«Огонь и лёд»

Сим родился ночью. Он лежал, завывая, на холодном каменном полу пещеры. Кровь билась тысячей ударов в минуту. С первого же мига он стал расти, неуклонно, неотвратимо.

Так начался кошмар этой жизни. Трясущиеся руки матери совали ему в рот пищу. Почти сразу после рождения глаза его обрели фокус и тут же, не дожидаясь причины, наполнились упорным, слепящим ужасом. Сим поперхнулся едой, задохнулся и разорался — и попытался обвести пещеру ещё не очень зрячим взглядом.

Кругом плавал густой туман, но он постепенно рассеивался. Явились очертания каменных сводов. В поле зрения вплыл человек — безумный, ужасный, дикий. Человек с лицом умирающего — старым, битым ветрами, испёкшимся, как глина под солнцем. Он скорчился в дальнем углу пещеры — глаза закатились и сверкают белками, уши настороженно ловят стоны ветра там, наверху, во льдах ночной планеты.

Мать, поминутно вздрагивая и взглядывая на мужчину, кормила Сима ягодами гор, травами долин и сосательными ледышками, отломанными с потолка пещеры. Так, питаясь, испражняясь и снова питаясь, он рос и становился всё больше и больше.

Мужчина в углу приходится Симу отцом. На лице его жили одни только глаза. В руках он сжимал грубый каменный нож, а челюсть у него болталась бессмысленно и жалко.

Поле зрения у Сима расширялось. За пределами их пещеры, в коридоре, сидели старики. Он смотрел, а они умирали прямо у него на глазах.

Боль и агония. Старики таяли, как восковые куклы; лица их оседали на острых костях, зубы лезли вперёд. Вот сейчас они зрелые, гладкие, прекрасные, живые, но уже минуту спустя плоть иссохнет, сгорит, сожранная внутренним огнём.

Сим забился в руках у матери.

— Тише, тише, — она обняла его, утешая тихо, истово, устремляя взгляд на мужчину: вдруг он встрепенётся, вдруг очнётся и встанет.

И правда. Стремительно прошлёпали по полу голые ступни. Отец подбежал к ним. Мать вскрикнула, Сим почувствовал, как его вырвали у неё из рук. Он упал на каменный пол и покатился, вопя во всю мощь своих новых, розовых, влажных лёгких.