«Было, есть и будет»

Доктору А. М. Кашпировскому

…Говорила бабушка, разбирая мягкими коричневыми пальцами сырые травы:

— Берегись, дитя, простуды, лихого человека, а пуще всего зелена вина да дурного глаза…

Я сидел у печки, отогревая зазябшие по вечерней росе руки, и сквозь дремоту слушал бабушку. В чистом доме светятся вымытые дресвой некрашеные полы, застеленные полосатыми половиками, сплетенными бабушкой за многие долгие зимы. Я любил смотреть, как бабушка распускала на ленточки всякое старье, потом навивала на веретено тугие клубки, которые так весело гонял по горницам разбойный котенок. А затем бабушка укладывала клубки в фартук и садилась у окна с большим деревянным крючком в руках. Крючок этот я сам ей вырезал и долго полировал осколком стекла. И бесконечно струился пестрый толстый шнур, прибавляя рядки в новый половик — теплый, упругий, нарядный.

В доме стойко держался горький запах череды и полыни, бабушка вязала в пучки луговое разнотравье, пальцы ее расправляли цветы и стебли, и журчала, переливалась ее скороговорка. Про одолень-траву, что горит белыми звездами на глади русальих затонов, про цветок «сто ключей», про мужик-корень, про кудрявую сарану, что выросла из простреленного сердца казака…

— Ты колдунья, ба?

— А нет, дитя. Где ж тут колдовство? Травы мы с тобой сами собирали, белену и дурман обминули, да и то сказать — никакого колдовства в белене и дурмане нету, просто ядовитое зелье. А время для сбора известное - от Андрея Наливы до Ивана Купалы. А ты помнишь ли, как зимою на санках в прорубь влетел? Только и спасла тебя, что травами. Липовым цветом да бузиною, крапивою, мать-и-мачехой…

Но дикая красота вороха цветов на столе заставляет меня желать чего-то необыкновенного, и я спрашиваю у бабушки:

— А бывают колдуньи, ба?

— Не видала, дитя. Вот в кино разве. Была такая картина про ведьму одну. Ой, баска девка…

— «Зелена вина да дурного глаза»… Что это, ба?