Незнакомец вел себя совершенно свободно, но не нагло. Присутствие отъявленных головорезов его, по-видимому, нисколько не волновало, плохая кухня и дешевое пойло не потревожили его желудка, привычного к куда более изысканным блюдам, а бренчание Слепого не оскорбило его слуха, безусловно, привыкшего внимать несравненно более возвышенным звукам. Шуточки уличных девок не пробили броню его аристократизма, прямые вызывающие взгляды бандитов нисколько не поубавили его желания рассмотреть всех подряд со скучающим и даже несколько презрительным выражением. От него исходило нечто такое, что никто не захотел с ним ссориться. Эта эманация силы проникала даже сквозь пьяный угар. Она подавляла агрессию или загоняла ее глубоко во тьму яростных сердец. Человек в черном выглядел так, будто снаружи остался десяток его людей с автоматами.
Изучив здешнюю публику, он потерял к ней интерес. С этой минуты он целиком переключился на музыканта. Незнакомец непринужденно потягивал пиво из поданного ему грязноватого бокала, курил баснословно дорогую сигару, которых в «Дереве Иуды» не нюхали уже лет тридцать, и слушал игру гитариста с неослабевающим вниманием. Трудно было прочесть что-либо на его породистом и чрезвычайно ухоженном лице. Лишь один раз он выразил свое одобрение: когда Слепой спел старый блюз «Не чувствую боли», человек в черном костюме похлопал сложенными водительскими перчатками по ладони.
А потом поманил Слепого к своему столику. Очевидно, темные очки его не обманули, хотя никто не сказал ему ни слова о странностях гитариста.
Слепой не был гордым парнем. Его гордость умерла в тот день, когда он был вынужден продавать свое искусство, каким бы дешевым оно ни считалось. Незнакомец внушал уважение, а кроме того, от него за километр пахло деньгами. Большими деньгами.
Слепой отклеил задницу от табурета, а спину от стены, и взгляду незнакомца открылся старый картонный лист с полустершейся надписью «Не стреляйте в музыканта, он играет, как умеет». Картон был прострелен в нескольких местах. Зато другой, более оригинальный, опус этого жанра был виден от самого входа и гласил: «Выбитые зубы не возвращаем. Шкуру штопают в аптеке за углом. Похоронная контора – через два квартала. Ваша последняя рюмка – так и быть, за счет заведения».
Комментарии к книге «Последний блюзмен», Андрей Дашков
Всего 0 комментариев