«Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая тропа войны. Небесные киты Измаила»

— Конечно же, я был не в силах разузнать много, потому что к нам, торговцам, там относятся с глубоким подозрением, и мы не смеем выходить за пределы порта и торговой площади. Эсториане поклоняются женскому божеству — не правда ли, нелепо? — и едят рыбу. Они ненавидят нас, тропатианцев, потому, что мы почитаем Заксропатра, Мужчину над Мужчинами, и потому, что они зависят от нас — ведь это мы поставляем им рыбу. Но они не умеют держать рот на замке. Они все время болтают обо всем на свете, особенно если их немного подпоить.

Грин с облегчением перевел дыхание. Как хорошо, что он никогда не говорил этим людям, откуда он на самом деле! Все, что им было о нем известно, — что он один из рабов, привезенных из отдаленной северной страны.

Миран откашлялся, поправил свой фиолетовый тюрбан и желтое одеяние, задумчиво потрогал золотое кольцо, висевшее у него в носу, и произнес:

— Обратный путь из Эстории занял у меня около месяца, и это можно считать неплохим результатом, хотя я всем известен своей удачливостью — хотя я предпочитаю называть это мастерством, соединенным с удачей, которую боги посылают своим ревностным почитателям. Я не хвастаюсь, о боги, я только воздаю вам должное, потому что вы улыбаетесь, глядя на мои рискованные предприятия, и вам нравится запах моих многочисленных жертвоприношений в вашу честь!

Грин опустил веки, чтобы скрыть отвращение, которым, как он чувствовал, сверкали его глаза. Тут же он увидел, как Зуни нетерпеливо постукивает туфелькой по полу. Алан мысленно застонал, поскольку знал, что герцогиня постарается перевести разговор на какую-нибудь более интересующую ее тему — например на ее наряд, на ее прекрасный вкус и/или цвет лица. И с этим ничего невозможно поделать, поскольку обычай гласит, что во время завтрака тему беседы определяет хозяйка дома. Если бы это был обед! Тогда мужчины хотя бы теоретически имели неоспоримое право вести беседу по своему усмотрению.