«Когда изобрели храбрость»

Илья Янитов Когда изобрели храбрость

Притча

Жил-был Царь. И хотя была его страна богата, он все время воевал с соседями. «Никто не знает, что они замышляют против меня, — твердил он. Говорят они на языках, которые и понять невозможно, а что уж думают…»

Царь был искусным полководцем и завоевывал государство за государством. Но чем больше стран он покорял; тем больше у него становилось соседей и тем чаще ему приходилось воевать.

Однажды в страну приехал Мудрец. Слава о его знаниях и творениях бежала перед ним, как волна перед носом быстро плывущей галеры. Когда Царь узнал о приезде Мудреца, он призвал его к себе.

— Я знаю, — промолвил Царь после слов приветствия, — что ученые подобны библиотекам; они рассказывают нам о накопленной другими мудрости. В чем же твои ученость?

— О Царь, — ответил Мудрец, — есть в твоих словах истина, но ведь кто-то должен и приумножать знание. Я стараюсь быть, а если поможет мне всевышний, то и буду в их числе.

— Тогда поведай мне, — сказал Царь, — что нового смогли узнать мудрецы о нашем мире. Только говори кратко и понятно.

— Слушаю и повинуюсь, — ответил Мудрец, ибо знал, как надо говорить с царями. — Самое удивительное это то, что наша Земля — крутящийся шар, который в течение года замыкает круг своего движения вокруг Солнца…

— Как же так — шар? Ты говоришь несообразные вещи, — рассердился Царь. — Ведь тогда те, кто окажутся внизу и сбоку, должны упасть. Да и сама Земля без опоры свалится в черную бездну ушедшего времени. Вот и в священной книге сказано…

— Извини меня, Царь, но ты просил говорить кратко, лишь одну истину, без доказательств.

— Хорошо, — ответствовал Царь после раздумья, — я тебе поверю. Но если Земля — шар, то, завоевывая земли соседей, я окажусь через некоторое время царем всей Земли. И не станет мне равных. А подвиг мой, когда я стану властелином мира, в будущем сумеют только повторить. Хотя постой, как же мои солдаты пройдут по бокам Земли и ее низу?

— О Царь, нет на Земле верха и низа. Позволь, я тебе изъясню…

— Не надо. Я тебе верю, — и Царь надолго задумался.

— Я знаю, — в конце концов сказал владыка, — мне предназначено стать царем всей Земли. Нет на земле полководца искуснее меня. Оружия у нас вдоволь. Мои мастера построят достаточно кораблей. Но вижу, что не хватит солдат. Если только каждый из них своей храбростью окажется достойным моего таланта, только тогда я смогу выполнить предначертанное. Можешь ли ты, Мудрец, изобрести средство, чтобы мои солдаты никого и ничего, не боялись?

— Слушаю и повинуюсь, о Царь, — ответил Мудрец.

С того дня он не говорил ни с кем и только передавал своим помощникам записки с приказами достать то, сделать это, поступить так. И не было отказа в просимом: так повелел Царь. Помощники приносили ему и горный воздух, которым дышат только орлы, и молоко матерей храброго племени Ут, никогда и никому не покорявшегося, и яйца крохотной пичужки Сель-Сель, не знающей страха при защите своих птенцов…

Долго делается лекарство храбрости… Но все же настал день, когда Мудрец пришел к Царю и сказал:

— Прикажи найти среди осужденных на казнь человека столь робкого, что принял он чужую вину.

И Царь повелел.

Узник шел, опустив голову, согнувшись, шаркая ногами, руки его болтались, словно засохшая виноградная лоза под зимним ветром.

— Снять оковы! — приказал Царь.

Заключенный смотрел невидящим взглядом на падающие кандалы.

— В чем твоя вина? — спросил Царь.

— Перед тобой царь царей, — засуетились тюремщики, — отвечай!

— Говорят, я убил купца…

— А кто его на самом деле убил? — спросил Царь.

— Говорят, что я.

— Но ты сам-то не убивал? Докажи это!

— Мне ничего не доказать, Царь. Судьи меня осудили.

— Дай ему твое средство, — приказал Царь Мудрецу.

Заключенный отпил из протянутой ему чаши и опять опустил голову…

— Не очень-то он расхрабрился, — сказал Царь.

— Не торопи, Царь, подожди, — ответил Мудрец.

Осанка заключенного начала меняться: плечи распрямились, спина разогнулась, одну ногу он выставил вперед, руки заложил за спину и, откинув голову назад, дерзко посмотрел на Царя.

— Царь не должен допускать несправедливости, — вдруг сказал заключенный. — Отпусти меня.

— Разве ты не виновен? — спросил Царь.

— Сын судьи убил купца, а свалили на меня. Сказали, что если я начну спорить, то будут пытать меня большой пыткой, а потом все равно убьют.

— О Царь, не верь этому каторжанину, ему уже нечего терять, вот он и клевещет на почтенных людей! — закричал главный судья.

Заключенный резко повернулся к одному стражнику, вырвал у него меч, и бросившись к другому, разрубил его чуть ли не пополам.

— Пощади, виновен я, но… — только и успел вскрикнуть судья, перед тем как меч снес ему голову.

Дворцовая стража кинулась на заключенного, но он прорубил среди них страшный коридор шириною в два меча и прорвался к перилам террасы, нависающей над обрывом. Облитый кровью, своей и чужой, освещенный солнцем, он казался закутанным в яркий плащ.

— Жизнь меня покидает, — крикнул заключенный, — но не вам, шакалам, меня казнить.

И, как орел, взлетающий со скалы, раскинул руки и бросился в пропасть.

— Жаль, — сказал Царь, когда оставило его изумление, — жаль. Я бы его помиловал. Спасибо тебе, Мудрец. У меня сто тысяч воинов — напои их всех своим напитком.

…Сверху, из дворца, равнина казалась ухоженным огородом: прямоугольники и квадраты пехоты, легкой и тяжелой кавалерии, всадников на верблюдах… Военачальники прочли своим солдатам царский приказ совершить небывалый подвиг — завоевать во имя Царя всю Землю. От дружного крика захрапели, приседая и кося бешеными глазами, испуганные кони, закричали тревожно верблюды и, казалось, дрогнули городские стены. Потом священнослужители благословили именем аллаха великий поход и пообещали небесные радости тем, кто не доживет до земного торжества. Вдоль рядов двинулись солдаты, несущие огромные котлы с напитком Мудреца, и каждый солдат выпил свою чашу.

Пришпоривая коней, к войскам скакали Царь и его свита. Запели грубы, забили барабаны, призывая к походу, раздались крики команды… Но что-то дрогнуло в строе. Он уже не казался ухоженным огородом, а скорее напоминал луг в горах. Одноцветье ухоженных грядок сменилось буйным беспорядком красок: кавалерия и пехота, всадники на верблюдах и осадные орудия — все перемешалось. В разные стороны стали вытекать, словно ручейки, движущиеся без строя, люди, только что бывшие солдатами. Что-то кричали офицеры, командовали генералы, но их никто не слушал. Все заглушил общий призыв: «Домой! Домой!»

— Да земля и так наша, — говорили солдаты. — А если Царю чего мало, пусть и завоевывает себе что пожелает. Только нас пусть не трогает.

Офицеры и генералы, пытавшиеся силой вернуть солдат в строй, были убиты.

— Да не боюсь я твоего аллаха! — крикнул молодой солдат священнослужителю. — И Царя не боюсь! Ничего мне не страшно!

…Мудрец с учениками погоняли коней, стараясь отъехать подальше от города.

— Конечно, Царю сейчас не до нас, — сказал Мудрец. — Но кто знает, как ведут себя цари и полководцы, когда солдаты оказываются храбрее их…

— Выходит ты, Учитель, предвидел, к чему приведет лекарство храбрости, — заметил один из учеников.

— Ученый должен знать не только что и как делать, но и зачем, произнес Мудрец.

— Выходит, Учитель, Царю были нужны не самые храбрые, а самые трусливые солдаты? — задал вопрос другой ученик.

— Я подумаю об этом, — ответил Мудрец.

— А как долго держится действие лекарства?

— Не знаю, но думаю — всю жизнь, — сказал Мудрец.