыми лицами маячила за её спиной, ожидая развязки. Только нянька отворачивала лицо и прятала глаза. Француженка наоборот, не мигая рассматривала её в лорнет. «Такой эскорт, диву даёшься. Значит, время зря не теряла, о публике маменька позаботилась. Наверняка быть спектаклю». — Держа за ошейник пса подозревала княжна. Так и вышло. Немая сцена длилась более минуты. Выставив ножку, ткнув пальчик с тяжёлым перстнем в добермана, вскинув величественно голову она громовым голосом объявила:

— Княжна, извольте объясниться? Я запретила вам общаться с этой псиной?

— Маменька он мой друг, — сжала в мольбе кулачки на груди Таня.

Княгиня в неудовольствии свела брови.

— Вздор. Я велю ему идти прочь. Ослушаешься, прикажу пса пристрелить.

— Маменька, но мне будет плохо без него…

«В довершении всего мне только такого ещё недоставало! — думала, не теряя величественной позы, княгиня, сводя на переносице брови. — Барышня на выданье, а тут такое ребячество, увлечение собакой».

— Не говори глупости. — Резко оборвала дочь она, не собираясь отступать от своего решения.

— Маменька сжальтесь, не отбирайте добермана, накажите по-другому, я стерплю, но оставьте пса. — Пыталась хоть и, не очень надеясь на успех выторговать поблажку, Таня.

— Раз так… Собирайся, мы возвращаемся в Москву.

— Хорошо пусть будет по-вашему, — захлёбывалась слезами княжна. — Я уведу его. И больше вы его не увидите. Мне жаль, вы совсем не любите меня и безжалостны к страданиям вашей дочери.

— Княжна, извольте прекратить молоть ерунду. И уберите эту заразу. — Её палец упёрся в лежащую на лапах голову пса.

— Пошел вон! — топнула Марфа на собаку ногой, но доберман даже не отлепил морду от ковра.

— Вон! — вторила Марфе и Прасковья, и шум от топающих ног удвоился.

Таня сморщила от неудовольствия носик. «Вот растопались».

Княгиня, наклонив голову в знак окончания разговора и холодно смерив дочь непроницаемым взглядом, вышла из комнаты. Девки, мотнув подолами сарафанов, поспешили за ней. Выплыла француженка с совершенно безразличным к происходящему лицом. Потоптавшись, нянька погладила её по голове, вытерла платочком свои слезящиеся глаза и отправилась вслед за всеми. Таня осталась одна. Теперь она была опечалена в настоящем смысле этого слова. «Ах, маменька, отчего же вы так жестоки, ведь совершенно неправы!»

Глава 13

Таня, забрав пса, и глотая слёзы, отправилась с ним на кухню и, набрав в корзину, на дне которой была одежда для Сергея, еду, аккуратно выскользнула из поместья и взяла курс на охотничий домик. Зайдя в лес, она достала одежду и, всхлипывая, положила рядом с ним. Потом отстегнула ошейник и, отвернувшись к стволу берёзы и ковыряя пальчиком её кудрявую кору, стала ждать. Она слышала, как Сергей ворчал, натягивая сапоги, но не обернулась. Слёзы всё время катились из глаз, и булькало что-то горькое и обидное, как когда-то в детстве, в горле.

— Таня, я готов, идём. Детка, ну хватит уж тебе рвать себе душеньку. Я выкручусь. К тому же, может, ты вернёшься и попросишь проводить меня Митрича. Узнают, что ушла из дома без разрешения, тебя ждут неприятности от «жандармерии».

— Ну и пусть, — проглотив горечь, повернулась к нему.

Серж сидел на бревне. Нога закинута на ногу. Руки в замок сомкнуты на коленях. И ровным голосом чеканил ей:

— Тогда прекрати плакать, как маленькая, ей Богу. Она, что тебя за твои фокусы по головке погладить должна была?! Княжна, ты принимаешь всё близко к своему сердцу, так нельзя. Иди ко мне. — Он притянул её к себе на колени. Поглаживая по голове и тоненькой спине, чмокнув в висок, улыбнулся. — Успокаивайся уже, моя-то красота.

— Весьма близко, а как ты хотел. Она ж воспитанный человек, я ж надеялась… Это несправедливо. За что она так? Я не хозяйка сама себе. А если б с тобой так кто-то…

— Не обо мне речь. Я, это ж совсем другое. Не надо бунтовать. Это не поможет. Так сложена Русь. Мы все в ней крепостные.

Нахмурив брови и выдержав долгую паузу, она спросила:

— Это то о чём ты говорил мне?

— Ты весьма умная барышня.

— Серж, давай пойдём, а то совсем нет времени.

— Всё это, поверь, такие мелочи, что перепелиного яйца не стоят, — проговорил он, спуская её с рук и поднимаясь. Воспользовавшись свободой, она опять подошла к берёзе, погладила её тёплый и гладкий ствол. «Живёт же вот она сама по себе, как хочет и как вздумается, почему у людей иначе. Хотя с берёзой тоже не всё просто. Подойдёт какой-нибудь варвар и срубит её. Будет валяться лесная красавица обыкновенным бревном под чьим-то забором. Так неужели же в природе вообще нет ни свободы, ни независимости. Всё это только мечты, мифы и сказки?»

— Мне тебя жалко, как ты там будешь жить один, я к тебе привыкла, — развернувшись от берёзы, она уткнулась ему в грудь и зарыдала.

— Я взрослый мужик справлюсь.

— Мне не в тягость. Очень рада быть тебе полезной. Серж, я буду приходить каждый день. Обещаю, ты не будешь скучать.

— Таня, это опасно. Ты в лесу уже попала в историю… Изволь быть умницей.

В его словах она почуяла нечто такое, от чего сердце взялось тисками.

— Ты не выживешь здесь без меня, я не хочу, чтоб ты ослаб. Мы ж друзья, ты сам говорил… Позволь мне решать самой.

Она горячилась и от этого раскраснелась. Он, внимательно посмотрев на неё, прикусил себе губу. «Неужели, княжна, дорожит мной, а может даже и любит. Зная, правду обо мне любить — это похоже на сказку. А вдруг?! Если даже предположить такое, я не смогу воспользоваться её чувствами. Это сделает её несчастной женщиной. А отвечу — она вскоре поймёт свою ошибку, и будет ненавидеть меня. И так и эдак не сахар. Серж, и не мечтай, ты не можешь дать себе слабинку, на тебе род оборотней должен оборвавшись закончиться», — тут же одёрнув приказал он себе.

— Почему ты молчишь? О чём ты думаешь? — щебетала она, довольная этим полным безлюдным уединением, где никто ни шёл за ними подслушивая, и подглядывать было тоже некому.

— О том, как хорошо в лесу. Ты слышишь, как славно поют птицы. Сплошное удовольствие — Тихо говорил он, посматривая на неё. Скрывая чувства, по её лицу скользили лёгкие тени листьев и ветвей. Не разобрать, хотя всё равно было видно, что она переживает. Он всё время караулил, чтоб те раскидистые ветки, торчащие отовсюду, не поцарапали ей лицо. Она даже не замечала их агрессии. По ногам хлестала сочная высокая трава, и от чего-то было легко и совершенно не тревожно.

— Да, только кукушка, своим кукуканьем всё портит. — Возразила она. — Давай спросим, сколько нам вместе осталось быть?

— Ну попробуй, раз уж так интерес распирает. — Улыбнулся он своей обворожительной улыбкой, убирая с её пути очерёдную ветку.

«Сейчас он был безумно красив. Почему природа так жестока, делая всё недоступное и запретное потрясающе красивым». — Отвела она взгляд.

— Кукушка, кукушка, сколько мы будем рядом? — остановившись и приложив руки к губам воронкой, закричала она, устремляя просьбу к макушкам деревьев.

Кукушка мыкнула и замолчала. Таня зябко повела плечиками и расстроилась окончательно. Сергей улыбаясь, свободной от корзины рукой обняв Татьяну за талию, притянул тоненький стан девушки к себе.

— Она тебя не успела расслышать. Или испугалась неожиданному крику. Сама подумай, куда же мне от тебя деваться, ведь другого друга у меня нет.

Она обрадовано запричитала:

— Конечно, ты прав, прав. Я просто глупая.

— Я бы не сказал, — улыбнулся он.

— Глупая, глупая… — повторила она. — Скажи, ты ходишь в церковь?

Он отогнув от её лица ветку рассказывал:

— Иногда в будние дни. Не люблю заходить туда в праздничные, там многолюдно. Такое чувство, что люди приходят не помолиться, а поглазеть друг на друга и посплетничать. Я люблю приходить один, помолиться за безвременно ушедшую матушку, за неприкаянного батюшку, посвятившего всю свою жизнь мне, побеседовать с Богом о себе.

Таня осторожно спросила то, что её волновало:

— Как так получилось, что ты не знал своей маменьки?

Он тяжело вздохнул и сказал:

— Она умерла при родах, но у меня есть её портрет в медальоне. Он всегда был со мной…

— Где же он?

— Остался в Москве.

Не спрашивая разрешение, княжна взяла его под руку и заглянула в глаза.

— Странно, но я тоже люблю ходить к иконам одна и в будний день. Там почти нет народа и нищих. Нет, ты меня не так понял. Мне не жаль подаяния, просто потом себя долго плохо чувствую от их вида. Особенно больно смотреть на босоногих детишек, в лохмотьях с протянутыми за подаянием руками. Такая жуть. Одёжка с чужого плеча и та вся ветхая. Из глаз льются слёзы, из носа тоже реки текут, босые, на холодных камнях. Я выхожу из церкви уже заранее дрожа, представляя, как эта орава накинется на меня, теребя за края шарфа и подол платья. А что я могу? Да ничего. Дать копеечку. Но что им с того. Другое отношение к народу должно быть. Я бестолковая, ничего не могу изменить.

— Ну от чего же?

— Такая уж родилась никчёмная. Здесь вот пыталась грамоте научить своих крестьян, чтоб жизнь свою они повернуть могли, но ты же видел, маменька и ту закрыла. Не понять мне зачем ей это… А я бесхребетная ничего сделать не в силах. Вот бы стать кремнем и возражать ей. Ан, нет. У меня характера не хватает.

— Не печалься, не ты одна тем недугом страдаешь, женское устройство такое. И потом, долго же она не будет здесь сидеть, наверняка, ей батюшка наказал быть скоро при нём.

Таня покладисто согласилась, но тут же высказала озарившую её мысль.

— Быть может… Но я сейчас подумала о другом. Вот была бы я замужняя женщина, она не посмела сунуться и так командовать.

— В чём проблема-то, устрой себе пышную свадьбу.

— Серж, ты говоришь не задумываясь. Мне придётся жить с тем чужим человеком, ложиться с ним в одну постель, как маменька с папенькой, а я не хочу.

Она не сказала ему о том, что можно нарваться на такого супруга, что придётся быть вечно бессловесной и угодливой перед мужем. Такой супруг враз уготовит ей роль неотъемлемой части дома и ему будет совершенно всё равно, есть у неё душа и желания или она с рождения обделённая этим. «Так вот и буду стариться вместе с ним и домом, выращивая немилых сердцу детишек». — Горестно подумала она.

Но ему хватило и того, что он услышал. Сергей улыбался её горячему шёпоту, крепче прижимая смешную девчонку к себе. Ему льстило, что его она не считала чужим, засыпая несколько ночей подряд на своей половине кровати, а просыпаясь в его объятиях. Удивляясь такому кавардаку в её голове и огромному желанию вырваться из-под твёрдой руки маменьки, посмеивался:

— Малышка, ты потешная барышня.

— А если я тебя попрошу об одолжении, ты поможешь мне? — резко остановясь, развернулась она к нему.

— Ну, это смотря что… — не понял он её намерений.

О! Она ему враз всё объяснила.

— Возьми меня в жёны. — Не мигая, совершенно серьёзно, смотрели на него её огромные глаза. Именно сейчас посчитав подходящим время для объяснений, она это ему и заявила.

— Вот это да! Ты это прямо сейчас придумала? И не иначе как, чтоб досадить маменьке? — Оторопел он. Помолчав, он опустил глаза на неё. — Не предсказуемый ребёнок…

Она не отпиралась, а пошла в наступление.

— Возможно, но это даст мне свободу. Ты же не хочешь себя связывать с женщиной и семьёй. А мне не нужен настоящий муж, но невозможно, как желаю получить свободу, которую мне может дать только замужество. Мы находка друг для друга.

Он слушал внимательно, морщил губы и, в конце концов недовольно пробурчал:

— Ты собрала в один букет множество глупостей.

Ей совсем не понравился ответ. А надежды, а мечты?!

— Серж, это обидно. Тебе совсем меня не жалко. Ой!..

— Споткнулась? Не обессудь, но в таких туфельках, конечно, не по лесу ходить. Иди сюда, — повесив корзину на локоть, подхватил её на руки. Ещё долго идти, а то мы что-то в глупые темы впали?

Теперь его лицо было рядом. Она даже чувствовала его дыхание. Могла разглядеть каждый сантиметр… Ах, как жаль, что почти пришли. Она бы шла и шла вот так-то на его руках. Как жаль, что её так поздно угораздило споткнуться, а его взять её на руки. Но надо отвечать:

— Почти пришли. Отчего же моя судьба так тебе не интересна. Казалось бы наоборот, чтоб помогать тебе, я должна быть свободна.

Серей покрякивал, но молчал, этот немыслимый разговор сбил его с толку. Что она хочет фиктивный брак или его?

А она продолжала уговоры.

— Тебе же лучше, если я буду в твоём распоряжении. Нет, если у тебя есть обязанности перед другой женщиной или ты любишь кого, то конечно… Я не настаиваю. Придётся искать другой вариант. Правда, какой, я право теряюсь. Мало ли, а вдруг мой фиктивный супруг захочет иметь меня по — настоящему. Тогда беда? И потом, какой же из меня помощник, если я буду от тебя далеко, мне это никак не понятно.

Поняв, что её не отговорить, он попытался отбить ей охоту не простыми вопросами:

— А, если я захочу иметь тебя, как жену, что тогда?

— Значит то воля Господа! — не секунды не думая заявила она.

Он опешил:

— Что за каша в твоей голове. Ты забыла кто я.

Но отвертеться не удалось.

— Это отговорки. Женщина? — замерла она.

— Что женщина? — не понял он. Но поймал губами прядь волос мешающую ей.

— У тебя есть любимая женщина…

Не смотря на то, что глаза его лучились смехом и солнцем, он поджал губы, и ответ его был довольно-таки резким:

— Я пользуюсь только камелиями.

— Это то о чём я думаю? — внимательно посмотрела она в его смеющиеся глаза.

— А что можно про них ещё думать другое…

— Потратить свою жизнь на это, — возмутилась она. — Ведь это нелепо! Глупо! Неправильно!

Он в отчаянии посмотрел на неё и собрался наговорить девчонке много неприятных слов.

— Я не могу согласиться с тобой. Ты глупая девчонка…

Не дослушав, она, обхватив в порыве за крепкую шею, прижалась что есть силы к нему. «Значит, он совершенно свободен», — пыталась скрыть свою радость она, пряча лицо на его груди. «Кажется, обрадовалась, кукла», — подумал он. Серж был готов так вышагивать долго, но лес, как нарочно, словно оборвался. Ноги вынесли на небольшую поляну, с противоположной стороны которой к ней подходила дорога, по которой могли пройти не только конники, но и телега. На самом краю поляны стоял двухэтажный срубленный дом. С боку конюшня и баня, а за ней колодец.

— Отлично, — воскликнул Сергей. — Завтра же истоплю баньку.

Таня вздохнула и спросила совсем ни о том, о чём желала:

— Ты дорогу один найдёшь?

— Обижаете, сударыня… Я всё-таки доберман. Сейчас отдохнём. Я освоюсь и провожу тебя. Кстати, потрудись ответить, откуда ты знаешь про этот домик и дорогу к нему?

— Папенька на охоту брал.

Он не смог скрыть своего удивления.

— И маменька отпускала?

Таня прыснула:

— Она папеньке ни в чём не может отказать.

— И ты стреляла?

— Только по чуркам. Мне жаль птиц и зверя. Убивать ради причуды, это варварство. Смотри, ключ вот здесь, подняла она доску на второй ступеньки снизу. В бани под чурбаном для колки дров.

— Понятно. Однако, что же мы стоим-то тут. Веди хозяюшка в дом.

Маленькие высокие оконца, не слишком баловали светом. Серж повёл глазами. Стены из толстых брёвен. Окна маленькие. Двери ладные, дубовые с хорошими запорами. Большая печь и перегородка, отгородили кухню от просторной комнаты. Заставленная тёмной тяжёлой мебелью с кабаньими рылами на стене, она выглядела совсем не жилой и тем более не привлекательной. Даже немного давила. К тому же во всю длину комнаты стоял стол со стульями при высоких спинках с львиными мордами. По краям комнаты к рубленным стенам были придвинуты широкие резные лавки. У глухой стены красовался высокий добротный буфет. За печью спрятанная крепкая лестница вела наверх. Там три спальни и две большие светлые комнаты.

— Выбирай любую, — распахнула двери Таня.

— А ты в какой спала?

— В самой дальней.

— Значит, идём туда. К тому же окно в коридоре у двери. Очень полезно при моём положении.

— Там внизу тяжёлый запор. Прошу, не забывай, запирайся. Всякое может случиться, я волнуюсь. Здесь есть запасы: картошка, морковь, лук, соль, крупы. Немного мёда и квашеной капусты с мочёными яблоками. Хлеб я буду приносить. Только не считай это непременным. Если когда не приду, не беги узнавать, что со мной. Знай, приду, когда приду.

— Таня, я право не знаю, как тебя убедить не рисковать. Представляешь, как я буду переживать за тебя.

— Я всё равно приду, — упрямо твердила она. — Я привыкла видеть тебя каждый день.

— Значит, договоримся о времени, и я тебя буду ждать у кромки леса и провожать. Хотя неизвестно, как пройдёт для тебя это своеволие. А теперь ложись и отдохни.

— Совсем не устала, если только самый чуток. Просто сниму туфельки и посижу внизу на лавке.

— Вот придумала, так ты непременно не отдохнёшь. Иди, устраивайся наверху, я запру засов, чтоб без сюрпризов.

Такой расклад, кажется, устроил её. По крайней мере, она не ворчала, а веселясь забралась на постель.

Когда он вернулся, Таня лежала, пристроив под голову небольшую в цветастой наволочке подушку. Сбросив сапоги, он прилёг рядом. Ей хотелось поговорить, поспрашивать его, в каких местах он был путешествуя, но она не решилась, а сам он молчал. Поелозив рядом с ним и повздыхав, она уснула. А напрасно. У него тоже была необходимость поговорить, только он боялся показаться скучным со своим взрослым разговором этой девочке и поэтому предпочёл молчать.

Очнулись, когда солнце уже садилось. Быстро собравшись, заторопились в обратный путь. Возвращались из леса той же тропинкой, по которой пришли они в лесные охотничьи угодья. Подхватив девушку на руки, он большую часть дороги её нёс. Так получалось быстрее. Таня не возражала. На его руках она качалась бы всю жизнь, и шла с ним без стонов в какую угодно даль, разделив его не лёгкую судьбу, и даже сегодня забыв про правила приличия, и гордость сказала ему об этом. Только он промолчал на её откровенность. Толи на большее чем друг она ему не нужна, толи жалеет он её и не хочет ломать Тани жизнь. Если последнее, то он ничего не понимает в любви и женщинах. Это без него будет сломана её жизнь. Подойдя почти к поместью, он опустил её с рук.

— Теперь беги.

Она сделала пару шагов, но, вернувшись, запрыгнула ему на шею, горячими торопливыми и совершенно неумелыми поцелуями покрыв лицо человека зажегшего в ней такие яркие чувства, застыдилась и резко развернувшись, понеслась, подхватив подол платья в дом. «Что же это будет, — думал он, возвращаясь в охотничий домик, — я прирастаю, она горит и, кажется, такой огонь в ней полыхает без игры. Она ещё ребёнок и не может так ловко притворяться. Господи, дай мне силы устоять и не поддаться. Я должен быть последним оборотнем в нашем роду. А у неё это пройдёт. Выдадут замуж, как это случается с другими, народит детей и забудет».

Глава 14

Домой ноги не несли, но княжна дошла. Увы! Таню встретил грозный маменькин вопрос. — Где была? — маменька так пристально при этом в неё впилась глазами, что у Тани похолодело сердце, но она решила не признаваться и, не моргнув глазом, собрав всё мужество, ответила:

— Хотели, чтоб убрала пса подальше, маменька? Вот я и отвела. Не близкий путь, сами понимаете, времени требует.

— За послушание хвалю. Немедленно ужинать и в постель. — Говоря всё это и улыбаясь, маменька энергично подкрепляя свои слова жестикулировала.

Она послушно ушла, но заснуть всю ночь не могла, казалось, вот сейчас он взберётся к ней в окно и скажет: «Сударыня, я без вас не могу уснуть!» Она даже открыла окно, чтоб ему не ломать голову над тем, как к ней попасть, но чуда не произошло. Серж не появился. Зато в незапертую комнату несколько раз приходила с инспекцией Марфа. Лазила с усердием, вынюхивая по всем углам. Понятно, что Таня не запирала дверь. «Зачем теперь-то». Измучившись, уснула только под утро. А встав, принялась ждать когда маменька, устав от забот уснёт или куда-нибудь уедет в гости. Чтоб отправиться в охотничьи угодья. Она плохо, за обеденным столом, слушала матушку, отвечала не впопад. Больше молчала и в конце сказавшись больной, ушла к себе. Княгиня решила, что ничего предосудительного в том нет. «Подуется и успокоится. Подумаешь бродячий пёс. Тут вон какие страсти рассказывают про собаку загрызшую гостей приехавших поохотиться в поместье соседей, а вдруг это она». С трудом дождавшись маменькиного дневного сна. Таня, спустившись в кухню, набрала еды. Но она не сумела уйти из дома так, чтобы об этом не узнал дворецкий. Он посмотрел на неё, но ничего не сказал. В эту минуту ей было всё равно. Страх притупился. И она, подхватив корзину на руку, постоянно оглядываясь, припустила в лес. Бежала всю дорогу, не давая себе возможности отдохнуть. Замирая от лёгкого ветерка, каждого шороха леса и взмаха крыла пугливой птицы. Шепча все молитвы, какие только знала и могла сейчас припомнить, бежала и бежала вперёд. Когда за деревьями показался дом, а из трубы бани валил дым, она, привалившись спиной к огромному старому дереву, заплакала: «Господи, кажется, всё обошлось, и я добралась без приключений и он жив!» В доме Сергея не было. Оставив корзину на кухни, она прошла к бане и постучала пальчиками по затянутому слюдой маленькому оконцу. Сергей тут же открыл дверь и прокричал:

— Таня я сейчас.

Она кивнула сама себе. Отошла в сторонку, в бок бани и сев на завалинку принялась разглаживать туфелькой траву.

— Вот ты где, — заглянул он к ней. — Всё-таки пришла. Княжна, ты неимоверна упряма.

— Я принесла тебе поесть.

— Хочешь покупаться? — забирав её крохотную, такую мягкую и нежную ручку, он прижимает пальчики к губам.

— Пожалуй, можно. — Расцвела она румянее утренней росы.

— Тогда идём, я провожу. И осторожно там не ошпарься, помни, помощниц тут нет.

— Постараюсь. — Она чувствовала, что, несмотря на его любезность, душевного разговора и близости, какой бы ей хотелось, не получается. Такое чувство, что между ними звенит натянутая струна или возведена была стена. И она пытается разговаривать с ним через то мешающее ей препятствие. «Это я виновата, накинулась на него с поцелуями, а ему это совсем не надо. На что ему глупая девчонка. Вот он теперь и сторожится меня». Сняв платье и маленькую рубашечку с кружевными панталонами, хотела распустить и помыть волосы, но потом раздумала. Тем гребнем, что тут есть можно расчесать только мужскую причёску. Достаточно будет покупаться. Натиралась не спеша. Напоследок, облившись настоем из трав, выскочила в предбанник. Сергей стоял с раскинутой простынёй, ожидая её. Поэтому, сразу завернув, поднял на руки. Проглотив смущение, она прошептала:

— Ты хочешь меня взять в жёны?

— С чего ты так решила? — ответил он ей, вопросом на вопрос, изумлённо всматриваясь в раскрасневшееся от жара лицо.

— Тогда зачем всё это?

— Ты же заботишься обо мне, почему бы мне не сделать тоже. А мужа ещё успеешь найти. Ты прелесть, немало джентльменов, пожелают этого…

Она потухла и отвернулась. «Господи, отчего ж ты создал меня такой глупою. Ну вот чего я опять сунулась с языком». «Обиделась, — понял он. — Так лучше». Взбежав на второй этаж, отнёс девушку на кровать. Она не торопилась отпускать его шею.

— Скажи, а тебя мне возможно очаровать?

— Очаровать? — усмехнулся он. — Меня ты давно уже очаровала своим симпатичным носиком. И прошу не хмурь бровки и не притворяйся обиженной.

Он явно насмехался и не обидеться на его холодность она не могла.

— Принеси мне моё платье… и всё остальное тоже. — Попросила она, смотря мимо него в пол.

— Сию минуту. Пока ты обсыхаешь, я вернусь.

«Что ж за наказание такое, почему он так…»- металась она на лоскутном одеяле, покрывающем постель. Он вернулся довольно таки скоро, разложил перед ней ворох одежды и, не оглядываясь вышел. «Ну и пусть. Я буду помогать ему просто так. Потому что этого хочу сама. Вот принесла еду и моя миссия закончена. Чего, в самом деле, вязаться к человеку, возьму и уйду. Главное — решиться, а там уж сама себя подгонишь. Быстро собралась. Спустившись вниз, переложила продукты из корзины на стол, и вышла из дома. Его ни в доме, ни около не было. Дверь в баню была открыта. «Значит там», — решила она и заспешила по еле заметной и петляющей средь деревьев тропинке в поместье. Когда Сергей, наведя в бане порядок, и остыв от девичьего непорочного тела, поднялся в спальню, то был весьма удивлён её отсутствием. Сбежав вниз и не обнаружив корзины, а только в беспорядке выложенные продукты на столе, он понял, что княжна ушла. «Обиделась, не иначе, но что же делать. Вот глупая девчонка. Я ж стараюсь для неё». Она не успела пройти и треть пути, как он настиг её. Ничего не спрашивая и не говоря, пошёл рядом. Она решила выдержать эту пытку и не открывать рта до усадьбы. Кротко и спокойно не получится сейчас. Так лучше молчать. Он тоже молчал до конца пути. У кромки леса она, не оборачиваясь, пошла по липовой аллеи к дому, а он, чертыхаясь на свою нескладную судьбы, но с уверенностью, что всё сделал правильно, отправился в охотничий домик. «Марфа видела, как я возвращалась и наверняка наябедничает матушке, — пронеслось в голове при появлении на её пути девки, — пусть будет что будет, у меня нет сил, сосуществовать без него. Я должна под любым предлогом его видеть». Упав на постель, она горько заплакала. Следующий весь день выйти было никак не возможно. Маменька бодрствовала, то в саду, то постоянно ходила с какими-то важными делами по дому. Ночью решиться выйти в сад не хватало духу, показалось жутко страшно. Дождалась первых красок рассвета, собрала еду и побежала. «Пока она спит, я обернусь». Бежала без передышки, оглядываясь и лязгая от страха зубами, до самой охотничьей поляны. Встала отдышаться на самом краю, под молодой берёзой. Он нёс воду из колодца, посматривая на тропу, подумала: «Видимо ему тоже не спалось». Увидев идущую к дому княжну, он застыл, как вкопанный. Приостановившись было, она наклонила голову и, ускоряя шаг, прошла в дом. Выложив продукты на стол, развернулась на выход и тут столкнулась с ним. То, что она выглядела неуверенной и встревоженной, он не заметить не мог.

— Может, поздороваешься?

— Доброе утро! Пропусти — те сударь…

— Непременно, только вот спрошу сначала, с чего такая милая и весёлая барышня надулась, как мыльный пузырь?

— Сударь, не ваше дело, позвольте мне пройти, — прозвенел её голосочек, наполненный слезами звонче, чем бы ей хотелось. Порыв понятен, с первых же слов истерзанное сердце выпустило рыдания и боль на свободу. Таня почти готова была бить себя в грудь кулаками, ломать руки, умоляя его о любви, но она, собрав все силы в узелок, сдержалась от такого шага. Это бы всё равно ничего не дало. Только унизило её до болезни, до неудовольствия на себя.

— О, ты сегодня в кислом настроении, — попробовал перевести в шутливый тон разговор он. — Женщинам никак нельзя давать много свободы. Она даже в малых, казалось бы невинных дозах портит характер барышням. А уж если они начинают ими злоупотреблять…

Ценя шутки, он не любил насмешничество, не выносил пустой болтовни. Серж никогда не лез к собеседнику с разговором, не докучал своим мнением. Скорее он любил слушать чем говорить. И слушать не легкомысленные пустяки светской жизни, а стоящее. И вот столько усилий приходилось тратить на упрямую девчонку.

— Чушь… Какая чушь… Оставьте меня, сударь, я спешу, — обиженно поджала губки Таня, гордо вскинув подбородок.

Отчаявшись решить вопрос миром, он вскипел:

— Бог мой, княжна, ты что, совершенно не понимаешь, что я оборотень. Для чего эти опасные игры. Ты подумай, своей неглупой головкой, к чему приведут твои капризы. И сейчас приходя сюда, ты неужели не предполагаешь, какой опасности по дороге подвергаешься?

Но аргументы, к которым он прибегал, чтоб убедить её не могли на неё подействовать.

— Пусти, мне маменькины проповеди надоели. — Дёрнулась она, пытаясь его обойти.

Серж удивлённо уставился на неё. Наконец он проговорил несколько удручённо:

— Я говорю, как со стеной. Неужели жуткая действительность не возымела действия? К чему обиды, я на всё смотрю здраво. Тебе просто надо подождать. Непременно появится подходящий жених и попросит твоей руки. А твои родители смогут её вручить ему с благодарным сердцем. Зачем торопить время… Чего ты добиваешься?

Она кинула на него снисходительный взгляд.

— От тебя ничего. Помогу чем могу, пока ты не далеко от меня и в моих силах это сделать. Вот и всё. Не волнуйся, тебе и твоей свободе это ничем не угрожает. Пусти. Мне надо быстро вернуться. — Последние слова говорила с ним, не глядя в глаза, а старательно выискивая изъяны ими на стене или на полу, чтоб было за что зацепиться. Корзина, которую она держала перед собой, порядком надоела ему и он, вырвав её из девичьих рук, швырнул в угол, как будто именно эта плетёнка была во всем виновата. Таня, поймав ярость в его, потемневших до черноты глазах, отбежала на середину просторной комнаты.

— Ну вот, ты меня уже и боишься, а через некоторое время возненавидишь. Это не больше чем детское увлечение романтизмом и миром приключений. Но его вытеснит когда-нибудь зрелое взрослое чувство к какому-нибудь красавцу щёголю, и ты глупышка мне скажешь спасибо. Да, да именно тогда к тебе придёт понятие, что я поступил, как надлежит настоящему другу.

— Раз тебе так хочется думать, думай так. Ты противный.

Пригрозив ему ужасной местью, правда какой она ещё не придумала, отвернулась.

— Княжна ты сущий ребёнок, — засмеялся он, отправившись за корзиной. — Выходи, и идём уж, я провожу. Разговор наш уходит в молоко, получаясь глухим и бесполезным.

— Это от того, что ты затыкаешь уши и пытаешься учить меня на манер маменьки. Ну уж дудки, я буду поступать, как хочется мне самой. Ясно?!

— Угу. Иди вперёд без напоминаний.

Всю дорогу она молчала, слизывая языком со щёк, текущие слёзы и изредка не в силах сдержать горький вздох, всхлипывала. Серж до полдороги сдерживающий улыбку не выдержал. Схватив её за руку и прижав к старой берёзе, прерывающимся голосом спросил:

— Княжна, ты чего рвёшь себе сердечко, мы же уже не раз говорили о том не простом предмете. Я оборотень, но я и живой человек. Ты почему, глупая девчонка, натягиваешь до предела себе и мне нервы? Неужели не понятно, что я должен быть последним. Последним несчастным из этой стаи. А ты всё время меня провоцируешь. И потом жалость всегда оборачивается обузой для жалеющего…

— Я знаю, что я сделаю. Застегну на тебе ошейник и буду целовать и ласкать добермана сколько хочу. Ему нравилось это, в отличие от тебя.

— Какая репа в твоём горшке парится. Я в растерянности. М-м! Уверяю тебя, ты достойна самой прекрасной любви и самого хорошего мужа, который понимал бы тебя и сделал самой счастливой.

— Серж, ты меня не слышишь и принуждаешь так поступить. И потом, от поцелуев дети не рождаются, — всхлипнула она и бросила на него недовольный взгляд.

— Что?… Бог мой, княжна, я с тобой свихнусь. Это уж точно, — гася в себе смех, улыбнулся он. — Не рождаются. Тебе это надо?! Как я понял, мой неосторожный поцелуй, хмельным зельем упал на твою порхающую душу, ну ладно… Будь по — твоему.

Кинув под ноги пустую корзину, он, заложив руки за её спину и голову притянул тонкое пылкое тельце с вылетающим из груди сердцем к себе. Внимательно осмотрев пышущее нетерпением милое личико и сдув с раскрасневшейся щеки непослушную кудряшку, он легонько прикоснулся к глазам, щекам и вздёрнутому носику губами, у Тани сильно заколотилось всё внутри. И кажется не только сердце, а именно всё. Забулькало, затрепетало, а потом обдалось жаром и закипело. Это был такой всплёск для неё, что её несчастная голова закружилась убыстряющей ход каруселью, а сердце, норовило оторваться от всех связанных с ним органов и выскочить, от чего заколыхалась грудь. Серж, легко коснувшись девичьих губ, раздвинул языком маленькие остренькие зубки и, лизнув нёбо, сошёлся в ласках со своим по началу немного скованным собратом. Они процеловались час, он опомнился, в тот момент, когда его рука сжала её рвущуюся из платья грудь.

— Всё, на сегодня хватит. Поторопимся. А то тебе непременно от такой беспечности попадёт, — ворчал он, скрывая свои истинные чувства. А она, устроив голову на его груди, никак не хотела отлепляться от берёзы, от его тела и уж, конечно, идти домой.

— Серж, ты жадина, — обиженно теребила она носовой платок, бросая на него чуть лукавый взгляд. Только что она с удовольствием поглощала все ласки… Она так лелеяла надежду. Целовалась бы и целовалась, а он раз…

Он был вновь изумлён и вопросительно посмотрев на девушку серьёзно проговорил:

— Княжна смилуйся, не вынуждай тебя подталкивать, иди домой. — Он опомнился и добавил уже спокойнее:- Никоим образом, я не переступлю черту. Причины, я думаю, тебе нет нужды перечислять.

Таня, невесело вздохнув и надув губки, поплелась. Что толку сопротивляться, если у него найдётся много всяких доводов, чтоб отправить её в поместье. Дойдя до кромки леса разделяющую, луг перед усадьбой от рощи, она, забрав у него корзину, поднялась на цыпочки и припала сама к его губам.

— Всё, всё, это прощальный поцелуй, меня здесь уже нет, — закусив губу, пролепетала она, отпуская его шею и отступая от него.

Глава 15

Она убежала, а он стоял ещё долго на подламывающихся ногах с разрывающейся от тяжёлых дум головой. Марфа заметившая приход княжны с пустой корзиной из леса, решив проверить свою догадку, зашла в рощу с другой стороны и прошла к месту, откуда та соизволила выйти. Дошла и чуть не влетела в молодого человека, того самого, что видела у княжны в спальне. Вовремя заскочив за елки, девка заметила, что он идёт по тропинки чем-то удручённый, ни на что не обращая внимания и к тому же с непростительной беспечностью не смотрит вокруг себя и по сторонам. Дав ему время отдалиться, она, изощряясь, чтоб не попасться и показывая класс сноровки, пошла следом, не теряя его из вида, пробуя до конца проследить весь путь за ним. Вскоре выяснилось, что он шёл в охотничьи угодья. «Понятно теперь, где она его скрывала и пёс наверняка с ним». Сергей остановился только у поляны, внимательно осмотрелся и не найдя ничего подозрительного, пересёк её. Вот теперь он то и дело оглядывался назад. Он явно опасался чего-то или кого-то. Прокравшись почти ползком, она видела, как молодой человек, придя к охотничьему дому, принялся колоть дрова. Значит, она не ошиблась, и он давно обитает тут. Правда, не видно собаки, но Марфа была уверена, что пёс непременно здесь. Вернувшись в усадьбу, она, боясь огорчить барыню и сказать княгине правду о любовнике дочери, решила подойти к этому щекотливому вопросу с другой стороны. Рассказать о добермане, которого та прячет в угодьях, подвергая себя опасности, бегая каждый день туда одна, а уж молодого человека, барыня и сама там застукает… Порадовавшись такому ловкому решению пришедшему в её голову, отправилась к княгине. Та, выслушав, встряхнулась от одолевающей её в поместье скуки и, развернув бурную деятельность, велела заложить летнюю коляску, а также запрячь кобылу с телегой. В телегу, насажав дворни и вооружив её от рогатины, до охотничьего ружья, отправилась наводить порядок, как на ловлю опасного зверя. Маменьку не смущало то обстоятельство, что ружьё имеет способность стрелять. Ей было только жаль, что никто из её знакомых не увидит и не оценит её вида воина. Марфа с Прасковьей не упустив такой момент, тоже трепались в телеге, раздираемые любопытством. «Как ловко она это устроила и, что это сейчас будет?!» — распирало грудь от восхищения собой у девки. А Таня, пребывая в неведении, после дневного отдыха проведённого на кушетке, сойдя в парк, увидела только хвост съезжающей со двора экспедиции.

— Куда это они, причём большим народом и с таким азартом, и эти две ищейки на заду телеги болтаются? — подошла она к вытюкивающему из камня русалку для нового фонтана, Митричу.

— Марфа выследила ту опасную собаку, что загрызла на охоте людей, пёс скрывается в охотничьих угодьях. Отсиживается себе там, вот барыня и повезла всех ловить то чудище и сама развеяться от скуки. Видишь, как весело общество погарцевало…

Таня онемела. «Вот это да! Вот это напор! К тому же какое мне дело до скуки маменьки, это мой доберман». Смекнув, что дело наверняка, не в собаке, а в Серже, которого Марфа, скорее всего, выследила и, боясь открыть маменьке правду, прикрылась псом, Таня опять растерялась. Но позаламывав руки и, в конце концов, начав соображать, она кинулась к бьющему по камню зубилом и молотком Митричу.

— Помоги, побежим по прямой, через лес, так быстрее получится, может, успеем. Это я своего добермана туда определила.

Митрич оценив её дрожащие руки, сцепленные в крепкий узел и дёргающиеся в судороге губы на белом лице, всё понял без лишних объяснений, скинув фартук и стряхивая пыль со штанов на ходу, поспешил за ней.

— Как же это, как же так, — твердил постоянно он. — Запросто убить могут. Вооружились до зубов. Не иначе как на волка или на медведя. А вы тоже, барышня, хороши, возьмите себя в руки, если из-за каждой собаки душою болеть, то такось и души на всех-то не хватит.

— Митрич, поспешим… Быстрее Митрич. — Стонала она, торопя его.

— Дай отдышаться, сейчас, сейчас…

Садовник несколько минут отдыхал и бежали дальше, но возраст давал о себе знать и он опять молил:

— Грудь теснит, дай дух перевести, погоди… Ах, они нехристи, чтоб их разорвало!

Как не спешили, но с передыхами Митрича опоздали. Азарт у охотников был на подъёме не перегнать. Когда они прибежали, то фронт военных действий там разворачивался в полную силу. Маменька тоже читала романы и имела нерастраченную страсть к приключениям. Серж, вовремя увидевший подъезжающий на возку и телеге народ, заперся в бане. Он колол дрова, и она оказалась рядом, под рукой. Барыня, руководя наступлением, не удосужилась сообразить, как у собаки получилось закрыться изнутри. Осмотрев дом, она нашла его обитаемым и никак не могла взять в толк, зачем собаке спать на постели и есть из посуды, да ещё такую еду… Марфа докумекала быстрее, но, делая равнодушным лицо, следовала за хозяйкой, исправно кивая и поддакивая, не собираясь своими силами выводить барыню из заблуждения. Серж тянул время, ожидая, когда разгорячённые мужики, справясь с дверью, сорвут засов. Сквозь щель между досками в предбаннике он видел, как прибежали Митрич с Таней. Щёки её пылали, грудь высоко поднималась от трудного дыхания, глаза метали страшные молнии на маменьку, причёска взбилась в беспорядке от бега… «Вот теперь пора», — решил он, принимаясь раздеваться. Когда последнее крепление было выбито, и дверь широко распахнулась от мощного удара, на толпу маханул огромный доберман, расчищая себе путь, он, поддав лбом, одним ударом свалил здоровенную девку Марфу в заросли крапивы и грациозными прыжками пошёл к лесу. Вскинув охотничьи ружья, позаимствованные у князя, управляющий и конюх попробовали стрелять, но Таня, собрав все силы и громко крича: «Оставьте его, ах, оставьте!» — метнулась к ним, выбив дула вверх. Выстрелы ударили в крону деревьев, срезав ветки и листву. Доберман ушёл. Марфа была поражена. Откуда взяться псу там, если баня закрыта изнутри. В отличие от барыни, введённой ей же в заблуждение, она точно знала, что там мужчина. И вдруг на тебе — доберман. Как накаркала. Она, выбравшись из крапивы, и с усердием почёсывая обожжённое лицо, руки и попу, специально обошла всю баню, надеясь найти прикрывшегося нарочно, для отвлечения людей псом, любовника княжны, но тщетно. «Куда ж он делся, если она его сама здесь видела? к тому же всё указывает на то, что он здесь был?» — ломала голову девка шаря по всем углам. Но кроме старой одежды князя — ничего.

— Маменька, как вы могли, — причитала Таня и глаза её грозно, и странно сверкали. — Да неужели же надо напоминать или у вас нет сердца, иначе бы оно подсказало вам, как велика верность и преданность собак, какими бескорыстными друзьями они могут быть. За что вы его так невзлюбили, чем он провинился перед вами. Разве вы слышали от кого-нибудь, чтоб пёс бросил или предал своего хозяина. Он умный и добрый, не то что кошка ваша злопамятная. Это же самое настоящее убийство вы организовали. Не трогайте его больше. Что он вам, в конце-то концов, сделал? Клянусь! Вы сделаете мне страшно больно, и я не знаю, что будет тогда со мной!

— Ах, полноте, княжна. Что за допрос с лекцией вы мне тут организовали. Марш в экипаж, — приказала раздосадованная неуспехом княгиня. Но это с дочерью, а вот в общении с остальными у неё был другой подход. Княгиня была истинная дама и поэтому, она, ловко скрывая свои подлинные чувства, старалась показать пригнанному сюда люду, свою миссию оконченной и удалой. А план, с каким она прикатила сюда, хоть и не до конца, а реализованным. Поэтому себя обсуждать она никак не могла позволить никому, разве что мужу, но его здесь нет. Хотя она могла себе признаться, что вышло всё не совсем гладко, даже чересчур шероховато… Но то её дело. Решив, что здесь ей больше решительно нечего было делать и, следовательно поскорее надо возвращаться, она дала команду на отъезд. Загрузившись в том же порядке, экспедиция двинулась в обратном направлении. Поведение дочери княгиню начало пугать. «Надо увозить и не медленно, пребывание в усадьбе не пошло ей на пользу». — Порешила она и поэтому княгиня всё время пути говорила на одну тему и об одном и том же предмете, пока, наконец, повозка не въехала в усадьбу. Княжна, покусывая губы и ломая пальцы от беспомощности и отчаяния, тем не менее, всю дорогу слушала мать. Правда, с подавляемым горьким сознанием, что её родная матушка совсем не понимает её, свою родную дочь и не может быть опорой ей во всём. «Ах! Почему не приехал папа, всё было бы по-другому?!» Между тем экипаж подъезжал к усадьбе. Ей уже не было никакого терпения слушать маменькины нравоучения. По приезду в имение, молчком выскользнув с экипажа, поднялась к себе. Но покоя не было. Разве после случившегося можно прибывать в приличном состоянии духа. Таня, попросту говоря, не находила себе места. Чувство большой досады и раздражения на матушку не проходили. Но куда деваться, хочется или нет, придётся быть нежной с ней и терпеливой, она мать.

Глава 16

Сумерки брали в свои объятия землю, а она всё бродила, то по парку, то по саду, не торопясь в дом, прислушиваясь к каждому шороху и звуку, но пса не было.

— Княжна, не мучайте себя, идите, отдыхайте, а то ещё княгиню насторожите, — подошёл к ней Митрич. — Придёт, я спрячу у себя.

Таня, принимая правильность его слов, ушла, к тому же и Марфа с Прасковьей не спуская с неё глаз, бродили тенью следом за ней, подглядывая отовсюду. «Могут запросто поймать пса на ней». — Пронеслась тревожной птицей мысль в голове и забилась страхом за его жизнь в сердце. Открыв окна, чтоб слушать округу, она так и не смогла заснуть. Ей казалось, что не спал никто. Возможно, дремали каменные скульптуры Митрича, погружённые в прохладную ночную мглу. Им можно, они из камня. Содрогаясь от свежести и неуловимого чувства беды, смотрела она в чёрную ночь с каким-то непонятным ощущением ожидания и тревоги. Луна, висевшая фонарём, мало помогала. Сплошная, чёрная стена леса пугала, казалось, что там нет щелей и собаки не протиснуться никак; так слиты между собой деревья, сплетясь ветвями. Таню раздражали сейчас любые звуки кроме собачьего воя, которого она ждала. Поэтому когда в первом часу ночи, раздался поблизости собачий скулёж, она вскочила и, накинув халат, понеслась в парк. Не спавший и тоже ожидавший пса Митрич, заметив её розовый наряд среди кустов, побежал на перерез.

— Княжна, не надо так резво. Не спешите, идёмте вместе.

— Митрич, я сама, мне надо одной…

— Куда, ночь. Одну не пущу и то может быть вовсе не ваш пёс. Подхватив стоящую у забора палку, он пошёл впереди, придерживая девушку за своей спиной. Дойдя до кромки казавшегося ей из окна сплошного леса, они остановились, и минуты две думали: погрузиться в этот мрак или подождать здесь? Доберман, пропустив садовника, вынырнул у её ног.

— Барон! Митрич, это Барон. — Упав в траву на колени, она, обхватив пса за крепкую шею, принялась осыпать поцелуями. — Господи, спасибо! Ты жив! Жив!

— Княжна успокойтесь. Видано ли дело, собаку лизать. Надо подумать, как с ним дальше быть…

— Я останусь с Бароном здесь.

— Вот удумала, так удумала. Это точно не дело. Давайте, я заберу его к себе до утра, а с рассветом выведу его и сооружу ему здесь, не далече, шалаш, натаскаю туда вместо постели душистого сена и будете себе видаться.

— Митрич, ты самый лучший! — кинулась она обнимать садовника, — моей благодарности нет предела…

— Давайте уж пойдём к усадьбе. Я впереди, а вы после сигнала потихоньку за мной. Оставив пса в мастерской садовника, Таня пробралась в людскую за едой. Пёс ел с её рук, а она, обняв его за шею, сидела на корточках рядом.

— Шли бы вы уж спать, пока не привлекли к нам внимание ищеек княгини.

Таня нехотя поднялась и, чмокнув пса в нос, отправилась к себе.

— Надо же, как она к тебе приросла, — подивился садовник, поглаживая по крутому лбу добермана. — Так-то уж, как тебя нашли, прошло никак около месяца. Добрая, хорошая барышня тебе на дорожке попалась, глядишь, дождётся приезда папеньки и, уломав князя взять тебя с собой, заберёт в Москву.

Пёс, уронив голову на лапы, щурил умные глаза и молчал.

Схватившись утром от сна, Таня, спешно проведя весь утренний эмоцион, чтоб не вызывать подозрений, еле дождалась часа, когда можно будет без опасений выйти в сад. Митрич, ковыряющий каменную глыбу, в полголоса рассказал ей, куда следует пойти и где искать шалаш с доберманом. Таня, забрав привезённую из охотничьего дома одежду и набрав в полураскрытый зонтик, как в корзинку еды, осторожно, проверяясь, отправилась в лес. Правда не сразу, но шалаш нашла. Доберман, узнав её по шагам, выскочил навстречу. Таня, забросив его костюм с сапогами в шалаш, как и обещала, не торопилась избавить его от ошейника. Валяясь с ним на сене и целуя морду, она делала вид, что не замечает его увёртываний и беспокойства. Это продолжалось до тех пор, пока он не разозлился. Отбежав и сев в углу, пёс отвернул морду. Таня подчинилась. Отцепив ошейник, она упала в сено и закрыла глаза.

— Ах, ты проказничать. — Накинулся он, на неё одевшись с поцелуями. — Добермана облизала всего, а мне что-нибудь осталось?

— Ты же отказался от такого удовольствия, для тебя есть только еда, — смеялась она, растворяясь в его медовых глазах.

— Это тоже не плохо, проголодался, как волк. Ей Богу есть хочется, хоть падай. Едва уж ноги волочу. Не томи. Покорми меня. Круг сужается, загнали уже в шалаш, а выход всё не вырисовывается.

— Потерпи, вот приедет папенька…

— Угу, сударыня. Больше пока мне ничего не остаётся, как ждать.

Она обняла его за талию и прижалась к широкому плечу.

— Не бойся, я буду всегда рядом, чтоб не случилось.

— Очень надеюсь, что глаза мои завтра тебя увидят вновь.

— Я приду непременно. — Схватила она его за руки.

— Ради Бога осторожнее, крошка! Твоя маменька часто бывает в боевой готовности и дурном нраве?

— Это без папа она распетушилась. В таком боевом состоянии она всегда смотрит на вещи неблагоприятно и видит их не совсем такими, какими они в действительности являются.

— Но это, может быть, для меня ещё и лучше. Гораздо хуже, когда она меня разглядит таким, каким я в действительности и являюсь. — Пережёвывая пищу посмеивался он, пребывая вовсе не в упадшем духе.

— Так тревожно, а тебе смешно…

— Плакать тоже пока беспричинно. Княжна, как они дошли до того, чтоб искать меня на охотничьих угодьях?

— Марфа выследила и повела маменьку.

— Вот талант пропадает. Её в сыскное бюро или на Кавказ определить чухонцев ловить. Большая польза была бы. Любопытство сам дьявол в бабы насадил. Она рассказала маменьке всё?

— Думаю, нет, реакция родительницы была бы совсем иной. Похоже, направляя стрелы расправы в добермана. Она ставила целью поймать для маменьки тебя под тем прикрытием, но сорвалось. Пока меня воспитывают за добермана. — Говоря это, она водила пальчиком по его губам. С каким бы удовольствием она осталась с ним в этом шалаше навсегда.

— Таня, поднимайся, тебе пора…

— Мне не хочется. Пожалуйста, ещё немножко.

— Тебя хватятся и начнут непременно следить. И бесполезно так смотреть на меня, княжна! Я скорее умру! Позволить себе быть безрассудным, я не могу. Поторопитесь.

— Я непременно придумаю, как помочь тебе.

Она вложила свою маленькую ручку в его большую ладонь. Он поцеловал её и подтолкнул на выход. «О Боже! Какой упрямый, — промелькнуло в её голове. — Или я недостаточно для женщины интересна?»

Вздыхая и оглядываясь, она уходила прочь. «Боже что будет с маменькой, если она узнает про Сержа, страшно даже и подумать такое. Матушка любит хвалиться папенькиным очень древним родством. Она купается в новостях, живёт этим, знает про всех в аристократических кругах, чем занимаются, какая жена с мужем разошлась и кто в том виноват, кто за кого дочку выдал или сына женил и новость обо мне может запросто причинить маменьке удар. А как же, в её семье должно быть всё правильно и вдруг такой неприятный даже порочащий честь разговор. Она точно заболеет. Да нет. Марфа не посмеет открыть рот, иначе, она бы уже всё сказала. Её удерживает от сотворения гадости, только отсутствие доказательств и надо не позволить их ей приобрести». Нарвав букетик полевых цветов, она, напустив на лицо печальный вид, вошла в усадьбу. Несколько дней ей всё сходило с рук, и день приезда отца так ожидаемый ею, неукротимо приближался. Но случилось непредвиденное, Марфа опять наткнулась на Сержа. «Надо же голубчик я тебя поймала! — ликовала она. — Совсем обнаглел, подсунулся под самую усадьбу. Но теперь я не буду спешить и продумаю, как лучше от тебя избавиться», — думала она, возвращаясь в поместье. На горе Сержа она застала у ворот двуколку урядника приехавшего на поклон к княгине и не успевшего ещё въехать во двор. Решение созрело в её возбуждённой голове моментально. Она подошла к нему и сказала, что видела в лесу сейчас опасного человека, по всему видно беглого. Урядник, поморщась из-за отдаляющейся приятной встречи с княгиней, но, развернув своего рыжего мерина, покатил по сигналу разбираться. Когда Таня, выбравшись из поместья и ускользнув из-под надзора, подошла к шалашу, то сердце её упало прямо под ноги, он был развален. Кругом видны следы борьбы, под ногами блеснула пряжка, она наклонилась и подняла ошейник добермана. «Значит, его взяли человеком. Оно и понятно. Собаку бы просто пристрелили. Кто? Скорее всего, местные ищейки. Думай Таня, думай, где его могут сейчас держать? Гадай не гадай, а местных порядков ты не знаешь. Надо бежать посоветоваться с Митричем». — Задыхалась она от бега, хватаясь за мысли принеслась в поместье. Митрич косил газоны и по её виду сразу понял, что что-то опять стряслось и, скорее всего, с доберманом.

— Княжна, на тебе лица нет?

— Митрич, скажи, если взяла полиция подозрительного человека без документов, то где его будут держать?

— В кутузке, что посреди картофельного поля. Так завсегда было. А что?

— Охрана большая?

— Да нет, один сторож. А что случилось-то?

— Добермана моего взяли. Надо выручать.

— Батюшки, как это? Но ты баила про человека?

— Митрич, милый, это всё равно. Не иначе, как опять Марфа. Я тебе дам бражки бутыль, ты пойдёшь к охраннику отвлекать, а я ползком между картофельными рядами проскочу. Запор там какой?

— Запор-то обыкновенный, засов. Княжна рискованное дело ты затеяла. Однако стервозные девки в услужении княгини. Посмотри-ка, что учинили, канальи.

— У меня нет выхода, Митрич. Сегодня пойдём. Ты откажешь мне в помощи, ну что ж поделаешь, значит, тому и быть, пойду одна.

— Ты хоть и княжна, а не глупи, послушай меня, это опасно. Из-за собаки идти на такой риск, право дело глупость это.

— Мне всё равно, он должен выйти оттуда.

— Господи, пронеси! — перекрестился садовник.

— Ну что ж, как мы ни пытались избежать этого, всё-таки произошло, значит, тому уж быть и мне надлежит через то пройти. И, стало быть, поэтому, как ты не скажешь: «Господи пронеси!»

Глава 17

К вечеру, по последнему солнышку, нарядившись в костюм для верховой езды с отстёгивающейся юбкой и забрав на вторую лошадь садовника, прижимающего под просторной рубахой бутыль с брагой и не хитрой закуской, она выехала в сторону прячущейся за рощей деревни, где на самом её краю, посреди поля, чернела каталажка. Встали на краю картофельного поля, посреди которого стояла с покрикивающим: «Слушай!» сторожем арестантская, просматриваемая со всех сторон. Они спешились. Привязав лошадей, придумали тут же на ходу план. Митрич идёт, якобы в доску пьяный с песнями напрямую, размахивая бутылью, которую предположительно, сторож должен рассмотреть ещё издалека. А там как Бог подскажет. Отстегнув юбку и завернув в неё шляпку, Таня прикрепила их на седле и, обнявшись на удачу с Митричем, пошла в противоположную от него сторону, именно оттуда начинались картофельные ряды. Из-под высокой цветущей ботвы картофеля её было не разглядеть. Потихоньку, ползком, она приближалась к кубической, маленькой постройке с одним крошечным окошечком. Сергей, услышав пьяные песни на поле, насторожился. «Что ты чёрен ворон, вьёшься. Над моею головой?» Выводил Митрич, хлебнув для натурального виду и куражу из бутыли. И тут под окошком до него донёс ветерок голосок Тани: «Серёжа, Серёжа» Он протянул руку в окно и она, подпрыгнув, правда, со второго раза, вложила в неё ошейник. «Серж, слушай меня внимательно, сейчас я открою засов, но выйдешь ты через минут двадцать. Пойдёшь к мосту через речку, и будешь ждать там Митрича. Ты понял?» «Да. Будь осторожна», — последовал ответ и Таня, проползя к двери, поднявшись и слившись со стеной, принялась толкать запор. Сторож стоял к ней спиной и пил прямо из бутыли брагу. Справившись с засовом, она махнула Митричу, зорко следившему за ней, чтоб оставлял брагу сторожу и, закруглившись с хмельным вопросом, уходил. Княжна почти дошла до лошадей, когда услышала шаги спешащего садовника за своей спиной, и тут дикий страшный вопль разнёсся по округе. Распахнув на всю ширь, навалившись грудью, дверь, по полю нёсся огромный прыжками доберман. Охранник, вопя во всё горло только одно: «Оборотень! Оборотень!» — бросился наутёк с поля. «Будет теперь о чём поговорить народу, — перекривилась не весёлой улыбкой она, отряхивая с себя землю и прилаживая на талию свою спрятанную юбку. — Хотя может быть разумная, надеюсь, большая половина, припишет это пьяным бредням сторожа и вскоре всё забудется».

— Ушёл, княжна, он. Смотрите, как идёт, залюбуешься. Красивый чертяка, вот что значит порода и к тому же умный малый. Только вот не могу понять, чего там сторож-то орёт? — отдышавшись от быстрого шага, шептал садовник, протирая глаза.

— Поймёшь скоро. Митрич, милый, сделай, как прошу. Очень прошу. Не просто прошу, умоляю.

— Что ещё, княжна?

— Он ждёт тебя под мостом. Ты непременно найдёшь его там. Не бойся его. Он не опасен.

— Я и не боюсь…

— Митрич, я не о том. Ты поймёшь, о чём я говорила, когда снимешь с него ошейник.

— Зачем?

— Сделай так, как прошу. Тогда ему потребуется вот это, — показала она на сумку, притороченную к седлу. Возьми деньги, — вложила она изумлённому садовнику в руки золотые рубли, завёрнутые в денежные бумажки.

— Для чего? — опешил садовник, во веки не державший такого богатства. — Это же целое состояние.

— Митрич ни о чём не спрашивай. Считай, что так даю, на всякий случай. В дороге пригодиться всё. Откупаться, ночевать, питаться… Пожалуйста, не бросай его.

Садовник рассматривал её во все глаза: «Уж не тронулась ли умом она?»

— Княжна, вы так странно говорите…

— Езжай Митрич, езжай. Он ждёт тебя. Спаси его.

По округе ползли новые слухи и сплетни, которые оживляли размеренную жизнь провинции. И главное одно страшнее и забористее другого. Народ весьма изощрялся в разнообразии толков. Сказки гуляли по всем уголкам, конкурируя между собой. Новые экзотичнее старых в своих рассуждениях и заключениях. Причём мнения людей, как правило, разделились. Кто-то ещё припомнив смаковал рассказывая старые истории о собаке убийце, а кто-то более сообразительный, ловко связал её со слухом об оборотне. Получилось потрясающе. Особенно, если учесть, что это последнее перевешивало всё. В народе, в азарте ползущих змеями россказней, всё меньше вспоминали о псе, а пугали себя и других именно оборотнем. В каталажке нашли одежду, но не было арестанта. К тому же все находили, что не было причины не верить сторожу рассказывающему о добермане. Таня ждала. Но прошло уже несколько дней, а Серж не появился. Пропал и Митрич. Пока для неё мелькала впереди маленькой звёздочкой надежда на добрый исход, она старалась поддерживать в себе с каждым днём угасающую бодрость. Но эти же пролетающие дни забирали безжалостно этот остаток. Таня то валялась днями на кровати, загоняя себя в рамки такого положения, когда всё и вся начинает казаться ужасным. То носиться с безумным лицом по саду. «Трупа в лесу не нашли — значит живой, вернётся, куда ему бедному деваться. Попрячутся с Митричем по лесу, и когда всё стихнет, придут». — Убеждала она себя и своё сжимающееся от тревоги сердце. Положение ожидания и неизвестности, это такое положение, с которым никакая пытка не сравниться. — С тоской думала она. Теша себя тут же надеждой. — «А вдруг пробрались в Москву и отдыхают там, забившись в какой-то уголок». Матушка торопила домой, в Москву, но Таня всячески оттягивала отъезд, надеясь на известие от беглецов или хотя бы возвращения Митрича.

Марфа бегая часто в деревню, слушала всё, стараясь непременно влезть во все разговоры и сделаться действующим лицом, чтоб потом, вернувшись в усадьбу, при рассказах собрать толпу и быть в центре её. Сегодня она летела, словно на крыльях, да и как тут не спешить, если выудила и принесла слух, что наконец-то застрелили собаку оборотня. Услышав такой красочный рассказ, Таня в ужасе вскочила с кушетки. Книга, скользнув с колен, с шумом упала на пол. С минуту стояла неподвижно. В глазах княжны при этой жуткой новости зарябило снегом, потом всё вокруг затуманилось и в голове помутилось, а грудь взяло в оковы что-то очень тяжёлое и выворачивающее, голова и руки бессильно упали. Таня, покачнувшись, сделала шаг и, потеряв сознание, упала, как подкошенная на ковёр.

— Угомонись шальная, какие страсти ты рассказываешь, — урезонила разошедшуюся в красноречии девку княгиня, подбежав к дочери. — Ребёнка напугала вусмерть. Помогайте теперь.

Люди не замедлили сбежаться и Таню унесли на кровать, привели в чувство, раздели и, напоив чаем с мятой, оставили отдыхать. В глазах дочери маменьке показалось помешательство. Но княгиня не видя причины для этого, откинула такой вариант. Однако утром Таня не встала, не поднялась она и вечером. Горячка охватила голову и жгла грудь. Под давлением обстоятельств княгиня поняла, что, похоже, всё же после этого странного случая княжна тяжело заболела, а возможно даже, жизнь её висит на волоске. Всё же несколько дней пытались привести её в чувство своими силами. То есть с помощью местных земских лекарей собранных со всей округи, бабок знахарок и гадалок. Пощупали, повздыхали и решили, что это у неё непременно сильнейшее нервное расстройство. Скорее всего, полежит-очнётся. Только увы! Княжна не встала. А все они, без большой пользы, толклись у её постели, лечили травками, примочками, да кровопусканием, но никто так и не знал, что с ней. Княжне же становилось всё хуже и хуже. Сиделка, дежурившая возле неё, проснувшись, не сразу поняла, откуда доносится взволнованный говор. Сообразила — княжна бредила. Она была в огне. Долго Таня лежала без памяти, бессвязно бормоча в бреду, как все в таком положении. Было понятно, что в её горевшем мозгу роятся беспорядочные мысли. Ей постоянно на лоб меняли уксусные примочки. Она притихла. Но вот всем показалось, что природа победила, и молодой организм переборол смерть. Оглядевшись вокруг себя и найдя только рядом матушку, и чужих, незнакомых ей людей, позвала собаку:- Барон! Барон! Но, вспомнив, по-видимому, обстоятельства, приведшие её к болезни, со стоном упала на подушки и, отвернув к стене лицо, словно умерла. Она не узнавала никого, не принимала пищу, ни о чём не думала, ничего больше не соображала, только звала добермана и плакала, плакала. Все переглядывались и говорили, как при покойнике шёпотом. Маменька, видно понимая, что настоящая трагедия ещё впереди, а то, что было до сих пор — всего лишь прелюдия к драме, запаниковала. Озадаченная и перепуганная, она металась во все стороны просторного дома, то скликая девок к себе, то приказывая искать и немедленно привести к ней ту негодную собаку. Поднялась страшная суматоха. Все бегали, как ошалелые не только по всему дому, снизу вверх и обратно, но и по всей округе. Только найти пса оказалось ни так просто, как бы ей хотелось. Её сдавила тревога. В город отправился за лекарем управляющий. Вернулся он не только с врачом, приехали: князь, Алексей и Наташа. Таня, придя на короткое время в себя, удивилась, увидев их вместе, и совсем было собралась спросить, отчего это приключилось, как вновь, потеряв от слабости сознание, впала в забытьё. Силы уходили, как вода в песок. Она почти не дышала, лежала вытянувшись на спине. Глаза были плотно закрыты, пульс едва бился. Она уже мало напоминала живую, скорее сложи ей сейчас руки на груди и это будет точнюсенько труп. Доктор, прослушав её и пустив в очередной раз кровь, больше молчал и тревожно качал головой.

— Неужели нет ни малейший надежды ей помочь… какого-то способа? — взмолился князь.

— К сожалению, я обязан поставить вас в известность. Положение очень серьёзно. А способ можно попробовать, конечно…

— И что это?

Доктор поправил пенсне, потёр пальцем переносицу и пошкрябал подбородок:

— Найти ей ту собаку. Другого способа, вытащить её из такого зыбкого состояния я пока не вижу. Физически она здорова, а душевные муки, это пострашнее любой болезни могут в землю свести. Тем более они не поддаются лекарственному воздействию. — Заявил авторитетно лекарь. Не верить ему у княгини и князя не было причины.

— Доктор, отчего же она всё время в забытьи? — страдая, не выдержала княгиня, промакивая кружевным платочком глаза. Она страшно, как раскаивалась, но поделать уже ничего было нельзя, и от этой безысходности, она безмерно страдала. Кто б мог подумать, что от такой паршивой собаки такое горе приключиться.

— Вероятно, ваше сиятельство, в таком парадоксе, лишив себя возможности мыслить, ей легче сохранить свой страдающий разум.

— Но она всё время молчала, я не замечала страданий…

— Сударыня, это непростой вопрос. На который получается и не простой ответ. Неизвестно кто страдает сильнее вопящий и ругающийся, зубами скрежещущий и царапающийся или молчащий и улыбающийся, незримо съедаемый. В последнем случае есть все шансы сойти с ума.

— Да неужели ж такое возможно?! — не поверила она удивляясь.

— Истинно вам говорю, самая недолга с ума сойти.

— О какой собаке она всё время просит? — наконец поинтересовался у жены князь, привёзший в имение для дочери доктора и находящийся теперь постоянно рядом с ней.

Та, помявшись, рассказала правду. Князь помрачнел.

— Что за беда, чем тебе помешал пёс. Зачем так яриться было.

— Друг мой, там такой телёнок, страшно жуть… Я вздрагивала и задыхалась от страха при каждом его приближении.

— Доберман говоришь? Порода редкая пока ещё у нас, такую не просто будет найти. Но обстоятельства таковы, что придётся выписывать хоть из Англии, а куда деваться, моя дорогая. Лишь бы успеть. Доктор останется с вами в имении, а я возвращаюсь искать пса. Раз доктор говорит, для жизни опасно. Нам другого выхода нет, как найти того пса или похожего. — Со слезами на глазах князь стоял у постели больной дочери, целуя холодную руку.

— Именно такой породы, князь, и ни какой другой. А так же непременно того же окраса. — Предупредил лекарь. Это повергло всех присутствующих в уныние, где его взять? Князь хоть и кивнул, а был неспокоен.

— Да. Я понял. Задача не простая. Хоть бы та псина, какой другой породы была, а так аж самому страшно, но выхода у нас нет, придётся расстараться. Окрас помнишь? — наклонился он к жене:

— Тёмная…, а возможно и нет, — гадала княгиня.

Позвали Марфу, та вмиг сообщила, что тёмно-коричневый кобель с рыжими яблочками на груди.

Князь не мешкая собрался в дорогу.

— Алёша с Натали тебе помогут. И будь аккуратнее с девочкой, выполняй всё, что она захочет. — Напутствовал поддерживая под локоток он жену.

— Да что угодно, лишь бы очнулась. Господи, из-за такой глупости такой удар. Николя, — плакала она, — а что, если она умрёт? Ведь она почти что не живая.

— Бог милосерден. Будем надеяться на лучшее. Молись, нам больше ничего не остаётся.

— Николя, я виновата, я так виновата. Но разве ж я могла знать, что эта противная собака для неё так важна…

Она осунулась и почернела, оно и не могло быть иначе после таких переживаний.

— Успокойся Анна, ты же не хотела причинить ей зла.

— Бог мой, сударь, конечно, нет, я просто не думала, — она махнула рукой и уткнулась в платочек. — Вы едете сейчас?

— Сию минуту.

— Там кто-то привёл осёдланную лошадь, на которой пропал Митрич. — Доложил хозяину управляющий. И наткнувшись на недовольный взгляд княгини, воспользовавшись заминкой, стушевавшись, попытался исчезнуть, схорониться где-нибудь или хотя бы убраться на задний план.

— Митрич пропал? Когда? Что у вас тут ещё приключилось? — удивился он.

— Ничего не знаю, он уехал с княжной на прогулку. Вернулась только она. Сказалась больной, а после настоятельных просьб объясниться, вымолвила, мол, лошадь Митрича понесла, что, если живой, то объявится. Вот лошадь объявилась: цела, невредима и с седлом, а Митрича и в помине нет. Может, оборотень загрыз, — всхлипнула она.

— Какой такой оборотень? Что ты плётёшь, — ничего не понимая, князь начинал злиться.

— Не кричите так, я сейчас чувств лишусь. Урядник рассказывал, поймали мужика, страшного, здоровущего, небритого. Посадили его в каталажку, а он обернулся собакой и ушёл. — Пугаясь его гнева, лепетала жена. Она бы с удовольствием грохнулась сейчас в обморок, чтоб знал, как обижать её, но решила, что муж это в такой момент не оценит, а за зря валяться на полу не очень хотелось. Конечно, можно на кресло, но то совершенно другой эффект. Нет, если б ещё зрителей было побольше и посолиднее, тогда другое дело, она б придумала, как картиннее упасть, а перед дворней и мучиться нечего.

— С перепою чего и в глаза не видел покажется. Ерунда это всё. За Таней следите. — Приказал он.

Глава 18

Дождавшись в сторонке окончания разговора хозяев, подошёл, кланяясь, управляющий с известием, что карета готова и можно отправляться в путь. Князь, зайдя к дочери поцеловать в горячий лобик и простившись с женой, вышел в парк. Подозвав Ваню, невысокого коренастого парня, работавшего раньше с Митричем в помощниках, назначил его садовником и, повздыхав на превратности жизни, полез в экипаж. Лошади тронулись, витые ворота закрылись за экипажем, и карета запылила по дороге, унося путников в город, а с ними и надежду. Дни тоскливо тянулись, лучше княжне не становилось. Сиделкой сидела возле кровати подруги украдкой плача Наташа. Редко приходя в себя, больная не узнавала уже родных и только из последних силёнок, потрескавшимися губами, звала добермана. Княгиня не могла слушать такого и выбегала из комнаты вон. Отдавая приказания никого не принимать и её не тревожить, она удалялась в свою комнату со сверкающими золотыми ризами и драгоценными камнями образами, доставшиеся им вместе с домом, и, опустившись на колени, долго молилась и клала земные поклоны. Безусловно, молитва утешала, придавала ей силы, благотворительно действовала на неё, и она вновь возвращалась в комнату к умирающей дочери. Старая нянька пыталась заваривать настои из трав и насильно поить умирающую, а так же постоянно сидя у изголовья читала господскую богато переплетённую, постоянно раскрытую библию и, щупая сухенькой рукой воспалённый лоб княжны, тяжко вздыхала. «Господи, святы, за какие грехи дитё страждает?!» Между подушками она поставила свою простую, старую, закопчённую лампадой и залитую воском иконку. Чего уж теперь-то! Княгиня поморщилась, но промолчала. У Наташи сдавали нервы. Кругом день и ночь горели свечи. Пахло ладаном и смертью. Её запах не перепутаешь ни с чем. Не видя улучшения, княгиня позвала священника. Тот посочувствовал, почитал молитвы. Помахал кадилом. Соборовал. Его слова утешения, не могли помочь матери. Княгиня проводила священника до крыльца, приказав управляющему отвезти того, куда тот попросит. «Конец, всему конец!» — горестно думала она. Дня через два после этого вернулся князь. На длинном ремешке он вёл добермана.

— Господи, Николя, где ты его нашёл?

— Выкупил у английского посланника, это, разумеется, не та собака, но надо попробовать.

— Мне, кажется уже поздно и нашей девочке ничего не поможет. Но, как можно так увлечься собакой, что кинуть на другую чашу весов свою жизнь, решительно ничего не понимаю. — Твердила она.

Князь, не слушая жену, выбежавшую его встречать, провёл собаку в дом. Пока он понял одно. Дочь жива и следует попробовать. По крайней мере — это шанс. Добермана привели к постели девушки и, взяв её вялую руку, погладили по голове псины. Псу не понравился полумрак и горящие кругом свечи и он, поворчав, залаял. У Тани дрогнули веки. Пёс попробовал выскочить из комнаты, но ему не дали. Он, оскалив зубы, возмущённо порычав, опять загавкал. Таня открыла глаза и с большим трудом повернула голову.

— Барон! Барон! — разлепила спёкшиеся горячкой губы она. Пёс, отказываясь понимать, опять заворчал.

— Как ты чувствуешь себя? — взяв за руку, погладил отец её по голове.

— Хорошо, — ответила больная, не спуская глаз с добермана и пытаясь улыбнуться. Не очень-то это было похоже на улыбку, но отца обрадовало и это. — Папа вы не будете сердиться, если я вас попрошу…

— Чего пожелаешь, ангел мой! — обрадовался князь, хоть каким-то её желаниям.

— Папа, пусть он ляжет со мной.

Княгиня возмущённо подняла брови. «Ах, эти больные, они такие: только и знают, что доставлять своим близким хлопот. И что за причуда, такого слона с собой укладывать». Но сказать это вслух, она не посмела, а князь сам подтолкнул пса к кровати. Тот не отказался от такого ложа. Таня укрыла его одеялом и уснула. Пёс тоже не шебушился, тем более кормёжку ему несли прямо в постель.

— Она умерла? — прошептала княгиня, оглядываясь на мужа.

Князь вопросительно посмотрел на доктора, тот проверил, поднеся зеркальце к лицу, и покачал головой.

— Нет, ваше сиятельство. Дышит. Переломный момент, будем ждать, куда выведет или так, или эдак.

Доберман пригрелся и спал рядом. Псу даже такой приём понравился. Когда он соскользнул с кровати и запросился гулять, князь привязал его за ошейник, а прогуляв и терпеливо дождавшись пока девки вымоют ему лапы, вернул к Тани на кровать. Пёс прижался к исхудавшему тельцу девушки и примолк. Когда Таня открыла глаза, она попросила еды для себя и Барона. Что с великой радостью было исполнено. Потом она пожелала остаться с псом одна и всех попросила выйти. Князь дал знак повиноваться. Торопясь, дрожащими руками, Таня отстегнула ошейник, но чуда не произошло. Доберман не превратился в Сержа. Обхватив красивую шею животного руками, горько заплакала. «Что-то произошло непредвиденное, и он останется теперь навсегда псом, — решила она. — В таком случае, мы останемся вместе навсегда, разделив эту горькую судьбу на двоих». Она одарила его поцелуями и прижала к себе. Пёс прибалдел от такого обращения и царской жизни. Получив слабинку, он сам заскакивал к ней на кровать, с правом хозяина укладываясь на подушку. Маменьку, разум девушки, отказывался воспринимать вообще, Таня просто не замечала её. От чего та потихоньку плакала и просила у Бога прощения. Старая нянька, видя, как княжна идёт на поправку, облегчённо вздыхала по-прежнему не отходя от её постели и втихаря, грешным делом, поругивая хозяйку, чья дурь чуть не довела дочь до могилы. И все вздыхали вслед за ней, думая о том, что беда миновала, но будущее княжны видится пока туманным. С большой неохотой отпуская Барона на прогулку с Алексеем и Наташей, Таня просила:

— Аккуратнее с ним, пожалуйста.

— Батюшки светы. Волнуешься, поправляйся быстрее сама. — Живо откликнулся брат.

Таня и сама старалась, без напоминания, ей очень хотелось быстрее пойти с ним в лес погулять. Пройти по обоим им знакомым местам и тропинкам. «А вдруг что-то изменится, и это благотворно подействует на его преображение?» И вообще, ей казалось, что они не так его прогуливают и к нему не с достаточной любовью относятся. Время шло, торопя стрелки часов, меж тем княжна мало-помалу оживала. Князь, видя, что дело пошло на поправку, а присутствие княгини, в связи с отношением которое между ними сложилось, только раздражает дочь, а никак не помогает её выздоровлению, забрав жену и доктора, уехал. До полного выздоровления Тани при ней остался брат Алексей, получивший грозные инструкции отца, не перечить сестре и потакать во всём и Наташа. Чем крепче становилась княжна, тем смелее и назойливее поселялась в её маленьком сердце тоска. Она по-прежнему избегала общества людей. Таня разговаривала только с доберманом, стараясь скорее избавиться от присутствия около себя подруги и брата. Ещё как-то терпела мирно посапывающую в кресле няньку и не лезшую к ней с разговором. От Натали она просто отворачивалась и закрывала глаза. «Одно хорошо, — думалось ей, — теперь меня никто не донимает. Можно хладнокровно обдумывать свою жизнь. Что будет с ней?» Начав подниматься с постели, стала выходить в сад. Со слезами в глазах стояла у камня, над которым трудился месяц назад Митрич, а сейчас в клумбах, любовно высаженных садовником цветов, копался Ваня. Она обошла с псом все места, где они были с Сержем раньше, вспоминая сама и рассказывая терпеливо слушающему её псу. Но даже в таком отчаянии, она никогда не пожалела об их встрече и роковой страсти, что жгла сейчас её. Хотя не гонись она душой за недостижимым, учи себе детей и болтай с подружкой нюхая цветы, всё было бы иначе. «Бедный, бедный, Серж!» Алексей, наблюдавший за такой нелепицей с сестрой, понимал, что это ненормально, но помятая о наставлениях папа и просьбе доктора, обходиться без расспросов, молчал. «Тихое помешательство, это всё же лучше чем сырая земля, которая чуть не поглотила её», — думал он, не спуская с княжны глаз. Правда, приходилось делать это наблюдая из дали, а не идя рядом, чтоб не нарваться на вспышку гнева. Она вспыхивает моментально при приближении к ней с разговором кого-то. Им и невдомёк, что Таня, успокоившись в обществе нашедшегося добермана, давно обратила внимание на то, что брат и подруга приехали сюда вместе, но интереса к разговору с Натали об этом не проявляла. И, естественно, она догадывалась, что это не было случайностью. К тому же Натали была румяна и весела, голубые глаза её лучились счастьем. Она постоянно либо одёргивала, либо волнительно поправляла складочки своего прелестного, нового платья, бросая влюблённые взгляды на степенно и выдержанно ведущего себя Алексея. Таня всё это наблюдала, но ни спрашивать, ни говорить на этот предмет с ней у неё не было никакого желания. Это чужая радость, не её. Пусть будут подруга и брат счастливы, им надо. А её, Танино счастье, теперь в этом добермане и его маленьком мирке. Ей в нём неплохо и ему, она надеется тоже. Княжне почему-то даже в голову не могло прийти, что это может быть совершенно другая псина. Так редка была ещё та порода. Да и не хотелось ей думать по — другому. Таня прошла по лесной тропинке к охотничьему домику, постояла на месте разрушенного шалаша, последнего пристанища Сержа. Со смешанным чувством радости и жалости ходила она по памятным местам. Княжна понимала, что надо прощаться со всем этим и уезжать отсюда. Иначе тоска возьмёт непременно верх и съест. Вернувшись в поместье, она нашла брата и сразу же, к его великой радости, попросила об том, что хочет вернуться в город. Переночевав в поместье последнюю ночь, разместив баулы и сундуки на экипажи, ранним утром тронулись в Москву. Таня ехала с доберманом, спрятавшись в экипаже и стараясь не смотреть на оставляемые места. Он лежал рядом с ней на диване устроив морду на её коленях и дремал. Только когда проезжали мост, она попросила остановить, прошла по берегу, спустилась к воде, беспременно ища хоть какие-то следы того злосчастного дня. Пёс трусил рядом, прижимаясь к её боку и руке.

— Это всё Барон, всё, я прощаюсь, прошлого больше нет, есть только мы с тобой, с этим и будем дальше жить. То будет только наша жизнь и больше ничья. Нам и вдвоём славно. Так хорошо, что больше ничьего присутствия в ней не надо.

Брат шёл поодаль, насторожённо наблюдая за ней, готовый в любой момент броситься ей наперерез, если она надумает бежать топиться или даже придётся нырять за ней в воду. «Мало ли что ей в голову придёт, река в нескольких метрах». — Рассуждал он. Но всё, слава всем святым, обошлось. И Таня, с тоской проводив спокойно текущие вдаль воды, села с псом в экипаж. «Теперь действительно всё, — перевёл дыхание Алексей, обнимая несмело прильнувшую к нему Наташу, — дальше Москва. Интересно, куда делся тот её пёс, настоящий? Может, это его убили? Обычно такая дружба собаки и хозяина, кончается при смерти одного трагично для другого. Пёс, случись умереть хозяину, отправляется на кладбище, на его могилку и ложится там. Не ест, не пьёт и умирает. А в их случае всё наоборот, чуть за псом не ушла в иной мир Татьяна». Алексей украдкой сдул локон со щеки Натали. Та, бросив такой же скрытый взгляд на мрачную Таню, повернула к нему своё милое в улыбке личико. Они посмотрели друг другу в глаза и их губы слились в трепетном поцелуе. Он попросил месяц назад её руки, и она дала своё согласие. Обо всём сговорились и родители, но свадьбу решили пока отложить из-за болезни Тани. Сейчас Наташа счастлива. Она любит Алексея, поистине достойного любви мужчину. Он безумно любит её, а всё могло быть иначе с её неразумной влюблённостью к Владимиру…

…Тогда Наташа носилась по Москве, точно курица с яйцом со своим счастьем. Объезжая за каждый день новых родственников и знакомых. Гоняла по лавкам в выборе отреза на платье, туфелек, заказа кружева на фату и перчатки. А от подбора цветов из шёлка и парчи вообще кружилась голова, а ещё нужны украшения… Как прелестны эти свадебные хлопоты. Да что там говорить, дел было со свадьбой полон рот. Её душа, как водится в её годы, металась в поисках любви — настоящей, как в романах, единственной и безумно красивой, от которой дух захватывает, душа и кричит и поёт, и непременно всё сразу получаешь — слёзы и радость, помрачительную страсть и отчаяние. И всё это слилось на удачу во Владимире. Ей симпатизировал Алексей и она ему, казалось, тоже, но с ним скучно, а ей хотелось мужчину, чтоб ревновал и страдал. Чтоб вокруг него в сумасшедшей круговерти всё горело, а все были счастливы и несчастны одновременно. Интриги, женщины, балы, вот что ей подавай, а Алёша храбр, достоин, но предсказуем. С ним её ждёт будничная жизнь. Походы в гости и семейные чаепития. Фу! Своего счастья непременно надо добиваться, — думала она. — Особенно когда оно не так доступно — им всегда больше дорожишь и ценишь, а так же боишься потерять. Вот граф и борется, а князь пальцем не шевелит. Но чем радостнее становилась дочь, тем серее и молчаливее делался папенька. Павел Петрович, получив по своим не официальным каналам сведения о графе Владимире, пребывал в весьма затруднительном состоянии. С одной стороны он дал дочери слово и пообещал графу её руку, да и приготовления к свадьбе шли полным ходом. К тому же очарованная манерами и лицом графа его жена поторопилась назвать гостей. А с другой стороны парень выявился совсем негодным. Имение профукал, влез в долги. Дуэлянт, повеса и игрок. И это ещё лучшие его характеристики. Наташу, понятное дело, не ценит и не любит. Сделает женщину и детей своих разнесчастными. Всё приданное её спустит, проиграв так же, как и своё. Он бы и дом родительский спустил, но тот на младшего брата записан. От того после смерти матушки в его властность отошёл. Совсем нехорошие разговоры ходят вокруг графа. Даже поговаривают, будто убить он пытался брата за тот дом и за наследство, которое в смерти оного отойдёт ему, так как у того других родственников не имеется. Сведения не пустая светская болтовня, полученная в салонах, а добытые из других надёжных источников, за которые им деньги заплачены и к тому же подкреплённые от женщин определённой наклонности. Эти знают у человека не внешнюю мишуру, а нутро. Этих не обманешь. Он старался изо всех сил отогнать от себя тревожные мысли, даже попробовал жене намекнуть, что неплохо бы отодвинуть день свадьбы, но та, очарованная будущим зятем, даже слушать не захотела. Павел Петрович прибывал в скверном расположении духа, в это время как раз случилось одно обстоятельство, которое преисполнило его духом надежды, что всё поправится. Помощь пришла откуда не ждал, пожаловала его младшая сестра со своей воспитанницей. Мария, рано овдовела и, не собираясь больше обзаводиться мужем, приютив у себе воспитанницу и пользуясь доставшимся ей не малым состоянием, всё время проводила в путешествиях. Павел догадывался, что её нелюбовь к мужчинам не спроста. Это наверняка приключилось после того, как её почти ребёнком отдали за ворчливого сквалыгу старика. Который, не только портил девчонке кровь, а и держал её в ежовых рукавицах. И вот теперь она, получив свободу, жила в своё удовольствие. Кто ей сейчас это мог запретить? Не собираясь иметь больше ни семьи, ни детей, тратя деньги на себя и по своему усмотрению, жила, как хотела. Так или иначе, она по возможности старалась провести время весело и с пользой для себя. Правильными или нет были её поступки, Павел не хотел задумываться, помня её мужа и учить её он тоже не собирался. Поэтому, наверное, у них и сложились добрые отношения. Она, полная сил и азарта, несколько дней назад, как вернулась из Европы и сейчас объезжала родственников с визитом. Ему доложили, что сестра пожаловала в гости. Она шла на встречу, раскинув руки:

— Павлуша, что за лицо, радуйся, дочь замуж выдаёшь. Слышала, завидуют, говорят граф писаный красавец. Хороший род, положение, достаток…

Павел, поморщившись, взяв сестру под локоть, отвёл подальше от дочери, без умолку болтающую про своё счастье с Владимиром, в свой рабочий кабинет. Он не испытывал желания разглашать правду о графе, но сестре решил открыться. Он всё время мучительно думал, как разрешить свалившиеся на семью трудности. Вернее как избежать их. Это лишь не давало ему покоя. Девочка же, восторженно щипавшая новомодные наряды тётки, растерялась. Она непременно имела желание поучаствовать, но отец, затворив плотнее перед её носом дверь, не пустил. Он намерился поведать в полголоса истинное положение вещей сестре.

— Мне кажется, Маша, она так хотела этой любви, что придумала её сама. Увидев этого обласканного женщинами ловеласа и дуэлянта, она вообразила, конечно же, что это непременно он, её половинка.

Слушая брата сестра время от времени похлопывала его по руке.

— Бедная девушка!.. Раз так братец, прими меры.

— Какие? — развёл руками он. Размах получился внушительный и бестолковый.

Она пожала плечиком.

— Поговори с Натали, она разумная девочка…

— Ты же видела Маша её, сейчас к ней не достучаться. Она просто одурманена.

— Я не подумала об этом…,- сморщилась она, опрокинув в себя рюмочку наливки.

А брат, проведя рукой по лбу, коротко вздохнул и продолжил жаловаться:

— Что там дочь, если даже у жены глаза как фонари на ночной улице блестят. А он, я тебя уверяю, негодяй, ловко пользующийся красивой внешностью, нагловатым обаянием и куриными мозгами женщин, в самых мерзких целях. Да, да Маша, не смотри на меня так. Если б ни это, то женщины непременно рассмотрели в нём простого прожигателя жизни.

— Да положение не простое, я тебя понимаю. Прикажи принести ещё рябиновой наливочки. Соскучилась я по ней на заморских-то винах. Нет, они, конечно, превосходны, но без рябиновой, ой, как скучно. Павлуша, а помнишь, как мы её без спросу, украдкой от маменьки с папенькой попробовали? — смеялась она. — Ты молодец, маменькину традицию блюдёшь, делаешь её каждый год.

— Год пропустил, урожаю на рябину не было, — улыбнулся и он с выражением надежды на лице на её способность помочь.

И он не ошибся. Она опять похлопала его по руке и обнадёжила:

— Не мрачней, всё утрясётся, мы должны подумать о том, что делать. Подумать, подумать… О! я, кажется, придумала, как сделать так, чтоб Наташа сама от него отказалась.

— Бог мой, сестра, да я…, ты только скажи, что от меня надо.

— Сядь и слушай… Я, якобы в честь своего возвращения, даю бал. Приглашаю пол Москвы и, естественно, молодого графа. Вы тоже будете и непременно с Натали. Там я подсовываю ему пустышку. То есть представлю свою воспитанницу. Мы с ней договоримся. Смышлёная девочка к тому же: красива, умна, а ещё безмерно талантлива и непременно хочет стать актрисой. Вот ей и карты в руки. За неделю, братец, я распущу слухи, что у меня гостит богатая вдовствующая маркиза француженка, которую я привезла с собой из путешествия по Европе.

— А что вполне правдоподобно и может быть положительный результат, — оживился он. — Другого всё равно больше ничего не можем придумать и произвести. Значит, сестра, я рассчитываю на твое участие и быть может победу. Они обменялись многозначительными взглядами.

Мария сделала, как задумала, она не ошиблась, граф клюнул на её приманку. Красивая маркиза, богатая вдова, вольная распоряжаться своими деньгами по своему усмотрению, это намного практичнее и лучше неуклюжей и не сложившейся ещё наружности девицы, пусть и милой, но не блистательной. К тому же на деньгах которой, лежит папенькина твёрдая рука. А вдова сама себе хозяйка. На балу он вёл пристрел и много не общался с новой пассией. Граф осторожничал, но по всему было видно, крючок заглотнул. К тому же таких, как он охотников за приданым, нашлось ещё с десяток. И Владимир не мог так просто отступить, даже не попробовав играть и непременно выиграть. Первая встреча была назначена в салоне у графини Гориной, давней приятельнице Марии. Всё прошло прелестно, Мария сама подсматривала, прячась за ширму. «Ещё немного усилий и негодяй получит по заслугам!» — ликовала она. Конечно, если б не племянница, она никогда не ввязалась в такое неприятное дело. Каждый живёт, как умеет. Её принцип таков. Она проехала много разных стран, везде одно и тоже. Сильные пожирают слабых, даже не жуя. Так уж видно устроен свет. Но то, что в эту западню попала дочь её брата, поменяло все её представления на этот предмет и жизненные правила. Неделя прошла в пылу тайных встреч и пылких свиданий. Настал решающий день. Когда граф Владимир с псевдо маркизой француженкой жарко устроились на кушетке, Мария, перекрестившись, отправила, как бы за делом в ту часть дома Натали. Наташа даже не упала в обморок. Обомлела, изумилась, раскраснелась, но сознание не потеряла. Подумала только, что всё время, со дня помолвки, её не покидало чувство не настоящего, игры и вот сейчас выяснилось, что так оно и было. Откуда же такому красавцу выбрать и полюбить непременно её. Естественно, только из-за приданного. Теперь всё вернулось на свои места, стало понятным и ясным, как божий день. Не понятно одно, как смотреть людям в глаза. Всем уши прожужжала о своём счастливом браке с графом. А что вышло? Мама и папа видеть нет сил. Требовалось с кем-то срочно поговорить. «Надо куда-то поехать?!» «Конечно, к Татьяне!» — обрадовалась она. Совсем в этой предсвадебной беготне забыла о подруге. Натали полетела в знакомый с детства переулок, но её ждало разочарование, подруги в Москве не было. Терпеть ей просто не было сил, и она выплакалась на груди у Алексея. Который и стал на ближайшее время её утешителем. Он был нисколько не менее интересен нежели Владимир. Говорил прямо и то, что думал. Девиц это интриговало, но отталкивала, его робость перед ними. Но сейчас он был Натали нужен. Хотя бы, как подушка для слёз. Их часто видели гуляющими по берегу реки или воркующими в салонах. Владимиру было в гостеприимстве от дома отказано, но тот упоённый романом с французской вдовой не очень горевал. Какого же было его состояние, когда он, наконец, узнал правду и осмеянный был выдворен из салонов. Придя от изумления в чувство и сориентировавшись, он, попробовал дать задний ход, но тут его у Натали ждал ледяной приём и новое разочарование. Девушка была неприступна. «Ладно», — сказал он сам себе и, почистив пёрышки, отправился к княжне Татьяне. «Та милее и покладистее. К тому же влюблена, как кошка». Но графу не повезло и в том случае. Княжны просто не было, она изволила путешествовать. Так ему, по крайней мере, рассказали. С расстроенных чувств и так глупо сорвавшихся планов, он покатил развеяться к своему сотоварищу по кутежам князю Гучинскому, который давно приглашал на охоту. И какого же было удивление графа, когда, гуляя по лесу с ружьём, он встретил там княжну. Не будь он навеселе, возможно всё бы сложилось иначе, но спиртные пары и азарт друзей произвели своё нелицеприятное дело, и он держа фасон перед ними сделал то, что сделал. То есть, пытался взять её силой и поставить перед фактом. Так ему показалось будет надёжнее. Глядишь и семья будет посговорчивее. Но вышел конфуз, откуда-то взявшийся пёс, налетев вихрем, перекусил ему руку, которую пришлось долго лечить. А второго гостя, что был на охоте с ним, скрывающегося у Гучинского за злодеяние потрясшее Москву, загрыз насмерть. Но откуда взяться псу Сержа здесь? — Раздумывал он над трагедией в лесу. Вернувшись в город, рассказывая всем подряд жалостливые истории о нападении волка и занимаясь не только лечением руки, но и тихонько проведя разведку, узнал о том, что князь Алексей и графиня Натали весьма дружны. Это взбесило его до неприличия. Внутренняя накипь пробивалась мерзкой мутью наружу и грозила перескочить через края. Решив хоть тут отыграться и расстроить их дружбу, убив на дуэли князя, он нашёл предлог организовать ему вызов. Его немного смущало то, что князёк прошёл Кавказ и вообще не робкого десятка малый, но злость и свою неустроенность, ему нужно было во что-то вколотить, и он решился на вызов. «Это взбодрит кровь и погоняет адреналин». Алексей не мог уклониться от подобного выпада. Весь его характер не позволял ему этого сделать. Да ещё учитывая то, что граф сделал с чувствами Натали. Он, не колеблясь, принял вызов. Натали с расстроенными нервами металась не зная, что предпринять и к кому обратиться за помощью, но решительно никому не нашлась довериться. Родителей Алексея не было на данный момент в городе, они выехали в имение, там происходили какие-то проблемы с княжной. Натали не допытывала, а Алексей молчал даже с ней, ссылаясь на отсутствие известий, но по всему было видно, что с Таней беда. Сам же Алексей решительно ничего не желал слушать относительно дуэли, как только стреляться. Он пригласил в секунданты со свой стороны не так давно вернувшегося из Европы и произвёдшего большой фурор в свете, барона Сержа Кеплинга, с которым они сдружились, так понравившись, друг другу. Но барон, сославшись на нездоровье, отказался принять участие. Позже, хотя в начале и обидевшийся Алексей понял истинную причину отказа и принял её. Серж и Владимир были братьями. «Хотя любви между ними большой родственной не наблюдалось, всё же благородное сердце барона не позволяло ему пойти на такой поступок». — Так решил Алексей и удовлетворился другой личностью секунданта. Стрелял первым Владимир. В таких вопросах фортуна всегда брала его сторону. И тут, в ту самую минуту, когда бы только выстрелу прозвучать, у князя выбил пистолет, повредив руку, огромный доберман и унёсся в чащу. Дуэль продолжать не имело смысла. Всё было по чести. Он свой выстрел сделал, не смотря на то, что пули ушли в никуда, выстрел был произведён. Следующий ход за князем. Владимира от бессилия разбирала злость. К тому же он склонен думать, что это всё штучки Сержа. Откуда взяться опять его псине в такой неподходящий момент. Рука, пораненная зубами пса, кровоточила. «Этот дьявол просто не дал убить своего нового друга». — Скрежетал от злости и боли Вольдемар. На том и разошлись. Натали благодарила Бога за исход, стоя пол ночи на коленях перед старыми образами. Князь Алексей Николаевич жив и здоров, а это главное. А с приездом князя Николая Антоновича из поместья и его сообщением о болезни княжны, приключившейся от пропажи добермана, Алексей вспомнил о налёте на графа пса, кажется, как раз такой породы. Но их поиски с Натали добермана по городу и окрестностям ни к чему не привели. Собаки нигде не было. Натали на поездку в имение приглашать не пришлось, она вызвалась сама. А перед этим, после дуэли, он, наконец, решившись, сделал ей предложение. Очень боялся отказа, но она сразу приняла его любовь и ответила на чувства. Алексей был счастлив. Наташа поняв, что излишние оковы чести и внутреннее благородство сдерживают его пылкость и страсть, в данном вопросе только мешают ей, решила заняться своим счастьем сама. Переговорив на этот предмет с опытной тёткой, и спросив её совета на этот случай, решила не ждать, а действовать, открывая князю, запоры и идя направляющей. Вскоре Алексея было не узнать. Натали была немало удивлена, его чувствами. Всегда невозмутимый, не в меру спокойный и холодный князь, стал нежным, пылким и чутким. Родители с обеих сторон были рады такому союзу, но свадьбу тормозила нелепая, неизвестно откуда свалившаяся на их головы, болезнь Тани. Но сейчас и с этим всё налаживается. И они все вместе, вот в эту самую минуту, возвращаются в Москву. Она с наслаждением думала о том, что, наконец, её блуждающий по волнам бумажную лодочку жизни прибило к тихой пристани счастья.

Небольшое путешествие подходило к концу, ещё чуть-чуть и потянутся унылые стены фабрик. Процесс превращения Москвы в промышленный центр набирал силу. Под их стенами теснились рабочие кварталы. Почти трущобы с узкими грязными улицами, мрачными бараками. Сначала на работы привлекался выловленный по притонам, дорогам и лесам люд, позже потянулись крестьяне, вольнонаёмные. Которые весной покидая свои станки тянулись в деревни на сельские работы. За ними сверкнули золотыми куполами растущие, как грибы в лесу после тёплого дождя церкви. Грязные, от непростой дороги, кареты, вкатили во двор богатого барского дома. Построенного для житья на широкую ногу и остановилась у парадного подъезда. Их встретил лакей в зелёной расшитой ливрее. «Наконец-то дома!» — обрадовалась княжна, окончанию пути, посматривая без радости на плачущую мать. Отец тоже не мог сдержать слёз. «Я устала и замёрзла», — равнодушно отговорилась она, спеша поскорее отделаться от всех и поднявшись по мраморной лестнице спрятаться с псом в своих комнатах. В городе, чуда не произошло. В прежнюю весёлую и озорную Таню она не превратилась. Но уже то, что она просто жила, радовало родителей. Правда доктор, наблюдавший её, предупреждал, что опасность ещё не миновала и всё может вновь возвратиться, ведь несчастия одолевают человека быстрее нежели болезнь. Но с тем же и ободрил, сказав, что надежды на полное выздоровление не надо терять. Все надеялись и ждали. Шли дни, а Таня не стала общительнее и разговорчивее. Не находя удовольствия в обществе, она сразу же по приезду, ушла в свои комнаты и выходила оттуда только по надобности выгулять пса, да покормить его. По сути, жизнь её приобрела затворнический смысл. Сама есть, она забывала и очень сердилась, когда ей об том напоминали. Кто-то из домашних неосторожно в разговоре обронил, что у собак короткий век жизни. Она услышала и спешно взялась выяснять, сколько предписано жить собакам. Выяснив точное число лет, опечалилась. Долго плакала, а потом объявила, что в таком случае ей не остаётся ничего другого, как уйти из этой жизни вместе с ним, так как ей одной без добермана тут абсолютно нечего делать. Князь с княгиней кинулись за советом к доктору, но тот развёл руками, мол, предупреждал, надо быть на чеку. «Безвременная могила, это как раз тот конец, что уготован моим любви и страданиям». — Печально вздыхала, жалея себя и свою неудавшуюся любовь, Таня. Жить, существуя изо дня в день, просыпаясь с мыслями: «Неужели ж пережила ночь, и снова наступил день», — зачем та жизнь ей. Слабонервная маменька схватилась за нюхательные соли, её не шутя покоробило от такого объяснения. Папенька, естественно, за рано седеющую через дочь голову. «Как же можно говорить такое, она сведёт меня непременно в могилу. Уготовить себе такую перспективу. Это уж слишком!», — растирала звенящие виски княгиня, откинувшись в кресло.

Не смотря на то, что о болезни княжны знал не большой круг людей, какие- то неведомые гонцы пустили эту сплетню по городу, и она пошла гулять по салонам и собраниям, облетая чёрной птицей весь город. Кто действительно сочувствовал князю Николаю Антоновичу и княгине Анне Львовне, а кто просто смаковал новость и хихикал. «Вот, наконец-то в этой благополучной семье случилась хоть какая-то бяка!»

Глава 19

Серж с первого же появления своего в свете, тотчас по приезду из Европы, вовсе не стремясь к этому, привлёк к себе необычное внимание. Он, пожалуй, очень отличался из всей этой кучки, казалось бы, с первого взгляда разномастных, но на поверку таких похожих молодых людей, безукоризненным изяществом и джентельменски представительным и романтическим видом. Ум, воспитание и таинственность притягивали к нему не только молодёжь, но и людей зрелых, убелённых опытом и сединами. А ещё в нём сквозило благородство и какая-то глубоко запрятанная тайна. Его зелёные с жёлто-коричневой поволокой глаза, казалось, проникают в самое сердце собеседника. Из всех присутствующих на балах и приёмах джентльменов он был самым неотразимым. Женщины вздыхали: «Ах! Он красив удивительной мужской красотой. С него бы лепить скульптуру. Профиль — идеальный и первобытный дух имеет место быть». Что там говорить, барон был встречен и оценен по достоинству. Женщины видели, как он был умопомрачительно хорош собой, к тому же окутанный весь от макушки до пяток ореолом загадочности, невероятных слухов и приключений, он имел ещё один огромный плюс — был холост. Барышень поражало даже то, что ходил их кумир не спеша прогулочным шагом. Ах! это был шаг непременно человека, знающего себе цену. Около него могло быть постоянно много народа, дабы говорить с ним и слушать его весьма интересно, но он старался держаться особняком или в компании князя Алексея и его невесты Натали. Все знали, и передавали из уст в уста, что он много учился и умён, хорошо воспитан и смел, а ещё богат. О его владении пистолетами и шпагой ходили легенды. С первых же дней появления в Москве он умудрился спасти княгиню Ш… с дочерьми от нападения на её карету злодеев с целью ограбления. Остановить понёсшую лошадь губернатора и много чего такого разного по мелочи, скорее приписываемого ему по ходу. Но, если молодые люди, скрывая зависть к его достоинствам и первенству, стараясь казаться равнодушными, не трогали его, то про слабую половину сказать такое было категорически нельзя. Хорошо сложенный, умный и весьма красивый молодой человек, зажёг не одно женское сердце. А уж от мистики кружащей вокруг него ореолом, они просто сходили с ума. Понятно, что такой потрясающий набор достоинств, плюс тайны опутывающей его, держали барона в постоянном огне вспыхивающих страстью глаз, разрывающихся от трепета грудей и палящего чувствами дыхания. Родители незамужних девиц, узнав, что он холост, неимоверным образом торопились раздобыть информацию о его состоянии. Посчитав, захотели его иметь за зятя. Получалось, он был неслыханно богат. По всем этим не мало важным причинам. Барон успевал только принимать приглашения в салоны, на обеды и приёмы. Званые и не званые. Устроенные специально для него. Просто семейные и деловые. Он был желанным гостем на всех балах. Особенно барона ждали в домах, где были девицы на выданье. Зачастили к нему и свахи. Барон не гневался за такой интерес к себе и причинённое ему беспокойство, но определиться с суженой и расстаться с жениховством не спешил. Это с одной стороны доводило до отчаяния самых жизнерадостных незамужних барышень, а с другой давало им надежду на то, что его сердце свободно. Было примечено, что на балах он редко танцевал, хотя танцевать умел легко и красиво. Не редко хозяйки салона стоило не мало усилий приложить, осуществляя замысловатые комбинации, чтоб заполучить его, а он, из салонов недолго покрутившись ни кого, ни о чём не спрашивая, исчезал. Всё то было непонятно и возбуждало дополнительный интерес и интриги. Складывалось такое впечатление, что он кого-то ждёт или ищет. Тем не менее его усердие и встревоженность имели свои объяснения. Барон искал Таню. В связи с его не долгим пребыванием в таких золотых местах, слухи о болезни молодой княжны и о том, что князь в связи с этим поседел, а княгиня спала с лица, дошли до него не скоро. Потом опять же никто не мог в точности объяснить в чём заключается болезнь девицы. Все, просто отделываясь общими фразами и выдумками, смакуя чужую беду, как пирог с чаем, шушукались. В дом князь, пока выздоровление оставалось под сомнением, никого чужого не впускал. Поэтому новыми слухами, так интересующегося общества здоровьем княжны, разжиться было не так просто. Он не знал, что ему делать и какие меры предпринять. Серж, зная цену этим байкам, не очень верил, но заинтригованный тем, что сестра Алексея не появляется в свете, при случае застав на одном из приёмов друга одного и удачно отговорившись от одной навязчивой собеседницы:- С вашего позволения, у меня есть надобность переговорить с князем, — подойдя к Алексею, спросил:

— Князь, говорят, у вас есть сестра и весьма привлекательная девица, отчего же её никогда, нигде не возможно увидеть?

— Изволь. Есть, но Серж, тебе эта канитель зачем?

— Просто слышал, говорят, очень интересная особа, хотел бы быть представленным ей.

— Поверь, она тебе не будет интересна, — насупился Алексей, не желая продолжения разговора.

Но Серж не захотел довольствоваться ничтожными крохами. К тому же его такое упорство брата Тани весьма насторожило, и он сказал:

— Прости Алексей, но это мне решать, что мне интересно, а что нет.

— Вам грех барон жаловаться на недостаток женского внимания, так что оставьте вы этот удел другим, а сплетни нашему распрекраснейшему обществу. Не отбирайте у них хлеб и не разочаровывайте меня. К тому же это чертовски бестактно. — Резко оборвал друга Алексей. Он обрадовался стукнувшей двери и появлению людей, у него отлегло от сердца. Зашедшие в обтянутую зелёным шёлком комнату весёлые молодые люди помешали продолжению неприятного для него разговора. Те действительно, затаив дыхание, навострили ушки, и барон был вынужден, отказавшись от разговора, уступить.

Теперь он принялся искать глазами княжну Натали. Поняв, что у князя он мало чем разживётся, а слухи о Тани ползут не с пустого места, Серж решил идти к получению интересующей его информации другим путём. «Я право зря к нему прицепился. Видно сразу, что Алексею эта тема неприятна и к тому же он, похоже, переживает. Что ж там могло случиться с княжной?» — думал он, прикидывая, как правильнее подойти с интересующим его вопросом к Наташе. Но просто ему сделать это не удалось. Он был пойман в сети дамами и минут пять вынужден был обмениваться любезностями, пока Натали не выручила его увлекая за собой. О, как он был рад такому спасению! Пригласив её на танец, он, кружа раскрасневшуюся от танца и удовольствия девушку, задал ей тот же вопрос, но с лица Натали моментом сползла улыбка и она сказала ему:

— Ой, барон, вам вряд ли случится её увидеть…

Он перехватил её тревожный взгляд.

— Что за тайны, я слышал, все шушукаются, но правды никто не знает.

После такого непонятного и слепого ответа девушки его мучительная тревога усилилась. Ему совсем не понравилось то, как она делает вид, что не намерена распространяться на эту тему ни с кем и с ним тоже. И всё-таки он сделал попытку:

— Прошу вас…

— Я не хочу говорить об этом, положительно не хочу! — не желала открываться она. — Извините меня за несдержанность, но… нет.

Принимая ответ он всё же взмолился надеясь дотянуться до её такой ранимой и возвышенной души:

— Натали, пощадите, для меня это очень важно!

Поколебавшись, похоже, она сдавалась:

— Поклянитесь, что это останется только в вас, и прошу, не мучайте больше Алёшу.

Барон ответствовал твёрдо и не колеблясь:

— Моё слово вам порукой. Я человек чести.

Это было так, и Натали сдалась:

— Хорошо. — Девушка помолчала, не решаясь на правду, и всё-таки выдавила из себя:- Она тронулась головой. Для неё это слишком жестоко. Все близкие так страдают.

Он ожидал чего угодно, но от такого у него опустились руки, и помутилось в глазах. «Боже мой, да откуда же такому несчастью взяться». Возникла странная пауза. Ему нужно было время прийти в себя и собраться с мыслями. Наконец он нашёлся и возбуждённо заговорил:

— Как?! Я не понимаю вас. Я хочу знать, что за причина привела к этому. Это не любопытство, мне надо непременно знать, что произошло с вашей подругой. — Настаивал он, сжав сильнее, чем следовало, её локоть.

— Пусть так. Вы не будете возражать, если вместо танца мы с вами посидим где-нибудь? Танец закрывает путь к разговору, никогда нельзя как следует поговорить.

— Вы правы, у меня есть необходимость с вами проконсультироваться по известному делу. Мне так не терпится узнать о нёй!

— Подождите меня в одной из беседок зимнего сада. Я сию минуту приду. — Лёгким движением бровей она показала ему сторону, в какую он должен пойти.

Он не пошёл в тот сад, а полетел. Молил Бога, чтоб до прихода Натали к нему никто не привязался с разговором. Голова гудела, словно палач сжал виски раскалёнными тисками, подкручивая с двух сторон винтики. Чтоб больнее и невыносимее. Пока дождался её прихода, весь извёлся. Набросившись на неё сходу с вопросом:

— Прошу, не молчите, только крайняя необходимость могла заставить меня побеспокоить вас. Умоляю, одно слово: с чего произошло потемнение рассудка?

Она уселась в кресло, сжав в руке веер, и подняла на него недоумённо-вопросительный, а возможно и испуганный взгляд.

— Барон, у вас чересчур странная реакция на проблему чужого человека.

Конечно же, она насторожилась. По-другому было бы не реально.

— Отчего же, — нашёлся Серж, — она сестра моего лучшего и единственного друга, возможно, я могу чем-то помочь. Я много путешествовал. У меня достаточно знакомых в различных странах лекарей. И я уверен, мы вместе справимся с ситуацией.

Она задумалась.

А он внимательно наблюдал за сосредоточенным выражением её лица. Наконец она вымолвила то, что мучило её:

— А что если, мой друг, вам скучно и вы ищете, как добавить в свою жизнь перчику.

Он выпрямил спину и отшатнулся. И с высоты своего роста сказал извиняющимся тоном:

— Ей богу, верьте мне, я б нашёл другой способ для развлечений. Вашим долгом является рассказать мне правду!

— Но ведь об этом предмете столько говорят… — постаралась ещё раз уклониться она. — К тому же вам доставит кучу хлопот.

— Осмелюсь сказать, я не склонен всем доверять. А хлопоты — пустое.

Чтоб предугадать ответ, он внимательно наблюдал за движением её бровей и уголков губ.

Она постучала сложенным веером по ладошке и понимающе кивнула головой.

— Хорошо! Я попробую поверить вам и принять, что ваши намерения наполнены добром. Однако ж сядьте на скамью и приготовьтесь терпеливо слушать. Это не сиюминутный рассказ. Ох, это ужасно! — заломила руки она. — И я должна была держать рот на замке, но будь по-вашему. Возможно, для бедной княжны то пройдёт с пользой, и она не будет на меня в обиде. — Натали глубоко вздохнула и приступила:- Всё началось в купленном ей в приданое поместье. В лесу она с садовником подобрала раненного пса. Привезли его в дом. Бедняжка приняла в его спасении большое участие, поместила его в свою комнату, выхаживала, а потом привыкла к нему так, что уже от себя не отпустила. Но приехала маменька и прогнала собаку. Таня расстроилась, а потом по округе прошёл слух, что собаку застрелили, и она слегла в беспамятстве. Все думали, умрёт, даже был священник. В короткие минуты, когда приходила в себя звала добермана. Обыскали везде, но собаки не нашли. Тогда князь пошёл на подлог.

Барон внимательно слушал, не сводя с Натали глаз, в то же время погрузясь в серьёзную задумчивость. Он знал всю эту историю хорошо сам, и вот сейчас слушать её из уст постороннего человека ему было забавно и волнующе.

— В смысле? — напрягся Серж, услышав о подлоге.

— Николай Антонович купил у английского посланника добермана. И дело пошло на поправку.

Он не сдержался, его выбух был столь горяч, что насторожил её.

— И она не заметила подмены? — вскричал он. «Что, чёрт возьми, это означает?» — подумал барон удивлённо.

— Ничего на этот счёт не могу вам, сударь, сказать. Может, и заметила, но оставила, как есть, потому что ей так удобно. А почему, позвольте вас спросить, она должна была что-то заметить?

Стараясь развеять её подозрения, для чего сохраняя невозмутимость в голосе и наружности, он проговорил:

— Это так…, эмоции, не обращайте внимания, я не подумавши высказался. Давайте, милое создание, поторопитесь с рассказом дальше, пока нам никто не помешал.

Натали поджала губки:

— А всё. Она молчит, ни с кем не разговаривает, только как с собакой. С ней спит на одной кровати, ест из одной тарелки, купается в одной ванной, и вообще по всему решила уйти из жизни вместе с тем псом.

— Это ещё зачем? — насторожился он.

Натали удивила только его недогадливость, но и возбуждённость. Что это она не понимала и оттого сухо проговорила:

— Собаки мало живут, без добермана она себе жизни не представляет.

— Бог мой! Это всё? — в нетерпении уставился он на неё.

— А разве мало? — удивилась она такому его пылу. Его поведение показалась ей шокирующе грубым и до неприличия непонятным.

А тот не замечая перемен, облегчённо вздохнул:

— Фу, вы меня графиня напугали. Всё это примечательно. Я уж подумал бог весть что. Не волнуйтесь, всё обойдётся. Считайте что это дело далёкого прошлого. Я вам очень признателен, бесконечно признателен… Подскажите, как мне её увидеть?

Она была несказанно удивлена и раздосадована. «Рисуется барон не иначе», — отражали её глаза. Но на конфликт не пошла, а очень сухо сказала:

— Это не получится. Она игнорирует всех. Ни с кем не общается. Даже со мной. Там всё не так просто, как вам барон показалось…

Барон не замечая её сухости и сарказма продолжил деловой разговор:

— Тогда с князем Николаем Антоновичем переговорить след. Как это лучше сделать, посоветуйте.

Она начала запутанно объяснять, почему он не сможет и не должен этим заниматься. Барон прервал речь, когда понял, что бедная Натали совсем запуталась. От его просящего: — На-та- ли…

Она перестала крутить и перешла на нужную ему волну.

— Напроситесь к Алексею в гости и побеседуйте… Он мужик что надо, глупостями детей не донимает. Но зачем вам это? — подняв глаза на него, она с величайшим изумлением отступила сражённая не только его речами, но и решительностью.

— Я хочу попросить её руки. Но у вас такое лицо Натали, я, что что-то страшное сказал?

Это не было принято благосклонно. Она с вытаращенными глазами и перекошенным от обиды лицом, сквозь зубы заявила:

— Ради Бога… Сударь вы в своём уме… Своим словам отчет след давать.

— Я не сошёл с ума и не шучу. Натали, я на ней женюсь.

Она вздёрнула подбородок вверх. Чеканя слова, сказала:

— Барон, вы меня разочаровали.

Он, не придавая её гневу значения, улыбнулся:

— Вот тебе на. В чём причина такой перемены?

— Вы не были похожи, Серж, на охотника за приданым и у вас своих капиталов не мало, отчего же такой ход?

— На этот счёт успокойтесь, меня к этой девушке влечёт совсем другое. А вы как я понял собрались выразить мне своё презрение. Ай-я-яй! Зачем же так торопиться. Не хотите ж вы в самом деле лишить меня возможности совершить добрый поступок. Спасибо за помощь. Ей Богу, графиня, вы не пожалеете о той помощи, что оказали мне. — Расхохотался он от души такому нежданному её умозаключению.

Натали пожала прелестными плечиками и ничего не поняла. Да и что можно понять из тех дивных речей, что произнёс взволнованный барон. Они раскланялись и разошлись.

На следующий же день он напросился сам к Алексею. Серж понимал, что страшного ничего пока нет, но Таню надо выдёргивать из этого случайного или нет, но заблуждения. И тут уже все его проблемы и осторожности уходят на задний план. «Я должен жениться и немедленно. Да, да! Именно так!» Решив для себя это, главное, он повеселел. Там уж, как они с ней договорятся, будет видно, но пока для того, чтоб она была с ним рядом, и он имел на неё права, нужно непременно венчание. И он смеет надеяться, что всё пройдёт тихо, мирно с благословения её батюшки и матушки. «Надо же, накаркал себе тёщу». Кеплинг не спал всю ночь обдумывая, как подойти к князю, что сказать, а об чём промолчать. Он надеялся на радушный приём, доброжелательный и откровенный разговор. Барон приехал к ужину. Дворецкий пригласил всех к обеденному столу. Николай Антонович вёл под руку жену. Алексей Натали. Барон замыкал шествие. За столом, на котором дивила взор и нагоняла аппетит стерлядь, стояло шампанское, полёживали на розовых кусочках мяса горки паштета, собралась вся семья, кроме Тани. После окончания ужина, Серж, дождавшись, когда хозяин собрался уйти в кабинет заниматься делами, объявил о своём желании переговорить с князем Николаем Антоновичем с глазу на глаз. Тот, насторожившись, пригласил в кабинет. Предложив кресло у догорающего камина, хозяин поинтересовался:

— О чём, позвольте спросить, пойдёт речь барон?

Серж погрузился в кресло. В жуткой тишине кабинета оно оглушительно скрипнуло. Его перебил потрескивающий огонь. Скосив глаза на камин, барон собрался с духом и спокойно сказал:

— О княжне. Я хотел бы просить вашего согласия и соизволения побеседовать несколько минут наедине.

— То есть? — спросил тот скорее устало, чем удивлённо.

— Я прошу её руки.

Он, судорожно сжимая подлокотники побелевшими пальцами, уставился на хозяина кабинета в ожидании ответа.

Князю же показалось, что голос барона звучит откуда-то издалека. Его передёрнуло. А после продолжительного изумления он закашлялся. Стараясь спрятать замешательство и оттянуть ответ, украдкой, из-под ладони, посматривал на спокойного, уверенного в себе молодого человека. Потом, поднявшись, принялся прохаживаться по кабинету из угла в угол. Его терзали раздумья. Такой поворот был неожиданным. Убрав от барона вопросительно — растерянный взгляд, он отрезал:

— Сия тема невозможна для продолжения.

— Почему? — вскочил барон.

— Позвольте заметить вам: ведёте вы себя не совсем учтиво… — начал жёстко он. — Потому что невозможно продолжать говорить об этом, — наконец выдавил он из себя. — Вы, молодёжь бездумно относитесь к серьёзным вопросам. Гоняетесь за удовольствием и сенсациями. Впустую тратите время. Влетаете во всевозможные неприятные истории.

Барон на все эти возмущённые речи не имеющие никакого касательства к его вопросу пожал плечами:

— Князь, к чему это. У меня самые серьёзные намерения. Я хочу жениться на вашей дочери, помогите мне, — не отступил Серж.

— Поговорим о чём-нибудь другом, эта тема закрыта, — рассердился хозяин на настырного гостя, со вздохом усаживаясь в старое большое кресло.

— Если вы беспокоитесь о разговорах, что плетутся в свете, то я в курсе. Это не изменит моего решения. Я знаю, что княжна здорова, позвольте нам встретиться.

— Виделите… она не хочет никого видеть.

— Уговорите. Нам непременно след повидаться… Я не отступлю. На благо её нам лучше поладить.

Они помолчали оба. Тягостным было оно.

— Иногда мне кажется всё зло в том проклятом родовом поместье, что я купил у графа Ветрова. — Опять поднявшись, с высокой прямой спинкой обтянутого бархатом кресла, князь подошёл к окну. — Прежняя княгиня сошла с ума, крича при последнем своём вздохе о добермане. Теперь моя дочь помешана на нём же. И в том, первом случае, долго видели на её могиле мощного пса и тут в истории с Таней, опять же реальная собака. Похоже, не обошлось без проклятия. Сведущие люди предупреждали, жаль, не послушал. Не купи я его, княжна была бы здорова.

— Полноте князь, она и сейчас здорова. Помогите нам встретиться.

— Нет. Пока я жив дочь будет под моей волей и оком. Её никто не посмеет обидеть.

— Вы понятие не имеете… Я не такой как все… Слово чести, я не замысливаю лихого против вашего дитя. Обещаю быть ей надёжной защитой и опорой. Клянусь беречь и заботиться о ней. Прошу вас простить меня, если чем-то невольно обидел. Николай Антонович, мне не нужно ваше состояние. Моё собственное состояние не мало. Я заинтересован только в Тане.

Сержу казалось, что он с благосклонностью выслушал все эти его потуги, но при последних словах барона тот зло взглянул на него и тотчас перевёл взгляд на картину, но, справившись с мешающими говорить ему эмоциями, с иронией произнёс:

— Позвольте спросить вас сударь, зачем же вам эта морока?

— Я люблю её.

Князь не смог скрыть недоумения. Оно наползло на его лицо. Пошевелило пальцы. Чтоб скрыть его и выправить впечатление, он улыбнулся, но улыбка получилась виновато-грустной.

— Но вы не видели её никогда и сейчас не представляете на что идёте. Я совершенно не ведаю, какая причина вами движет, и помогать вам не стану.

— Князь, я понимаю ваши отцовские чувства, желание уберечь дочь от беды. Но поймите и примите мои чувства заинтересованного в ней мужчины. Я тоже хочу быть ответственным за неё. К тому же она не маленький ребёнок, а взрослая девушка. Жалость к ней — это одно, желание любить и помочь — это совершенно другое.

— Барон, вы безусловно умный человек, к тому же видный в Москве жених. Вы могли бы себе составить с любой дамой блестящую партию. Зачем вам такая канитель с моей бедной дочерью? — мысли толпились в его голове налезая и сменяя одна другую, но правильного ответа в них он так и не нашёл.

— Князь это моё дело, выбирать себе жену я буду сам, по своему хотению. Мне не нужно ничьё приданное, у меня хватает своих средств, моим двигателем будут только чувства. К тому же в моём предложении нет злого умысла. И я не прошу вас насильно, против желания княжны отдать мне её. Я прошу только о встрече, а там она вольна сама сказать мне своё решение.

— Простите барон, но я должен подумать. Хорошенько подумать.

Серж, постояв минуту-другую возле камина и понаблюдав за тлеющими углями, вздохнул:

— Хорошо. Я принимаю ваше условие.

— Я передам своё решение через Алексея.

— Позвольте откланяться.

Князь кивнул и отвернулся. «Ох, уж эта нынешняя молодёжь, без вожжей и страха. Нажились в Европе, совсем позабыли свои устои». Не смотря на приятный облик барона, он всё равно почувствовал облегчение, когда тот вышел.

Его путь на выход лежал через гостиную и Серж вынужден был пройти мимо устроившихся в вольтеровских креслах близ круглого столика перед самым диваном Алексея, возле щебечущей с альбомом в руках Натали. Молча, распрощавшись с изумлённым другом, сделавшим попытку выяснить причину разговора Сержа с отцом, барон удалился бормоча:

— Алёша, всё потом. Позже ты непременно всё узнаешь и поймёшь. А сейчас прости, я спешу.

Алексей заверил, что тот может на него полагаться, но слышал ли его Серж, он с точностью сказать не мог.

Не следует думать, что такая не определённость и удаление не вызвало определённую тревогу у барона. Он был весьма и весьма обеспокоен. Только он привык достигать цели. «Не нужно бросать начатое, и удача придёт, рано или поздно!» — так учил его отец. Он непременно добьётся руки княжны.

Глава 20

Николая Антоновича разрывали думы. Он терялся от предложения полученного сейчас от барона и не знал, в какие крайности податься. Князь решительно не понимал, что за цель поставил себе барон. И не является ли та цель корыстной? «Чем княжна ему в таком положении может быть интересна? Только состоянием и возможностью без последствий избавиться от больной. Никто не будет искать его злого умысла в смерти больной жены. Кто его знает, возможно, это не первая его жертва. По сути, барон тёмная лошадка. Но почему он просит тогда встречи с княжной. Мог бы и без просмотра жениться. Господи, я совсем запутался. Вразуми раба своего». — Перекрестился он на образа.

Серж же решил не сидеть сложа руки и отправился с ходу к самой лучшей в Москве свахе. Которая, с утра следующего же дня, взялась профессионально за дело. Князь с княгиней не ожидавшие такого натиска, решили, чтоб не накалять обстановку и не давать повода для новых сплетен, уступить. «В чём проблема-то. Будут только свои. Ничего не выйдет из этих стен. Пусть, в конце-то концов, Таня и решит сама свою судьбу». Соглашаясь, он был абсолютно уверен, что дочь скажет — нет и, забрав добермана, уйдёт. На таком решении и успокоился. Наметив смотрины на вечер, остался доволен сам собой. До того времени князь обещался переговорить с дочерью. Довольная сваха поехала к барону с хорошим известием. Таня долго упиралась. Не желая слушать ни о каком замужестве. Отец настаивал, на этот раз, тоже не собираясь отступать.

— Ты вольна в выборе сама. Посмотришь, послушаешь и откажешь, чтоб впредь не обвинял меня, что это я противлюсь твоему счастью, — настаивал Николай Антонович. — Таня, прошу, послушайся, в обществе ползут слухи. Ты пойми, тебя нигде никто не видит. Сплетни будоражат умы людей разных толков и направлений. Так нельзя.

Поняв, что припёрта к стене, ворча: «Я сердита на вас. Всерьёз сердита». Таня, тем не менее, сдалась. Посмотрев на встревоженного отца, княжна погладила добермана и тяжело вздохнув, как будто ей предстоит выйти на неизвестно что, а не на смотрины, согласилась по такому случаю даже прихорошиться. Алексей вообще не понимал происходящего, Наташа знала чуть больше из её разговора с бароном, но тоже была напряжена и расстроена. В освещённой большой зале, с блестящим полом, были только свои, когда вышла с доберманом бледная исхудавшая Таня, даже модная сейчас в московских салонах причёска и миленькое кружевное платье мягкими складками спадавшее по изящной фигурке, мало помогало ей. Как раз объявили приход барона, все напряжённо ждали развязки. «Барон Сергей Генрихович Кеплинг». — Громыхнул голос у входа в зал. Прыткая Марфа выступающая поперёд домашнего заинтригованного и любопытствующего люду, прячущегося на входе в господские комнаты кто за что, увидев гостя, приглушила чуть не сорвавшийся с губ крик рукой. «Вот оно! Опять он! И теперь уже в роли жениха княжны». Все были на стороже. Одна княжна даже не посмотрела на вошедшего. Она, присев к собаке, что-то нашептывала ей на ушко. Со щёк Тани исчез румянец. Глаза стали слишком большими для исхудавшего личика. Под ними появились тени. Серж, с трудом узнав в бледной исхудавшей девушке Таню, не дрогнул. Правда, немного замешкался не зная, как поступить. Подойти ближе или окликнуть от того места, где он стоит. Всё же решился на то, чтоб подойти. Откашлявшись, сказал:

— Добрый вечер, княжна.

Этот голос сделал в ней переворот. Рука девушки застыла над доберманом, сама она вздрогнула и медленно выпрямившись, какой-то миг с изумлением смотрела на обладателя этого голоса, а потом, качнувшись, закатила глаза и начала оседать. Барон, вовремя подхватив княжну, направился к креслам, но её не опустил в них, а сев сам, устроил её удобно на своих руках. Все вокруг застыли, как персонажи на холсте талантливого художника. Уж очень живописуемый был их вид. Пёс, было, зарычал на него, эгоистично претендуя на хозяйку только сам, но, столкнувшись с его взглядом, тут же поник и, ощетинив шерсть, задом отполз на безопасное расстояние.

— Барон, вы свой шанс исчерпали, — первым опомнившись, подлетел к ним с пылающим взором Николай Антонович, губы его гневно кривились. — Это была глупость с моей стороны поводиться с вашей авантюрной идеей. И отпустите её, сударь.

— Князь, прошу ещё минуту. — Взмолился Серж. Хотел сказать ему что-либо обидное и резкое, но сдержался. Было неловко обижать так любимого Таней отца.

— Прошу прекратить неуместный спор. Положите княжну, мы обойдёмся без ваших услуг, — сердился Николай Антонович. — И ступайте уж сударь, в своей семье мы разберёмся сами.

— Папа, не торопите же его, — краснея, встрял Алексей, — здесь явно, что-то не то.

Дверь с шумом отворилась и принёсшаяся со всех ног на зов княгини Марфа с кружкой воды, не с меньшей опаской, чем пёс, посматривала на Сержа. Слова завязли у неё во рту, а глаза прыгали на лбу, как у безумной курицы, а по спине бегали мурашки. И всё равно по причине своего непутёвого характера прикидывала: «Сказать или нет правду об этом господине князьям?» Наткнувшись на его жёсткий кулак, плотно приклеивавшийся к её боку, она раздумала болтать и вмиг спряталась за спины других. Сергей не собирался потакать князю, крепко держа девушку, он ждал её пробуждения. Таня открыла глаза и, увидев над собой склонённое полное тревоги лицо Сержа, улыбнулась. Его появление вызвало немедленно к жизни всё существо её. «Он жив и она не одна!» Но всё же она какое-то время изумлённо молчала, переводя взгляд с притихшей собаки на прижимающего нежно её к груди Сержа. Получилось так, что не выдержав, княжна обнажила при всех свои горячие чувства к нему.

— Серж, ты жив, жив и мне тот счастливый миг не померещился, без тебя мне жизнь не в жизнь, — охватили первые минуты безумного восторга встречи, не желая с ними справляться и что-то скрывать, ухватив его за шею и притянув к себе, она принялась осыпать поцелуями его лицо. Сердце её стеснилось, а слёзы дождевой росой заблестели на ресницах. Серж выпил эти капельки губами и прижал её к своей груди. Удивление на миг сковало все языки. Княжна не проронила ни одного слова любви, но тот восторг, который рвался из груди, выбиваясь ключом, и та нежность, с которой он обращался с ней, были понятны всем участникам этой непонятной сцены. А так же подсказывал её ответ. Немного успокоившись, спросила. — Как ты меня нашёл?

— Княжна, но это барон Серж Кеплинг. — Изумлённо напомнил ей брат, — он сватать тебя пришёл. «Она любит его это понятно по её реакции, но она не знает даже его имени. Что бы это значило? А вдруг сумасшествие?»

— Ты хочешь жениться на мне? — засмеялась она. Трепетно продолжая обнимать и целовать его. Все давно уже отвыкнув от её смеха, и вообще не понимающие что тут перед ними происходит, вздрогнув, переглядывались.

— Только давайте без непристойностей, — с укоризной произнесла Анна Львовна. Намекая на их публичные объятия и поцелуи. Она внимательно наблюдавшая за этой сценой не утерпела и сделала несколько шагов к ним.

Но на неё никто не обратил внимания и Серж, не выпуская девушку из рук и подняв её голову пальчиком на уровень своих глаз, усмехаясь, спросил:

— Я опоздал?

— Серж, неужели ты на такое решился? — звенел колокольчиком её голосочек. — Или опять подсмеиваешься надо мной.

— Ты отдашь мне своё сердце? — взяв её руку, тихо поцеловал он девушку любящим долгим поцелуем.

— И жизнь тоже. На что она мне без тебя. Мой милый! Счастье моё! Забери меня сейчас же, сию минуту, — опустила Таня на грудь к нему свою голову. Она переживала новый всплеск качающих её в колыбели чувств и была вновь им очарована. А как же иначе ведь он сочетал в себе враз и девичьи грёзы, и мужественность, романтизм и ум, красоту и доброе сердце, а ещё обладал так воспламеняющем и притягивающем девичьи сердца тайным секретом. К тому же это был только их секрет.

— Николай Антонович, Анна Львовна, — повернулся смущённый барон к онемевшим родителям девушки. — Благословите!

— Позвольте, позвольте, — отмер князь, никак не ожидавший такой развязки, — только не говорите, что вы не знали друг друга раньше? Он вдруг неприятно был уколот обманом.

Таня, улыбаясь, посмотрела на Сергея и зарыла горящее ягодой спелой лицо на его груди.

Он миссию говорить, взял на себя:

— Вы правы князь. Вам я лгать не могу. Естественно, мы были знакомы.

— Где же это? как же это? — расстроилась княгиня, своему не досмотру.

— И, правда, барон, где ваши дорожки могли пересечься? Вы в Европе, она в имении… Имение?! — сообразил князь. — Но тогда выходит, что вы из Европы прибыли гораздо раньше…

— Так и было. Меня пытались убить. Таня спасла мне жизнь. Поставила на ноги. И мы подружились.

— Но получается опять не стыковка, как же она не знала, что вы барон Кеплинг?

Серж не теряя время на выдумки, как бы это сделал лжец, с ходу объяснил и это успокоило князя.

— Я не представлялся, она не спрашивала.

Но он подумав, пошёл в своих добываниях истины дальше.

— Значит, вы долгое время были близки с моей дочерью? Кто знал об этом?

Серж, усмехнувшись, посмотрел на тут же спрятавшуюся, за спины других присутствующих при этой сцене Марфу и сказал:

— Никто. А насчёт того, что «близки». Да. — Он посмотрел на помрачневшего князя и испуганные глаза княгини и добавил. — Только совсем не так как вы подумали. Я уважительно отношусь к вашей дочери и воспитан человеком чести.

Сергей заметил, как повеселев, княгиня поглядывала на князя прося прекратить пытку и приступить к благословлению, но князь не торопился отдать руку дочери барону. Его разрывали тревожные мысли. «Имение. Имение, — гвоздём сидело в мозгу. — Это его хозяин погиб на дуэли с загадочным бароном. Стоп! Имя барона Генрих Кеплинг. Но именно он взял ребёнка несчастной Лиз. Та история долго смущала умы на Москве и не только. Выходит, Серж и Владимир Ветров родные братья, но Серж носит имя приёмного отца. И молодой барон оказался не случайно в том имении. Что — то эти две истории объединяет? Доберман! И там и тут был доберман. Лиз сошла с ума на этой псине, Таня тоже. И там и тут был пёс. Рассказывали, много лет на могиле Лиз видели то пса, то барона. До самой своей смерти он приходил туда. Подобное совпадение, если это оно, — феноменально. Только вот жизнь научила относиться к таким вещам с недоверием… Даже, помнится, гуляла сплетня, что барон имел связь с ней, и дуэль была не без причины. Опять же ребёнка совсем не зря забрал к себе, точно зная, что то, его чадо. К тому же Серж очень похож на него. Про борона ходило много страшных, тайных слухов. Вплоть до того, что он оборотень. И та собака на могиле Лиз не иначе, как он сам. Сказки конечно. Откуда взяться оборотню в 18 веке, просто связаны все эти слухи, скорее всего, с его отшельничеством и огромным домом на манер замка, в серых тонах с множеством башенок и остроконечными крышами. Нет торопиться не надо, я совсем запутался. Надо не спешить и подумать. Благословение он у меня пока не получит». — Вдруг пришёл к неутешительному выводу для молодых он. Заметив его колебания. Таня не верила своим глазам. Никогда не возникало вопроса об этом. Она должна была выбрать жениха сама. Ей позволено было сделать это самой. В памяти её уж точно об этом кружении папа ничего не сохранилось и вдруг явный отказ. Отказ! Она не могла ошибиться. Княжна неловко отстранилась от Сержа и, развернув разгорячённое лицо к отцу, раздражённо напомнила:

— Папа, ты обещал папа?! Ты точно обещал, что мужа я выберу себе сама. Я определилась и хочу принадлежать только Сержу. За другого я не пойду.

— Князь, чем я не подхожу вам? — напрягся и Сергей.

— Не в том причина, — завилял Николай Антонович, под изумлённым взглядом жены, и пытаясь выпутаться из ситуации с честью. Не рассказывать же всем про свои бредовые опасения. — Поймите, барон, мы хотели бы выбрать для девочки достойного мужа. Спешить нет причины. Мне б не хотелось, чтоб она решила судьбу так второпях. Мы вовсе не намерены принимать первое же предложение. Да и она ещё молода для замужества. Пусть наберётся опыта.

— Папа… — горько выкрикнула дочь. Княжна считала себя всегда волевой и самостоятельной и отец потакал ей в этом. И вдруг… «Нет, он ещё не знает меня, на что я способна!» Зачем, зачем он это делает, ведь всё так просто. Она любит Сержа. Ей нужен только он и ни в каких смотринах и ни в каком выборе просто нет необходимости. Разве это не понятно.

— Князь… — не сдержался Серж.

Князь, перебивая их темперамент, поспешил с объяснениями.

— Я не отказываю вам. Но настаиваю, чтоб вы немного узнали друг о друге и не спешили. Ведь вы брат графа Владимира Ветрова, если я не ошибаюсь, а она знает об этом?

Таня не знала, удивлённо посмотрев на Сержа, она опустила глаза. «Тогда получается, то её поместье было когда-то и его. А та несчастная Лиз, его мать?! Значит, в нем он оказался не случайно?» Но это не важно. Она знает о нём главное и от того верит ему и… любит его. И словно упреждая её мысли, он сказал:

— Вы правы, она многого не ведает про меня, но зато она знает обо мне главное, то, что не знают другие и этого достаточно, чтоб я доверял ей так же как себе, — парировал Серж, прижимая к себе с горячностью Таню. — Князь, я не отступлюсь. Можете на это не рассчитывать.

— Барон, не будьте так докучливы. Первым должен жениться Алексей. Он старший. Ему и первенство. Отгуляем его свадебку, потом и с вами порешим.

— Но мы могли бы венчаться разом.

— Барон, вы нетерпеливы. — Поджал губы князь, не собираясь отступать. «Этот шарлатан, совсем свёл бедного ребёнка с ума!»

— Папа ты обманщик…,- вскочила с колен Сергея, раздражённо крича Таня. — Обманщик, обманщик. — Княжна, рассерженно топнув ножкой на отца, зарыдав, метнулась опять к подскочившему к ней барону. — Забери меня отсюда, немедленно.

Выходит, никакой её свободы не было и в помине. Отец, играя с ней в неё, на самом деле держал Таню всё время на верёвочке. Вот ему захотелось и он дёрнул. Он всегда поступал по- своему, просто Таня не замечала этого. «Серж оказался прав утверждая, что женщина в нашем государстве никогда не получит свободу и её даже на кладбище положат туда, куда захотят мужчины. А я ещё спорила с ним. Несла всякую модную чепуху».

— Хватит нести вздор! — отрезал отец.

У неё реснички вспорхнули жемчужными слезинками: «Какая я глупая, вот как он теперь со мной!»

— Тихо, не рви сердечко, — прижал Серж её под недовольным взглядом князя к себе. — Успокойся, мой свет, попробуем добиться благословения, нет, я тебя украду и мы обвенчаемся тайно. — Прошептал он ей на ушко. — По — моему тоже ему моё предложение совершенно не понравилось, но он обещал не стоять у нас на дороге, посмотрим…

— Я не вынесу больше разлуки, — шептала почти не разжимая губ она.

— А мы и не будем разлучаться. Есть нужда повторить прежние трюки и, прибегнув к этим ухищрениям сделаем это.

— Что если папенька что-то предпримет? — насторожённо спросила она и улыбнулась. Улыбнулась потому, что знала, что ответит ей этот сильный и необычный мужчина и она не ошиблась.

— Я буду начеку и всегда рядом. И прогони с кровати этого пса, — кивнул он, смеясь на добермана, — а то я ревную.

Как приятно осознавать, что человек, которого знаешь сильным и ответственным, оказывается, когда его узнаёшь поближе, ещё при этом нежным и заботливым. Она, не удержавшись, опять кинулась ему на шею. Князь с княгиней поморщились. Эти двое не обращали внимания на законы общества. Не довольные забывшейся до неприличия дочерью, таким её пылом и беготнёй, они готовы были взорваться. И так напрягавшие слух, пытаясь что-то разобрать в их шёпоте, теперь просто заворчали.

— Княжна, вы забываетесь.

— Барон, вы переходите черту приличия. — Долетело до их ушей.

Это, перебивая друг друга, напомнили о своём существовании родители. Алексей с Наташей вообще предпочли не участвовать в этом не понятном спектакле. Переводя взгляд с одной стороны на другую, они благоразумненько помалкивали. «Папа мудрит. И совсем не понятен его ход», — думал Алёша. А Натали удивлялась и радовалась за подругу. «Как здорово, любовь сделала Таню вновь здоровой! Опять же две свадьбы, просто здорово! Только при чём при всём этом доберман? Она так умирала по нему, а сейчас абсолютно забыла о псе. Совершенно не понятно всё это». Но, если совсем быть честной, то Наташа немного завидовала подруге. Ещё бы! Такая романтическая любовь — ну точно, как в рыцарских романах!

— Позвольте нам поговорить, оставшись с глазу на глаз с княжной, мы сделаем это на ваших глазах, только отойдём в сторонку, — попросил Серж.

Таня, вытянув шейку, ждала. Хотелось, если не вволю, то хоть немного наговориться наедине друг с другом. Наглядеться вдосталь на дорогие черты. Эта встреча, хоть и не принёсшая должного результата всё равно, словно подарок или награда была сейчас для обоих.

Князь, подумав, разрешил. Взяв её под локоток, Серж отвёл девушку ближе к окнам. Он специально увёл её подальше остановясь на месте, где бархатные портьеры немного скрывали их от любопытных взглядов семьи. Получалось так, что в то время как князь ломал свою голову над тем, что же делать с бароном, Серж продумывал план, позволяющий остаться ему наедине с княжной.

— Зачем ты взяла этого пса к себе, — скосил он глаза на плетущегося за ними добермана.

— Я думала, что это ты.

— Но ведь ты наверняка сняла с него ошейник, а с ним ничего не произошло?

— Я подумала, что ты по какой-то причине потерял дар перевоплощаться. Сначала все рассказывали, что тебя убили, и я тоже не хотела жить. Потом привели добермана, и я подумала, что это ты. Мне так было легче. Решила поживу, сколько уготовлено этой собаке и умру в один день с ней.

— Таня, как ты могла во всю эту чушь с моей смертью поверить, ведь Митрич не вернулся, а лошадка вновь очутилась на твоём дворе?

Его глаза восторженно горели, а за каждым словом журчала нежность. Но её улыбку вытеснило удивление:

— Митрич с тобой?

— Безусловно. Я дождался его под мостом. Он сполз с лошади и нашёл меня. Покрутился рядом, не решаясь снять ошейник, потом, всё-таки, видя, что я смирно сижу, отстегнул и его глаза чуть не поскакали по дороге. — Серж рассказывал, держа её хрупкую ручку в своей, время от времени поднося маленькие пальчики к губам для поцелуя.

— Я представляю, представляю. — Погладила она его по щеке. — Что дальше?

— Он пытался что-то сказать и не мог. Я по жестам догадался об одежде. Поднялся к лошади, нашёл сумку, переоделся. Спрятал ошейник в карман. Митрич деньги протянул, которыми ты его снабдила. Ну тут я и решил, зачем обратно возвращаться, себя, тебя опасности подвергать, тем более помощник у меня теперь есть, а ты всё равно в Москву скоро собиралась отправляться и сидела в той глуши только из-за меня. Вот, уговорил Митрича, страх, сковывающий все члены которого постепенно проходил, и поспешили мы в Москву. Лошадь, потом, немного позже, я переправил. Подумать не мог, что с тобой могло такое несчастье приключиться. Сразу начал к вашему дому подходы искать, с Алексеем познакомился. Мне он очень понравился. Случилось с Владимиром ему стреляться, пришлось помочь, чтоб беды не было. Тот меткий, подлец, стрелок. Алексей, правда, не робкого десятка, но пуля дура и лучше в таком деле не рисковать. О графе тебе не сказал… Прости. Это он в меня стрелял. Больно и стыдно. Хожу здесь по балам и салонам тебя высматриваю. Куда думаю, княжна запропастилась, ведь Алексей давно привёз барышню из поместья домой. Спросить не могу, насторожатся сразу. А тут по Москве слушок пошёл — княжна больна. Я к Алексею, он молчит, но Натали рассказала про добермана. Я всё понял и бегом свататься.

— Мне, кажется, папа никогда не отдаст, по какой-то своей причине, меня за тебя…

— Не волнуйся и прошу, не отчаивайся, моя голубка. Я всё решу.

— Ах, Серж, я совершенно не хочу тебя отпускать.

— Давай сделаем так. Ты отправишься с доберманом через полчаса гулять. Митрич заберёт и увезёт твою псину с собой, а меня ты возьмёшь в дом. Завтра в определённый час произведём замену.

— Как мне это самой в голову не пришло. — Вне себя от радости, кинулась она к нему на шею, но, спохватившись, нахмурилась. — Ой! Ведь меня не отпустят одну.

— Это уже мелочи. Одну собаку заменить другой не составит большого труда. Ну всё, я пойду, попрощаюсь с твоей семьёй, а ты готовься на прогулку.

— Ладно, — кивнула она, моментально увлекаясь планом. — Подожду немного…

Он демонстративно попрощался с ней и подошёл к князю с княгиней. В нескольких учтивых словах выразил он сожаление, что откладывается его счастье.

— Разрешите откланяться. Я весьма разочарован отсрочкой моего вопроса, но мы, с княжной, уважая вашу волю, согласны подождать.

Князь был доволен, княгиня же, наоборот, не скрывала своего разочарования. «Такой завидный жених. Лучше-то не пожелаешь. К тому же их качает в своей колыбели любовь. От чего Николя пошёл на такой шаг? На него это так не похоже»

Барон, поклонившись, шаг за шагом отступал и, подхватив Алексея под локоть, Серж отправился на выход.

— Алексей, помоги, ваш папенька что-то задумал. Иначе бы он отдал мне княжну.

— Я сам того же мнения. Но отчего такая его реакция?

— Мне трудно определиться, может из-за родства с Вольдемаром, говорят, он опять отличился. Привык брать от жизни всё что приглянулось, не получается мерзостью, значит, боем. Хочется ему непременнейше урвать то одно, то другое. Ты не мог не слышать. Он сжульничал в карты и, открыв стрельбу, двух ранил. Его ищут, чтоб арестовать.

— Или хочет навести об твоих делах справки. Ты обожатель риска. Человек загадочный, к тому же страстный поклонник сильных ощущений. Опять же женщины к тебе всех мастей не равнодушны. — Выдвигал предположения Алексей.

— Как бы там не было, а я должен быть на чеку. За сестру не беспокойся, с ней будет всё как полагается.

— Хорошо. Только удивительно всё — таки это ваше знакомство. Где ж она тебя прятала, да так, что ни одна из маменькиных ищеек не нашла?

— В охотничьем домике, потом в шалаше.

— Да, ничего не скажешь, весёлое у сестры было лето. Как же ты разочаруешь всех светских кумушек своей женитьбой. Поднял, понимаешь ли, такую волну надежд у заневестившихся особ, опутал всех ореолом романтизма и тайн, и на тебе, жениться собрался. И ни на ком-то там, а на моей морившей себя в затворничестве сошедшей с ума сестре. Эдак-то о вас долго будут говорить. Не так просто и скоро уймутся. Я точно тебе говорю, Серж.

— Позволь Алексей откланяться. На вечер запланированы дела. Завтра увидимся.

Он действительно спешил, но спешил в карету. Забравшись в экипаж, где его ждал в нетерпении Митрич, он объявил ему:

— Не смотри вопрошающе, так запросто её мне князь не отдал. Придётся потерпеть и поиграть опять в добермана.

Уже учёный насчёт добермана Митрич, с готовностью заявил:

— Что я должен сделать Сергей Генрихович?

— Заберёшь её добермана и увезёшь к себе, а завтра часам к 12 — и подъедешь сюда поменяешь нас.

— С чего же так упёрто и не предсказуемо повёл себя князь Николай Антонович, он мужик не злой и умный.

Барон только развёл руками.

— Пока не понятно и это не только мне, но и князю Алексею.

— Как княжна?

— Бледна, худа. Но сейчас не сомневайся, пойдёт на поправку.

Митрич, поглаживая бороду, смущаясь поинтересовался:

— Про меня спрашивала?

Серж с улыбкой заявил:

— А как же!

— Хоть бы увидеть ангела этого, — смахнул слезу Митрич.

— Непременно. Сейчас она выйдет гулять своего пса и ты посмотришь. Бр-р! холодно, но надо раздеваться. Митрич, одежду завтра не забудь захватить.

— Я помню, помню.

— Вон она идёт и не одна с маменькой. — Лёгкое прикосновение барона к плечу заставило Митрича вздрогнуть.

— Бедная, бедная голубка, — зашмыгал носом садовник.

— Твоя правда Митрич, но слушай же меня. Она пройдёт мимо кареты, а ты перехватишь у неё из рук поводок, а я побегу вместо него.

Таня шла и злилась на медленно текущие минуты безжалостно отнимающие его у неё. Кажется, будто это несносное время разлуки тянется с ужасной мучительной медленностью и никогда не кончится. Как она вообще могла столько прожить без него и остаться нормальной и живой. Ведь даже надежды никакой не было. Облитая красным закатом, в малиновом плаще, она казалось пылающей и совершенно не земной. Маленький ветерок, скользя по лицу и одежде, создавал игру красок. Издалека казалось, что она вся в огненных волнах или языках пламени. Митрич залюбовался и чуть не упустил ситуацию из-под контроля. В последний момент, ловко перехватив поводок, он открыл дверь кареты, выпуская барона и втянув в неё добермана княжны, тут же резво тронулся с места. Домой Таня вернулась в хорошем настроении, и никто даже не обратил внимание, что вышла она с псом на поводке, а вернулась с бегущим рядом. Зайдя в свои комнаты, она тут же заперла дверь, чего не делала прежде. Отцепив ошейник, она подала ему приготовленную одежду брата. И когда он появился рядом, залепетала:

— Серж, неужели всё получилось, и мы можем быть рядом, болтая всю ночь.

Он приставил палец к губам и предупредил:

— Тише. Иди ко мне. Совсем стала, как пушинка. Надо же придумать такое, морить себя.

— Ах! Серж, не ворчи, я так счастлива. Нам бы только побороть папа, — с большой долей сомнения, воскликнула она.

Но его ответ источал уверенность.

— Поборем. Отчего же ты не просишь меня тебя целовать? Тебе уже не хочется этого… — принялся подшучивать он над ней.

— Серж, к чему этот вопрос? Ах, ты опять смеёшься надо мной!? Ты хитришь и сам всё знаешь, чего мне хочется, — забралась она к нему на колени, жарко обнимая. — Я тебя целовала сегодня много раз, как безумная, забыв обо всём. При мама и папа. А ты меня почти нет…

— Я не смел. Ты была в своём доме. А я не должен был гневить твою родню и настраивать их против себя. Теперь другое дело. Я с тобой и я люблю тебя! — Его жадные губы захватили в плен её рот, а руки прошлись по вздрагивающим плечам. — Как ты, голубка моя, не побоялась пойти из каталажки-то меня выручать?

— Серж, я же обещала всегда тебе помогать. И потом страх за твою жизнь перебарывал собственный. Поцелуй ещё. Мне так сладко.

Он потёрся щекой о её кудрявую головку и с тоской произнёс:

— Глупышка, нам будет нелегко. Кроме поцелуев я ничего не могу тебе предложить. Ты понимаешь о чём я говорю — супружеский долг не для нас. Я не могу исполнять его с тобой.

Таня собралась с духом.

— Я…я не знаю, что вы должны обо мне, барон, думать!.. Но я… мне и не надо, если б ты знал, сокол мой, как мне покойно в твоих руках.

Как сильно и сладко он обнимал. Казалось, где-то внутри его прорвало плотину нежности, и она лилась из него сплошным потоком. Его впервые покинуло ощущение безысходности. Человеком, пробудившим барона к жизни, стала Таня. Хотя познакомились они весьма странным образом, но видно то было благословенное небесами время, молодость и страстное желания счастья с обоих сторон сотворили чудо. К тому же оба понимая, что будущее не обещает быть безоблачным, тянулись к друг другу. Серж только сейчас, окунувшись в тревогу за её здоровье, понял, что чувства, которые он испытывает к княжне, — гораздо больше, чем просто дружба или симпатия. Сколько раз, маясь по вечерам один, он вопреки здравому смыслу, воскрешал её милый образ. Эта любовь, а только так он понимал это чувство к Тане, была подарком неба. За все те годы одиночества и тоски, что держали его в плену с самого детства. Возможно в ней его спасение. Но будет ли счастлива с ним она, ведь он не может ей предложить ничего кроме дружбы и романтических ощущений. Ни близости, ни материнства она с ним не испытает, а правильно ли это?

Марфа наткнувшись на запертую дверь, удивилась: «Вот, опять это запирание началось с появлением барона. Но ведь он ушёл? Непонятное дело…»

Они ворковали до утра, заснув в невинных объятиях, друг друга.

Глава 21

А в это время граф Владимир, как загнанный зверь искал покоя и крыши над головой. Неведомые ночные дорожки привели его в дом Софьи. Он это понял только тогда, когда обратился, не имея больше сил выжить, к одиноко сидящей на скамейке в ночном саду девушке за помощью. Вид его был болезнен и несчастен. Голос простужен.

— Сударыня, прошу, не пугайтесь, я не сделаю вам никакого лиха, понимаете у меня безвыходное положение. — Проговорил он, долго переминаясь перед этим с ноги на ногу, и обессилено обнимая ствол берёзы.

— С чего вы взяли, что я вас боюсь. Подойдите ближе, если в моей власти оказать вам помощь вы её получите. — Пообещала невидимая собеседница.

— Что ж вы так ночью гуляете одна, подвергая себя опасности? — подсел он к ней.

— Кому я нужна такая, ко мне приблизиться-то побрезгуют, — горько вымолвила она, поднимая и обращая к нему своё лицо. Чувство, похожее на желание заплакать, пожалеть себя стеснило её грудь и звенело в голосе.

Граф еле справился с охватившим его ужасом, чтоб не отшатнуться. Он ясно почувствовал, как от внутреннего потрясения побежали холодные мурашки по спине. Пол лица девушки составляло зажившее, корявое месиво. Вот теперь он понял, где находится.

— Помилуйте княжна…

— Что напугались граф? — справившись с борьбой чувств, ровно встретила она его вопросом.

— Да нет, не очень. Поначалу было немного неприятно, но потом отпустило. Я слышал эту историю, княжна Софья. Вам, сударыня, больше след бояться меня. Моё уродство внутри и с лица его не разглядеть, а оно намного страшнее вашего. — Придержал он рукой часто застучавшее сердце.

— Вы полагаете? — наклонила она голову не веря ни единому его слову, ведь перед ней сидел граф Ветров.

— Полагаю княжна. Перед вами злодей.

Наступило немного неловкое молчание, Она, задержав на мгновение на нём взгляд, словно раздумывая, сказать или нет, всё же произнесла:

— Видите ли, граф, моя жизнь утекает между пальцев в этом парке. Здесь похоронены мои мечты. Я не бываю в свете, далека от сплетен. Что с вами произошло? «Надо же, превратности судьбы, известный красавчик, любимец женщин, граф Владимир, который никогда не смотрел в мою сторону, просит у меня убогой помощи».

Он, глядя мимо неё, на запутавшуюся в ветвях луну, подумал: «Невозможно представить, сколько этот ребёнок настрадался. Какой коктейль из боли и обид намешан в её душе. Одним мигом у неё отобрали надежду и будущее. Помню: симпатичная, жизнерадостная у неё была мордашка, но мне не было дела до неё».

— Есть хочу, спать хочу. Опять же морозит что-то, должно быть простыл. Неделю где придётся таскаюсь, без средств, крыши над головой и еды. Жизнь хуже собачьей. Помогите, если можете, Софи. Надо подумать, что делать дальше мне со своей нескладной судьбой, а сил нет. Возможно, сама судьба меня привела к вам, смилуйтесь. Во всей Москве нет человека, желающего мне сейчас помочь.

Она, придерживая на изуродованной половине лица шарф, внимательно посмотрела на него. «Молодой мужчина, что сводил с ума всю женскую половину Москвы своей красотой, безрассудством и удалью. Занимающийся только развлечениями, охотой, дуэлями и использующих женщин лишь для забавы и интересующийся в них лишь с одной серьёзной половиной, естественно, не бескорыстной — приданным. Только кто из нашего полка об этом когда думает. А вот сейчас бы я купила его, да ведь разве кто позарится, даже за бешеные деньги, на такое пугало».

— Я войду в дом и открою вон то крайнее окно. — Пообещала она. — Встаньте там.

Владимир ждал. У него не было выхода, надобно было не иметь совсем не капли ума, чтоб отказаться от предложенной ей помощи. Оттолкнуть протянутую руку, да ни за что, лишь бы она не передумала. «Мерзкая, дождливая, холодная осень». — Передёрнул он плечами. Граф чувствовал, как простудный озноб охватывает тело, уже понимая, что если Софья откажет ему, он пропал. Погрузясь в эти печальные размышления, Владимир почти паниковал. Но окно открылось и он, преодолевая ломоту во всех конечностях, забрался в него. Девушка повела его наверх, в свои комнаты. Он, боясь упасть, рухнув на стул, уронил горячую голову на руки.

— Граф, вы горите, — потрогав его лоб, забеспокоилась княжна. — Немедленно раздевайтесь и в постель. Я помогу.

Он, хватая её за руки, молил:

— Княжна, я могу где-то в уголке… Прошу прощения за беспокойство, поверьте, у меня нет выхода. Умоляю, не выдавать меня, случись мне быть без сознания.

— Насчёт этого не беспокойтесь. Ложитесь на мою постель.

— Княжна не надо… — взмолился он, напрочь отказываясь от такой услуги.

Но она мягко заметила:

— Извольте слушаться, сударь. Вы у меня в гостях. Лежите тихо. Я спущусь, принесу мёд, малину, травы. И поужинать вам.

Когда она вернулась, он с усилием ждал, глаза почти закрывались. Болезнь и усталость хозяйничали в теле, беря в оборот.

Она обеспечивала уход со всем старанием.

— Давайте приподнимайтесь. Ешьте. Не торопитесь. Потихоньку, я помогу.

— Что-то меня совсем развезло, — горячими сухими губами вяло прошептал он.

— Поправитесь. Пейте липовый чай с малиной и мёдом. — Подала она ему кружку. — Не волнуйтесь граф. Там в умывальной комнате стоит ночное ведро. Я принесла папенькины носки и горчицы, сейчас насыплю и одену на ваши ноги. Утром будет легче. Давайте укрою одеялом. Чтоб пропотеть. Спите граф.

Она заботилась о нём, как о ребёнке. За ним так никогда, никто не ухаживал и он совершенно размяк. Матушка умерла рано, а больше он таких ласковых рук не встречал на своём лице.

— Софи, да не прячьте вы ту сторону лица, привык я.

— Неправда к этому не возможно привыкнуть. Но…что ж с этим теперь делать. Я понимаю — среди нормальных людей мне не место. Хотела жизни себя лишить, но потом перегорело. Подумала грех то. Зиму переживу. Тёплого солнышка дождусь и со странниками бродячими уйду. Весной их много дорогами судьбы бредут. Буду жить их жизнью, богу молиться и милостыню просить.

— Ты глупость задумала. Не надо горячиться. Внешнее уродство оно заметнее, неужели моё, внутреннее. Горечь от моего увечья подходит к горлу. Кипит с такой силой, что вот-вот задушит меня.

— Полноте граф. Вам ли жаловаться. Вы благополучны и богаты. Спите, вам непременно надо отдохнуть. Поправитесь и расскажете, что с вами неприятного приключилось. А сейчас не стоит себя беспокоить.

— Нет сейчас, немедленно, меня разрывает всего эта муть.

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте так. — Погладила она его по вздрагивающей руке. — Раз так надо вам поговорим. Я слушаю.

— Я не успешен и не богат, всё в прошлом. Мне, кажется, несчастнее меня нет на этой земле человека. Я всё, что осталось мне от родителей, спустил и промотал. Да и как могло быть иначе. Ведь меня никто никогда не учил, как надлежит жить. Нет, я не оправдываюсь. Бог с ним с состоянием, так уж вышло. Дело в душе. Что стало с моим сердцем, с душой. Я с малых лет рос сиротой. Батюшка погиб на дуэли. Матушка умерла при родах. Младшего брата усыновил одинокий затворник барон и вырастил его сам. По своим правилам в любви и заботе. А я попал к родственнику. Брату отца. Который сам не отличался не только хранителем семейных устоев, но и был при наличии трёх своих детей безответственным гулякой и мотом, не вылезающим из скандалов. Его жена, замученная своими детьми, ни обращала никакого внимания на меня и моё воспитание. Воспитывал кто придётся и как придётся. Мне всё время хотелось, чтоб кто-то приласкал меня к себе, погладил по голове, полюбил и пожалел. Этого не было. Наверное, жене дяди хватало возни со своими чадами, на меня сил уже не доставало. А обида росла и злость на весь мир, в котором я чужой никому не нужный, тоже. Я на своих покойных родителей и то был в обиде. Зачем родили и покинули сиротами на белом свете. Я даже на могилу их не ходил. Зная, что отец погиб на глупой дуэли, я выучился без промаху стрелять, так, чтоб убивать самому, оставаясь невредимым. И убивал без жалости, без сострадания. Мне противно, пусть и другим будет не лучше. Женщин не жалел, считая, что нужны и пригодны они с их куриными мозгами лишь для услады мужчины. Иначе, как могла матушка не захотеть жить без отца, произведя нас на свет и забыв об этом. Как могла умереть, оставив нас на чужих руках, а не жить дальше. Я знаю, Софи, что ты сейчас про меня думаешь, я чудовище. Чудовище и есть. Но это ещё не всё. Я ненавидел то наше родовое имение. Будь оно не ладно. Чтоб избавиться, продал его, а деньги легко проиграл. О чём думал? Придёт время, женюсь на богатой и буду жить кум королём. А пока гуляй. И гулял. С людьми, как правило, мне было скучно. Если водил дружбу, то непременно с отъявленными мерзавцами. И с вашим управляющим, тоже водку пил. На моих глазах собака ему шею и сломала, а мне руку перегрызла. Думаешь за что? Хотели княжной Татьяной Николаевной попользоваться. В хмельном угаре были. Но ведь эта мерзость в трезвых сидела, а спиртные пары её только подняли пеной наверх. Доберман здоровущий, как телёнок, ей помог. Налетел бог весть откуда. Это я тогда к дружку своему уехал охотиться со злости. Здесь моя задумка сорвалась, жениться на княгине Натали, вот и поехал весельем и охотой настрой свой поправить. Видишь ли, раскусили меня и подставу подсунули, а я попался. Злоба, ненависть, жажда мести, какие только могут сосуществовать во внутренностях человека, кипела во мне. Так вся эта гремучая смесь душила, что невмоготу, вот и убрался от греха подальше, чтоб здесь не убить кого и охотой отвлечься, а там, на собаку эту напоролись. Говорят, княжна с ней с тех пор не расстаётся, а про меня смолчала никому, не рассказала. А я приехал, оклемался и пытался убить на дуэли брата княжны Татьяны Алексея, за то, что он занял моё место подле Натали. Помешал опять тот же доберман княгини. Вот, смотрите, следы какие от зубов, — протянул он ей руку в знак правоты своим словам. — А раньше, до всего этого, пытался убить своего брата, чтоб забрать его деньги. Даже сказочку себе придумал, что он родился оборотнем и поэтому не повинен жить. Железное оправдание моему скотству, собаку легче пристрелить, чем человека. И всё его добро моё. Смотрю на днях, тот доберман при княжне, а брат мой Серж рядом. Меня аж повело. Весь в долгах, как в шелках и скотскими делами опоясан. А неделю назад, сжульничал в карты, поймали. Стрелял, двух ранил, а может и убил. Теперь я в бегах. Меня ловят. Не защищайте меня княжна, — предупредил он её порыв, — Всё точно. Есть преступления, есть виновный и, что самое главное, множество свидетелей. От чёрного нутра своего, тошно самому, да уж видно такая карма моя. Кругом сам виноват в своих бедах. Увидел тебя давеча, жаль, думаю, девицу, конечно, но может воспользоваться шансом, она ухватится за меня и наследство её моё. Тебе не страшно слушать меня, княжна? Прогнать не хочешь?

— Полноте себя истязать. Былого не вернёшь. Успокойтесь граф, — намочив платок, она положила на пылающий лоб. — Если б вы позарились на деньги моей семьи, вас только осталось бы пожалеть. Жить с таким чудищем как я, это несчастье.

— Поправлюсь, на Кавказ поеду. Умру, как полагается дворянину. Про честь я только слова произношу, саму её не имею, но хоть поминать будут так. Софи, прости.

— Бог простит, я помолюсь за вашу душу. Обиженных он, говорят, быстрее слышит. Спите, сударь, покойной вам ночи, — она придвинула стул к его изголовью и села рядом, поглаживая его, почти невесомой рукой по голове. Мысли его стали мешаться, речь путаться. В ушах зазвенел какой-то смутный шум, глаза невольно сомкнулись, и он упал в забытьё. Она читала молитвы и протирала его настоями из трав и уксуса. Вливала в раздвинутые ножом зубы капельки, что остались у неё в шкафчике после её горячки. Всю ночь он метался. И только под утро затих. Уснула и Софья, уронив обессиленную голову на подушку рядом с ним. Граф находился между жизнью и смертью несколько дней. Его то морозило, то кидало в жар. Софья молилась и лечила сама, как и чем могла, полагаясь на Бога и судьбу. Позвать лекаря не могла, обещала графу, что не выкажет его ни при каком случае. Но сильный молодой организм переборол и, она вздохнула с облегчением, когда он, перестав бредить и кидаться, раскрыл глаза. Его почерневшие веки дёрнулись и с усилием раскрылись, обнажив мутные от горячки зрачки. Пробуждение было тяжким и сопровождалось головокружением и ощущением тошноты. Постепенно поволока сползла, обнажая ясный взгляд и граф, приподнявшись на подушке, запёкшимися губами, спросил:

— Где я?

— Вы ничего не помните? — наклонилась к нему Софья, стараясь закрыть половинку лица шарфом и поддерживая его голову.

— Нет…, а впрочем, вспоминаю… Княжна Софья, — он говорил медленно и тихо, с частыми переводами духа.

— Но вот и славно. Давайте испейте немного бульончика. Не капризничайте, не торопитесь, понемногу. А теперь полежите.

Он, с трудом сдерживая стон, в изнеможении упал на подушку.

— Что со мной?

— Простуда, сударь, повлёкшая за собой горячку. Но всё обошлось, слава Богу.

— Кто про меня знает? — волновался он.

Она успокоила:

— Никто. Я ходила за вами сама. Не волнуйтесь, граф. Вам это вредно. Давайте ещё глоточек бульона. Успокойтесь, беда, думается, миновала, сударь.

Он со слезами простонал:

— Софи, надо было дать мне умереть.

Она мягко укорила его:

— Ещё успеете. Ваше лицо красиво, а человек так устроен, что сначала воспринимает его, а потом уж душу, но это с одной стороны даже хорошо. Потому как даёт нам шанс почистить и привести в порядок своё сердце и голову. Это мне уже никогда не отмыться.

Он невольно усмехнулся, скорее над собой:

— Красиво и обнадёживающе, но это не по моим силам. Я не смогу. Пороки захватывают в этом мире меня быстрее, чем я успеваю на что-то настроиться. Мне нельзя доверять и на меня нельзя полагаться.

Она, осторожно промокая ему лоб, возразила:

— Полноте, граф, ваш случай не безнадёжен. У вас всегда есть возможность начать новую жизнь в отличие от моей, лицо другое не поставишь. Но пока не будем об этом вести беседу, надо вначале поправиться. Это болезнь легко заработать, а из её цепких лап вырваться совсем не просто.

Положение его, конечно, было трудное. Совесть и душа завели тело в тяжелейший лабиринт. Девушка старалась помочь ему. Граф ел и пил из её рук, что способствовало принятию его более спокойного и здорового вида. Владимир потихоньку стал сначала садиться, а потом и вставать, бродя тенью по её комнатам. Княжне прятать его не составляло труда, потому как после её собственных страданий все домашние привыкли к её запертым дверям и уединению, а также к ночным прогулкам и молчанию. Ела она тоже в своей комнате, потому, как из изувеченного рта пища иногда выпадала, люди против своей воли обращали внимания и Софья расстраиваясь, принималась рыдать или убегала. Потихоньку смирились с тем, что и пищу принимала она тоже у себя. Поэтому граф и остался не замечен в её покоях.

— Ещё немного и вы окрепнете, — радовалась она.

Он, поймав её ладошку, горячо зашептал ей:

— Надоел, ты потерпи, я скоро уйду. Всё решено, я еду воевать. Там крепкие руки и меткие глаза нужны…

Она, осторожно погладив его руку, сказала:

— Вы мне абсолютно не в тягость. Скорее вам со мной тяжело.

— Мне-то с чего? — оторопел он.

Она взволнованно заговорила:

— Не притворяйтесь граф. Я понимаю, какая это тяжесть для человека находиться со мной в одном помещении.

Теперь граф понял и поцеловав её ручку от всего иного отмахнулся.

— Ах, вот ты о чём… Меня это не напрягает княжна. Это правда, я не притворяюсь.

Она старалась есть так, чтоб он не видел её сведённого рта, а когда не получалось очень страдала. А Владимир, даже не придавая значения этому, замечая непорядок с ней, помогал девушке, отправляя продукт в её изуродованный рот или вытирая её губы салфеткой. Софья поначалу вспыхивала и отодвинув прибор переставала есть, а потом поняла, что помощь его естественна и отношение его к ней сейчас, как к маленькому ребёнку. Между ними установились, какие-то дружественно, родственные отношения.

— Мне жаль княжна, что я не в состоянии тебя отблагодарить, мне не чего тебе предложить, — гуляя ночью в саду, вздохнул он. — Я проигрался в пух и прах. За мной гонит целый воз неприятностей. Я мерзок, жалок…

Она подняла на него блестевшие слезами глаза и прошептала:

— Эти минуты общения, что подарили граф вы мне, скрасив моё одиночество, разве не подарок и не благодарность. Я рада, что была кому-то нужна. Может случиться так, что наши дороги никогда больше не пересекутся, ведь весной я уйду в подобающую уродам жизнь, а у вас будет шанс вернуться с Кавказа уважаемым человеком и героем. Хотя возможен вариант, что я буду стоять у церкви, прося подаяние, а вы, сжалившись, положите в мою грязную, замёрзшую ладонь копеечку.

— Что ты такое говоришь, — вдруг развернувшись, прижал он её к себе, — как можно на такое себя обречь, да и зачем? Я столько натворил, мне не полагается жить, а ты безвинный ребёнок, как можешь собой не дорожить. Подумаешь лицо. Можно же обходиться и без причуд света, уехать в имение, где никто не будет заставлять тебя краснеть и мучиться. Ты будешь хозяйкой своей жизни. А знаешь что, милая девочка, — возбуждённо заговорил он. — Я, кажется, придумал, что тебе надо сделать… Только не обижайся, послушай. Женщина может родить ребёнка для себя и не быть одинока. Ребёнку всё равно, как выглядит его мать, она для него всегда самая красивая, главное лишь бы была, — вздохнул он.

— Может быть, я про это не думала. Хотя из этого вряд ли что получиться.

— Позволь, но почему?

— Кто захочет лечь в постель с таким чудовищем и это нужно будет сделать не один раз, пока не будет уверенности в том, что ребёнок существует. Это раз. А второе, — дети растут и ему, наверняка, захочется носить имя отца. Ведь граф, вы знаете, какой статус у незаконнорождённых. Бастрюкам не сладко живётся на этом свете.

Он какое-то время шёл молча, а потом, волнуясь, заговорил:

— Княжна, с моей стороны это дерзость, но если такие услуги вам понадобятся, я готов их оказать. И письмо вам оставлю с признанием ребёнка, для меня это будет, как награда, я о таком и не мечтал. Знать, что после меня останется существо с моими глазами, улыбкой. Я постараюсь сложить голову достойно, чтоб у вас и ребёнка не было к моему имени претензий.

— И вы граф сделаете это?

— Если будет на то ваша воля.

— Это заманчиво, но жестоко по отношению к вам. Я не могу воспользоваться вашей минутой слабости или жалости ко мне.

Притянув её к себе, он убрал шарф с её изуродованной половины лица и, найдя губы, поцеловал. Она, замерев, пережила это и, заплакав, уткнулась в его грудь, обтянутую плащом.

— Я обидел?

— Вовсе нет, вы подарили мне счастье познать ещё и это. В моей короткой жизни не было такого, и уже теперь никогда не будет.

Переходя все барьеры приличия и дозволенности, он вновь притянул её к себе, покрыв солёное от слёз лицо поцелуями и обласкав неподвижный рот, проник вовнутрь. Княжна, изумлённо открыв большие, давно переставшие светиться радостью глаза, охнула и замерла в его руках. Её застывший взгляд не сходил с его лица, ловя на нем всё, что происходило сейчас в нём. Она ждала, что проявится непременно чувство отталкивающей брезгливости, неприятные ощущения от прикосновения к её уродству, насилование графом себя к близости с нею, но ничего этого не происходило. Перед ней было, охваченное волнением лицо, близкого ей, решительного человека. Софья растерялась.

— Это такая жертва с вашей стороны, я не могу её принять.

Но он смущённо заявил:

— Это с твоей стороны, невероятная жертва принять в свои безвинные объятия, такую сволочь как я. Не противен и нужен, бери и пользуйся.

После недолгого раздумья она решилась, только просила:

— Только прошу, об этом никому не слова…

Первое время она опутывала голову на ночь шарфом, пряча уродство под ним, а ещё пыталась проснуться раньше его и уйти, чтоб он не видел её при рассвете. Но очень скоро граф разгадал её манёвр и принял меры. Шарф просто сбрасывал с кровати, а утром держал крепко в своих объятиях, чтоб не сбежала. Привыкнув к этой родственной по несчастью душе, он с тоской, ждал момента, когда она объявит о своей беременности и ему придётся покинуть её одну с ребёнком в этом хищном мире. Попроситься остаться он никак не мог. А она, зная, что носит под сердцем ребёнка, всё тянула и тянула время, не желая окончания сказки и его отъезда. Просыпаясь по утрам с надеждой, что именно сегодня найдёт в себе силы и объявит ему о беременности. Но он, нежно и бережно целуя, жарко прижимал к своей груди, и она вновь откладывала. Они так привыкли к своему такому положению, что перестали обращать внимание на всякие мелочи и предосторожность. А однажды даже забыли запереть дверь, и их секрет стал известен князю. Заподозрив что-то неладное, князь вошёл в комнату без предупреждения. Во-первых, дочь стала часто закрываться. Во- вторых, была весела. Он пытался смотреть вполглаза, слушать вполуха, но тщетно, а тут такой случай — открытая дверь. Завидев спящего в её постели мужчину, он меж тем не стал поднимать шума. Наоборот, ушёл в свой кабинет, посидел неподвижно, ни на что не глядя, ничего не замечая, но потом словно бы решив для себя нужное и главное, провёл по лицу рукой и поднявшись вышел. Спрятавшись и подождав ухода дочери по своим делам на кухню, зашёл в её комнаты поговорить с графом.

— Не надо оправдываться, только слушай, буду говорить я. — Сходу заявил он, не ждавшему ничего подобного гостю. — Если ты не будешь измываться над моею дочерью, я тебя не обижу. Только всё должно быть по закону. Естественно, Софьюшка не должна ничего знать о нашем разговоре. Теперь говори ты.

— Князь, я мерзкий человек, и не могу сделать Софи счастливой. Я не достоин её руки. Поймите меня правильно. Я очень уважаю вашу дочь, чтоб сделать её несчастной.

— Зачем же ты мучился, спал с ней, если ты отказываешься от состояния? — не понял такого поведения родитель.

— Прежний Владимир, князь, наверное, был бы рад, но всё изменилось. И то, что вы видели, всего лишь возможность спасти её. У неё был замысел уйти с нищими, навсегда из этой жизни. Я подумал, что если у Софи будет ребёнок, то непременно появится стимул жить. Она говорит, что у вас есть дальнее поместье, уедет, и будет там… Князь, поверьте, ничего не действует столь пагубно на мысли человеческие и душу, как одиночество. Я знаю что говорю. А вдвоём с ребёнком ей будет куда, как интереснее, она будет занята, чувствуя свою значимость и пользу.

Князь выразил не только своё неудовольствие, но и непонимание:

— И кто мешает вам граф поехать вместе с ней.

Но Вольдемар упёрся:

— Это не возможно…

— Да, почему, чёрт тебя подери! — рявкнул он.

Граф, чтоб не накалять обстановку, вынужден был объясняться:

— Вы вникнете в мои слова, князь. Она будет презирать меня, подумает, что я за деньги продался, а я не могу, чтоб она так думала про меня. Это мне важно.

— А я — то подумал, что боитесь сгинуть в деревенской глуши. Она только что повзрослела став необыкновенно милым и скромным созданием и вдруг такое несчастье. Она ничего ещё не успела, ничего… — Князь обмяк. Походив с заложенными за спину руками, вдруг спросил:- И что с вашим делом, граф?

Ветров не сразу сообразив, уточнил:

— Какое дело вы имеете ввиду?

— Ребёнок есть или его нет? — дыша в лицо жаром нетерпения, спросил он.

Граф развёл руками:

— Должно быть я так грешен, что Бог даже в этом мне отказал.

Раскрасневшаяся от подслушанного разговора Софья, войдя в комнату, хлопнула поднос с едой на стол с такой силой, что мужчины вскочили. Её знобило от того, что отец в курсе её дел и уже пытался купить для неё Владимира.

— Папа, как вы могли… — вскричала она. — Это будет для него таким наказанием. О, я даже не смею подумать об этом! Сами ужасаетесь тому, что со мной можно спать без денег и предлагаешь жениться ему на мне. Как же он будет жить с таким чудовищем. Да ему эти твои деньги поперёк горла встанут. Поднос громыхнул об пол, разлетевшийся на кусочки фарфор, усыпал всё вокруг.

— Тихо, тихо, — метнулся к ней граф, на руки которого, она сползла, потеряв сознание.

Оба заметались в поисках помощи. Послали за лекарем. Приехавший доктор, проведя с ней полчаса, отозвав обоих, поведал о возможном пополнении в их семье. О, сколько радости то известие принесло. Отблагодарив и выпроводив доктора, довольный князь попросил у обеспокоенных домашних времени.

— Дайте время мне продумать, что я могу сделать, и я вам всё расскажу. Сейчас же могу известить вас в том, что ничего страшного у Софии доктор не нашёл. Даже наоборот. Но прошу, дать мне время и подождать.

Отослав всех, он вернулся в комнату Софии и принялся за Владимира. Он не петлял, а заявил прямо:

— Граф, смысла в вашей глупости не вижу. Будет ребёнок, а вы голову сложить собрались на Кавказе. Не хотите за деньги живите так, кто вас неволит то.

Ветров поморщился.

— Князь, вас не поймут. У меня плохая репутация. Я скомпрометирую вас и Софи.

Князь, похлопав на него глазами и пососав трубку, изрёк:

— У меня одна дочь, какого дьявола мне до мнения людей. Хотите в имение, Бог с вами езжайте туда. Обвенчаетесь завтра и живите себе, как хотите. Хоть здесь, хоть там. — Встретив столь неожиданно настойчивое сопротивление графа, князь добавил. — Вот остаётся только пожалеть о прежнем Владимире, с ним бы я быстрее договорился. Тот бы не оказался таким болваном, чтоб отказаться. Может, всё же подумаете граф?

Граф был удивлён.

— Неужели ж бы вы, князь, покупали для дочери мужчину?

Князь быстрыми шагами подошёл к нему. Лицо его пылало болью и негодованием. Глаза блестели яростью.

— А как ты думал. Она моя единственная дочь. Да я б за каждый день пребывания с ней платил, что там день — час, лишь бы ей в радость было, а ты говоришь… Такая красавица была, не наглядеться, а что тот урод с ней сделал. И я сам его в дом привёл. Растил, как родного сына. Сейчас ты меня осуждаешь и в толк не возьмёшь, вот скоро отцом станешь тогда да, тогда поймёшь. Наговори ей, что все твои мысли только об ней и что ты жить без неё не можешь, а?

Владимир не мог смотреть в его лицо, слишком беспомощным оно было и поэтому смотрел мимо. Ещё не так давно он посмеялся бы над трагедией и переживаниями этих людей, а сейчас не мог и сам переживал. Эта несчастная девочка изменила его. Приложив ладонь к груди, он умолял:

— Поймите, князь, я не могу, это не в моих силах решить.

— А в чьих? — пытался поймать взгляд он. Этот отказ огорчил его.

— Софи… Мне уже и самому страшно её с дитём оставлять. И та задумка не кажется теперь такой идеальной.

— Ты жалеешь её, она тебя, канительщики. Ну-ка пойдём, спросим у неё, что она думает по этому поводу.

И не ожидая согласия, он потянул графа за рукав.

Возле Софьи сидела мать, и крутились девки. При появлении хозяина все, как по команде испарились.

— Дочка, ты пойдёшь за графа Ветрова замуж? — присел князь на стул у постели своей несчастной дочери.

Софии взяла его тяжёлую руку в свои пальчики и попросила:

— Папа, к чему человека принуждать, он и так оказал мне… нам всем услугу, у меня будет ребёнок, а у вас внук.

Отец помрачнел.

— Вот заладила, я его совершенно не принуждал.

Дочь же зная своего родителя, продолжала:

— Значит, соблазняете деньгами. Оставьте его в покое. Мне право не ловко. Получается, его поймали.

После таких слов граф, стоящий у князя за спиной, не мог дольше молчать.

— Софи, не волнуйся, тебе вредно, никто меня не ловил. И не услугу я тебе оказывал, а любил трепетную и в одночасье пылкую женщину.

— Ну вот, видишь, — обрадовался князь неожиданной поддержке и, как он считал находчивому ходу графа. Он полагал, что граф после его слов передумал и сейчас вполне готов отважиться жениться на бедной девочке.

А, тем не менее, Владимир не лгал. Ему действительно было с девушкой светло и спокойно. В это трудно поверить, но он не замечал её изуродованной половины.

Софии всхлипнула и уткнулась в подушку.

— Но это не может быть правдой?! — прошептала она. — Нет, нет! Такого не может случиться! Вы принудили его, папа…

Владимир встал на колени перед кроватью, забрал её дрожащую руку и поднёс к губам.

— Вот уж нет. Меня никто не принуждал, — убедительно возразил он. — Давай попробуем, проверим, что из этого получится, что мы, в конце-то концов, теряем…

Она подумала и кивнула:

— О Боже, я, наверное, потеряла разум, но я говорю тебе- да! Если ты искренен, то пусть так… Только… дальнее поместье, это всё на что я гожусь, ведь я не могу показаться перед людьми. Тебе будет скучно со мной. Готов ли ты к собственному заточению…

— Вот и славно, по рукам! — обрадовался князь. — Со всем остальным разберёмся на месте…

Его голос прервался от волнения и он не в силах говорить какое-то время, но чтоб справиться с этим он наклонился и поцеловал её нежно в обои уголки губ. Не обижая ни один. На лице князя выдавилось что-то подобие улыбки.

— Совет вам да любовь. Благословит ваш союз Господь. «Красивая была бы парочка!» — подумал он вздохнув.

Глава 22

В доме князя Николая Антоновича все были встревожены резкой и не совсем им понятной переменой настроения Тани. Из запертой изнутри комнаты доносился её звонкий голосок и смех. С кем она там так веселится и с чего, ведь с ней один лишь пёс? — гадали домочадцы. И только Марфа помалкивая, припоминала, что именно так же было и в имении, когда с ней находился этот, как теперь выяснилось, барон. Ничего не могло показаться более заговорщически и таинственнее, чем тот способ, которым он проникал в комнату княжны. Как он к ней умудряется попадать, не смотря на такие усилия, остаётся для неё неразрешимой загадкой. Конечно, ей нечего беспокоиться, не её то дело, но интересно же. «Не иначе, как нечистая сила замешана!» — крестилась она.

С появлением барона, Таня действительно повеселела. У неё вернулся интерес к жизни. В доме поселилась радость. Про её болезнь всем осталось только забыть. Она не просто с аппетитом ела и следила за собой, а и с радостью посещала все без исключения балы. Барон подводил её к дивану в одной из гостиной и они присев были поглощены разговором настолько, что не оказывалось невежливых, чтобы прервать их. Под руку с маменькой её видели в салонах. Они с Натали, в сопровождении Алексея, случайно даже попали послушать Пушкина вернувшегося из ссылки. Серж не любил такие места, но вот Алёша с удовольствием вызвался их сопровождать. Девушки готовились к этому заранее. Встреча была назначена на раннее утро, и она нервничала весь вечер, боясь проспать. Поэт читал свои произведения. Какое действие произвело на них это чтение, передать невозможно. У Тани кровь начинает циркулировать при этом воспоминании. Он читал их на распев, завещанной французской декламацией. Таня ждала с нетерпением жреца высокого искусства, и была немного разочарована. Это был человек среднего роста. Почти низенький. С длинными на концах курчавыми волосами. Его быстрые живые глаза в один миг обежали присутствующих. Таня вздрогнула, толи от его взгляда, толи от перенапряжения ожидания. Но тихий приятный голос успокоил её, хотя совсем не завораживал. Она продолжила изучение, стараясь не упустить ничего всё таки это Пушкин. Жилет застёгнут наглухо. Небрежно повязанный галстук торчал. Чёрный сюртук совсем не шёл ему. Языка богов, какой она надеялась услышать, не было, а вместо этого она окунулась в простую, обыкновенную речь. Поначалу слушала без особого восторга и даже в недоумении, но дальше ощущения усиливались, и к концу кого бросало в жар, кого в озноб. У многих, заметила Таня, не стало сил воздерживаться. Когда кончилось чтение, все смотрели долго друг на друга и потом бросились к поэту. Было видно, что ему приятно всё это волнение. Это было удивительное утро, и Таня никогда не забудет его. Она весь день и ночь надоедала потом Сержу с обсуждением. Но тот, находясь под впечатлением от неё, сам рад был поговорить всё равно о чём. Серж регулярно навещал её и днём, и ночью, приходя, когда можно, явно и проникая в дом тайно доберманом. Уходил он тем же путём, как и приходил. Княгиня терялась изменчивому отношению дочери к псу. То она его осыпала ласками, то равнодушно укладывала на подстилку в углу и не замечала часами, забывая покормить. Ухаживания барона за княжной и сватовство, произвели много шума и вызвали массу толков. По Москве прошлась точно лихорадка. Горевали женихи охотники за весомым приданным княжны и рвали сердечки в кровь вздыхательницы барона. Слухи об их возможной свадьбе множились. Можно подумать, что весь город сошёл с ума. Везде только и говорили о них. Но пара счастливо кружила в танцах или ворковала где-то в уединении, совершенно не обращая внимания на не бывалый интерес к их персонам. Князю Николаю Антоновичу радоваться бы такому союзу, а он ходил чернее тучи. Что-то необъяснимое тревожило его и гнало от барона. «Но ладно, — думал он, — до свадьбы Алексея с Натальей, я дотерплю, слово дал, а там увезу её от него и спрячу в Европе, аль тайно, отцовской волей под венец пойдёт. Бог даст, простит, и забудет». Про ту задумку свою, он ни с кем не делился. Чтоб, упаси Господь, не выплыла. Хочешь добиться успеха, не болтай. Впрочем, он не думал, что дочь об этом пронюхает. Подобное предположение слишком маловероятно. В свет выезжать разрешал, своей волей не ограничивал, пусть, мол, на последок потешится. Отпускал полагаясь на то, что она будет вести себя в обществе как полагается и не позволит, чтоб светские забавы вскружили ей голову. К тому же следить за сестрой было наказано Алексею. Время гнало день за днём. Настал счастливый для подруги и брата день. В девичьей комнате, посреди праздничного милого беспорядка, какой случается в день важного события, подружки обнявшись, шептались. Им было о чём поговорить. Они разглядывали белое платье, украшения, что подарил ей Алексей. Шептались, пересмеиваясь о своём девичьем… Счастье эгоистично. Глядя на цветущую подругу, что была на высоте счастья, наслаждаясь каждой минутой своего триумфа, Таня почувствовала непреодолимое желание тоже быстрее выйти замуж. К своему удовольствию, Сержа она находила весьма любезным и добрым. Барон вовсе не такой гордый, неприступный и неприветливый, каким его считают в обществе. Таинственный да. Но всё остальное ерунда. Таня знает его другим- заботливым и нежным. С каждым днём прибывающая страсть к Сержу требовала выхода. Она надеялась сломить его сопротивление и стать счастливой. «Надо потерпеть осталось совсем чуть — чуть», — уговаривала она себя. И вот пришло время венчания Алексея и Натали. У церкви собрался народ. Все хотели увидеть свадебную процессию. Обсудить жениха и невесту. Посудачить о нарядах гостей. С первыми проблесками солнца, зазвенели колокола, рассказывая народу о венчании. Не обошлось без давки. Каждому хотелось поближе разглядеть невесту. Толпа гудела и ахала. Свадебное платье рябило атласными цветами и кружевами. Брильянты играли в лучах солнца, ослепляя. Барон был шафером со стороны жениха, Таня держала венец над головой невесты. Руки их переплетались, взгляды искали друг друга, и всем было заметно их неприкрытое счастье. «Ах! это больше даже, чем в состоянии вместить сердце моё!» — светилась радостью боясь поверить в такое Таня. После венчания гости перебрались в роскошный дворец семьи Алексея. Церемония в церкви и многочасовое стояние разожгли аппетит. А вид накрытых столов привёл их в неописуемый восторг. Блюда менялись, вино лилось рекой. Потребовалась музыка, и все насытившись, пустились в пляс. Мелькали яркие наряды, голые плечи. Сверкали бриллианты, отражая свет многочисленных канделябров. Слуги бесшумно сновали по залам, зажигая свечи, разнося напитки и меняя угощения. Таня, приняв приглашение Сержа, танцевала только с ним. Их ненадолго разделяло друг от друга только какое-то па. В глазах её то и дело вспыхивал счастливый огонёк. Княжна задорно смеялась, участвуя во всех свадебных шутках и розыгрышах, и была счастлива. Веселились до утра. Барону хотелось немедленно переговорить с князем. Но Серж сдерживаясь, ждал отъезда друга собирающегося в свадебное путешествие, чтоб подступиться с прежним вопросом к князю. Ему нужна Таня, и только она. Князь обещал назначить день. Но в ночь, когда проводили Алексея с Натальей, в доме начался тарарам. Отец срочно велел дочери собираться. И набрать побольше тёплых вещей. Сержа не было в тот вечер и она, поняв, что отец хочет её увезти тайно, попробовала сопротивляться, но её желание никого не интересовало. Всегда добрый и ласковый с ней, батюшка, в этот раз, был не приклонен. И Таня, первый раз столкнувшись с таким его обращением к себе, запаниковала. «Что же это получается, он обманул Сержа. Чем же барон не угодил ему? Не письма передать, ни весточки послать было не через кого. Он сейчас увезёт меня, и Серж не будет даже знать куда. Если тёплая одежда, то это вовсе не Европа, а может даже и Сибирь. Там у отца новые заводы. А Серж не догадается искать её в тех местах, к тому же этот золотопромышленник, что проживал последнюю неделю гостя у них…» Таня похолодела от своей догадки. Они с Сержем упоённые своим счастьем не обратили никакого внимания на гостя из Сибири. А, похоже, именно его папенька прочит ей в мужья. Невысокого роста, крепкий с маленькой русой бородкой, совсем не глупый молодой человек нравился ей, но не до такой же степени, чтоб поменять Сержа на него. «Как же мы так просмотрели!?» — переживала она, вспоминая теперь, какие взгляды тот на неё бросал, как старался быть ближе. «А я приняла всё это за дружбу и хорошее отношение ко мне». Ночь провела без сна. Грела одна надежда, что Серж всё поймёт и решит эту головоломку. Выехали в дорогу задолго до рассвета.

Глава 23

Такого свинства Серж не ожидал. Когда пришедший к полудню с визитом барон узнал об их спешном отъезде, он побледнел. А тут получилось ещё так, что до истины он докопался не сразу. Поначалу княгиня плутала с объяснениями, приглашая его приехать вечером и ужасно при том вранье краснела. Потом управляющий колесил по кочкам брехни сочиняя чуть ли не эпидемию всему живущему в доме. Серж, заподозрив неладное, отправил следом в дом на разведку Митрича. Тот, переговорив с домашним людом, выяснил по случайности про спешный отъезд и ночные сборы князя с упирающейся и ревущей белугой княжной. Рассказала в красках и с эмоциями ему об этом Марфа. Услышав о таком развороте дел, барон побагровел от злости. В тишине кареты был слышен скрип его зубов. «Ну что ж, источник неудач — камень на дороге дальнейших действий. Главное не пустить в себя разочарование это начало порчи любого дела! — торопливо прикидывая план, думал он. — Начнём всё сначала и без благословения».

— Митрич, она сказала куда Таню повезли?

— Об этом речи не шло. Собственно она не в курсе, ваше сиятельство. Брали много тёплых вещей. Собирались ночью, спешно и гость укатил с ними. Марфа сказывает, что княжна воевала с родителем, но безуспешно. Им всем приказано было держать рот на замке, но вы ж её знаете, ей всё равно о чём, лишь бы болтать, потом я за своего у них пока ещё числюсь. Наплёл ей, что приехал в город по велению князя из поместья, а их сиятельства и нету. Вот она с милой душой и разрисовала мне картину во всей красе.

— Дьявольщина, похоже, князь отдал Таню бородатому. Запах золота. Тогда дорога одна — в Сибирь.

— Это Сергей Генрихович, бабушка надвое сказала, могли и в Европу податься, — возразил тот.

— Ты прав, прав Митрич. Поэтому время на поиски нет. За день они, наверняка, ушли далеко. Я раздеваюсь, ошейник на шею и пошёл по следу, а ты кати за мной и, будь добр, старайся не отставать.

Митрич кивнул в знак одобрения такого решения.

Редкие прохожие не могли не заметить вынюхивающего след добермана и медленно катящуюся за ним карету. По городу он шёл осторожно, за день следы затёрлись, и надо было не сбиться, избежав ошибок, возвращаться и начинать всё с нулевого отсчёта, таким запасом времени барон не располагал, только когда он вышел за город, то понёсся по дороге во всю прыть. Митрич еле успевал за ним. Думая о том, что князь Николай Антонович наверняка спешит, как можно дальше отъехать и поэтому, скорее всего, гонит без отдыха и остановок они ускоряли и ускоряли ход. К сумеркам такой сумасшедшей спешки замаячила впереди сквозь белизну полей, на самом краю карета, которую тут же проглотил лес. «Кажется они?!»

Так и было. Возница, понукая лошадей, въехав на лесную дорогу, пугливо оглядывался по сторонам. Темнеющее небо качалось над головой в латках между верхушками разлапистых сосен. Пассажиры, рисуясь друг перед другом, однако с не меньшей опаской поглядывали по окнам. И это объяснимо, учитывая сумерки, плутающие в огромных деревьях, выстроившихся солдатским строем с двух сторон дороги, а в иных местах смыкающихся кронами над дорогой, да страшным рассказам, что потчуют путешественников в дорожных трактирах. По продрогшим и так телам путников, пробегала дрожь. Каждый звук жутким угрюмым эхом отзывался в чащи. На станции смотритель предлагал остаться на ночь, выспаться и с рассвета, отдохнувшим уж трогаться в путь, но князь заупрямился, торопясь отъехать по- далее от Москвы. Опасения, что барон устроит погоню, гнало вперёд. Хотя он слышал, что дороги здесь опасны и всё же рискнул. Рассказывали, что появились вороватые людишки, что грабят и убивают даже днём. Предупреждали и купцы, что гуляют в здешних местах непойманные ватаги. Но всё же поехал, надеясь, что в тех рассказах больше сочинительства. Ведь гоняют же разбойничков по лесам жандармские отряды. Николай Антонович старался не смотреть на насупившуюся дочь. Уделяя всё время своему будущему зятю. «Ну и пусть позлится, — успокаивал он себя. — Что она сейчас понимает, зато потом мне спасибо скажет. Мы с её матушкой тоже по сговору сошлись, а живём, дай Бог каждому, душа в душу». — Оправдывал он свой поступок. Сознательно упуская тот факт, что сговор в его случае был с обоих сторон, а у Тани совершенно другой расклад. Гонит по лесу карета. Холодит страх спины её пассажиров. Кажется, сам хозяин преисподней крутит хвостом за ёлками. И люди и кони вострят уши. Когда возничий резко остановил лошадей, выгибаясь спиной и натягивая вожжи, пассажиры, качнувшись по инерции вперёд, выглянули с претензиями. Тпр-р-у-у! — кричал возница.

— Зенки потерял, что творишь! Я вот тебя! — погрозил князь.

— Не гневайтесь, господа хорошие, — пробовал тот объясниться.

Но на него тут же накинулись с руганью.

— Езжай, давай, чего встал?

— Так ведь, барин, дорога завалена. — Указал на валявшееся поперёк дерево с торчащими в разные стороны мохнатыми лапами мужик. — Завал ведь вот.

— Как завалена, чем? — спросил князь голосом, который как-то вдруг застрял у него в горле.

— Деревом, так сами посмотрите. — С отчаянием огрызнулся возница. — Сосна, ни черта не видно за ней, барин.

— Чего ж ты, каналья, сидишь кулём. Вот дурак, иди и посмотри… Экий ты какай, братец, трус.

Пока не показывающие тревоги мужчины, выйдя из кареты и тихо переговариваясь, подошли к завалу, возница соскочив с козел попробовав обойти преграду с другой стороны, нырнул в лес, и хорошо разглядев сруб, заорал не благим матом.

— Засада, сударь, засада! — Долго кричать не дали, он тут же упал, получив тесаком по голове.

Но и это предупреждение было опоздавшим, сбоку что-то мелькнуло. Разве разобрать в сумерках — лес, он и есть лес: зверь, аль человек. Затем пронзительный свист разорвал тишину и выскочившие человек пять заросших, в рванье, страшных на вид мужиков с кистенями и ножами, повалили их на замёрзшую землю. — Ого-го-го! — неслось на весь лес. Не понять толи звали своих, толи орали от азарта. От крика ржали вздыбясь лошади. Они мучились ни в силах двинуться ни в перёд, ни назад. Мужчины отбивались, но безуспешно. На них навалились и рвали плащи и камзолы. Били жестоко и озлоблено. Подвела, как всегда беспечность, пистолеты остались в карете. Таня тоже не успела ими воспользоваться, в карету сунул нос молодой грязный мужик и, ухмыляясь, принялся тянуть с неё драгоценности, но этого ему показалось мало и он, вытащив Таню из кареты, попытался тут же изнасиловать. Она отбивалась крича: — «Негодяи, что это вам пришло в голову!» А мужик знай себе гадко лыбится. Но налетевший неизвестно откуда пёс, перегрызя ему горло, метнулся на помощь отбивающимся мужчинам. Таня, растирая слёзы по грязным щекам и отплёвываясь от мусолившей её противной рожи, ринулась в карету за спрятанными под лавками пистолетами. Когда она выбралась обратно, доберман завалил уже двух и снимал с плеч Николая Антоновича, вцепившись в спину зубами, третьего. Огромного детину с короткими руками. Трясясь от страха она нашла в себе силы подойдя к ним и, приставив дуло мужику в бок, выстрелить. Пёс отскочил и перехватил руку с занесённым над ней топором бородатого мужика с наглыми блестящими глазами. Минуты боя и всё стихло. Пёс, как пришёл неожиданно, так и ушёл в никуда. Но у неё появилась кое-какая надежда, Таня теперь знала, что Серж рядом и он не допустит её отъезда. Планам папеньки не суждено сбыться. Страшная усталость с утра поселившегося в ней напряжения и вот этого дорожного происшествия, враз сковала члены, и она опустилась на сухую подмороженную траву. Луна равнодушно и величаво посматривала на неё со своего царского престола. Отец, качаясь с плавающими перед глазами жёлтыми кругами, с нескрываемым страхом глянул на неё. «Папа, родненький, со мной порядок», — поспешила успокоить его она. Подобрав раненого возницу и оттащив на обочину дерево, тем самым, расчистив дорогу, позволяющую дальнейшее продвижение, карета, управляемая золотопромышленником двинулась дальше до ближайшей станции. А над местом схватки остались кружить тревожно в выси встревоженные птицы. Наконец, деревья поредели и расступились, словно убежали от дороги и колеи врассыпную. Все перевели дух, как будто лёгким легче стало дышать. Таня, напуганная происшедшим на дороге, почти умирая со страха, рада была даже разносившемуся топоту копыт. Хотя с другой стороны сердце, может, замирало совсем не от страха за себя, а от того, что Серж шёл рядом и подвергался из-за глупости папа сам смертельной опасности.

А Серж, вернувшись к спрятанной на краю леса карете, заскочив в неё, к ожидающему его с тёплой тряпкой Митричу, проявлял нетерпение. Митричу, бросившемуся его тут же обтирать и испугавшемуся при виде крови на морде и лапах собаки, он, избавившись от ошейника, попенял на промедление с переодеванием, торопливо рассказав всё о происшествии на дороге, пытался одеться, помогая ему сам. Собравшись и вымыв лицо, Серж приказал гнать вперёд, к станции. Проезжая мимо побоища Митрич не удержавшись, не смотря на возражение барона, остановил карету. Имея возможность и желание почему не посмотреть? Сняв масляный фонарь с переду кареты он, бродя между загрызенными трупами рассматривал, крестясь уже схваченные смертельными объятиями тела. Прячась, словно от стыда за содеянное при её участии, в ветвях деревьев луна, слабо освещала побоище. «Вот народ! Ах, сукины дети, разбоем живут. Но князю урок то будет. Не рисковать попусту, задарма. А то вишь какая ему спешка прижучилась». — Крякнул Митрич. Сержу надоел этот его променад и он поторопил. Митрич взобрался на облучок и хлестнул коней. Страшное место осталось позади.

Глава 24

Дорога, несмотря на приморозь, под столькими-то копытами, пылила. Золотопромышленник сосредоточив всё внимание на лошадях, не оглядываясь, всё гнал и гнал вперёд. Когда, достигнув жилого места, экипаж князя остановился перед показавшимся им приличным постоялым двором, золотопромышленник натянул вожжи. Лошади как раз находились против ворот. Управлять испуганными лошадями не просто. Но княжна не могла ждать, когда он справится с ними. Таня не в силах усидеть, рискуя сломать шею, спрыгнула вниз и застучала кулачком в холодные доски. Путников впустили. Золотопромышленник, держа железной хваткой поводья, с трудом направил взмыленных коней в открытые ворота. Они с ходу попросили водку, чай и комнаты для ночёвки. Только опрокинув по пару стопочек, мужики отошли. Только тогда ко всем пришло расслабление. Таня отказалась даже от чая желая успокоиться и переодеться. От их рассказа, о происшедшем и вида несчастного возницы, дворне стало не по себе. Испуганный хозяин, выслушивая их повествование о разбойниках, покачивал в знак сочувствия жидкой бородёнкой. «Что ж поделаешь, ваша милость, такая уж линия, видно прописана. Скажите Богу благодарность, раз обошлось». Хозяйка, вытирая фартуком мокрые губы, добавила: «Шалят, шалят, батюшка и ничего с этим не поделаешь, как же вы отбились?». «Пёс помог. Такую бойню устроил, что охо-хо. Сами удивляемся такой неожиданной подмоги». Когда Таня с отцом и спутником, приведя себя в порядок, спустились вниз, чтоб попить чаю и поужинать, то скользнув беглым, холодным взглядом по присутствующим, она задумалась. Дело в том, что на её этот взгляд, как на вилку накололась необычная пара, сидящая в самом тёмном углу не очень просторной залы, заставленной столиками и широкими лавками по стенам. Хрупкая, маленькая женщина в дорогом дорожном платье и низкой шляпке с густой вуалью, похоже, скрывала своё лицо. Её молодой и стройный спутник, находящийся к Тане спиной, явно ей был знаком. «Кто?» копалась в памяти она. «Ба да это граф Ветров!» — наконец вспомнила она, и ей сразу стало не по себе. «Непременно он! Кто же его спутница и что делает этот мерзавец здесь, когда его ищут в Москве?! О чём гадать, непременно поймал в силки очерёдную жертву» Сердце её против воли заколотилось в груди при виде этого человека, который стал не однажды уже виновником её обид, плохого настроения и несчастий. Она не то чтоб ненавидела его, а скорее презирала. Таня, стараясь не обращать внимания на эту странную парочку, сосредоточилась на двери, всматриваясь в лица входящих в залу посетителей, надеясь увидеть Сержа, но его не было. Извинившись, перед папа и спутником, расположившимся с ней за одним столом, она попыталась выйти и посмотреть во дворе, но отец, напуганный дорожным происшествием, запретил. Княжна вернулась на место и пригорюнилась. Тем не менее, заинтересовавшая её пара поднялась и, расплатившись, отправилась не в апартаменты, а на выход. Но спустя несколько минут, дама вернулась и, пройдя за спину Тани наклонясь к самому уху прошептала несколько слов. Таня обернулась и, присмотревшись, узнала несчастную княжну Софью. «Понятно, почему такая густая вуаль, но как этот негодяй посмел сделать эту бедную женщину ещё несчастнее!? До какой степени мерзости доходят человеческие пороки». — Кипела она. Отодвинув от себя стакан с недопитым чаем, княжна поднялась и отошла с Софьей к большому полотну нелепой картины, «украшающую» свободную от образов и светильников стену.

— Прошу прощения, — немного волнуясь, что естественно при её лице, обратилась она к Тане, — мы, конечно, не знакомы до такой степени, чтоб быть подругами, но мы не раз встречались и даже разговаривали. Позвольте украсть у вас минутку, мне требуется, как можно быстрее переговорить с вами.

Таня, мягко посмотрев на неё, ободрила:

— Не волнуйтесь, княжна, я помню вас и внимательно слушаю.

Та кивнула и продолжила:

— Ко мне обратился минутой назад барон Кеплинг, он заверил меня, что вы буде рады получить от него весточку.

Софии внимательно наблюдала. Таня почувствовала себя бабочкой.

— О, да, да, Софи, продолжайте. Где он?

И Софии продолжала произносить слова, от которых ей хотелось быть не просто бабочкой, а и помахать крылышками.

— Он рядом. Мы только что встретились случайно. Барон попросил помочь, и мы позволили себя ему уговорить. Завтра утром он заберёт вас. Барон сделал необходимые приготовления. Не пугайтесь.

— О, я даю своё согласие! — с благодарностью отозвалась Таня. — Я уверена, что ему известно, как всё устроить.

Софии улыбнувшись её горячности, продолжила:

— Наши кареты будут рядом и вы вместо своей сядете в мою. Мы съедем со двора, а Владимир и Серж задержат погоню.

При упоминании имени графа, она шлёпнулась с небес на землю.

— Владимир? Княжна услуга за услугу. Граф негодяй и вам след бежать от него. Как мог Серж принять его помощь, ведь он знает о нём всё, — разволновалась Таня.

Софи позволила взять себе княжну за руку.

— Княжна, успокойтесь, я знаю о Владимире достаточно и понимаю ваше опасение относительно графа. У меня внушающее отвращение лицо, у него такая же душа. Мы нужны друг другу и может быть, составим единое счастье. Вчера мы обвенчались, и я ношу под сердцем его ребёнка. Я догадываюсь, о чём вы хотите мне сказать и знаю о нём даже больше того. Барон был осторожен и обратился за помощью ко мне, минуя графа и только после разговора со мной, они обнялись. — Поняв что княжна Татьяна сомневается добавила: — Нет плохих и хороших людей, а так же однородных поступков. Мы все разносторонние. Это заложено Всевышним в человеческих отношениях. Ведь важнее их ничего нет.

Таня удивилась таким речам, но спорить не стала. В этом случае она счастлива была уступить. Таня была только рада новым помощникам у барона. А Софии и граф?!.. Выходит на этом свете всё возможно. Она же любит оборотня. Так почему же графу не выбрать Софи. Успокаиваясь и более менее ровно, она сказала:

— Где же вы проведёте эту ночь, и что будем мы делать дальше?

Софии, держа её за руку, объяснила:

— Вам нечего беспокоиться. Здесь есть флигель. Мы прекрасно все устроимся, не мозоля глаза вашему батюшке там, а завтра поедем в мою усадьбу, здесь не далеко. Мы с графом решили жить спокойно и уединённо. Мой батюшка противился этому, но мы настояли. Вы удивлены княжна?

Таня попыталась скрыть удивление и выказать доброжелательство.

— Признаться да. Но если дела обстоят так, то я рада за вас, Софи.

Софии ответила тем же.

— Мы тоже рады помочь вашему счастью. Барон достоин любви, да и вы милы и прелестны.

— Благодарю. Передайте Сержу, что я исполню все его инструкции. Только Бога ради, пусть будет с папенькой как можно осторожнее!..

Таня не обманывала себя насчёт папеньки, знала, что будет биться, как лев и до конца и от того тяжело вздохнула.

Софии кивнула с пониманием, заверила Татьяну, что она всецело может на неё положиться, и удалилась.

Они поцеловались на прощание и разошлись. Софья проскользнула к выходу, а княжна присоединилась к родителю и золотопромышленнику.

— Княжна кто это?

Таня чуть не выболтала всё отцу про Софью, но вовремя прикусила язычок, сообразив, что тогда случись удастся побегу, её быстро разыщут.

— Знакомая.

В его следующем вопросе сквозила недоверчивость.

— Здесь, на постоялом дворе?

— А я где. Тоже на том же дворе. Она отправилась с мужем в свадебное путешествие. Папенька, может, вернёмся завтра утром домой. Происшествие на дороге — это не иначе как знак Божий остановиться от неразумного шага?

— Княжна, ты устала, поди, отдохни, а то рассуждаешь о чём не след. — Придавил её родитель в ответ тяжёлым взглядом и для наглядности отмахнулся рукой, а золотопромышленник скорчил на эти её слова кислую гримасу.

Таня же не оставляла попытку достучаться до родителя:

— Папенька, но ведь…

— Таня, всё, я решил, и решения своего менять не собираюсь. — Сердито отвернулся он от неё, давая понять, что разговор на эту тему окончен. — Поднимаемся в номера.

«Как это будет?… И когда ещё мы с тобой папа встретимся?» — возбуждённо думала она, медленно поднимаясь по лестнице, ведущей наверх в номера. Она бы хотела птичкой взлететь к себе в комнату, упасть на постель и подумать о том, что Серж рядом и о предстоящем побеге завтра. Но ноги от известия услышанного только что от Софьи не слушались и даже, дрожа, подкашивались. От чего приходилось еле ползти, упираясь взглядом в спину ненавистного, чужого человека.

«Ну что ж, папенька, Бог вам судья. Я поступлю так со своей жизнью, как считаю нужным. Завтра, если всё получится, я буду принадлежать Сержу. Вы сами виноваты папа, что нам приходится действовать за вашей спиной, и скрыто». — Вздыхала она, перекладывая свои самые необходимые вещи в ручной саквояж. Взяв ориентир на свободу, она с таким азартом принялась это делать, что очень скоро всё было кончено. Но Тани не спалось в эту ночь. Заложив руки под щёчку, лежит она, мучаясь на чужой убогой койке. Хотя странно, откуда бы такому явлению взяться, ведь в душе затишье и в голове покой, ни единой мысли, даже если б хотела думать. Такое чувство, что вот она взяла и устала мыслить. Теперь пусть всё решает Серж, она со своей судьбой определилась. И с чего так-то уж стонать душе, если её дальнейшая жизнь пройдёт не с чужим бородатым мужиком в далёкой дремучей Сибири, а с Сержем. Всё хорошо и по добровольному согласию, только вот сна всё равно почему-то нет.

Глава 25

Двери постоялого двора были распахнуты настежь. Четыре экипажа готовы были тронуться в путь. Кони нетерпеливо выбивали дробь. Люди спросонок ползали, как тени, цепляя носками землю. Сновали позёвывая слуги, укладывая и крепя баулы и сундуки в кареты. Освещённый ещё фонарями двор уже вкусил первые лучи заглянувшего в него рассвета. Николай Антонович подтолкнул Таню к карете, и сам, зевнув и перекрестившись, направился под руку с определённым им зятем туда же. Стоявшая рядом карета сорвалась с места и помчалась за ворота, князь заглянул во внутрь своей, чтоб уж сесть и, наконец, отправится тоже, но тут же, словно натолкнувшись на препятствие, попятился обратно. Карета пуста, Таня исчезла. Минута замешательства кончилась. Они огляделись. Девушки нигде не было. Со двора со свистом умчала и вторая карета. Князь кинулся выяснять свой вопрос у снующих мимо слуг, а его напарник к четвёртой карете с тремя офицерами, которые так не однозначно поглядывали вчера весь вечер на княжну. Но в их карете Тани он не нашёл, а прибежавший запыхавшимся князь, сообщил неприятную для обоих новость. Существо с тихой поступью и хитрой физиономией видело, как Таня пересела в рядом стоящую карету и первой укатила со двора. Заметив их такое растерянное состояние, скучающие офицеры с радостью вызвались помочь и организовали немедленно погоню. Какого же было их изумление, когда дорогу им перегородила карета и два джентльмена в перевязанных лицо платках, выпрыгнув из неё им наперерез, обнажили шпаги. Наконец-то, попав в свою стихию, офицеры, галдя, кинулись в бой. Неодобрительно покашливающий Митрич, сосчитав количество бойцов не в пользу барона, вывернув в лесу дубину немедленно кинулся на помощь, огрев сзади того что по — кряжистее. Тот не понравился ему тем, что постоянно дёргал, то одного, то другого отвлекая от боя. Вот он и восстановил справедливость, чтоб потешались мальцы причудой этой барской один на один. Митрич и лупанул приговаривая: «Не обессудьте, господа хорошие, если что не так». Барон не оценил его услугу, показав кулак. Но Митричу было всё равно. Он не барских кровей и ему та джентльменская мораль решительно ни к чему. Он и опять в готовности спрятался за карету, на случай чего. Ему дворянские манеры лишняя роскошь, держаться которой совсем уж смешное дело. Да и какой это джентльменский бой, если трое на двух. Он и ещё тот закон нарушит, наплевать, лишь бы барону вреда какого не причинили. Из подкатившей к месту поединка кареты, выскочил золотопромышленник, и прямиком пугая пистолетом, тоже припустил на барона. Митрич из своего укрытия дубиной вполне достал. И причём у него, конечно же, был выбор по чему хлопнуть: по руке с оружием или по голове, но он приласкал голову, чтоб тому не повадно было чужих невест увозить. Завидев такое, но, не рассмотрев по какой такой причине, грохнулся мешком не состоявшийся зятёк, князь выполз сам и тоже с пистолетом. Тут уж у Митрича выбора не было пришлось хлопнуть по руке. Как ни как барин добр к нему был, за морями возил и к тому же он лапушке княжне родитель. Князь, ругаясь, заохал и выронил оружие, схватясь за руку, полез вновь в карету. «Вот теперь у каждого по важной причине отдыхать. У кого спина, у кого голова, а у князюшки рука», — удовлетворённо хмыкнул Митрич, осмотрев свою работу и присев на ступеньку кареты, где удобнее наблюдать за поединком. «Не столь страшен чёрт, как его малюют, как говорится, — плюнул он. — Эти барские спицы против дубины ерунда». Но вскоре ему это надоело и он, взявшись опять за жердь, огрел одного, за другим по спине. Офицеры, охнув, рухнули на землю. «Точно мешки с мукой», — улыбнулся Митрич, отбрасывая жердь.

— Господа, что за чертовщина, это не по правилам! Это по-мужицки! — раскричался один, которому, видно, меньше других досталось.

— Я и есть мужик, мне некогда с тобой тем ножом тыкаться, если мало я могу ещё и кулаком в зубы. — Проворчал Митрич на укоризненно поглядывающего из кареты на его лицо изумлённого Николая Антоновича. — Прошу вас прощения за откровенность, но… уму непостижимо. А вы батюшка светлый князь, на что в то дерьмо ввязались. Не двинься вы так поспешно в путь, то и не было бы у вас ни малейшей причины для теперешних бедствий. Пир бы гудел и поп кадилом махал. Вам не пришлось бы доводить себя и ребёнка собственного до безумия, а нам заниматься уводом. Согласитесь, что ситуация сложилась несколько неудобная. — Он развёл руками. — Не гневайтесь, пришлось поусердствовать. Впредь вам наука. Вишь что удумал подлец. Как вы дочь продать решились? Ай, я, яй!

Владимир хохоча, еле усадил разговорившегося Митрича на дрожки и они поехали. Карета неслась к усадьбе Софьи. Но девушек они застали, не доезжая до неё, те с беспокойством всматриваясь в дорогу, ожидали их около старой белой церкви с колокольнями, увенчанными синими луковками.

— В чём дело, — подлетел к карете Серж, бросая на Софи недоумённые взгляды.

— Барон, священник там внутри, — вышла к нему Софья, указывая на раскрытые массивные, обитые железными полосками двери, — не тяните время. У вас есть довести до алтаря ваше любезное предложение. Я считаю это правильным.

Серж не был против. Но он желал убедиться: действительно ли маленькая княжна хочет довести до конца его предложение или в ней произошли колебания?

Ооо! Его губы дёрнулись в улыбке, но он со всей серьёзностью спросил:

— А княжна согласна?

— Серж, Серж, — упала та ему на руки, прильнув к груди. Она была немного бледнее обычного, но бледность шла ей. — Да! Да! Мне всегда хотелось обвенчаться тихо. Всегда питала величайшую неприязнь к формальностям и сопровождающей её чепухе. — Всё это она, конечно же, говорила для спокойствия барона.

Сознание сделанного шага заставило её улыбнуться, но через мгновение она стала серьёзной и с усердием пыталась подобрать не только слова, чтобы выразить свои мысли, но понять то, что говорил он. Ведь он непременно сейчас говорил очень важное для неё.

Он стянул перчатки, кинул их на снег и, взяв девушку за пальчики, встал на колено и немного покраснев сказал сдавленным голосом:

— Видит Бог, княжна, я ценю вашу дружбу, доверие и любовь. И не будет в моей жизни иной заботы, как только радость вам доставлять. Я заверяю вас, что вы сделали меня счастливейшим человеком на земле.

Он взял её обе руки по очереди приложил к губам.

— Я постараюсь стать послушной женой, Серж! — таков был её ответ.

Вчетвером вошли они в церковь, заперев за собой дверь.

Пахло воском, ладаном, какими-то травами и огнём. Голос священника звучал где-то под куполом, а Таня видела только весело потрескивающий огонь свеч в руках и то счастливые, то насторожённые глаза избранника. Её собственный страх перед папенькой и маменькой превратился в розовый туман и исчез. Теперь у неё свой хозяин и это Серж. Правда она совсем иначе представляла себе собственную свадьбу. Думала этот день будет самым важным в её жизни. Много народа, звон колоколов, красивое платье, убранная цветами карета и красивые лошади. Наряженные гости, длинные заставленные вкусной едой столы, все смеются и танцуют. Всё это она видела у Натали. Но она ни о чём не жалеет, хотя на глаза и навернулись слёзы. Церемония закончилась, поставлены к иконам догорать свечи. Поцелуй пропитанный не только сладким ароматом любви, но уважением и объединением в единое целое, скрепил их уста. Подхватив жену на руки Серж, под поздравления присутствующих, направился к карете. Софья пригласила отпраздновать венчание у неё и если есть желание, то и пожить в её поместье пока весь шум о похищении не уляжется, горячие головы не остынут, родные не смиряться, а сами они не отдохнут и не привыкнут к тому, что они теперь семья. Предложение было принято. Серж, обменявшись с Таней красноречивыми взглядами, отправились вслед за каретой Владимира и Софьи.

Хозяйку ждали и встречали. Тут же подлетел проворный лакей, и набежала свободная от работы дворня. Вся эта куча народа принялась отвешивать поклоны. Получив приказы, они быстро разошлись кто, чтобы сервировать стол в столовой; кто, чтобы жарить, парить; кто-то- приготовить неожиданным гостям комнату и постель, а мелкие слуги отправились по своим мелким делам, то есть помогать. Дом был по Московским меркам не большой каменный заманчивой наружности с узорчатой кровлей, но вполне уютный. Разобравшись с расположением и наличием комнат, разошлись осваивать каждый свои апартаменты. Граф немедленно заглянул в библиотеку, служившую и кабинетом. Стеллажи старых книг заинтересовали его. Но он решил пока не спешить с осмотром их и отправился к жене. Собрались вновь за приготовленным по случаю приезда хозяйки обедом. Софья, понимая, что барону и княгини надо привыкнуть к её виду, держала лицо полузакрытым шарфом, повязанным на шляпку, и старалась мало есть. Но гости всё равно себя чувствовали не ловко. «Неужели Владимир так изменился, что пошёл на такое или деньги взяли верх над разумом? — думала Татьяна. — Но по его лицу не похоже на то. Он нежен и заботлив. К тому же понимают они друг друга с полуслова. Хотя, что копаться в других, когда я сама люблю, и стала женой оборотня. Кто знает, возможно, сильные чувства изменяют сущность людей».

— Софья, не волнуйтесь вы так. А то мы чувствуем себя с Сержем не ловко. Приняв ваше любезное предложение, мы нарушили ваш покой и уединение. Мы привыкнем, главное не обращайте на нас внимания, живите, как вам подходит. — Наклонясь прошептала ей Таня.

После ужина и выпитого чая, она видела, как граф извинившись и набрав поднос еды, понёс его в свои комнаты. «Будет кормить, — поняла она. — Возможно, мы не должны быть категоричными и предоставлять друг другу второй шанс просто обязаны. С каждым может случиться».

Вечером собрались у большой, отделанной резной, художественной плиткой печи с открытой широкой чугунной дверцей. Уютно устроившись на креслах вокруг, все четверо посматривали на огонь. Горели свечи в канделябрах, потрескивали весело сухие поленья, быстро берущиеся в крепкие объятия огнём, после чего безжалостно съедаемые им. «Любовь огня коротка, жар безумно сладок, но после него остаётся только зола. Что будет с нашими жизнями?» — сидя на коленях Сержа с бокалом вина, Татьяна блуждала между топкой и лицом мужа. «Сейчас она счастлива и ей хорошо, но это пока, а что будет дальше. Софья ждёт ребёнка, она захочет тоже малыша и что тогда? Ох, лучше не думать над завтрашним днём и не залезать в такие дебри», — одёрнул себя Серж. Он перевёл взгляд на прижавшихся, друг к дружке, так же на одном кресле, графа с Софьей. «Эти, похоже, ни о чём не задумываются, просто греясь в тепле дуг друга, живут. Может быть так и надо. Жить пока живётся, и купаться в счастье, раз оно льётся водопадом на тебя!?» — подумал он.

— Серж, вы совсем не так давно вернулись из Европы, — несмело обратилась к нему Софи.

— Так и есть княжна, — в знак согласия склонил он голову набок.

Этот жест возымел своё действие и Софи милым голоском продолжала:

— Там всё также обсуждают смерть леди Гамильтон или давно уже забыли о ней?

— Обсуждать, пожалуй, нет, не обсуждают. Это история давно минувших лет. Интерес к которой улёгся и пропал, а вот насчёт того, чтоб забыть не получится. Такие женщины, врываясь в историю, остаются там навсегда.

— Серж, скажите, а правду говорят, что сия дама плохо кончила? — недоверчиво произнесла она.

— Да, княжна.

— Расскажите, барон, потешьте нас, что ж произошло? — попросила она вглядываясь в него.

— Гибель любовника, боготворившего её, я имею ввиду Нельсона, сударыня, подтолкнула её к пропасти. Она пристрастилась к бутылке. Так бывает, дашь слабинку себе и беда караулившая у ворот, быстро берёт жертву в плен. Вот и она вскоре осталась без гроша. Продав окровавленную форму Нельсона- это последнее, что у неё оставалось и ещё серебряный медальон, завещанный им дочери, она очутилась в долговой яме. Оттуда ей удалось сбежать во Францию, где она не долго наслаждалась свободой, скончавшись от водянки, в нищете и одиночестве всеми позаброшенная и позабытая.

— Люди жестоки, — прижалась к мужу Софья.

— Это так. И поэтому человек готов должен быть к этому понятию, а не быть первооткрывателем в таком вопросе, что вышибет его из седла жизни. У этой женщины хватило ума кинуть к своим ногам Нельсона, гордость империи, «повелителя морей», но пережить его смерть, она не смогла. — Он потревожив жену встал и подкинул в широкую дверку ещё сухие поленья.

— Это говорит о том, что её чувство было настоящим. Если б расчёт, с ней ничего подобного не случилось.

— По-видимому да. Адмирал влюбился в неё, как мальчишка. Он потерял голову, по — другому то, что происходило с ним не назовёшь. С первого взгляда и до последнего своего вздоха не покинуло его то чувство к ней.

— Серж, — повернулась к нему Таня, — говорят она простолюдинка?

— Это так. Она дочь кузнеца. Но, обладая сокровищем, которым одарила её природа, я имею в виду красоту, сумела, дойдя до аристократических дверей, прорваться в них. Софи права, если б она не влюбилась, а только использовала Нельсона, как ступеньку, то пошла бы дальше…

— Но тогда бы не было сказки пронзившей время, и кто знает сколько ещё будут рассказывать о той любви, а была бы ещё одна мадам Помпадур.

Давно стекли оплавясь свечи. Они сидели до тех пор, пока не покрылись холодной чернотой угли. А уходить, от этого очага остывающего тепла с вспыхивающими ещё словно надежда выжить искорками, не хотелось. «А ведь кинь туда полено и всё оживёт!» — думала Таня.

Владимир заметив, что у беременной жены слипаются веки, подняв её на руки, распрощался. А Таня, получив свободу, притянув Сержа к себе, отправилась в путешествие безумных поцелуев. Кто-то сказал, что мужчина до венчания выпрашивает у дамы своего сердца поцелуй, а после его занимает совсем другое, а для неё наступает очередь просить его об этом. Но этой женщине, его жене, такой фокус не грозит. Кроме поцелуев ему ей нечего предложить. Интимная его жизнь будет протекать с камелиями. И сейчас ему лучше сидеть, целуясь с ней тут, нежели, лежать в постели. Она, прекратив, стесняться и отдаляться от него, провоцировала его на безумство. А такого он не мог себе позволить. Но сколько не сиди, а всю ночь не высидишь, подхватив её на руки, он понёс жену в опочивальню. «Это первая их реальная, приготовленная лично для них, совместная спальня. И она теперь взрослая, замужняя дама», — улыбалась Таня своим мыслям. Сбросив платье, и не без баловства освежившись, она забралась под толстое одеяло, которое, кажется, только заберись под него, придавит. В деревне живут по — другому. В углах везде иконы, перед образами тускло мигают лампады, чувствуется, их зажгли к приезду хозяйки. Печи все натопили тоже для них, а так, похоже, отапливается жарко только людская. И по старинке, для тепла, укрываются огромными, тяжёлыми одеялами. А вообще-то скучно, дремотно и однообразно тут жить, если б не любовь. Упав в холодную постель, визжа, торопила Сержа. А тот посмеиваясь задувал свечи. И дождавшись, перебралась к мужу, прижавшись к горячему телу.

— Какой ты горячий и только мой.

— Что ж ты мерзлячая то такая, — взял он её в свои объятия.

Получив головокружительный поцелуй, она пустилась в разговоры:

— Серж, что будет в такой глуши делать граф?

Обрадовавшись, что вопрос кончится этим, он принялся объясняться.

— Собирается лечить людей. Владимир учился немного на это.

— Неужели он не притворяется?

— Похоже, голубка моя, нет. Его эта глухомань нисколько не смущает. Предполагаю он даже рад ей. Им хорошо вдвоём.

— Нам тоже. Это только доказывает — любовь сильнее всего на свете.

— Цветочек мой, она ждёт ребёнка и их скоро будет трое. Ты тоже повзрослеешь, и женское начало возьмёт верх… К тому же ты очаровательная женщина, а вокруг достаточно красивых мужчин.

— До этого ещё далеко. Пока я эгоистична и хочу тебя только для себя. — Пощекотала она его крепкое тело и, краснея пустившись в его исследование, заявила со смехом. — К тому же с тобой проиграет любой самый раскрасивый.

Глава 26

Утром Тане показалось, что что-то не так, кажется, посветлело. Выскользнув из его объятий, она подошла к окну и радостно заверещала:

— Серёжа, да просыпайся ты соня! Серж, посмотри, какое чудо, выпал снег. Он выбелил всё, теперь видно далеко. Лес за окном не давит своей массой, а одно дерево, отделяя от другого, рисует привлекательную картину. А это что это?! Ах! это дополнительная прелестная картина, раскинувшаяся причудливым кружевом на снегу, сотканным птичьими лапками. Как жаль, что я пропустила снежный танец. Серж, это такое чудо, когда кружатся снежинки. «Надо же вот я здесь, в таком белом неземном царстве и снежная белая тишина окутала нас, забрав сразу в себя, как губка, всю тоску и отчаяние последнего дня. А наполнила душу вот этим кружащимся с высоты волшебным чудом, солнечным светом, льющимся с белого, белого неба на грешную землю и несущего ей волшебное умиротворение. Господи, мы так радуемся ему, так ждём к концу осени и, как хулим и гоним, когда стоит на пороге весна, что ж мы такие нетерпеливые и не благодарные-то». Вчера ей достаточно было его поцелуев, а сейчас хочется большего. Так уж видно устроен человек, ему всегда мало вчерашнего дня и он рвётся вперёд. К тому же она, умирая от счастья в его объятиях, всё же думала о папа. Как он перенёс её бегство и ослушание, не заболел ли? Ей совсем не хотелось вспоминать, что он чуть не сделал её несчастнейшей из женщин. Но всё это было вчера. А сегодня снег завалил вчерашний день, и ей стало намного легче, и она настроилась на светлое будущее.

— Танюша, что тебя там в такую рань подняло и свежо печи только растопили. Смотри, светик, застудишься. — Обнял он её стараясь согреть. — О, зима пожаловала, Добро пожаловать матушка! А я — то думаю, отчего ты скачешь так…

— Серж, как думаешь, что теперь с папа?

— Не знаю, — улыбнулся он, вспомнив дубину Митрича. — Пострадает не без того за своё «недоразумение», а там час покажет.

— Мне придётся отвечать за мой поступок перед ним и мама. — Весело заявила она.

— Нет уж! Вместе набедокурили, вместе и отвечать! Авось, не съедят они нас. — Чмокнул он её в макушку. — Ты же знаешь люди ведут себя по-разному… Не всех же казнят. Прощают.

Она прыснула со смеху, зарываясь поглубже в его руках. «У папеньки теперь короткие руки. Какое счастье, что Серж меня украл!» Долго возилась у зеркала. Он маячил позади её. Она видела, как муж посмеивается, как оживлён его взгляд, ей показалось, что у него игривое настроение, её даже осветил лучик надежды. И она, улыбаясь ему в зеркало, отпустила приставленную к ней горничную. Но это был мираж. Его красивая белозубая улыбка так и осталась всего лишь улыбкой. Завтрак проходил с деревенскими яствами. Тани нравилась стряпня молодой, румяной Евдокии. Подхватив Софью под руку, взволнованная Таня улучив первую же возможность поговорить с Софи наедине, хитро поглядывая в сторону мужа, увела к окну, увлекая какой-то интересующей её беседой.

— Как ты считаешь, о чём щебечут эти птички? — адресовал брату вопрос Серж.

— Непременно о нас.

— Ну да?!

— А ты как думал. Софи прожила с мужчиной больший срок, а твоя одну ночь, я полагаю ей это интересно, — хохотнул Владимир.

Серж смотрел на него без улыбки с холодным выражением. Даже эти невероятные слова внешне не вывели его из себя.

— Ты предполагаешь, они говорят об этом? — спросил он вялым, безразличным тоном.

— Ну не о политике же и о прошедшей войне с Наполеоном. Женщины страх как любят секреты.

— Неужели?

На этот раз сконфуженный Серж, прикрывшись смешком, помрачнел. То, что он усиленно отталкивал от себя в конечном итоге, его задавит. Он всё знал, предполагал, что природа возьмёт своё, и всё же решился жениться. «Может, правильнее было бы отдать её этому бородачу? Но тогда мне лучше застрелиться и она наверняка на самом деле сошла бы с ума. Нет уж, будем жить, сколько вытянем».

Владимир, взяв его под локоть и продолжая беседу, повёл в кабинет.

— Спасибо, что приняли приглашение Софи. Она ожила и даже пустилась в обсуждение модных фасонов. Щебечет и весело смеётся. Они так сдружились. Мы посидим, поговорим, выпьем по чарочке…

Барон кивнул. Действительно, есть о чём поговорить и лучше без дам. Они уселись в кресла напротив друг друга. Слуга принёс наливку, холодной осетринки.

Выпили, посидели, поговорили о том о сём. Барон, не усидев на месте, поднялся. То, о чём он собирался поговорить не располагало к прохладному время провождению.

— Граф, ты правильно рассчитал свои силы, заднего хода не будет? — Сергей вопрошал брата, а думал о себе, расхаживая озабоченно по комнате.

— Я их вообще ни примерял. К ней вынесла меня судьба. Её лицо, как отображение меня самого. Посмотри на её живую, не тронутую этой дрянью половинку, повернись ко мне, на меня посмотри. Чем не пара!? А теперь переведи взгляд на вторую часть её лица, изуродованную. Вспомни, что натворил я, как жил и что наделал за свою короткую жизнь. Моя половинка вырисовывается пострашнее её. Моё изуродованное злобой и безответственностью нутро не смутило и не оттолкнуло её. Она не как те щепетильные барышни, что падали к моим ногам раньше, ловя каждое произнесённое мной слово, как молитву, караулившие меня, готовые на всё, а сейчас нежелающие даже признавать меня. Софи, приняла меня таким, какой я есть. Неправильного и говённого. И любит именно такого. Меня никто никогда не любил. К тебе барон относился, как к сыну. Он и принял тебя, как сына. Любил и воспитывал именно так. А я ничейный. Всем мешающий и никому не нужный. Я привык, к тому, что меня с детства все пихали и проклинали. Я всем мешал. Бабам от меня нужно было только одно. Меня никто не догадался пожалеть. А она жалеет и любит, а ещё возится со мной словно с маленьким. Мне это нравится, понимаешь… Без неё теперь и судьба моя не судьба.

Серж понимал. Он слушал брата и понимал, что тот во многом прав. Да, барон воспитал его в лучших традициях. Отдав ему всё своё время и любовь. Владимир же действительно был лишён этого. «В семье дяди он не сделался родным, а весь свет, чуждый до других, занят только своими делами и проблемами. Так что может и не так уж велика вина графа в том, что с ним потом сталось. Опять же Владимир прав — вынесла судьба. Со мной произошло тоже. Значит, не о чем печалиться и упрекать себя. Надо идти вперёд».

Женщины вбежали весело щебеча в кабинет, получилось торопливо и без стука. Увидев серьёзные лица беседующих мужчин, замерли на пороге.

— Простите, мы помешали, — спросила Таня, Софи, залившись краской, молчала.

Братья тут же встали и подошли к жёнам.

— Что-то случилось и мы вам нужны?

Княжны переглянулись и заговорила опять Таня.

— Извините, пожалуйста, мы хотели поиграть, но раз вы заняты…

Мужчины улыбнулись.

— Разговор может подождать, поговорим позже, мы в полном вашем распоряжении. Так во что играем?

Софи смутилась, но вымолвила:

— Мы не решили что выбрать: карты или шарады? Что предложите вы?

— В конце-то концов, чем мы рискуем, играем и в то и другое, — рассмеялись братья.

Девушки сдружились и были похожи на сестёр. Таня, наблюдая за Софи и графом, всё больше склонялась к тому, что в их отношениях нет притворства, а существует глубокая привязанность. Это открытие её очень порадовало. И вот сейчас, за карточным столом они играли парами: она с Софи против братьев. Кто же выиграет? Мужчины постоянно перемигиваются и жульничают, ах хитрецы.

Попередние дни подгоняли вновь идущие следом. Падал снег, на тысячи вёрст выбелив кругом всё, гудел в печных трубах замёрзший ветер и мели метели, после которых проблематично было выбраться из дома. И не мудрено, снега навалило чуть ли не вровень с крышами. Над заснеженными верхушками ходит холодное солнце. Одно светлое пятно на небе, пропитанном сплошными серыми красками. Его лучи как несущиеся на отстрел стрелы впивались в землю. Они серебром отливают на сугробах и укрытых снегом еловых лапах. Куда не глянь снег. Снег. Сухой. Скрипучий. «Одним словом глухомань». — Всматривался в белую даль барон. Настало время подумать о приближающейся череде праздниках: Новый год, Рождество, Крещение… и связанных с ними многочисленных, приятный забот. А сколько было головоломок по поводу меню. На то они и праздники, чтоб суетиться. К праздникам они поставили нарядную ёлку, усадьба горела разноцветными фонарями, по всей длине горы пылали смоляные бочки. Когда они катались по ней на санях, весело разгоняя сугробы по обочинам, а эхо от скрипа полозий гуляло за версту, всем было весело. Княжна Татьяна, как куль падала в сугроб хохоча, с помощью сильных рук мужа выбиралась и неслась с горы вновь. Внизу подхватив его под руку, бежала рядом с ним вприпрыжку наверх. Он крепко прижимал её руку к своему боку и улыбался. Было безумно весело и хорошо. Правда носы и щёки на морозе краснели, но без этого невозможно. Деревенские девки и парни пели песни и водили хороводы. Там и тут вспыхивали бенгальские огни и в чёрное разбавленное звёздами морозное небо взмывали длиннохвостые ракеты. Качались в руках челяди, сопровождая веселье, волчьи глаза фонарей. Надрывно гудели в морозном воздухе колокола. Далеко по округе разнося плывущий по снегам звон. Утром они ездили на службу в украшенную по случаю праздников церковь и раздавали еду бедным, а вечером опять баловали себя катанием по морозцу. Это как ни как утрясало праздничный обед в переполненных желудках и освобождало место для новых вкусностей. Потом с гостями играли в жмурки и Серж, потягивая носом, к всеобщему изумлению безошибочно определял жену. После, когда наступал перерыв в развлечениях, играли в шарады. Звёзды свысока поглядывали с изумлением на все эти яркие вспышки и сумасшедшее веселье людей. «Высоко горят, значит на мороз». — Восклицала знающая дворня. Так и было. Морозно. Но, как не жёг мороз и перехватывало дыхание, а веселились с ряженными. Незаметно прошли и крещенские морозы. Забавы ради гадали на суженого, топя воск и выливая в воду, да бросали за ворота сапожки с башмаками. Куда упадёт, оттуда и судьба придёт. Подговорённый братьями Митрич, чтоб подшутить, тут же незаметно для барынь собрал всю обувь. Разочарованию молодых женщин с такого его поступка не было предела. Все дни праздников поедали вкусности, получалось столько, что казалось целый год потом никто не прикоснётся к еде. Уж лучше истощение, чем такое переедание. Но прошёл срок, и праздники закончились. Как грустно! Самое время вернуться отдохнуть и вернуться к обыденной жизни. Все знали, теперь зима в скорости пойдёт на убыль. Деревья отстояли, как невесты в белом инее положенный природой срок. По утрам, в покосившихся избушках топили печи. Ветерок капризно прибивал дым к земле. Серж с Владимиром в новых тулупах пробегали с ружьями, скуки ради, по свежему заячьему следу почти каждый день, а так же, для азарта, ходили охотиться на кабана. Скрипит под ногами снег, шуршит, осыпаясь задетый, с ветвей. Зима. Еловые лапы под тяжестью снега давило к земле, и не задеть их ну никак было нельзя, чтоб не засыпало снегом с головы до пят. В гости никого не звали, случалось, несколько раз заглядывал священник, угоститься наливочкой, послушать про охоту и посидеть с московскими жителями за чайком. Полялякать о том, о сём и разжиться новостями. Всё проходит, вот и зима неслась на белых крыльях к закату. Метели потихоньку угомонились, начал подтаивать и снег. Это хорошо, зима навевала на всех тоску. Поймав весёлый солнечный лучик радовались. «Скоро весна!» — улыбались, щурясь на тёплое солнышко, молодые обитатели этого старого поместья, в один из таких оттепельных дней. Они, жмурясь от яркого солнца и посматривая на порыхлевший, подтаявший снег знали: «Скоро зазвенят капели и побегут, перегоняя, друг дружку, весёлые ручьи!» Было бы желание, а весна, вот она — тут, как тут, ждать себя не заставила. Вмиг полыхнула пуховыми почками вербняка. «Котики!» — любовно поглаживала пушистые мягкие тельца Таня, поглядывая на улыбающегося её восторгу мужа. С крыш звонко закапало. Тёплым цветом забелели берёзы. Зажелтели на бугре цветы мать и мачехи. Одним словом пришла весна. Новыми полными жизни почками стучалось к людям время. На хозяйственном дворе заявляла о себе новая жизнь: жеребята, телята, покачивались на тонких ножках. Софья и Таня непременно раз в день отправлялись туда. Митрич, вспомнив своё любимое занятие, вооружившись большими ножницами на длинном шесте, принялся общипывать деревья. Понятное дело, самое время, донимая округу кричали горластые грачи. К тому же сами деревья нежно обнимал апрельский рассвет. Смягчился грозный северный ветер. Поля стремительно покрылись зеленью, оделись леса, враз сделавшись говорливыми. «Весна это всегда чудо!» — радовалась Таня. Луна, вечер, пахнущий сладким запахом молодых зелёненьких листьев. Теплынь. Таня с Сергеем непременно выходили в такую пору гулять. Она чувствовала, что скоро этому раю придёт конец, и оказалась права. Как только подсохли дороги, Серж стал собираться в Москву. Тане хотелось пожить до тех пор, пока не родиться у Софьи малютка, но муж настаивал, и она уступила. Тане было невдомёк, что собрался в путь Серж по своей важной причине. Та энергия, что скопилась у него при их совместном постоянном нахождении, должна была найти выход. А для этого ему нужны были камелии. Здесь, конечно же, при желании можно было найти чистую девку или молодку, но Серж не хотел конфуза. У графа и Софьи неизбежно при этом появится вопрос. Зачем ему это при молодой жене? А никаких вопросов барон иметь не желал. Поэтому и торопился съехать отсюда и попасть в Москву. Там в таком доме, которым ему приходилось пользоваться неоднократно, окажут без вопросов, какие только заблагорассудиться услуги. Но, наконец, решение было принято, вещи собраны и уложены. Лошади готовы, и обед их прощальный подходил к концу. Женщины, пошептавшись, обнялись, прикладываясь кружевными платочками к глазам. Таня обещала неприменнейше вновь приехать после того, как они отпишут ей о появлении малыша на свет. А Владимир приготовил список книг и нужной литературы для себя, какую обещался ему тут же прислать Серж. Но время безжалостно торопиться вперёд и прощание подошло к концу. Обнявшись ещё раз на дорожку, забрались в карету. — Эгей, милаи, — гикнул садовник, — загостились, теперь вперёд на Москву хлеба-соли откушать, красного звону послушать. — Митрич щёлкнул кнутом, и кони понеслись. Дорога, поплутав лесом, пошла под горку, промелькнули не широкие вырубки, перешедшие в жидкие рощи, а потом понеслись луга. — Экая глухомань кругом, где с вашими приключениями побывать довелось, давай милые, поспешай, — весело свистел кнутом Митрич, погоняя коней. Таня выглянула в окно, кони несли мимо вспаханных полей. Вдруг она засмеялась и отшатнулась от окна в глубь. Серж, поймав реакцию жены, тут же полюбопытствовал. Перед посевом на свежевспаханном поле мужчины и женщины раздевались догола, а потом, ложась на землю, катались по пашне. Теперь он понимал её поспешность.

— Прошу прощения, Митрич, это что? — растерянно произнесла она отсмеявшись и не смея взглянуть опять в окно.

Митрич неодобрительно покашлял.

— Обычай старый такой. Для хорошего урожаю. Сейчас редко где такое увидишь, вам вот довелось.

Удовлетворённая ответом княжна, сняв шляпку, приникла к мужу так трогательно, что Митрич прослезился: «Какая чудесная пара!»

Глава 27

Не ставя целью своей добраться за один день, резво не гнали, когда стемнело Серж, заметив затеплившиеся слабые огни, велел Митричу направить лошадей к большой деревеньке, ночевали на полпути на постоялом дворе. В этот раз там было вдосталь вороватого, смутного люду щедро опаивающего заезжего из далёких мест купца и Серж, чтоб не напрягать воображение и психику жены, свернув ужин, просил подать, вертлявого служку, еду в номер. По дороге в номера, один крученый, одетый в приличное платье, пересёк ему дорогу, и Серж увидел близко перед собой наглые бегающие глазки, впившиеся своими буравчиками в Таню. Та повернула к мужу испуганное лицо. Улыбнувшись ей и завладев её ледяной ладонью, он, легко отстранив помеху, проводил жену в покои. Побыв с ней не долгое время, барон под надуманным предлогом вернулся и, понаблюдав за насевшей на купца компанией, понял, чем это всё кончится. Не мог не догадываться о последствиях и хозяин. «Скорее всего, тоже жуликоватый малый и имеет с этого разбоя свою долю». — Подумал он. Заведение было почти пустым и это обрекало денежного мужика на беду, а может даже и смерть. «Засветло не решаться, если я не ошибаюсь, то подождут темноты и хозяин выпустит карету с пьяным купцом со двора». — Рассуждал барон. Дождавшись пока уставшая Таня уснула, он вышел из комнаты и, заперев дверь на ключ, спустился во двор. Ни души. Серж постоял прислушиваясь. Тишина висела над местом. Где-то вдали цепная собака, коротко залившись хриплым лаем, тут же захлебнулась. Пересеча двор, Серж нашёл Митрича. Тот вспомнил, что карета отправилась уж минут как десять тому назад. Объяснив в чём дело, и какая причина его беспокоит, Сергей стал торопливо раздеваться. Понятливый Митрич открыл калитку и доберман, взяв след, устремился по дороге в поле. Была одна из тех чёрных ночей, когда луна почти не была видна. Как будто специально устроенная по заказу для таких вот разбойничьих дел. Небо было затянуто сплошными облаками. Когда он нагнал экипаж, работа кипела у вороватых мужиков в полную силу. Серж был прав. Приключение действительно последовало. Прельстившись не на шутку хорошей поживой, которая могла бы погреть их руки, разбойнички орудовали во всю прыть. Одни тащили пьяного купца в канаву, другие освобождали лошадей. Это тоже деньги. На примчавшуюся собаку никто не обратил внимание. Обобрав мужика, охотнички до чужого добра собирались стукнуть по пьяной башке, и, свалив на него карету ловко, имитировать крушение. Собака с ходу двинула головой стоящего у лошадей мужика в живот, сила удара была столь велика, что он без чувств покатился в канаву. Второму, занёсшему кол над головой купца, пёс в один момент перекусил руку. Совсем слабый ветерок прошёлся по траве, вмиг обвеяв чем-то страшным и жуть как холодным ночных душегубов. «Караул!» — завопил третий, пытаясь избежать незавидной участи. Вместо того чтоб бежать, он грохнулся на корячки и, будучи не в силах закричать, пытался отползти задом, страшно таращась в темноту и с опаской на оскалившегося добермана. Но пёс не выпустил его, вцепившись ему в горло. Расправившись с грабителями. Доберман принялся лизать оглушённого возницу, лежащего без сознания тут же. Мужик очнулся и, увидев над собой собаку, заорал. Только пёс не исчез. А дождавшись полного возвращения мужика в сознание, принялся лаять над купцом, приводя его в чувство. Тот кое — как очухался, качаясь, вышел на дорогу. Вдвоём они подняли карету. Возница с опаской оглядываясь на пса, принялся впрягать лошадей обратно. Довольный пёс, гавкнув на прощание, развернувшись, исчез в ночи. «Странная собака», — подумали оба. Митрич ждал у ворот. Доберман благополучно возвратился на постоялый двор. Вытерев мягкой тёплой тряпкой, дрожащую, как осиновый листок собаку, снял ошейник. Серж помылся и, переодеваясь, рассказал Митричу о происшествии на дороге. И только остыв и отдохнув, отправился в номер к Тане под бочёк. Но спокойного сна не получилось. Часто просыпался, переворачивался и снова засыпал под стук тревожно стучащего, после ночного боя, сердца. Издавна в народе говорили, что первые петухи надрывают горло в полночь, режа ночь пополам. Вторые — очищают двор от всякой нечисти. Третьи — заботятся о заре, встречая её песнями. Вот Серж, дождавшись пока потухнут по краю неба звёзды, приказал Митричу собираться в дорогу. И, как только на дворе рассвело настолько, что можно было ехать, отдохнувшие, двинулись опять в путь. У ворот, покашливая, проводил их сторож. Митрич на первой же остановке на дороге, хорошо высморкавшись, осторожно, оглядываясь на княжну, чтоб не дай Бог не услышала, рассказал, как притащились двое раненых и как хозяин тут же снарядил повозку с копальщиками, должно быть, торопились до рассвета зарыть третьего.

Глава 28

Ближе к Москве лес поредел. Больше встречалось паханной земли и чаще попадались грязные деревеньки и неприступные монастыри и новые церкви. «А что, если папа не простит?!» Нет-нет, она поспешно отогнала эту мысль. Таня, оставив свою ладошку в руке мужа, смотрела в окно кареты на пробегающие мимо картины. Серж чувствовал, что Таня нуждается сейчас в поддержке, и пытаясь отвлечь её внимание, добросовестно указывал на разные достопримечательности, мимо которых проезжал экипаж. Она едва замечала их. Одна мысль не покидала её — как примет их отец. Но сильный и могучий Серж был рядом. Он держал её руку, нежно прикасался к уголкам губ. И она незаметно воодушевлялась. Вдвоём так ладно путешествовать. Выехали из-за берёз на пригорок и сразу кинулись в глаза своим блеском остроконечные шпили башен, золотистые маковки церквей, новые барские дворцы и хоромы, а там и Кремль. На убогие окрестности, состоящие из убогих лачуг и многочисленных трактиров, смотрела с тоской. Полуодетые, грязные ребятишки бежали за каретой, прося подаяния. Таня взглянула на мужа умоляюще, он выбросил им несколько монет. Когда же ехали по городу, Таня с интересом посматривала на купающиеся в зареве заката каменные дворцы, знакомые здания, улицы. Казалось, не была тысячу лет. Скучала и вот опять в Москве. Добрались до дома барона только к вечеру. Таня немного волновалась. Теперь это и её дом. Очень, очень высокое строение, необычной формы. Впечатляющее строение между дворцом и замком. Она столько раз проезжала мимо этого большого, немного мрачного, но по сказочному таинственного замка, а вот теперь она будет жить в нём. Аккуратные клумбы по обеим сторонам входа. На вершине каменных ступеней в глубоко арке дверь. Дворецкий с поклоном пригласил их внутрь и застыл в ожидании приказаний. Слуги высыпали на парадное крыльцо. Они несколько дней подряд, готовясь к этому дню, двигали мебель, начищали хрустальные люстры, перемывали посуду и трясли ковры — словом в доме был настоящий бедлам. Тут же по распоряжению дворецкого подскочили ливрейные лакеи. Один слуга в парике, взял его шляпу и перчатки, другой освободил от плаща. Княжна остолбенела, когда всё это обрушилось вместе с дорожными переживаниями на неё. Понимая состояние жены, Серж внёс её на руках, из подкатившего Митричем экипажа в распахнутый лакеем перед ним парадный вход. Опустив жену в холле, велел открыть заплющенные ею заранее глаза. Она осмотрелась. Ооо! Дом её отца велик, но с гнездом барона несравним. Этот больше раза в два. Однако она вполне сносно сохраняла самообладание. Величественный зал был обставлен массивной мебелью. Наверх, вероятно в большой зал, вели две внушительные лестницы. Посередине стоял дворецкий. По его неуловимому движению к хозяину тут же за распоряжениями ринулись лакеи. По дому носились слуги, предупреждённые, ещё с вечера посыльным, они спешили всё успеть. Сопровождаемые слугами, они поднялись на второй этаж. Здесь её растерянность возросла. Что будет дальше? Серж, хитро улыбаясь, спросил, где она желает поселиться и услышав от пересилившей своё смущение жены ответ: «С тобой». Повёл её в спальню. Правда, как выяснилось позже, не в свою, а рядом со своими комнатами, в свободные очень красивые апартаменты, вероятно предназначенные на случай женитьбы для совместного времяпровождения. Он считал, что при их способе жизни лучше иметь каждому своё ложе. Только Таня считала иначе и, разобравшись в обстановке, она надулась. «Серж, это не честно, — кинулась она к нему. — Мне не нравится обыкновении супругов занимать отдельные спальни. Я хочу спать с тобой в одной постели. Мне нравится говорить с тобой, ощущать твоё тепло. Нам гораздо удобнее будет вместе». Она так горячилась. Ей сделалось до того дурно, что она чуть не заплакала. Он жестом отпустил слуг и захлопнув дверь за собой заморочил ей голову, убеждая, что это для её личного благополучия. А спать она, если захочется, будет у него или он у неё, разницы же никакой. Для убедительности, он даже поцеловал её в бледные губки. Потом, она, успокоившись, пожелала немедленно осмотреть дом. И он, организовав экскурсию, водил её по этажам, знакомя с обстановкой и представляя прислуге. Ей понравилось то, что всё было обставлено со вкусом. Мебель по комнатам не представляла смесь фасонов и эпох. Век отличался от века. Встречались комнаты обставленные совершенно по-новому. Но большая часть дома хранила дух старины. Кабинет был особенным, в нём чувствовался английский стиль. Спальни же наоборот сохраняли лёгкость и аромат французского. Ей встречались комнаты в немецком, турецком и даже японском стиле. Когда она нарядная вышла на ужин, то была удивлена отсутствием мужа за столом. Ей объяснили, что во время её купания, барон уехал. Пока Таня ещё не понимала, что для неё началась раскрываться другая, тёмная сторона её счастья. И душевные муки с которыми она считала было покончено — только начались.

Женщины, обитающие в том тайном и легкомысленном доме, к чьим услугам обращался барон, относились к существам кисельным, совершенно бесхребетным и бесхарактерным, лишённым воли. Они занимались только своей профессией, решительно не вникая и не понимая иной жизни. Тем чем они занимались, а занимались они обслуживанием потребности мужчин в их понятии, не было ни плохим ни чем-то постыдным, а лишь работой, дающей возможность заработать. Несмотря на своё положение, на грязь своего падения, на презрительное отношение к себе и людей и клиентов, они не утратили в своих маленьких душах огонька сострадания и женственности. Это проявлялось в их способности отдаваться. С каждым клиентом, как с горячо любимым возлюбленным. А возможно это была игра и каждая была талантливой актрисой. Та грань между той и другой профессией была размыта. Глядя на них, Серж всегда отмечал для себя, что в натуре их есть что-то от кошек и от собак. Такие себе мутанты. Они умеют в отличие от других женщин как приласкаться, так и защищаться. Для любимого и хозяина в их душе заложено всепрощение. В этих женщинах, как правило, соединяются: хорошая женщина и жаркая развратница. Барону случалось пользоваться ими, и жалеть их, но куда ж деваться, обойтись без них он не мог. Как правило, он входил в освещённую залу, где топтали ковры, прохаживаясь, разодетые и декольтированные обитательницы этого дома и выбирал подружку. Он сам был не рад этой противной ночи, не приносящей успокоения и удовольствия, а лишь помогающей справиться с обстоятельствами. Но выхода другого из своего положения, он пока не находил.

Сержа не было и поздно вечером, не появился он и к полуночи. Ночь ярко сияла бесконечным множеством звёзд, а ещё сошедшей с ума от накала луны. Таня, мечась по окнам, не посмела пойти к нему в комнаты и лишь под утро уснула у себя. Только открыв глаза, от шаловливого раннего лучика, соскочила с кровати и первым делом босая, раздетая, побежала к нему и, не задерживаясь для того, чтоб умыться и привести себя в порядок. Барон крепко спал, обняв подушку. Волосы его растрепались, а лицо было полно умиротворения. Несмотря на очевидное возбуждение, она приступила к его побудке не раньше, чем отдышалась. Вот тогда уж! Она глубоко вздохнула и решительно вцепилась в него.

— Серж, Серж, какой же ты гадкий, — тормошила она его. — Бросил меня одну и улизнул. Я плакала, и мне было холодно без тебя.

Прошло некоторое время, прежде чем она достигла результата. Барон не сразу пришёл в себя.

— Цыц! Колокольчик мой, ты почему так рано звенишь, к тому же босая и раздетая, выдохнул он, заталкивая её к себе под одеяло, при этом притянув к себе. — Не сердись, солнце моё, так вышло задержаться. А когда вернулся, ты сладко спала, что беспокоить тебя было бы невежливо.

Она недовольно сомневающимися глазками наблюдала за ним.

Таня сразу унюхала чужие запахи и духи. До неё потихоньку стало доходить место нахождения его вчера. «Нет, не дела его увели так спешно из дома, а совсем другое». Первым желанием было отстраниться сейчас же и немедленно, а может даже соскочить и убежать в ту комнату, которую он ей уделил. И она, вспыхнув, почти уже сделала к этому шаг, но в последний момент, поймав его извиняюще встревоженный взгляд, передумала и, устроившись рядом, обняла мужа, потянувшись к нему за поцелуем. «Что за капризы, он не раз намекал мне на то, я давно должна быть готова к этой его стороне жизни, — урезонила она себя. — Надо сказать, что теоретически, это выглядит менее жестоко и больно. Но вида показывать нельзя. Надо искать выход. А он должен быть, непременно должен».

Ловко вывернувшись, она сползла с кровати и вскочила на ноги.

— Серж, поторопись, хватит разлёживаться. У нас сегодня непростой визит к папа. — Оторвала она его от подушки, немного злорадствуя за прошедшую ночь.

— Я помню золотко, давай полежим с полчасика перед эшафотом. — Притянул её вновь он к себе, — какая разница, когда получать на орехи, часом раньше или часом позже. Тебе надо набраться немного терпения.

Таня, признав правоту его слов и устыдившись своей мстительности, уступила.

День выдался жаркий и горячий. «Как и наш предстоящий разговор», — подумал он, посматривая на присмиревшую жену. Первыми их в доме встретили Алексей с Натали. Та ждала ребёнка и выглядела мило и немного потешно. Новость распространилась по дому молнией. Тут же прибежала, охая и постоянно вытирая глазки, маменька. Пухлые щёчки её озарились улыбкой. Она прижала дочь к своей груди, и искренне радуясь её приходу начала не только целовать, но и удивлённо бормотать:

— Дочка, как же так?… Что же это? — поминутно повторяла она, оглядываясь назад в ожидании прихода мужа.

Благорасположение матери было на лицо. Таня, пересилив свою тревогу и смущение, спросила:

— Маменька я скучала, где папа?

О! Это она поторопилась радоваться.

— Тут я, блудница, — вышел насупленный на крики и шум с беготнёй отец. — Зачем пожаловали? Вы помните, надеюсь, что нарушили все писанные и неписанные правила.

Он, обратив свой грозный взгляд на Таню, требовал от неё, принципиально не замечая барона, объяснить, зачем она к нему в дом пожаловала.

Отважно шагнув в его сторону, выговаривая сдавленным голосом:

— Папенька я вас люблю, и не хотела бы с вами ссориться, — дочь двинулась вперёд, протянув руки, и бросилась в ноги родителя. — Вы должны позволить мне вымолить у вас прощение. Уверяю вас, вы сделаете меня счастливейшей из дочерей.

Он мгновение пристально смотрел на неё. Но добра в его словах это не прибавило.

— Молодёжь испорченная пошла. Своеволием заражена, непослушанием. Всё поэты эти новомодные, направления заграничные. По-простому, по-нашему жить никак не желаете. В блуде живёте? — обиженно ворчал он.

Она еле слышно прошептала:

— Венчались. Но ваше прощение и благословение будет не лишним. Я никогда, никогда бы не смогла быть счастлива без него!

Но князь встретил её раскаяние в штыки.

— Зачем оно вам, если вы всё сами порешили, без нашего с матушкой дозволения.

«Ох, как несправедливо, как не справедливо», — рвалось её маленькое сердечко из груди.

— Папенька мы любим с Сержем друг друга, а вы меня чуть неизвестно кому не отдали. Чужому, совершенно чужому. Это не хорошо. К тому же слово нарушили, а вы не такой… — Таня боялась смотреть на него, а князь вскинул при тех её словах голову вверх. Как, ему поставили на вид? Князю совершенно не хотелось слушать про свои нарушения… А Таня поняв, что в запале наговорила лишнее, со слезами на глазах схватила его за руку, и произнесла дрожащим голосом:- Простите, батюшка…

— Цыц у меня. Разумница нашлась. Отец лучше знает. У баб время только отнимает, не важно красоту ли, фигуру ли, кажется справедливо ждать восполнение этого умом, но как раз прибавления ума ждать не приходится… Ишь, разговорилась, отцу пенять…

Каждое его слово впивалось занозой, ранило, задевая за живое. Таня прятала дрожащие руки в складках платья. Такого она не могла себе представить. На её лбу выступил пот. Серж стоял в сторонке, со скучающим видом наблюдая за перебранкой. Он хотел поговорить сам, не допуская жену до разговора, но Таня настояла на своём, надеясь раскаянием и извинениями растопить сердце отца. И вот теперь он ждал конца этого разговорного марафона. Жена, не отпуская ног воинственно настроенного отца, молила:

— Папа, прости нас, пожалуйста, и прими Сержа за сына.

Ворчливый тон не обещал ничего хорошего. Князь, нарекая барона «разбойником», негодовал:

— С чего это я разбойника должен в семью брать и тебя непутёвую знать не хочу. Я никогда, никогда не думал, что ты можешь дойти до этого! Как это ужасно! Впрочем, для твоего избранника, негодница, это самое обычное дело, но для меня…

Княгиня задёргалась: «Князь явно переигрывал. Ему не пристало так говорить о бароне. Зачем такие сложности, побранил бы для приличия немного и достаточно с них. Опять же сами виноваты, отказав барону в её руке», — думала она, с опаской поглядывая на дочь. У Тани предательски задрожала губа.

— О боже, о чём вы говорите! — порывисто встревает маменька в разговор, жалея дочь. — Николя, она наш ребёнок. Житейская мудрость в тебе должна возобладать.

Почувствовав её поддержку, Таня ринулась в новую атаку.

— Но… послушайте! Папа, это не справедливо, вы сами обещали, вы всегда обещали, что я по своему выбору выйду замуж. Нельзя ломать мой характер, так вы меня загоните в вечную зависимость от кого-нибудь, наперекор здравой логике.

Видно обида его была не маленькой, если отец продолжал выговаривать:

— Такого сраму натерпелся, врагу не пожелаю, ты мерзавка, разбила мне сердце и опозорила меня… Ступай вон с глаз. Ты просто истеричка. — Заложив руки за спину, он быстрыми шагами мерил залу.

Барон посмотрел на него с изумлением. «Пора бы уж и угомониться, с чего в самом-то деле развоевался. Опять же прогоняя не ушёл сам, значит игра, но девочка не понимает этого и вне себя от горя. Ещё несколько минут и она потеряет сознание». Серж милосердно вмешался, чтобы положить конец её страданиям.

— Ну вот что князь, — не выдержал Серж, отправляя жену за свою спину, — перестаньте орать и ругаться, при чём на собственную дочь. Тем более ваш пыл не к месту, ведь мы попросили прощения. Мы венчаны. Да, пришлось тайно с уводом, но вы сами виноваты. И ваши упрёки неуместны, потому как до этого я никого не похищал и опыта в таком деле, ровно, как и в женитьбе не имею. Княжна моя судьба, я не мог её отдать тому квадратному бородачу. Это было бы не справедливо не только по отношению ко мне, но и к ней. Нам решительно ничего от вас не требуется. Но ваша дочь и я уважительно относимся к вам и вашему роду, поэтому и пришли. Нам, безусловно, будет горько осознавать то, что вы так с нами поступили, и отказали нам в любви и прощении, но мы примем это и переживём.

Изумлённый князь поджал губы и отвернулся. Отзываться он не спешил. На его лице было написано: «Безусловно он прав, но какой наглец». Княгиня, постояв в раздумье, подошла к нему и, пошептавшись, смерив их тёплым взглядом, вышла. «Интересно, чем она его достала?» — раздумывал, утешая жену Серж. А разгадка была проста. Княгиня первый раз за всё время супружества, припугнула возможностью отказать ему в ложе. Такого он не ожидал. Был убеждён: страстные поцелуи жены всегда к его услугам. Вернулась она со старой иконой. Алексей, поймав взгляд барона, подмигнул. Княгиня подала знак, чтоб подошли. Таня была счастлива. «Отец всегда так, сначала кричит, а потом добреет». — Шептала она. Серж, спрятав улыбку, чмокнул её в щёчку. Ему что, лишь бы она была довольна. Их благословили и простили. И потекла будняя, почти спокойная жизнь. Таня хозяйничала в доме. Помня, как это делала мама, контролировала служанок натирающих до зеркального блеска полы, начищающих столовое серебро, а также выбивающих подушки и ковры. Заглядывала на кухню, откуда доносились соблазнительные запахи. Так, по крайней мере, не надоедая мужу, она пока не скучала. Они почти каждый день выезжали. Слушали оперу и были заворожены музыкой. Любовались восхитительными ярусами люстр. И, разумеется, теми кто сидел рядом. Принимали приглашения правда не все и приглашали сами тоже не всех. С особым интересом посещали художественные выставки. Развлекались на многолюдных балах. С удовольствием наблюдали за маршами военных. Их брак, наделавший много шума и привёдший в изумление общество, оказался событием из событий. Ни больше ни меньше! О нём говорили много и везде. Когда у них не было особых планов на вторую половину дня, они укладывались на кушетку и читали вслух или просто шли гулять.

Глава 29

Шумела в полную силу весна и цвела точно сумасшедшая вишня. Из садов за каменными заборами шаловливый тёплый ветерок несёт по улицам цветочный запах. Гудят пчёлы, и выводит свою жуткую песню шмель. Узкие улочки совершенно засыпаны белыми лепестками. Таня любила бродить в ту пору по ним. Серж занимался своими доходными делами, иногда ради дела или забавы, пропадая в Английском клубе. Она не перечила и не требовала его присутствия рядом каждую минуту. Разве она не понимала, что молодому мужчине необходимо какое-то время иметь свою отличную от её жизни. Сама она, с его согласия разумеется, тоже наносила визиты родне и знакомым. Таня видела клуб издалека и опять же Серж рассказывал… А раз, переодев её в мужское платье, взял с собой. Тут уж она всё рассмотрела. Вход в него сторожат каменные львы на воротах особняка. Клуб не всегда посещали ради времяпровождения. Там можно было услышать последние новости, почитать газеты, а так же потолковать со знающими людьми о политике и заграничных известиях. В прихожей обязательно вывешивался список, кого лишали права посещения. Наказывались в первую очередь те, кто не заплатил за билет. Штраф был огромен. Так что все эмоции выплёскивались тут. В самом же клубе царила роскошь и мёртвая тишина. Кроме «инфернальной», где кипела азартная игра на наличные. Время от времени играющие взмахом руки подзывали лакеев, которые бесшумно вырастали перед господами. Лакей исчезал и рядом с игральным столом появлялся сервированный столик. Старые господа любили сидеть на диванах и наблюдать за происходящим издалека или дремать. Нет, Таня не могла на мужа пожаловаться. Он устраивал её во всём, кроме того противного места с камелиями. Правда в последнее время стала чувствовать, что барон отдаляется от неё: он позже обычного стал возвращаться из клуба, чаще его посещать. Был как-то неестественно спокоен. То чувство, что в связи с этим гнуло её, трудно было выразить словами. Она не могла знать, что Серж нарочно стал часто задерживаться в клубе, тяня время в ожидании, когда Таня выбьется из сил его ожидаючи и уснёт. Ему всё тяжелее и тяжелее было с ней находиться рядом. Да он чтоб спасти её пошёл на риск, рассчитывая на свои силы, но их остаётся всё меньше и меньше. Чтоб уберечься от соблазна владеть этим прекрасным цветком, он и держал себя от неё вдалеке. Ухитряясь не оставаться с ней наедине, он держался, но страдал. Напрасно он думал, что Таня наивна и не в курсе его хитрости. Вот и в этот вечер, она, помаявшись дома, оделась и, приказав приготовить карету, решила ехать к нему в клуб, вызвать Сергея и поговорить, дома у неё это не получается. Но смелости хватило только доехать до каменных львов охраняющих вход. Постояв не вдалеке, но, так и не решившись на такой шаг, повернула назад. Теперь она была уверена, что их брак идёт к распаду, что она связала его по рукам и ногам, а ему, конечно же, нужна свобода. Он порядочный, честный и добрый пожалел её, а она обрадовалась и восприняла всё всерьёз. Проезжая мимо церкви, где шла вечерняя служба, попросила остановить. Решив, что может сейчас её душе полегчает от возможности выплакаться перед иконой Спасителя или Божьей матери, она, выбравшись из кареты, отправилась туда. У ворот совершенно не было нищих. Лишь одна сухонькая, маленькая старушка стояла с протянутой рукой. Таня, было прошла её, собираясь подать по выходу из церкви, но потом раздумала и вернулась опустив ей в руку золотой.

— Помолись за рабу божью Татьяну и раба божьего, мученика Сергея.

Старушка подняла к ней лицо и на Таню глянули совершенно бесцветные глаза. И сама она вся была какая-то бесцветная. Что волосы, выбившиеся из-под платка, что рука, взявшая деньги. «Ни дать ни взять доброе привидение».

— Это очень много, сударыня. Вы наверняка ошиблись. — Остановил её такой же бесцветный, как и она сама голос.

— В самый раз. Непомерна велика моя печаль. Она не то чтоб гнула меня, просто беда в том, что тот груз не позволяет жить…

— Не печалься, княжна, твоя ноша не так тяжела, — глядя ей в глаза, проговорила чудная старушка. Пока Таня гадала, откуда женщина знает, что она княжна, та продолжала. — Вы можете наслаждаться счастьем, когда он двуногий, но ни в коем случае, не подпускай его к себе, когда он на четырёх ногах. Проклятие хозяйничает в собаке, но оно бессильно для человека. От человека родится только человек.

Таня закрыла руками лицо и всхлипнула, а когда она убрала ладони, нищенки не было перед ней. «Что она такое сказала? Ведь она что-то важное сказала?» — пыталась вспомнить княжна, ставя свечи и кладя поклоны перед иконами. Свечи вспыхнули ярко и ровно, капли воска, спеша и перегоняя дуг друга, потёкли к основанию. «От человека родиться человек. Не подпускать к себе, когда он на четырёх ногах…» Точно так она и сказала. Значит, все его страхи напрасны. Этот разговор не может быть совпадением. Это не сумасшествие. Она сказала именно про Сержа. Бог мой, я сегодня же могу стать его и родить ему ребёнка. Она так и сказала. «От человека родится человек». Выходит, оборотень получается в этом роду только, когда женщину использует собака. «Господи спасибо. Пресвятая дева, ты сжалилась надо мной, услышав мои мольбы». Не продолжительно помолясь, возбуждённая неожиданной встречей, спешно пройдя площадь перед церковью, торопливо забравшись в карету, она приказала ехать домой. Таня спешила. Потом весь вечер придумывала, как подступиться с разговором к Сержу, но так ничего и, не придумав, решила действовать старым женским способом, то есть напролом. Самой всё придумать и исполнить, чтоб он ну уж никак не смог отвертеться. «Для этого необходимо приготовиться», — немного успокоившись, решила она для себя и тут же заказала себя ванную с травами, приняв которую занялась своим видом. Перемерила несколько сорочек, но ни одной не осталась довольна. Тогда решилась обойтись вообще без неё. Так надёжнее. Накинув тонкий халат, забралась в постель, обхватив колени руками, принялась ждать барона. Час уходил за часом, а его всё не было. Как не приказывала себе не спать и дождаться, сон сморил. Очнулась от прохлады. Халат не грел, а лежала она, надеясь его дождаться, поверх одеяла. Соскользнув на пол, на цыпочках, прошла в его спальню. Открыла дверь спальни в спешке, не постучавшись и не раздумывая, подбежала к кровати. Серж был дома, спокойно похрапывая в кровати. Сбросив халат, она нырнула к нему. Серж по привычки прижал её к себе. Но вскоре руки, коснувшись её жаркого тела, полыхнули огнём и он, открыв глаза, изумлённо пробормотал:

— Что случилось? В чём дело, любовь моя?… Что с тобой?… Чем я могу служить тебе?…

Но Таня, с наполненными безумным счастьем глазами, не дав ему говорить, захватив губы в плен, ворвалась в его рот поцелуем. А потом выбухнула восторгом:

— Можешь, можешь… В сущности, я совсем немного знаю о таких вещах, но полагаю, что у нас всё будет чудесно…

Барон бросил взгляд на её невменяемое от счастья лицо и, наконец, сообразил о чём речь. Неприятные мысли проносились одна за другой в его испуганной голове. Но он воспринял эту обескураживающую её выходку с заметным самообладанием.

— Не надо торопиться, любовь моя, с выводами… Мы обсудим это в более спокойной обстановке.

— Серж, нет, нет, ты ничего не понял, — в новом порыве страсти бросилась она к нему.

— Ты с ума сошла, — вырвался из её объятий он. — Мы ж договорились, я не уступлю. Марш на свою кровать.

Но Таня засмеялась и, сбросив одеяло, прильнула к нему вновь. Её горячая и чистосердечная речь полилась на него водопадом:

— Серж, нам очень повезло, что я встретила её. Ты можешь любить меня совершенно безбоязненно. Лишь один запрет существует для тебя. Ты не должен прикасаться ко мне, будучи на четырёх ногах, то есть доберманом. От человека рождается человек, сказала мне она. Серж, очнись. Проклятие оборотня действует только для доберманов. Я хочу, чтоб ты любил меня и не ходил больше в тот дом. Или ты совсем не хочешь меня?!

Обалдевший от такого натиска барон тёр виски.

— Я- я в растерянности, — запинался он, бросая взгляд на её лицо. — Ты меня совсем с ума свела. Что твой маленький язычок такое болтает, и с каких источников ты такое путаное объяснение взяла на вооружение? — отстранившись от её горячего шёпота, пришёл в себя он, пытаясь удержать её руки на безопасном расстоянии от себя и не смотреть на голое тело жены.

Таня, захлёбываясь от восторга, объясняла:

— Мне чудная старушка у церкви сказала, я её не спрашивала, она сама сказала и тут же исчезла. Клянусь тебе Серж, так и было. Что ж ты за Фома неверующий такой. Она так слово в слово и сказала. Серж, я тебя так ждала. Я хочу быть твоей немедленно.

Таня впервые видела его таким неуравновешенным и даже злым. Разговор пошёл не по тому руслу, что мыслился ей: думала, обрадуется, расспросит, расцелует…

— Ты сама это придумала, — заявил он. — Я же предупреждал, что будет не легко. Я не знаю, что делать с тобой. Мне невыносима сама мысль, но раз ты так хочешь, давай, я куплю тебе любовника…

Лучше бы он этого ей не говорил!

— Серж, что ты говоришь… Как гадко. Я хочу быть только с тобой, и мы можем быть счастливы вместе. Прекрати упрямство. — Она, воспользовавшись его промедлением, прижалась вновь к его сильному телу, осыпав поцелуями.

— Я всё вам, сударыня сказал!.. — отрезал он, рассматривая свои ногти и делая вид, что он всецело поглощён именно этим занятием. — В чём дело?

— Осмелюсь сказать…То есть вы были так любезны, что сказали… Как вы добры… — совершенно запутавшись жалобно усмехнулась она. — Вы так добры!

Если б знал этот ребёнок, как он изнемогает от любви к ней. Но не может, не может он себе позволить того, что хочет получить от него она. Собрав все силы, он еле выбрался из того огня. Оттолкнув её, Серж ушёл, изо всех сил хлопнув дверью. Её состояние бурной радости вмиг сменило отчаяние.

Глава 30

Ох эти страдания от непонимания и обид… Много слёз она пролила из-за его упрямства и той несчастной глупости, которая сделала невозможным их счастье. Таня понимала его простую правду. Она всё время знала, что нельзя им жить как все. Она смирилась с этим и не одного разу не пожалела о браке с ним. Не подумала о том, что с кем-то другим она могла быть счастливее. Он был для неё всем и она согласна была терпеть, но после той встречи в церкви… Всё изменилось. Нет, жаловаться не на что. К тому же он относится к ней с нежностью, привязанностью. Она в ответ платила ему тем же, проявляла понимание, но она не знала того, что сказала странная нищенка в церкви. Сейчас просто исчезла причина уклоняться им обоим от исполнения супружеского долга и быть несчастными и его упорство не оправдано и не объяснимо. Она досадуя плавала в догадках. А что если он тяготится их браком, который ему приносит только хлопоты, а не истинное счастье. Голову, наполняя и бурля, взрывали всевозможные мысли. «Почти всегда в каждой своей неприятности и дури бывает человек виноват сам, хотя вытащить такое признание из людей непросто», — горюя, думала Таня. Проплакав до утра, она, воспользовавшись его отсутствием, занялась предоставляющейся возможностью сделать необходимые приготовления. Она решила уехать. Пока в своё имение. Княжна со всхлипами собрала кое- какие вещи и вызвала Митрича. Тот явился по первому зову и видя её возбуждение, тихо спросил:- «Чем я могу вам быть полезным, княжна?» Не объясняясь, попросила Митрича голосом, который не мог быть более несчастным и жалобным, отвезти её в поместье. Митрич, решив, что что-то молодые не поделили, ни о чём не спрашивал. Поссорятся, помирятся. Эка беда. Ведь их отношения были такими замечательными. Побудет несколько дней на свежем воздухе. Это поможет забыть обиду. Она спросила его сколько ему понадобиться, чтоб приготовить экипаж. Ей хотелось как можно быстрее, пока не появился барон, уехать. Митрич заверил, что время не будит слишком долгим. Когда день едва благословился, съехали со двора, отправляясь в дорогу. Она с тоской оглянулась: «Прочь от сил, которые так сговорились против её счастья». По дороге пыталась смотреть в окно, но попался худой и длинный, как жердь мужик, стегающий с особым остервенением норовистую лошадь, та никак не хотела везти телегу со скарбом, и желание пропало даже на это. Таня задёрнула шторку и принялась страдать. Лето было в разгаре, цвела, купая проезжающих по ней в медовом аромате, липовая аллея. Дворня радостно встретила Митрича и забегала, суетясь по приезду хозяйки, спешно устраивая её в доме. Митрич ни о чём не спрашивал, хотя, видя её красные от слёз и бессонницы глаза, начал переживать. Она проплакала всю дорогу, а то по его понятиям уже не может быть мелкой ссорой. Не было покоя и за барона. Во-первых, тот остался без его помощи. Во-вторых, он боялся, как бы Серж чего не натворил сгоряча. Получается, оба стали дороги и за обоих болела душа сейчас у Митрича. Но с разговором не лез, ждал, когда княжна сама захочет поговорить. А она, упав на кровать, уснула почти мёртвым сном.

Румяным яблочком отпылал по-летнему жаркий закат. На макушки деревьев садилось уставшее солнце, а она так и не отняла от подушки головы. Нянька княжны, оставшаяся жить после её возвращение в город здесь, несколько раз подходила, прислушиваясь к дыханию и поднимая веко, шептала, осеняя себя крестом: «Кажись жива!» В себя пришла только на следующий день, тогда же и вышла в сад к незнающему куда себя деть от беспокойства садовнику. Тихо подсела к Митричу на лавочку и, уткнувшись в плечо, заплакала. Митрич, принявший было решение не вмешиваться, не выдержал:

— Княжна, я, конечно, не знаю, что там меж вами произошло, но не след надрывать так сердечко. Всё уляжется. Мало ль из-за чего люди ссорятся. Мирятся же потом и обоим с того сладко. Глупо отказываться от таких чувств, как ваши с бароном.

С благонамеренною целью, не обращая внимания на разницу в сословии, садовник пытался утешить княжну. Он, конечно, не знал ответы на все её вопросы, но вот то, что эти двое любят друг друга и нужны, понимал.

Княжна всхлипывая, тяжело вздохнула.

— Ничего уже не образуется. Он не любит меня. Просто наслаждался своим благородным поступком. Ведь объяснить, почему он на мне женился, кроме как жалостью не возможно. Ну, а сейчас я стала в тягость.

Он немедленно ответил:

— Вот удивили, так удивили. Да барон в вас души не чает. С чего вы взяли такое суждение, ваше сиятельство?

Пи этих словах она резко повернулась к нему. На её лице было написано сомнение. Таня понимала желание доброго Митрича помирить их, но согласиться с его заблуждением не могла.

— Я знаю. Ах, Митрич, несчастнее меня нет человека. Я столько надеялась, ждала, была уверена в том, что, когда-то придёт время и он полюбит меня… Но нет! Ему вовсе не нужны моя искренность и невинные чувства. Я ему совершенно не нужна, ещё и мешаю. Теперь вот он вновь свободен. Мне надо, чтоб не мешаться под его ногами, поскорее забыть его.

А Митрич, испытывая беспокойство, гнул своё:

— Княжна, что на вас нашло. Вашу невинность он считает очаровательной. И потом…, как же он справится без вас, без меня…

Таня сорвалась со скамейке и забегала вокруг растерянного Митрича.

— О, Боже!.. Не знаю, ты, если хочешь, можешь вернуться. Я тебе препятствий чинить не стану. Да, да… тебе необходимо вернуться к нему. А мне нужно сделать кое-какие приготовления для отъезда. Я отправляюсь в путешествие.

— Господи, горе то какое, и что за чёрная кошка меж вами пробежала… Вы ж оба мне дороги. Как мне разорваться.

— Ему ты нужнее, без тебя он никак не обойдётся. Да и мне так будет спокойнее за него. Возвращайся к нему.

Он о чём-то подумал и объявил:

— Возвернусь, но позже, нынче с вами побуду. Получается никудышное настроение у вас. Это совсем плохой знак. И что на вас, ваша светлость, нашло, ведь всё про меж вас так хорошо было. Может передумаете?!..

Она серьёзно сказала.

— Нет, это не возможно. Он не любит меня, нечего ему возле меня и маяться.

У Митрича аж вытянулось лицо. «Что она такое мелет?!»

— Как же так, княжна, что ж вы такое говорите?

Княжна слизывая слезинки принялась изливать душу.

— Ничего с этим не поделать так обстоят дела. Я поняла его. Женился, чтоб спасти меня от надвигающегося безумия. А так я ему, для его жизни, совершенно лишняя. Как помощник нужна была, и та причина отпала. Ты теперь есть, без меня обойдётся. Мешаю только. Вяжу по рукам и ногам. Он привык жить вольно. Я знаю, мне горько и одиноко без него будет. Думала, найду в себе сил переломить его в свою пользу и такое возможно, кабы любил. Но не писано такому быть. Приду немного в себя и в Европу поеду, путешествовать. Давно хотела. Но кто ж меня взял бы… или позволил. А сегодня я дама замужняя и свободная, выходит так, что даже от мужа, раз не нужна. — Она сидела на краю лавочки, как сердитая птица, готовая вспорхнуть и, всхлипывая, говорила и говорила…

— Ну глядите, ваша светлость, вам, конечно, виднее. То, что теперь вы свободны…,- это факт. Только вот кажется мне, что спешите вы с суждениями-то… Не надо бы так торопиться, любовь, как цветок, сорвёшь он вырастет, но уже другой. Или вон возьми скульптуру… Разбить просто. И высечь из камня не трудно новую, только душа в ней будет другая.

Глава 31

Серж затянул с утренним подъёмом и завтраком. Давая себе возможность собраться с мыслями после вчерашнего столкновения с женой, да и ей отойти от горячки. И когда он подсел к столу, то не удивился отсутствию за таким поздним завтраком Тани. И скорее спросил просто так, затем чтоб спросить, чем с каким-то умыслом:

— Татьяна Николаевна завтракала?

— Никак нет-с…,- тут же ответил ему лакей.

Он перестал жевать, рука с вилкой так и повисла в воздухе.

— Да…, а в чём причина? Она больна?

Тот с каменным лицом ответил:

— Её светлость изволили уехать.

— Как уехать, куда? — подскочил он. Все признаки воображения вмиг разлетелись.

Лакей попятился. Таким хозяин не представал перед ними ни разу. Оттого заикаясь лепетал:

— Н- не изволили сказать. Только с вещами и в дорожном платье.

— Что?… Митрича позови. Ну что стоишь болван? Ко мне его, немедленно…

Но тот, втянув голову в плечи, не двинулся с места.

— Не возможно-с. С ним и уехала-с.

Вот так прилетела ещё одна новость.

Он взорвался совершенно неожиданно, похоже, что и для себя тоже. Схватил подвернувшуюся ему под руку вазу с цветами и запустил ей в стену. — К чертям всю эту жизнь! Прислуживающий за столом слуга попятился. Всякое случалось, но хозяина в таком состоянии видеть не доводилось. Вскочив, он стоял со сжатыми кулаками. Теперь ему было уже совсем не до еды. Поморщившись, глядя на осколки разбитой вазы и поломанные цветы, дёрнул шнурок звонка, и, вызвав слугу для уборки осколков, оставив завтрак, Серж поспешил в её комнату. Вещей действительно не было. Осталась только старая тряпичная кукла, сделанная ей когда-то в детстве нянькой и которую она всюду таскала за собой. Упав на пол и попав под покрывало, осталась Таней впопыхах не замеченной. Он поднял её, прижал к себе и, упав на ещё пахнущую женой кровать, пролежал так несколько часов кряду. Очнувшись, сел, обхватил свою несчастную голову руками. Стало жаль себя. Потом встал, растерев лицо ладонями, сгоняя зажавшие голову в тиски думы, забрал куклу, и пошёл к себе. «Она прищемила мне нос. Может, так и лучше. У неё должна быть полноценная жизнь. Раз повёз Митрич, значит, отправилась в поместье. Она всегда хотела быть свободной. Теперь у неё это есть. Осталось заиметь любовника и счастье в кармане. И у меня опять же развязаны руки, не надо искать причины удаляющей меня от дома. Осточертела та клубная жизнь. И потом всему есть своё время, своё место и своя цена». Но через несколько дней Серж понял, что её отсутствие ни сделало его ни свободнее, ни спокойнее. Наоборот, он лишился последнего, что было всегда при нём — это разума. Ему чудился её смех, и он бежал в ту комнату, радостный, что вот он сию минуту откроет двери, и она кинется ему на шею со словами: «Серж, ты негодник, я так скучала!» Или каждое утро торопился на завтрак, надеясь застать её за столом болтающую о всяких прелестных мелочах. Это чудное дитя умудрялось враз морща лобик думать и жевать. Разговаривать о серьёзных вещах и смеяться. С ней он не замечал, как завтрак подходил к концу. Он провёл несколько одиноких ночей и они не были покойными, как раз наоборот. Он ворочался до рассвета без сна, удивляясь тому, как это крепко ему одному спалось до женитьбы на княжне. Барон безумно хотел вернуть свою жену назад. Он надеялся на то, что она заскучает и вернётся. Но чуда не происходило, княжна не возвращалась. Помучившись неделю, расхаживая по спальне с закинутыми за голову руками в сплетёнными в тугой замок пальцами и думая о собственной жизни: брак, в который он вступил без особых размышлений и с поспешностью, оказался пыткой для обоих. Да он её любил и ему казалось, что она его тоже. Да он чувствовал необходимость позаботиться о ней. Но ей-то нужно больше чем дружба. Да между ними существовали невидимые нити связи, у них были радости взаимного общения и привязанности и много ещё чего объединяющего. Но он не может покрыть своей страстью её страсть…Так маршируя не один день, он под горячую руку пришёл к выводу, что таким, как он жить не стоит. Не будь его в живых, она встретит достойного человека и устроит свою судьбу. «Жаль, что Владимир не пристрелил, теперь самому придётся на пулю нарываться. Живуч и вынослив оказался, только не к месту», — скрипел он на своё никчёмное существование зубами. Злоба бессилья и набирающая с каждым мгновением силу ненависть закипала в груди. На кого? На себя и судьбу. На весь свет божий и людей заодно. Кому жить, кому пропадать — на роду написано и с тем ничего не поделать. Он носился, как безумный зверь по кабинету. Кляня всех и вся. Один, совершенно один, на всём белом свете, среди тысяч людей и никому нет до него никакого дела. Так на что ему та никчёмная жизнь, те чужие люди. Каждый сам по себе. Они сами в своей жизни хозяева, он в своей. Вот поэтому и пора поставить на ней точку. Оставив в сейфе письмо, где он всё своё имущество и капиталы оставляет жене. И отдав распоряжение управляющему на случай его долгой отлучки. Он сбросил с себя одежду и пристегнул ошейник. С собой забрал её тонкую кружевную перчатку. Он нёс её в зубах. Нельзя сказать, что ему была по сердцу такая перемена. Но он не видел другого выхода. Он так решил. Куда брёл, сам не знал, собачьи ноги несли. Они сильные, им лишь бы бегать…

Глава 32

Таня собралась в долгое путешествие и перед отъездом решила сходить на кладбище. Проведать семейный склеп графов Ветровых. Попрощаться с бедной Лизой. Она держала его в чистоте и ухоженности. Могилку Лиз, матери Сержа и Владимира в особенности, постоянно убирала цветами. Вот и в этот раз нарвав букет, шла в сопровождении Митрича, любуясь цветущим лугом и стараясь запрятать свои чувства в глубь. Но ещё издалека насторожило оживление, царящее среди могил. Бегал урядник с оружием и мужики с рогатинами. Насторожилась: «Что там происходит такое, целое столпотворение?». Её пытались не пустить, объясняя, что там безумная, опасная собака, которую урядник сейчас пристрелит, тогда пожалуйста. А сейчас требуется подождать. У Тани словно, что-то оборвалось. Оттолкнув мужика с рогатиной, откуда только взялась такая сила, она метнулась к склепу Ветровых. У входа сидел, оскалив зубы и обводя людей мутными глазами, доберман. На лапах его лежала её перчатка. Он не бежал. Просто подставил лоб, и грудь под дуло и ждал смерти. «Если б я глупая потрудилась обдумать, к чему именно приведёт это моё легкомысленное бегство», — покаянно прыгало в голове. Долго не думая, Таня, откинув цветы, метнулась к нему и прикрыла собаку собой. Но нажатый курок в обратное положение вернуть было невозможно. Выстрел прозвучал, и княжна вскрикнула. На её нежно розовом плече заалело красное пятно. Урядник, напугавшись, выронил пистолет. Подбежавший Митрич, цепко ухватил, метнувшегося к служивому пса за ошейник, не давая перекусить тому горло. Пока охали да ахали соображая, что делать, пёс зализывал на плече княжны рану. Наконец, додумались подогнать коляску и посадить Таню туда. Урядник повёз жертву своей меткой стрельбы в поместье, а Митрич не выпуская ошейника из рук, поспешил туда же с псом только коротким путём. Добежав раньше экипажа, он прогнал с ним в спальню, отцепил ошейник и принёс барону одежду.

— Одевайтесь быстрее. Доигрались до крови со своими жизнями, — ругался Митрич на Сержа почём зря. — Обряжайтесь сами. Мне некогда с вами возиться, тележка уже въезжает, надо встретить. Где тут врача искать.

Тот не оправдываясь, проворчал:

— Я сам пулю достану. Пусть спирт приготовят и острый нож прокалят.

— Сам, сам… Лучше б думал, что творишь. Она за тебя жизнь свою положит, а ты всё шутки шутишь… Души разбередили себе… теперь кровоточат.

Барон пытался оправдаться сам перед собой.

— Откуда же я знал, что вас туда принесёт. Думал, застрелят меня и дело с концом.

Митрич не выдержал и попёр на светлость с нотацией.

— Умный же человек, как вы можете так с собой, с ней, барон?

Они сбежали вниз, на выход, почти вместе. Серж, стараясь не смотреть в глаза жены, и совсем не слушая оправданий полицейского, подхватил княжну на руки и заторопился с ношей наверх, бросив на ходу:

— Хватит кудахтать, господин урядник, доктора постарайтесь найти, пулю я выну сам.

Дверь спальни открыла причитающая нянька. «Убили, ягодку мою убили!»

— Кыш отсюда. Займитесь все делом, ишь, вороны, набежали. — Разогнал он дворню. К сердцу неожиданно подкралась злость на себя, но себя не укусишь, и он гонял и жёг всех подряд. А ты не голоси, стара, а давай свои спиртовые настойки и шиповника с валерианой отвар сделайте, — грозно кидал приказами барон. Народ забегал, но уже по делу, попробуй не выполни…

Бедная Таня жалела себя. Вот решила же сегодня забыть о своей жалкой судьбе и уехать, но не получилось! Беда тут как тут и повязала её по рукам и ногам. И опять он перед ней!

Сбросив с жены платье, он посадил её к свету и, открыв ей рот, влил разведённого спирта. Она пробовала отбиться. Но Серж, крепко зажав её, поманив заглянувшего, после лёгкого стука в дверь, Митрича, буркнул:

— Держи и крепче.

Прокалив ещё раз нож, и подав знак Митричу, сделал надрез. Таня заверещала, а нянька отвернулась, чуть не грохнувшись в обморок, от брызнувшей крови. Серж достал пулю, как это делал не раз на себе и, забинтовав жёстко обработанное плечо, отнёс её в кровать. Таня плакала и стонала. Серж подал знак, чтоб уходили. Митрич подталкивая перед собой женщину, собравшую окровавленные тряпки и забравшую нож, вышли из спальни.

— Митрич, он ей кто? — не смогла перебороть любопытство нянька.

Садовник отёр тряпицей лицо и вздохнув ответил:

— Муж.

— Муж? Какая беда, какая беда, — всхлипывала она, шаркая за Митричем.

Сергей лёг рядом, прижав её к себе. Но Таня не хотела с ним говорить, её пьяные слёзы и иканье не давали ей успокоиться и заснуть. Обида колола иглой сердце. Ей хотелось бы, чтобы её любовь дала ей право на понимание, но барон игнорировал это… Сергей встал и налив ей успокоительного отвару из корня валерианы, боярышника и мяты, попробовал напоить. Но княжна капризничая, чуть не выбила кружку. Серж силой заставил выпить. Она опять от него отвернулась, тут же закрыв глаза и всячески демонстрируя, что в нём не нуждается. К вечеру урядник привёз доктора. Таню разбудили, подняли, разбинтовали, посмотрели. Доктор нашёл операцию выполненной вполне сносно. Оставил капелек, три дня подавать на ночь, а также бутылёк с настойкой промывать рану и пожелал покушать, попить чайку. А потом уж, чтоб отвезли домой.

Давно угас этот такой неспокойный для обитателей усадьбы день, и густой вечер осенил окна. Только Сержу не спалось, он боялся ночи. Ночью всегда наступает осложнение. Так и есть поднялась температура, и княжна заметалась в горячке. Пересохшими губами зовя добермана. Барон всю ночь не сомкнул глаз, проведя время на стуле у её изголовья и будучи на чеку или стоя у окна и не спуская глаз с застрявшего в ветвях серпа месяца. Так и встретил рассвет.

— Господи, как наворожили ей на ту собаку, — ворчала нянька, горестно вздыхая, — уже столько сердечная на себя из-за неё проклятущей приняла и опять зовёт.

К утру жар спал, опасность отпустила и Таня уснула. Сергей прилёг рядом и, обняв жену, тоже задремал. Очнулся от того, что Таня пыталась высвободиться из его рук. Не расслабляя хватки, он виновато улыбнувшись ей, потёрся щекой о её щеку, и жадно разыскав её губы, прильнул. На него глянули ещё блестящие от горячки, насторожённые глаза. Он приготовился с чего начать этот не лёгкий разговор, но вымолвить сейчас ничего не смог. Просто улыбался и смотрел на неё. Она, высвободив губы, жадно проглотила сухой комок. Он понял, что она хочет пить, и метнулся за чашкой с шиповником. Таня торопливо выпила и отвернулась. «Не хочет говорить, хоть и спасла жизнь», — понял он. Нянька принесла бульон и принялась кормить, а Сергей вышел, чтоб не мешать. С одной стороны было радостно, что так обошлось с ранением, а с другой стороны сердце щемило, он чувствовал так просто с ней примирение не пройдёт.

— Ваше сиятельство, что там? — завидев его, сдёрнув с головы картуз, подошёл Митрич.

— Если ты про ранение, то беда миновала, а всё остальное не приведи Господь. — Скользнув взглядом по нему, вздохнул барон.

— Отойдёт, — попробовал утешить он. — Чем же вы её так обидели?

— А об чём она говорила?

— Плакала и твердила, что не любите её горемычную. Женились жалеючи. Так ли это, сударь?

Может и надо бы с тем согласиться, но кровь ударила ему в голову, Серж принялся разубеждать:

— Безусловно не так. Ты же сам видишь. Мне кажется, я здорово влип. Жизни себя лишить хотел, но не могу я ей дать то, что она с меня хочет вытянуть. И именно потому, что люблю. Я, перешагнув через себя, предложил купить ей любовника, а она осерчала и уехала. По-твоему я болван?

Митрич похлопал удивлёнными глазами.

— А то!.. Ну, вы и придумали сударь! Ещё бы она не осерчала. Вы просто дурак! Да она запросто может не говорить с вами вообще. Сочинить такое. Голова что ли у вас помутилась. Как хотите себе, но это мне не по душе. Что вам мешает быть счастливыми, в толк не возьму. Ну, проконсультируйтесь у камелий, как уберечься от ребёнка и радуйтесь себе.

Он прошёлся перед Митричем туда-сюда. Одной ладонью въехал в другую.

— А что мне остаётся делать. К тому же, относительно твоего совета, если случиться ошибка и ребёнок всё же появится. Вот что тогда? Это же риск, понимаешь ли ты, риск…

Митрич сморщил лоб изображая задумчивость и всё же не отступил от своего.

— Сударь, а это как… мучить друг дружку. Настоятельно прошу, ваше сиятельство, подумайте над моими словами. Не было бы у вас удачи в жизни или счастьем Бог обошёл, тогда б мне понятна была ваша дурь, а так увольте. Всё есть, только живи мил человек, ан нет, он из простого вопроса головную боль себе и бабе сочинил…

— Митрич, я в растерянности…

А бывший садовник в те колебания тут же подсыпал соли.

— Потеряете хорошую, любящую вас душу, а ни за грош. По своему упорству и дури. На кой чёрт, прости господи, вы упираетесь.

Барон сверкнул на него возбуждённым взглядом.

— Митрич, тебе нельзя давать возможности говорить. Потом заглушку не закроешь.

Митрича действительно было уже не остановить.

— Годы ваши молодые, а нрав начинает портиться от размытости мышления, обрубите уж конец этой чёрной полосе, — пробурчал он в след удаляющемуся барону. — Что за жизнь себе придумали: ни уму, ни сердцу. Что за равнодушие, потеряете же милое любящее существо.

— Доболтаешься, попадёшь куда Макар телят не гонял, — пригрозил он ему, поднимаясь в спальню. Таня, отвернувшись, делала вид, что спит. Серж вернулся и, чмокнув её в голоё плечо, лёг рядом. Демонстрируя, что всё в порядке вещей. Но она даже не повела бровью, лежала, как каменная. Так прошло пару дней. Только однажды, она, не выдержав, сказала ему: «Сделайте милость, оставьте меня!» Барон, пропустив это мимо ушей, попробовал вновь изобразить полный порядок в их отношениях. Но, поднявшись с обедом к ней, нашёл дверь запертой. Неприятная неожиданность его удивила. Он обеими руками ухватился за витую массивную ручку и потянул на себя, но… «Чёрт, что за напастье… Может, замок сломался…»- подумал он.

— Таня, я не могу открыть дверь, — прокричал он ей.

— Уходи, — послышался из-за двери вялый голос жены. — Я закрыла её на ключ.

— То есть как?! — напрягся Серж. — Танюша… Не надо так, ягодка моя.

— Найди себе кровать в другом месте… Рядом с собой я не хочу тебя видеть.

Стучать и поднимать шум, было глупо. Барон, передав поднос с едой для неё прислуживающей девке, ушёл к Митричу. Ошеломлённый таким её поведением, он чуть не плакал от обиды. Опустившись на лавочку, сжал голову в тисках рук. Грудь его вздымалась.

— Что дышите, как… лев? — не удержался опять, чтоб не всунуться тот.

— Скажи лучше, как загнанная собака, — разъярился он.

Но Митрич не настроенный на ругань сочувственно спросил:

— Плохо?

— Митрич, ты даже не представляешь насколько… — Обиженно посопел Серж, собираясь ещё что-то сказать, но осёкся на полуслове. Жаловаться для него непривычное дело.

— На представлять не претендую, но догадываюсь.

— Закрыла дверь. Не ломать же, — буркнул барон.

— Езжайте-ка вы пока домой. Оденетесь, как подобает. С камелиями потолкуйте и она глядишь остынет. Распетушилась сладу нет.

— Я не могу… Не могу поддаваться на её уловки.

Митрич осерчал.

— А…, с чего у меня должно брюхо болеть. Ваше дело. В конце-то концов, делайте как знаете…

Такой пыл Митрича загнал барона в тупик.

— Может, ты и прав, Митрич, — пошёл на попятную он. — Пожалуй так и сделаю.

Глава 33

Убедившись в том, что дело пошло на поправку, барон ускакал в Москву. Мысль проконсультироваться с камелиями засела в мозгу, и он решил попробовать. А когда вернулся из Москвы в поместье, был поражён тишиной. На лавочке в саду сидела, вытирая глаза от бегущих слёз, и сморкаясь, в непомерно большой платочек старая нянька.

— Сергей Генрихович, разве вы не с княжной, аль забыли что?

— Что? Где она? — напугался он. «У меня от неё голова пойдёт кругом!»

— Барин, да вы не в курсе…, уехала, голубушка моя, в путешествие. — Растерянно пролепетала она, оставив нос в покое.

Он с трудом разжал губы.

— Митрич где?

— С княжной, — всхлипнула та.

— Для меня что-то оставили?

— Митрич вот тут палочкой написал, хорошо дождя не было, всё осталось в целости и сохранности. — Подвела она его к дереву, под которым Митрич вывел место первой стоянки.

— Что на словах сказал?

— Велел передать, что будет оставлять весточки для вас… Вот же он знал, что вы не составите им компанию, а я не догадалась. Не голова, а горшок с кашей.

Барон, не заходя в дом, поспешил вернуться в город. Дав распоряжение приготовить экипаж, кинулся собирать вещи и бумаги. «А надеялся, что сердечко Тани растает». Через несколько часов карета тронулась в путь. В указанном Митричем пункте он их уже не застал, но подошедший у ворот дворовый мужик, что стоял за сторожа, растолковал, куда и в какую сторону они отправились. Нагнав их почти у маленького городка, Серж уже не терял карету из вида. Останавливаясь в гостинице рядом, держал жену под наблюдением. Переодевшись в возницу, проник даже к не признавшему его поначалу Митричу и, наконец-то, переговорил. Митрич видел, что барон нервничая, не на шутку побаивался такой её строптивости и дальней дороги. Попробовал уговорить его прекратить прятки и открыться княжне.

— Не может же эта неразбериха длиться вечно! — укорял он его. — Давайте, решайтесь. Должен же лёд когда-нибудь тронуться.

Но барон решил не спешить.

— Ну, как глянется вам, — осерчал Митрич, — и так рой повес облизываются на её прелести. Смотрите, ваша светлость, проморгаете жену.

— Я рад за неё. Возможно, и вмешиваться не придётся, сама устроит свою жизнь, — буркнул тот.

— Ваше сиятельство, слушать вас тошно. Одно слово язык без костей.

— Поговори мне ещё…,- насупился Серж. — Смотри в оба глаза, чтоб не обидел кто. Я всегда рядом. Сам не сможешь отлучиться, пришлёшь человека.

— Ясное дело. В разум не возьму, к чему вам тот маскарад. Глядите, чтоб худа не было.

Барон каяться не захотел, на какое-то решение не отваживался. И от этого просто ехал за ней посторонним наблюдателем. Так они и продвигались по стране, пока княжна не остановилась в одном из губернских городов у какой-то своей дальней родственницы, а те не забрали её с собой на бал. Безусловно, услаждая слух играл лучший в городе оркестр. Скрываясь, Серж видел, как возле неё вертелся молоденький, причёсанный и одетый по — модному местный повеса, расшаркивался серьёзный дворянин в тёмном фраке и крутились военные чины, наперебой приглашая на танцы. Всем было интересно пообщаться с гостьей из московских салонов. Она чувствовала себя среди этой провинциальной толпы единственным местом всеобщего любопытства, на которое без смущения было устремлено столько любопытных, завистливых и изучающих глаз. Около неё щебетали местные модницы и болтушки. Таня улыбалась, но ей было скучно, а в конце ещё и удушливо жарко. В какой-то миг ей показалось, что она видела у колонны мужа. Но оказалось это всего лишь ошибка. Она тут же обошла её всю, но Сержа не было и в помине. Да и неужели б он не подошёл к ней?! «Отправилась в путь, чтоб избавиться от наваждения, а оно, как ниточка за иголочкой тянется за мной», — помрачнела она. Веселье продолжалось до двух часов пополуночи, по домам все разъезжались очарованные друг другом. «Ох, уж эта провинция!» Провожать их с роднёй, что была седьмой водой на киселе, увязалась весёлая компания, но больше всех повезло какому-то военному, что приходился хозяевам дома родственником и тот пожелал остаться на ночь в доме кузин. Серж, наблюдавший за всей этой вознёй из экипажа, изрядно нервничал. «Разве кому расскажешь, что у меня сейчас делается на душе?» Толкавшийся у ворот Митрич, заметив его нахождение поблизости, перейдя дорогу, подсел к барону в экипаж и тут же съехидничал:

— Не жжёт, ваше сиятельство?

— Митрич, он кто?

Поняв что зацепило, Митрич принялся прикидываясь играть дурака.

— Это вы, ваша светлость, стало быть, о военном?

Но барон игры не заметил, а может и понял всё, да деваться некуда.

— О ком же ещё…,- процедил он сквозь зубы.

Митрич понимающе закивал и принялся выдавать предположения.

— Надо думать родственник хозяев, не иначе на княжну глаз положил…

— Сам вижу это, не слепой.

— Наконец, ваша мечта сбудется. И вы непременно вздохнёте с облегчением и с чувством выполненного долга поедите назад в Москву. Сдали, можно сказать, жену на руки первому попавшемуся.

— Замолчи дурак. У меня нет выхода.

— Выход всегда есть. Вон по лианам и в окно. Глядишь успеете.

— Но как я вот так появлюсь, возможно, ей и не надо это уже от меня.

Барон, замычав что-то нечленораздельное от злости, потискав голову руками, проныл:

— Всё отдал бы сейчас, чтоб очутиться на его месте.

Митрич, спрятал улыбку в усах. «Вот Садом и Гоморра».

— Чего проще-то. И зачем на его, телячьем, когда у вас своё — право мужа имеется.

— М-м. Где её окна?

— С самого краю, на втором этаже. Там, где только что погасили свет. — Митрич, подначивая его, старался сдерживать улыбку. «Кажется, заело. Даст Бог, образуется».

Серж скинул фрак, кинул на диван кареты и ворча: «Чёрте что»- двинул к дому. Плющ, оплетающий стены, помог взобраться по отвесной стене и благополучно добраться до открытого узкого окна. Перемахнув через широкий подоконник, он напугал Таню, готовящуюся ко сну и ничего подобного не ожидающую. Её руки, накидывающие при слабом свете лампы на себя, кружевной халатик, застыли. Отстранив её, он принялся обыскивать комнату. Заглядывая во все углы. До этого её мысли были заняты совсем другим. Она устала и хотела спать. Теперь же она изумлённо смотрела на его бестолковую возню.

— Где он? — наконец выдохся Серж.

— Кого вы ищете барон? — с беззаботной усмешкой заявила она, когда её смущение и неловкость прошли.

— Не притворяйся, он приехал с тобой, — напирал Серж, дрожа от напряжения и злости. Она вспыхнула негодованием. Он, загоняя в уголки губ злость, чеканил:- Вы всегда, когда делаете мне бяку, восхитительно краснеете, словно получили комплимент.

Его неожиданное появление и поиски произвели на неё должное впечатление. Она немало позабавилась. Таня с лёгкой усмешкой следила за выражением его глаз, пока он шарил по комнатам. С преувеличенной серьёзностью слушала уколы. Она колебалась, а потом решительно к нему повернулась, и крепко сжав пальцы в кулачок, сказала:

— Неужели?! Кто б подумал на такую вашу реакцию барон, если вы сами, уклоняясь от супружеского долга, собирались купить мне любовника? А… я поняла… Этот не соответствует вашему вкусу. Как жаль. Он мне понравился. А может быть вы сами имеете желание проконсультировать мою неопытность… — Он встал, как вкопанный, а она продолжила:- Вы зря тратили силы, его пока нет. Но вы можете подождать… Он сейчас будет. А, может, быть вы желаете посмотреть, как всё это будет происходить… Я же всё-таки ваша жена. Надеюсь, он будет опытный любовник и у меня не будет проблем.

Наконец она высказалась. Серж, почти взбеленился. Дёрнув за бант, скрепляющий половинки халата, одним движением сорвал его с неё. Лицо его было зло, а губы искривлены в чём-то подобие улыбки. Следующая сползла с плеч и упала к ногам, сорочка. Он, бесцеремонно толкнув её на кровать, навалился всем телом. Таня, вредничая за нанесённую обиду и проявляя упорство, попробовала выкрутиться. Серж ворча: «Что за наказание, лезу к собственной жене в окно, да ещё и беру её силой…», преодолевая её сопротивление, прижал Таню так, что она даже и двигаться не могла. И в это время их неравной борьбы в дверь постучали. Хотя, скорее поскреблись. Таня собралась, назло ему, ответить, но муж, быстро среагировав, занял поцелуем её рот. Она понятия не имела, кто там и всю эту чушь болтала ему с одной целью, чтоб досадить, но… Серж всё принял за чистую монету и выходил из себя. Стук повторился, и мужской голос приглушённо произнёс: «Княжна, позвольте поговорить с вами, всего минуту, княжна?!»

— Пошёл вон, — гаркнул не сдерживаясь рассерженный барон.

За дверью, что-то упало и сразу же за этим послышались удаляющиеся шаги. Таня с трудом сдерживала смех: «Убил на повал». Серж, не выпускал её из вида, как кошка загнанную мышь, но прежде чем встать и погасить свечи посмотрел ей в глаза и по — видимому найдя там в них для себя ответ, разделся и лёг рядом, правда, поцеловав плечо княжны, не удержавшись промямлил:

— Добилась своего. Довела меня до белой горячки. Ты получишь то, что так жаждешь. Я сделаюсь твоим настоящим мужем и буду исполнять свой супружеский долг.

— Мне не нужны подачки, — сделала ещё одну попытку, ради вредности, удалиться от него она.

Он больше не стал втягиваться с ней в дискуссию и объяснять, что испытывает неприязнь к себе и злость тоже к самому себе, а, притянув её ещё ближе к своему горящему огнём телу так, что сияющей Тани невмоготу было вздохнуть, увлёк любимую в сказочный мир девичьих грёз и любви. Она стонала, взмывая к манящим её звёздам, вскрикивала от боли, шарахаясь от него и вновь падая в жар его рук, губ, объятий, взлетала к высотам счастья. Однако позже, лёжа рядом с женой, он не был уверен, что его ласки принесли ей ощущения счастья и соответствовали её фантазиям. Он вдруг разволновался, ему требовались подтверждения. Словно почувствовав это, она осыпала его плечо и грудь поцелуями.

— Я вымолила у Бога, выпросила у Пресвятой девы эту ночь, — горячо нашёптывала она, прижимаясь к горячему телу и покрывая жаркими поцелуями его грудь. — Я не ошиблась, ты великолепен во всём!

У него отлегло от сердца, значит, он не оплошал и девочка довольна. Напустив суровость, чтоб скрыть истинные чувства, ей абсолютно незачем знать это, он пророкотал:

— Хитрющая девица. Мне ль не знать, что Бог завсегда делает так, как надобно человеку.

— Ты гадкий, гадкий, гадкий… никак не хотел моего счастья. То, что ты делал, барон, со мной раньше было неслыханной подлостью и обманом. — Шептала она, засыпая уставшая от ласок на его плече. — Я тебя поцарапаю, если почувствую тот противный, чужой женский запах от твоего тела. Теперь я знаю, чем ты с ними занимался. Понятно?

— Угу. Понятно. Спи, а то сил не хватит на утро, — посмеивался он. Серж не знал, во что это выльется. Но тяжесть, которая давила его последнее время, исчезла. Сейчас ему было свободно и легко. Вскоре по глубокому и ровному дыханию он понял, что она уснула. Итак, супружеская близость заняла своё место в их отношениях, думал он, посматривая на жену. Это намного больше нежели он предполагал пускаясь в семейное плавание и неизвестно куда приведёт, потому как оставался в жилах страх, но надо признать- одиночество исчезло и появившееся новое прекрасное чувство не сравнимо ни с чем иным.

Глава 34

Утром первым постучал Митрич. Он принёс оставленный на его попечительство вечером фрак. Подождав вчера возвращение барона, и поняв, что это надолго, загнал на подворье его карету. И объявил, удивлённым хозяевам дома, что приехал барон, муж Татьяны Николаевны. Но Татьяна не желала так рано подниматься. Серж послал доброго Митрича к чёрту. Не желая отпускать от себя Сержа, княжна бесстыдно требовала новых ласок. О, она была чрезвычайно благодарна судьбе за то, что подарила встречу с таким необыкновенным мужчиной. Для неё в жизни не было большего счастья, чем нежиться в его объятиях.

Спустившись только к обеду, они светились оба счастьем. К тому же утолив голод, решили бестолковое путешествие прекратить и вернуться домой. Обрадованный Митрич, кинулся запрягать обе кареты. Во второй, забитой вещами, предполагалось, что поедет служанка княжны. Не оттягивая часа назад, сразу же и выехали. Вскоре булыжные мостовые остались позади. Дорога весело бежала вперёд, карета, звеня на дуге бубенцами, старалась обогнать её и время. Редкий лес чередовался со степью, покрытой сизым ковылём, волнами гуляющего на ветру. Пепельные стебли играли на солнце, приковывая глаз. Но исчезли и они, дорога нырнув в дремучие угрюмые леса, потянулась напряжённо и молчаливо. А выскочив на господские пашни с копошащимися там холопами ехать стало веселее. Солнце играло в серпах. Бабы в подогнутых под пояс сарафанах, жнут овёс. Пахло скошенной травой. Мужики под лесом и вдоль дорог, косят траву и вершат стога. Пригорки один чередуясь с другим, розовеют то полевой гвоздикой, то белыми головками ромашек пересыпанных голубыми колокольчиками. И тогда она, останавливая карету, позволяла барону помочь ей спуститься и носилась по этому великолепию, визжа и что-то выкрикивая. Митрич с бароном переглядывались, посмеиваясь её ребячеству. Особенно долго стояли в роще из столетних лип. Она прислушивалась к их шуму. Вдыхала запах цветов, и устроившись на его колени, тулилась к груди. Её щека попала на что-то твёрдое, а проворная ручка тут же, нащупав на груди Сержа медальон, прежде чем он опомнился от изумления, вытянула его наружу.

— Это твоя мама Лиз?

— Да.

— Серж, можно мне посмотреть?

— Будь по-твоему, баловница. — Он, не спеша, раскрыл плоскую золотую капельку, и Таня наклонясь над его ладонью увидела портрет женщины, давшей ценой собственной жизни, жизнь Сержу.

— Очень красивая. Кого-то она мне напоминает…,- силилась вспомнить она, — причём встреча была совсем не так давно и женщина была намного старше, вот так, как выглядела бы Лиз будь она жива.

— Выдумщица.

— О, Серж, дорогой, я вспомнила… В тот вечер, у церкви, женщина-нищенка. Я тебе говорила об этом, а ты не поверил.

— Что говорила, о чём не поверил? — поцеловал её в подставленные солнцу голые плечи барон.

— Как можно забыть такое, Серж. Она сказала, что когда ты человек опасности нет, и мы можем быть счастливы. Проклятие действует на добермана, но теряет свою силу в человеке.

— Милая моя, ты фантазёрка, — уронил он её в траву.

— Нет же, Серж, нет. Поверь мне. Она сказала, что от человека, родиться человек, а ты ловчишь со мной ночью, я чувству это. А, тем не менее, у нас родится нормальный здоровый малыш.

— Не сочиняй…

— Упрямец, это была твоя мать и она, дав знак, предупредила меня, а ты так упрям… Отчего ж ты так упрям? Вот отчего?

— От жизни, какой я прожил свои дни. Не хочу для своего ребёнка того же. Хватит любовь моя, ты и так раскрутила меня на всю катушку, уймись.

— Помнишь, ты обещал открыть тайну проклятия…

— Ты считаешь, что сейчас самое время?… Ну, хорошо, — заметив её недовольную мордашку сдался барон. — И здесь ты меня переиграла. Какой-то мой прадед увёл невесту у своего друга. Тот и нажелал им, чтоб в день свадьбы брачное ложе его досталось псу.

— И что?

— Предание доносит, что так и случилось.

— Бог с ним с прошлым. Опять кукует кукушка, слышишь, давай спросим о будущем или о чём-нибудь постороннем?

— Ты уже раз спрашивала, помнишь? и она явно тебе надула, — посмеивался он, подобравшись к её прелестной шейки обвитой тоненькой золотой цепочкой.

— Та глупая была.

— А эта документ тебе принесла, что умнее, — хохотал он, пройдясь рукой по её разгорячённому под тонким платьем телу. Митрич, завидев такое, потянув за собой возницу со второй кареты, спрятались вовнутрь, прикинувшись спящими. Глаза барона лихорадочно блестели. Руки нетерпеливо комкали многочисленную одежду на ней, пытаясь добраться до тела. «Чёрт возьми, зачем столько тряпок, тем более такая жара? — металось в мозгу, — но какое это удовольствие иметь рядом любимую женщину, как сладко и жарко проходит с ней то, что было с камелиями лишь естественной необходимостью. Взять её тут и сейчас, в этой траве. Митрич отвернётся, а потом в речку искупаться, где-то она тут рядом в нескольких шагах, ветром свежий запах воды навеяло». Он даже не дал жене приподнять голову, чтоб посмотреть, что делает в этот момент Митрич. Завалив в роскошную цветением траву, осыпая страстными поцелуями, больше не выпустил до тех пор, пока не насытился сам, да и она не запросила пощады. Остыв и натянув на себя кое-какую одежду, а её горевшее и мягкое, как воск пылающей свечи тело, завернув в нижние юбки, пошёл напрямую, на запах воды.

— Ваша светлость куда? — тут же появился из кареты Митрич.

Барон махнул рукой в противоположную сторону.

— Мы покупаемся, по — моему предположению близко вода.

— Вот не сидится им на месте, всё куда-то тянет, спасай их потом, — ворчал под нос садовник. Заложив руки за спину, Митрич принялся ходить быстрыми шагами туда-сюда вдоль карет. Натыкаясь, словно, на стену останавливался и шёл обратно. Привыкнув по-хорошему к семейству, он волновался, когда пара удалялась далеко. Резонно прикидывая: «Мало ль что с ними может случиться…» Глубокие складки, от таких дум, бежали от переносицы вверх, складывая лоб в гармошку. Горничная Тани с камердинёром барона, ехавшие в карете, которая везла багаж, воспользовавшись минуткой ушли совсем в другую сторону. Митрич махнул рукой: «Живым живое».

Речка действительно была совсем недалеко от места стоянки. Не очень широкая и глубокая. От чего вода в ней прозрачная и тёплая. Таня плескалась и визжала, это доставляла ему удовольствие. Накупавшись, он собирался уже выносить её на укрытый мелкой травой берег, как она вдруг завизжав, дёрнулась из его рук и бултыхнулась в воду. Он оглянулся туда, куда в испуге были обращены её глаза, и чертыхнулся. Насторожённо всматриваясь в подъезжающих всадников, барон спрятал жену за себя. Из леса к берегу, не спеша подъехали верхом, на гладко чёрном и сером в яблочко добрых конях, два всадника. Сразу было видно, что наездники весьма умелые, к тому же путь их был не близок. Сапоги и штаны покрыты слоем пыли. Один, тронув шпорой коня, подвёл его к самой воде, давая возможность пить. А сам, наклонясь вперёд на холку, с ухмылкой заглядывал за спину Сержа, пытаясь рассмотреть прячущуюся в воде Таню. Сергей догадывался уже, что добром не кончится, но ещё по нежеланию портить хорошее настроение, надеялся на лучший исход.

— Господа, вы напугали мою жену, не могли бы выбрать для купания другое место.

Противный хохот встряхнул лес и застрял, выдохшись в верхушках вековых деревьев. Джентльмены спешились и, отпустив коней, подошли к самой кромке. Один, сняв грязную перчатку побултыхал пальцем в воде, а потом, облизав его, поманил им к себе, купальщиков. Серж, наклонившись к ней, велел, чтоб не произошло, оставаться на месте. А сам пошёл на берег. Разгорячённые всадники, не довольно поморщившись, на оставшуюся в воде женщину, сняли с него золотой кулон и, забрав одежду, воззрились на торчащую из воды голову Тани. Серж сделал знак, чтоб не выходила. А она и сама пошевелиться не могла. Чувствуя, как страх сковал тело, дрожала.

— Сударь, разрешите забрать ошейник в кармане, он для вас не представляет ценности, а для меня память о псе, — не надеясь на сентиментальность бандитов, а рассчитывая только на не имеющую ценности вещь, попросил барон. К тому же, если эти двое собрались его убить и забрать женщину, то они могут и кинуть ему ради потехи тот ошейник, как не верти, а он всё равно останется у них после их смерти. Надо пробовать и Серж попросил. Светлый рослый мужик, что держал его одежду, пытаясь свернуть и засунуть в сумку у седла, ухмыляясь, нырнул свободной от пистолета рукой в карман и, выдернув, кинул ему собачий ошейник. «На, подавись!» Второй не спуская глаз с Тани, стал, посмеиваясь раздеваться, собираясь лезть к ней. Его пистолет лежал у его ног на траве. Таня, предугадывая последствия, истошно завизжала. Она не могла плавать и от того не смела идти назад. Стоять на месте и ждать, когда вторая горилла доберётся до неё, она тоже не могла, поэтому и визжала от безысходности. Сергей хладнокровно дождавшись, когда жаждущий купания войдёт в воду, застегнул на шее ошейник. И огромный доберман в один прыжок метнулся на светловолосого негодяя. Он одним запалом перекусил руку державшую оружие, и в какую-то секунду зубы лязгнули на шее несчастного. От хруста шейных позвонков и резко оборвавшегося вопля собрата, обернулся в воде второй, так и не дойдя до теряющей сознания Тани, не поняв в чём дело, он всё же рванул к берегу, там оружие. Но пёс, бросив мёртвое тело первого, перехватил пытавшегося выскочить на берег второго мужика и, вцепившись в горло, принялся топить его. Таня зажала рот ладошкой, чтоб не визжать. Было страшно нетерпимо и жутко. Когда борьба была закончена и уставший пёс, отряхиваясь от воды, выскочил на берег, отмерев, пошла к берегу и Таня. Пёс ждал на траве, почти у кромки воды. Таня заторопилась, присев рядом с ним принялась, не послушными от страха руками, смывать с собачьей морды и языка кровь. Его горячая слюна капнула ей на руку, она подняла глаза и их взгляды пересеклись, Таня заволновалась. Добермана явно завела её нагота, усыпанная жемчугом сползающих по атласной коже капель, она была прекрасна.

— Нет, — только успела вымолвить она, непослушными от страха губами, как он, толкнув её лбом, повалил на траву. Нет, Серж нельзя. — Завопила она, помня слова женщины у церкви и пробуя отбиться. Она была напугана, но чувств не теряла. Наконец, ей удалось изловчиться и снять ошейник. Серж, хрипя и забыв про все предосторожности, вжимал её в траву. Такой любви Таня от него ещё не получала. Когда он упал рядом, то был без сил. Без сил осталась и она. Но как только он остыл и пришёл в себя, то глянув на счастливо улыбающуюся жену, принялся вколачивать лбом траву обратно в землю.

— Серж, ну хватит самобичевания, а то лоб от зелени не отмоешь и мне не по себе с этими двумя мёртвыми злодеями. Забери у этого мерзавца медальон Лиз и идём.

— Ты не представляешь, что я натворил, у тебя может появиться ребёнок. — Купая её в воде и вынося на берег, мычал он. — Почему ты меня не остановила?

— Зачем? Я приняла меры, не дав к себе прикоснуться доберману, а мужу, да сколько угодно. — Сияла она, не желая разбираться в тоне его стенаний.

— Ты интриганка, — не успокаивался, перемежая слова стонами он при этом накидывая на себя одежду.

Но прежде чем поднять на руки завёрнутую в юбку жену, он осмотрел из грубой кожи сумку, прикреплённую к седлу лошади. Забрав медальон и найдя попавшееся на глаза письмо, с заинтересовавшей его печатью, вскрыл. Потому, как после прочтения лицо его почернело, Таня поняла, что в руки ему попал не простой документ.

— Серж, что?

Барон процедил сквозь зубы:

— Господа, курьеры шпионов. Находка выше крыши.

— Серж, откуда такие берутся? — спросила Таня, пытаясь между тем приладить на себя одежду.

— Со света белого не иначе, откуда ж ещё, — не задержался с ответом барон.

Шуганув лошадей и подхватив жену на руки, барон вернулся на поляну. Даже издалека было видно, как Митрич, завидя их, облегчённо перевёл дух. По крайней мере, прекратил беготню и встал, изображая любование облаками у кареты. Долгое отсутствие барона начинало его беспокоить. Когда они подошли, одевшись, он, имитируя подтягивание подпруги и скрывая улыбку, проворчал:

— Накупались, душеньку натешили?

— Митрич, какой ты глазастый, — обняла его Таня. — Не сердись, сейчас тронемся. Ах, Серж такой чудесный купальщик.

— Я так понял, барон утонул в твоих ласках и нежности, княжна и забыл о времени.

— Митрич, байки кончай, дело серьёзное открылось, поторопиться в Москву надо, — постучал ладонью по дверце Серж.

— Откуда делу появиться. С утра вроде порожние без дел ехали с одним удовольствием?

— Считай, что птичка скинула. Давай, шевелись.

Митрич дал сигнал второму кучеру готовиться, а служанке занять своё место.

— Опять значит, во что-то одной ногой попали, ваше сиятельство. Не зря сердце щемило, когда долго задерживались у воды.

— А чего одной ногой? — ухмыльнулся Серж, обнимая жену.

— Так выбрались же. Если б двумя, конец. — Хмуро сомкнул брови Митрич.

— Философ.

— Так ведь с вами станешь.

Серж хотел ответить, но Таня, приложив ладошку, смеясь, закрыла мужу рот.

— Так и будете всю дорогу перекоряться. Расскажи лучше, что в том письме?

— Вам, красавица моя, про то лучше не знать. Неприятная и весьма опасная корреспонденция.

— Серж, давай выбросим её и забудем?

— Не говори глупости, сокровище моё. Это важно для страны.

Серж заботливо помог жене подняться в экипаж. Сам задержался только на несколько минут, чтоб обменяться парой слов с Митричем, и потом впрыгнул в карету, заняв с Таней место рядом на сиденье с подушками. Митрич закрыл дверцу, забрался на своё место и экипаж двинулся вперёд. Куда они направлялись сейчас, у Тани не было ни малейшего понятия, да это и не тревожило её ум. Ехать с ним одно удовольствие, а какая разница куда.

Глава 35

Таня, прижав голову к его плечу и обняв за талию, делала вид, что дремлет, а на самом деле пытаясь справиться с давящими голову думами, просто маскируясь, рассуждала. С одной стороны ей было всегда покойно на его широком плече. А ещё ей было зазорно, что этот красивый сильный и необычный мужчина, имеющий не дюжий ум и храбрость — её муж. Но с тем же её сердечко сжималось от беспокойства, за то, что он, имея железные нервы и совершенное отсутствие наличия страха, может влезть, рискуя собственной жизнью, в какие угодно неприятности и тут Митрич безусловно прав. Её мучило женское любопытство. Ей ужасно хотелось знать хоть немножко о письме. Она мучительно начала искать слова, которые могли бы привести её к этому.

— Серж, я никак не думала, что вы будете обращаться со мной по — старорежимному. — Сложив в обиду губки, заявила она, оторопевшему супругу.

Это восклицание её на какое-то время лишило его дара речи. Она со всей любезностью воздержалась от того, чтобы немедленно настаивать на его ответе. Тишина повисла в карете. Но ненадолго, её взорвал его голос:

— Что? как? — не мог опомниться он от такого поворота. Вроде ж только что светилась счастьем и на тебе поехали и совсем не туда…

— Барон, ну не могу же я быть просто милой дурочкой на вроде домашней собачки.

Он взял её руку и поцеловал.

— Хорошенькое начало, только вот к чему… — пока плохо понимал её он.

— Вы могли бы сделать меня умнее и…

— И что? — перебил её он.

— Разбирающейся в делах страны и политики, — продолжила краснея она.

— Это как? Зачем тебе? — изумился в конец он. — Девице не пристало…

Таня с жаром принялась за уговоры.

— Серж, ты же лапочка, тебе самому интереснее иметь умненькую жену рядом с собой, нежели пустую, хлопающую глазами куколку.

Серж с трудом стёр с лица улыбку.

— Это ты себе, цветочек, льстишь.

— В смысле? — вскинула она на него длинными ресницами прикрытые глаза. Хлоп, хлоп…

— Глаза не стеклянные от куклы, а хитрые. О! какие пуговки сверкают. — Приложился губами смеясь, он к её глазкам. — Так что тебе не даёт покоя, моя красота?

О! Она должна добиться своего. Таня с новыми силами пустилась в уговоры.

— Серж, я не прошу тебе открыть мне тайну письма, но рассказать о том, в чём мы вертимся, ты можешь.

— А…а…конечно… — с сомнением тянул он. Но очень скоро нашёл слова, для успешного отбивания атаки. — Голубка моя, это не историю любви прослушать, ты устанешь… — отбивался Серж.

Но жена не сдавалась:

— Милый, но я ходила слушать Пушкина. Читала записки кавалерист — девицы. Я даже помню её выражение. Ах! Сию минуту… «Ах, люди, люди, как несчастна природа ваша!»

— Что-то не слышал о таких… — недовольно пробурчал он.

Таня с вдохновением объяснила:

— Они ходят по рукам не напечатанные, а переписанные от руки. Это Надежда Дурова. Загадочная личность, русская амазонка, служившая под мужским именем, да ещё сражавшаяся в Пруссии, а позднее участвовавшая в войне с Наполеоном. Совершив героический подвиг, была награждена георгиевским крестом. Это необычное происшествие долго волновало нашу доблестную армию и все слои общества. Ты просто, дорогой, гоняя по Европе, долго был оторван от дома. Серж, ну не уводи меня в сторону от вопроса, достаточно хитростей, не томи, родной, меня. К тому же время длинной дороги мы потратим с пользой. Ты обогатишь мою легкомысленную головку полезными знаниями.

— М-м-м…

— Серж, вот Пушкин…

— Опять он!

— Ну что ты право. Он вовсе не такой, как о нём думают. Мне, кажется, он очень страдает. Где-то в самом начале он промахнулся мимо своей любви. Единственной и настоящей. Не разглядел, не понял, а потом всю жизнь живёт с надеждой вернуть её, но женщина не досягаема. Она принадлежит другому и не собирается рушить семью. Отсюда вся его жизнь это иллюзия любви и надежда на чудо, на сказку.

— Но ведь никто не знает имя такой дамы.

— Любовь молчалива, это иллюзия криклива и на виду. Поверь, такая женщина есть. Она видна в каждом его произведении. Она переходит из книги в книгу. Под разными именами, но это она. Он действительно несчастный человек и возможно через то много чудит и скользит по лезвию бритвы. И на женщин зол, безответственен и беспечен по той же причине.

— Может быть, может быть. Хорошо, будь по-твоему, сокровище моё. Уговорила. Только придётся начинать издалека. К тому же погода меняется самое время либо спать, либо болтать. Солнечное блюдце спряталось за догнавшими нас высокими слоистыми облаками, ему вряд ли бедному до нас в скором времени пробиться.

— Зато облака кажутся пропитанными светом. Такое чувство, что вот сейчас по этому золотому помосту сойдёт Господь или совершится чудо. Хотя бы маленькое, крошечное…, но я отвлеклась. Это ты виноват. Серж, не заговаривай зубки. Мне всё едино о чём, лишь бы ты говорил. Давай, начинай.

— Похолоданию по всему быть, — влез Митрич, которому стало жаль припёртого к стене барона, но его вмешательство вызвало моментально ответную реакцию возмущения у неё, и Татьяна ловко расставила их по полочкам:

— Ах, Митрич не мешай. Серж, ну?

— Начнём с того, что ещё со времён Екатерины притащили в Россию всякие «общества», «ложи», «масонство». Но надо отдать ей должное она их не очень жаловала. Сначала царица считала, это баловством. Потом, что в орден идут люди ради карьеры и светских связей. А вот после скандальных похождений мага Калиостро и Елагина, мастера столичной ложи, что отправился к нему учиться делать золото, она заявила, мол, орден в руках мошенников. Относилась к их бурной и пышной деятельности со смешком. Прямой угрозы и опасности для своей власти в масонстве не видела, отсюда и серьёзных преследований масонов не было. Но у ордена были другие планы. Их окрылило вступление на престол наследника Фридриха Великого, при котором орден встал во главе прусской политики. Они мечтали, чтоб и империя управлялась одним их орденом. Масоны, естественно ставили и рассчитывали на цесаревича и не ошиблись. Екатерина же сделала разворот в своей политике в сторону Австрии, порвав с Пруссией. Вот масоны и старались. Под именем графа и графини Северных Павел ездил с женой за границу. Вопреки желанию бабки Павел стал таки гроссмейстером Мальтийского ордена. Он принял посвящение в степень мастера ещё цесаревичем. Это окрылило масонов. Общественное мнение Европы тут же выразило ему поддержку. Но все упустили одно. Цесаревич это одно, а Император в России — это совсем другое. А уж дворянство, это вообще отдельный организм. Да, он покровительствовал иезуитам и эмигрантам. Но, используя весь потенциал, император пытался объединить против надвигающихся революций реакционные силы аристократической и католической Европы. А так же очень мечтал о восстановлении традиционных основ старого порядка, монархического и феодального. Тебе понятно? — сдерживая смех, повернулся он к ней, очень надеясь, что после такого вступления она успокоится и откажется от своей затеи. Но жена с умным видом кивнула и требовала продолжать. — «Хорошо, пойдём дальше. — Удивившись её настойчивости, решил он. — Куда денешься. Непременно запутаешься и сама пощады запросишь». Ухмыляясь своим мыслям, он продолжал. — На этой основе он и сошёлся с Англией и Австрией, которая являлась хранилищем средневековых традиций и в то же время тратила большие усилия и средства на поддержку бунтарских настроений и смут в недрах своей соперницы Франции. И только отказ обслуживать русскими силами корыстные цели английской политики привели Павла к разрыву с Австрией и Англией и даже к союзу с Наполеоном.

— Да?! — воскликнул её маленький, розовый ротик и она всем корпусом развернулась к нему.

«Я ж не о фасоне платья тут распинаюсь, неужели ей интересно?!»

— Царь в новой форме воскрешал стародавнее, средневековое, вотчинное властвование. — Продолжал он, заинтересованно поглядывая на неё. «Неужели ей и, правда, интересно! или ради упрямства притворяется?» Оно обострило обстановку слиянием с военным командованием по прусскому образцу. Совсем не спроста Павел, в конце концов, увлёкся Наполеоном. С которым готов был разделить власть над Европой. Ему Наполеон был понятен, как правитель, утверждающий, что «править надо в ботфортах».

— Серж, Россия кость в горле Англии в борьбе за Европу? — вдруг ангельским голосочком спросила его она.

— Точнюсенько так, — удивился он тому, как ловко щёлкнула она его по носу. — Видишь ли, ангел мой, сначала усердно странам втолковывалась мысль о русской опасности для западноевропейского мира и представь себе это до сих пор стоит на вооружении у европейской дипломатии и пользуется успехом. К тому же польский вопрос не даёт спокойно жить. Англичане были против перехода Варшавского герцогства под власть России. Говорили, что это усилит её, а это опасно. Главная цель политики Англии в Европе сводилась к постоянной заботе о том, как бы она не объединилась в прочный политический союз под главенствующей ролью одной из великих держав. Для чего и Францию раскачивали, в России перевороты устраивали, а Пруссию на мелкие набеги толкали. А всё потому, что Англия хотела вести свою главенствующую роль в политике Европы, держа Россию в союзниках, но на коротком поводке. Ну, как ты меня, — улыбнулся он при этих словах, приблизив её к себе. — И, что важно это ей частично удавалось за счёт крайней зависимости русской торговли и промышленности от неё. Англия почти монопольно господствовала в мировом обороте. А куда деваться, она единственная страна крупного машинного производства. Зарождающаяся у нас фабрично-заводская промышленность работает английскими машинами. Хотя есть и обратная связь. Англии же для своего производства нужен был обширный ввоз различного сырья, и ей многое из того давала Россия. Чувствуешь, врастание интересов и зависимость. — Таня согласно закивала головой, — Наши сбывают за границу: продуты своих хозяйств, руды. А из той же Англии везут сюда сукно, мебель посуду и всякую необходимую для нашей жизни мелочь. Так помаленьку Англия стала обетованным краем высокой культуры и политического благоустройства для наиболее влиятельных групп нашего русского дворянства. И представь себе такой разворот.

— Поэтому был устроен переворот и убийство Павла. — Воскликнула она.

— О, как ты скоренько соображаешь, а говорила куколка…,- одарил он поцелуями её лицо. Всё так. Разрыв этот слишком сильно ударил по интересам русской торговли и русской правящей знати. Павел погиб под ударами придворной и гвардейской среды, раздражёнными резкими проявлениями его власти в делах внутренней и внешней политики и управляемые сильной рукой допустим — Х. Причём и Екатерина и Александр в заговоре. Переворот получился не английский — государственный, с регентством Сенатом и различными заморочками, а что ни наесть русский дворцовый. И при тех обстоятельствах получил он власть не от правящих сил дворянского класса, а по собственному праву престолонаследия. Но, как бы там не было, всё кончено. Не угодный царь убран, да здравствует новый царь! Который тут же прекратил войну с Англией и заключил на время войны с Наполеоном англо-русский союз. Но около нового царя встали, оттеснив старых «новые друзья» и советники. Началась скрытая борьба между старшим поколением вельможных сенаторов и молодым друзьями Александра 1. Достигнута ли цель заговора? Не шатко, не валко. А это потому, что все почему-то напрочь забыли, он сын своего отца и в нём течёт тоже прусская кровь. Он воспитанник гатчинского дворца. То есть строжайшей дисциплины, отчётливого порядка. Любви к Пруссии. Его окружают так же, как и его отца: немецкая культурность и прусские учителя. Значит, отношение царя к самой России мало чем изменилось. Служба в гатчинских войсках, какую определил ещё Павел, была тяжела и даже опасна. Он желал видеть армию вымуштрованной и парадной, а вместо спокойного прозябания старая гвардия, причастная к перевороту, получила реформатора. По его замыслу «истинная монархия» отличная от «деспотии», должна была превратиться в монархию конституционную с народными представительствами. Но и тут столкнувшись с противоречиями, его ждут метания от одной крайности в другую. Во внутренней политике, он стремится к самосохранению власти и самоутверждению в ряде компромиссов с верховодящими в стране интересами. Во внешней же политике, должны быть учтены мотивы государственного эгоизма, которые диктуют экономические, финансовые интересы и его личная симпатия. Но это тебе сложно, солнце моё, я скажу проще: его болтало от идей бабки Екатерины к изысканиям Павла. Страну ждало столкновение идей реформатора с противодействием среды, перевязанных красной лентой мечтаний о преодолении такого противостояния силою власти. Мы получили Государственный совет. Разделение всей империи на12 наместничеств. Разделение вооружённых сил на две армии — северную и южную и ещё пять отдельных областных корпусов. Обстановка накалялась. Недовольство росло. Всё чаще при вырывающихся у царя словах: «Я никому не верю» все понимали он будет стремится иметь свои личные способы осведомления и воздействия на ход дел. Начинается период, когда он любыми способами противопоставляет официальным органам доверенных ему людей.

— Серж, но Англия, расставляя ловушку Европе, угодила в неё сама.

— Ты о чём?

— О Франции. Национальные силы, возбуждённые революцией, произведённой на английские средства, искали выход и стали опасны для неё.

— Так и есть, цветочек, А ты представь их состояние духа и политики когда, порвав с Англией к Наполеону отошла, симпатизируя Россия. Павел был обречён. Александр, хоть и займёт свою роль в коалиции против Наполеона, но будет придерживаться своего суждения. По его мнению: борьба с ней не должна быть служением реакции. Он видел силу Франции в освобождении масс к гражданской свободе от крепостничества, от пут старого режима. «Россия есть европейская держава», — Рассуждала его бабка Екатерина. Это же взял на вооружение и Александр, только расширив задачи. Вернее преобразование России и Европы для него — стали двумя частями одной задачи.

— Но они, мечтая преобразовывать Европу и потакая там народным массам в борьбе с крепостничеством, ничего не делали в этом направлении в своей?

— Ай — я — яй, какая ты разумница. Рассуждать всегда проще, особенно о других. Так слушай дальше или скучно?

— Нет, нет, — возбуждённо схватила его за руку Таня, — Продолжай, про Наполеона, который из романтичного превратился в такого гадкого, я люблю послушать.

— Начались дипломатические игры и подпольные подготовки сил для предстоящей борьбы. Напрашивалось два выхода. Первый — перейти к союзу с Наполеоном и вместе с ним съесть победный пирог. Второй — бороться. Александр в результате долгих раздумий выбирает первое. Тильзитский мир. По форме — это союз вечной дружбы и раздел сфер влияния и действия. Наполеону — Запад, Александру — Восток. Наполеон, чтоб укрепить династическое обеспечение империи и вновь созданного союза идёт на брак с сестрой Александра. За него он готов был заплатить Польшей. Финляндию он подарил ему раньше. Но Александр отказал.

— Тогда Наполеон женился на австрийской принцессе Марии-Луизе.

— Точно. Про браки женщины, как правило, знают всё. — Усмехнулся он. — Тильзитская дружба разрушена. В дворянских кругах вся политика Александра осуждалась, и тот мир был крайне не популярный, так как бил по нарушению коммерческих её сношений. Как правило, во всех дрязгах, ищи женщину и звон монет. Так шаг за шагом приближались к войне 1812 года. Со скрипом и под давлением общества было совершено назначение Кутузова.

— А отчего так?

— Александру пришлось выслушать от Кутузова, поддерживаемого дворянством, суждение, что он губит армию своими «парадами» и разменивает серьёзное обучение войск на мелочи для дела бесполезные. Он не хотел понимать, что прусская муштра оказалась совершенно не пригодна, а поставленные им прусские офицеры бесталанными. Ведь понятие «русская душа» существует только в России. И именно на ней в тяжёлые для страны моменты выезжает Россия и вырывается победа. Западу это не понять. Так и получилось война, переросшая в отечественную, подняла всю Россию от вил до ружей в поход на врага. Выдвинула своих командиров и военачальников. Назначила героев.

— Я знаю, Кутузов, Денис Давыдов, Чернышев, ставший светлейшим князем. Он овладел Берлином, заставя неприятеля, оставляя город, потянуться двумя колоннами к Эльбе.

— Умница. Но Александр, приняв решение о войне на своей территории, предполагал совсем другое, ставя романтические, напыщенные идеи во главе угла, собираясь сплотить народ вокруг правительства во главе с собой. А что получилось? Недовольство правительством, к тому же получил немалую критику своей политики и ещё плюс давление общественного недоверия. Его оттёрли на задний план, ему не дали самостоятельно и шагу шагнуть. Даже смеют требовать не начинать никаких переговоров с французами за спиной армии. Он кипел, но молчал, и только победы русских толкнут его на ход в политике. 1813 год, начало Заграничного похода Русской армии. «Время славы и восторга»: европейские столицы одна за другой отдавали победителям ключи от своих ворот — сначала Варшава, потом Берлин. Возбуждённый победами Александр заявил: «Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать». Дворянство, в том числе и Кутузов, были против таких планов. По их мнению, падение Наполеона приведёт только к мировому господству Англии, которое будет для России и Европы ещё более невыносимым. В России, как и в любой Европейской стране,(а что мы хуже других) были свои вожди русского национализма и они просили заключить выгодный мир, за который Наполеон заплатит какой угодно ценой. Но царь, ухватив во избежание опасности жезл управления в свои руки, настоял на своём. Он захотел подписать пакт о капитуляции в Париже. В результате мы имеем то, что имеем. А ведь история всё давно расставила по своим местам и очертила приоритеты, подталкивая к гармонии. Ещё после окончания Семилетней войны со всей очевидностью было ясно, что дружба России и Пруссии является краеугольным камнем европейского мира. 1813 год доказал только это. В этой войне русские и пруссаки вместе отражая наполеоновскую агрессию, сообща дошли до Парижа. Зачем ещё экспериментировать. Создавай военно-экономический союз. Но Александр романтик…, а мы, солнышко, рассуждаем дальше. Со временем Александр разочаровался в дальнейшем устройстве Европы, его мысли занимает теперь новая идея, Священный союз, в котором он теперь уж через религию пробовал добиться объединения Европы. Он увлекается «Библейским обществом»- международная организация для распространения писания. Я тебе говорил уже, сект разноплановых в России развелось море. И вот, используя его базу, плюс включив свои идеи, создал тот любезный ему союз. Все христианские правительства Европы были призваны присоединиться к Священному союзу. Он практически отстранился от управления Россией и ринулся заниматься сектантскими делами. Александр, в увлечении своей мечтой о всеобщем умиротворении, ставит на одну доску и революцию, и реакцию, и международный бандитизм, ведущий к борьбе коалиций. Самая настоящая солянка. А в страну, как естественный продукт реформации, вступило широким фронтом сектантство. И потекла эта муть из Европы к нам рекой. Два течения в германском протестантизме привлекли тогда внимание Александра. Протестантские круги отдавали «епископскую» власть в руки светского государства, надеясь купить за эту цену полную веротерпимость при равнодушии власти к различиям исповеданий. В результате от христианской религии остаётся только «закон Христов». И когда он в том месиве разобрался, то враз приуныл. Что поделаешь и на этом, как он считал великом поприще, его тоже ждало разочарование. Только вот секты получившие просторы России оказались живучи.

— А Александр быстро отрёкся и от этой роли.

— Так и было, цветочек.

— Я слышала про секты. Графиня Н… приглашала нас с маменькой как-то послушать песнопения и посидеть на их вечере. Но маменька не решилась без разрешения батюшки, так всё это и забылось, но прости, я перебила. Что дальше?

— Он разочаровался и устал в мистических метаниях. Ему не хочется больше реформ. Исчезли и стремления водворить в России религиозно-просветительскую идеологию Священного союза. В 1821году по докладной записке генерал-адъютантов Васильчикова и Банкендорфа ему доложили о деятельности тайных обществ. В частности офицеров Семёновского полка. Но он пассивно отнёсся к этим предостережениям сказав, что сам по молодости эти иллюзии и заблуждения поощрял. Заговор идей — это, всего лишь, заговор идей. Александр думал и надеялся, что эти увлечения у других пройдут, как и у него самого. «Жизнь рассеет». И от этого строгих мер не принял. Так бы, наверное, и случилось, если б не суровая муштровка войск домучившая в конец войска.

— Серж, неужели ж никто из государственных мужей не имел другого мнения?

— Имел адмирал Шишков, согласно его воззрению библейские общества, мистический пиетизм выросли из одних корней и цель их поколебать в России православие и вызвать в ней внутренние раздоры для сокрушения её могущества.

— Серж, а что если он прав и Александру, зная его увлекающуюся натуру, просто подкидывались те идеи. Тогда человек этот около него должен быть совершенно рядом, которому он безгранично доверяет. Россия по-прежнему стоит костью в горле у Англии. Да и Пруссия не смотря на родство с царской семьёй не прочь кое — что лакомое оттяпать?

— О! Да ты разбираешься, как закоренелый политик. Скорее всего, так и было. Александр одного своего «друга» спешно отстранил от дел. Подготовленную Шишковым записку не подписал. Но и его из ведомства не убрал. Шишков позже и подготовил переход русской политики просвещения Николая 1. Николай, учитывая промахи брата с дворянским обществом, отстаивающим старые устои, действовать начал аккуратно. Все опять не учли одного, что он тоже сын своего отца поклонника Фридриха и женатый на дочери Фридриха — Вильгельма 111 Шарлоте, воспитанный на примере брата императора для которого «прусская дружба» имела особое значение. А, следовательно, нас ждёт мало чем отличающееся правление от предыдущих двух. И как следствие этому движение, которое можно бы назвать национал-либеральным, ставившее основным пунктом стремление к обновлению русской жизни, на новых началах гражданской свободы для масс и политического влияния для средних общественных слоёв, к развитию промышленности и так далее. Захватывающе красиво и сильно, но во Франции начиналось всё не менее эффектно. Только кончилось чем.

— Серж, ты о декабристах? Как жутко всё получилось…

— Да, голубка моя, о них. Развитие оно получило преимущественно в дворянской помещичьей среде и офицерских кругах. Верхушку этого общества составляли люди причастные к русскому масонскому ордену. У масонов всё рассчитано на эффект. Там годами упражняются действовать на воображение других, ловко управляя жестом и словом. Существует три ступени лож. Там вся братия делится на градусы. Отсюда братья внешних лож не вправе ведать то, что известно братьям, стоящим внутри. Ужины, песнопения и собрания предназначены всего лишь для внешней жизни ложи. Играли, играли и заигрались. Поэтому всё получилось высокопарно, театрализовано, а отсюда смешно, глупо и, в конечном счёте, трагично. Николай вступил с этим на престол. Розыски, аресты и расправы по делу декабристов стали первым правительственным его актом. Был бы он постарше, возможно и не случилось бы такой жестокости. Большого вреда от них нет. «Так, шумим господа, шумим!» Я много думал чего ж его в той клоунаде так разгневало, ведь он сам в тех кругах крутился и их силу и те требования неплохо знал? Для чего было тратить столько времени на пустышку и ещё поднимать такой шум?

— И к чему привели тебя раздумья?

— Может быть, это были своего рода заигрывания с дворянством старого укладу. Пытаясь найти опору в них, на их утеху так жестоко подавил тот театр. А возможно боялся повторения французского варианта. Тут как рассуждать. Об этом же говорит строка из его манифеста, обнародованного после расправы. Эта «зараза», — говорится в нём — пришла с Запада, как нечто чуждое, наносное. «Не в свойствах, не в нравах русских был сей умысел». К тому, что по своей воли он бы так не усердствовал, меня подталкивает то, что сводка суждений и замечаний декабристов всегда была под его рукой. Создавалось впечатление у многих, что декабристы передали ему в руки своё недоделанное дело. «На, правь, ведь ты, когда-то был один из нас!» Хотя кто его знает, возможно, он таким жестоким образом хотел обеспечить себе величие. Петр рубил же головы стрельцам. Вот и он размахался. К тому же, масоны ловили в свои сети в первую очередь умных, но обиженных системой или жизнью людей и Николай об том знал.

— Серж, ты много читал?

— Не только. Я много путешествовал. К тому же отец не стоял в стороне и многим неспокойным людям давал приют. Он не увлекался никакими идеями, но никого и не переубеждал, и не отговаривал. Наверное, это было от того, что он сам ни такой, как все. Зная его отдаление от политики, никому не пришло в голову его подозревать.

— Что же происходит в нашей жизни сейчас?

— Эпоха противоречий. Ты же видишь старый, веками сложившийся строй государственных и общественных отношений господствует вокруг нас всецело. И наша жизнь и не только: экономическая, гражданская, духовная — бьётся в этих старых рамках, которые становятся всё теснее и теснее.

— Да, да мы слушали Пушкина, — это потрясающе.

— Вот дался тебе тот повеса. До ужаса талантливый бездельник и даже может быть гений, гробящий свой дар на баб, беспросветные гулянки и всякую масонскую ерунду. Чего распыляться-то, если вокруг одни хладнокровные мечтатели. Только и могут, что спорить о Вольтере. Его усмешка выела сердца. Жалко будет, если то волшебное перо сломается, кажется мне, он непременно плохо кончит, проткнут шпагой или продырявят пулей. Русь обеднеет. Но видно у каждого свой удел. Романтическая, ты голубка моя, натура. Хотя кто бы ещё предпочёл нормальному браку моё общество.

— Серж, но что же из того, о чём ты мне только что рассказал, касается письма.

— Я и не заметил, как ты ловко, сударыня, меня к тому письму подвела. Оказывается ты такая хитрая лисичка.

— Серж, ну хоть намекни, — канючила она, ещё придвигаясь к нему.

Ну как тут устоишь.

— Всё и ничто.

— Серж!?

— Всё, всё. Достаточно на первый раз разговоров. Как ты не устала, я ж тебе не про фасон шляпки рассказывал.

— Вот от этого я как раз и устала бы. Не люблю ходить по модисткам.

— Пойдём, прогуляемся, что-то засиделись мы. Я остановлю Митрича.

— Как скажешь. Может, пройдясь, ты подобреешь.

Он помедлил и спросил совершенно для неё неожиданное:

— Принцесса моя, ты счастлива?

Она кивнула, но ей показалось ответ недостаточным и отвечая бурным восторгом, кинулась ему на шею. Разве теперь непонятно…

Митрич убавил ход лошадей, они пошли шагом и вскоре: Тпру! — встали. Барон выпрыгнул из кареты первым, едва она остановилась на обочине дороги, у лужка, и повернулся, чтобы подхватить на руки жену. Он несколько минут держал её за талию на весу и прежде чем её ноги коснуться земли, чмокнул в нос, потом, не обращая внимания на таращившихся слуг, в губы. Она сияла. Ещё бы! Они были вместе и близки, как могут быть близки муж и жена. У них настоящая семья. Они улыбались сейчас друг другу охваченные одним искренним счастьем. С самого того необычного дня знакомства она не пожалела о том. Одна тональность чувств и мыслей, одно неразделимое целое была их встреча в этом мире и брак венец этому чуду. Сердясь на мешающее смотреть на мужа садившее за горизонт солнышко, и от этого щуря глазки, думала Таня.

Кони остановились у подножия пологого холма. Они вышли из кареты и прошли вперёд к краю обрыва. Митрич с возницей маялся невдалеке. Под обрывом синела речка. За ней курчавились берёзовые леса, хвалясь, белыми стройными ногами. У подножия холма, прямо перед речкой, лепились под соломенными шляпами домишки. Торчали кое — где колодезные журавли, а посередине белой свечкой с яркой синей маковкой, высилась колокольня.

— Так легко, что впору полететь, — развела она руками, у самого края, смешно щурясь на последние яркие лучи садившегося солнышка.

Он попробовал её напугать, якобы лёгким толчком в спину, крепко держа за юбку при этом, она, заверещав, метнулась к нему. Сергей посмеиваясь, жарко поцеловал. Спросил, тихонько щекоча горячим дыханием висок:

— Напугалась?

— Противный. У меня сердце оборвалось. Скоро сумерки будут в гости проситься. Где ты надумал останавливаться на ночь? Серж, я боюсь в лесу.

— У тебя будет личный сторожевой пёс…

Таня, разглядывая его, улыбнулась своим мыслям. Широкие плечи, узкий таз, плоский живот, узкая талия и крепкая шея и в человеке просматривался доберман. Элегантный красавец, что там, что тут. Но спохватившись, вернулась к ночёвке.

— Тебе смешно, а мне страшно, — капризничала она.

Он со всем пылом уверял:

— Мы успеем добраться до постоялого двора, и ты уснёшь у меня на плече. Так не страшно?

Ей с ним никогда и нигде не было страшно. Суетилась так, ради самой суеты, чтоб не забывал, что она слабая женщина.

— Куда же мы едем? — спросила она любопытствуя.

— В имение Софьи, — открыл тайну он, держа в плену своего взгляда её милое личико.

— Как чудно, обрадовалась она, но уже через минуту насторожённо спросила. — Это из-за письма? У тебя есть необходимость переговорить с графом?

— Я хотел сделать тебе приятное, предоставить возможность повидаться с Софьей и их маленькой с Владимиром дочкой.

— Врунишка, но Бог с тобой. Ты решительно не хочешь посвящать меня в тайну. Я умолкаю и больше не настаиваю. Пойдём, пройдёмся по разнотравью. Так чудесно. — Показала она на тропинку, убегающую по лугу вдаль.

— Ну, пойдём, — улыбнулся он, жалея, что лес далече.

Глава 36

Ехали, ехали… До маленького городка добрались в сумерки. Она дремала. Он с удовольствием наблюдал за её лицом в лунном свете, проникавшем в экипаж. Встретила их тишина и покой постоялого двора. Барона это только обрадовало. Слуги суетились вокруг карет, вытаскивая багаж. Заказав ужин, поднялись наверх в номер. Помещение, окна которого выходили в соседский двор и три ещё молодые берёзки, было средним: не большим и не маленьким, меблированной крепкой дубовой мебелью. Большая кровать. Стол. Четыре стула с высокими спинками. Канделябр с пятью свечами. Трюмо. Два кресла. Печь. И большой ковёр посередине. На тумбочке таз и кувшин с водой. Митрич, со слугами распорядившись хозяйскими вещами, занялись лошадьми. Таня, попросив горячей воды и шайку, пожелала покупаться. Не успели оглянуться, как им это всё доставили. Она радовалась купанию, а он, глядя на её это восторженное повизгивание, немедленно согласился с тем, что это действительно приятно. Вниз, к ужину, спустились освежившимися, бодрыми. Устроив её за стол, он, извинившись, вышел на минутку во двор к Митричу. Нужно было переговорить о предстоящем отрезке дороги. Разговаривая, они видели, как прикатили молодые гусары. Компания была навеселе. Юнцы безобразно шумели и нарывались на скандал с хозяевами. Барон, посмеиваясь, наблюдал за выпрыгивающей из штанов от перевозбуждения юностью. Давая Митричу последние инструкции на ночь, он не спускал с молодёжи глаз. Завидев новых постояльцев, заволновался и Митрич. Лицо его выражало мрачное предчувствие. Он лихо сплюнув, пробурчал:

— Каким лихом их сюда занесло. Тьфу!..

Серж улыбнулся вслед беспечной молодости, но, забеспокоившись о Тане, заторопился. «Хорошо перебрали молодцы. Мало ли что эти повесы утворят попав вовнутрь. Не считая пожилой дамы отмахивающейся веером, княжна единственная молодая женщина в этом захолустье». Беспокойство было не напрасным. Вся эта стая, развесёлых гуляк, толпилась около неё. Попросив, пока вежливо, Серж, отстранив гуляк, занял место напротив жены.

— Позвольте. В чём дело господа? Дама под моим покровительством.

— Просим прощения, — извиняясь, компания дала задний ход, устроившись невдалеке за спиной Сержа.

Таня, ловя на себе горячие взгляды юнцов, чувствовала себя совершенно неловко. Серж не догадался пересадить её на своё место, и теперь ей приходилось краснеть. Хотя кто знает, как бы оно случилось. Им вполне могла прийти идея касаться её руками, и тогда бы муж наверняка давно сорвался. Кушать совсем расхотелось. Она бы давно отставила тарелку от себя да не смела подгонять Сергея. Поэтому, моля про себя поторопиться, ждала, когда покончит с едой он. Гусарское веселье набирало обороты. Серж терпел, пока один из молодцов, которому особо приглянулась Таня, не подлез к столу с ухаживанием. Барон поднялся, прося юнца занять своё место и вести себя подобающе, но тот распетушился. Огромный кулак Сергея, описав дугу, угодил прямиком в лоб гусара. Взмахнув руками наподобие горластого петуха, он отлетел к столу. Из носа, на который не замедлил свалиться с соседнего, задетого в падении стола самовар, хлынула кровь.

— Убью! — взвизгивает гусар, но не в силах вырваться из стиснувших его рук барона, принялся вымещать злобу на ни в чём не повинном стуле, пиная его и лягая.

Он понимал, что улаживать подобные дела здесь не место и, толкнув забияку на руки друзей, Серж, посчитав инцидент оконченным, подал руку жене, приглашая подняться. Компания, обидевшаяся за собрата, тут же повскакав со своих мест, заговорила разом, но напасть не решилась. Проследив за удаляющимся с женой бароном, опамятовавшись, суетливо бросилась уговаривать и утешать неудачника. Сергей спиной слышал несущиеся в след ему угрозы. Зал гудел пьяными молодыми голосами, млевшими от страха и собственного величия. «Чёрт бы их побрал, хотел отдохнуть, но видно не суждено, не уймутся же детки».

— А, если уехать? — словно уловив его мысли, с беспокойством и надеждой, спросила она.

— Не получится, цветочек, они пустятся вслед, да на пьяную голову… Им след проспаться.

— Они за ночь добавят новую порцию хмельного и будут ещё пьянея, чем сейчас, — видя картинку так, как она есть, проговорила она.

— Не зря говорят, утро вечера мудренея, подождём. Принесла их нелёгкая. Весь вечер испортили, — настаивал он.

Таня уступила, но схватив его руку, как ему показалось несколько судорожно, и подняв к его лицу умоляющий взгляд, попросила:

— Серж, надо позвать Митрича.

Он улыбнулся ей ободряюще и склонился к самому лицу, но был категоричен.

— Я справлюсь сам. Ему день на козлах сидеть и нас с тобой везти. Заснёт, свалится, беды не обёрёшься. С чего право у тебя такая паника. Жаль, что ты совсем ничего не ела. Нельзя так всё воспринимать серьёзно, мой ангел.

— Ах, оставь Серж, мне просто не хотелось…

Она, конечно же, сомневалась насчёт такого беспокойства Сержа о Митриче, считала отговоркой и оттого волновалась ещё больше.

Тем временем, проверив запор, он принялся медленно раздеваться. Лицо его было спокойно. Таня, обняв его и прижав пылающую щеку к спине, пробормотала:

— Следующую ночь спим в лесу. Это всё из-за меня и моих капризов.

Она кинулась в его объятия, едва сдерживаясь, чтобы от тревоги за него не разразиться слезами, горячо к нему прижимаясь. Её горячее дыхание отдавало тоже тревогой. Он разомкнул её тёплые руки, поцеловав каждый пальчик.

— Без паники, душа моя, это только перебравшие хмельного зелья мальчишки. Я лягу у твоих дверей доберманом.

Она ещё крепче обняла его:

— Нет, дверь заперта. Им не войти. Остальное лишнее. Я усну только рядом с тобой и непременно на твоём плече. — Она знала, что ему это не понравится и всё же заявила:- Ты выйдешь из комнаты лишь в крайнем случае.

Так и было, он пыхал огнём:

— Дорогая моя, что за тон? Ты не должна так реагировать!

— Мне без разницы, что ты сейчас думаешь про меня, — оправдывалась она. — Я напугана, и я чувствую себя виноватой. Поэтому я вольна поступать так, — произнесла она, отвернувшись от мужа и отойдя к двери, перекрыв её, так что ему не пройти.

— Таня?! — Бесшумно ступая, но, вызывающе расправив плечи, он приблизился к ней. — Ты же знаешь, что для меня это чепуха!

Пусть так. Она всё равно не выпустит его. Мало ли что…

— Будешь со мной до утра, — сказала она твёрдо. «Ах, что же он молчит?!» — не спускала с него глаз Таня, желая угадать, что её ждёт, покой или поиск новых путей его удержания возле себя.

— Хорошо, успокойся, я подчиняюсь, — почти застонал он. — Раздевайся и ложись.

Он улыбался в темноте, зарывшись в её волосы. Ему было сладко и покойно возле неё, этого маленького птенчика. «Надо же, аж, ножкой топнула, а в глаза глядит собачонкой. Кроме отца никто так не заботился обо мне». Она, обнимая, молча вздыхала рядом. Ей казалось, что она перегнув планку обидела его. Засыпая, Таня не только держала его за пальчики, но и заставила, как когда-то в имении положить руку под голову. Не выбраться, не разбудив её. Сомкнув веки, он дремал. Лоб пылал от натуги, а в висках слышно было, как стучала кровь. Но собачий организм позволил ему отдохнуть. За окном брехала негодная собачонка. Он, заслышав к полночи топтание и шёпот под дверьми, понял, что спьяну проверяли дверь, надеясь застать врасплох. Потом говор ослаб и шаги удалились. «Молодо, зелено. Танюшка, похоже, права. До утра без шума можно отдохнуть». Чуть свет поднялись на ноги. Дорога не близкая. Надо спешить. Ехать до развилки ещё сутки. Там одна карета отправится в Москву, а на второй с Митричем, спеша и погоняя день, покатят в имение Софьи. В гостинице было тихо и сонно. Городок тоже спал. Только изредка орал петух или от лени тявкала, потревоженная его криком и стуком колёс кареты, собака. Выехав за город, Митрич прибавил скорости, охаживая кнутом лоснящиеся крупы. Вдруг он обернулся:

— Что? — одними губами спросил Серж, покосясь на дремлющую на его плече жену.

Митрич махнул рукой вперёд, приглашая его выглянуть.

Серж, переложив головку Тани в уголок, так и сделал.

— Чего ж они хотят? — завидев ждущих у дороги гусаров, не обращаясь ни к кому, задал вопрос барон решая, как ему с этим сюрпризом быть.

— Вам виднее, — тут же отозвался Митрич. — Что делать будем?

Барон напряжённо думал. Мысли в голове, цепляясь одна за другую, вязались в узел.

— Придётся пугануть лошадей, чтоб понесли, доберманом.

— Проще нельзя? — свесился с козел Митрич.

Барон подумал, после чего покачал головой:

— Это самый безопасный для всех вариант. Жалко сопляков, но сами нарываются.

До ушей барона долетела ругань.

— Эх, всех жалеть — жалельни не хватит. Вот чего людям неймётся, не мало уж пожил, а такого понятия не осиливаю.

Серж приказал:

— Малым ходом иди, чтоб Таня не проснулась. Коней крепче держи и не останавливайся, я сам догоню, — перед тем, как застегнуть ошейник предупредил он Митрича.

До поджидающей их группы оставалось совсем немного, когда из открытой двери кареты маханул на обочину огромный доберман и понёсся к заметавшимся с его приближением лошадям. От того, что творилось сбоку от проносящейся кареты, Митрич чуть не упал с козел. Кони гусар, вставав, на дыбы и кое-где сбросив всадников, понесли. Пёс гнал их в противоположную сторону от карет. Митрич подав знак второму вознице, еле сдержал своих. Притормозил сразу же, увидев несущегося вслед каретам пса. Вторая карета чуть не влетела в них. Соскочив с козел, Митрич открыл дверцу, Таня от толчка проснулась и, увидев влетевшего в карету добермана, спросонья мало что поняла. Бросившись сразу за мягкой тряпкой, которую держали для таких случаев в карете, чтоб вытереть его. Протерев и сняв пену с морды, она отстегнула ошейник.

— Серж, что за пробежки с самого утра? — подала она ему в руки чистое полотенце и подняла к его лицу вопрошающий взгляд.

— Просто захотелось, — пряча глаза, отговорился он, — Митрич, скажи…

— Точно, так оно и есть, ваше сиятельство, — не моргнув глазом, соврал тот.

На второй карете возница так и не понял, а слуги тем паче, откуда взялась собака и, что хотели от них те гусары у дороги. Но они не могли спокойно устоять на месте — их трясло. Дальше ехали, спешили, хотя, чтоб ожидалась погоня, было мало вероятно. Тех коней требовалось ещё найти и словить, да и последствия от падений были не пустячными наверняка.

— Ночевать будем там, где застанет ночь? — объявила Таня своё горячее желание. — Больше не хочу постоялых дворов.

— Там видно будет, — отговорился барон одеваясь.

Митрич молчал, лишь посмеиваясь в усы над ними. «Горят, как свечки, душа у молодят пылает. А дрожат друг за друга, как лебёдушки».

Глава 37

Кони, отдохнув, укорачивая дорогу, неслись вновь. Если поспешать, то сегодня же можно успеть развилки достигнуть. Мимо тянулись на много вёрст вдаль и вширь могучие дубовые леса. Две дороги одна широкая — поворачивала к Москве, другая узкая — петляя между деревьями, неслась вглубь лесов, приводя к имению Софьи, но в этом месте они сливались воедино. Отъехали за бугор в кусты и встали на ночь, чтоб уж с утра разъехаться в разные стороны. Отпустив лошадей, набрали поболее сушняка, не дай Бог ночью придётся плутать. «Должно быть, последний солнечный луч, зацепившись за макушку высокого дуба, потух», — подумала Таня, наблюдая за упавшим за деревья солнышком. Из леса, как будто в ожидании именно этого момента, потянуло прохладой, и подкрались сумерки. Из родника, под бугром, Митрич принёс ведро воды. Протянул ей кружку. — Испейте, холодненькая, а вкусная страсть. — Серж, выжег огонь, и заплясало пламя костра. Стало намного спокойнее и веселее. А ещё она заворожёно будет ловить момент, когда Митрич пошевелит в нём палкой, в звёздное небо тогда рвутся сразу столбом, перегоняя друг друга, жаркие искры, и повалит пахучий дым. Вбили колья и повесили на плаху чугунный не большой котёл. Тане показалось, что уж очень сладко несло от котла варевом. Не успели подсуетиться с едой, как навалилась ночь. Мужики притянули на вожжах, поваленное дерево и, обрубив сучья, устроили стол и диван за раз. Поужинав, улеглись по обе стороны костра на ложе из еловых лап. Митрич с возницей и слугами в одну, Серж с женой в другую. Таня долго всматривалась в стоящие стеной кусты, ей всё время казалось, что они шевелятся. И хорошо и боязно. От чего жалась к мужу, рассматривая звёздное небо сквозь прикрытые ресницы. А тут ещё всхрапнула пьющая воду лошадь. Таню аж передёрнуло. «Ага, трясёт, — посмеивался Серж, — больше романтики не захочется». Всю ночь подкидывали хворост, стараясь, чтоб не угас костёр. Она слышала сквозь дремоту, как тихо переговаривались сменяющие друг друга на дежурстве мужчины. «Как он так-то один, собакой, под кустом спал, ужас какой», — прошмыгнув, угасающей искоркой, мысль в голове, погасла. Утром, не трогая, вероятно, только что уснувшего Сержа, смотрела на утреннее небо, следя за последней затухающей звездой. Митрич возился возле потрескивающего костра, а ей совсем не хотелось подниматься, да и зачем, если сладко дремалось. Но Митрич вскипятив кипяток, безжалостно растолкал.

— Ваша светлость, вставайте, пора! Завтрак готов и с Божьей помощью двинем в дорогу. Ночь, кажись, обошлась.

Помолясь и распрощавшись, с тревогой поглядывая на стоящий стеной лес, каждый поехал своей дорогой. «До Москвы недалече доберутся, а вот нам скрипеть колёсами и скрипеть». Дорога неслась под неутомимыми копытами коней вперёд. Таня всё чаще выглядывала из кареты, ожидая знакомых мест, что запомнились ей по первому приезду в поместье Софьи. А их всё не было и не было.

— Не прыгай, скоро приедем, — удерживал её рвение муж.

— Ах, Серж, — спеша покрывала поцелуями, она его лицо, — мне так интересно. Какая сделалась Софья. Какая их доченька, на кого этот ребёнок похож. Ну скажи разве я не права и это не интересно?

— Интересно, — со смехом прижал он её к себе. — Я сейчас сгорю возле тебя, а ты в окно скачешь и ничего не замечаешь…

— Серж, баловник, там же Митрич и слуга… — бросила она на него тёплый взгляд. — Пожалуй, нам лучше не делать этого и подождать, когда мы окажемся в более уединённом месте.

Серж никак к её речам не отнёсся. Он сказал:

— Они не обернутся, да и что они рассмотрят в карете, к тому же мы опустим шторки.

— Серж, а, правда, что скоро и в эту сторону будут строить железную дорогу? — ухватилась она за первую же возможность отвлечь его от жарких мыслей.

— Так и будет. Кареты непременно отойдут, и все будут ездить в вагонах, которые потянет по железным рельсам ниточкам паровоз. Но ты меня отвлекла. Цветочек мой, пойди сюда, ближе…

— Серж, ты потерпи вот приедем…,- лепетала она, посматривая в спину Митрича, через окно.

— Ну уж нет. И не сверлите вы, сударыня, глазами спину Митрича. Кто настоящей семейной жизни захотел и меня до печи раскалил, а? Так вот извольте теперь выполнять свой супружеский…

— Серж, но…,- сказать ей больше ничего не удалось. Барон закрыл её сомневающийся ротик поцелуем.

Она опять, как и у реки нарушая все его планы и пользуясь его пылом, задержала в себе то, что он боялся в ней оставить намного дольше, чем планировал. У неё с каждым днём всё более крепло решение непременно добиться того, от чего он её уберегает. За что Серж опять клял себя и ругался, а она посмеивалась и ластилась к нему.

Глава 38

Стрелки бежали, обгоняя цифру за цифрой по кругу времени. К гаснущей вечерней заре, наконец, добрались до поместья. Владимир с Софьей гуляли с девочкой в парке. Граф носил ребёнка на руках, плавно покачивая. Заметив карету, весьма удивились. Гостей не ждали, но, узнав Митрича, обрадовались. Высокая, изящная фигура барона появилась первой. Затем выпорхнула Таня. Последовал приступ восторга и общего возбуждения. Увидев брата, Владимир восторженно воскликнул:

— О, Серж, что за счастливая случайность занесла вас в наши края? Она чудесна!

— Я польщён таким радушием, — смущённо пожимал протянутую руку Серж.

Софи протянула навстречу княжне тоже свои маленькие ручки:

— О, как я рада, дорогая, вашему приезду! Хорошо, что погода вашему путешествию нынче благоприятствовала. Как приятен ваш приезд, но хоть бы намекнули, мы бы приготовились… Как вы поживаете?

Таня взяла её руки в свои и с большой радостью пожала:

— Ах, Софи, моя радость не меньше! Ты чудесно выглядишь.

Женщинам с ходу нашлось, о чём поговорить и что обсудить. Княжна заметила с каким сияющим взором окидывали друг друга Натали и Владимир. Не понять не возможно — этот взгляд означал лишь одно — любовь. «Значит, у них всё по-прежнему замечательно», — обрадовалась она. После радостных объятий и слёз умиления, все отправились в дом. Разместились в тех же комнатах, что и в первый приезд. Мужчины поговорили об охоте и перешли к лошадям. После чрезвычайно интересного обмена мнениями по поводу того, как гонять лошадь по кругу, как не допустить запала, что лучше- чистая порода или полукровка добрались до предстоящих скачек. Серж заказал баню и подтолкнул Владимира к кабинету.

— Давайте, граф, оставим, дам одних, у них есть о чём без нас поговорить, мы им только мешаем. Таня чуть не вывалилась из кареты, торопя дорогу и заглядывая всё время вперёд.

Граф пытался оттянуть ту минуту, тогда барон, вцепившись в его локоть, почти поволок Владимира в кабинет.

Такой ход возымел своё действие.

— В чём дело? — в лоб спросил тот сразу же, как только захлопнулась за их спинами дверь. По его оценке, только достаточно важное дело могло оправдать барона за его поведение и вторжение в любезный разговор Владимира с дамами, чем тот нанёс невосполнимую потерю. Но не успел он обрушиться на барона с резкой критикой, как тот, порывшись на груди, достал пакет и протянул брату.

— На, почитай.

Владимир, покрутив пакет, всё же уставился на Сержа, пытаясь получить объяснение в словах.

— Что это?

Но барон предпочитал пока отмолчаться. Мол, пусть прочтёт, и уж потом будем разгадывать смысл.

— Прочти, а не дави меня вопросами, — был ответ.

Хотя письмо совсем не успокоило его растревоженные чувства, но оправдало брата. Граф подсел к столу и склонил голову над листом. Почерк мужской, мелкий. Начав читать, он то багровел, то сходил бледнея с лица. В общем, был весь поглощён поставленной братом задачей. Прерывая чтение, бросал недоумённо встревоженные взгляды на Сержа. Барон понимал, как тому сейчас не по себе. Он и сам не мог спокойно сидеть, а ходил вдоль заставленных книгами стеллажей. Но после первого прочтения он почувствовал, что ещё не добрался до сути.

— Откуда это у тебя? — выдавил тот при окончании, собираясь повторить чтение.

Барон сказал так, как оно было.

— От убитого мной курьера.

— Но как такое могло произойти? — негодовал граф.

— Во время нашего путешествия с Татьяной. Двое пытались ограбить и убить меня, а так же забрать себе Таню.

— Но ты…

Барон небрежным жестом откинул стопку газет.

— Да. Пришлось защищаться. В сумке, притороченной к седлу, было вот это, — ткнул он в письмо.

Было только одно обстоятельство, о котором он не упомянул, это то, что сделал он такое с ними- доберманом.

Граф с трудом вымолвил:

— Я потрясён.

Серж хотел промолчать, потому как это действовало на него до сих пор тревожно, но не справился и ответил:

— И я не меньше. Как видишь, я до сих пор не покоен.

Граф ещё раз перечитал письмо. Отёр лоб и несмотря на то, что его глаза всё ещё были прикованы к письму, спросил у барона:

— Кто про это знает?

Серж поправил манжеты.

— Что оно у меня, никто.

Владимир побарабанил пальцами по столу. Непонятное письмо жгло руки и дразнило.

— Опять польская карта в руках Англии!

Барон едва уловимо кивнул.

— Ты, безусловно, попал в цель. Присоединение герцогства Варшавского сильно осложнило западные отношения России. Всё непросто в этой каше граф. Польские земли были в давней, даже географически обусловленной связи с Пруссией. Считай польский экспорт и польский рынок для сбыта ввозимых товаров служили выгодным объектом прусской эксплуатации. Защищаясь от экономического захвата Пруссией польского и российского рынка, а также обеспечивая таможенную самозащиту, последние мероприятия привели к новому успеху покровительственной системы в русской имперской экономической политике. Учти, что это не маловажный факт. А ещё к экономическому сближению царства Польского с Россией с полной отменой русско-польской таможенной границы тоже.

— Я что-то слышал об этом. Чёрт, и тут польское восстание. Серж, получается, Россия сама создала такую абракадабру себе, как польские силы для борьбы с собой. Ведь финансы Польши смогут иметь резервный фонд, который и бросят на поддержку войны. А с армией вообще получается не просто. Созданная по образцу имперской, ещё и снабжённая всем из России.

— Прибавь к этому — получила отличную организацию на основе русских кадров. К тому же польская промышленность поднялась за счёт русской на имперском рынке. Я представляю реакцию Николая вот на всё это.

— Опять рука Англии? — предположил граф.

— Не без этого. Роль свою сыграла в подстрекательстве и деньгами наверняка ссудила. Но наша политика тоже свою лепту внесла. Не надо так гнуть поляков в религиозном и национальном вопросе. И как видишь, наши шкуры помогают, — подкинул он на столе письмо, — не даром, конечно, а за злато.

— Что ты собираешься с ним делать? Ведь непременно собираешься, иначе бы просто выкинул?

Серж помолчал, а потом тихо сказал:

— Передать в первые руки.

У графа скакнули на лоб глаза.

— Вот это ты загнул…

— Вольдемар, по другому нельзя. Исчезнет, до него не дойдёт. Непременно найдётся желающий заработать на этом.

— Кто против, но как доставить ему эту бомбу, Серж?

Владимир всё понимал. Всё, всё…, но вот как доставить письмо самому царю в руки — нет.

Барон, походив по кабинету, встал у окна. Поизучал пейзаж и тоже ничего не придумав развёл руками.

— Я в растерянности. Но мы с тобой были и не в таких передрягах. Надо что-то особенное изобрести.

— Без посредников не возможно, — загорячился Владимир.

— Это исключено. Учитывая характер письма, только из рук в руки, — не согласился барон.

Тот собственно и не настаивал.

— Надо думать…

— Интересно, что нам остаётся, — усмехнулся Серж. — Не надо, а будем, обязаны думать. Или ты жалеешь, что я тебя впутал в это?

— Не говори ерунды, — возмутился он. — А что, если что-нибудь весёленькое организовать. Ты не знаешь, какие у него в это время бывают мероприятия с участием широких масс общества?

— Например? — взлетела бровь у барона.

— Дай сообразить… Скачки. — Обрадовался удачной мысли граф.

— А что, это выход. Считай себя участником.

— Я, зачем? Да у меня и лошади такой нет. К тому же я давно не занимался этим.

— Лошадь найдём. У меня есть. Подумаешь, пару раз прогонишь, вспомнишь.

— И что дальше. Вот я в скачках и…

— Через поле понесётся доберман с письмом в зубах к трибуне с почётным гостем. Твоя задача взять у пса письмо и передать тому, кому его след передать.

— Где ты возьмёшь такого пса? Это ж не простая собака нужна, а умница.

— Моё дело. У Тани есть доберман, это то, что нам надо, он дрессирован.

— Хорошо, договорились. Чёрт, угораздило же тебя влезть в такое дерьмо. Можно же уничтожить всё это и нет проблемы.

— Можно, для нас однозначно всё будет радужно, но, как же он, тот, кто шлёт вот это, — подкинул Серж пакет, — занося нож в спину России.

— И это правда.

Возвращая разговор в житейское русло, напомнил:

— Про баньку не забудь…

Граф не отказал себе в удовольствии поиронизировать.

— С чего по бане деревенской соскучился?

Серж пряча улыбку отвернулся.

— Дорога замотала, пыль.

— Идём вдвоём с банщиками или ты сладко хочешь? — подмигнул брат.

— Надо же придумал — сладко!? Но так и есть с Татьяной. А ты поговори с Софи и через день тронемся в путь. Остановитесь у нас.

Владимир хлопнул ладонью о коленку.

— У вас не получится. Тесть будет против. Не хотелось бы обижать.

Серж не возражал.

— Пусть будет дом Софьи.

— Ладно, идите и с лёгким паром вас!

Улёгшись на широкой лавке, в плавающем паре бани, она, сладко потягиваясь, лепетала:

— Наши славянки романтичны и настоящие гурманы. Перед тем как отправиться на свидание, принимали ванны на травах: с мятой — для приятного холодка кожи, с можжевельником — для чувствительности.

— А шиповник вот для чего замочен? — плескал он на неё пахучими каплями.

— Какой ты не догадливый, Серж. Естественно, для терпкого аромата. А соком ландыша натирали щёки.

— Вот тебе раз. Зачем?

— Для страстного румянца.

— Придётся всыпать тебе веничком берёзовым. — Погрозил он, передав ей веник, — а ну поколоти меня. Да сильнее. Он старался не смотреть на её расслабленное от пара и источающее аромат трав тело. Усыпанное каплями словно жемчугом, оно тянуло его как магнитом… Из бани он нёс её на руках, целуя в разрумяненный нос и щёки.

Таня, распустив для просушки волосы, сидела около открытого окна. Прохладный пахнущий травами и лесом воздух наполнял комнаты. За расплывающимся в ночи очертанием сада полыхнул край неба, всходила луна.

— Ой, показалось, будто небо подожгли. — Взялась за сердце она. — А это всего лишь луна.

— Что тебя там так напугало? — заглянул он через её плечо. — И отошла бы ты от окна, свежо.

— Хочу, чтоб обдуло ветерком волосы. Не желаю с мокрыми ложиться спать. Посмотри на небо. Правда, как на картине?

— Действительно. Так тебя это заворожило? Отчего же ты, радость моя, во время ночёвки в лесу закрыла быстренько глаза?

— Страх хозяйничал. Вас подбила на такую романтику, а сама дрожала, как листочек на холодном ветру.

— Даже со мной?

— За тебя, любовь моя, в первую очередь. Но, согревшись в твоих объятиях, успокоившись, уснула. Серж, ты обговорил тот вопрос с графом, из-за которого приехали?

— Ты о чём? — прикинулся он. — Поговорим о другом.

— Пусть так. У них такая чудная малютка, толстенькая и смешная.

Серж поморщился, о детях говорить он ещё меньше хотел, нежели про пакет. Но ей ровно, без раздражения, сказал:

— Дети все милы. Но, уволь сударыня, нам это без надобности. Давай лучше про луну.

— А что про неё говорить. Бродит себе по небу, да за всеми подсматривает, всё вынюхивает. Жандарм земли. Одна польза освещает путь добрым людям, но и ворогам помогать не считает для себя зазорным. Равнодушная она. Хоть убийце светлый бочок подставляет, хоть доброму путнику. — Покосясь на смеющего мужа докончила она. — Вот ты смеёшься, а это так.

— Так, так, — прижал он её к себе, горячо целуя. — Объявим ей бойкот и не будем больше смотреть на неё одноглазую.

— Ты такой горячий, да неужели ж, баня тебя не остудила?

— Первый раз слышу, чтоб баня студнем была, — хохотал он, унося её на кровать. — Хватит твоим волосам просушки. Остальное на подушке разложим, досохнут, куда им деваться. В бане любил за дорогу, сейчас — так захотелось.

В венецианском зеркале отражались языки пламени на лике Богородицы. В углу на божнице, горели тонкие свечи, прилепленные к иконам. По комнате плавал, как не скажет княжна, от нахальной, одноглазой луны, мягкий рассеянный свет. Серж спал, а Таня высвободившись из его объятий и упав на колени просила заступницу пожалеть её и помочь… Ночь, отпев деревенским петухом закатилась за горизонт, но утро порадовав румяной зарёй ушло выталкиваемое днём. Софи не будила гостей, и они вышли к столу только к обеду. Таня, сразу к неудовольствию барона, занялась маленькой дочкой хозяев. День прошёл в разговорах и гулянии по парку. Ещё одна спокойная ночь на постели и опять на подогнанных к крыльцу каретах в путь, теперь уж домой. Тане путешествие порядком надоело. Она даже дала себе зарок без особой надобности не двигаться хотя бы год в дорогу. А для Софьи, это было первый выезд с усадьбы после того, как они с графом здесь, в глуши, нашли покой своим истерзанным душам. Всё в их жизни наладилось, шло ровно и спокойно, и она сейчас не только волновалась, но и беспокоилась за дальнейшую судьбу. «Как оно будет там, в свете?» Владимир сразу уловил это её напряжение, но успокаивать и переубеждать не стал. Будет выглядеть глупо и неправдоподобно. Она умная женщина и сразу поймёт фальшь. Лучше всё оставить как есть и не давать ей повода для переживаний, тогда она наверняка, быстрее, успокоиться.

Глава 39

Выехали рано утром. На полдороги остановились опять в том же постоялом дворе, что и в день, когда Серж умыкнул у князя Николая Антоновича дочь. Нужно было дать возможность отдохнуть лошадям, женщинам и успокоить зашедшегося в крике ребёнка. Ему надоела карета, хотелось простора. На постоялом дворе, как всегда к вечеру было людно. Весело звенела наковальня. Пару человек в засаленных стоящих стоймя фартуках, голых по пояс, стучали молотками. Рядом бегал мальчишка подмастерье, ловя каждый взгляд мастеров. Куются гвозди и скобы. У мехов танцуют, нагнетая воздух ещё пара рабочих. Таня засмотрелась и чуть приотстала. Серж, в недовольстве сведя брови, подтолкнул её к крыльцу.

Владимир сразу заметил своих бывших друзей шумно пировавших и уже похоже давненько за столом, но, не останавливаясь, прошёл под руку с женой, бережно держа на локте ребёнка по скрипучим ступеням лестницы наверх в номера. Их, кажется, не заметили. В пылу пирушки, не обратив на вновь прибывших никакого внимания. Но когда граф с Сержем спустились вниз через полчаса, чтоб заказать ужин, то без скандала не обошлось.

— Граф, вы нас уже не замечаете? — развёл руками, приглашая обняться, Гучинский.

Владимир по опыту знал, что этот его дружеский выпад не сулит им ничего хорошего. К его удивлению он почти не изменился. Разве что располнел чуть-чуть, но выражение собственной значимости осталось. И лицо красноватый цвет сохранило. Опять же, между бровями застыла, вероятно, навеки глубокая вертикальная складка, что выражала в его исполнении нетерпение к иным и неудовлетворение собственной жизнью.

— Неужели то страшилище на котором ты Вольдемар женился и теперь мучаешься, стоит тех денег, что тебе за неё отвалили. — Съехидничал, пьяно икая, другой.

На него сыпались колючие вопросы и ехидные смешки, а он совсем никак на них не реагировал, равнодушно пробираясь к свободному столику. Совершенно спокойно посмотрев на хохочущих друзей, как на нечто неприятное или пустое, прошёл за Сержем следом. «Неужели же он так изменился, что считает тот разговор и людей не достойными своего внимания?» — оглядывался на него через плечо Сергей. Барон, немного занервничавший при таком обстреле, успокоился и даже отодвинув стул, собрался сесть. Но вскрикнула не в силах сдержать свои эмоции Софи, неожиданно спустившаяся за ними и слышавшая такие мерзкие в свой адрес речи. Теперь разговор пошёл совершенно другой. Замешана женщина. Владимир, метнувшийся к жене, подхватил умывающуюся слезами женщину на руки. Серж, схватив наглеца за рукав, развернул его и двинул кулаком в лицо захлёбывающемуся смехом офицеру. Из разбитой губы хлынула кровь. Никто и охнуть не успел. Роняя стулья, компания враз оказалась на ногах. Хоть и пошатываясь, хватаясь за грудки и руки, всё-таки ещё соображая, пытались не дать достать собутыльнику оружие и сейчас же расправиться с обидчиком.

— Пустите! Пустите меня! — не своим голосом вопил офицер. Выступившая пена у него на губах делала пьяное лицо невменяемым. Хриплый визг рвался из перехваченного яростью горла.

— Серж, уйди — это моё дело, — встал за его спиной вернувшийся Владимир. Лицо его мгновенно побелело. Грудь высоко вздымается, а глаза остекленели.

— Так не пойдёт. Пусть он объяснится граф… — Лез к Сергею, выкатив налитые кровью глаза, с намерениями драться только что отведавший кулака барона их благородие. Лицо его из жёлтого, сейчас позеленело, а кровь разрисовала его ещё и пятнами.

Владимиру было понятно, что приятелям составит немало труда и терпения его укротить.

За соседним столом колебались и всё-таки капитан вскочил.

— Он что рехнулся!? — обращаясь к Владимиру и тем самым добавляя свой голос в этот гвалт вскричал он. — Или ты считаешь, что я не прав?

Вино из бокала выплеснулось на белоснежную сорочку графа, безнадёжно испортив её. Но Владимир даже не поморщился. Отстранив на длину вытянутой руки от себя капитана, ухмыльнувшись, сказал:

— Ну, чтоб у вас не разбегались мысли и говорили вы внятно, опять же, чтоб вашу речь все разумели, получите ещё от меня, — двинул он что было силы кулаком в пьяную морду бывшему приятелю.

Какое-то время капитан молчал, казалось, не соображая, что произошло. Потом какая-то мысль пронзила его и, он завопил:

— Драться и немедленно, — постепенно начиная трезветь, надрывался он. — Причём с обоими. Я убью вас за один раз. Одной пулей, одним выстрелом.

— Не иначе, как слюнями летящими сейчас из его поганого рта перешибёт нас, — усмехнулся барон брату."Наваждение какое-то. И что ж нам не везёт с этими постоялыми дворами?" — подумал Серж, закрывая собой спину графа.

— Охотно, — ухмыльнулся бывшему дружку Владимир, — где и когда?

Зная руку Владимира и то, что он славился, как один из лучших стрелков, а также хладнокровный и удачливый фехтовальщик. К тому же барон имеет репутацию одного из лучших стрелков, тот вмиг остыл. Вопрос: стоит ли с ними связываться, сиял на многих трезвеющих лицах. Опять же про меткость и силу удара шпаги барона ходили легенды. К такому же исходу подталкивали и друзья, предлагая обойтись извинениями. "Поговорили, погорячились и разойдитесь с Богом", — настаивали они. Но граф был не уступчив. Сопернику ничего не оставалось делать, как принять вызов, тем более жребий был не на стороне Владимира. Первый выстрел оказался в руках соперника. Стрелялись в ближней роще над оврагом. Секундантов было четверо: двое с одной и Серж с Гучинским с другой. Причина дуэли — оскорбление действием. Оружие — пистолеты. То есть, дело дошло до кулаков. Место дули — поляна за рощей, что шумела недалеко от постоялого двора за оврагом. Об извинениях Вольдемар слышать не хотел. Значит, должна непременно пролиться кровь. Серж понимал, что у брата не было другого пути, как только стреляться, если б не слышала всего этого Софья, можно было обойтись без дуэли, но с её участием менялось всё. Барон, не имевший возможности отказаться быть секундантом, оставался пока до приезда второй стороны в карете. Голову разрывала тревога, но спасательной мысли никак не появлялось. И тут он увидел, что соперник графа приехал верхом. Поразмышляв с минуту и шепнув Митричу о своём решении, он быстро разделся, подцепил ошейник и рванул под ноги к мчавшейся лошади. Конь вздыбился от метнувшегося добермана и понёс к оврагу…

— Затея эта, ваша светлость, весьма опасная. Страшное зрелище после неё получилось, — шептал Митрич, расстёгивая ошейник и помогая ему одеться. — Лошадка ласточкой маханула. Страсть. Ему уже никогда, думаю, не придётся в этой жизни ни в кого стрелять… Леший его забери, вылезает и живой, вот фортуна человеку. Теперь хорошего не жди. — Оторопело пялясь, на вылезающего из оврага, он частил через минуту. — Выжил сучий сын.

— Ты прав, везучий негодяй, но такими трясущимися руками он графа не убьёт. — Рассуждал Серж, натягивая рубашку. У него никак не получалось быстро одеться, а ему это сделать нужно было, как можно скорее. Митрич неловко, но старательно помогал.

На предложение секундантов перенести дуэль, противник графа ответил категорическим отказом. "Чего ему неймётся слабый же, воспользовался бы, случаем". — Злился барон. Но нет, противник не уступил. Граф не настаивал. Разошлись по своим местам. Но барон был прав, выстрел отгремев не причинил большого вреда, слегка задев Владимиру руку. А вот сам стрелявший рухнул тут же, как подкошенный. Вероятно, двигался он после падения в шоковом состоянии. А сломанными рёбрами теперь повредив какие-то внутренние органы, свалился без чувств под ноги своих секундантов.

— Амба! — удовлетворённо хмыкнул Митрич, наблюдая такую любезную ему картину.

Софья с Таней насмерть перепуганные, не находили себе места, в отчаянии мечась в номере. Обе чувствовали себя виноватыми. Одна — за то, что не сдержала эмоций. Вторая — что не нашла в себе сил остановить их от этой глупой ненужной никому дуэли. Но что она могла, разве бы он послушал… Вся надежда у неё только на ум Сержа, и его возможность перевоплощаться, неизвестную никому. Когда нарочно весёлые ребята вошли к ним, женщины, вскочив, со стонами бросились им на грудь. "Ранение — мелочь, главное жив, — рыдала Софья, шепча ему на ушко слова тревоги. — Я глупая всему виной своей не сдержанностью. Мне решительно неинтересна их болтовня, не смей подвергать больше себя из-за людской глупости опасности".

Граф задержав руки на талии жены, улыбнувшись притянул её к себе для поцелуя.

— Что произошло? — улыбаясь сквозь слёзы, спрашивала Таня.

— Первым стрелял не Владимир. Хорошо, что всё так обошлось. "Но как теперь быть со скачками? — думал он. — Придётся говорить с Алексеем".

Серж думал, что с объяснениями покончено, но граф разговорился:

— Если б не та собака, могло всё кончиться хуже. А сейчас твой обидчик, княжна, ещё и завидует мне.

— Какая собака? — испуганно посмотрела на мужа Таня.

— Ерунда… Давайте ужинать, — пытался перевести разговор в другое русло Серж.

Но подозрения её тем не менее не оставляли. Рассказ графа прояснил всё.

— Доберман, здоровый такой, как твой. Так их пуганул, что свалились в овраг, после чего метко стрелять уже не могли. Удивляюсь, как ему удалось вообще попасть. Должно быть со страху, — засмеялся, рассказывая Владимир, — но Серж прав, все вопросы утрясены, давайте ужинать. Жаль одно, может со скачками не получиться…

— Какими скачками? — тут же уцепились за не осторожно оброненные им слова дамы.

— Ерунда, — теперь заверил уже второй.

— Опять ерунда, — внимательно посмотрев на смущённого барона, свела бровки Таня. "Это не иначе, как пакет выстраивает в их головах планы".

— А тебе, птенец, всё надо прослушать, — ворчал Серж.

— Краем же уха…,- оправдывалась Таня.

Переглянувшись, братья спрятали улыбки.

Ночью перевозбуждённая Таня долго не могла уснуть, развлекаясь тем, что донимала Сержа вопросами. То про графа Калиостро, который вовсе не воскрешал мёртвых детей, а просто заменял их другими, то ещё про какую глупость. Сержу пришлось рассказывать. Куда деваться раз проштрафился. Таня охала, слушая мужа, и тут же подсовывая, просила ответить на следующий вопрос:

— Скажи, а это правда, что молодой Ланской — фаворит Екатерины умер от неумеренного употребления шпанских мушек? — шептала она.

— Ты хоть знаешь, что это такое? — с большим сомнением спросил он.

— Если расскажешь, буду знать, — капризно сложив губки, заявила она.

— А спать когда? И зачем тебе это понадобилось?

— Серж?!

— Бог с тобой, иначе ты не успокоишься. Это маленькие кусачие твари, обитающие в Испании, буквально начинены ядом. Их сушат, растирают в порошок и используют. В больших количествах они вызывают рвоту и спазмы. В малых — галлюцинации.

— Зачем, если они ядовиты?

— Для возбуждения амурного любострастия. Его употребление вызывает такое же состояние, что и опиум. Для здоровья он очень опасен. Слава этой мушки, усиливать половое чувство, началась по легенде с маркиза де Сан. Забрёл якобы тот щёголь в публичный дом, напоил вином, с этими мушками, дам. Они тут же выскочили на улицу и устроили натуральную охоту на мужчин.

— Гадость ведь… Ну ведь гадость же!

— Тебе жаль Ланского или девиц? — посмеивался он.

— Милый, ты не будешь это принимать. Я решительно против, — заволновалась она, пропуская мимо ушей шутку.

Он спрятал улыбку. Серж занимался с ней любовью гораздо чаще, чем считается нормальным и её кажется не в тягость делить с ним супружеское ложе в таком количестве раз. Теперь он считал, что брак его сложился вполне удачно во всех отношениях.

— Я непременно их напьюсь, если ты не дашь мне отдохнуть, — приглушил он смех, поцелуем в её плечо.

Утром, чуть засветло, когда в розовеющем небе тухли последние уже не яркие звёзды, выехали в дорогу. Вдогонку им гавкал дворовый пёс, призывая присоединиться к себе и рванувшуюся за колёсами стаю.

— Развылся, сатана, как на смерть, — ворчал, сморкаясь Митрич, — душе и той мерзко. Не иначе, как плохо тому струляльщику.

Глава 40

Как не спешили, а уложились только в день. В белокаменную приехали к вечеру. Ветерком доносило на холм, перебивая птичье пенье, до слуха усталых путников, колокольный звон. Не смотря на поздний час, отовсюду на улицах слышался конских храп и столичный говор. Жизнь в городе не останавливалась даже с хозяйским приходом сумерек. Мелодично трогая за самые дальние струны души, играли колокола. Проехав мост, встали. Сговорившись на завтрашний день, покатили каждый в свои хоромы. Таня, выскочив из кареты, не дожидаясь мужа, побежала по мраморным ступеням в свои комнаты. С ходу заказала горячую с травами ванную и принялась торопливо раздеваться, избавляясь от тяжёлого дорожного платья. Серж проводил, усмехаясь, торопливо убегающую, поддерживая с двух сторон руками платье, жену. "Совсем девчонка, никакой степенности". Пока он переговорил с Митричем и распорядился о багаже, Таня успела залезть в ванную и блаженствовала сейчас с закрытыми глазами, в пахнущей душистыми травами воде. Серж, подав знак поливающей её из кувшина девушкам выйти. Те покорно поставив кувшины, удалились. Таня, зябко поведя плечиками, открыла глаза.

— Серж!?

— А ты кого желала видеть…

— Серж, так чудесно, иди ко мне.

— Ты нашла свою куклу? — сузив глаза смехом, неожиданно спросил он.

— Да, спасибо, я её впопыхах забыла. Не представляешь, как горестно было. Ты обидел, а тут ещё и последнюю радость потеряла, детскую игрушку. Она мой талисман и оберег.

— Больше убегать не будешь? — говоря с ней, он, удерживая игривый тон и паля жаром смеющихся глаз, одаривал её нежными поцелуями.

— Серж, ты всё время дразнишься, лучше составь мне компанию. — Ухватив за шею, дёрнула она его к себе. Ей очень нравилось, что с ней он предпочитал быть самым обыкновенным мужчиной, в котором как бы ровным счётом ничего особенного нет, а в действительности: пылким, нежным и безумно сладким. Никто не знал его таким, только она. Для всех барон: надменный и холодный, таинственный объект.

Подняв фонтан брызг, он рухнул к ней, в пахнущую цветами и лесом воду.

— Проказница, ну я тебе сейчас задам…

Её звонким колокольчиком смех, раздавшийся в след его слов, застряв в ушах Сержа, огоньком полыхнул по голове и, выплеснувшись, через пылающие счастьем глаза, говоривший всякие ласковые глупости рот и страстные руки, вернулся в её плен жарким пожаром. Серж опять в объятиях этой маленькой птички потерял рассудок. "Как быстро она научилась быть женщиной", — пронеслось удивлением и яркой вспышкой в голове.

А ночью, упиваясь её поцелуями, как утренней росой с незабудок, он шептал и шептал ей ласковые слова, обещая золотые горы.

— Серж, не надо так много мне посулов, обещай, что в твоей жизни никогда не будет больше камелий. — Ухватив жемчужными зубками его за мочку уха, она потянула её на себя, — обещай!

В его глазах застыл смех. Он отвесил жене шутейный поклон, слегка коснулся кончиками пальцев её руки и вкрадчивым тоном сообщил:

— Птенчик мой, я в растерянности. Разве не понятно. Мужчина так устроен, что если поймал он в голову мысль, что будет примерным мужем, то всё, считай, почитает своим долгом, больше не иметь дам и даже не ухаживать за другими, кроме своей жены, разумеется.

Она с сомнением вгляделась в него. Словно пытаясь понять — нет ли в его словах сарказма. Её бы устроила даже его насмешка, безобидное поддразнивание… Но он был не проницаем.

Он хмыкнул и не прибавил ни слова, только притянул её к себе.

И снова весёлым, беззаботным колокольчиком летел к высоким сводам его замка её смех, а жаркие, мягкие ручки обнимали его шею.

Поднялся рано, выбрался аккуратно, чтоб не задеть Таню. Она последнее время всегда весела. Значит, ей хорошо с ним и девочка счастлива. А ведь ему раньше такое и не снилось. Похоже, Митрич прав бранясь. Главное, чтоб за цветочками ягодки не появились. Она хитрит, а он промаргивает ситуацию. Позавтракав в таких приятных и не очень раздумьях, на сей раз, без жены, отправился в дом Софьи, где остановились Владимир с семьёй. Надо было повидаться с графом. Узнать о его здоровье после ранения и решить, как быть дальше. Отец Софьи был рад приезду дочери с зятем, привёзшими погостить внучку, а также новому знакомству и родству с бароном и княжной Татьяной, чей старинный род вызывал удивление и восторг. Выяснилось, что осложнений у Владимира с раной не было. "Похоже, даст Бог одужать", — заверил он. Но после проб стало ясно, ему не под силу никак ловко управлять лошадью. А вступать в таком состоянии в борьбу, это прямой путь вызвать вопросы. Зачем лезть раненному в скачки, а потом оказываться ещё и рядом с интересуемым их лицом. С их же вопросом оставалось одно: идти на поклон к Алексею. Что они и сделали. Тот был несказанно удивлён их приходу, тем более, вместе. Говорил барон, Владимиру бы он не поверил. Прослушав объяснения, ознакомившись со способом передачи нужному лицу корреспонденции и прочитав само письмо, Алексей без раздумий согласился на участие. "Послужить России, завсегда готов!" Они улыбнулись и обменялись рукопожатием. Затем заперлись в кабинет, чтоб до мелочей всё рассчитать. Алексей не должен привлечь к своей персоне внимание. Его задача — оказаться в нужном месте в намеченный час, забрать у пса на глазах всех пакет и передать требуемому лицу. Только и всего, а дальше продолжать, как ни в чём не бывало скачки. На лбу у него не написано, с умыслом он сделал это или нет. "Конечно, у разбитного Владимира, это получилось бы лучше, нежели, чем у серьёзного Алексея, — думал про себя Сергей, — но имеем то, что имеем". Натали неприятно передёрнуло, когда она увидела Алексея прощающегося, перед выходом, с Владимиром и Сержем. "Господи, зачем он здесь, ещё и в обществе барона?" Но спросить у мужа о том посещении, она постеснялась. "Мало ли что ему на ум западёт, потом житья никакого не станет. У мужчин совсем не понятно устроена голова. Даже продукты мы едим разные, потому что слеплены иначе".

Прошло несколько дней, в Москве стало многолюднее. Белокаменная принимала гостей. Переполненные постоялые дворы и гостиницы гудели. Народ съезжался изо всех мест на праздник. Почти в каждом богатом особняке гостили приезжие, родственники или приятели. Друзья, пожелав друг другу удачи, разошлись по своим местам. Перед каждым стояла своя задача. Всё получилось по — задуманному. Доберман с пакетом в зубах, пройдя поперёк поля, под удивлённые возгласы зрителей, встал, как раз напротив ложи государя. Алексей, поравнявшись с ним, выхватив, на скаку, под восторженные крики дам пакет и, передав в ложу, продолжил свой путь. Владимир видел, как, немного помедлив, лицо, получившее письмо, вскрыло корреспонденцию. Щёки его побагровели. Владимир, опустив бинокль, отправился к ожидавшему в карете Сержу. После присоединения к ним Алексея радовались, как дети, решив по такому поводу устроить вечеринку. Расставались не охотно. Грело и заводило чувство локтя и настоящей дружбы, которой у всех троих, уж так сложилось, раньше не случилось быть. А тут дружба, замешанная на родстве, и объединившей их сейчас тайне, скрепляла сильнее железных цепей. Но дни бежали, и пришло время Владимиру с Софьей возвращаться в имение.

Глава 41

Дни вновь полетели по-деревенски тихие. Владимир редко выходил или выезжал один. Непременно уговаривал составить ему компанию. Вначале такое его поведение беспокоило её. Она не хотела связывать мужа, но потом ей показалось, что ему приятно быть дома, в семье и рядом с ней тоже. Граф больше всего любил читать. Иногда делился с ней прочитанным. Ему было приятно, что образована и умна. Нравилось слушать её игру на фортепиано, подрёмывая в кресле или переворачивая страницы нот. Смотреть, как её тонкие пальчики носятся по клавишам или вышивают на белом полотне узор. Иногда он просто сидел и смотрел на жену с дочкой, посылая им улыбку, и отводил глаза только затем, чтоб не смущать. Часто заводил с ними весёлую возню, бурно участвуя в этом. Граф совершенно не замечал её второй половины лица, наслаждаясь красотой первой. Блестящими волосами обрамляющими нежное личико, длинными ресницами, веером вспархивающие при каждом её взгляде изумлённых глаз, маленькими губками… Так бывает, когда любишь. О том, что счастлива жена или нет, он не задумывался, ему казалось это само собой. Им же так хорошо здесь, только семьёй. Но Софи грызли сомнения. И всё было вроде как всегда, до поездки в Москву, но что-то не давало ей покоя, настораживая и мешая радоваться жизни. Ей не хотелось бы замечать, но казалось, что муж отдалился от неё. Теперь всё представлялось всё в ином свете. Наоборот. То ей казалось, что Владимира тяготит её присутствие и она старалась быстрее уйти, оставив его одного, то беспокоило, что он часто и надолго отлучается в лес. Или вдруг начала бросаться в глаза молодая, красивая девка Стешка, часто задерживающаяся у него в кабинете. Софи боролась с одолевающими её мыслями, душащими её и не дающими не только счастливо жить, но и дышать. Не зная на что решиться, и ещё более замыкаясь в себе, она металась по ставшему ей ненавистному дому. После очерёдного шествия мимо неё нахально смеющихся глаз девки, Софи поцеловав ребёнка и разорвав, как ей казалось, цепи, убежала в лес. Торопилась, неслась не оглядываясь, чтоб не передумать и не вернуться. Надо было на что-то решиться, а рядом с ним, она не могла. На свободе другое дело, ей будет легче. Она непременно будет сильной и, подумав, найдёт правильный вариант. Граф, занятый своими делами в кабинете, обнаружил пропажу жены после полудня. Кто-то из дворовых подсказал, что видел её бегущую в лес.

— Не шедшую, бегущую? — переспросил он и, получив утвердительный ответ забеспокоился. "Что могло случиться?" Решив поискать, отправился сам. Встретившийся пастушок, пасший на лугу стадо, подтвердил рассказ дворовых. Владимир обошёл всё вокруг окликая Софи, но лес отвечал либо птичьим треском, либо шёпотом листвы или вовсе тишиной. Пробродив без толку часа два и решив, что она наверняка дома, он вернулся. Но жены не было. Владимир запаниковал. Вопросы наползали один на другой. Заблудилась? На что-то обиделась? В любом случае надо искать. Всё могло случиться. Захотела побыть одна и заблудилась, а может быть и его вина в том есть, ведь запросто мог где-то допустить ошибку. А у неё, малышке, каждый нерв обнажён. Занявшись своим образованием, он немного меньше стал уделять ей внимания. Пока ещё светло надо искать. Только бы не случилось беды. Сумерки быстро одевали лес в свои тёмные, зловещие наряды. Зажгли факелы. Прошли вдоль и поперёк лес, стуча в колотушки и крича. Но безрезультатно. Не найдя вернулись в поместье. Владимир, не раздеваясь, упал на диван. Забывшись на час вскочил с первым петухом и пошёл вновь. Под ногами хрустнула ветка. Он раздражённо посмотрел под ноги. И в это время, задев нос, упала в траву кружевная перчатка. Граф наклонился, поднял. "Софи. Это точно её", — обрадовался он, вскинув глаза вверх к ветвистому, старому дубу. Она спала там. Удобно устроившись на развилки ветвей, как в колыбели. Он сел на поваленное рядом с таким гигантом дерево и тихо обрадовано засмеялся. А потом, отойдя от тревог, полез к ней.

— Медведь! — вскочила она, чуть не свалившись.

— Не совсем, милая. — Улыбнулся граф, закутывая её в свой камзол. — Что произошло, ты заплутала?

Софья, растерев и без того красные от слёз глаза, как это позволяло расстояние между ними отодвинулась и отвернулась.

— Э, э! — растерялся Владимир, — детка, а ну выкладывай всё.

— Прости, мне надо было подумать.

— Ничего страшного у нас у всех бывают такие минуты. Просто не надо было так далеко уходить от поместья. Умница, что забралась на дерево. Так о чём твои думы?

— О тебе. — Нехотя вымолвила она.

— Я польщён, — улыбнулся он, поправляя ей выбившийся из-под шляпки локон. И что ты там про меня надумала, — игриво на ушко, обдавая её жаром, осведомился он.

— Ты должен вернуться к нормальной жизни. Поезжай в Москву.

— Позволь! Я тебе надоел. Ты раскаиваешься, что связала свою жизнь со мной? — враз сделался серьёзным он.

— Дело не во мне граф. Вам скучно и тошно здесь со мной. Вы светский человек.

— Глупость какая. Мне совсем не плохо здесь… Да, нет, здесь дело не в этом. А ну посмотри мне в глаза. — Подвёл он к себе её подбородок. — А теперь скажи что, тебя так растревожило?

Выкручиваться бесполезно, лгать тоже не получится. Вздохнув прошептала:

— Тебе нужна нормальная женщина и тебя тяготит моё присутствие…

— С чего, ты, радость моя, такое сочинила. Давай выкладывай всё…

— Стеша.

— Какая Стеша?

— Та девка, что постоянно находится в твоём кабинете. Зачем мучиться так. Поезжай в город. Устрой себе нормальную жизнь. Со мной всё будет хорошо, не беспокойся.

— Софи, ты меня удивила. Какая Стеша? Я сражён. Ну трёт там девка тряпками книги или шкафы, так я и понятия не имею. Я увлёкся книгами и немного меньше уделяю тебе часу. Ты этим расстроена? Я виноват, милая! Не смел предложить, думал тебе наскучит, почему не проводить время возле меня с книгой или рукоделием, тогда будем вместе и червь беспокойства грызть не будет. Надо же я и не знал, что ту девку Стешей зовут.

— У неё красивое лицо, — всхлипнула она.

— У тебя тоже, — провёл он подушечками пальцев по сохранившейся от кислоты половинке. — Вот это твоё лицо. А это моя душа. — Заскользили его пальцы по буграм. Это никогда не даст мне забыться. — Как ты меня напугала. Я люблю тебя, радость моя, люблю нашу дочку. И потом нас связывает не только любовь, но и дружба, это хорошая страховка для нас. Случись какому конфузу, ты первая узнаешь об этом. Договорились?

Софи уткнулась в грудь мужа и с облегчением вздохнула. А потом, обхватив его шею, принялась целовать и целовать вне себя от радости и восторга. Она чувствовала себя весьма неловко. Владимир первый соскользнув в траву, развёл руки:

— Прыгай.

И Софи оттолкнувшись от дерева, ставшего ей на ночь пристанищем, упала в его надёжные руки.

Теперь всё время она проводила рядом с мужем; с вышиванием, чтением шла к нему в кабинет, а услышав игру на фортепьяно, он спешил к ней. Вместе ехали в церковь, катались по округе на коляске. Словом, всегда вместе.

Глава 42

Пока ребята в глуши разбирались с чувствами, Алексей повёз Натали с сыном в Крым к графу Воронцову на отдых. Граф стал проводить там большие работы по созданию плантаций лучших европейских сортов винограда, а также приступил к созданию великолепного парка, приглашал посмотреть. Они грелись на солнышке, бегали за волнами и ходили по гостям.

Сержа поджимали дела. Татьяна проводила с мужем наедине очень мало времени. Но ночи были только их и вечера тоже. Он, забрав у неё щётку, расчёсывал любуясь её волосы и рассказывал о прожитом дне. Она, страшно боялась времени, когда Серж устав от неё захочет уйти спать в свою спальню. Правда надеялась, что такое случиться не скоро, а пока лёжа на его руке, долго не могла уснуть, это от счастья. Ведь оно у них было. Она дорожила каждой минутой их близости, и ей нравилось любоваться им ночью. Она крепче обнимала мужа и целовала его плечо. Была уверена — муж безумно любил её. Ведь за ночь его желание не покидало его по нескольку раз. К тому же Серж отказался даже, учитывая её недомогание, от удовольствия составить компанию её брату на охоте. Тот факт, что жене было нехорошо, безмерно тревожил его. Утром вообще всё кончилось обмороком. Пришлось пригласить доктора. После его приезда барона бесцеремонно вытурили из комнаты. И вот он, вышагивая у дверей, ждал результата. Медицинское светило, выйдя к нему, с ходу заявило:

— Барон, причины для тревоги не вижу. У вашей жены крепкий молодой организм и она справится…

— С чем? изъясняйтесь по — понятнее доктор.

Доктор растолковал:

— С родами, сударь, у вас будет наследник.

Серж, покачнулся, всё поплыло. Отсутствие детей он считал необходимым условием собственного счастья. "Вот она расплата, за беспечность. Всё хуже не бывает. Не успел порадоваться цветочкам, а ягодки уже тут как тут".

— Ох, как вас от счастья повело, — по — своему истолковал его состояние медик, — так уж заведено, женщина рожает, а мужчина с лица белеет при этом.

Когда он вошёл к жене, она сияла не меньше утренней звезды. А на его лице не было даже проблеска удовольствия или какого-то иного чувства на него похожего. Со сведёнными в дугу бровями он был воплощением укоры. Но она не замечая ничего в счастье и радости бросилась к нему.

— Серж, дорогой, у нас уже есть вот такусенький, — раздвинула она пальчики, — ребёночек. Барон, не хмурьте брови. Вы совсем не можете быть сердитым.

— Таня, ты не представляешь, что натворила. Я столько плакал и страдал. Так мучился тем своим состоянием, что не такой, как все. Поклялся, что на мне это кончится и больше не один мальчик не взвоет оборотнем на луну. Что теперь… — Он уже не улыбался, смотрел совершенно серьёзно и даже немного зло.

— Серёжа, миленький, ты ошибаешься и это человек. — Оставив игривый тон, обняла его она. На щеках её играл возбуждённый румянец. Глаза сверкали от случившегося с ней, там счастье плескалось с испугом. "Серж так себя держит".

Но он был не умолим и, сорвав её руки с себя, отрезал:

— Прекрати! Я не хочу ничего слышать.

В его душе всё клокотало: "Это моя вина. Я осёл не проявил достаточно твёрдости. К тому же избаловал её".

Только Таня тоже не собиралась отступать. Да и как можно, если это всего лишь его страх. Она уверена — всё, что происходит в жизни, происходит по кем-то начертанным причинам и противостоять им бесполезно.

— Мне чудная та старушка у церкви сказала. Ну улыбнись, пройдёт немного времени и ты возьмёшь на руки малыша. Красивого, здорового, полненького. Со складочками на шейке и ручках. Такой маленький, краснощёкий ангелочек.

Он, расправляя после прошившей его судороги широкие плечи, шагнул к ней, больно сжал ладони и с ужасной улыбкой на перекосившемся лице ответил:

— Девочка, ясная моя, ты веришь в сказки, а жизнь жестока. Он не должен родиться. И не родиться. Ну, что ты молчишь?

— Я не молчу, а плачу… Барон, если вы не перестанете меня пугать, то я немедленно уеду, и вы никогда больше не увидите ни меня, ни своего ребёнка.

Она не взглянула на него. Ей было страшно и больно. Княжна не понимала, почему он такой упёртый в своём заблуждении. И после бессильных проб переубедить его знала одно — она должна спасти ребёнка любой ценой.

Барон злился её нежеланию понять его и, почувствовав угрозу своим планам, грозно предупредил:

— Это ещё что за новости. Останешься здесь и под охраной до моего возвращения. И перестань, болтать всякую ерунду. Не ровен час, рассержусь. А вы, сударыня, меня таким ещё не видели. Когда сержусь, то бываю необуздан. Тогда не дай Бог попасть вам под мою горячую руку. — Сказав это, Серж не только пугал, но, как и обещал, запер её на ключ и действительно приставил к дверям человека. Таня, в бессилии упав на подушки, разрыдалась. Проплакав так с полчаса, заставила себя подняться и обиженную голову думать. "Всё, чего она добилась от Сержа было вопреки ему. Значит, надо не страдать и охать, а действовать и бороться. Подойдя к окну, она выглянула в парк. Митрич спокойно обихаживал кусты. Решение пришло моментально. Написав записку, она бросила её садовнику, привязав к своей любимой тряпичной кукле. Митрич поднял, посмотрев на окно и поняв её жесты, развернул бумагу. Прочитав, поскрёб в макушке и кивнул. Прошло двадцать минут, и карета встала на углу замка. Переодевшись в мужское платье. Так легче путешествовать и заметать следы. Таня, связав одна за одну простыни и закрепив один конец к кровати, перебравшись через подоконник, аккуратно принялась спускаться вниз. "Хорошо, хоть второй этаж". — Колотилось в мозгу. Митрич подстраховав, помог опуститься на землю.

— Что опять не славу Богу, ваше сиятельство?

— Немедленно! Едем!

— Что за спешка, а барон? — крутил головой Митрич, в надежде найти ответ. — Надо подождать…

— Понимаешь, нет необходимости откладывать и даже наоборот, — выпалила она сердясь на него.

— Ну я не знаю, — почесал макушку он сбив на загривок шапку.

— Митрич, поспешаем, пока барон не вернулся, иначе от беды не уйти. Обещаю, всё расскажу по дороге.

Митрич смирился.

— Куда едем?

— В имение Софьи, там он меня навряд ли будет искать. К тому же у Софи много осталось детских вещей, а мне это ой как скоро пригодиться.

— Неужели наследник? — добром засверкали глаза садовника.

— Ты не ошибся, но барон испугался. Я его понимаю, не хочет продолжения рода оборотней. Думает, что родится именно он. Но Серж ошибается, Митрич. Это будет человек. Она сказала: "От человека родится человек" и я ей верю. Понимаешь меня.

Митрич смотря мимо неё задумчиво тянул:

— А я то думал, куда понёсся барон сломя голову, а он задумал лихое.

Тяня опустила голову пытаясь скрыть слёзы обиды:

— Да. Если б ты его видел, он такой был рассерженный. Решил, что ребёнка не будет.

Митрич крякнул, но с отъездом не спешил. Они ему были оба дороги.

— А вы точно не погорячились, ваша светлость? Может, погоняет и успокоиться?

— Кто знает, лучше не рисковать. Я б страх, как хотела ему не верить, но…

Он открыл дверцу и помог ей забраться в коляску.

— Миловидный юнец из вас получился. Так нарядились, что и не признаешь.

— Так надёжнее Митрич. К девушке прицепиться могут, а к молодому повесе нет. Но поехали, а то не ровен час нагрянет, тогда всё пропало.

Действительно вечер и ночь на постоялом дворе прошли без приключений, правда, на Таню, сверкая глазками, поглядывали две премилые девочки сидящие с маман за соседним столом. Но этим всё и закончилось. Утром чуть свет карета отправилась в путь. До поместья Софи, они добрались к вечеру. Ах, как грустно и радостно одновременно увидеться через какое-то время. Таня никогда не сможет привыкнуть к фокусам времени. Где жаждешь увидеть и боишься перемен. Ведь в человеке меняется не только лицо, разговор, поступки и образ мыслей. Получается, хочешь встретить одного, а видишь перед собой совершенно другого. Однако граф, хоть и не скрывал удивление приездом гостьи, но был доброжелателен. Ещё больше его поразило отсутствие багажа и барона. Как бы там не было, а хозяев её приезд привёл в состояние величайшего возбуждения. Гости здесь редки и им похоже по-прежнему рады. Они бросились обниматься и целоваться. Таня разместилась в той же комнате, что и в предыдущие приезды с Сергеем. Софи почти не изменилась ни внешне, ни внутренне, выдворив Владимира из комнаты, подсела к княжне на краешек кровати. Таня выдавливая улыбку сказала:

— Как приятно снова увидеть тебя, дорогая. Ты чудесно выглядишь.

— Мне тоже приятно. Мы не виделись целую вечность. Это такой подарок. Но милочка, почему ты одна? Что с бароном?

Вопросы не произвели на неё никакого впечатления. И всё же не пряча и не опуская глаз, она попросила:

— Мне надобно пожить у вас. Позволь Софьюшка.

— Сколько угодно. Об этом не печалься.

Таня умоляюще сложила ладошки на груди.

— Но надобно, чтоб граф не отписывал об этом Сержу.

Её глаза вспыхнули тревогой.

— Что случилось?

Вздохнув, Таня сказала почти правду.

— Есть две очень важные причины вытекающие одна из другой. Первая — мы поссорились. Вторая — я беременна и не хочу до рождения ребёнка его видеть. Как ты понимаешь, первая итог второй.

Софи удивлённо, но внимательно слушала её.

— Не понятно, но я постараюсь договориться с Владимиром. Что ещё?

— Мне нужны будут детские вещи и платье для себя. Я убежала от него в том, что ты на мне видишь.

— Бог мой, что ж у вас произошло? Он обидел тебя?

— Вовсе нет. Это другое. Он не хочет ребёнка. А мне надобно его сохранить.

Ручки Софи сделав взмах опять упали на грудь.

— Не вероятно. Что на него нашло?

Таня, не собираясь объясняться, отговорилась.

— Это долго объяснять и то совсем не моя тайна… Софи помоги!

— Ты можешь рассчитывать на меня. Сейчас принесу всё необходимое. Княжна, а ты уверена, что тою дорогою пошла, которою надобно было идти? Знаешь, ведь как бывает, потом светло вокруг нас, но поздно!

— Нет, нет. Я всё правильно решила, — заторопилась Таня.

Софи пожала её пальчики.

— Ты главное не волнуйся, всё образуется.

— Я знаю. Главное дотянуть до родов. У тебя ж я помню, была здесь бабка повитуха.

— Есть, есть. Отдыхай. Велю приготовить тебе ванную. Полежишь в травках, успокоишься.

Владимир подчинился жене, обещав не писать Сержу о Танином приезде, и дни закрутились водяным колесом мельницы, с каждым боем часов приближая золотую осень. Вот она уже дохнула ранней прохладой, опутав шёлковой паутиной красные кусты рябин. А за ней пожаловали и дожди. Иногда холодный, косой заряжал на неделю. Тогда топили печи, жгли камин и читали в слух книги. Шёпот женщин и их игру с пытающейся бегать вперевалочку девочкой, прервал пришедший с охоты Владимир. Дочка, обрадовавшись его приходу, оставив их, в момент переметнулась к отцу. Тут же принявшегося пылко осыпать её поцелуями. Он безумно любил этого потешного курчавого ребёнка, и она платила ему тем же. У Тани задрожали под тяжестью слёз ресницы. "Почему Серж такой упрямый. Ведь может случиться так, что её ребёнка никогда не подбросят над собой мужские руки…"

— Золотко моё! Счастье моё! Как я тебя люблю! — тискал он, целуя и целуя дочь до тех пока ребёнок, получив порцию любви, не вырвался на свободу.

— Скучаете, дождь перестал. — Подошёл он к ним присев в кресло.

— И что нас ждёт, дорогой?

— Из-за плавающих ещё туч пробиваются солнечные лучи. Значит, подсохнет жемчугом сверкающая трава, и пойдём гулять.

— Когда вижу росу, всегда мрачнею. Мне кажется, как будто то слёзы земли. — Проговорила печально Таня, торопливо подойдя к окну, стараясь встать спиной и не показать счастливой паре своей тоски. "Ох, как Серж нужен сейчас мне. А он не понимает упрямец этого, и всё взял из-за такого своего упрямства и испортил. Видно так устроен мир, что вечный покой и счастье приводят к уменьшению и уничтожению самого счастья. Поэтому нужны непонимания и неудовлетворённость, которые должны подталкивать человека к борьбе за это самое счастье. Я справлюсь с трудностями, переживу разлуку, подарю ему малыша. Мы простим дуг друга и опять будем вместе".

Владимир с Софьей переглянулись, заметив её состояние, но трогать и надоедать с расспросами не стали.

Глава 43

А в Москве метался Сергей. Он заметил болтающийся из окна спальни жгут из простыней, ещё со двора. С бьющимся сердцем и отчаянной надеждой застать её там влетел в комнату и не обнаружив принялся всё, что попало под руки крушить. Откуда-то из самой глубины вырастала страшная злость. Он привёз лекарство, чтоб лёгким путём избавиться от проблемы, а она опять сбежала. "А что, если она исполнит свою угрозу и исчезнет из его жизни навсегда, да теперь ещё и с ребёнком-оборотнем?! Ребёнком, которого она скоро будет ненавидеть и стесняться". Он испытывал каждый раз тошноту от такой мысли. Сердце его сжималось от жалости и боли, к тому не винному существу — страдальцу. О многом он передумал лежа один в холодной постели. Опомнившись и остыв, он принялся её искать. Про Митрича он уже не спрашивал, знал, что уехал с ней. Первое куда он направил стопы поиска, была усадьба. Но там её не оказалось. Встревоженная приездом барона нянька, разводила руками. Охотничий домик тоже был пуст. Потом объехал все дороги, выспрашивая на всех постоялых дворах о путешествующей одиноко молодой женщине. Но нового ему никто, ничего не добавил. К отцу возвратиться она не могла, иначе Алексей предупредил бы его об этом. "Как сквозь землю провалилась". — Сетовал он. Минутами ему хотелось, во что бы то ни стало, найти её и отшлёпать. А в иные, чтоб делала, как ей заблагорассудиться, лишь бы вернулась. Но случай узнать о ней долго не предоставлялся. По ночам, когда наглая луна лезла в окно, он, крутясь в холодной постели, особенно остро ощущал своё одиночество. Теперь он был не уверен, что брак его останется. Он сам собственными руками сделал себя несчастным и отдалил жену. Ах, как он не хотел об этом думать.

Отшумела золотом и дождями осень. Покрыла мёрзлую землю белой периной зима. Снежинки кружили маленькими зонтиками, укутывая крыши домов, ветки деревьев, а от Тани по-прежнему не было вестей. Всё это время он мало был похож на счастливого человека. А время бежало, вот и зима уже отступила пропуская весну. Сергей никак не мог представить её с большим животом, мягко переваливающуюся на вроде уточки. "Да где же ты, в какую щель забилась?" — гадал он, поглядывая в окно несущейся по городу кареты. — "Весна ведь уже метлой метёт, сгоняя снег, март на дворе. Ей впору со дня на день рожать". Он отчаялся. День ото дня гасла в душе барона надежда разыскать жену. И тут на глаза ему попался управляющий имения Софьи. Серж, приостановив возницу, решил подойти и поинтересоваться делами семьи брата. Тот выложил всё как есть и про Таню тоже. Серж, потерял дар речи. Он никак не мог предположить о таком её ходе, к тому же и Владимир в письмах ни-ни… и сейчас не в силах поверить в свою удачу, вёл себя растерянно и не совсем понятно для управляющего. День выдался хмурым ещё с утра. На улице, сопротивляясь весне и звонкой капели, по-зимнему уныло завывал ветер, гоняя по дорогам и крышам снежные завирухи. Деревья качались, устраивая на прохожих обильный снегопад. Люди, сетуя на непогоду, спешили спрятаться по своим каретам и домам. Они с недоумением пожимали плечами на молодого человека, модно и красиво одетого, но с непокрытой головой, бестолково стоящего посреди дороги. Похоже, он вообще не замечал ничего вокруг. Прошло не мало времени, прежде чем он вышел из забытья и понёсся к карете. Барон даже не вспомнил о том, что не попрощался с управляющим Софи, заскочив домой за вещами, бегом выехал в дорогу. Дороги размыты подкравшейся весной и моросящим дождём. Казалось, что не только карета, а и свинцовые тучи, нависшие над дорогой и цепляющиеся за деревья, забрызганы грязью. А он, не замечая ничего, подгонял и подгонял возницу. В имении его появление было для всех неожиданным. Он сразу признался, чтоб среди семьи не было недомолвок и подозрений, что узнал о живущей здесь жене случайно от управляющего. О таком варианте никто не подумал. Присутствие Владимира с Софи несколько разряжало обстановку, но не успокаивало княжну. Таня отворачивалась от его пытливого взгляда, пытаясь скрыть своё покрытое пятнами личико и интересный животик, и старалась не замечать напряжение на лице мужа, которое он не мог скрыть. Она понимала, что выглядит не лучшим образом и потом, противным давлением в груди, нагоняя слезу, душила обида и сковывала всю её от ног до головы тревога: "Скоро рожать. Какая нелёгкая его принесла и что теперь будет". Серж, когда ехал, лелеял одно желание. Без всяких разговоров, завернув в тулуп забрать жену и, причём сразу же, немедленно. Но потом, посмотрев на этого испуганно прячущегося колобка, раздумал. "Надо попробовать увезти тихо, уговорами". Умные глаза его искрились насмешкою. Попеняв Владимиру за молчание, отправился за ней в спальню. Она не пыталась лечь, стояла у окна, рассматривая ночь, на пьяные от пробивающейся с боями весны звёзды. Какая-то не радостная выдалась эта затяжная весна. Метели, снегопад. Зима переусердствовала, пора бы уж и угомониться. Тане показалось даже особенно мокрая и раскисшая, точь-в-точь, как её настроение. "Скорее бы уж прошли эти кислые месяцы и наступило лето", — с тоской думала она. На его шаги даже не обернулась, просто замерла, зная, что это он. Сердце забулькало, где-то в горле и она, чтоб не упасть схватилась за подоконник.

Они стояли молча. Она, смотря в окно и боясь обернуться, он ей в спину, не решаясь подойти. Наконец он осмелился и, проглотив комок, перекрывающий горло, произнёс:

— На этот раз ты кинула всё, но забрала с собой куклу.

Она не пошевелилась. Не слышно сделав этот последний шаг, обняв её за плечи. На лице его блуждало странное выражение удовлетворения. Губы кривила насмешка.

— Я кинула ей в Митрича под окном.

— Ты же взрослая женщина уже. Зачем эти детские прятки. — Насмешливо спросил он, стараясь казаться спокойным и невозмутимым.

Она обернулась и подняла глаза на его красивое, но сердитое с застывшей улыбкой лицо.

— Серж, это единственный был шанс его спасти.

— Зачем? — резче чем того хотел, осведомился он.

Она порывисто схватила его руку и поднесла к своему животу.

— Мне надо очень многое вам барон сказать. Дайте руку, чувствуете, как он укладывается на сон. Я волнуюсь, не спит и он. Вы мучаете нас обоих, дорогой, — её тон был официальным.

Не владея собой, он отдёрнул руку, как от жала.

— Ничего не желаю знать. Мы едем домой, завтра же. — Забыв обо всём, заявил он.

— Я не поеду с тобой. — Произнесла она всхлипывая. — И я тебя более возле себя не держу.

— Поедешь, куда ты денешься, я ваш муж, сударыня. Надеюсь, вы не забыли ещё об этом.

Она выскользнула из его объятий и, отойдя на безопасное расстояние, произнесла, отделяя каждое слово:

— Барон, я с вами не поеду. И сейчас же убегу. — Её голос звучал хоть и приглушённо, но уверенно.

— Прекрати детские выходки. Ты подвергаешь себя опасности. У тебя вот-вот должны начаться роды, а ты опять пытаешься пуститься в бега. Теперь ты вынуждаешь меня всю ночь держать твои руки.

— Барон, вы жестоки и этим губите нас.

Саданув кулаком в перину и выпустив злость, он помолчал и сменил тактику.

— Ты стала такая трогательно милая и смешная. Танюшка, прекрати ребячество, едем домой. Нужно, чтоб роды принимал доктор, это может быть опасным для твоего здоровья. — Говорил, а в мозгу стучало: "Добраться бы мне любым способом с ней домой. А там я сделаю, что хочу".

— Ах, Серж, всё ж это от того, что ты упрямый. Отчего ж ты его не любишь. Посмотри, как счастлив граф, когда носит на руках или целует дочь. — Прошептала она устало отдаваясь в его руки.

— Это беспредметный разговор, мы говорим о разных вещах и оба хорошо знаем ответ. Он не должен был зародиться в тебе не то, что появиться на свет.

— Но он уже есть, бьётся ножками и толкается, словно хочет прорваться наружу, так о чём же мы ведём спор.

Сергей хотел сказать ей, что он не позволит ему жить, он так решил и так сделает и все её мучения напрасны, но вовремя прикусил язык. Тогда её отсюда пряником не выманишь, а значит, здесь он ничего сделать не сможет. Нужно непременно её вернуть в дом.

— Давай ляжем в кровать, и ты мне всё это продемонстрируешь. Я устал, от твоих поисков от этой бешеной скачки сюда, да и тебе надо отдохнуть.

Его покладистый тон успокаивал, и Таня сдалась. У Сергея зашлось сердце, когда прижатый к нему её живот начал жить и пихаться. "Господи, смилуйся, за что мне такое наказание". Как не сердилась, а его руки жгли, а близость любимого мужчины сводила с ума. Он и сам хотел её безумно, просто не знал, как об этом заговорить, можно ли это… И когда её ручки отправились в опасное исследование Серж не выдержал. Всю ночь он крепко обнимал её, не давая отодвинуться или встать. Утром барон, поднявшись чуть свет, вышел в парк. Морозный воздух вызвал поток теснящих друг друга воспоминаний. Не желая того вспомнил свою сущность, мечущуюся между ребёнком и щенком, и от этого несчастного. Неестественно белое небо слепило. Тишина стояла мёртвая. Ни единого крика, звука. Он высмотрел цепочку елей виднеющуюся вдалеке. Пошёл наугад. Остановившись под деревьями, оглянулся на дом. Вспомнил свой первый приезд сюда. Венчание. Счастливые глаза жены и весёлые катания с горы. Ему захотелось зарычать, оскалив зубы, как загнанному зверю. С трудом справившись с таким не безопасном порывом он, постояв ещё минуту, вернулся в дом. За месяц проявляя изобретательность и красноречие, всё же уговорил её тронуться в путь. К тому времени пробившееся сквозь заслоны зимы весеннее солнце растопило снег и погнало по земле ручьи. В карете по пути домой барон не мог прижать её потеснее к себе. По дороге Серж с Митричем не говорил, но на постоялом дворе определив жену в номер, принялся так же, как и Владимиру укорять.

— Сударь, вы бы успокоились, — не выдержал тот, — пошто мучаете себя, её. Родить со дня на день бабе, а у вас одни дурности в голове. Какая вам разница, кто там будет, любит она его и, слава Богу. А там, как получится. Кто нынче будущее ведает, одни канальи гадалки.

— Вот именно, как получится, а если не получится никак то, что тогда?

— Так не бывает, ваша светлость, жизнь она полосатая. А вы из-за глупости этой своей лишили себя радости видеть, как он в ней растёт, поддержки своей её лишили. Хорошо хоть граф с графиней приютили, а ведь могла и в тартарары забраться. Мой вам совет, охолоньте маленько.

— Митрич, не щипли душу, я тебе про одно, а ты мне про другое. И кто твоих советов спрашивает, — прохрипел он.

— И я про тоже, только вы упрямый, — в сердцах плюнул Митрич.

— Ну, вот и ты туда же, доплюёшься, выпороть велю, — повысил он голос. — Это тебе должно быть ясно.

— Раз злитесь, ваше сиятельство, значит, так оно и есть. Такая баба досталась мёд, так берегите, а вы, если не одно, то другое бельмо сочините.

— Много понимаешь, разговорился тоже, тем более в подобном тоне…,- бубнил Серж, удаляясь в дом.

Ночь опять провёл на часах, боялся, что сбежит. Она так и хотела сделать, воспользовавшись тем, что он задремал, но Серж, очнувшись, вернул её от самой двери.

Глава 44

Всю дорогу опять сидели молча. Облокотясь, отрешённо смотрел в окно. Совсем не видя мелькающих мимо мест. Тоска теснила грудь, а думы голову. Таня то забивалась в уголок, то льнула к нему. Терпела, крутясь, пока ей ни случилось совсем дурно, перед Москвой гнали уже во весь опор. Берега Яузы покрыты молодой травой, на сей раз не привлекли внимание и не грели душу. Пронеслись по обе стороны дороги крепкие высокие из красного кирпича здания. "Ещё немножко потерпи", — упрашивал он жену. Вот и стоявшие, как солдаты на посту колокольни остались позади. По Москве с её бесчисленными избами, хоромами, дворцами и многочисленными церквами, промчались не сбавляя хода. Влетев во двор, Серж бегом послал за доктором. Видя, как она мучается, он был бледен и расстроен. В замке царила неимоверная суета. Все чем-то важным срочно принялись заниматься. Покидать комнату отказался. Никакие уговоры не помогли. Находился рядом. В просторной спальне украшенной персидскими коврами и вышитыми золотом и серебром гобеленами он нервно прохаживался вот уже несколько часов подряд. Доставая доктора глупыми вопросами и мешая жене, он изо всех сил старался скрыть своё волнение. Первое время всё просил доктора сделать что-нибудь жене, чтоб облегчить мучения. Баба повитуха, прибывшая с доктором, не добро ухмыльнулась. Доктор, смерив его насмешливым взглядом, посоветовал уйти и не смотреть. Злясь от нетерпения, бросал взгляд на часы или замирал перед картиной, виденной каждый день, но сегодня показавшейся ему совершенно с другой стороны. Ломал пальцы от её стонов, лупил кулаком в обшивку кресла и, стиснув зубы, даже ущипнул себя за бок… Всё как во сне. Барон пришёл в ужас от самого процесса родов. Когда его нетерпение достигло предела, раздался громкий крик. Наконец, всё кончилось, на свет появился малыш, а измученная болью Таня затихла. Сержа волновала сейчас только одно:- Не умирает ли жена? Он от всего этого ужаса с родами не мог даже слово вымолвить. Просто онемел.

— Примите мои самые искренние поздравления. Сын, барон, наследник, здоровый и крепкий, целый богатырь, — покачал доктор ребёнка на руке, передав повитухе, — потому и роды тяжёлые были. Но, слава Богу, всё обошлось, — поискав глазами образ божий, осенил чело. — Не волнуйте жену, ей надо отдохнуть.

Не глядя на ребёнка, прохрипел:

— Для жены опасности нет?

Доктор вымывая руки посоветовал:

— Нет, но ей надо лежать и покой тоже не помешает.

Барон, достав из кармана белоснежный платок с вышитым фамильным гербом, промокнул им капельки пота со лба измученной Тани. Убрал прилипшие к влажному лбу кудри. Наклонившись, поцеловал белое лицо. Она в ответ слабо улыбнулась и устало сомкнула глаза. Только после этого Серж перевёл взгляд на орущего, в руках повитухи, красного от крика и натуги ребёнка и не мог сбросить с себя оцепенение. "Ротик точно земляничка, что собирали они с ней в овраге, глазёнки как пуговки и реснички, как крылышки ласточки. У него сын! Сын, который унаследует его имя. Какое счастье и дела ждут его. То, что было лишь фантазией, стало явью". Опомнившись, заскрежетал зубами. Он не имеет право оттаивать и расслабляться иначе не сможет совершить задуманное. Бессильная ярость вновь сдавила горло, перехватила дыхание. "Надо что-то делать, но что?" Взгляд его упёрся в таз с водой. "Вот это то, что надо. Оборотней больше не будет". Он отрешённо наблюдал за тем, как женщины окупнули от слизи и крови ребёнка и, завернув в простынку, унесли в смежную комнату. Двери закрылись. Доктор, проверив роженицу, ушёл вниз пить чай. Таня, тихо лежа на высоких подушках, тревожно всматривалась в его скованное думами лицо. "Всё не так, как надо. Серж не обрадовался рождению сына. Не приласкал ни его, ни её. Значит, он не смирился с его рождением. Его поведение опасно и голова всё время занята мыслями". Она не ошиблась в своих опасениях. Он появился перед тазом, заполненным чистой тёплой водой, с ребёнком на вытянутых руках. Барон даже не желал прижать его к груди. Держал как что-то ненужное в удалении от себя. В покоях были только они двое и этот несчастный ребёнок. Таня вдруг поняла всё. Ужас охватил её. Она не могла сейчас встать и защитить сына. А малыш, серьёзный такой, молчит, не плачет, вверяя свою жизнь и судьбу отцу. "Слёзы и мольбы не помогут. Даже наоборот сыграют обратную роль". — Поняла она. И тогда княжна сказала:

— Серж, перед тем как ты сделаешь это, накинь на него ошейник. Проверь. Жизнь обратно не вернёшь, ты должен быть уверен, что ошибки нет. — Она боялась, что он сейчас её не услышит.

Но барон, хоть и с трудом, но разобрал. Словно сквозь стену тумана доносились до него слова жены. Подержав в раздумье ребёнка над водой, он вышел с ним в смежную комнату. Положил на место. Постоял, подумал, достав из кармана ошейник, просунул кожаную полоску под тоненькую шейку, свёл концы, но ничего не поменялось. Щенок вместо ребёнка не появился. Волнуясь, он повторил всё ещё раз. Ребёнок, закряхтев, засучил ножками. Серж, прижал дитё к себе и заплакал: "Я чуть не убил собственного сына. Таня права, от человека рождается человек". Бережно кутая ребёнка в пелёнки, целуя и покачивая, он положил его рядом с измученной женой.

— Прости, если ты меня ещё любишь. Я столько был неправ.

Глотая слёзы радости, пылко и нежно она прижала ребёнка к груди, покрывая поцелуями сонное личико. При каждом прикосновении он смешно морщил носик и приоткрывал глаза, тут же закрывая опять, продолжая свой детский счастливый сон ангела.

— Пустое, всё плохое минуло, — сказала она. — Посмотри, он так похож на тебя. Глазки, носик, а подбородок, вылитый ты. Приляг к нам места достаточно, полюбуйся им.

— Кажется да, я ведь даже не смотрел на него, чтоб не мучиться потом, — поправив на лбу жены волосы, ещё раз спросил, боясь потерять надежду. — Таня, ты точно хочешь, чтоб я был рядом?

Она ответила быстро и не задумываясь.

— Очень дорогой. Полюбуйся, как он потешно выпячивает губки. Не расстраивайся, у нас будет ещё много времени наблюдать за тем, как он растёт. Ты даже будешь поддавать ему ремня, а я непременно жалеть.

Барон тут же углубился в мечтании. На душе было легко, легко. Он был счастлив. Почему бы и не помечтать.

— Он станет хорошим человеком благодаря воспитанию, что мы ему дадим. — Робко почти шёпотом произнёс он, боясь смотреть на неё, и не спуская глаз с ребёнка. Ведь он только что чуть не лишил его жизни.

— Ты сделаешь из него, достойного мужчину, научишь быть рыцарем и джентльменом. — Погладила она его холодный лоб. — Ведь лучше тебя это никто не сделает.

Он поймал её горячие пальчики.

— Таня, тебе не обидно?

Её улыбка, встретившая его взгляд, была нежна и добра.

— За что, голубь мой?

— Ты столько мучилась, а он похож на меня, ещё и мальчик…

— Я надеюсь, что следующую ты мне подаришь девочку, непременно похожую на меня.

— Неужели ты меня всё ещё жалеешь и веришь мне? — захлебнулся он счастьем.

— Из твоих глаз струится доброта. Сейчас я вижу, как ты нас с ним любишь и от этого мне покойно и счастливо. Тебе нечего бояться, ты, как и хотел, будешь последним оборотнем. Мы оба позаботимся об этом. В роду баронов Кеплингов пойдут только люди. Но спокойной жизни я тебе не обещаю.

Серж улыбался, не говоря более, пока, ни слова. Его восторг, с каким он теперь смотрел на ребёнка, не поддавался описанию. Осторожно, чтоб не задеть притихшего ребёнка, он прикоснулся нежным просящим прощения поцелуем к её губам. Таня ответила, стараясь вложить в него всю любовь, что испытывала к этому необычному мужчине. Между ними лежало покряхтывая маленькое существо, что делало из них настоящую семью и требовало в равной степени любви обоих. А за окном рвалась и бушевала весенним ветром, разгоняя набрякшие тучи и сгоняя последний снег приближая новую жизнь — весна. Хотя до цветущих яблонь и ярких одуванчиков ещё слишком далеко. Но земля обновлялась, плача последним снегом, утекающим ручьями. Расточая аромат пушистой вербы и первых цветов мать и мачехи. И освобождённая от холодов и тоски, покрывая себя цветами, давая всему шанс на вновь зарождающуюся жизнь, она была прекрасна.

Март 2009 года.

Оглавление

ОБОРОТЕНЬ или кого мы способны полюбить . Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Реклама на сайте