Валерий Строкин Флибустьеры
Повесть
1
Я закрыл двери в библиотеку, выбрав почитать на досуге томик избранных стихов Мандельштама. Помните: «Я так же беден, как природа, и так же прост, как небеса, и призрачна моя свобода, как птиц полночных голоса». Остановился в коридоре: с первого этажа, из гостиной комнаты доносились возбужденные голоса. На дядю, Артура Львовича Журбу, с его правилами приема гостей, это было не похоже. К тому же он сова — работает допоздна и встает поздно.
Впереди нас ожидала неделя праздников — пасхальная. В этом мире, кроме сумасшедшего дяди, у меня никого не осталось, и я намеревался провести праздники в соответствии с церковным уставом — в семье, в полном безделье, в греховной роскоши правительственной дачи, любезно предоставленной моему гениальному дяде. Вечером, согласно праздничной программы, должен был состояться ужин, на котором почетными блюдами должны были присутствовать: копченый гусь, бутылка «Рислинга», пасхальный пирог, десяток крашеных яиц. Натурпродукты были куплены на торгу у бабушек, за исключением бутылки.
Среди незнакомых голосов прорезался дядин, как вопль о помощи. Странно, гостей мы не ждали, дядя предпочитал жить отшельником. Единственное отступление — я. Это потому, что я работал у Артура Львовича в качестве лабораторного кролика или белой мыши.
— Нет! — проорал дядя.
— Пора, — прошептал я, спустился по лестнице и стремительным шагом вошел в гостиную.
Дядя, театрально заломив руки, стоял в центре зала. Рядом с ним — невысокий, толстеющий, медленно, но уверенно лысеющий человек, в сером клетчатом костюме, нервно теребивший в руках нечто среднее между рыжей кожаной папкой и портфелем. Точно такими я представлял наглых американских коммивояжеров в романах Стивена Кинга. Но откуда им здесь взяться?
Второй незнакомец сидел на диване. Сидел неестественно прямо, проявляя истинную заботу о позвоночнике. Гражданские люди так не сидят. У этого типа была осанка по меньшей мере полковника — прямой торс, широко расправленные плечи, высоко поднятый подбородок. Черный Человек. Я про себя его так и окрестил: Черный Человек. Есть замечательные слова у русского поэта: «Черный Человек на постель мою садится. Черный Человек спать не дает всю ночь». Этот, сразу видно, из той же породы надоедливых субъектов. Одет в черный цивильный костюм. На ногах черные лакированные штиблеты, на бесшумной каучуковой подошве. Прямые черные волосы коротко подстрижены и встопорщены гуталиновым ежиком. Черный Человек молчал. Завидев меня, дядя облаченный в белый докторский халат, воскликнул:
— Наука и насилие, повторяю, несовместимы!
— Никто не говорит о насилии. Говорят о мерах, которые могут быть приняты. Целесообразна ли ваша научная деятельность? — миролюбиво спросил коммивояжер.
— Целесообразна ли научная деятельность? — Артур Львович возмущенно фыркнул.
— Проходите-проходите, — посмотрев в мою сторону, милостиво разрешил коммивояжер.
— Племянник?
— Племянник, — подтвердил я.
— Сергей Петрович Журба?
— Так точно.
— Проходите, мне кажется, что вы должны принять участие в нашей дискуссии.
Я прошел через гостиную и уселся в углу в черное кожаное кресло под нелепым розовым абажуром.
— Ты знаешь, эти неучи утверждают, что я изобрел машину времени. Мечта Уэллса осуществилась! — Дядя выразительно посмотрел на меня и принялся нервно вышагивать по комнате.
— Бред, — хохотнул я.
— Мы давно следим за вашей работой. Профессор Любомудров, Иван Николаевич… — коммивояжер постучал по папке.
Дядя остановился перед ним. Презрительно посмотрел и высокомерно изрек:
— Профессор Любомудров бездарь и неуч.
— Не мне судить, — озадаченно пробормотал коммивояжер и призывно похлопал по папке. — Здесь собраны материалы, которые убедительно доказывают, что прошло предположительно несколько лет, как вы изобрели и опробовали в действии машину времени. Ведь это государственная тайна… — коммивояжер запнулся и оправившись добавил: — должна быть. Она не может принадлежать одному человеку.
— Чушь!
— Вы водите нас за нос, — осуждающе произнес Черный Человек.
Я громко, театрально расхохотался.
— Вы должны согласиться сотрудничать с нами, ведь мы представляем интересы государства, — убеждал коммивояжер. — Правительство в любую минуту, подчеркиваю, в любую минуту, может прикрыть ваш проект и выставить с государственной дачи.
— Вы не правительство, — ответил я.
— Я представлю его интересы, — возразил коммивояжер, — правительство устало финансировать ваши работы, Артур Львович. Вы сами только что назвали свои работы и опыты с пространством и временем безумием. Ваш проект не принес абсолютно никакого дохода.
— Дохода? Мои работы не безумны, а бессмертны, — дядя сложил руки на груди, приготовившись к дискуссии. — Мои работы обогатят общественную мировую науку, принесут пользу всему человечеству, выведут его из морального и нравственного тупика. Требую одного — не надо на меня давить и мешать работать.
— Это все демагогия. Никто вам работать не мешал и не мешает. Никто на вас не давит. У нас есть материалы, — постукивание по рыжей папке.
— Ваш Любомудров не может оценить и понять мои работы. Он неуч и бездарь. Не ученый, а обыкновенный администратор.
— Перестаньте, не становитесь в позу, вы это уже говорили. Мы имеем убедительные доказательства того, что вы сконструировали машину времени. Или вы называете её по-другому?
— Если вы учились в школе и помните курс физики…
— Вы не ответили на мой вопрос?
Дядя тяжело вздохнув, отвернулся от надоедливого коммивояжера, умоляюще посмотрел на меня.
Коммивояжер прошелся по гостиной и с любопытством остановился перед стеллажами с экспонатами.
— Объясните, откуда у вас эти вещи?
Чего там только не было… К сожалению, никто не ожидал скорого вторжения на частную территорию, находящуюся под охраной государства. Эти люди представляют государство, напомнил я себе, чувствуя, что безоблачной и тихой жизни на даче приходит конец.
Коллекция представляла сувениры от наших путешествий в иномирья. Там были: меч Экскалибур, отданный нам на хранение Мерлином; плавающие в банках со спиртом монопланофоры и гастроподы — моллюски из раннекембрийского периода, примерно пятьсот восемьдесят миллионов лет назад. Раковины похожи на шапки повстанцев — якобинцев и санкюлотов. Лежали, покрываясь патиной и пылью нашего времени: сшитый из кожи буйвола, украшенный медными бляшками скифский колчан и бронзовый наконечник от фрамеи Алариха. Это он, если помните, в 410 году взял на копьё Рим. Отдельно лежал кинжал из орихалка, отливающий странным, текущим по клинку червленым светом. Клинок был выкован неизвестным мастером из Атлантиды. Висел бронзовый обруч Боса, одного из первых славянских князей. В деревянных пеналах цилиндрической формы лежали подлинники: сочинения Лукреция и Еврипида, урукский эпос о Гильгамеше и первом всемирном потопе. В кожаном футляре более древний пергамент, на котором нарисована карта Земли, совершенно непохожая на современную. Дядя утверждает, что её рисовали лемурийцы. Глядя на древнюю карту, могу сказать одно: «Мир сильно изменился». Карту и рукописи мы похитили, вернее, спасли из объятой пламенем Александрийской библиотеки, в то время когда Цезарь и его легионеры сражались с египтянами.
…И многое другое, что лучше таким особам, как Черный Человек и Клетчатый Коммивояжер, не видеть.
Черный Человек поднялся и присоединился к коммивояжеру, с интересом рассматривающему нашу коллекцию. Я украдкой показал дяде кулак — сувениры его идея.
Черный Человек цокнул языком и ударил ногтем по лезвию Экскалибура. Он снял меч с подставки. Несколько раз со свистом рубанул воздух. Сбалансирован он был отлично, никто, кроме Мерлина, не умел делать таких мечей в Камелоте. Меч короля Артура в руках Черного Человека запел, выписывая крутящиеся молнии.
«Хорошо владеет мечом», — подумал я, следя за упражнениями Черного Мастера.
Натешившись, Черный Человек аккуратно поставил меч на подставку, стоящую внутри хрустального ларца.
— Где вы говорите, приобрели эти вещички? — повторил вопрос Черный Человек.
Дядя смущенно пожал плечами и неуверенно ответил:
— Э…э-э-э-э-э…раньше я часто ездил в загранкомандировки, на научные симпозиумы и семинары.
— И?
— Я покупал эти вещи в антикварных магазинах. Например, этот меч, который вы держали в руках, искусная подделка. Я купил его по дешевке в одной лондонской антикварной лавке. Могу дать её адрес, он у меня где-то записан. Недалеко от Бейкер-стрит есть узенькая улочка…
— Прекратите морочить голову! — рявкнул Черный Человек. — Не пытайтесь меня убедить, что эти сувениры проходили таможенный досмотр. Или вы хотите сказать, что занимались контрабандой?
— Нет. Все эти безделушки я купил, — не сдавался Артур Львович. — Я показывал их специалистам: академику Чабарову и профессору Цирутелли. Они сказали, что никакой ценности сувениры не представляют. Это легко проверить.
Черный Человек улыбнулся.
— Уже проверено, — коммивояжер постучал по папке. — Здесь есть справки и заключения специалистов, что эти предметы — подлинники. Ваша коллекция не имеет цены и отныне принадлежит государству. Мы давно за ней наблюдаем. Профессор Любомудров…
— Не надо о Любомудрове, — взмолился дядя.
— Профессор Любомудров, — продолжал невозмутимый коммивояжер, — проконсультировал нас о ваших научных работах.
— Он консультировал вас по моим работам!? — дядя расхохотался.
— Консультировал. Профессор Любомудров сконструировал прибор, который регистрирует, — коммивояжер вынул из кармана пиджака клочок бумаги и процитировал: — «…темпоральные изменения внутри коллоквиумного и коллапсирующегося поля пространства и времени с константой в ноль и шесть единиц над правительственной дачей», — он спрятал бумажку.
— В начале разговора я сказал вам, что он идиот, — иронично ответил дядя. — Остается добавить: полный.
— Но…
— Машину времени невозможно изобрести, прислушайтесь к словам специалиста, который на этом собаку съел.
Черный Человек отошел от стеллажей, встал напротив дяди.
— Хватит, профессор. Мы в любую минуту можем прикрыть вашу лавочку. Хотите сегодня?
— Ваш коллега говорил.
— Угу, — Черный Человек кивнул, — и заставить вас в принудительном порядке работать на государство в другом месте.
— Что вы хотите этим сказать?
— Чтобы вы перестали морочить нам головы и взглянули на наш приход серьезно.
— Я смотрю серьезно.
— Отлично. Вы знаете, в каком положении находится экономика нашей свободной республики?
— Знаю. Президент обещал все запустить.
— Не паясничайте. Нам необходимо золото, чтобы расплатиться с кредиторами за гуманитарную и экономическую помощь, вылезти из черной дыры экономического кризиса. — Черный Человек заговорщицки прошептал:
— Президент просил передать, что надеется на вас. Не стоит пренебрегать его расположением. Наше государство затратило на вас так много средств, что пришла пора не разбрасываться средствами, а собирать их и отдавать.
— Да как вы смеете… — попробовал возмутиться Артур Львович.
— Молчать! — прикрикнул Черный Человек.
— Дядя, он ясно сказал, что правительство ждет от тебя золотых яиц. — Я наугад раскрыл томик Мандельштама и процитировал:
— У меня не много денег, В кабаках меня не любят, А служанки вяжут веник И сердито щепки рубят.— Прекратить! — рассердился Черный Человек; он отстал от дяди и перекинулся на меня:
— Скажите, куда подевались ваши близкие: отец, мать, сестра? Куда они пропали?
Я закрыл книгу — с обложки грустно улыбался поэт.
— Отвечайте, не молчите.
— Когда-то я уже отвечал на подобные вопросы, — я устало, как Мандельштам, улыбнулся. — Моих родных похитило НЛО, прямо у меня на глазах. Я считаю, что для лабораторных опытов.
— А вас почему не взяли?
— Видно, не гожусь.
— Не изображайте из себя идиота.
— Ваши коллеги говорили мне тоже самое. Вы не верните в НЛО? Если вы не верите в НЛО, почему тогда верите в машину времени? Выходит, вы тоже изображаете идиота?
Сжав мозолистые кулаки каратиста, Черный Человек шагнул ко мне. Жаль, за очками не было видно глаз. Его ноздри гневно раздувались, словно он готовился зареветь. Надтреснутым голосом Черный Человек осведомился:
— Ваши рассказы из цикла «Дядюшкин сундук» — что это?
Я рассмеялся.
— Вы любите фантастику? Весьма признателен. Это беллетристика. Вы поверили моим рассказам? Значит, написано талантливо.
— Почему-то вашим рассказам я верю.
— Вы очень доверчивы.
Черный Человек хмыкнул и пыхтя отошел к стеллажам с экспонатами. Его сменил коммивояжер. Клетчатый Человек продолжал сохранять прежнюю невозмутимость:
— Вы хотите, чтоб ваша книга увидела свет?
— Об этом мечтает каждый автор.
— А всемирный съезд фантастов, который состоится этой осенью в Париже, вы хотите на него попасть?
— Очень! — недавно я сдал в ОВИР документы для оформления заграничного паспорта и открытия визы, к которым не без ложной скромности приложил копию письма от устроителей съезда — Роджера Желязного и Ларри Найвена. Представляете? Вот и я не верил, когда получил письмо!
— Ваше рвение стать большим литератором похвально. Расскажите о своих мечтах дяде, Артуру Львовичу.
— При чем здесь дядя?
Коммивояжер обаятельно улыбнулся:
— Потому что я уверен, что ваши мечты останутся мечтами — не больше.
— Почему? — я не понимал сарказма. Неприятный момент, когда вам говорят о загубленных мечтах.
— Ваша книга не выйдет — рукопись съедят мыши, а что останется, зарубит редактор. За границу вас не выпустят как неблагонадежного, ведь вы знаете тайну НЛО и участвовали в секретных разработках машины времени. С работы вас могут попросить уйти за какую-нибудь провинность, или это будет внезапное сокращение штатов, или «напишите заявление по собственному желанию». Жизнь станет бесперспективной.
— Правда?
— Чистая правда.
Захотелось очень далеко, как можно дальше, послать этого лысеющего и полнеющего мальчика, но я благоразумно промолчал.
— Ваш дядя будет работать на государство в другом месте и при других условиях.
— И мы живем в XX веке, — пробормотал дядя.
— Вот именно, — улыбнулся коммивояжер.
— Это шантаж. В нашей республике рытье каналов невозможно и таежных лесов нет, — сказал я.
— Что вы хотите? — дядя тяжело вздохнул.
— Вы обязаны сотрудничать с правительством и государством. Кстати, последний год вы получали деньги на свои исследовательские работы не из бюджетного фонда, а из президентского.
— Это не одно и тоже?
— Отнюдь. У нас есть инструкции, — постукивание по папке, — поймите нас правильно, мы далеки от угроз, но отныне ваши работы будут засекречены. Это факт — мы можем объявить вас научным достоянием республики и заставить работать в другом месте.
— Но…
— Даже если вы откажетесь сотрудничать с нами, есть современные, очень эффектные психотропные средства, которые помогут вам все рассказать и даже научить, передать свой опыт другим людям. Профессор Любомудров, я уверен, согласился бы прослушать курс ваших лекций о путешествии во времени, закончить ваши работы и поставить под диссертацией свое имя. Артур Львович, не кривите губы, не надо. Президент надеется на вашу помощь. Вы знаете, сейчас идет усиленная борьба с коррупцией, республику одолели ураганы и наводнения, вы понимаете, что все мы переживаем нелегкие послеперестроечные времена. Вы должны проявить патриотизм и любовь к Родине, к земле, на которой родились, где получили бесплатное образование и стали профессором. Все это время вы ни в чем не нуждались. Вам всегда шли навстречу как крупному ученому. Уважали ваш научный авторитет, создали благоприятные условия для работы. Профессор Любомудров не имеет таких условий. Теперь ваша очередь оплатить добром за добро. Помогите стране в тяжелую для неё минуту.
— Эта минута длится десятилетие.
— Я выразился образно, — коммивояжер приторно улыбнулся.
— Я не политик. Политика и наука несовместим, — упорствовал дядя.
— Тут вы ошибаетесь. Вы дорожите свободой?
— Что-о-о-о? — протянул дядя.
— И свободой любимого племянника, будущего литературного гения?
— Еще как, — дядя покосился в мою сторону.
— Значит, вы согласны работать на Родину, — подвел итог коммивояжер.
— Жажду.
— Вот и договорились.
Все оглянулись на меня. Черный Человек сказал:
— Вы будете участвовать в моем проекте, как специалист и гарант, — он оглянулся на дядю, — вдруг Артур Львович захочет пошутить и забросит нас куда-нибудь в девонский период, на обед к динозаврам.
— Уж лучше бы в архей, как можно дальше, — тихо произнес я.
— Итак, что вы желаете? — перешел к деловой части Артур Львович.
Коммивояжер довольно потер рыжую папку. Так трут руки во время заключения удачной сделки.
— От вас — не так много и не невозможного. Вы должны обеспечить в республику приток золота.
— Не расслышал, приток чего?
— Золота! — прокричал коммивояжер. — Мы давно вас раскусили. Вы не раз путешествовали, — он пошарил в кармане в поисках шпаргалки, — «в пространственно-временном континууме».
— Люди, которые обслуживают вас на даче, работают у нас, в органах, — добавил Черный Человек.
— Я…
— Молчать! — Черный Человек притопнул ногой. — Теперь слушайте мой план.
— У вас есть план?
— Заткнись, — фамильярно посоветовал мне Черный Человек. — Мы учли все негативные последствия при непредсказуемых влияниях на ход времени. В этом нам помог профессор Любомудров. Мы не хотим менять историю и давить бабочек…
Дядя попробовал открыть рот, но поймал угрожающий взгляд Черного Человека. Он откашлялся в кулак: «Кхе! Кхе!»
— Мы могли бы организовать доставку энергоресурсов: нефть и газ…
— О, Боже, — прошептал дядя.
— Но, во-первых, слишком дорогостоящий проект. Во-вторых, может негативно изменить историю планеты. Нам не надо менять исторические процессы и политические формации. Грабить банки чужих государств мы не намерены. Есть другой, верный вариант. — Черный Человек, выпятил подбородок, расправил плечи. — После великой конкисты испанцы бессовестным образом стали грабить экономически неразвитые индейские цивилизации. Они вывозили золото ацтеков, инков, майя на своих галеонах и каравеллах. Их вывозу стали препятствовать появившиеся в Карибском бассейне бандформирования так называемых флибустьеров — организованная преступность Берегового братства. Таким образом, золото захватывалось пиратами или поглощалось морской пучиной во время штормов. Следовательно, большие золотые запасы можно считать безвозвратно потерянными для истории и человечества. Профессор, с вашей помощью мы предлагаем реквизировать золотые излишки у пиратов, которые, в свою очередь, экспроприировали золото у заносчивых испанцев-конкистадоров-инквизиторов. Из данного примера видно, что никто не пострадает и ничего плохого наш эксперимент на исторический ход событий не окажет.
Артур Львович недоверчиво поинтересовался:
— Вы серьезно?
— Вполне, — Черный Человек кинул головой. — Вы отправите нас в прошлое, где-то в конец семнадцатого века — начало восемнадцатого, в Карибское море, в район Малых Антильских островов, поближе к Венесуэльскому заливу. В прошлое отправите небольшой катер с подготовленным экипажем, включая вашего племянника.
— Вы действительно не шутите?
— Шутки закончились, профессор. Зная, что вы согласитесь, мы уже подобрали команду специалистов. — Черный Человек, глядя на меня, широко улыбнулся: — Считайте себя мобилизованным.
— Я свое отслужил, — буркнул я.
— Родина зовет, молодой человек, — укоризненно произнес коммивояжер.
— Катер доставят завтра.
— Катер?
— Профессор, мы никогда не сомневались в ваших способностях и возможностях.
— Профессор Любомудров и его ассистенты будут вас курировать, — добавил коммивояжер.
— Что? Я не потерплю вмешательства в мои работы непрофессионалов и дураков. Я отказываюсь работать при таких условиях!
— Прекратите кричать! Хорошо, — коммивояжер устало вытер платком лоб. — Уф… Он будет наблюдать за вашими чудодействиями издали. Нам нужны гарантии, что вы будете сотрудничать с нами.
— После всего того, что вы обещали мне и моему племяннику, я дам любые гарантии. Единственное, что прошу, — после окончания операции в Карибском море оставить нас в покое.
— Дядя, сегодня утром твой покой отошел на вечный упокой, — я хмуро улыбнулся.
— Все-все, — коммивояжер миролюбиво постучал по папке. — Достаточно, считайте, что вам повезло с нами. Вам предоставлена свобода действий — в рамках этого дома и его двора. Для справки: район оцеплен спецподразделением.
— Демократическое решение, — заметил я.
— Я всегда говорил, что наука и политика… — начал дядя.
— Вас никто не спрашивает. У вас есть свободные комнаты?
— Что?
— Мы будем с вами жить, пока не закончится эксперимент, — ответил коммивояжер.
— Прекрасно! — воскликнул я.
Коммивояжер благосклонно улыбнулся.
— Меня зовут Зубрик Валентин Самуилович.
— Власов Борис Иванович, — отчеканил по-военному Черный Человек. Он вскинул подбородок, но каблуками щелкнуть позабыл.
И они развернули кипучую, оживленную деятельность…
Вот так в одно несчастливое, солнечное, весеннее утро в нашем доме начала тарахтеть, пыхтеть, раздувать пары политическая машинка — приспособление для добычи неучтенного золота конкистадоров и флибустьеров.
2
На следующий день, прильнув к щели забора, я разглядел приткнувшийся к озерному берегу большой красно-белый катер. Старая, рассохшаяся деревянная лодка, кинутая на берегу, рядом с ним казалась пескарем.
Грозным часовым на носу катера стоял крупнокалиберный пулемет — вооружение современных флибустьеров. На палубе лежали брезентовые мешки, зеленые деревянные ящики, можно было только догадываться, что в них хранится.
Возле пулемета, облокотясь на борт, стоял широкоплечий громила сержант, облаченный в пятнистую леопардовую униформу. Зеленый берет он заткнул за ремень. Сержант скучно посмотрел сторону забора, с досадой плюнул в воду и достал сигареты.
— Нехорошо подглядывать, — раздался надо мною голос.
Я отпрянул от забора. Рядом стоял, улыбаясь, дядя. Заговорщицки оглядевшись, он сунул мне в руку бронзовый скифский браслет. На нем были выгравированы несущиеся во всю прыть привередливые кони и над ними хитрое лицо царя Таргитая.
— Надень. Быстро.
— Зачем? Что это?
— У тебя вчера отняли медальон-искатель?
— Да, его забрал Черный Человек по фамилии Власов.
— Он отдал медальон Любомудрову, — дядя захихикал, — значит, в надежных руках. Ничего не поймут, я его дезактивировал. — Дядя кивнул на бронзовый браслет: — Мой подарок — браслет-детонатор. Когда будет надо, он тебя вернет.
— А когда будет надо?
Дядя пожал плечами.
— Он одностороннего действия?
— Все искатели одностороннего действия.
— А если Власов прикажет снять?
— Под рукавом он не виден.
— Но если?
— Попробуй, сними.
Я попробовал, но раз защелкнувшись, браслет не хотел покидать запястья.
— Убедился?
— Убедился, что Власов его может снять, если вырвет или отрежет руку.
— Сочини историю, ведь ты это любишь, — сказал с ехидцей дядя.
— Ночью в трейлере доставили катер, — я стукнул по забору ногой. — Там полно оружия.
— Это все из-за тебя, — обвинил дядя.
— Почему из-за меня?
— Если б не твои рассказы…
— Дядя, если б не твое изобретение и не твоя коллекция вещей из иномирья…
— Ты помогал её собирать…
— Можно подумать, что мы все время жили бы так припеваючи? Рано или поздно нам все равно бы предъявили счет.
— У них своя игра, у меня своя, — дядя улыбнулся и подмигнул.
— Что ты задумал? Они никогда не отстанут от нас. Уверен, что этот эксперимент — пробный камешек.
— Посмотрим…
— Нет, ты расскажи, что ты задумал?
— Не твое дело, — дядя отодвинул меня в сторону и заглянул в щель. Глухо забормотал:
— Они все учли. Озеро сгодится для того, чтобы превратиться в зеркальные ворота, ведущие в иномирья. Их ошибка, как и пустышки Любомудрова, что они считают прошлое живым. Что прошло, то ушло. Существуют иномирья, и если правильно рассчитать координатные точки проникновения, задать правильные параметры, то можно попасть в мир, напоминающий наше прошлое. Но похожее — не значит такое же. — Артур Львович оторвался от дырки.
— Они отрицают вероятность деления нашей вселенной на бесконечное множество параллельных миров, — в глазах дяди появились знакомые сумасшедшие искорки. — Мы — ветви одного дерева, и нам не надо лететь к звездам, когда все находится рядом. Я вывел формулу перехода из нашего мира в другую вселенную. Она однопроводима. Но я до сих пор не могу решить задачу, как из одного иномирья попасть в другое, минуя нашу вселенную…
«Понесло, — обреченно подумал я. — Отступать некуда. За дядиной спиной забор, а в дом возвращаться нет желания после того, как он подвергся интервенции. Прощайте, пасхальные праздники: крашеные яйца, гусь и шоколадный торт». Торту досталось еще вчера — коммивояжер Зубрик оказался сластеной. Его напарник Власов — любителем копченых колбас и пива.
— Ты задумался? Я к чему говорю: если наш мир занимает главное положение в оси пространственно-временного континиума, значит, он всегда постоянен и неизменен. Тогда моя формула — единственное верное решение…
Я перебил:
— Все знают, что после Эйнштейна Артур Львович Журба — второй человек. Твоя теория, как и теория вероятности, будет понятна лишь автору. Дядя, тебя срочно необходимо наградить орденом Почетного легиона, Мальтийским крестом, орденом Григория Победоносца и выдать несколько Нобелевских премий.
Дядя презрительно и величественно отмахнулся от моей лести, его нелегко сбить с гениальных идей.
— Сережа, если рассуждать логически, все миры должны пересекаться в одной точке. Скажем, единственные ворота для всех миров, или воронка, из которой можно попасть в любой другой возможный и желанный мир. Парадокс? Нет, в этом вся соль. Эрго, кроме формулы, которую я вывел, есть еще одна, универсальная. И так как все гениальное просто…
— Приятно видеть вас за работой, профессор, — к нам приближался Власов.
Артур Львович с досадой поморщился. Власов кивнул на щель в заборе.
— Видели?
— Видел, — ответил дядя.
— И как?
— Чушь собачья, — дядя заторопился к дому.
— Кстати, по вашему желанию профессор Любомудров размещен на острове в рыбачьем шалашике с двумя ассистентками.
— Я ничего не хочу о нем слышать, — крикнул дядя, скрываясь в оранжерее. Сквозь стекла поплыла размытая долговязая фигура в белом халате.
Власов расхохотался, оглянулся на меня:
— Где вы купили такого гуся? Вкусный и жирный.
— Вам понравилось?
— Очень. — Власов сунул в рот спичку, поковырялся в зубах. — А вам понравился катер?
Я пожал плечами.
— Отличное судно, напичкано самым современным оборудованием. Катер приспособлен для моря, имеет большой запас топлива, сборную мачту и парус, устойчив на больших волнах.
— Мне не интересны его характеристики.
— Жаль и зря. — Власов иронично усмехнулся, — вы зачислены на него матросом-инструктором.
— Я не буду участвовать в боевых операциях.
— Пацифист, или религия не позволяет?
— Воспитание.
— Боевых действий не будет, но ты обязан выполнять мои команды, салага.
— Каков состав команды?
— Что?
— Спрашиваю, сколько человек будет на борту катера?
— Десять, с нами двенадцать. — Власов взял меня за руку, крепко стиснул запястье. — Что это? — брови удивленно изогнулись над черными стеклами очков.
— Скифский браслет, — я успокаивающе улыбнулся. — Это мой амулет, к дядиным подделкам он не имеет никаких отношений. Вам не надо волноваться, вы отобрали у меня медальон.
— Хорошо, — Власов улыбнулся и отпустил мою руку, — пусть так и будет. — По голосу я понял, что он мне не поверил. — Идем, хочу представить тебя команде. Ровно в полдень твой дядя обещал закинуть нас в прошлое. Ты должен рассказать ребятам о том, как они будут себя чувствовать во время перехода. Успокой их.
— Тогда я не матрос-инструктор, а сержант.
— Хорошо, боцман.
В небе раздался шум вертолета. Он пролетел над нами и завис над рыбачьим островом.
— Это Любомудрову привезли аппаратуру, для контроля и замеров, — пояснил Власов. — Послушай, ты не знаешь, почему твой дядя не любит Любомудрова?
— Может быть, за острый ум? Не знаю, у них старые счеты, еще со студенческой скамьи.
3
Команда и ваш покорный слуга построились на борту катера. Лица спецназовцев окаменели. Почему-то все смотрели в сторону островка, на котором суетился профессор Любомудров с лысой, конусообразной головой, в окружении двух симпатичных молоденьких ассистенток в белых коротеньких халатиках, напоминающих нам сестер милосердия.
Мой бодрый спецназовский экипаж считал проводимую акцию засекреченным экспериментом злобных яйцеголовых ученых.
— От них все беды, — проворчал сержант, которого я видел раньше, когда подглядывал в дырку забора.
Зубрик по рации начал вести отсчет:
— Десять, девять, восемь…
Я заметил, как крупные руки Власова, покрытые непробиваемыми мозолями, впились в борт катера.
— Семь, шесть…
— Он сказал: «Поехали!», — проговорил я, улыбаясь и махая ручкой ассистенткам Любомудрова, как самый спокойный из участников экспедиционного корпуса.
— Четыре, три…
Власов оглянулся, снял очки, подмигнул ребятам, вновь нацепил очки.
Один из солдат, не выдержав воскликнул: «Черт возьми!»
Черт, в образе Артура Львовича Журбы, его услышал. Зубрик сказал:
— Один!
Озеро вспыхнуло серебряным пламенем, прогремел гром, запахло озоном и…
Матерые спецназовцы потрясенно оглядывались по сторонам. Темно-зеленые с белыми барашками волны били в борта катера, его сильно раскачивало. Открытое морское пространство окружало нас со всех сторон.
— Получилось, — выдохнул Власов. Он хлопнул меня по плечу: — Я же говорил, что машинка работает! — Черный Человек оглядел команду. — Что, сынки, штанишки не запачкали?
Солдаты неуверенно заулыбались. Власов кивнул сержанту.
— Действуй согласно разработанному ранее плану.
— Есть! — сержант козырнул.
— Определить местонахождение катера и двигаться по направлению к островам.
— Есть!
— В сторону которого? — поинтересовался я у Власова, рассматривающего в бинокль морские просторы.
— Вон того, — он вытянул вперед руку. — В той стороне вижу землю. Это должен быть остров Тортуга. Все ищут корабли. Кто обнаружит, неважно под каким флагом, но лучше с испанскими львами, получит внеочередную увольнительную на берег.
Солдаты грянули дружное: «Ура!!!»
— Вы будете заниматься пиратством?
— Этого никто не отрицает, здешние аборигены только этим и живут. — Власов рассмеялся, снял очки и засунул их в нагрудный кармашек.
— В детстве вы, верно, любили читать истории Сабатини о капитане Бладе?
— Любил. И не только про подвиги капитана Блада. Кстати, его прототипом послужил предводитель флибустьеров капитан Морган, а он, в свою очередь учился на подвигах Лолонуа, Фан-Горна и Граммона.
— Вы хорошо знаете историю Берегового братства.
— Да, именно так они себя и называют — береговые братья. Я тщательно готовился к этой экспедиции и изучил множество материала. Знаете, откуда проявились флибустьеры?
— Нет.
— Когда-то на островах существовало братство свободных охотников. Они называли себя буканьерами. Охотились на бизонов и кабанов, мясо и шкуры продавали. Название «буканьеры» связано с производством вяленого мяса, кажется, оно так и называлось — букан. Затем, у буканьеров начались проблемы с испанцами, те во всё любят совать свои длинные кастильские носы. Проблемы выросли в вооруженные стычки, и тогда буканьеры снарядили утлые лодочки и вышли в море для охоты на испанские корабли. Так появились флибустьеры — гроза Карибского моря.
— Что вы предпримите, если нам встретятся пираты?
Власов расхохотался.
— Мне придется их ограбить…
К вечеру мы захватили испанский шестнадцатипушечный фрегат…
Победа, на удивление, оказалась легкой. Одна очередь из крупнокалиберного пулемета, которая расчистила от испанцев капитанский мостик. Трое человек было убито, среди них капитан. Матросы не стали оказывать сопротивления, подпустили катер и позволили солдатам Власова подняться на борт. Добыча оказалась небогатой. Трюмы фрегата были забиты мешками с кофе и какао, бухтами канатного троса и пеньки. Груз предназначался для перевалочных складов на Ямайке.
Разочарованные солдаты занялись мародерством. Отняли у испанцев личное золото, карманные дублоны и отпустили фрегат восвояси.
Власов не унывал, напротив, у него было отличное настроение.
— Первый блин всегда комом. Зря ты не захотел подняться и осмотреть корабль. Век, достойный удивления, — как на таких утлых лоханках они не боялись выходить в открытое море и пересекать океаны. Для этого действительно надо родиться героями.
— Я не хочу участвовать в экспроприациях для поднятия нашей экономики.
Власов улыбнулся, достал из кармана дублон, подкинул вверх. Золотая монета блеснула в лучах солнца.
— А что, не так уж и плохо. Ты не патриот, Сергей, но это преходящее. Золото Нового Света позволит поставить нашу экономику на крепкие ноги, и мы займем должное, уважаемое место в современном мире.
— Вы верите в это?
— Обязательно. Твой дядя — гений.
— Я в этом не сомневался, но вы убили трех человек.
— Перестаньте, товарищ солдат, на войне, как на войне, — голос Власова стал сухим и резким. — Я вот думаю, куда лучше плыть. Испанцы говорили, что на Тортуге и на Ямайке полно золота, которого награбили пираты. Там стоят французские корабли, — задумчиво произнес он. — Это был бы неплохой куш: все и сразу. — Он усмехнулся. — Отнять добычу у кровожадных и свирепых пиратов, как думаешь, Сергей Петрович? — Мне не нравилась легкость, с которой Власов переходил с «ты» на «вы» и наоборот.
— Я думаю, что ваша затея безумна и ни к чему хорошему не приведет.
— Приведет, еще как приведет, — пообещал Власов. Он глубоко вздохнул. — Воздух просто прелесть, давно не проводил отпуск на море. Отличный мир, его еще не измазала пароходная сажа и не испачкали радиоактивные отходы.
Я внимательнее посмотрел на Власова.
— Вы не хотели бы здесь остаться?
Власов загадочно улыбнулся и долго не отвечал. Наконец покачал головой.
— Нет, я совершенно другой человек, не похожий на аборигенов.
— Мне кажется, что отличия минимальные.
Власов подозвал сержанта.
— Запас топлива?
— Пятьдесят четыре часа, после необходима дозаправка.
— Отлично, — новоявленная гроза морей села на брезентовый тюк и развернула на коленях карту.
— Мы недалеко, — он ткнул пальцем в район Антильских островов. — Плывем в логово пиратов, пора представиться. — Ноготь указал на остров Тортуга.
— Есть, — отчеканил сержант.
Солдаты шутили, зубоскалили, сидя на брезентовых мешках и подчищая ложками банки с тушенкой. Впереди, на горизонте, темнел легендарный пиратский остров — Тортуга, когда-то так названный из-за обилия черепах.
К острову мы подошли поздней ночью. Я спал в общем кубрике, забравшись в спальный мешок, убаюканный плеском волн в борта катера. Мне снился Власов, превративший Антильские острова в империю корсаров.
4
На следующее утро я проснулся и вылез из кубрика на палубу — глазам не поверил: катер стоял в просторной скалистой бухте, в окружении изъеденных морской солью и древоточцами фрегатов и каравелл. Ветер радостно выл в корабельных снастях, носился среди голых мачт и натянутых шпангоутов и рангоутов.
Солдаты улыбаясь, пили горячий кофе из пластиковых стаканчиков, черпали из котелков гречневую кашу, возбужденно осматривались по сторонам.
Над катером нависала темная корма старого, ветхого фрегата. Перегнувшись через борт, на нас смотрел одноглазый моряк. Его голова была повязана ярким алым платком. В одном ухе блестело на солнце золотое кольцо. Из заросшего рыжей бородой рта торчала короткая деревянная трубка.
— Эй, приятели, откуда вы заявились? Кто вы такие, черт вас раздери? — не выдержал одноглазый моряк.
— Из СНГ, — отозвался один из волонтеров, выбрасывая за борт пустой пластиковый стаканчик.
— Откуда?
— Из союза нищих и голодных, — солдаты рассмеялись.
— Вы буканьеры из Сан-Доминго или со Святого Христофора?
— Со Святого Христофора, — хохотали солдаты.
Сержант протянул мне стакан кофе.
— Спасибо.
— Кашу будешь?
— Нет, спасибо.
Пират плюнул на нос катера.
— Что у вас за корыто? Впервые вижу.
— У испанцев взяли, — отозвался сержант.
— У испанцев? У этих арагонских собак? Никогда не видел таких барок, — пират с наслаждением плюнул на катер.
Я прихлебывал горячий кофе и с любопытством осматривал окрестности.
В гавани находилось, по меньшей мере, около тридцати кораблей и лодок: каравеллы, фрегаты, вытянутые узконосые каноэ. Рядом с нами возвышался самый большой корабль. Власов назвал бы его тридцатипушечным фрегатом. Это на нем, выполняя роль сторожа, курил трубку любознательный одноглазый моряк. С других судов на нас также посматривали с не меньшим любопытством. По близкому берегу прогуливались яркие, колоритные группы людей. Солдаты с горящими глазами рассматривали зевак, толкали друг дружку в бока и приговаривали:
— Нет, ты посмотри-посмотри. Видал, да?
— Нет, а ты посмотри на того пижона…
— Вот это платье! Вот это костюм!
— Какие женщины!
— Где женщины?
— Нет, какие крали… Здесь имеется все для нормальной жизни…
Хохот…
Вдоль берега прогуливались пары. Мужчины были одеты в разноцветные камзолы. Красочные перевязи перекинуты через плечи, на них болтались кривые абордажные сабли, длинные шпаги. Из-за шелковых поясов торчали кремневые громоздкие пистоли. Головы венчали широкополые шляпы с золотыми, украшенными драгоценными каменьями пряжками. На шляпах раскачивались страусиные перья всех цветов радуги. Смешные короткие панталоны и чулки всевозможных оттенков. Из-за голенищ высоких ботфортов с широкими отворотами выглядывали витые рукоятки охотничьих ножей и трофейных испанских стилетов.
Дамы были облачены в длинные шелковые платья, в основном темно-красных, голубых и зеленых тонов. Их головы украшали симпатичные соломенные шляпки с бумажными цветами.
До нас доносились хриплые выкрики торговцев рыбы, вяленой свинины, говядины, звонкие голоса разносчиков воды и вина. Крики и смех: мужской, женский, детский… Калейдоскоп ярких красок, голосов, одежд… Было на что посмотреть и чему удивляться.
От пологого пляжа берег постепенно поднимался, обрастая деревянными складами, магазинами, тавернами, домиками и гостиными. Жилые дома с выбеленными стенами были увиты плющом и виноградными лозами. Желтая песочная дорога вилась среди домов, уводя выше, к темнеющим на вершине остова зубчатым стенам небольшой крепости, над которой развевался на ветру флаг, украшенный французскими лилиями.
Кроме крепости, вершину острова занимали фруктовые сады, среди которых белели постройки богатых горожан. Там же, под безопасной сенью крепостной стены, располагался дворец губернатора.
Я налил в стакан новую порцию кофе. Толпа на берегу становилась гуще, тыкала в нас пальцами, что-то насмешливо кричала. Сержант встал на носу катера, возле пулеметной турели. Сузив глаза, он изучал берег, перекатывая во рту погасший бычок. Я приблизился к нему.
— А где капитан?
— Какой капитан? — сержант сплюнул бычок за борт.
— Власов.
— Он полковник, — ответил сержант.
— Где полковник? — вздохнув спросил я.
— На берегу.
— Один?
— Нет, с ним Кирилл и Батыгин.
— И что он задумал?
Сержант передернул плечами.
— Откуда мне знать, что у него на уме? Мне он не докладывает… Решил нанести визит вежливости к губернатору. Смотри, какая штучка, она на меня смотрит. — Сержант расправил плечи и оглянулся на меня. — Мне здесь нравится.
— Эй, пират, трави канат! — заорал сверху одноглазый сторож. Он запрокинул голову и подставил раскрытый рот под темную, рубиновую струю, выливающуюся из зеленой бутыли. Струя иссякла, пират звучно отрыгнул и посмотрел на катер. — Отличное картахенское вино.
Солдаты жадными глазами смотрели на пустую бутыль. Пират расхохотался и кинул бутыль за борт. Он нагнулся и, когда выпрямился, держал в руках новую бутылку.
— Лови! — Он кинул бутылку в катер.
Один из солдат с завидной ловкостью поймал тару, вопросительно посмотрел на сержанта.
— Покажи, — сержант протянул лапу, покрытую редкой рыжей шерстью.
Он вытянул пробку зубами и храбро припал к горлышку. Удовлетворенно причмокнул и вернул ополовиненную бутылку солдату.
— Хорошее картахенское вино, — с видом знатока сообщил он. — На домашние «чернила» не похоже.
— Кто вы, англичане или голландцы? — спросил одноглазый пират.
— Русские мы, славяне, — смеясь, отозвались солдаты. Картахенская бутылка гуляла по кругу.
— Русские? — протянул пират. Между ним и солдатами завязался непринужденный разговор.
— Мне здесь нравится, — повторил сержант, косясь на гуляющую по кругу бутылку и одновременно продолжая наблюдать за кареглазой мулаткой, положившей на него глаз. Её пытался увести в сторону дочерна загорелый мужчина в сером камзоле, при шпаге и пистолях. Наконец ему это удалось, после того как мулатка прощально помахала сержанту рукой.
— Встретимся, милая, — пробормотал сержант. — Ну и мода, ну и времечко. Скажи, профессор, мы и впрямь попали в прошлое?
— Я не профессор.
— Ну, доцент, какая разница.
— Разница есть. Мы в прошлом.
— Вот это — настоящее приключение. Это не Чечня и не Югославия! — воскликнул сержант.
— Вы были там? — насторожился я.
— Где мы только не были. В таком эксперименте участвуем впервые. Нам говорили, что это очень важно и строго секретно. Нас вернут обратно, это возможно?
— Возможно. У вас в рубке есть специальный прибор, по которому Власов поддерживает связь с нашим временем.
— Ну да, он всякий раз его запирает в сейф. Какой-то серебряный диск. Сложный аппарат?
— Наисложнейший, — заверил я. — Когда Власов решит, вернемся.
Сержант хмыкнул.
— Когда он решит? Он хочет всех ограбить. Полковник отправился к губернатору потому, что надеется получить информацию о передвижении испанских кораблей. Мечтает о золотом галеоне…
— Наша Родина переживает тяжелый экономически кризис, золото Америки ей поможет встать на ноги, — вспомнил я слова полковника.
Сержант улыбнулся:
— С нашим правительством разве оно поможет?
Я промолчал — сержант был прав. Мой собеседник прикурил сигарету, мрачно уставился на берег.
— Видишь, справа, где сушатся сети, зеленая таверна. Власов сказал, что когда вернется, отведет команду в ресторан, знакомить с туземной кухней.
— Пора бы.
— Ты знаешь, мы ведь здесь все холостяки, — сержант захихикал, но поправился и сурово добавил: — Чтоб в случае неудачи нас никто не искал…
Власов появился к обеду. Он и двое солдат подплыли к катеру на небольшой нанятой у причала лодке. Довольно улыбаясь, Власов закинул на палубу два больших тюка. Кивнув на тюки, пояснил:
— Образцы одежды, чтоб не выделяться на общем фоне.
— Как переговоры? — спросил я.
Улыбка Власова стала шире.
— Через месяц в Испанию из Панамы пойдут два галеона, груженные золотом и серебром. Их будут сопровождать пять боевых кораблей, но для нас это чепуха. — Он прищелкнул пальцами. — Гей, орлы, раскрывайте тюки и переодевайтесь, прогуляемся по бережку. — Власов приставил к глазам ладонь, щурясь, посмотрел против яркого солнца в сторону узкой горловины бухты. — Катер отгоните к выходу из гавани, — он подмигнул сержанту, — в рубке объясню. Я кое-что пообещал губернатору. — Посмотрел на меня. — Оказывается, все пираты по договору обязаны платить во французскую казну одну десятую часть от добычи. Это за покровительство и патентное удостоверение на каперство. Я получил, — он похлопал рукой по раздутому нагрудному карману. — Один пират, по имени Лолонуа, отказался платить, — Власов показал на соседний фрегат. — Его судно, «Роза ветров». Я обещал губернатору разобраться с этим делом.
— Мы что, будем здесь торчать целый месяц? — спросил сержант.
— Тебе не нравится? — Власов смерил сержанта холодным взглядом. — Вы все являетесь контрактниками. Вспомните, где вы были в последний раз? Сравните и сделайте выводы.
— Есть!
— Нам нравится! — отрапортовали солдаты.
— Надеюсь, ваш дядя, Артур Львович не будет устраивать неприятных сцен и разрабатывать ловушки и мы всегда сможем вернуться?
— Конечно, ведь «детонатор времени» хранится в вашем сейфе. Только вы распоряжаетесь нашим возвращением.
— Верно, — Власов потянулся. — С моими солдатами и будь у меня больше полномочий, я мог бы через месяц организовать здесь морскую империю.
— А как вы представились губернатору?
Полковник хитро улыбнулся:
— Бладом, Борисом Ивановичем.
— Капитан Блад, — я хмыкнул — иного не ожидал.
— Хороший псевдоним. Так, сержант выбери двоих добровольцев — вы остаетесь на борту. Остальным переодеваться. Оружие оставить при себе, хоть это и нейтральная территория, но не нравятся мне взгляды, которые на нас кидают. Приготовить резиновую лодку с подвесным мотором, — отдавал распоряжения капитан Блад.
— Сергей Петрович, вы не откажетесь отобедать с нами в местном трактире? Губернатор Ожерон порекомендовал посетить один, под многообещающим названием «Белая лошадь».
— Почему бы и нет, раз командировка затягивается.
— Не затягивается, месяц — это не срок. Сержант, не хмурьтесь, увольнительную вы получите, — он наклонился к сержанту и стал что-то нашептывать в ухо.
— Есть, — бодро ответил сержант.
— Всем наслаждаться, — Власов рассмеялся, — морские приключения закаляют характер и воспитывают волю.
— Что с топливом? — спросил я.
— Проблем нет. Твой дядя утром установил автоматический насос: как только идет расход топлива, датчик в топливном баке посылает сообщение в будущее, и нам подкачивают топливо. Получается, что мы его совсем не расходуем. Твой дядя отменный гений — хитер и очень опасен. — Власов улыбнулся, покровительственно похлопал меня по плечу.
— Эй, русские! — над бортом фрегата появилась голова в красном платке.
— Русские! Четыре храбреца на сундук мертвеца! Ий-хо-хо и бутылка рому! — прогорланил пьяный флибустьер. — Ловите! — черная бутылка полетела в наш катер. Один из солдат её поймал.
— Спасибо, лови! — на борт фрегата полетела пачка «Примы».
Так завязался дорийский бартерный обмен.
5
Толпой, чем-то напоминающей клоунов на прогулке, наш экипаж десантировался на берег. Один я отказался, к неудовольствию Власова, от маскарада. Солдаты и «полковник Блад» были наряжены в соответствующие данной эпохе костюмы. На бойцах — серые длиннополые камзолы, из-под которых торчали маскировочные солдатские штаны, заправленные в высокие ботфорты. На головах сидели черные широкополые шляпы, украшенные перьями. Настоящие мушкетеры… Поверх камзолов на груди, безжалостно смяв брабантские кружева, висели короткие автоматы. Пояса стягивали кожаные солдатские ремни с подсумками, заполненными автоматными рожками и гранатами.
Власов признался, что экипировка ему обошлась дешево. За пять электрофонариков, блок «Мальборо» и зажигалку «Зиппо» Ожерон приказал выдать со складов обмундирование.
Полковник выглядел не столь смешно, как остальные. Он оделся со вкусом и уверенно держался в новом черном камзоле с серебряными позументами. На расшитой золотом перевязи висела шпага с позолоченной рукояткой и красивой гардой. Я был уверен, что он умеет фехтовать не хуже задир пиратов, вспомнив его упражнения с мечом Артура. Пояс он обвил зеленым шелковым шарфом, из которого торчала длинная черная рукоятка пистолета-пулемета. В руках он небрежно держал черную трость — вылитый денди с бульвара Аламеды или Плаца-Майор, если бы не черные очки от солнца, скрывающие глаза. Власов хозяйски постукивал тростью по голенищу черных ботфорт, дожидаясь, пока все не высадятся.
Под любопытными взглядами праздно шатающихся пиратов и их подружек «полковник Блад» построил команду и придирчиво осмотрел каждого. Остановился напротив меня с недовольной миной.
— Хорошо, пусть вы отказались от камзола, изготовленного в Нидерландах из английской шерсти, но не думайте, что прогулки здесь безопасные. Вам надо было взять у сержанта если не «калашникова», то хотя бы «макарова». Удивляюсь, как вы путешествовали со своим дядей?
— Так и путешествовали.
Оставив у лодки часового — самого здоровенного крепыша с мрачной физиономией садиста, у которого пулемет на груди выглядел детской игрушкой, мы строем зашагали в таверну «Белая лошадь». Она находилась недалеко от причала.
Двухэтажное белое здание чем-то напоминало ковбойский салун. Окна и двери распахнуты настежь, только игры тапера не слышно. Внутри царил полумрак, пропитанный спиртными парами и резкими кухонными ароматами. Если их идентифицировать, то можно было с уверенностью сказать что сегодняшнее меню в себя включало жареную рыбу, подгоревшие отбивные из свинины, чеснок, кольца жареного лука, кислое пиво и вино. От общего зала кухню отделяли тонкая зеленая ширма и длинный стол, за которым стоял мордатый целовальник. Возможно, он являлся дальним предком часового, поставленного у лодки. Бармен торговал пивом, вином, компотом пиратов — настоящим ромом из сахарного тростника — и распоряжался тремя молоденькими негритянками-официантками.
Помещение таверны было заставлено простыми, потемневшими от времени и употребления, тяжелыми деревянными столами и скамьями. Все просто и без претензий на роскошь. Пол посыпан прошлогодними стружками и опилками. Винтовая серая лестница вела на второй этаж в номера.
Посетители таверны были одеты в камзолы всех мыслимых и немыслимых расцветок. Они бравировали трофейными золотыми перстнями и цепями, при виде которых новый русский обязательно превратился бы в старого савковца. Зал шумел и кричал. Клиенты, дошедшие до кондиции, стучали по столам большими деревянными кружками, азартно грызли говяжьи мослы, лущили сушеную рыбу, кусали бананы, сплевывая кожуру под ноги или бросая шкурки в сторону дверей и прокопченных серых стен, играя в замысловатую игру — чья банановая шкурка провисит на стене дольше. У части пиратов на коленях сидели, смеясь и повизгивая, свободные женщины. В общем, обычная тусовка того времени.
Власов вошел первым, по-хозяйски огляделся и всплеснул руками, поскользнувшись на банановой кожуре. Носком сапога он брезгливо отшвырнул её в сторону, поправил на носу солнцезащитные очки.
Грянул дружный залп хохота, постепенно сменившегося тяжеловесным, гнетущим и настороженным молчанием. Нас с интересом разглядывали. Пьяницы вызывающе тыкали заскорузлыми пальцами и что-то смеясь комментировали собутыльникам.
Власов невозмутимо водил головой в поисках свободного стола. Солдаты, сжав рукояти автоматов, напряженно замерли. Наконец Власов увидел самый дальний, спрятанный в углу стол, за которым сидели трое изрядно выпивших флибустьеров. Полковник, играя тростью, направился к столу. Солдаты, шаг в шаг, — за ним.
— Занято, — вызывающе объявил один из троицы — широкоплечий громила, с красным рубином, покачивающимся в мочке уха. Его серые грязные волосы были стянуты на затылке оранжевой лентой.
Власов, скривившись, осторожно взял молодца за косичку и приподнял над столом. Пират удивленно и широко раскрыл глаза. Власов улыбнулся и профессиональным хуком отправил корсара в угол зала. Корсар стукнулся о стенку, сполз на пол и уснул. Друзья пострадавшего схватились за рукояти ножей, но не успели вмешаться — солдаты выдернули их из-за стола, молча пронесли через таверну и выкинули на улицу.
Молчание в таверне стало осязаемым, так бывает перед бурей, когда природа замирает в настороженном безмолвии, а по небу начинают плясать малиновые зарницы. Мы расселись за освободившимся столом. Власов посмотрел в сторону трактирщика и ударил кулаком по столу, сметая на пол кружки, миски, кости. Тишину сменил ропот удивления, пронесшийся по залу.
— Эй, человек, вина и еды, — звучно приказал «полковник Блад».
Трактирщик не торопился, а из-за соседнего стола поднялся долговязый франт, в белом камзоле, украшенном малиновой перевязью. Букли завитого белого парика падали на плечи и спину, распространяя по залу дорогой парфюм. Он подошел к нашему столику, улыбнулся, подкрутил тонкие ухоженные усики и демонстративно подбоченился. Из-за красивого, лимонного цвета, пояса торчали две рукояти пистолей, инкрустированные крупными жемчужинами, на бедре в ножнах висел широкий палаш.
— Господа, вы обидели моих людей, — франт вызывающе посмотрел на Власова. — Вы должны заплатить штраф и убраться из этого трактира, — долговязый хищно улыбнулся. Я понял, почему он шепелявил — у него не было двух передних зубов, как у нашего поп-певца Шуры. — Вам крупно повезет, если в будущем я вас больше не увижу.
— Иди к черту, — ответил Власов. — Хозяин, вина и мяса, не заставляй нас ждать!
Улыбка франта стала шире:
— Господа, если вы так несведущи и глупы, я должен раскрыть свое имя…
— Ну, раскрывай, как тебя зовут? — Власов устало вздохнул.
— Лолонуа, — горделиво объявил франт.
— А-а-а, — протянул Власов, — так это ты тот тип, который отказался платить губернатору Ожерону за гостеприимство и безопасность?
Лолонуа положил ладони на пистолеты.
— Это у тебя тридцатипушечный фрегат «Роза ветров»?
Лолонуа торжественно кивнул и произнес:
— Убирайся, грех убивать слепого, но от любого греха можно откупиться, купив папскую буллу.
Власов снял очки, положил их на стол. Задрав рукав, взглянул на часы.
— Хочу сказать, Лолонуа, что у тебя нет больше старого тридцатипушечного корыта под именем «Роза ветров».
— Что?
С моря донесся взрыв. Стены таверны вздрогнули, посетители бросились к окнам и дверям — посмотреть, что случилось. Расталкивая пиратов, Лолонуа побежал к выходу.
— Приготовились, — процедил сквозь зубы Власов.
Лолонуа обернулся. Длинная тень протянулась к нашему столу, вырастая из светлого прямоугольного провала дверного косяка. Пираты, стоящие рядом, мигом раздались в стороны.
Глаза и лицо франта были такого же цвета, как и камзол с париком — белыми от ярости и бешенства.
— Смерть собакам! — взвыл Лолонуа, выхватывая из-за пояса тяжелые кремневые пистоли.
Власов оказался быстрее. Выстрел его «пушки» вышвырнул в дверной проем тело пирата, лишенное головы. Я закрыл глаза, такие зрелища не для меня, в свое время я насмотрелся их предостаточно. И я не то чтобы боюсь кровавых картин — я их ненавижу. Коротко прогрохотали автоматы…
Выстрелы сменила робкая тишина…
Резкий стук кулака по столу.
— Хозяин, черт тебя дери, ты что, прирос к стойке? Вина и мяса! Сергей Петрович, не расстраивайтесь, пираты, сами знаете, — отбросы общества. Одному Богу известно, сколько они загубили невинных душ. В них нет ничего святого. Такой век. Как говорят: «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки». Их смерть — ничто для истории, а нам необходимо показать себя и зарекомендовать в этом обществе крутыми парнями, с которыми лучше не шутить. Здесь уважают силу и характер.
Я открыл глаза.
— А вам это нравится? — В таверне, кроме нас, никого не было. К нашему столу спешили мордатый бармен, одноногий повар-китаец и трое официанток с подносами, доверху груженными снедью и бутылками с вином.
— Однажды дядя показал мне, как крестоносцы брали Иерусалим…
— Да? Это интересно… — Власов впился зубами в баранью ногу.
— Они сжигали на центральной площади города трупы, чтобы потом извлечь из горячей золы проглоченные или спрятанные в одежде драгоценности, после чего шли молиться к Господнему Гробу.
— Практичные люди, — кивнул Власов. — Хм, крестовые походы — интересное предложение…
Я прикусил язык. Аппетит пропал. С тоской подумал о дяде и его неясных замыслах. Что он предпримет и когда? Понимал, что ему сейчас нелегко под пристальным оком коммивояжера Зубрикова и ядовитой завистью профессора Любомудрова. Ведь пришлось решить проблему с топливом, наверняка предложение Любомудрова и теперь — увеличение срока командировки. Это после первых золотых дублонов и перстней, а что будет потом, когда аппетит разгуляется? Прибудут новые катера с самозваными Бладами и подводная лодка с майором Немо? Появятся танки и самолеты? Великолепная возможность поднять экономику республики — ограбить и опустить парочку стран Старого и Нового Света. Дядя тысячу раз прав — наука и политика несовместимы.
— Не унывай, герой, — Власов дружелюбно толкнул меня в бок.
Я поморщился.
— Наши методы в этом мире не новы, — он отхлебнул из кружки алого, похожего на кровь, вина. — Хорошая выпивка и бараньи мослы. Попробуй что-нибудь.
— Спасибо, не хочется что-то.
— Напрасно, — он отрезал от окорока кусок мяса и с набитым ртом поинтересовался: — Нравится, ребятки-солдатки?
— Так точно, — ответили, пережевывающие пищу ребятки.
— Вот и губернатор Ожерон пожаловал, — объявил Власов.
В таверну вошел невысокий толстяк в голубом камзоле, украшенном на груди пышными пенными кружевами. Он держал в руках голубую шляпу с алым плюмажем, украшенным бриллиантовой фибулой. Красное лицо апоплепсика и беспробудного пьяницы улыбалось в обрамлении буклей каштанового парика. Концы тараканьих усиков напомажены и подкручены вверх.
Губернатор подошел к нашему столу. Протянул Власову руку:
— Благодарю вас за службу французской короне, капитан Блад. Вы избавили остров от нахального и самоуверенного пирата. Король Людовик Четырнадцатый в моем лице берет вас под свою защиту и опеку.
— Спасибо, — Власов крепко пожал пухлую ладонь Ожерона. Губернатор тихонько охнул.
— Приятно с вами сотрудничать.
Ожерон дотронулся до усиков и снисходительно улыбнулся.
— Взаимно. Хочу вас и ваших друзей пригласить в гости к себе домой. Там обсудим наши дела. Знаете, я подумал, что…
— Да, — недовольно перебил Власов, поднимаясь из-за стола. — Я готов набрать людей, а вы снарядите корабли для похода в Панаму или Картахену. Это вы хотели предложить?
— Капитан, от вас ничего нельзя скрыть, — лицо Ожерона сморщилось в улыбке, как печеное яблоко.
— Подъем, — отдал приказ Власов. Солдаты синхронно поднялись, я вслед за ними.
На улице нас ожидал почетный эскорт из десяти солдат французского гарнизона, вооруженных мушкетами и шпагами. Начищенные кирасы ярко блестели на солнце.
Власов и Ожерон пошли впереди, ведя неторопливый диалог. Я устало тащился позади всех.
«Алчность, — думал я, — чувство понятное и одинаковое для всех времен и народов. Дядя-дядя, где ты?» Кожа под браслетом невыносимо зудела, вероятно, от жары и пота; если бы мог, с радостью снял бы подарок…
6
Поздним вечером мы вернулись на борт катера. Солдаты сытно и пьяно отрыгивали, ковыряли спичками в зубах. Кто-то гнусаво напевал:
— Четыре храбреца на сундук мертвеца. Ий-хо-хо и бутылка рому!
На плече Власова сидел большой изумрудный попугай — подарок губернатора. Птица возбужденно вертела головой и иногда, под громкий смех полковника и команды, хрипло кричала: «На абордаж! Пиастры! Пиастры! Полундра!». Я грустно улыбался, вспоминая роман Роберта Стивенсона — писатели великие провидцы.
Нас встретил бледный, трясущийся сержант. Он едва смог выговорить:
— Товарищ полковник, беда…
Власов рывком притянул его к себе. В его кулаках собралась вся свободная материя от пятнистой рубашки сержанта. Служивый задыхался.
— Что!?
— В рубке, по невыясненной причине, произошло возгорание, — прохрипел сержант.
— И?!
— Это из-за сейфа — он расплавился. Мы все затушили, больше ничего не пострадало…
— Идиот! — Власов отпихнул сержанта. — Там лежал наш обратный билет.
Попугай на его плече захлопал крыльями и пронзительно заверещал:
— Капитана на рею! Пиастры! Пиастры! Полундра!
— Уберите птицу! — рявкнул Власов, сбивая с плеча орущего попугая.
«Итак, дядя начал действовать», — радостно подумал я.
Власов тяжело уставился на меня.
— Что скажешь, инструктор?
Моя рука нестерпимо зудела под бронзовым скифским браслетом. Я просунул под него пальцы и скреб кожу ногтями. Не помогало — зуд не исчезал. «Осталось подцепить какую-нибудь тропическую болезнь, типа бери-бери».
— Твой дядя шутник, да? Но племянника он ведь не оставит, иначе злобные пираты его разорвут руками и растерзают зубами на мелкие клочки. — Взгляд Власова упал на злополучный браслет.
— Вот, она — путеводная нить Ариадны. Я знал, что он не простой. Снимай. Когда увижу твоего дядю, Артура Львовича, заставлю сполна ответить за глупую шутку. Снимай! — Стальные пальцы полковника обхватили мое запястье. — Снимай браслет, говорю тебе.
— Я не могу.
Власов дернул меня за руку, я пихнул его в грудь.
— Снимай! — прорычал Черный Человек.
Зуд под браслетом усилился, стал невыносимым. Власов тянул меня за кисть, вцепившись в браслет.
— Жжется, сволочь, — прошипел Власов.
Внезапно браслет начал сползать с руки.
— Ага! — обрадовано воскликнул Власов.
Я дернул руку, браслет соскочил с кисти и остался в руке полковника. По инерции я отлетел к борту. Ударившись спиной о невысокий борт, я перелетел через него и упал в воду. В тот миг, когда я падал, вспыхнула ослепительная вспышка. В мертвенно-бледном свете я отчетливо разглядел злые серые глаза Власова, его озабоченно нахмуренный лоб; растянутые, бледные лица солдат; глупую и довольную улыбку сержанта; попугая, сидящего на его саженном плече, распахнувшего крылья и самозабвенно орущего:
— Пиастры! Пиастры!
Такое бывает, когда вспыхивает магний фотокамеры и яркая белая вспышка на миг останавливает движение и следовательно жизнь, чтобы позже втиснуть мертвый фрагмент — черно-белое фото — в памятный альбом.
Я погрузился в воду и тьма поглотила меня…
…Когда я вынырнул, шумно отплевываясь от воды, никакой пиратской гавани не было. Впереди, объятая алым пламенем, горела дача. Я почувствовал под ногами дно и выбрался на островок. Там стояла покинутая пустая палатка. Я заполз в неё и устало закрыл глаза.
«Золото конкистадоров накрылось. Правительство и банки получат фигу с маслом, а не золото инков и тольтеков. Халявы не будет, бесплатный сыр бывает только в мышеловке, что и требовалось доказать», — думал я и улыбался, прислушиваясь, как ревет пламя охваченной огнем дачи. Где-то вдали завыли пожарные сирены. «Дядя уел чиновников и разведчиков. Спасибо, что и про меня не забыл. Интересно, куда вы, Артур Львович, отправились? Когда мы встретимся?» — я провалился в сон.
7
Дядя смылся, исчез, пропал, лег на дно и затаился, навострил лыжи в неизвестном направлении, сгорел в лаборатории. В последнее предположение не верю… Но оно устроило правительственных чиновников — несчастный случай во время лабораторных экспериментов, где полностью игнорировалась техника безопасности. То есть сам виноват.
Власов и его люди сгинули в иномирье. Впрочем, сгинули — сильно сказано, такие люди так просто не пропадут. Думаю, они нашли и получили то, о чем мечтали. Не удивлюсь, если окажется, что Власов стал губернатором Панамы, а сержант заведует Ямайкой и экспортом табака и рома в Европу…
Я вернулся. Вопрос о везении остается открытым — целый год меня мурыжили по всевозможным секретным и несекретным инстанциям, даже больницам, пробовали метод кнута и пряника, глубокого гипноза, надеясь выведать секреты дяди. Конечно, ничего нового про дядю и про его работы никто не узнал. Мои фантастические рассказы пришили к полузакрытому делу и превратили в суровую прозу.
Коммивояжер — Зубрик Валентин Самуилович — любил, встречаясь со мной, повторять, что истина где-то рядом. Может, оно и так, только попробуй рассмотри её, такую маленькую. Ни специальные комиссии, ни напичканные в меня новейшие стимуляторы и наркотики по развязыванию языка и переплетению мозговых полушарий, ни профессор Любомудров не смогли разглядеть и отыскать спрятанную во мне истину.
Меня неохотно отпустили и оставили в относительном покое. Хорошо, что после всевозможных исследований и процедур я не угодил на «девятый километр», где стоит желтый дом. С меня взяли клятву о том, что я не буду разглашать сверхсекретную государственную тайну под кодовым названием «Флибустьеры». А кто поверит, попробуй я утверждать такое? Никто. Возьмут под белые рученьки и приведут в палату номер шесть. Люблю классику!
Меня выпустили…
Прошел год…
Моя новая книга так и не вышла, в редакциях меня подвергли остракизму. Догадываюсь, по чьей злой воле. Рукопись вернули с пометками: «Рекомендовано в печать» — перечеркнуто, «Запретить» — подчеркнуто дважды красным карандашом. На съезд мировых фантастов я не попал и по этому поводу расстраивался больше. С работой оказалось не так все гладко, сказалось отсутствие уважительных причин, чем я занимался прошедшее время. В организациях и учреждениях, через которые я прошел, справок не выдают…
Итак, я остался один в большой трехкомнатной квартире. В свое время родители успели её приватизировать, иначе меня лишили бы и её, предоставив в общежитии железную панцирную кровать и тумбочку для мыльных принадлежностей.
От дяди осталась добрая память — помните браслет на моем запястье? На руке появилось ожоговое пятно: пара летящих коней, а над ними улыбающийся лик скифского царя Таргитая.
Что делать? Что делать? Так любили спрашивать себя Гамлет и Чернышевский — оба не находили ответа, как и я. Тоскливой чередой потянулись одинаковые и пустые, серые и бессмысленные дни. Правительство сделало щедрый жест — мне выдали деньги за участие в эксперименте, что-то вроде компенсации за трагическую развязку и молчание. Когда я расписывался в толстой бухгалтерской книге, напротив моей фамилии стояла пометка — «главный специалист». На мой немой вопрос Зубрик пожал плечами и ответил, что бухгалтерии везде одинаковы.
Как-то он спросил меня о судьбе Власова и компании:
— Кем они там будут? Смогут выжить или нет?
— Ясно кем — пиратами. Выживут, без сомнения. То общество, в которое они попали, держится исключительно на таких героях, как Власов и бригада.
— Кем он там представился?
— Капитаном Бладом.
— Капитаном Бладом? — Зубрик улыбнулся.
— Может, он изменит псевдоним и назовется капитаном Морганом, который послужил прототипом для литературного героя Сабатини.
— Сабатини?
— Ага, он написал несколько популярных романов о морских приключениях благородного пирата, капитана Блада.
— Надо будет прочесть, — сказал Зубрик и что-то отметил в блокноте…
Думая о дяде, я был уверен, что рано или поздно он напомнит о себе. И он напомнил о себе ровно через год, когда моим существованием перестали интересоваться любопытные внутренние органы.
На квартиру доставили наследство — дядюшкин сундук. Это все, что осталось от пожара на даче. Огромный кованый сундук был когда-то обит алым бархатом и украшен оловянными колокольчиками. Украшения сгорели и оплавились. Я его помню, он стоял в комнате дяди и, возможно, в прошлом принадлежал прабабушке, которая хранила в нем свое приданое, а после замужества — наволочки и рубашки прадедушки. Такие сундуки необходимы детям, чтобы играть в прятки, казаков-разбойников, морских пиратов. Сундук служил дяде в качестве сейфа, но все бумаги сгорели, а золу и корешки книг забрали на анализы. Через год тяжелая и громоздкая вещь оказалась никому не нужна, и мне её вернули. На кованой крышке уцелели чугунные виньетки из роз и парящие над ними то ли голуби, то ли колибри.
Доставил сундук старый приятель, коммивояжер Зубрик.
— Подпишись-распишись. Вещь раритетная, память об Артуре Львовиче Журбе. — Он хитро подмигнул. — Любомудров провозился с ним год, но никаких аномальных криминалий не обнаружил.
— Не обнаружил чего?
— Ничего необычного. Старик весь извелся. Так что возвращаем сундучок в целости и сохранности.
Четверо молодцов внесли сундук и поставили в центре комнаты.
Зубрик хихикнул:
— Тебе может и сгодится — макулатуру собирать. Чем занимаешься, Сергей Петрович?
— Ничем.
— Новую книгу пишешь?
— Нет, думаю.
— Думай, не мне тебя учить о чем писать, — Зубрик подмигнул. — Напиши роман о пиратах Карибского моря, в подражании Сабатини, об их главаре Властилини, — Зубрик улыбнулся. — Кстати, я прочел книги Сабатини. Понравились, не знал, что они имеются в домашней библиотеке. — Его лицо приняло озабоченное выражение. — Жаль, что так все получилось. Жаль, как говорил твой дядя: «Наука и политика — несовместимы».
— Ага.
— Твой дядя был очень небрежен, — продолжал Зубрик. — Очень халатный человек, в другое время и при другом правительстве, не столь мягком и гуманном…
— Разве сейчас что-нибудь изменилось?
— На бочку с порохом не сажают, — Зубрик заржал, попятился к дверям. — Прощайте, Сергей Петрович, приятно было с вами познакомиться.
— Прощайте.
Дверь глухо хлопнула. Я подошел к сундуку. Долго и молча стол над ним, поглаживая крышку. Потом откинул её и машинально почесал кисть. Мой ожог начал зудеть, как когда-то на катере. На внутренней стороне крышки мчалась пара диких скифских коней с заплетенными в косички гривами, а над ними улыбалось раскосое, длинноусое, с оселедцем на голове лицо Таргитая. Странно, такого рисунка на крышке раньше не было. Очередная дядюшкина шутка-намек? Что он хочет ею сказать? Я посмотрел на ожог, похожий на тату. Пальцы неистово скребли рисунок, ублажая зуд.
— Ну, дядя, ну погоди. — Я заскрипел зубами. — Что теперь?
Комната молчала.
— Ты всегда был оригинальным шутником, черт тебя забодай, — говорил я, залезая в сундук. Пришлось сильно скрючиться. Тяжелая крышка упала, больно пристукнув по голове. Показалось, что из глаз посыпались искры, яркая вспышка рванулась к сетчатке глаз. Я испуганно зажмурился, хватаясь за стенки сундука и вдыхая знакомый запах озона. Пол под ногами стал раскачиваться.
Я попробовал поднять крышку сундука, чувствуя, что сейчас сойду с ума. Ничего не получилась. Такое ощущение, словно крышка намертво припаялась к стенкам. И тут я услышал голоса и что-то тяжелое ударило по сундуку.
— Багром его подцепи! Багром!
— Теперь разворачивай!
— Давай его сюда, наше сокровище!
— Сюда!
Дно сундука обо что-то ударилось. Кажется, зашуршала галька. Крышка откинулась. Меня ослепил ворвавшийся в темницу яркий солнечный свет.
Кто-то сказал:
— Вылазь, царевич.
Ошеломленный происшедшим, я растерянно посмотрел наверх и увидел улыбающиеся и радостные лица: дяди, мамы, отца, сестры и её королевича.
— С приездом, Сережа, — весело объявил дядя.
Я выпрямился, недоверчиво оглядываясь по сторонам, огорошенный происходящим.
— Как тебе сундучок? Надежное средство доставки? Любомудров в очередной раз сел в калошу, — тараторил дядя.
— Сел-сел, — пробормотал я.
Я и дядюшкин сундук стояли на песчаной косе, вытянувшей белый язык далеко в море. Напротив — широкая дуга девственного пляжа, усыпанного мелкой галькой и ракушками, обломками кораллов и пучками водорослей. Коса и пляж образовывали красивую, безмятежную лагуну. Еще дальше виднелась зеленая полоса джунглей. Между ними и пляжем стоял просторный двухэтажный деревянный дом.
Дядя протянул руку и сказал:
— Добро пожаловать в мой мир.
— Твой мир? — я оглянулся на родных. — Значит, это не Атлантида?
Отец покачал головой. В свое время моя семья эмигрировала на легендарный остров.
— И как вы все здесь оказались?
— Я собрал. Пойдем, — торопил дядя. — Моя жена приготовила в честь твоего прибытия великолепный обед.
— Твоя жена?
— Моя, — дядя добродушно рассмеялся.
Я вылез из сундука, крышка прожорливо щелкнула, заставив меня вздрогнуть. Все рассмеялись.
— Конечно, средство доставки могло быть иным, — в тоне дяди появились знакомые учительские нотки. — Я изобрел новый способ путешествия среди миров. — Он взял меня за кисть, на которой был ожог-татуировка.
— Здесь, в образе, э-э-э-э-э… ты не поймешь. Здесь закодирован ключ ко всем дверям вселенной. — Дядя рассмеялся. — Универсальный ключик. — Он дернул меня за руку. — Эй, Сережа, очнись! Добро пожаловать в мир Артура Львовича Журбы!
Мама обняла меня и поцеловала в щеку. Отец хлопнул по спине. Королевич пожал руку. Анжела показала язык и поцеловала в нос.
Я потерянно посмотрел на родных. Все выглядели неплохо, эмиграция пошла им на пользу.
— А вы хоть вы объясните мне, что случилось с дядей и…
Но это уже другая история…
Апрель 1999, Витебск
Комментарии к книге «Флибустьеры», Валерий Витальевич Строкин
Всего 0 комментариев